Ваш выход, рыцарь Вешковская!

Глава 9

После обеда лес безнадежно накрыл собой дождь. Именно, накрыл, а не полился с небес или просто тихо пошел. Маленькие капли его вперемешку с туманом словно парили над темным от сырости двором. И даже стойкий восточный ветер, порывами своими, как мешалкой, принимающийся за разгон, все ж, не мог продуть окружившую нас серую беспросветную муть.

И в этой густой мути трудились сейчас мы с Ванном — восстанавливали огорожный плетень. Новые околыши из желтой, чисто обструганной сосны уже радовали в нескольких местах глаз. Еще с утра Варварой на прочность были испытаны все свежие горизонтальные прожилины. Теперь же осталось лишь оплести их ветвями орешника, добытого совсем рядом, по склонам соседнего Тихого оврага. Чем мы собственно, и занимались… Сосредоточенно.

— Агата, вы обет с утра дали? — часа через два, не выдержал такого «режима» Ванн.

— И какой, Святой отец?

— Обет молчания.

— А что это меняет-то? — хмыкнув, развернулась я к куче ветвей за спиной. — Не думать-то у меня пока не выходит. Вот и наслаждайтесь.

Мужчина в ответ уж больно усердно вздохнул:

— Да я уж… «насладился»… Что, совсем тяжело?

— С чего вдруг?

— Вы вопрос опять неправильно задали, Агата. Не «с чего?», а «от чего?».

— Вот тогда сами на него и отвечайте. Потому как на еще одно «подобие исповеди» вы меня больше не разведете, — и грозно воткнула ветку меж двух других.

— И в помыслах не было, — тут же уверили меня. — Однако вам бы в дом пойти — вы ведь мокрая совсем. Еще простуди…

— Нет!.. Не-ет, Ванн.

— Ага-та? — замер он через плетень от меня.

Ну, а что сразу «Агата» то? Да еще с глазами такими? Да! Не пойду. Мне и здесь хорошо. А вот там…

Там был «он». Все еще обездвиженный и велеречивый. И мне, после услышанного утром, мерещились теперь только два совершенно противоположных исхода: не выпускать его руку уже никогда в жизни (как поет мне мое оттаявшее сердце) или ни в жизнь не видеть его целиком (как трезвонит мой здравый смысл)… И каким же из этих двух «солистов» наслаждался два часа Ванн?

— Я вам здесь не помощник, Агата, к сожалению, — хмуро глянул он в свои сырые ладони и с чувством обтер их об штаны. — Здесь вам двоим никто не помощник.

— Да что вы? А вот ваши земные «коллеги по цеху» в таком случае обязательно изрекли бы что-нибудь, вроде: «Уж лучше смиряться духом с кроткими, нежели разделять добычу с гордыми»[14].

— А вот здесь, дочь моя, вы ошиблись с толкованием. Ибо Соломон под «кроткими» имел в виду бедняков, а под «гордыми» — богатых.

— Ага… И я не удивлюсь, если он сам вам о том втолковал… Но, все равно, что-нибудь, да изрекли бы.

Ванн улыбнулся:

— Например: «Любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла…»

— А еще: «все покрывает, всему верит, всего надеется и все… переносит»[15]… Уф-ф… А знаете, что?

— Что, Агата? — потер ладонью свой нос Ванн.

— Я пока здесь постою. А она пусть сама за меня и… — надула я щеки. — пусть и-и…

— Кто «она» то?

— А любовь. И прощает и не носится, где попало, и решает. А я пока здесь вот, — и тоже шерканула по носу рукой.

— Ну, тогда, хотя бы, мне помогайте. А то, что зря стоять-то? — с улыбкой покачал головой мужчина и бросил мне за спину взгляд. Я тут же обернулась, чтобы увидеть прыгающую к нам через лужицы Варвару:

— Агата!

— Чего тебе? Ботинок по дороге не потеряй!

— Ой, и верно, — мигом нагнувшись, дернула она за развязанный шнурок на правом. — Агата, там это…

— Что, «это»-то? — сурово сдвинула я брови. Варвара, наконец, допрыгала до нас:

— Там твой Ник очухался. Спал-спал и вот вам — с койки подорваться решил.

— Тысь моя майка.

— Угу! А сам же не видит ничтоже и мама меня за тобой, чтоб он голос знакомый, а то… — и, открыв рот, воззрилась на меня: догадайся сама, мол. Я — догадалась:

— Перебьет все от дисбаланса сознания, — и резко взяла старт от плетня. Луж я даже не заметила, впрочем, как и крыльца, сеней и дверей. Вот на их громкое захлопывание он и обернулся. А, может и на… — Чтоб меня…

Мужчина стоял посреди комнаты, расставив ноги. Одна — туго обмотана. Другая — босая. В зажатой руке — трясущийся мелкой дрожью табурет. А в мутных глазах — инстинкты ошалелого зверя. За миг до прыжка. Или броска. Ох, ты ж! Стэнка! Ее буквально втиснуло в узкую щель между печью и стеной. И вот в ее глазах… впрочем, я по Стэнке своими лишь мазнула.

— Кто здесь? — произнес глухим голосом «восставший». И еще подобрался. Я сглотнула слюну. Он — склонил голову набок.

— Ник, это я. Это я, Агата. Ты табурет сейчас…

— Ага-та? Ты…

И в следующий миг уже рванула к нему, чтоб едва успеть поддержать:

— Ник!.. Ну, чего ж ты? Ведь, еле жив. Зачем встал? Куда?

— Агата…Мы где с тобой? — рукой обхватил он меня. — Мы где? Они и тебя тоже? Ты — мокрая вся. И почему я…

— Ничего не видишь? Это пройдет. А мокрая, потому что на улице дождь, — задрала я к нему лицо, пытаясь поймать своим взглядом его. — Это пройдет, Ник. Обязательно. А мы с тобой — в безопасности. В Грязных землях, но, в безопасности. И тебе нужно сейчас…

— В безопасности? — в конце концов, замер он. — Агата, я ничего не помню. С того момента, как эти курвы влили в меня свою бодягу. Но, как у тебя… А где Ванн? — и сдвинул брови. — Он…

— Все нормально. Он тебя сюда и принес. А вытащила от «курв» здешняя хозяйка, Стэнка. Она и сейчас тебя выхаживает. А ты ее напугал своим…

— Агата, — выдохнул Ник. — Агата, — и ткнулся лбом мне в висок. — Я ничего не помню. Но, главное, что ты здесь, и мы все в безопасности. Как всё это было? Ты мне расскажешь.

— Ага. Расскажу, — пропыхтела я ему в шею. — Обязательно и в подробностях. А сейчас, давай ко назад, в постель… Стэнка, выходи из убежища. Всё, — и с трудом оторвала от стиснутых мужских пальцев табурет… — Вот так, потихоньку похромали обратно… Ник?

— Что, Агата?

— А ты совсем ничего не видишь?

— Ну, силуэты только, как сквозь мутную воду. Но, это…

— Пройдет. А… и не помнишь совсем ничего?

— Нет… А что?

— Уф-ф… Ничего. Всё. А теперь — ложись. И чтоб больше без разрешения женщин не пугал. Тут, кстати, и дети есть. Хоть они и «не ребёнки».

— Угу… Видать, многое я… не помню. Стэнка!

— Да, Ник? — отозвалась оная не ближе, чем от печи.

— Вы меня извините.

— Добро… Агата, ты его на спину не укладывай. Я ему сейчас мстить буду.

— Чем? — заинтересованно выдохнули мы с Ником.

Женщина возникла теперь целиком. С большой кружкой в вытянутой руке:

— А отваром своим. Би же вельмо смердив и гадан укус.

— Стэнка, он береднянский знает. Хотя, все равно б догадался.

Врачуемый лишь громко вздохнул…

Странно устроено наше сознание. Бежал — бежал. Гнался за кем-то или ускользал от погони, и вот, наконец, отдышался, затих. И сразу кажется, что вместе с тобой затихла, вдруг, сама жизнь. А устраивала она тебя такая, эта жизнь-беготня? Нет. Но, и без нее уже…

— Я себя нормально сейчас чувствую, — словил Ник Варварину ложку, маятником качающуюся перед самым своим носом.

— Ай! Отдай! — в ответ огласилась та.

— И вижу гораздо лучше, — трофей приземлился в аккурат в плошку бывшей хозяйки. Ник, после финишного «булька» удовлетворенно кивнул. — Так что…

— Полетишь, сшибая сосны.

— Хи-хи-хи.

— Это почему же? — уставились теперь на меня. И даже почти угадали.

— Да потому что, нога.

— А-а. Я, когда сижу, про нее забываю… Ну так, дело то — одной ночи.

— Ах, профессор: вы когда «опытным путем» без применения магии в последний раз вывих лечили?

— А кто такой, «профессор»?

— Варвара, погоди. Я ответа не слышу? — мужчина вместо него, вдруг, расплылся во всю физиономию:

— Ты когда раньше так меня называла, в подобных случаях, — отозвался, прокашлявшись. — Я тебе всегда отвечал: «Не дрейфьте, ассистент, на кураже пронесет»… Агата, ты и сама знаешь: нам отсюда пора уходить. Место здесь, как на тихом перекрестке — не одни, так другие нагрянут. И тогда… — замолчав, опустил он свою ложку в остывшие щи.

Ванн, сидящий за столом сбоку, оторвал от стены взгляд:

— Николас прав, Агата.

— А то я не знаю сама? — тут же вскинулась я. — Да только «правда» у него однобокая. Уходить надо, да. Но, у меня два вопроса: каким образом и куда?

— Каким образом и куда? — отодвинув плошку, скрестил руки на столе Ник. — Еще раз мне скажите про те…

— Верблюжьи горбы, — тяжко вздохнул Ванн.

— Угу… Агата?

— Вот только рот про это открой, — замерла я с куском хлеба у рта. Ванн недоуменно замер. Ник хмыкнул:

— Мне интересно… Как бы ты от него уходила после?

— Чээс Вэр-бюжьи горбы, — резонно прожевала я.

— Николас, так вы ведаете, где тот ориентир? — на всякий случай встрял между нами Ванн. Однако первой огласилась Стэнка:

— Восточная граница. Кхе-кхе… Мили четыре-пять отсюда. Там место есть одно в горах.

— На джингарской стороне? — уточнил у нее Ник.

— Да. У них. Оно на два горба издали смахивает. Или на крутые волны. И там, как раз под стену уходит русло Шурши, реки пересохшей.

— Значит, по нему и… ползут, — подвел итог Ник, а нам внес дополнения. — Стой стороны в дозоре джингарский Денвин…Коллеги.

— Значит, уходить будем через Джингар?

— Совершенно верно, Агата, — расправил он плечи. — Это был ответ на второй твой вопрос. Что же касается первого… Стэнка?

— Вопрос ваш? — задумчиво протянула та. — Кхе-кхе… Видеть будет уже завтра. Ходить?.. У меня есть из морозника мазь на козьем жиру. Натрем ей ногу и обвяжем — боль на время стихнет. И еще бы…

— Обезболивающее, на всякий случай и у меня есть, — покачала я головой. А что уж теперь? Раз копытом стучит. Хоть и единственным.

Обладатель же оного, удовлетворенно вздохнул:

— Вот и замечательно. Значит, завтра с утра снимаемся… Варвара, ты про «профессора» спрашивала?

Дитя, зевнув, наморщило нос:

— Так не интересно уже. Ты мне лучше старую сказку доскажи.

— Варвара, дочь, тебе спать пора, — взглянула на меня Стэнка. — Какие еще сказки?

— Да, и Нику тоже надо в постель. Он сегодня уже много языком наработал.

— Агата, погоди, — склонил голову на бок Ник. — Варвара, кто тебе сказки рассказывал?

Та, уже с рук матери, уточнила:

— Так ты ж. Утром еще, когда будто бы спал. Или бредил, как мама сказала.

— А-а, — хмыкнул Ник. — Я представляю.

— А то! Да, мама, погоди! Он же завтра уйдет, а я так и не узнаю конец.

— Конец чего, Варя? — развернулся на ее голос Ник.

— Простила ли тебя в твоей сказке Агата?

— Варвара! Уф-ф…

— Та-ак, — встал из-за стола «сказочник». — И что я еще…

— Про губы ее! — откинулась с другой стороны печных полатей занавеска. — Про волосы и про свою к ней любовь!

— Тысь… моя майка.

— Варвара, я тебе язык дегтем намажу.

— Агата?..

— Вот только ничего мне сейчас не…

— Агата, — сглотнув слюну, повторил Ник. — Нам надо… поговорить. Наедине…

— Просто сказал бы, что это был бред… Просто сказал бы.

И долго мне еще сие повторять? И надо ли мне вообще это?.. Дверь сеней под порывом ветра дернулась, громко щелкнув задвижкой. Ник, стоящий напротив меня, зябко передернул плечами:

— Это — не бред, Агата.

— Что?

— Это… не бред… Я не знаю, правильно ли поступил, что не настоял на таком разговоре раньше. Боялся тебя им… вспугнуть, — невесело хмыкнул он. — Как птицу счастья с ветки. Ты рядом и уже хорошо. А всего остального будто и не было.

— Да что ты? — качнулась я от него, и опустилась в аккурат на одну из ступенек чердачной лестницы. — Так уж и «не было»?

— Было, Агата… Было.

— Было, — закрыв глаза, повторила я. — Тогда, скажи: почему?

— Почему? — вскинул голову Ник. — Оправдываться я не буду. Хотя, и объяснить толком до сих пор не могу: как оно так…

— Это ты про физиологическую или психологическую составляющую? — подняла я на него глаза.

— Вот второе я как раз объяснить могу: я тогда был очень зол на тебя.

— За что?

— За твое неистребимое желание во всем и всегда быть на высоте. Это я сейчас уже понял, что вел себя глупо. Ты всегда повторяла: мы с тобою равны. Для тебя это было важно. Мы подстегивали друг друга, тянулись друг за другом и всегда друг другу помогали. А мне хотелось быть сильнее тебя. Очень сильно хотелось. Чтобы ты без меня не смогла и дня прожить. Мне было мало того, что мы и так — половинки единого. Я хотел быть большей его частью.

— А я тебя на экзамене обошла.

— Угу, — вновь хмыкнул Ник. — Еще как…обошла. Легко и красиво. Я потом долго болтался один, не отзываясь на твой призыв. И остыл лишь в «Бесхвостом драконе», набравшись. Тогда и решил немедля топать к тебе, чтобы поговорить о наболевшем. А там… там была одна Ксю. А ты была уже вновь далеко. Ксю сказала, что ты — в нашем тайрильском пансионате. Там, где море, магнолии и куча молодых, почти здоровых мужиков. Вот это и взорвало меня окончательно. И бесповоротно.

— Ну да… я была далеко, а еще честолюбива и несдержанна, а Ксю — рядом, само воплощение женственности и уступчивости. Прямая противоположность. И ты мне так отомстил.

— Да. Наверное, да. Хотя, что было потом, я вспомнить до сих пор затрудняюсь. Да и к чему, если…

— Клеймо — над ее левой грудью, — закончила я за него. — А почему ты мне сразу не рассказал?

— Испугался, — пожал он плечами. — Испугался, что потеряю тебя. Что, впрочем, и произошло. Правда, чуть позже того срока, если б я сам тебе рассказал. Исход был один. Но, я тогда решил, что все можно исправить. Точнее, забыть. Да я о клейме то узнал лишь на утро и от самой Ксю. А сразу и не заметил.

— Исправить. Забыть, — зло повторила я. — И продолжать жить во лжи. Улыбаться нашим друзьям, которые тебя за спиною жалеют. Выйти замуж за лжеца и предателя. И всю жизнь прожить с ним, не зная правды. Или до следующего его «акта мщения».

— Агата, ты о чем?

— О том, что ничего не исправить, Ник.

— Агата, почему? Столько лет прошло, и я по-прежнему люблю тебя. Или у моего «преступления» нет срока давности?

— Срока давности?.. Я не знаю.

— Не знаешь? — переспросил, наклонившись, Ник. — Агата, что мне сделать?

— В каком смысле?

— Что мне сделать для твоего прощения? Говори.

— Ник…

— Ну, говори же, Агата. Только, пожалуйста, мне не лги.

— В чем?

— В том, что разлюбила.

— И откуда такая уверенность?

— Просто, не один я склонен к «бреду».

— Да, неужели?

— Угу. И твой я выслушивал уже дважды: после Велиара и в пещере, когда тебя туда притащил.

— А знаешь? — подскочила я от такой наглости на ноги. — Я знаю, что тебе сделать: пойти к хобьей матери со своею уверенностью.

— Агата, так мы не договоримся никогда.

— Да нам не о чем договариваться. Ты — предатель и я тебе не верю.

— О-о… Так что мне сделать, чтобы ты мне поверила?

— Это я тебе уже огласила, — выдохнула ему прямо в лицо и в следующий миг ошалело открыла рот: прямо напротив, на полке беспардонно сидела настоящая серая… — Мышь! — инстинкт сработал, даже не подключив головной мозг, забросив меня прямиком на мужчину.

— Нога, — через мгновенье выдохнул он и, качнувшись назад, начал стремительно заваливаться…

Еще через секунду сени огласились грохотом падающих с лавки пустых ведер. Последним же, шерканув по бревнам стены, полетело коромысло, которое Ник сумел перехватить в аккурат над моей головой:

— Вот это… да, — огласился он из-под меня. — Рыцарь Прокурата, малумтелепат из Бередни и боится мышей?

— За эту тайну я тебя пришибу, — косясь на коромысло, оповестила его я.

— Угу. Зато я теперь знаю твое слабое место, — не выдержав, засмеялся он.

— Что?!.. Пришибу, — уверила я сквозь расползающуюся по лицу улыбку.

— Что случилось?!.. Агата? Николас?

Мы враз оглянулись на дверь. Однако Ник успел первым:

— Ничего страшного, Святой отец. Просто…

— При-шибу.

— Проверяли мою завтрашнюю готовность к походу.

— Ну, так рано еще, — вынырнула из-под руки Ванна Стэнка. — Он еще утренний отвар снова не пил.

— Ты слышал?

— Угу. Слышал.

— Тогда руку свою с меня и вставай.

— Агата?

— Ну, что, Ник?

— В жизни, любимая, все можно исправить, кроме смерти. Это я знаю точно…