В танце жизни

Глава 16 НЕ ПАСТЬ ДУХОМ

Легко сказать — «ты справишься». А я даже переночевать в нашей с Сергонэлем спальне не смогла. Все здесь напоминало о нем. Плотно закрыв в нее дверь, я перебралась в другую комнату. Да и весь дом казался тихим, пустым, холодным и чужим. Заставить себя поесть я не нашла в себе сил и, как безвольная тряпка, неподвижно пролежала в кровати всю ночь, находясь в какой-то бездумной, безразличной дреме, между сном и бодрствованием.

А утром следующего дня, с большим трудом меня заставили подняться, одеться и отправиться в контору, только мысли о том, что если я не проявлю активной заинтересованности и не начну действовать, то в выходной день целый город может оказаться лишен привычного развлечения.

Александрэль, как всегда, оказался прав. В конторе был полный завал нерешенных проблем, неподписанных договоров, неучтенных денег, неутвержденных списков наездников и их ящеров, полная растерянность со стороны работников конторы, непонимающих, что же теперь делать и кто будет отвечать за работу Тотализатора.

Мое появление было встречено вначале сочувствующей тишиной. А потом, одобрительным гулом толпы народа заполнявшего всю дворовую территорию конторы, которому до сих пор никто не дал вразумительного ответа на вопросы — будут ли в ближайшие выходные проводиться Бега? В каком составе? Принимаются ли ставки на Тотализатор?

А где же Протасэль? — мелькнула у меня мысль, — ведь он же совладелец! Но думать об этом было некогда. Ситуация требовала от меня полного погружения в возникшие проблемы и быстрого принятия решений. В процессе работы, как-то незаметно, ко мне вернулся голос. Я заверила всех, что Бега будут проходить, и Тотализатор будет работать, как и раньше, тем самым немного успокоив толпу игроков и работников конторы.

В привычной рабочей обстановке — множества лиц, шума, гама, суеты, разговоров, вопросов и ответов, решения насущных проблем, в моей голове как-то отодвинулись на периферию сознания мысли и чувства, связанные с моей личной трагедией. Я даже не заметила, как наступил глубокий вечер.

Все самые срочные вопросы удалось разрешить, кроме одного. Пропала личная магическая печать Сергонэля, и подлинность билетов Тотализатора я подтверждала своей. Но без печати Сергонэля мне не доступны его вклады в гномьем банке. А таких вкладов у него было два.

Один вклад — личный. Чтобы снять с него деньги, нужны и магическая печать, и капля крови вкладчика. Если, как случилось сейчас, владелец вклада ушел за грань, и его крови больше не существует, то забрать деньги может наследник по закону или тот, кто указан в завещании, доказав свое право на наследство и предъявив личную магическую печать умершего, но не раньше, чем через год после смерти вкладчика.

Второй, банковский счет, был рабочим. На нем аккумулировались деньги Тотализатора, из которых выплачивались налоги, Призовые победителям, заработная плата работникам конторы. Оперировать этими деньгами можно было и без капли крови владельца вклада, достаточно только предъявить личную печать. Что, кстати, я неоднократно проделывала, по поручению Сергонэля. В таких случаях, он снимал со своей шеи шнурок, на котором висела его печать, и временно передавал ее мне.

Но в личных вещах Сергонэля, отданных охотниками Александрэлю, печати не было. И в рабочем сейфе ее не оказалось. Оставалась слабая надежда отыскать печать где-то в нашем доме. Ведь не мог же Сергонэль потерять ее на охоте? Она часто служит идентификатором личности, и все мы ее тщательно оберегаем.

Когда на небе уже зажглись яркие звезды, еле держась на ногах от усталости, я, уходя из конторы последней, закрыла за собой дверь, активировав заклинание магической защиты. Мысленно отходя от рабочей горячки, наклонилась, чтобы пристегнуть бегунки и замерла в этой нелепой позе, вдруг вспомнив, что надо поспешить домой, накормить наших с Сергонэлем ездовых ящеров. Кто же, интересно, этим занимался все прошедшие дни? И как я могла совсем выпасть из жизни, ни разу об этом не вспомнив? Но обдумать эти вопросы не успела. Рядом со мной, в поле моего зрения, появились мужские сапоги. Подняла голову и встретилась взглядом с Протасэлем.

— Здравствуй, Ариэль. Прими мои соболезнования, — тихо, с сочувствием в голосе, произнес он. И осторожно прикасаясь ко мне, но давая почувствовать силу своих рук, поддерживая, помог мне распрямиться. И я остро ощутила, как же мне не хватает сейчас чувствовать рядом крепкую мужскую поддержку.

Я молча кивнула в ответ, пытаясь избавиться от некрасивой и стыдной мысли о том, что, вот, Протасэль-то жив, здоров, а Сергонэля нет, почему не наоборот?

— Я пришел предложить тебе свою помощь. Ты сегодня наверняка убедилась, что тебе одной не справиться ни с сугубо мужской работой Тотализатора, ни с воспитанием сына, ни с одинокой жизнью.

— Я справлюсь, — односложно ответила я, не желая и не имея сил вступать с ним в долгие разговоры, и, уж тем более, принимать от него какую-либо помощь.

— Это не под силу ни одной женщине, — не допуская возражений, категорично возразил он. — Взять, к примеру, сегодняшний день. Ты весь день провела в конторе и, возможно, худо-бедно сумела навести хоть какой-то порядок. Но сама, при этом, весь день не пила и не ела. Верно? Вон, уже побледнела, похудела, осунулась. Долго ли ты так выдержишь, прежде чем свалишься от истощения? А твой ребенок, вообще, не видел тебя сегодня целый день. Если ты и дальше продолжись так себя вести, он вскоре забудет, как ты выглядишь. Какая же ты мать, если бросила его на чужие руки?

— Что ты от меня хочешь? — устало спросила я, чувствуя, как снова возвращаются, засевшие в груди, чувства тоски и вины.

— Вначале, накормить. Снимай свои бегунки и садись в мой фаэтон. Поедем в какой-нибудь ресторан, пока они все не закрылись, поужинаем. — То ли почувствовав, недаром же он Ментальный маг, то ли просто заметив в моем лице, протест, он тут же добавил: — Заодно, обсудим деловые вопросы. Ведь я же совладелец Тотализатора и не могу остаться в стороне от того, что здесь происходит. Видимо, настало время объединить весь Тотализатор города под единым руководством.

— Ладно, — обреченно согласилась я, понимая, что на такой разговор он имеет полное право.

Усевшись в ресторане за двухместный столик и сделав заказ, я через силу заставила себя вновь настроиться на рабочую волну и сразу же перешла к делу:

— Ты как-то хочешь изменить сложившееся фактическое и правовое разграничение владения Тотализатором? Или изменить в свою пользу процент прибыли? На каком основании? Или хочешь выкупить у меня весь Тотализатор и стать единственным владельцем?

— О делах чуть позже, — остановил он меня. — Ешь. И ответь мне на вопрос. Все эти дни, я наблюдал за тобой со стороны, и вижу, как ты болезненно переживаешь смерть Сергонэля. Почему? Я обладаю Ментальным Даром, меня трудно обмануть, и я знаю, что ты его не любила. С твоей стороны этот брак был расчетом. Ты получила деньги, ребенка, секс. И сейчас лишилась лишь последнего. Но это легко поправимая потеря. Вокруг много мужчин, готовых тебе в этом помочь.

— Протасэль, не хочу обсуждать это с тобой. Ты все равно не поймешь. Давай лучше, и правда, поедим, — ответила я, заметив, что сегодня, впервые за последние десять дней, я чувствую запах и вкус пищи и даже, вроде бы, хочу есть.

— Давай, — взяв в руки столовые приборы, согласился он и, действительно, замолчал.

Когда мы в напряженном молчании закончили ужин, время уже было слишком позднее, и в зале ресторана не осталось ни одного посетителя.

— Неудобно задерживать хозяина, лишая его законного сна, — сказал Протасэль, обводя взглядом пустое помещение, неярко освещенное живыми светлячками. — Придется тебе пригласить меня на бокал вина, чтобы мы могли поговорить о деле.

Это предложение мне не понравилось. Но представив себе, что, иначе, мне завтра вновь придется встречаться с ним, я, соглашаясь, обреченно кивнула.

Подъехав к моему дому, я сняла защитное заклинание и, не слезая с фаэтона Протасэля, с помощью стихии Воздуха распахнула въездные ворота в сад.

Соскочив с фаэтона, сказала:

— Пожалуйста, подожди меня минуту, я только сбегаю дам корм ящерам, — и, не дожидаясь ответа, побежала к загону. Там я обнаружила, что поилка почти полна воды, и кормушка наполовину заполнена травянистоовощной смесью. Значит, Александрэль позаботился. Больше никто не может снять наш с Сергонэлем магический запирающий контур вокруг сада.

Вернувшись к Протасэлю, провела его в дом и в комнате отдыха предложила сесть на диван. Подвинула к нему сервировочный столик, на который поставила бутылку ягодного вина и два бокала. Села в кресло напротив и поторопила:

— Я слушаю тебя.

— Подожди, — засмеялся он, разливая вино по бокалам, — какая ты нетерпеливая. Дай хоть глоток вина выпить. И объясни, почему ты ко мне так настороженно относишься.

— Потому, что мне не нравятся мужчины, не слышащие от женщины слово «нет». И потому, что мне не нравится, что ты, имея жену и трех детей от нее, склоняешь к близости жену своего друга.

— Ну, тогда ответь, а как с твоей точки зрения надо поступить, если в свое время выбор жены оказался ошибкой. Что делать, если эта женщина давно вызывает не желание, а раздражение, но ты живешь с ней ради детей. И как быть, если именно жена друга, как раз и стала той единственной, что вызывает глубокие чувства и желание обладать ею. Слышала поговорку — «сердцу не прикажешь»? Что ж мне теперь, вырвать из груди свое сердце?

Прозвучало все это очень убедительно. Я примерила этот рассказ на себя. Вспомнила, как больно и трудно избавлялась от своей любви к Кирсатэлю, как до сих пор вспоминая о нем, замирает мое сердце. Но все же, я как-то сумела с этим справиться.

— Не надо вырывать сердце, — ответила я. — Надо запереть его на крепкий замок. По себе знаю, как это трудно, но все-таки возможно.

Протасэль, поставив свой бокал, поднялся с дивана, шагнул ко мне, присел передо мной на корточки и очень осторожно взял мои ладони в свои. Заглянул мне в глаза и сказал:

— Не знаю, что ты имеешь в виду, говоря о своем запертом сердце, но мне свое закрыть не удалось, — нежно поглаживая мои пальцы, сказал он.

А я почувствовала, как его осторожная, нехитрая ласка снимает мое внутренне напряжение, расслабляет одеревеневшие мышцы, вызывает желание скорее оказаться в постели и наконец уснуть, забыв обо всем случившемся. А заодно, избавиться от вдруг накатившей, несильной, но навязчивой, головной боли. Я опустила плечи, как будто из меня вынули стержень и тихо попросила:

— Протасэль, пожалуйста, давай поговорим о делах завтра. Я очень устала и хочу спать.

— Хорошо, — сразу согласился он, чем вызвал у меня чувство облегчения и признательности. Поднимаясь, он подхватил меня на руки и понес к лестнице на второй этаж. — Я помогу тебе лечь в постель. Вижу, что тебя уже, от бессилия, ноги не держат.

Я хотела возразить, но сил не осталось даже на это, а усилившаяся головная боль не давала ни на чем сосредоточиться.

Протасэль открыл плечом плотно закрытую дверь в спальню. Зайдя в нее, бережно положил меня на кровать, тут же начав снимать с меня одежду, а я, закрыв глаза, стала проваливаться в сон. Но окончательно уйти из реальности мешали, такие ненужные мне сейчас, настойчивые прикосновения к моему телу, чужой запах и тихий, не доходящий до сознания, навязчивый шепот: — Потрогай меня... моя желанная упрямица... чувствуешь, как я хочу тебя... знал, что так будет... долго ждал... я лучше, намного лучше него... сейчас убедишься, и не пожалеешь... давай, сама, раздвинь для меня ножки...

Мне не хотелось шевелиться, а хотелось скорее избавиться, от не дающего уснуть наваждения. Я с трудом заставила себя приоткрыть глаза, чтобы понять, что же мне так мешает.

Сквозь ресницы я увидела, висящие на шнурке и покачивающиеся перед моими глазами, две личные магические печати. Две! Это было так неожиданно и неправильно, что заставило меня, из последних сил, преодолевая головную боль, сосредоточиться на увиденном. Одна из печатей была до боли знакомой. Это печать Сергонэля! От сделанного открытия я шире распахнула глаза, пытаясь понять, что происходит. Запрокинув голову, встретилась с внимательным, напряженным взглядом, нависающего надо мной голым торсом, Протасэля.

Ужас происходящего прокатился горячей, колючей волной по всему телу, заставив содрогнуться. Как могла, я напряглась и оттолкнула Протасэля руками, ногами и самопроизвольно активировавшейся стихией Воздуха.

Не ожидавший нападения, Протасэль слетел с кровати и оказался на полу, в дальнем углу комнаты. Но он тут же вскочил на ноги и, подхватив свою одежду, валявшуюся на полу, стал одеваться, при этом говоря:

— Ты напрасно так реагируешь. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, и хотел помочь. Дать возможность расслабиться, забыть обо всех проблемах, почувствовать, что жизнь продолжается и в ней много радостей и наслаждения.

Шокировано рассматривая его, я с возмущением отметила, что, как только прервался мой тактильный контакт с Протасэлем, ушла и навязчивая головная боль. Значит, я была под его ментальным воздействием! Как я могла не понять этого сразу?! Как он мог так подло поступить?! Как посмел нарушить закон, категорически запрещающий подобное вмешательство без личного согласия?!

— Пошел вон! — гневно крикнула я, в ответ на его слова, безуспешно борясь с жаром в груди, и уже с трудом удерживая искры Огня на концах пальцев рук.

Со словами:

— Не встречал более глупых и упрямых женщин, — он поспешно вышел из спальни. Вскоре, судя по донесшимся до меня звукам шуршания двигающегося ящера и шелеста колес фаэтона, он покинул территорию моего сада.

Это дало мне возможность немного успокоиться, прийти в себя и, взяв под контроль свой Дар, справиться со стихией Огня. Я обессилено откинулась на подушки. Некоторое время лежала потрясенная всем случившимся, без единой мысли в голове.

А потом, шквал вопросов и неясных ответов хлынул в мою голову. Почему у Протасэля печать Сергонэля? Он не вернул ее мне, надеясь максимально затруднить мою работу? И, в итоге, обанкротить и стать единственным владельцем Тотализатора? Или же, вынудить меня обратиться к нему за помощью? А взамен, потребовать сексуального подчинения? Хотя зачем ему это? Не привлекает жена, так найдутся другие согласные, кто за деньги, кто ради удовольствия. В его безумную любовь ко мне я не верю, с любимыми так не поступают. А может быть он решил просто украсть деньги Сергонэля, лежащие на рабочем банковском вкладе? Но зачем? Протасэль и сам, наверняка, очень богат.

Чем больше я думала о Протасэле, тем больше моя неприязнь к нему перерастала в отвращение и недоверие. И эти чувства перевели мои мысли в другую плоскость.

Я ведь, ни на минуту не поверила, что Сергонэль мог не заметить в лесу опасность, исходящую от Свирепого Аспида. А не могла ли эта смерть быть каким-то образом подстроена Протасэлем? При таком его безнравственном поведении, от него всего можно ожидать! Я уже даже могу допустить, что он мог переступить через главный моральный запрет эльфов — убийство себе подобного. Да и до сих пор не раскрытое покушение на Сергонэля, когда мы с ним летели на аэростате в Лангос, возможно дело рук Протасэля? Тогда опять-таки, рядом фигурировал он. Но как это можно было подстроить? Почему? Зачем? И он ли, на самом деле? Или это уже мои злые домыслы? На все эти вопросы убедительных ответов я не находила.

Ментальные маги, как никто другой, умеют защищать свое сознание, ставя щит, взломать который может только ментальный маг с более сильным Даром. Вот бы, преодолев ментальную защиту, покопаться в голове Протасэля, размечталась я. Жаль, что это невозможно. Пусть бы на собственной шкуре узнал, каково это, когда твое сознание и воля подчинены другому. Но, к сожалению, даже если я была бы абсолютно уверена, что в смерти Сергонэля повинен Протасэль, Совет Старейшин без убедительных доказательств не даст разрешение на его ментальное сканирование. Все знают, как опасна для окружающих Ментальная магия и, испокон веков, ее использование против воли того, к кому она применяется, жестко регламентируется. Любой эльф имеет право сохранять в неприкосновенности свое личное пространство, мысли, чувства и свободу воли.

Не только Совет Старейшин, но и Александрэль не пойдет на такой акт вандализма, как бы я его не уговаривала и какие бы аргументы не приводила. Ведь моей жизни ничего не угрожает Да и что я могу предъявить в качестве доказательств? Свою нелюбовь к Протасэлю? Свою интуицию? Личную печать Сергонэля? Так Протасэль ответит что сам хотел ее мне передать, но еще не успел. Сегодняшнее его ментальное воздействие на меня? Даже это не докажешь, он станет отрицать и будет, просто, его слово против моего. И скорее поверят ему, чем мне, объясняя это тем, что я нахожусь под воздействием горя от потери мужа.

Чем больше я думала обо всем этом, тем сильнее крепла во мне убежденность, что в смерти Сергонэля виновен Протасэль. Это вызывало негодование, злость, ненависть и мстительное желание докопаться до истины и жестоко наказать мерзкого негодяя. А понимание, что эти желания превышают мои возможности, заставляло чувствовать себя, как никогда, ужасающе беспомощной и очень-очень одинокой.

Ну как же мне убедиться или отвергнуть свои подозрения? И что я могу сделать, даже если появится эта уверенность в виновности Протасэля? Как отомстить мужчине, воину? А потом смой избежать сурового наказания со стороны Совета Старейшин? Ведь за убийство соотечественника, а именно этого я сейчас жаждала без зазрения совести, любого эльфа ждет суровая кара. Это или полное стирание памяти, или, если есть смягчающие вину обстоятельства, полное забвение со стороны окружающих, когда ты становишься отверженным изгоем до тех пор, пока искренне не раскаешься в содеянном.

Уже сбилась со счета, какую ночь подряд, я не смогла выспаться. Ворочаясь с боку на бок, я только под утро забылась тревожным сном. А утром с трудом заставила себя выбраться из постели.

Наклонилась, чтобы подобрать разбросанную по полу свою одежу, с отвращением вспомнила вчерашнее. Случайно встретилась со своими глазами в зеркале. Это заставило, распрямившись во весь рост, и внимательно посмотреть на себя раздетую.

По всему телу, тут и там были видны следы наглых, глубоких, жгучих, непрошенных, омерзительных поцелуев Протасэля. Благодаря регенерации, синяки уже поблекли, но их наличие, вынудило меня непроизвольно передернуться от отвращения и скривить лицо. Но не это больше всего поразило меня в моей внешности, а то, как я изменилась за эти одиннадцать дней, прошедших с момента смерти Сергонэля. Свойственные мне яркие краски потускнели. Исчез румянец, а кожа приобрела голубоватый оттенок. Глаза потеряли яркий блеск. Волосы безжизненно обвисли. Черты лица лишились детской округлости и заострились. Живот запал, а ключицы, тазовые кости, локти и колени стали некрасиво выпирать. Да-а-а... краше на погребальный костер кладут.

Жалкая, беспомощная, с безобразной внешностью. Я почувствовала отвращение к себе. Ничего удивительного, что ничто хорошее долго не задерживается около меня. Сначала, потеряла Кирсатэля. Теперь, Сергонэля. Кто следующий? Михас? Так он и так, практически, уже бросил меня. Янисорэль? Да и ему лучше с моими родителями, без меня. Я одна.

Натянув на себя, зажатую в руке, вчерашнюю тунику, чтобы скорее прикрыть этот ужас, я обессилено опустилась на пол, прижалась щекой к теплым, гладким доскам. Зарыла глаза, и с тупой безнадежностью решила, что лучше бы мне умереть. Пусть кто-то другой, более достойный, живет, решает проблемы, ищет истину, наказывает или прощает, любит, растит детей, приносит пользу...

Сколько я так пролежала, не знаю. Из этого ступора меня вывел больно ударивший по ушам и заставивший вздрогнуть всем телом, резкий звук сигнала посетителя.

Кого еще нелегкая принесла? Ну, зачем я кому-то понадобилась? Не хочу никого видеть. Вообще, ничего не хочу, только хочу уйти за грань. И я, крепче сомкнув веки, осталась лежать на полу. Нет меня. Пусть уходит, кто бы он ни был.

Заслышав торопливые шаги на лестнице, запоздало вспомнила, что вчера забыла наложить защитное запирающее заклинание, после ухода Протасэля. И в тот же момент почувствовала, как сильные руки подняли меня с пола, прижав к твердой мужской груди. Я, недовольно нахмурившись, открыла глаза. И вздрогнула от неожиданности. На меня внимательно, обеспокоенно, с состраданием, смотрел... Кирсатэль.

— Хорошая моя, Любимая, ты не одна, — хрипло произнес он. — Я помогу тебе.

Его слова прозвучали, как ответ на все мои тревожные, отчаянные мысли и горестные переживания. И такая его чуткость, как будто, прорвала плотину. Я вцепилась в него, обхватив руками за шею, уткнулась лицом в его плечо, и безудержные слезы полились из моих глаз.

Сотрясаясь всем телом от рыданий, захлебываясь слезами, скуля и подвывая, я наконец выплакивала свое горе, отчаяние, чувство вины, недовольство собой, бессилие, одиночество.

Кирсатэль стоял молча, только крепче прижимая меня к себе, давая мне выплакаться, делясь теплом и целительной магией.

Когда слез не осталось, и я, затихнув, обессилено расслабилась в его руках, он понес меня вниз, на кухню. Посадил в кресло и стремительно, бесшумно передвигаясь, начал доставать продукты из холодильного шкафа, что-то нарезая, что-то подогревая и накрывая на стол. Почему-то испытывая необъяснимое облегчение и радуясь его присутствию, я молча следила за ним глазами, и внимательно рассматривала.

Он очень изменился. Да, нелегка жизнь в Орочей Степи. Глядя на Кирсатэля, казалось, что прошло не четыре года, когда мы виделись в последний раз, а сто четыре. Черты его лица стали резче, видоизменив его потрясающую внешнюю красоту. Теперь, вместо прежнего желания любоваться, возникало опасливое ощущение его надменной уверенности в себе и холодной воли. Юношеская худоба сменилась мускулистой жилистостью. Кожа потеряла свою сияющую белизну и от зноя степи стала чуть смугловатой. Но в пронзительном, внимательном взгляде, регулярно бросаемом на меня, как прежде сквозило чуткое всепонимание, забота и нежность. Это был все тот же Кирсатэль, которого я знала, и в то же время — другой.

Он протянул мне бокал с фруктовым соком; со словами:

— Вначале, выпей это, а потом, будем кушать.

Я послушно взяла бокал и, выпив сок, задала мучивший меня все это время вопрос:

— Как ты здесь оказался?

— Ювизэль, приложив немало усилий, дал мне знать, что с тобой случилось. Степь я пересек на ящерах. Океанский пролив на плоту. А быстрее добраться от Дозора до Асмерона помог Михас, на аэростате. И сразу, с аэрополя, к тебе.

Замкнувшись в своем горе, я и не подозревала, что мои друзья так беспокоятся обо мне.

— Но почему они решили, что ты должен быть здесь? — удивилась я.

— А ты считаешь по-другому? — с беспокойством спросил он.

— Не знаю, — честно ответила я. — Наверное надо рассказать тебе все, что произошло и происходит, а ты сам решишь, можешь ли мне чем-то помочь.

— Я смогу помочь, — уверенно сказал он. — Но для этого, тебе действительно надо во всем мне довериться.

Я согласно кивнула. Да, мне надо довериться ему. Ведь больше-то и некому. Я это поняла прошедшей ночью. Никто не будет выслушивать мои подозрения, не имеющие доказательств, и, уж тем более, предпринимать какие-либо действия. А я не смогу спокойно жить, с таким грузом на сердце.

И я рассказала Кирсатэлю все. И про первое покушение. И про свое неверие в то, что Свирепый Аспид мог застать Сергонэля врасплох. И про навязчивый интерес ко мне Протасэля. И про его давнее желание стать единоличным владельцем Тотализатора. И про магическую печать Сергонэля, оказавшуюся на шее Протасэля. И про то, как я это вчера обнаружила. И даже, про свои личные переживания о чувстве вины перед Сергонэлем. И о своем мстительном, злом, кровожадном желании отомстить ненавистному Протасэлю, если он виновен в смерти Сергонэля.

Когда я закончила свой невеселый рассказ, мы долго молчали, не сводя друг с друга изучающих глаз. Невольно вспоминалось все, что нас когда-то связывало, и чувствовалось, как наши души вновь притягиваются.

Я первая, не выдержала молчания, и спросила:

— Ты думаешь, я все это себе напридумывала?

— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Но узнаю, — добавил с жесткой уверенностью.

— И что делать, если это правда? — не унималась я.

— Давай не будем забегать вперед, — разумно предложил он. — Вначале узнаем, эту правду.

Я согласно кивнула и беспомощно спросила:

— И что мне для этого нужно сделать?

— Тебе, ничего, — успокаивающим жестом накрыл он мою ладонь, лежавшую на столе, своей, даря целительное тепло и расслабление. — Твоя задача хорошо кушать и спать, чтобы восстановить силы. Они тебе понадобятся. Занимайся сыном и своей работой. Постарайся, при встрече с Протасэлем, никак не обнаружить перед ним то, что ты увидела у него печать Сергонэля. Посмотрим, как он себя поведет, вернет он ее или нет. И дай мне разрешение рассказать о твоих подозрениях Михасу, мне понадобится его помощь.

— Почему именно Михасу, а не Ювизэлю? — удивилась я.

— Михас орк. Он не так заморочен эльфийскими традициями, с нашими понятиями, что можно, а чего нельзя. А проблему, возможно, придется решать в обход правил, силовым путем.

— Ладно, — после недолгих раздумий, согласилась я. — Тогда мне надо собираться на работу, там очень сложная обстановка. А тебе надо домой, отдохнуть с дороги.

— Нет у меня дома, — грустно ответил он. — Я его давно продал. Ведь покупал-то я его для нас с тобой. Но он не принес мне ожидаемого счастья и я не смог в нем жить один. Так что, поживу в гостинице, — сказал он, поднимаясь из-за стола и убирая посуду.

Провожая Кирсатэля, я остановилась у калитки и, коснувшись его руки, с искренним чувством благодарности сказала:

— Спасибо тебе.

— Не за что. Я пока еще ничего не сделал.

— Ты приехал, — возразила я, испытывая необъяснимое облегчение от этого факта.

Он взял мою руку и, поцеловав ладонь, от чего приятное тепло пробежало по телу, сказал:

— Будь умницей, и ни во что не суйся. Знай, все будет хорошо. Веришь мне?

— Верю, — выдохнула я.

— Ну, вот и прекрасно. До встречи.

— До встречи. А когда она будет? — как маленькая, желая знать наперед, уточнила я.

— Пригасишь меня на ужин? — довольно улыбнулся он.

— Конечно, — обрадовалась я.