Вальс с медведем (СИ)

Часть 26

Танцы в Медвежьем углу полагались событием не самым масштабным и важным. Отчасти из-за того, что в тёплое время года они и так проводились регулярно, отчасти из-за интереса к ним сугубо со стороны молодёжи. Мужчины постарше отдавали предпочтение пивной, которую держал какой-то сметливый русал на берегу, — впрочем, некоторые туда наведывались едва ли не ежедневно, — женщины, замужние и с детьми, тоже прекрасно обходились без легкомысленных плясок и флирта с приглянувшимся парнем. На острове отмечали ряд праздников, как сельскохозяйственных, связанных со сменой сезонов и сопровождающих их работ, так и светских, имеющих собратьев на большой земле, и на многих из них случались танцы. Поэтому сами по себе регулярные танцы вниманием удостаивались весьма умеренно и не были для местных диковинкой.

Но то обычные танцы.

Танцы перед снисхождением туманов — дело другое.

К ним готовились загодя: девушки тщательно подбирали наряды и старались порадовать себя новыми лентами, парни доставали из дальнего угла парадные костюмы и даже мужчины старшего возраста вспоминали о существовании галстука. Собирались те, кто умел хорошо играть на том или ином музыкальном инструменте, зал в большом доме подметался и посыпался душистыми травами, с берега привозилось пиво в бочках и часть жителей приносили другие напитки и закуски.

Ещё танцы были неплохим поводом устроить банный день.

Оборотни Медвежьего угла, конечно же, мылись и делали это куда чаще, нежели предполагала Арнетти. Наравне с русалками купались в озере и ходили в общественные бани, расположенные там же, на берегу. А если озерные глубины становились слишком холодными для плаванья, и навестить бани по каким-то причинам не было ни желания, ни возможности, то всегда оставался старый добрый способ соблюдения личной гигиены в условиях дома.

Нагреть воды и налить в подходящую ёмкость.

В берлоге Бернардов оную роль выполняла большая жестяная лохань, невесть откуда вытащенная и транспортированная Бернаром в гостиную. Лохань заняла место перед разожжённым очагом и вскоре к ней присоединилась деревянная ширма, расписанная цветами. Установив ширму так, чтобы при входе в дом лохань не представала взору вошедшего, Бернар тактично удалился и Ринда принялась греть и носить воду. Арнетти помогала, Берилл крутилась под ногами, мешалась и шарахалась от исходящих паром кастрюль и кувшинов. Бегая взад-вперёд, Ринда рассказала, что в банях бывают женские дни, мужские и общие, когда можно всем, и сегодня как раз такой. Однако она, Ринда, в общие дни ходить в баню стесняется и побаивается. Не потому, будто опасается, что обидит кто или страшится лишний раз на обнажённого мужчину взглянуть, но потому, что ей-то известно наверняка, насколько она некрасива лицом и телом. Ринда твёрдо уверена, что парней такая простушка, как она, ни в жизнь не привлечёт, и, хотя ей очень-очень хочется обратить на себя внимание Да… одного парня из оборотней, в глубине души она знает, что затея эта обречена на провал.

Забравшись в лохань, Ринда продолжила болтать о собственной неидеальности, том самом парне, который на других-то девушек часто засматривается, а в ней только соседскую девчонку, почти что сестрёнку и видит, предстоящих танцах, лентах, брате, который по своей глупости всё пропустит, и леший разберёт о чём ещё. Сначала Арнетти слушала внимательно, затем вполуха, попутно размышляя о встрече героев на балу и не забывая одним глазом следить за когианой. Горячая вода Берилл не понравилась, и ящерка предпочла с безопасного расстояния наблюдать за непонятной суетой двуногих. Порой чудилось в пристальном её взгляде то же выражение, с каким Минчик следил за принятием хозяйкой ванны. Зачем ты, мол, залезла в эту противную «мокрую» воду?!

И ладно с Минчиком всё понятно, но ящерицы должны бы больше водным процедурам благоволить…

Наплескавшись всласть, Ринда вымыла себя куском зеленоватого душистого мыла, волосы — приятно пахнущей жидкостью из пузатого флакона, и ополоснулась, зачерпывая кувшином тёплую воду из таза, поставленного на придвинутую к лохани скамейку. Вылезла, завернулась в большое полотенце, заранее повешенное перед огнём, и, высунувшись из-за ширмы, предложила Арнетти принять эстафету.

Лезть в лохань, в которой даже невысокая Ринда могла лишь сидеть, подтянув колени к груди, хотелось несильно. Но последний нормальный душ был в Агатовой чайке, здесь же приходилось довольствоваться кувшинчиком, тазиком и обтираниями по старинке. Очевидно, что следующая приличная ванна будет там же, в княжеской резиденции и никак не раньше, однако ходить как есть до сего светлого момента удовольствие тоже маленькое.

И Арнетти согласилась.

Поставила греться новую порцию воды, помогла Ринде опорожнить и помыть лохань. Дождалась, когда без пяти минут средневековую ванну можно будет наполнить, разделась и со вздохом блаженства залезла в горячую воду.

Вот теперь взор Берилл стал точно как у Минчика.

Долго Арнетти не рассиживалась, помылась и на выход. Ополоснуться таким способом можно, но полноценно ванну принять не получится, всё не то и не так. Пока Арнетти под укоризненным взглядом когианы выбиралась и обтиралась, в дверь постучали.

— Ливия! — радостно воскликнула Ринда. — Арнетти, Ливия пришла с вашим платьем.

— Серьёзно? — завернувшись в большой отрез ткани, используемой вместо махровых полотенец, Арнетти высунулась из-за ширмы, оглядела переступившую порог лисицу, на сей раз одетую как положено и даже со шляпкой на собранных в пучок рыжих волосах. — Вы его действительно принесли?

— Конечно, — Ливия прошла к дивану и сгрузила на него нечто длинное, завёрнутое в тёмно-синюю ткань, коробку и несколько бумажных свёртков. — Помоги-ка мне, Ринда.

Арнетти нырнула обратно за ширму, попыталась промокнуть волосы краем полотенца.

— Только я сию минуту мерить ничего не буду. У меня волосы мокрые.

— Ничего-ничего, я подожду.

— Ой, Арнетти, а тут туфли всамделишные! — раздался восторженный глас Ринда.

— Хрустальные? — иронично предположила Арнетти.

— Нет, чёрные, кожаные. Помню, у мамы были шёлковые туфельки, очень красивые! Но она редко их надевала, потому что в таких и по дому-то не больно походишь, не то что по тропинкам. Зато как я любила их мерить! Правда, тайком и ноги обматывала, потому что тогда они мне велики были. А как мама ушла, так папа все её вещи собрал и в большой сундук сложил, а тот сундук оставил на чердаке и с той поры чердак запирать стал. Не на замок, просто задвижка, и мы с Беном можем в любой момент её открыть и подняться на чердак, если нам там потребуется что. Мы так и делаем… но тот сундук не трогаем.

— А на чердаке Дагги тебе бывать доводилось?

— Не-ет, как можно?! — возразила Ринда пылко.

— У Дагги спальня на чердаке, ты знаешь? — Арнетти вышла из-за ширмы, присмотрелась к принесённому Ливией.

— Все знают, — Ринда, вытянув шею, жадно наблюдала, как лисица разворачивает синюю ткань. — Он сам несколько лет назад на чердак перебрался, говорит, место ему нужно для… нужно.

— Да знаю я, для чего ему место нужно. И про делишки братца твоего тоже. Так что можешь больше не юлить.

— Знаете? — Ринда перевела на Арнетти взгляд, мигом ставший испуганным, что у загнанной в угол мыши.

— Знаю.

Ливия отбросила последний слой и взоры всех присутствующих, кроме ящеркиного, сосредоточились на платье.

Арнетти не знала, чего именно она ожидала от рыжей феи.

Но явно не того, что увидела.