Почему-то именно тогда, когда на землю опускалась тихая благостная ночь с надеждой на живительный сон, происходило что-нибудь экстраординарное: то мой аппендикс взрывался отчаянной болью, то моя соседка по комнате в колледже ухитрялась проглотить дюжину таблеток кофеина.
В данном же конкретном случае я просто бесцельно бродила по дому, открывая шкафчики и комоды и перебирая постельное белье. И на этот раз я нашла еще одну записку — памятку тетушки Адели, которая сообщала: «Возможно, ты и не сочтешь этого парня красивым». Я сложила записку и сунула ее в карман купального халата.
Мне надо было столько всего обдумать, о стольком поразмыслить, и мысли эти были и ужасны, и восхитительны. Прежде всего я была убийцей. Но, с другой стороны, вполне возможно, что я встретила мужчину своей мечты. Однако это не отменяло того прискорбного факта, что я оказалась убийцей. И мужчина моей мечты мог уйти из моей жизни так же, как вошел в нее, покинув меня навсегда или обвинив в убийстве во время нашего следующего свидания.
Примерно около четырех часов утра на меня снизошло озарение. А почему, собственно, я не могу позвонить в полицейский участок и попросить к телефону Кристофера Куинна?
Если он не работает на полицию Саванны, я могу позвонить в Чикаго. Это все было столь очевидным, что просто странно, что я не подумала об этом раньше. И особенно привлекательным было то, что полицейские участки открыты двадцать четыре часа в сутки. Мне не надо было ждать до девяти и звонить туда с работы. Поэтому я без четверти пять утра позвонила в полицейский участок Саванны.
— Привет, — сказала я, попытавшись изменить голос.
Не спрашивайте меня, зачем я это сделала, но в тот момент мне казалось, что это совершенно необходимо.
— Офицер Куинн у вас?
Женщина на другом конце линии выразила удивление:
— Что вы имеете в виду? Вы намекаете на то, что он «со мной»?
— Нет, нет, совсем другое! — Все пошло не так, как я задумала. — Я просто хотела узнать, работает ли в вашем отделении офицер Кристофер Куинн?
О, наконец-то я выразилась предельно ясно.
— Возможно, вас устроит, если на ваши вопросы ответит какой-нибудь другой офицер?
— Нет, благодарю вас.
— Вы хотите сказать, что некто по имени Кристофер Куинн утверждает, что он офицер полиции?
— Ну, не совсем так, но я заметила полицейский значок в его бумажнике.
Наступило непродолжительное молчание.
— А значок указывает на его принадлежность к отделению полиции Саванны? И он представился вам офицером?
— Ну, не совсем так.
— Он утверждает, что он офицер полиции?
— Нет!
Я уже была готова добавить, что он отрекомендовался мне профессором колледжа, но передумала и решила не мутить и без того мутную воду.
— Иными словами, мисс Ловетт, вы видели некий блестящий предмет в его бумажнике?
— Ну, пожалуй, вы правы.
Но постойте! Женщина на другом конце провода назвала меня по имени! Значит, мой телефон прослушивается! Не стоит ли на улице возле моего дома полицейский фургон с фальшивой надписью на борту? Ну, скажем, что-нибудь вроде «Морим тараканов» или «Морим грызунов». Я осторожно скользнула к окну и раздвинула занавески. Улица была пуста. Я не заметила ни одного человека с переносным переговорным устройством. Только уличные фонари бросали свой свет на кусты и деревья.
— Вы меня еще слушаете, мисс Ловетт?
— Да.
Я все еще старалась изменить свой голос. Теперь я говорила много тише.
— Откуда вам известно мое имя?
— У нас есть определитель номеров, мисс Ловетт. Теперь такие определители есть везде. Засекает все звонки. Но вернемся к вашему вопросу о так называемом офицере полиции…
— Не важно. Мне пора. Всего доброго.
— В таком случае и вам всего хорошего, мисс Ловетт.
Я повесила трубку, чувствуя себя полной дурой. Все, что я делала, было ошибкой. В том числе и звонок в полицию. И, что хуже всего, теперь им было известно, что я, Николь Ловетт, звонила в отделение полиции Саванны и спрашивала о каком-то офицере Куинне.
А это означало, что я или сыщик, или расчетливая преступница, имя которой всплывет позже в связи с делом о преднамеренном убийстве.
От меня не ускользнул и еще один факт. На мой вопрос так и не ответили. Сейчас я обладала не большей информацией, чем до того, как разыграла свое драматическое представление.
Теперь было бессмысленно звонить в Чикаго.
В эту минуту мне все показалось довольно-таки бессмысленным.
Возможно, имя, которое он мне назвал — Кристофер Куинн, — не было его настоящим именем. Да и весь его облик теперь стал казаться мне мистификацией, начиная от приверженности к старым фильмам и кончая любимой дочерью и безвременно почившей женой.
Собираясь на работу, я все больше проникалась убеждением, что мужчина моей мечты существовал только в моей фантазии.
На телестудии царило лихорадочное оживление, но я не обратила на это особенного внимания. На меня вдруг навалилась тяжелая усталость, несмотря на то что я выпила четыре чашки кофе и съела несколько бисквитов. Сейчас я была одновременно и возбуждена, и отупела от бессонницы.
— Николь! — Мэри Клэр схватила меня за руку. — Тебя дожидается полицейский!
Неужели это был Кристофер? Я с трудом вздохнула.
— Он сказал, что ему надо?
Я провела рукой по волосам, пытаясь привести в порядок прическу. Так просто, на всякий случай.
— Он хочет поговорить с тобой о Марте Кокс. Мне он тоже задал несколько вопросов. Я сказала, что, кажется, ты ее недолюбливала и не захотела принимать участия в мемориальной службе.
— Благодарю, — пробормотала я, охваченная ужасом.
Но Мэри Клэр не восприняла моего сарказма. Он пропал зря.
Я выпрямилась, готовясь встретиться лицом к лицу с Кристофером Куинном. И тут увидела его.
— Мисс Ловетт! — Офицер оказался очень крупным мужчиной. — Я офицер Уильямс из полицейского управления города Саванны. Если я правильно понял, вы ведь были знакомы с мисс Мартой Кокс?
Теперь у меня оставались только две возможности. Я могла согласиться и признаться в своем преступлении или заупрямиться и выиграть время. Но правда заключалась в том, что раз мне все равно грозил арест, то я бы предпочла, чтобы меня арестовал Кристофер Куинн.
— Да, я с ней знакома, — ответила я, стараясь говорить как можно непринужденнее и беспечнее. К несчастью, несмотря на поглощенный мной кофе и бисквиты, я чувствовала себя не лучшим образом. Я сильно нервничала. И тут у меня задергалось нижнее левое веко.
К счастью, офицер Уильямс не заметил этого, будучи погруженным в другое занятие: он делал какие-то пометки в своем блокноте.
— Видели ли вы Марту Кокс после ее прибытия в город?
Забавная вещь происходит с вами, когда у вас начинает дергаться веко. Чем сильнее вы стараетесь заставить его перестать это делать, тем меньше оно вам повинуется.
— Да, по правде говоря, я ее видела. Она ко мне приходила.
— Приходила?
Он воззрился на меня, и выражение его лица изменилось. Из безразлично-вежливого, исполненного вялого профессионального интереса оно становилось все более удивленным по мере того, как он наблюдал за гимнастикой, которую проделывало мое непокорное веко.
Потом он вернулся к своему блокноту.
— Она ничего вам не говорила о своем намерении покинуть город?
— Нет, абсолютно ничего.
Мой глаз задергался с отчаянной силой.
— И какой характер носила ваша беседа?
— Ну, мы говорили о разном…
— Мисс Ловетт. — Он поднял на меня глаза, и в его голосе зазвучали суровые нотки: — Я женатый человек.
На мгновение я оторопела: он вообразил, что я с ним заигрываю и подмигиваю ему.
— Нет, нет!
Я попыталась придумать ответ, который отмел бы все его подозрения и в то же время не обидел его.
— Каким бы привлекательным я ни находила вас, дело в том, что…
— …женатые мужчины вызывают у вас отвращение?
— Нет! Это тик. Когда я нервничаю, у меня дергается глаз.
— Так вы нервничаете, мисс Ловетт?
— Конечно, нет! — ответила я с негодованием, несмотря на предательское подергивание глаза.
— Если вы вспомните что-нибудь, что могло бы помочь найти мисс Кокс, пожалуйста, свяжитесь с нами.
— Даю слово, — сказала я, против воли подмигнув.
Офицер Уильямс помолчал с минуту, будто раздумывал, может ли считаться уликой подергивание лицевых мышц, потом захлопнул свой блокнот. Когда он повернулся, собираясь уйти, у меня мелькнула мысль.
— Прошу прощения, офицер.
— Да?
— Вы знаете Кристофера Куинна?
— Кристофера Куинна? Того парня, что снимался в фильме «Грек Зорба»?
— Нет, там снимался Энтони Куинн, а я имею в виду реальное лицо, полицейского по имени Кристофер Куинн.
— Вы хотите сказать здесь, в Саванне?
Я утвердительно кивнула.
— И как он выглядит?
— Ну, у него темные волосы, он высокий, хорошо сложен, ярко-зеленые глаза. Не скажу, что он красив в привычном смысле слова.
На минуту офицер задумался:
— А вы полагаете, что ключ к этой истории в его руках?
Он смотрел на меня как-то странно, будто додумывал за меня мою собственную мысль.
— Нет. Боюсь, ничем не могу вам помочь. Но, если вы вдруг вспомните что-нибудь, что могло бы сослужить нам службу, позвоните мне.
— Не сомневайтесь!
Он улыбнулся и приложил два пальца к месту, где должна была помещаться шляпа, но шляпы он не носил. Потом он ушел.
Мне тоже хотелось порасспросить его о Марте, о том, что полиция думает по поводу ее исчезновения, и о том, где она, по их мнению, может находиться, но я опасалась вызвать подозрение. Ясно было только одно: когда Мэри Клэр упомянула мемориальную службу, полицейский не спешил отрицать общее мнение о том, что Марта Кокс мертва.
Возможно даже, они обнаружили ее тело и теперь пытались заставить предполагаемого убийцу выдать себя, усыпив его бдительность сообщением о ее исчезновении. Но правда заключалась еще и в том, что я сейчас думала о Марте не так, как прежде, а совсем по-иному, будто заново смотрела старый фильм и открывала в нем неизвестное ранее.
Оглядываясь назад, я теперь вспоминала случаи, когда Марта делала попытки подружиться со мной, но я всегда противилась этому и отталкивала ее. Например, был случай, когда набирали состав «актеров» для какого-то школьного спектакля, и Марта, улыбаясь, подошла ко мне и сказала что-то доброе о том, как хорошо я сыграла свою характерную роль, а я повернулась к своим подружкам и высмеяла ее. Не помню точно, что я сказала, но хорошо запомнила выражение ее лица, особенно глаз.
Были и другие случаи, но за эти годы они выветрились из моей памяти. Гораздо проще было считать Марту Кокс вечным врагом.
Таким образом я автоматически становилась жертвой и снимала с себя всякую ответственность.
Выбрав Марту Кокс козлом отпущения, я могла относиться к себе некритически. Я всегда имела возможность ткнуть пальцем в Марту и щедро пожалеть себя. Все это в известном смысле было очень удобно. Собственно, и с Джедом, моим женихом, история повторилась. Наши отношения так никогда и не зашли слишком далеко. Скорее это был вопрос инерции и привычки, а не чувств.
После окончания колледжа мы не потрудились расстаться, а когда, как нам казалось, пришло время пожениться, мы обручились. И я предалась мечтам о грандиозной свадьбе, которая вполне подошла бы телеведущей.
Я была так занята мыслями о свадьбе, что не задумывалась о браке как таковом.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что Джед в конце концов бросил меня. Неудивительно и то, что он не объяснил, почему это произошло, — я ведь не стала бы его слушать, и он знал это.
Не было ничего странного и в том, что он начал встречаться с Мартой, но ведь он встречался не с ней одной. И Марта, которой не было в городе, когда он меня оставил, порвала с ним, узнав, что мы были обручены. Возможно, что Джед по-настоящему ей нравился, возможно даже, что она начинала его любить, и все же Марта порвала с ним.
Я предпочла забыть об этом. Вместо того чтобы отнестись критически к себе самой, я предпочла считать виновницей крушения своего брака Марту, но на самом-то деле, когда Джед не явился в церковь, Марта была за сотни миль от этого места.
Да и теперь, когда она заглянула ко мне, я не дала ей шанса оправдаться. А если бы дала, она была бы, вероятно, сейчас жива.
Если бы я повела себя иначе, все обернулось бы совсем по-другому.
И тогда я приняла решение. Если Кристофер Куинн позвонит еще раз, я обо всем расскажу ему. А если он не появится и не позвонит в течение двух дней, я пойду в полицию и во всем признаюсь. Возможно, это решение пришло ко мне слишком поздно, но в конце концов оно пришло. Я была готова взять на себя ответственность за собственные поступки. Наконец-то!