Глава 8

По-видимому, Кристофер Куинн, кем бы он ни был, не знал правил. Его последними словами, обращенными ко мне при расставании, были: «Я позвоню». И поэтому когда он вдруг действительно позвонил мне в конце дня, я была как в тумане.

— Привет, — сказал он, и голос его звучал как-то напряженно. Что-то с его голосом было не так. — Знаю, что уже поздновато, но не согласитесь ли вы пообедать сегодня со мной?

«Ага! — подумала я. — Вот оно! Хватит ходить вокруг да около. Он готов обвинить подозреваемую, но надеется отлично пообедать до того, как отведет меня в наручниках в тюрьму».

Но я была готова к этому.

— Разумеется, я свободна, — ответила я, и это было правдой, потому что пока еще я и вправду была свободна.

— Потрясающе!

И снова в его тоне я различила нотки усталости, столь не вязавшиеся с его обычно бодрым голосом. Он предложил встретиться в известном французском бистро на Конгресс-стрит, и я согласилась.

До нашего свидания оставалось еще много времени. Поэтому после работы я отправилась домой и выпила большую чашку чаю.

Мне было о чем подумать, но не было смысла обдумывать каждую деталь. Моя жизнь должна была в корне и навсегда измениться.

Что делают другие люди, когда оказываются в подобной ситуации? Вместо того чтобы совершить какой-нибудь значительный поступок, я выпила вторую чашку чаю и уставилась на узор на кухонной скатерти.

Потом позвонили мои родители. Я была готова рассказать им все, но вдруг осознала, что облегчением это было бы только для меня. Пусть еще немного поживут в счастливом неведении, побудут в своем невинном счастливом мире. Скоро он разлетится вдребезги… Время настало. Я окинула свой дом последним взглядом, гадая о том, когда увижу его снова, если увижу вообще.

Но до ресторана я ехала на редкость спокойно. Это был мой выбор — встретиться с офицером Куинном, мое решение. Как бы я ни колебалась, я сумела побороть желание бежать без оглядки.

Как и в прошлый раз, Кристофер ждал меня в бистро и выглядел невероятно торжественным. В воздухе уже чувствовалась осенняя прохлада.

Он был в пиджаке, и волосы его слегка растрепались.

Внезапно я представила его в роли отца, любящего мужа и вдруг осознала, что вся его жизнь оказалась разбитой. Как ужасно, наверное, это было для него. Должно быть, ему приходилось иметь дело с бессмысленными смертями, начиная от смерти собственной жены и кончая Мартой. Он видел их слишком много, но, видимо, ему еще ни с кем не приходилось говорить об этом, ему не с кем было поделиться своей печалью.

Кристофер встал, как только я подошла к столику, и мы заняли свои места.

— Рад вас видеть, Николь.

Он положил руку поверх моей.

— Мне тоже приятно вас видеть. — «Несмотря на прискорбные обстоятельства», — добавила я про себя. Но я и в самом деле была рада его видеть.

— Надеюсь, ваш день был удачным.

Официант принес нам меню.

— Откровенно говоря, у меня бывали дни и получше.

Кристофер посмотрел на меня и отвел взгляд.

Значит, он знал, что ему предстоит сделать.

— Понимаю, — откликнулась я тихо.

— Понимаете?

Я кивнула:

— Это ведь совсем не то, чего вы ожидали, да?

Он смотрел прямо мне в лицо, и эти его выразительные глаза были совсем близко от моих.

— Нет, не совсем. Но я думал, это будет легче.

— И давно вы знаете?

Он пожал плечами:

— Да пожалуй, я знал все время.

— А я и не догадывалась. Я хочу сказать, не догадывалась, что вы знаете.

— Ну…

— И что, все дело упиралось во фруктовый кекс?

— Фруктовый кекс? — Кристофер положил меню на стол и уставился на меня. — Какая тут связь с фруктовым кексом?

Вернулся официант. Лицо его выражало почтительное ожидание. Бросив на нас один только взгляд, он поднял руку, давая понять, что готов ждать сколько угодно или что может вернуться к нам попозже.

— Фруктовый кекс? — повторил Кристофер.

— Ну, я имею в виду орудие убийства.

— Орудие убийства?

В уголках его губ я заметила зарождение улыбки.

— Моя дорогая Николь! О чем речь?

— О деле Марты Кокс. Я убила ее, позволив ей съесть кусок фруктового кекса тети Адели.

Вот оно — полное признание. Меня охватило чувство удивительной легкости. Самое худшее было позади. Я призналась в своем преступлении.

В течение нескольких минут рот Кристофера Куинна был растянут в улыбке. Потом он начал смеяться, сначала пытаясь подавить смех. Потом уже был не в силах совладать с хохотом.

Мне оставалось только молча таращить на него глаза. Впервые в жизни я видела офицера полиции, впавшего в истерику под влиянием нервного напряжения, в то время как подозреваемая хранила сверхъестественное спокойствие. Остальные посетители ресторана повернули к нам головы. На их лицах застыли неуверенные улыбки — они не знали, как реагировать на мужчину, впавшего в истерику и давящегося смехом, и женщину, с мрачным и торжественным лицом склонившуюся над раскрытой книжечкой меню.

Наконец его смех смолк, но он продолжал улыбаться и время от времени хмыкал.

— Благодарю вас, Николь, — сказал Кристофер. — Не могу выразить, как мне это было необходимо.

— Ну и отлично, — сказала я, потом отважилась сделать еще один шаг вперед. — Итак, когда вы намерены меня арестовать, офицер Куинн?

Улыбка его поблекла.

— Кто офицер Куинн?

— Вы.

— Откуда, черт возьми, у вас возникла подобная идея?

— Вы ведь полицейский? Я права?

— Повторяю свой вопрос: откуда, черт возьми, у вас возникла подобная идея?

— Ну, все указывало на это. Хотите, чтобы я объяснила? Он кивнул, и я приступила к рассказу:

— Вы появились неизвестно откуда как раз в тот вечер, когда исчезла Марта Кокс. Я увидела что-то блестящее в вашем бумажнике, и скорее всего это был ваш полицейский значок. Ваш интерес ко мне носил, несомненно, профессиональный характер. Вы ухитрились держать меня во взвешенном состоянии специально для того, чтобы я призналась вам. И я несколько раз проговаривалась. Вы даже нашли улики — остатки исчезнувшего фруктового кекса, пресловутую засахаренную вишню и крошки. Вы придумали «легенду прикрытия», нелепую историю о том, что вы якобы преподаватель колледжа. Право же, офицер Куинн, вы могли бы придумать что-нибудь похитрее и поискуснее, вместо того чтобы сообщать мне, что преподаете все понемногу. Хотите, чтобы я продолжала?

Его лицо было непроницаемо. Все, что я заметила, — это что его пресловутые ямочки куда-то пропали. Вернулся официант, бросил на нас вопросительный взгляд и снова тихонько удалился.

В течение нескольких минут Кристофер просто смотрел на меня, потом очень медленно опустил руку в карман. Я похолодела.

Неужели он достанет оружие? Возможно, все, что я сказала, содержало нечто оскорбительное для него, задевающее честь офицера полиции? Может быть, он собирался извлечь наручники? Может быть…

Он бросил на стол бумажник, и тот шлепнулся с резким звуком.

— Не хотите ли заглянуть внутрь?

— В этом нет необходимости, — ответила я деревянным голосом.

Откровенно говоря, я умирала от любопытства — что бы такое могло там быть? Официальный документ полицейского офицера и полицейский значок или еще какие-нибудь официальные бумажки, представляющие для меня захватывающий интерес и только и ждущие минуты, когда бы я могла с ними ознакомиться?

Но нет, я подавила любопытство и смотрела в сторону, стараясь не поддаться искушению.

— Пожалуйста! Я настаиваю.

Одним пальцем он подтолкнул бумажник поближе ко мне.

— Право же, это так глупо!

— Согласен. И все же будьте любезны взглянуть.

Было очевидно, что он не даст мне избежать искушения заглянуть в свой бумажник. И снова я оглядела зал ресторана, но, кажется, больше никто не смотрел на нас. Тогда я решилась дотронуться до его бумажника. Сначала робко. Он еще хранил тепло от соприкосновения с его телом.

— Ладно, — прошептала я.

Как зачитанная книга, привыкшая открываться на определенной странице, бумажник раскрылся от одного моего прикосновения.

И вот он, полицейский значок, блеснул, послав блик мне прямо в глаза. Я посмотрела на Кристофера, но он не сводил глаз с меня и бумажника.

— Прочтите вслух, что там написано, — сказал он тихо. Мне не хотелось отводить взгляда от его лица, потому что я знала, что как только я ознакомлюсь с содержимым его бумажника, как только содержащаяся в нем информация перестанет быть для меня тайной, притворяться станет невозможно. Это будет концом моей мечты о нормальной жизни с ним, а я только теперь осознала, как отчаянно хотела, чтобы эта мечта стала явью.

И все же я заглянула внутрь. Мне потребовалась всего секунда, чтобы сфокусировать зрение. Да, там, внутри, была звезда, сверкающая романтическим светом в этом маленьком темном бистро. Но что-то было не так. Я держала бумажник таким образом, что могла прочесть выпуклые буквы, отчеканенные на звезде: «Самый лучший на свете папа».

— Моя дочь подарила мне этот значок в прошлый День отцов. Этот подарок обязывает меня водить ее в парк утром по субботам, а также печь ей блинчики, а вовсе не распутывать преступления.

— Не понимаю, — промямлила я, не в силах справиться с величайшей неловкостью, которую когда-либо испытывала в жизни.

— Поглядите на документ позади этого значка, — предложил мне Кристофер.

Это была ламинированная карточка, не очень удачная, но и не самая плохая. Однако это был самый настоящий официальный документ с настоящей официальной печатью. «Колледж Ла Саль» — стояло там.

Дальше шли буквы помельче: «Кристофер Ф. Куинн, доктор философии».

— Что означает это Ф.? — задала я идиотский вопрос.

— Не скажу, — ответил он. — Замечу только, что я провел много времени в школьных дворах, защищая кулаками свою мужскую честь, и все из-за этого второго имени.

Меня охватило странное чувство, закружилась голова. Он не собирался арестовывать меня! Все, что я напридумывала за последние несколько дней, было чушью. Но в таком случае чем он занимался здесь?

И все-таки то, что я узнала о его личности, никоим образом не снимало с меня вины за убийство. Я была и осталась убийцей.

Кристофер заказал бутылку хорошего вина и попросил меня рассказать ему все о Марте Кокс. Я поведала ему всю историю в подробностях, начиная от нашей первой встречи и до момента, когда я осознала, что она ушла, предварительно съев кусок фруктового кекса тети Адели. Он слушал внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы. Наконец я закончила свое повествование, не притронувшись при этом к своему супу. Кристофер за это время съел весь хлеб из поданной нам корзиночки и попросил еще.

— Итак, теперь вам все известно, — сказала я наконец. — Вы знаете, что я трусливая убийца.

Я чувствовала облегчение оттого, что выложила ему все, что поделилась с ним давящей на меня тяжестью. Он молчал.

— Ну? — не выдержала я. — Пожалуйста, скажите же что-нибудь!

Кристофер собрал горкой хлебные крошки и теперь подталкивал эту горку то в одну, то в другую сторону.

— Майк Джигант, — проговорил он. Я стала судорожно вспоминать, знаю ли это имя. — Думаю, в первый раз я столкнулся с Майком Джигантом в шестом классе. Он связал вместе шнурки моих башмаков. Я встал, тотчас же упал и поклялся, что буду ненавидеть его до конца жизни.

— Ну и что же? Что было дальше?

— Я хранил эту клятву в течение четырех лет. Мы были членами одной футбольной команды, и у нас были общие друзья. И хотя бы раз в год мы умудрялись подраться. Но это не были смертельные драки. Так, пустяки, до первой крови или выбитого зуба. Позже, когда я был уже в старших классах, я оставил что-то в своем школьном шкафчике. Раздевалка была пуста, и я услышал, как кто-то плачет в душе. Я заглянул туда и нашел там Майка Джиганта. Он сидел полностью одетый, прислонившись спиной к кафельной стене, опустив голову на руки. Оказалось, что умерла его бабушка. Он хотел, чтобы я ушел, но я остался и сел с ним рядом. Мы почти не разговаривали. Потом пришло время мне идти домой, а он даже не поднял головы, когда я встал. Но на следующий день после занятий он дожидался меня. Я думал, что он на меня набросится. Поэтому снял свой ранец и приготовился драться.

— И что случилось?

— Ничего. Он поблагодарил меня и пошел домой. И мало-помалу мы стали друзьями. Но началось все с того, что мы перестали враждовать. Мы больше не дрались и не плевали друг в друга, если наши пути пересекались. Ну а дружба завязалась позднее и развивалась довольно медленно.

— Значит, первый шаг сделали вы.

— Ну, можно сказать и так. Но в некотором отношении и он пошел мне навстречу тогда, в душе. Он ведь мог оттолкнуть меня, но не сделал этого.

Я принялась наконец за свой давно остывший суп, думая о том, насколько по-другому могло все сложиться, если бы я поменьше копалась в своих чувствах.

— А вы и Майк все еще друзья?

Кристофер усмехнулся:

— Да. Собственно говоря, его младшая сестра была моей женой.

— О!

Я не знала, что бы такое сказать. Снова речь зашла о его жене. Его способность прощать привела его прямиком к счастью. Моя же неспособность примириться с обидами привела меня… Ну вы знаете к чему.

— Николь! — Кристофер подался вперед, ко мне, так близко, что его дыхание коснулось моих волос и слегка растрепало их. — Я готов побиться об заклад, что Марта Кокс жива, здорова и благоденствует.

— В таком случае где же она?

— Кто знает? Жизнь сложна. Вероятно, у нее были собственные причины исчезнуть. Но я скажу вам одну вещь. Едва ли ее исчезновение имеет отношение к фруктовому кексу.

— Вы действительно так считаете?

Кристофер кивнул:

— Ни минуты не сомневаюсь. И, если вы не возражаете, я готов помочь вам найти ее. Мне всегда хотелось быть сыщиком-любителем. К тому же я пересмотрел столько фильмов с Диком Пауэллом, что буду просто счастлив помочь вам.

— Правда? И с чего мы начнем?

— Ну, сначала мы закончим наш обед. Потом выпьем кофе. А дальше будем думать, почему только что нанятая на работу бывшая «Мисс Джорджия» пожелала исчезнуть и где она может обретаться. Как вам такой план?

— Отлично. Но ведь полиция уже несколько дней разыскивает Марту Кокс — и никаких результатов.

— Верно. Интересно знать, в полную ли силу они стараются? На этой неделе они не особенно напрягались. В газетах ее исчезновение тоже освещалось не очень широко. Полиция ведь и сейчас ведет расследование? Да? В то же время нет оснований считать, что идет нечистая игра. Марта Кокс исчезла, но едва ли это преступление, если исчезает взрослый человек в здравом уме и твердой памяти.

— Возможно.

В том, что говорил Кристофер, просматривался несомненный здравый смысл.

— Но давайте попробуем рассудить по-другому, — продолжал он. — Все свидетельствует о том, что едва ли она была отравлена. Если бы это было так, ее обнаружили бы в отеле. Верно? Или где-нибудь на обочине дороги рядом с ее машиной, и дыхание ее отдавало бы запахом фруктового кекса. А этого, как вы знаете, не случилось. Да и смертельно больные люди обычно не склонны упаковывать свои чемоданы и спокойно уезжать.

В первый раз за эти дни передо мной блеснул луч надежды. И тут мы подошли к лучшей части обсуждения нашей проблемы. Я положила ложку:

— А почему у вас выдался такой тяжелый день?

Кристофер поднял брови:

— Итак, мы возвращаемся к самому началу. Верно? Для меня этот день был ужасным не в том смысле, что пришлось заниматься ужасными вещами. Я не ходил вокруг да около, собираясь признаться в убийстве. Просто…

— Что?

— Я наконец осознал, что вряд ли смогу стать писателем-романистом. Я приехал сюда в надежде найти источник вдохновения. Но этого не случилось. И дело не в Саванне, а во мне самом.

— Но что вы хотели здесь найти? Какого рода вдохновение?

— Не знаю толком. Просто почему-то мне казалось, что здесь я найду нужный мне импульс.

— Но может быть, вы еще здесь что-нибудь и найдете, — возразила я и ободряюще коснулась его руки. Медленно и нежно он взял мою руку и погладил ее.

— Думаю, это уже произошло, — сказал он тихо.

И прежде чем я успела ответить, принесли наконец пышущее жаром второе блюдо. И в первый раз за эти несколько дней я почувствовала, что отчаянно голодна.

Мы больше не возвращались в тот день к вопросу о судьбе пропавшей бывшей «Мисс Джорджии». Да, впрочем, и ночью тоже.

Все происходило как в тумане. Все, что я запомнила, — это то, что мы пришли ко мне домой и долгие часы просидели рядом, и он обнимал меня за плечи. И это казалось мне правильным, естественным и нормальным.

Нам не хотелось изменить положения, перейти с дивана в другое место. Наши отношения естественно проходили одну фазу за другой, от нежного, похожего на прикосновения крыльев бабочки поцелуя до поцелуя крепкого, горячего и страстного. И во всем этом я черпала глубокий покой и утешение. Этот человек, с которым я была знакома так недавно, совсем не пугал меня.

Все было так, как я представляла себе это в мечтах.

Когда наступило утро, Кристофер наконец ушел, и ушел, как мне показалось, крайне неохотно. Прощаясь у двери, он снова поцеловал меня. Глаза его были еще затуманены, когда я спросила его:

— Так что же означает буква Ф, начальная буква вашего второго имени?

И он ответил не колеблясь:

— Финнеас.

И ушел. Я смотрела ему вслед с улыбкой на губах. На этот раз у меня не было сомнений. Я знала, что увижу его снова. Потом в голову мне пришла другая мысль. Финнеас?

Загрузка...