Ведь я этого достойна

Парень из приличной семьи пытается достать травку

Когда наконец-то закончилась последняя пара французского, Нейт Арчибалд произнес стремительное а demain (фр. До завтра), обращаясь к своим одноклассникам из школы св. Иуды, и поспешил в пиццерию на углу Мэдисон-авеню и 86-й улицы, где работал торговец марихуаной по имени Митчелл, ему можно было доверять. Нейту повезло: школа св. Иуды была старейшей школой для мальчиков в Манхеттене, а потому придерживалась традиции, согласно которой занятия заканчивались в 14.00 как в средних, так и в старших классах, хотя в большинстве других школ города только в 16.00. В школе считали, что при таком расписании у учеников оставалось больше свободного времени на занятия спортом и на выполнение громадного домашнего задания, с которым они уходили из школы каждый день. Это время они также тратили на то, чтобы снова взяться за наркоту и побалдеть до, после и во время занятий спортом и выполнения домашнего задания.

Когда Нейт видел Митчелла в последний раз, вечно иронизирующий торговец в шляпе «Кэнгол» сообщил ему, что собирается вернуться домой в Амстердам. И вот сегодня у Нейта был последний шанс заполучить огромную сумку сладкой перуанской травки от Митчелла. Блэр постоянно жаловалась на то, что Нейт курил марихуану, когда они бывали вместе, она плакалась ему, говоря, что нет ничего скучнее, чем наблюдать за тем, как он в течение десяти минут пристально смотрит на персидский ковер в ее комнате, хотя в это же самое время они могли дурачиться или тусоваться на какой-нибудь вечеринке. Нейт же всегда отговаривался, что привычка его — всего лишь каприз. Точно так же кто-то любит шоколад — когда захочешь, можно всегда бросить. И чтобы доказать это самому себе — Блэр теперь ничего доказывать больше было не нужно, — он собирался завязать сразу после того, как выкурит последний лист марихуаны из той огромной сумки, которую он сегодня купит. Если он будет поаккуратней, содержимого этой сумки ему хватит на добрых восемь недель. А до тех пор Нейт предпочитал ни о чем таком не думать.

— Два обычных куска, — сказал Нейт лысеющему долговязому шеф-повару в ярко-фиолетовой футболке с надписью: «Welcome to Loserville». Он облокотился на прилавок, отделанный красным линолеумом, слегка отталкивая локтем пластиковую банку с чесночной солью, хлопьями красного перца и орегано.

— Где Митчелл?

Левый заработок Митчелла не являлся секретом в пиццерии. Шеф-повар поднял свои густые черные брови. Его, кажется, звали Рей, но даже после тех нескольких лет, что он покупал здесь пиццу и марихуану, он не был уверен.

— Митчелл уже уехал. А вы по нему скучаете? Нейт ощупал задний карман своих армейских камуфляжных штанов, куда он засунул толстый бумажник «Коуч». Его охватила паника, и к горлу подкатывал неприятный ком. Конечно же, он не подсел, но ему ужасно не понравилось, что он остался совсем без травки, тогда как хотел скрутить толстенький косяк, чтобы скоротать вечерок, и точно так же провести следующий…

— Что? Вы хотите сказать, он уже уехал в Амстердам?

Рей — или, может, это был Рой — открыл сверкающую хромом дверцу духовки и движением профессионала отправил два горячих куска пиццы на двойной слой бумажных тарелок и толкнул их через весь прилавок в направлении Нейта.

— Извини, друг, — сказал он слегка сочувственным тоном. — Но с этих пор мы продаем только пиццу и содовую, и только пиццу и содовую. Понятно?

Нейт взял тарелку с пиццей и затем поставил ее назад на прилавок. Он не мог поверить, что ему так не везло. Раскрыв бумажник, он достал из пачки десятидолларовую банкноту и положил ее на прилавок.

— Сдачу оставьте себе, — пробормотал он, унося с собой пиццу.

Оказавшись на улице, Нейт бесцельно побрел и направлении парка, чувствуя себя брошенной собакой. Он ведь покупал травку у Митчелла < восьмого класса. Однажды в один из майских деньков Нейт и его приятель Джереми Скотт Том-кон зашли в пиццерию перекусить, и Митчелл подслушал, как Джереми подговаривал Нейта украсть банку с орегано, чтобы раскурить его дома. Митчелл предложил им купить нечто, что в сто раз лучше поднимает настроение, и с тех пор он с приятелями постоянно возвращался в эту пиццерию. Что же теперь ему делать? Пойти и купить травы у кого-нибудь из тех парней, которые торгуют в Центральном парке и похожи на жуликов? Большинство из них продавали дерьмомую сухую техасскую фигню, а у Митчелла всегда была сочная зеленая трава, которую он получал прямо от дяди из Перу. Да и к тому же продавцы в Центральном парке были в основном агентами Федерального бюро по наркотикам, и они-то наверняка поджидали таких парней, как он, чтобы сдать их полиции.

Выбросив остатки недоеденной пиццы в ближайший мусорный бак, Нейт пошарил по карманам своей куртки морского офицера от Хьюго Босс в поисках завалявшейся самокрутки. Когда же такая нашлась, он перешел на другую сторону Пятой авеню и нагнулся к скамейке в парке, чтобы прикурить ее, не обращая никакого внимания на группу хихикающих десятиклассниц в темно-синей школьной форме из «Констанс Биллар», которые, проходя мимо, строили ему глазки.

Благодаря каштановым волосам с соломенным оттенком, изумрудно-зеленым глазам, загорелой коже, улыбке, выражающей уверенность в своей привлекательности, умению строить парусники и участию в регате, что не могло не возбуждать, Нейт Арчибалд был самым желанным парнем Верхнего Ист-Сайда. Ему не нужно было искать девушек. Они сами шли к нему в руки.

С наслаждением посасывая горящую самокрутку, Нейт достал из кармана мобильник. Он знал, что все его приятели по школе: Джереми Скотт Томпкинсон, Чарли Дерн и Энтони Авульдсен — тоже покупают траву у Митчелла. У Митчелла она была лучше всего. И он решил выяснить, успел ли кто из них затариться травой до того, как их продавец смылся. Джереми ехал на такси в теннисный клуб на 92-й улице.

— Извини, кореш, — потрескивал в трубке голос, — но я был весь день занят, мать приняла большую дозу антидепрессанта золофт. А что бы тебе просто не купить себе травы у какого-нибудь торговца в парке или еще где-нибудь?

Нейт пожал плечами. Покупать траву в парке было таким… отстоем.

— Ну давай, — сказал он Джереми. — До завтра.

Чарли был в гипермаркете «Верджин», он покупал ди-ви-ди-диски со своим младшим братом.

— Облом, — сказал он, когда Нейт обрисовал ему ситуацию. — Но ты ведь сейчас возле парка, так что и купи там себе травы.

— Да, ну, давай, — ответил Нейт. — До завтра. У Энтони был урок вождения: на прошлые выходные родители подарили ему новый спортивный БМВ М-3 к его восемнадцатилетию.

— Проверь аптечку матери, — посоветовал он. — Родители — это последний шанс.

— Я посмотрю, — ответил Нейт. — Позже.

Он выключил телефон и затянулся в последний раз от своей малюсенькой сигаретки.

— Черт, — выругался он, бросая сгоревшие остатки в грязный снег под ногами. Этот семестр должен был превратиться в бесконечную вечеринку. В ноябре он пережил ужасное собеседование в Браунском университете и был уверен, что комиссия будет в отпаде от его заявления, и он точно поступит. И потом, он уже не встречался с малышкой Дженни: она, конечно же, мила, и грудь у нее что надо, но на нее уходила уйма времени. До выпускного он собирался курить грану и вообще балдеть, но без продавца, которому можно было доверять, план его и гроша иного не стоил.

Нейт откинулся на спинку зеленой деревянной и скамейки и пристально посмотрел на роскошные многоэтажки, облицованные известняком, которые тянулись вдоль Пятой авеню. Справа на углу 72-й улицы он увидел дом, в котором жила Блэр. Наверху, в пентхаусе, на розовом пледе Блэр растянулся Китти Минки, кот породы русская голубая, в ожидании того, когда вернется домой Блэр и почешет ему грудку своими красновато-розовыми ногтями. Нейт непроизвольно нажал несколько клавиш своего сотового и позвонил Блэр. Он услышал шесть гудков, прежде чем она ответила.

— Привет, — четко произнесла Блэр. Она сидела в новом салоне «Гарренз» на Пятьдесят седьмой Восточной улице, который был стилизован под турецкий гарем. Тонкие шелковые платки, розовые и желтые, свисали с потолка, а огромные подушки тех же цветов были разбросаны по всему салону, чтобы клиенты могли посидеть и выпить чашечку турецкого кофе в ожидании своей очереди. Напротив рабочих мест стилистов висели огромные зеркала в золоченых рамах. Джанни, новый парикмахер Блэр, только что расчесал ее волосы, влажные от мытья и кондиционера. Прижав к мокрому уху телефон, Блэр уставилась на свое отражение в зеркале. Наступил решающий момент: решится ли она на короткую стрижку?

— Привет, это я, Нейт, — шептал старый знакомый голос ей в ухо.

Блэр была ошарашена и не могла ничего ответить. Они не виделись с самого Нового года, да и последняя встреча ничем хорошим не кончилась. С какой это стати Нейт звонит ей именно сейчас?

Нейт? — удивилась Блэр, переполняемая не то нетерпением, не то любопытством. — Это правда очень важно? Я сейчас не могу говорить. У тебя очень плохие времена?

Да нет, неважно, — ответил Нейт, пытаясь придумать хоть какое-нибудь разумное объяснение своему звонку. — Я просто подумал, что тебе, может, интересно узнать, что я решил завязать. Ну, ты понимаешь — завязать с травой.

Он пнул ком замерзшей грязи. Он вовсе не был уверен, что так оно и обстоит на самом деле. Завяжет ли он? Чего ради?

В замешательстве Блэр схватила свой телефон за другой край. Нейт всегда вел себя спонтанно, но не до такой степени. Джанни нетерпеливо провел черепаховым гребнем по ее волосам.

— Ну, ты молодец, — ответила она наконец. Послушай, мне надо идти.

Ее голос звучал как-то растерянно, а Нейт даже не знал, почему он ей позвонил. Увидимся, — пробормотал он и спрятал телефон в карман куртки.

— Пока.

Блэр бросила свой блестящий розовый телефон «Нокиа» в красную сумку для боулинга и выпрямилась, сидя на вращающемся кожаном стуле. Я готова, — сказала она Джанни почти уверенно. Помни, что я хочу короткую стрижку, но не под мальчика.

На загорелых щетинистых щеках Джанни появились складки, выражающие изумление. Он подмигнул темно-карим глазом так, что стали заметны его длинные ресницы.

— А, как у Катерины Хепберн, да?

Приехали.

Блэр затянула пояс бежевого халата, который ей выдали в салоне, и взглянула на зеркальное отражение чрезмерно напомаженных волос Джанни. Она молилась о том, чтобы он делал свое дело не так глупо и непрофессионально, как говорил. Конечно, это могло быть связано лишь с языком.

Нет, не Кэтрин Хепберн. Одри Хепберн. Ну, помнишь «Завтрак у Тиффани»? «Моя прекрасная леди»? «Забавная мордашка»? — Блэр прокручивала в голове, пытаясь вспомнить кого-нибудь из знаменитостей с достаточно короткой стрижкой.

А может, как у Сельмы Блэр, — отчаянно добавила она, несмотря на то что у Сельмы прическа была более мальчиковая, нежели та, какую хотела она.

Джанни ничего не отвечал. Вместо этого он проводил пальцами по мокрым распущенным волосам Блэр.

— Такой красиф фолос, — сказал он с тоской в голосе. Потом взял ножницы и, собрав волосы в хвост, без какой-либо суеты, одним резким движением отсек весь пучок.

Блэр закрыла глаза, когда волосы падали на пол. «Пожалуйста, сделай так, чтобы я была красивой, — молила она про себя, — и оригинальной, элегантной, и стильной». Она открыла глаза и замерла в ужасе, уставившись на отражение в зеркале. Ее мокрые космы, едва достающие до ушей, торчали в разные стороны.

— Не фолнуйтесь, — заверял ее Джанни, меняя большие ножницы на маленькие. — Теперь подрофпяем.

Глубоко вздохнув, Блэр запаслась терпением. Отступать было все равно поздно. Почти все ее волосы лежали на полу.

— Ладно, — выдохнула она.

Вдруг снова зазвонил мобильник, и она потянулась к нему.

— Подожди, — сказала она Джанни. — Алло.

— Это Блэр Уолдорф? Дочь Гарольда?

Блэр рассматривала себя в зеркале. Она никак не могла понять, в кого она превратилась. Она больше была похожа на вновь прибывшего заключенного, чем на известного адвоката Гарольда Уолдорфа, который развелся с ее матерью два назад и теперь живет в замке во Франции, где вместе со своим спутником жизни держит Виноградник. Оценив свое беспокойное состояние, Блэр была не против оказаться кем-то совсем другим — это одна из причин, по которой она решила довериться рукам Джанни. Она уже согласна и на Катрин вместо Одри, поскольку выглядела совершенно по-новому..

— Да, — слабым голосом ответила Блэр.

— Хорошо, — сказал парень низким голосом очень учтиво, так что трудно было догадаться, сколько ему лет — девятнадцать или тридцать пять. — Это Оуэн Уэллс. Я многим обязан вашему отцу. Когда-то мы вместе работали в одной фирме, а еще раньше учились в Йельском университете, и я понимаю, что вы заинтересованы в том, чтобы самой попасть туда.

Заинтересована? Блэр была не просто заинтересована, это было для нее смыслом жизни. Зачем же, блин, тогда ей понадобились пять лишних курсов, дающих дополнительные баллы при поступлении?

— Это так, — писклявым голосом выдала она.

Она взглянула на Джанни, который мурлыкал себе под нос слова отвратной песни Селин Дион, доносившейся из колонок стереосистемы. — Но я как бы облажалась на собеседовании.

И правда, на собеседовании она поведала слезливую историю своей жизни, а напоследок чмокнула мужика, который задавал ей вопросы, это, типа, и было самой лажовой фишкой.

— Именно поэтому я и звоню вам, — ответил Оуэн Уэллс, чей голос звучал очень сексуально, может, оттого, что резонировал так же, как звучащая в басу виолончель. — Поддержка вашего отца очень много значит для университета, и они хотят дать вам еще один шанс. Я вызвался провести с вами повторное собеседование, и приемная комиссия уже согласилась, что при рассмотрении вашей кандидатуры они будут опираться на характеристику, которую предоставлю им я.

Блэр была просто ошеломлена. Еще один шанс — это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Устав ждать, Джанни положил ножницы на рабочий столик на колесиках рядом с креслом Блэр, взял с ее коленей последний номер «Вог» и засеменил к коллегам, чтобы жаловаться на свою клиентку.

— Когда вы свободны? — настаивал Оуэн Уэллс.

«Сейчас», — хотелось выкрикнуть Блэр. Но она просто не могла попросить Оуэна прийти сюда и лицезреть, как Джанни стрижет ее, пока она будет отвечать на все занудные вопросы, какие обычно задают на собеседовании, типа: «Кто больше всего влияет на вашу жизнь?»

— В любое время, — визгливо ответила она.

Вдруг пришло в голову, что она не должна покалывать, в сколь безнадежном положении находится, особенно теперь, когда решила изобразить из себя одаренного ребенка с бешеным расписанием. — Вообще-то сегодня я занята, да и завтра тоже будет сумасшедший день. Вот в среду или в четверг после школы было бы в самый раз.

— Я обычно работаю допоздна, а вплоть до среды у меня каждый вечер встречи. Как насчет вечера четверга? Около половины девятого?

— Замечательно, — ответила Блэр.

— Хотите, я приду к вам в офис?

Оуэн немного помедлил. Блэр слышала скрип его стула, она представила, как он осматривает свой офис в «Трибеке» с видом на Нью-Йоркскую гавань, пытаясь решить, насколько подходит его кабинет для встречи. Он виделся ей высоким блондином с загаром, как у всех игроков в теннис, такой же был у ее отца. Но Оуэн Уэллс наверняка лет на десять моложе ее отца и поэтому выглядит гораздо лучше. Интересно, задумывался ли он, как круто иметь по букве «у» в имени и фамилии?

— Почему — бы нам не встретиться отеле «Комптон»? Там есть небольшой бар, вполне уютное местечко, — засмеялся он. — Я куплю вам колу, хоть ваш отец и говорил мне, что вы предпочитаете «Дом Периньон».

Блэр вспыхнула. «Этот, блин, папаша — что он там еще порассказал?»

— Да нет, кола — это замечательно, — немного запинаясь, произнесла она.

Хорошо. Увидимся в четверг вечером. На мне будет галстук с эмблемой Йельского университета.

Буду с нетерпением ждать. — Блэр пыталась выдержать деловой тон, несмотря на все, что она нафантазировала себе про Оуэна. — Спасибо за звонок.

Она выключила телефон и посмотрела в висевшее прямо перед ней золоченое зеркало. Теперь, когда у нее на голове почти не осталось волос, ее голубые глаза казались больше, а цвет их насыщенней.

Если бы она была актрисой, снимающейся в фильме о самой себе — ей всегда нравилось мечтать об этом, — то этот день стал бы кульминацией: именно сегодня она изменила свою внешность и начала репетировать более значительные роли в своей карьере. Она взглянула на часы. Осталось лишь полчаса до того, как она должна быть на уроке физкультуры в «Констанс Биллар». Она не видела причины, по которой ей стоило нестись назад в школу, тем более «Бенделз» находился всего через три дома, и там ее ждало платье для встречи с Оуэном. Конечно же, стоило заколоть физру, если новая прическа и новое платье помогут ей попасть в Йель.

Джанни пил кофе и кокетничал с мойщиками волос. Блэр угрожающе посмотрела на него, тем самым провоцируя его на то, чтобы он напортачил с ее прической.

— Как только вы будете готовы, мисс, — отозвался он скучающим голосом, будто ему все равно, стричь ее или нет.

Блэр глубоко вздохнула. Она избавлялась от прошлого: от несложившихся отношений с Нейтом, от внушающего отвращение нового мужа матери и ее возмутительной беременности, от заваленного собеседования в Йельский — и заново создавала свой образ. Йель дал ей еще один шанс, и с этих самых пор она будет хозяйкой своей собственной судьбы: будет писать сценарий, режиссировать и играть в фильме под названием «Моя жизнь». Она уже представляла себе заток статьи о ее прическе в рубрике «Стиль» в «Нью-Иорк таймз»: «Коротко для дебюта в Йельском».

Ее лицо расплылось в победной улыбке, которую она репетировала для интервью с Оуэном Уэллсом в четверг вечером.

— Я готова.