ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Гордон! Можно вас на минутку?

– Конечно, Кэти.

Председатель общественного совета по надзору за порядком Гордон Кругер, кивнув, отошел от стола Агаты. Уравновешенный, подтянутый мужчина лет шестидесяти, он обычно ходил в аккуратном рабочем комбинезоне цвета хаки. Починить он мог все: от текущего крана до вышедшего из строя кондиционера. Благодаря ему и его команде, вымуштрованной словно армейская рота, техника на территории «Дома» всегда была в полной исправности. За Агатой он ухаживал методично, не делая никакого секрета из своей симпатии к ней.

Войдя в кабинет Кэти, Гордон плотно прикрыл за собой дверь, и этот спокойный жест сразу же вызвал в памяти образ гораздо более молодого, высокого, широкоплечего, полного энергии мужчины, который несколькими днями ранее закрыл за собой дверь ее дома. И хотя вопросительно-спокойное выражение лица Гордона ничем не напоминало холодную решимость, которая читалась тогда на лице Джордана, что-то в манерах этого невозмутимого человека напомнило ей о Джаде.

Конечно, после его реплики под занавес не вспоминать о нем было трудно. Первые часы ее просто трясло от негодования. Теперь это чувство сменилось гораздо более мучительным нервозным ожиданием: что дальше?

Больше всего выводили из равновесия его слова о романе, от которого «всем чертям в аду станет жарко». Мало того, что подобная перспектива устрашила бы многих измотанных и мечтающих лишь о покое женщин. В данном случае измотанная и мечтающая о покое женщина вообще не знала, что это такое – роман, и имела серьезное убеждение, что ее тусклый, лишенный радости брак дал ей опыт, необходимый для отношений, которые обещал дерзко-чувственный взгляд Джада. Конечно, беспокоиться обо всем этом стоит, только если ее интересует это обещание.

А оно ее не интересует.

– Я слушаю, Кэти. – Ровный голос Гордона вернул ее к действительности.

– Простите, Гордон. – Она рывком распахнула дверцу шкафчика. – Вот, это для вас.

– Как обычно? – невольно поморщился он.

– Да, – указала она на четыре бумажных мешка, по две бутылки в каждом.

– Как и раньше, по две штуки?

– По две, но чаще. За последние десять дней – трижды. Вы думаете, кто-то и в самом деле начинает спиваться?

– Не знаю, Кэти, – провел он рукой по редеющим волосам. – Представить себе не могу, чтобы кто-то решился поставить на карту все, что он здесь имеет, ради проклятой выпивки. Но как мне судить? У меня никогда не было пристрастия к спиртному. – Подняв бутылку за горлышко, он прочел надпись на этикетке. – Вино не дешевое. Чтобы напиться, его надо пить галлонами.

– Да, это хороший сорт. Я пила его. – Всего четыре дня назад. Именно это вино Джад принес вместе с китайскими блюдами. – Гордон, но кто же все-таки мог бы…

– Одному Богу ведомо, Кэти. Я целый день хожу по территории. Можно сказать, все у меня на виду. Но в подозрительном состоянии никогда никого не видел. А что там слышно о телевизионщиках? – круто сменил он тему. – Как поживает идея снять фильм «Великий эксперимент мечтателя»? – со смешком передразнил он предложенное продюсером название.

– Живет и здравствует, – энергично кивнула Кэти, – для них это – событие века. Если мой показ «Дома» журналистам пройдет удачно, они продадут куски отснятого материала более крупным компаниям. Если же фильм окажется удачным, Кевин пообещал не только купить его, но и поддержать студию очень приличной субсидией. Они появятся, – она глянула в календарь, – через три дня и еще через пару-тройку дней выдадут готовый фильм.

– Ну что ж, постараюсь, чтобы все было в ажуре и территория смотрелась как картинка.

– Да она и всегда так смотрится, – ласково сказала Кэти. – Вы замечательный работник, Гордон. Не знаю, что бы я делала без вас. И без Агаты. Ну а уж если мы заговорили об Агате, как продвигается ваша кампания?

– Медленно. Агата упирается на каждом шагу. Но рано или поздно она поймет, что мы не на улице, где каждый борется за себя и не на кого опереться. Я дождусь этого момента. Я терпеливый.

– Ну а уж в том, что я на вашей стороне, вы можете не сомневаться, – сказала Кэти, глядя, как он собирает мешки с бутылками.

– Агата говорит, вы грозитесь уехать, – сказал он, взявшись за ручку двери.

– Не грожусь, а уезжаю, – вздохнула Кэти.

– Ваш отъезд будет большой потерей для «Дома милосердия».

– Ничто не вечно, – пожала она плечами. – Приходит момент – и все мы снимаемся с места.

– Но пришел ли этот момент для вас? Подумайте хорошенько, Кэти. Вы принимаете очень серьезное решение.

– Спасибо вам за все, Гордон, – улыбнулась она сквозь слезы, в последние дни то и дело навертывающиеся на глаза. – Да! У меня к вам еще просьба. Когда здесь будут телевизионщики, вы не смогли бы немножко присмотреть за ситуацией, незаметно проверять помещения перед тем, как они туда зайдут? Я очень боюсь, как бы таинственный алкоголик не вздумал разыграть перед ними какой-нибудь спектакль. Например, выставить батарею бутылок или возникнуть в поле зрения, с трудом держась на ногах.

– Я уже подумал об этом, – озабоченно кивнул Гордон. – Не беспокойтесь, при каждом переходе я буду на десять шагов впереди группы.

– Кевин? – Кэти просунула голову в кабинет. – Мне нужно поговорить с тобой.

– Проходи.

Одного взгляда на дядюшку было достаточно, чтобы понять: он в размышлении. Спинка кресла опущена, ноги задраны на угол стола, глаза прикрыты.

– Хотелось бы знать, что это ты так тщательно обмозговываешь, – протянула она, располагаясь в кресле напротив.

– Зловещие планы и безумные проекты, – процедил он, едва шевельнув губами.

– Я так и предполагала. И сколько из них связано со мной?

– Кэти, радость моя, неужели ты думаешь… – приоткрыв глаза, укоризненно начал он.

– Да, я думаю. Ты всегда умудрялся заставлять меня участвовать в твоих планах и, по-моему, не собираешься от этого отказываться.

– Твои слова просто ранят.

– Вот уж нет, – усмехнулась Кэти. – Под мягким слоем ирландского шарма у тебя шкура носорога. Никакой нож не проткнет. Но все же попробуй понять: все новые начинания не для меня. Я и здесь-то едва справляюсь. Но кое-какие идеи у меня есть. Так что послушай, – она открыла блокнот, – что нам необходимо преобразовать до моего отъезда.

– В связи с твоим отъездом…

– Мы говорим не о моем отъезде, а о необходимых преобразованиях.

– Ты жесткая женщина, Кэти Донован.

– Увы, ты не прав: Жесткость – то, чего мне в высшей степени не хватает.

Лукавые огоньки разом исчезли из его глаз, ленивая поза сменилась на деловую.

– Расскажи-ка мне все по порядку, Кэти. Объясни: почему ты уезжаешь?

Она задумалась, глядя ему в глаза. Потом просто и искренне ответила:

– Я совершенно опустошена, Кевин. Я отдавала и отдавала себя другим, пока не превратилась в дохлую пустую оболочку. Теперь мне необходимо уехать, прежде чем это станет заметно и приведет к сбоям в работе. Я хочу сохранить чувство гордости за сделанное.

– Но отдавать себя другим – это твоя натура. Ты не можешь вдруг взять и все изменить.

– Не отговаривай меня, – тихо сказала Кэти. – Если любишь, то отпусти.

– Послушай, – заговорил он решительным тоном. Этот тон был так необычен для Кевина, что Кэти подняла голову и с изумлением на него уставилась. – Я сейчас буду говорить о вещах, никак не связанных с тем, уедешь ты или останешься. Речь пойдет о твоем счастье. Не о сиюминутном счастье, а о счастье на всю жизнь. Пойми: хочешь ты этого или нет, ты человек дающий. Так устроен твой организм. Ты нянчила братьев, пока отец не обрел положения, позволившего твоей маме бросить работу. Ты стряпала и кормила…

– Я знаю. Зачем ты перечисляешь все это?

– Выслушай до конца, Кэти. Ты выбрала профессию, быть может труднейшую для человека с твоим мягким сердцем: занялась проблемами социально неблагополучных людей. Вышла замуж за человека, который, ничего не давая, вытягивал из тебя деньги, любовь, энергию, время. Потом появился на горизонте я – и тоже начал эксплуатировать твою душу и силы.

– Нет, ты на себя клевещешь…

– Пожалуйста, не перебивай своего старого дядюшку. Из песни слова не выкинешь. Да. Я тебя эксплуатировал. Мне казалось, что именно ты сможешь реализовать мою задумку. И я ведь был прав, – не удержавшись, добавил он с удовольствием. – Мало того, что ты справилась. Благодаря тебе мое дело процветает.

Но, – торжествующий огонек погас так же быстро, как появился, – поверь мне, девочка, я не хотел быть вампиром, высасывающим твои силы. Наблюдая, как ты росла, а потом становилась взрослой, я видел, что ты все время что-то даешь окружающим. Казалось, что, отдавая, ты ничего не теряешь, так же как не теряет своей энергии океан, выплескивающий волны на берег уединенного островка, который я купил себе в прошлом году. Сколько бы он ни выплеснул, воды в океане не убывает.

Мне казалось, что ты такая же, что твои силы неиссякаемы. Я не понял, что они тоже нуждаются в подпитке. Моя недогадливость привела меня к непростительной ошибке.

– Ради Бога, – прервала Кэти. – Не надо пышных надгробных речей. Твоей вины в том, что случилось, не больше, чем вины… скажем, Лайзы. Больше того, если искать виновных, виновата я сама. Я слишком долго продолжала тянуть на пределе сил. Все это ясно, и говорить тут не о чем.

– Хорошо. Скажи мне другое. Куда ты собираешься ехать?

– Не знаю, – нахмурилась Кэти. – Куда-нибудь, где я буду абсолютно одна, куда даже и тень забот не долетает. Но есть микроволновая печь и холодильник с огромной морозилкой. В этом месте единственной моей обязанностью будет решать, что разморозить на обед. Ты случайно не знаешь такого местечка?

– Случайно знаю, – неожиданно хмыкнул он. – Купленный мною остров, пожалуй, точно соответствует описанию. Островок всем хорош, вот только высасывает по нескольку тысяч долларов в месяц.

– Как тебя угораздило купить его? Ведь ты ненавидишь воду.

– Ну-ну… он живописный.

– И ты не переносишь одиночества.

– Верно. Ладно, Кэти, скажу без уловок. Одному моему приятелю позарез нужны были деньги, – признался он сконфуженно. – Вот я и помог ему.

– Но тебя же тошнит от одного взгляда на воду!

– Ты права, девочка.

– Да добирался ли ты туда хоть раз? – сурово сдвинув брови в ниточку, спросила Кэти.

– Я пробовал. Первый раз по воде. – Его передернуло. – Второй – по воздуху: попросил Джека доставить меня туда вертолетом.

– Можно себе представить, в каком восторге был Джек! – всплеснула руками Кэти. Джек – штатный пилот компании Кевина – никак не мог смириться с тем, что приходится летать на вертолете, этой новенькой игрушке шефа.

– Вертолет оказался не лучше катера, – удрученно покачал головой Кевин. – Я сдался и велел поворачивать обратно. Но, – радостно заулыбался он, – я видел фотографии. Островок в самом деле прелестный, и ты можешь жить там, сколько захочешь.

– Соблазнительно, – откликнулась Кэти, осознавая, что ей, похоже, предложено нечто близкое к идеалу. Кроме того, согласившись, она будет избавлена от проблемы выбора и решений. – И что же, там и телефона нет?

– Кэти, мой дом немыслим без телефона. Телефон есть, но его номер знаю я один.

– А людей там действительно нет?

– Ни души. Никто даже не присматривает за домом. Единственные живые существа – чайки.

– Звучит восхитительно. Но… ты пускаешь меня туда без всяких условий?

– Кэ-ти!!! – ударил он себя в грудь. – Какие дикие мысли! Не думаешь же ты, что я могу строить козни против родной племянницы?

– Вот именно, что думаю, – прервала она его со смехом. – А уж если будешь уверен, что тебя не поймают с поличным, то и ловушку подстроишь. Потому я и хочу получить от тебя обещание. Обещай мне, что, когда я вернусь, ты не начнешь уговаривать меня снова взяться за «Дом милосердия».

– Клянусь, – он торжественно поднял руку. – Клянусь на могиле матери…

– Стоп. Бабушка не собирается умирать. Ей слишком нравится командовать на этом свете.

– Тогда клянусь на могиле матери моей матери, – не моргнув глазом, поправился он. – Когда ты вернешься, я не стану пытаться влиять на тебя и не глядя благословлю любое твое решение.

– Прекрасно, – остановила она поток его слов. – Принимаю. С большой благодарностью. А теперь все-таки перейдем к обсуждению новшеств, которые я предлагаю.

– Слушаю. – Он откинулся в кресле и скрестил руки на подтянутом спортивном животе.

Что-то он слишком доволен, с некоторым подозрением подумала Кэти, но тут же отбросила эту мысль. У Кевина всегда масса идей. Не могут же они все быть связаны с нею.

– Мне кажется, надо пересмотреть одно из прежних решений, – заговорила она, открывая рабочий блокнот.

– Которое? – спросил он, явно удваивая внимание.

– То, в соответствии с которым мы даем обитателям «Дома» еду и кров плюс равную для всех сумму денег.

– То есть то решение, в соответствии с которым семьдесят пять процентов заработанного поступает в банк, а потом возвращается с процентами, когда человек находит постоянную работу и уезжает из «Дома»?

– Да, я имею в виду это решение.

– Мне оно кажется правильным и разумным, – нахмурился Кевин.

– И мне. Но полная уравниловка не обязательна. Если в «Дом» попадают очень способные люди, можно, я думаю, сделать исключение и предложить им административную работу с пристойным окладом. Если им будет выделено комфортабельное жилье, они, скорее всего, согласятся на постоянную работу в «Доме милосердия».

– Но наша цель – помочь людям вернуться в широкий мир.

– Я говорю не о массе, а об отдельных лицах. Ни мне, ни другому на моем месте не справиться с управлением в одиночку. Нам нужно иметь еще две административные должности.

– И занять их Агатой и Гордоном? – приоткрыв глаз, уточнил Кевин.

– Да. – Только теперь, когда согласие было почти что дано, Кэти до конца осознала, каким важным представляется ей это новшество.

– Ну что ж, не возражаю. У меня даже возникала эта идея, но я не знал, как ты отреагируешь.

– Разве я так уж консервативна? – удивленно спросила Кэти и, когда он с улыбкой отрицательно покачал головой, вернулась к сути вопроса. – Они оба – отличные организаторы, – заговорила она с остатками былого энтузиазма, – сумеют справиться и с обучением людей в «Доме», и с тем, чтобы помочь им потом найти работу. Агата, похоже, справляется даже с Лайзой.

– И чего же ей удалось добиться? – понимающе хмыкнув, поинтересовался Кевин.

– Она сумела убедить Лайзу не жевать, отвечая на телефонные звонки.

– Прекрасно. Если она сумеет еще убедить ее не предлагать себя каждому существу в брюках, переступающему порог конторы, можно будет считать, что дело сделано.

– Ну что ты хочешь? Есть привычки, с которыми расстаться нелегко. – В голосе Кэти скользнула легкая ирония. – Итак: мы предлагаем Агате и Гордону работу в штате. – Кевин кивнул, и Кэти сразу же выложила на стол листок с предварительной сметой зарплаты. – А интересно, жить они захотят в одном доме или в двух разных? – вслух полюбопытствовала она.

– Гордон предпочтет общий дом, но Агата будет брыкаться, настаивая на двух отдельных, – ответил он, исправляя несколько цифр. – А ты, как я слышал, познакомилась с Джадом Джорданом, – сказал он вдруг, возвращая ей смету.

– Если ты слышал о нашем знакомстве, то, вероятно, осведомлен и о том, что я ездила с ним поужинать, – сухо сказала Кэти.

– И о том, что он был у тебя вчера вечером.

– Верно. Но больше я с ним встречаться не буду.

– В самом деле? А по имеющимся у меня сведениям, ему этого очень хочется.

– Расхочется. Другого выхода у него нет. Я не хочу ничего начинать: мне здесь осталось пробыть всего три недели. – Встав, Кэти направилась к двери.

– Но, по имеющимся у меня сведениям, он человек упрямый, – вслед ей сказал Кевин. – Когда он чего-нибудь хочет, то всегда добивается, даже если для этого приходится своротить горы.

Стук резко захлопнутой двери был единственным ответом на его слова.


– Просто поверить не могу, что вы меня уговорили, – ворчала Кэти, пока Джад отпирал дверь квартиры. Ее белый брючный костюм светлым пятном выделялся на фоне черной решетки, к которой она прислонилась. – Ведь мне нужно было пойти прямо домой и сделать еще несколько звонков.

– Мы не будем штурмовать горы, мы просто спокойно поужинаем. Вам полезно нормально поесть. А то ведь перебиваетесь не пойми чем.

– Кто это говорит?

– Любой, живущий в «Доме милосердия». – Он открыл дверь и пропустил ее вперед.

Кэти вошла, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– А что мне делать? Нормально есть – значит стряпать. На это у меня нет сил. А идти в общую столовую не хочется.

– У вас не только сил нет. В прошлый раз я заметил, что у вас пусто и в холодильнике, и в кухонном шкафу.

– Опять же – что делать? Чтобы иметь продукты, нужно ездить за покупками. На это у меня нет времени. – Она прошлась по комнате, остановилась возле картины. Пейзаж. Пустыня. Кактус на переднем плане. – Вы любите пустыню?

– Не особенно.

– А почему у вас просто веет пустынным духом? – спросила Кэти, проходя вслед за ним в небольшую кухню, где каждый предмет имел точное назначение, а все вместе напоминало микрозавод, и усаживаясь на высокий табурет у стойки.

– Потому что у меня не было времени заниматься обстановкой, и я попросту передоверил это профессиональной дизайнерше. Попросил только, чтобы не было мишуры и ненужных украшений.

– Что ж, эту просьбу она удовлетворила полностью.

Ковры, окраска стен и занавеси на окнах – все было одинакового бежевого цвета. Мебель того же оттенка, но чуть темнее. Единственные островки цвета – если глухие пастельные тона можно вообще назвать цветом – это диванные подушки и вазы для искусственных цветов. Все вместе выглядело так же голо, как пейзаж на картине.

– Я так и знал, что отделка моей квартиры покажется вам отвратительной, – весело ухмыльнулся Джад, ставя в духовку огромную сковороду.

– Но я не сказала…

– Будьте добры, передайте мне два бокала, – мягко перебил Джад, доставая бутылку вина. – Они в шкафу прямо над вами.

Кэти выставила бокалы на стойку. Джад наполнил их густым красным вином и, чокаясь с ней, произнес: «За нас». Потом, чуть дотронувшись до ее плеча, предложил:

– Пойдемте, пока обед не готов, в гостиную. Там будет удобнее.

И о чем будем беседовать, снова «о нас»? – с легкой тревогой подумала Кэти и, умышленно пройдя мимо дивана, уселась в кресло. Большая семейная фотография на стене счастливо подсказала нейтральную тему для разговора.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей тетушке, – с оживленной улыбкой обратилась она к Джаду.

– О тетушке? Она сущий чертенок, – с готовностью откликнулся он.

– Я поняла это с первой встречи. Расскажите подробнее.

– Тетушка – герой моего детства. Время от времени она вихрем влетала к нам в дом, объявляла родителям, что мы с Джейсоном становимся маленькими старичками, и похищала нас, увозя в горы или на берег океана. Там нам предоставлялась полная свобода: хоть с ног до головы вываляйся в грязи. Пока мы были втроем, она не делала нам ни одного замечания, но перед тем, как вернуть родителям, отмывала до блеска. Так что домой мы приезжали приличными, аккуратными мальчиками.

Спустя полчаса, когда они с завидным аппетитом поглощали дымящийся пирог с курицей, он все еще продолжал рассказывать. И хотя он старался говорить о родительском доме только хорошее, она то и дело находила в его словах подтверждение своим первым впечатлениям. Тепло и радость в его детство вносила только взбалмошная тетка. Любовь к ней светилась чуть ли не в каждой его фразе, и Кэти с опаской думала, что и в ней Джад хочет видеть подобие своей брызжущей энергией и всем вокруг поднимающей настроение тетки.

И почему людей так притягивает ко мне? – думала Кэти, намазывая хлеб маслом. Чего хочет от меня Джад? Вспыхивающий то и дело в глазах огонек как будто дает ответ на вопрос. Да, он хочет меня. Но все равно, что это значит? Чего он от меня ждет? Вряд ли мужчина, излучающий силу и мощь, нуждается просто в Заботливой Кормилице.

Но зачем ей размышлять об этом? Чего бы он ни хотел, он этого все равно не получит. Но скоро утешится. Тигры смотрят на все жадным взглядом, но ведь на самом деле им никто не нужен. И страдать они тоже не способны.

– Хотите салата?

Она подняла глаза. Джад терпеливо ждал с салатницей в руках.

– Да-да, спасибо, – торопливо поблагодарила Кэти.

Когда она не измотана, то к еде, как и ко всему остальному, относится с увлечением, думал Джад, глядя на Кэти, накладывающую себе на тарелку изрядную порцию салата.

– Кстати, когда же вы ели в последний раз? – поинтересовался он исподволь.

Намазывая еще кусок хлеба, она молча пожала плечами.

– Сегодня днем?.. Утром?.. Вчера вечером?..

– Мм, видите ли…

– Это никуда не годится! – воскликнул он так возмущенно, что она улыбнулась, ни на секунду не переставая жевать. – Вы заметили, как мы четко разделили обязанности? Вы ели, а я поддерживал беседу.

– Значит, все шло по плану. Насколько я поняла, вы затеяли ужин, чтобы накормить меня до отвала.

– А я, между прочим, тоже немало работал сегодня. Учил свою группу бить молотком не по пальцам, а по гвоздям.

– Ну и как, выучили?

– Почти. Теперь ваша очередь рассказывать о семье.

– У меня трое младших братьев, – начала Кэти. – Все трое были отчаянными озорниками. Родители работали, нам приходилось быть самостоятельными. Словом, мы были «детьми с ключом на шнурке», хотя тогда этот термин еще не придумали.

– И, я полагаю, вам выпадала роль няньки.

– По мнению братьев, у меня была роль тирана.

– Неслабая нагрузка для маленькой девочки.

– Ничего не поделаешь, приходилось ее нести, – философски заметила Кэти, накалывая на вилку маринованный гриб. – Вообще-то не так уж было тяжко. У меня много чудных воспоминаний. Наша семья замечательная. Лучшей мне даже и не представить.

– А что было дальше?

– Дальше? Я же рассказывала. Школа. Работа в разных местах. Потом предложение Кевина принять участие в его проекте.

– Вы забыли о муже.

– И правда забыла, – подтвердила она, уступая соблазну и беря еще кусок поджаренного хлеба. – Что можно об этом сказать? Случилась ошибка. Двое вполне приличных людей совершенно не подходили друг другу. В результате развод. Спокойный, без драм. А кто занимается растениями там, в патио? – спросила она, кивнув в сторону стеклянной стены, за которой буйствовала роскошная зелень.

Джад смотрел на нее прищурившись. Ясно было, что ему хочется подробнее разобраться в ее прошлом. Надкусив ломтик хлеба, Кэти ждала, согласится ли он закрыть тему. Джад колебался.

– Растениями занимаюсь я, – прозвучал наконец ответ.

– О!

– Что значит «О!»?

Поспешность и настороженность реакции были неожиданными.

– Да ничего особенного не значит. Я просто немножко удивлена.

– Чем?

– Тем… – Она начала совершенно непринужденно, но сразу запнулась, не находя слов. Пышная зелень, удивительной красоты цветы, фонтан – все это создавало потрясающе разнообразный, живой и чувственный мир. И то, что он сумел его сотворить, покоряло, захватывало. Поистине в Джаде Джордане Третьем таилось гораздо больше, чем можно было увидеть с первого взгляда.

– И все-таки? – Джад ждал ответа на вопрос.

– Я удивляюсь. Если вы так любите живое, то почему же ваша квартира…

– Такая безликая?

– Такая лишенная всякого чувства, – уточнила она и вдруг неожиданно для себя зевнула. – Простите.

Джад посмотрел на ее пустую тарелку.

– Хотите чего-нибудь еще? Нет? Тогда едем. Я отвезу вас домой. В постель. Чтобы вы мирно выспались в одиночестве.

– Конечно, в одиночестве, – сказала она, послушно вкладывая ладонь в его руку.

– Нет, не конечно. Так будет сегодня…

– Джад, ну не надо начинать снова, – устало запротестовала она.

– Может быть, завтра. Но, безусловно, не всегда.

Загрузка...