Василиса Премудрая и академия мифических существ

Глава 9 Параллельные миры

Первый день занятий не обещал ничего интригующего. За окном издевательски царила приятная теплая погода, но насладиться этим природным великолепием мне явно не светило. Привычным жестом надвинув очки, я в последний раз глянула в зеркало. Челка определенно стала слишком длинной, а мои фиолетовые глаза с голубыми вкраплениями потускнели за стеклами, что было только на руку. Темно-серая блузка с длинными рукавами, плиссированная юбка, короткие носки и потертые кеды довершили образ типичной незаметной студентки. Именно то, что нужно. Хотя, зная свою удачу, я наверняка и сегодня найду приключения на свою… голову.

Которая, кстати, сейчас была забита совсем другим — братом, бесследно пропавшим и игнорирующим звонки. Мысли о фамильяре, которого у меня до сих пор нет, только усугубляли ситуацию. После отчисления я не смогу находиться в академии, а значит — и проследить за возможным появлением "странных" демонов. Срочно нужен запасной план. Всё как-то слишком неудачно совпало.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как теплый воздух наполняет легкие. Как же я ненавижу эти ситуации на грани — они словно хождение по натянутому канату над пропастью. И ведь каждый раз, когда я вляпываюсь во что-то подобное, ничего не идет по плану. С каждым часом ситуация, в которой я оказалась, все больше кажется безвыходной.

Сфера, с которой мы "заключали контракт" на вступительных, хоть и является предметом неодушевленным, обладает собственным сознанием. Проще говоря — она душа этой академии, связанная со всеми обитателями невидимыми нитями. Такую магию не обманешь простыми амулетами, как бы ни хотелось. Тут нужен особый подход, что-то более тонкое и изящное. Хотя… возможно, есть другая хитрость. Я решила отложить решение этого вопроса до конца дня. Если брат так и не объявится, придется искать обходные пути.

Саша ушла раньше меня, сославшись на срочные дела с братом. Спускаясь по массивной каменной лестнице, я столкнулась с Марьям. Ее обычно безупречно уложенные черные волосы с яркими разноцветными прядями сейчас торчали в художественном беспорядке. Смуглая кожа казалась бледной, под глазами залегли тени, выдавая бессонную ночь. Впрочем, свой готический стиль она выдержала даже в таком состоянии — черное платье свободного кроя с вышитыми аниме-персонажами смотрелось вполне уместно. Судя по ее помятому виду, вчерашний вечер определенно удался.

— Ты как? — спросила она хриплым голосом, щурясь от солнечного света, льющегося через высокие стрельчатые окна.

— Как огурчик, — ответила я. Стоило бы поддержать беседу… С другой стороны, зачем, если сегодня, возможно, наш последний день знакомства? Но вопреки здравому смыслу я всё же спросила: — Как вчера погуляли?

— Я не помню, — усмехнулась она, прислоняясь к прохладной стене. — Мы танцевали, что-то пили, ели, потом снова танцевали, кажется, кто-то даже пел. Последнее, что осталось в памяти — Илья на спор пытался выпить бочку пива. Кто-то решил подколоть его насчет богатырского здоровья, он и повелся. Мы с Виктором за этим наблюдали, а потом… темнота.

— Весело, — это невольно напомнило мне школьный выпускной. Приятные воспоминания хлынули потоком, но тут же споткнулись об инцидент с котом… Впрочем, сейчас это совершенно неважно.

По пути к аудиториям мы подобрали Илью и Виктора. Хуже всех выглядел именно богатырь. Он витал где-то в своих измерениях, его обычно румяные щеки отливали нездоровым зелено-синим оттенком. Теплый сентябрьский воздух, врывающийся через открытые окна, казалось, только усугублял его страдания.

Расписание мы увидели только у входа в учебный корпус, где толпились заспанные студенты, щурясь на мелкий шрифт. Три пары и физподготовка — весьма насыщенный день.

Похоже, расписание намеренно составили так, чтобы весело прогулявшие ночь студенты предстали в самом непотребном виде перед профессором Георгом Ван Алленом — тем самым, что принимал у нас первый экзамен. Как мило с их стороны.

Картина в аудитории напоминала сцену из какой-нибудь трагикомедии. Студенты буквально вползали к своим местам, словно участники изнурительного марафона на последнем издыхании. Некоторые, казалось, были готовы растечься по партам желейной массой. Передние ряды зияли пустотой, как зона отчуждения — все предпочитали, спотыкаясь и цепляясь за парты, карабкаться повыше, где можно было хотя бы попытаться стать невидимкой.

Я решила нарушить негласную традицию и села прямо напротив преподавательского стола. Марьям, Виктор и Илья, переглянувшись с видом приговорённых к казни, неохотно присоединились. Лучше всех из этой троицы держался Виктор — его светлые волосы были аккуратно причёсаны, а на лице играл здоровый румянец. Он опустился рядом со мной, стараясь сохранять прямую осанку несмотря на явную усталость. Следом, тяжело вздохнув, приземлилась Марьям, а после неё практически рухнул на стул Илья, чьё лицо приобрело ещё более впечатляющие оттенки зелёного.

Я незаметно осмотрела аудиторию, выискивая среди, возможно, уже почти бывших сокурсников нужного студента. Увы, его здесь не было. Я машинально коснулась определителя стихии — небольшого браслета с элементом, похожим на компас, настроенного на холод. По крайней мере, до неизбежного выселения я успею сделать что-то полезное: либо развеять, либо подтвердить свои подозрения.

Резкий хлопок двери выдернул меня из размышлений. Эхо прокатилось по аудитории, заставив вздрогнуть. Студенты моментально затихли, и привычный гул стих. Профессор Ван Аллен проследовал к своему месту спешной, но по-аристократически выверенной походкой — каждый его шаг отзывался поскрипыванием начищенных до блеска туфель по паркету. Его образ оставался таким же безупречным, как я запомнила. Серебряные волосы, собранные в идеально ровный хвост, не смели нарушать установленный порядок. Утончённый светлый костюм с элементами из голубого шёлка сидел так, словно его только что сняли с манекена. Небольшие очки в тонкой серебристой оправе едва прикрывали голубые глаза — холодные и невозмутимые. И почему существа, вызывающие у меня наибольшее раздражение, обычно обладают восхитительной внешностью?

Он окинул аудиторию презрительным взглядом императора, снизошедшего до своих подданных. На мгновение наши глаза встретились. Его лицо исказилось, будто он увидел не оттёртое пятно в своём безупречном мире. Даже сквозь двойную преграду очков его взгляд, казалось, мог прожечь дыру в воздухе между нами. Внешне я сохраняла маску полного безразличия, но внутри разливалось приятное тепло удовлетворения.

Его лицо неприятно сморщилось, собрав морщинки у переносицы, словно он пытался разглядеть что-то особенно мелкое и раздражающее.

"Я же говорила, что мы увидимся", — промелькнуло в голове, и я почти физически ощутила вкус этой маленькой победы. Пусть завтра меня и отчислят, но сегодня я получу максимальное удовольствие от ситуации.

Уже через секунду он начал свою "великую" речь, каждое слово которой было отточено годами практики и самолюбования:

— Поздравляю с поступлением. Для кого-то это было закономерно, а для кого-то — невероятная удача, — на последних словах он вновь одарил меня красноречивым взглядом. За спиной раздался приглушенный смешок, похожий на шипение змеи. Даже не оборачиваясь, я точно знала его обладателя. Видимо, урок, полученный павлинчиком, очень быстро выветрился из памяти. Уголки губ профессора едва заметно дрогнули в намёке на улыбку.

— Однако уверяю: далеко не все из вас смогут пройти эту школу жизни до финала, — он явно смаковал каждое слово. — Вам, несомненно, уже сообщили, что после первого года обучения пятеро будут отчислены. Но смею заверить: после зимнего испытания желающих на отчисление становится намного больше. Впрочем, не все и не всегда могут покинуть стены академии по собственному желанию, — произнося это, он снова пригвоздил меня к месту своим взглядом. Начинает надоедать. Что ж, хоть один плюс в отчислении — больше никогда не увижу эту аристократическую физиономию.

— Но хватит о грустном, — его тон внезапно стал почти игривым, что казалось настолько же естественным, как балетные па в исполнении медведя. Он извлёк из-под стола устройство, похожее на кликер — маленькое черное приспособление с поблескивающими хромированными кнопками. Отступив к трибуне плавным, кошачьим движением, чтобы открыть обзор на доску, он изящным жестом нажал на кнопку. Доска мгновенно ожила, засветившись мягким голубоватым светом, и на ней проявилось изображение трех книг — зеленой, белой и красной. — Программа обучения разделена на три основные темы. Мы изучаем историю с начала сотворения мира через внутреннюю память, передававшуюся нашими предками из поколения в поколение.

Его пальцы легко скользнули по воздуху, словно перебирая невидимые струны.

— Однако для того, чтобы наши внутренние силы могли направить нас к нужным заархивированным данным в подсознании, необходим специальный проводник. — Он выдержал театральную паузу, его глаза блеснули за стёклами очков. — Проводниками служат эти книги. Их страницы созданы из почивших магических деревьев-исполинов прошлого. С их скромными потомками вы уже знакомы — они поддерживают купол актового зала академии.

Его голос приобрёл оттенок торжественности:

— Мироздание состоит из трех миров, существующих в параллельных реальностях. Наш мир, Живой, — он указал на зеленую книгу, — мир Светлых, — палец переместился к белой книге, — и мир Демонов, его также называют Нижним миром, — закончил он, остановившись на красной. — Все они существуют параллельно, но связаны многочисленными порталами. Однако пересечь миры непросто. Многие из вас, — очередной испепеляющий взгляд в мою сторону, — никогда не смогут побывать ни в одном из них, так как это требует колоссальных затрат внутренней силы.

"Нет, мне определённо это не нравится", — думала я, рассматривая его надменный профиль. "Может, я напоминаю ему деспотичную матушку? Или девушку, отвергнувшую его в юности? Наверняка проецирует на меня чей-то неприятный образ из прошлого". Впрочем, забавно слушать рассуждения о сложностях перехода между мирами, когда перед ним сидит человек, проведший в этих "недоступных" реальностях большую часть жизни. На самом деле путешествовать через порталы и миры — плёвое дело, если знать нужные лазейки.

— Этот год мы посвятим изучению истории нашего мира, — голос профессора приобрел почти религиозный трепет. — Мира Жизни, поскольку согласно уцелевшим фрагментам знаний, именно здесь зародились истоки всех существующих параллельных миров. — Он сделал паузу, позволяя слушателям проникнуться значимостью момента. — А затем, после Великой трагедии, этот мир раскололся на три реальности. Часть существ оказалась в демонической реальности, другая — в Мире Светлых. Некоторым счастливцам удалось остаться здесь. Все миры развивались параллельно. Впрочем, вам будет гораздо интереснее увидеть это собственными глазами.

— Увидеть? — с неприкрытым любопытством выпалил кто-то с верхних рядов. Голос эхом отразился от стен.

— Именно, — улыбнулся профессор. Что-то в этой улыбке заставило меня внутренне напрячься — она напоминала оскал хищника перед броском. Он щёлкнул пальцами, и перед каждым на уровне глаз материализовалась увесистая зелёная книга, с глухим стуком приземлившаяся на парту. Древние страницы выпустили облачко пыли, и я невольно чихнула.

Профессор нажал на кликер, и с потолка между ним и студентами опустился белый экран, словно театральный занавес. Ещё щелчок — и окна полностью закрылись, погружая аудиторию во тьму. Пока глаза привыкали к темноте, я заметила, как книги начали источать мягкое зелёное свечение.

— Во время первого вступительного экзамена, — продолжил профессор, его голос приглушённо плыл в темноте, — мы оценивали вашу внутреннюю силу, определяя минимум, необходимый для изучения истории с помощью этих книг. — Он сделал несколько шагов вперёд, его силуэт едва угадывался в зеленоватом сиянии. — Свет вам не нужен — для обычных людей эти страницы пусты. Прочесть их можно лишь внутренним взором. Положите руку на книгу, закройте глаза и сделайте глубокий вдох.

Я послушно выполнила инструкции. От соприкосновения с книгой по руке пробежала странная вибрация — словно тысячи крошечных электрических импульсов атаковали нервные окончания. И тут тоненький голосок прошептал мне в самое ухо:

"Бессмертная из рода проклятых, я позволяю тебе меня прочитать".

Слова застали врасплох. Я резко распахнула глаза, пытаясь понять, слышал ли это кто-то ещё. Но в следующий миг реальность взорвалась калейдоскопом образов. Перед глазами замелькали пейзажи, словно кадры на бешеной перемотке. Бескрайние моря песка под палящим солнцем. Искрящиеся льды арктических пустошей, уходящие за горизонт. Тёмные глубины океанов. Бесконечная чернота космоса, усыпанная бриллиантами звёзд. Величественные горные пики, пронзающие облака. Таинственные недра земли, никогда не видевшие солнечного света.

Всё это сливалось в безумном танце, создавая головокружительный вихрь. Должно быть, я впала в транс — материальный мир растворился, люди исчезли, словно их никогда не существовало. Остались только я и стул, на котором сидела, — крошечный островок стабильности в этом хаосе видений, — да рука на книге.

— То, что вы сейчас видите — наш сегодняшний мир во всём его многообразии, — голос профессора пробивался словно сквозь толщу воды. — Чтобы поддерживать с вами связь, книга питается вашей внутренней силой. Сосредоточьтесь и попросите её направить вас в первый день нашего мира, когда он только зародился.

Я сделала глубокий вдох, ощущая, как энергия пульсирует в кончиках пальцев, прикасающихся к древним страницам. Мой голос прозвучал неожиданно твёрдо в этом пространстве между явью и видениями:

— Перенеси меня в первый день.

— Как пожелаешь, бессмертная из рода проклятых, — откликнулась книга. В тот же миг пространство закрутилось спиралью, и наступила темнота. Но не обычная — живая, пульсирующая. Тёплая и уютная, словно объятия самого мироздания.

Эта темнота казалась удивительно родной. Я невольно вспомнила место, куда попадаю после смерти — тот загадочный промежуток между "здесь" и "там", где время теряет всякий смысл. Ощущения были почти идентичными — та же безмятежность, то же чувство абсолютного покоя и принятия.

Внезапно рядом вспыхнула крошечная звёздочка — искра жизни в бесконечном море тьмы. Яркая и чистая. Странно, но я чувствовала её настроение, будто нас связывала невидимая нить понимания. Она словно нашёптывала: "Расти, хочу расти, хочу быть, хочу творить", — и в этом простом желании заключалась вся суть зарождающейся жизни.

К ней присоединились десятки других звёзд, словно дети, собирающиеся в хоровод. Они кружились в танце, сливаясь воедино, пока не образовали огромный светящийся шар, пульсирующий первородной энергией созидания. Вспышка, подобная разряду тысячи молний, расплеснула свет во все стороны, как при взрыве.

Я очутилась посреди безжизненной пустыни, но даже в этой пустоте таилось что-то первозданное — сама материя пространства вибрировала от скрытого потенциала. Небосвод озарялся фиолетовым сиянием. Три солнца царили в разных концах небосклона.

Такого я не видела никогда… Нечто настолько прекрасное и завораживающее, словно я стала свидетельницей рождения самой Вселенной. Впрочем, так оно и было. От этого осознания по коже побежали мурашки.

— Когда Первые души, души наших предков, создали этот мир, — голос профессора звучал размеренно, эхом отражаясь в пространстве видений, — изначально он был безжизненной пустыней. Его освещали три Великих солнца: Ра, — первое светило вспыхнуло ярче, словно откликаясь, — Яр, — второе солнце пульсировало в ответ, — и Гелиос, — третье засияло, будто признавая своё имя. — Тогда души решили, что для зарождения жизни не хватает частей, способных взрастить почву для её появления. Элементов. Они начали творить, экспериментировать, искать возможные варианты. И тогда земля содрогнулась.

В этот миг я ощутила странный гул — низкую вибрацию, пронизывающую всё моё существо, а следом — мощные толчки землетрясения. Казалось, сама реальность дрожит и перестраивается. На небе появились облака, медленно наползая на фиолетовый небосвод, словно хищники, крадущиеся к добыче.

— Земля наполнилась подземными вулканами, — продолжал профессор, его голос звучал всё более торжественно, будто он сам был свидетелем тех событий, — которые начали извергаться с колоссальной силой, а с неба хлынули стены дождя. — Я завороженно наблюдала, как огненная лава встречается с водой, порождая исполинские облака пара. — От смешения этих элементов родился ветер, облака обратились тёмными тучами, и пошёл снег. Застывшая земля пробудилась к движению. Прошли сотни лет, прежде чем стихии научились сосуществовать и обрели равновесие. — В его голосе звенело благоговение. — И наконец настал день, когда Первые души смогли спуститься и ступить на почву, готовую принять жизнь.

Сзади донёсся шум плещущихся волн. Обернувшись, я увидела огромную толщу воды, словно в разрезе — будто кто-то создал гигантский аквариум прямо в пространстве. Внутри плавала маленькая звезда, похожая на тех, что создали землю, — пульсирующая искра жизни в водной стихии. Я заворожённо следила, как она постепенно теряла своё свечение, обретая плотность. Вскоре она приняла форму медузы — полупрозрачного создания, грациозно танцующего в потоках воды.

Затем сотни медуз заполонили водное пространство, их полупрозрачные купола мерцали призрачными фонариками в глубине. Водная стена с невероятной мощью устремилась на меня и прошла насквозь, словно я была бестелесным духом. Я невольно зажмурилась, ожидая удара, но, не почувствовав ничего, снова открыла глаза. Вода вокруг уже кишела водорослями и диковинными рачками, снующими во всех направлениях, как крошечные механизмы в гигантском живом механизме.

— Первой стихией, которую освоила жизнь, была вода, — вновь раздался голос профессора, — затем она распространилась дальше, покорив землю, воздух, огонь и ледяные пики. Жизнь существовала везде и всюду, в таком многообразии, что её невозможно было описать и сосчитать. Каждая душа, спускаясь в этот мир, могла сама создавать себе тело, словно скульптор, лепящий из глины своё творение. Кто-то подражал другим, кто-то хотел выделяться. Существа собирались в схожие группы, образуя виды.

Картинка сменилась чем-то невообразимо прекрасным, от чего перехватывало дыхание. Исполинские деревья, подобные живым небоскрёбам, взмывали ввысь на сотни метров, их кроны терялись в облаках, переплетаясь между собой. Животные размером с небольшую гору величественно шествовали между древесными колоссами. Гигантские ящеры с переливающейся всеми оттенками радуги чешуёй соседствовали с крохотными созданиями, порхающими словно живые самоцветы.

— Вскоре Первые души научились создавать тела, — продолжал профессор, — способные творить. Так появились первые люди. Все они были связаны со стихиями и обладали такой внутренней силой, что нам и не снилось. Они возвели сотни городов и освоили весь мир.

Перед глазами проплывали образы городов на деревьях-великанах, похожие на причудливые соты, наполненные диковинными приспособлениями, о назначении которых я могла только догадываться. В небе парили странные летательные аппараты, напоминающие механических стрекоз, а по земле катились необычные повозки. Всё это походило на самые смелые фантазии художников-футуристов, воплощённые в реальность.

Повсюду были люди: обычного роста, великаны, чьи головы касались нижних ветвей деревьев, и крошечные существа ростом не выше моего колена.

— Все они жили в мире, пока некоторые не возжелали власти, — он сделал тяжёлую паузу. Голос профессора приобрёл более серьёзные нотки. При всём моём неприятии, артистизма ему было не занимать. — Так началась первая война. Она была настолько масштабной, что земля содрогнулась. И в какой-то момент одна из сторон создала оружие, которое до сих пор никто не может даже вообразить.

От его слов по коже пробежали мурашки. Странное ощущение, которое я не могла объяснить. Сердце заколотилось чаще, а дышать стало тяжелее.

— И его решили испытать. Оно породило на земле чёрную дыру, которая с чудовищной скоростью поглощала всю материю, точно ненасытный демон. Одно из солнц также попало в её вихрь. Тогда мудрецы среди Первых создали противовес чёрной материи — светлую. — Его голос дрожал от напряжения. — К сожалению, времени на раздумья не хватило, и после использования светлого оружия тёмный вихрь исчез вместе с теми, кого успел поглотить. Исчез и белый вихрь, но и он забрал немало, в том числе второе солнце, давшее ему огромную энергию для противостояния чёрной дыре.

Весь рассказ сопровождался жуткими образами, от которых стыла кровь в жилах. Огромные воронки тьмы и света, пожирающие всё на своём пути, крики ужаса, застывшие в безмолвном вакууме космоса, гибнущие миры и исчезающие солнца — всё это проносилось перед моими глазами, как кошмарный калейдоскоп. Не знаю почему, но я почувствовала, как тёплая слеза скатилась по щеке. Что за странные эмоции?

— К счастью или к сожалению, — голос профессора приобрёл философский оттенок, — тёмный и белый вихри не исчезли бесследно. Души, которые они поглотили, не желали умирать. Собравшись воедино, они стабилизировали материю внутри, превратив вихри в миры, точно такие же, как наш, однако с иной сутью. Эти миры не могли существовать с нами в одной реальности, поэтому расположились где-то ещё, но всё же остались связаны с нашим миром невидимыми нитями.

— Демоны и Светлые появились в этих мирах не сразу, впрочем, как и обычные существа вроде нас с вами. В тёмном измерении, рождённом из чёрной дыры, света в привычном понимании и не должно было быть. Затянутое туда солнце, Гелиос, извратило свою суть, превратившись в красное светило — словно раскалённый уголь в бездне тьмы. Растения, животные и высший разум в виде первых людей приспособились к нему весьма своеобразно. То же произошло и в мире Светлых с их солнцем Ра. У нас же остался только Яр. После катастрофы магии в нашем мире почти не осталось, и с каждым новым поколением рождались обычные люди, полностью лишённые этой силы. А мы унаследовали лишь крупицы от прежних безграничных возможностей. Думаю, на сегодня вам хватит, можете убрать руки, — резко закончил он.

Как только я отняла ладонь, мир завертелся безумной каруселью, голова закружилась, словно меня затянуло в водоворот, и я вновь оказалась в аудитории. Возвращение в реальность напоминало резкое пробуждение от глубокого сна. Вокруг были мои одногруппники, и картина, представшая перед глазами, не имела ничего общего с величественными видениями прошлого.

Илью настолько укачало от виртуальных полётов, что он не сумел сдержать рвотный позыв — его вывернуло прямо на одежду Марьям. Та, не выдержав такого "подарка", тут же позеленела и в ответ окатила вчерашним ужином его джинсы. Похоже, самая активная молодёжь минувшего вечера тоже решила последовать их примеру, создавая своеобразную цепную реакцию.

Я перевела взгляд на лицо профессора, и увиденное заставило меня внутренне усмехнуться. Оно лучилось откровенным удовольствием. Именно этого он и добивался — преподать первый урок не только об истории, но и о последствиях легкомысленного отношения к учёбе. Его преподавательский талант впечатлял. Жаль, что я не могла выразить своё восхищение аплодисментами.

Его взгляд снова остановился на мне. Улыбка сменилась ухмылкой, похожей на трещину во льду. Когда он приблизился, я почувствовала лёгкую вибрацию браслета. Прибор среагировал на приближение холодной стихии, подтверждая мои догадки. Впрочем, принадлежность профессора к холоду не стала для меня открытием. Это лишь доказывало безупречную работу моего устройства.

— Все, кто не сдержал своё внутреннее… удивление, — профессор произнёс это с едва скрываемым злорадством, — остаются отмывать себя и аудиторию. Остальные — на выход.

— Ну уж нет! — взвилась Марьям, её голос дрожал от возмущения и остаточной тошноты. — Это ты виноват! — Она толкнула Илью в плечо с неожиданной для её хрупкой фигуры силой.

— Я не специально, — обиженно пробормотал он, напоминая побитого щенка. Его лицо всё ещё сохраняло нездоровый зеленоватый оттенок, а в глазах стояли слёзы — то ли от пережитого опыта, то ли от унижения.

Большая часть группы уже покинула аудиторию, спеша избежать участи уборщиков. Я поднялась, собираясь последовать их примеру, но тут мой "стихийный" компас завибрировал с утроенной силой. Холодная энергия профессора буквально затопила пространство вокруг.

— Не ожидал вас тут увидеть, — произнёс он голосом, напоминающим морозный ветер, пробирающий до костей. В его глазах мелькнула смесь раздражения и плохо скрытого любопытства.

— А я предупреждала о нашей встрече, — спокойно парировала я, наслаждаясь моментом. Моё лицо оставалось невозмутимым, хотя внутри разливалось мрачное удовлетворение от его явного недовольства.

— Не представляю, каким чудом вы здесь оказались, — его губы искривились в презрительной усмешке, — но уверен, что использовали какую-то уловку.

"Ну вот что ему от меня надо? — мысленно вздохнула я. — Сидела себе тихо, никого не трогала".

— Неужели экзаменационная комиссия настолько некомпетентна, что пропустила все эти… уловки? — поинтересовалась я с ледяным спокойствием.

— Пытаетесь огрызаться, номер 112… — он произнёс номер так, словно это было клеймо.

— Василиса, — оборвала я его, чувствуя, как браслет на руке отчаянно вибрирует.

— Что? — его брови слегка приподнялись, прочертив на лбу тонкие морщинки удивления.

— Меня зовут Василиса, — в моём голосе зазвенела сталь. — У вас какая-то особая причина говорить мне это сейчас? И что означают ваши намёки относительно моей личности?

Его лицо приобрело выражение превосходства учёного, разглядывающего особенно неудачный эксперимент. Тонкие губы изогнулись в едва заметной усмешке, а в стёклах очков отражался холодный свет, придавая взгляду почти потусторонний блеск.

— Я безошибочно определяю существ, — произнёс он с той непоколебимой уверенностью, которая свойственна людям, никогда не сомневающимся в своих суждениях. — И в вас я не вижу и не чувствую ни малейшего потенциала.

Его глаза сузились, словно пытаясь просветить меня насквозь рентгеновскими лучами. В воздухе повисло почти осязаемое напряжение. Температура вокруг ощутимо упала. "Он действительно думает, что может напугать меня этим дешёвым трюком?" — промелькнула насмешливая мысль.

— Не знаю, к какому виду вы относитесь, но вы явно обманом проникли в стены нашего учреждения, — процедил он с таким презрением, словно я была тараканом, заползшим в его стерильную лабораторию. — Я считаю это непозволительным.

"А я считаю вас главным подозреваемым в похищении моих родителей и организации восстания демонов на территории академии", — пронеслось в голове. Но, увы, озвучить это я не могла.

Внутри поднялась волна возмущения, но я заставила себя сохранить маску безразличия. Мой голос прозвучал подчёркнуто ровно:

— У вас нет никаких доказательств моего мошенничества на экзаменах, профессор Ван Аллен. Прошу прощения, меня ждут друзья. — Я демонстративно развернулась, намереваясь подойти к Виктору, маячившему у выхода из аудитории.

— Любопытный у вас браслет, Василиса. — Его слова хлестнули, как ледяной кнут. Я замерла на полушаге и медленно обернулась. — Работа Яна, не так ли?

Заметив тень замешательства на моём лице, он снова ухмыльнулся, и в этой ухмылке читалось столько самодовольства, что захотелось немедленно стереть её каким-нибудь особенно изощрённым способом.

— Не понимаю, о чём вы, — отчеканила я. — Это просто браслет. Что-то ещё?

— Нет, можете идти, — он небрежно поправил очки, и стёкла снова блеснули, превратившись в непроницаемые зеркала.

Мысли закружились снежным вихрем. К чему был этот намёк? Он раскусил меня? Как определил авторство Яна? Вопросы множились, но ответов не было. Впрочем, теперь это не имело значения. Полнолуние наступит уже послезавтра, как и день моего отчисления. Телефон брата упорно молчал.

— Он ещё со вступительных к тебе цепляется, — голос Виктора выдернул меня из омута тревожных мыслей. — Знаешь, Василиса, у него к тебе какая-то болезненная неприязнь. Вы раньше не пересекались?

— Нет, — я покачала головой, — впервые его вижу.

— А твои родители? Может, они как-то связаны? — В голосе Виктора звучало неподдельное любопытство.

— Не думаю. Хотя всё возможно, — ответила я задумчиво.

Виктор прав — за этим явно что-то кроется. Но сейчас мой разум отказывался погружаться в очередной виток тревожных размышлений. Тревог и без того хватало с избытком.

Мы вышли на улицу. Солнце уже поднялось высоко, но ветер стал прохладнее. Его порывы растрепали волосы, зато дышать стало легче.

— Ты не переживай, — его голос прозвучал мягко, почти по-отечески.

— Я не переживаю. Сейчас меня больше беспокоит состояние тех двоих. — Я сделала паузу. — Виктор, ты же полевик, умеешь говорить с землёй?

— Ну, немного… — В его голосе промелькнула неуверенность.

— Тогда попроси у неё пару непроросших столетних семечек царь-травы. Сможешь? — Я произнесла это так буднично, словно просила передать салфетки за обедом.

— Я… — Виктор запнулся, и по его лицу было видно, как он пытается осмыслить странность просьбы.

Я понимала его замешательство — не каждый день просят достать из земли древние семена. Но в вопросах похмелья я, к своему стыду, разбиралась лучше многих. Перед глазами всплыл образ отца с его неизменным кожаным мешочком, который он всегда носил при себе "на экстренный случай". Похмелье от этих семян действительно отступало за считанные секунды. Главное — суметь их проглотить…

— Справишься? — Я не стала вдаваться в объяснения.

— Попробую, — в его голосе всё ещё сквозило сомнение, но он опустился на колени и прижал ладони к земле.

Закрыв глаза, Виктор сосредоточился, и я ощутила, как воздух вокруг него начал едва заметно вибрировать. Его волосы и одежда затрепетали, словно от незримого ветра — верный признак обращения к внутренней силе. Глубоко вздохнув, он произнёс полушёпотом, и его слова растворились в воздухе: "Матушка Земля, исполни мою просьбу. Прошу, отыщи и дай мне пару столетних семян царь-травы".

Интонация выдавала его неверие в успех — что ж, такие хитрости использовались настолько давно, что теперь о них мало кто помнит. Но земля под его ладонями вдруг ожила, приподнимаясь крошечными холмиками, будто под ней копошилось множество невидимых существ.

Виктор медленно развернул ладонь, и на ней лежала пара удлинённых чёрных семечек.

— Это оно? — в его голосе смешались удивление и гордость.

— Да, — я осторожно приняла семена.

Вскоре к нам подтянулись провинившиеся. Марьям и Илья выглядели ещё более измождёнными, чем утром. Хотя стоит отдать должное — хотя бы одежду они привели в порядок. Добравшись до нас, оба без сил рухнули на ближайшую скамью. Я решительно направилась к ним.

— Скажите "А", — спокойно скомандовала я.

— Что? — недоуменно переспросили они в унисон.

Воспользовавшись моментом их замешательства, я молниеносно всунула каждому по семечку, а затем зажала им рты и слегка запрокинула головы.

— Глотайте, — приказала я тоном, не терпящим возражений.

Я держала крепко, несмотря на их сопротивление. Но, видимо, что-то в моей уверенности заставило их довериться — они всё-таки проглотили семена, несмотря на их отвратительный горький вкус. Я освободила их. Марьям тут же скривилась.

— Фу, что за гадость ты нам подсунула… Хочешь добить меня окончательно? Я и так еле… Постой-ка, — девушка недоверчиво уставилась на меня, — тошнота прошла! И голова больше не кружится! Василиса! Ты просто чудо!

От переизбытка чувств она подскочила и стиснула меня в объятиях. Илья, судя по просветлевшему лицу, тоже почувствовал облегчение и присоединился к благодарственным обнимашкам.

— Это всё Виктор достал, — уточнила я. И тут же пожалела об этом — Марьям, не раздумывая, одной рукой притянула его к нашему вынужденному групповому объятию. Спасительным колоколом прозвенел звонок.

Вырвавшись из дружеских тисков, я предприняла очередную попытку связаться с Димой, но телефон по-прежнему оставался недоступен.