Ведьмино счастье 3

Глава 49

Марцелла.

Весь полёт Эрлик был зелёный, почти как Матиас в своем обычном состоянии. Хорошо, что долетели без проблем, и дети почти не капризничали. Начали было, но нянь им что-то тихонько запел, и они успокоились. Только и пришлось переодеть, повезло мне с нянем. Вот уже и садимся, самолет плавно коснулся земли и мы покатились. Здравствуй, мой родной город, я скучала. Как много произошло за тот год с лишним, что мы не виделись. — Это всё? Мы больше не полетим? Дорогая? — Всё. Сели. Одевайтесь. Из самолёта мы вышли почти последними. Тут удобно, к самолёту подходит специальный туннель, даже на улицу выходить не нужно. Вот мы и в аэропорту. — Куда нам теперь? — За багажом. Пошли, надо встретить птичку. — А почему я не всех тут понимаю? — Здесь много иностранцев, у них другой язык. Смотри, вот там группа немцев, у них более грубая речь. Сейчас выедет клетка, встречай, я вызываю такси. Внезапно немцы напряглись, я, признаться, немного тоже. Пернатая пакость пела, выезжая на транспортёре. — … На смертный бой! С фашистской силой! С прокля-я-ятою толпой! Какой кошмар, это всё радио, это всё чертов таксист! Зараза еще и фальшивит. Нет, это не моё! Эрлик подхватывает клетку, улыбается. С учетом его габаритов, золотой цепи и перстней картина выглядит жутко — браток, привет из лихих девяностых. Зараза поёт, люди замерли, немцы в шоке, наши аплодируют.

— Марцелла, а это они мне аплодировали, потому то у меня такая семья замечательная? Целых трое сыночков и жена красавица? Да? — Садитесь в машину, тут нет стоянки. В машине играл блатной шансон, Зараза вслушивался. За что мне это?!

Эрлик. Едем по странному городу. Он огромен, люди везде, снуют, как муравьи. С неба что-то капает, не переставая, не то дождь, не то густой туман стекает. Играет странная песня, она напоминает чем-то тюремную, не все слова могу разобрать. Матиас очень спокоен, даже удивительно. — Сейчас въедем в центр, там красиво, смотрите по сторонам, не пожалеете, — подсказывает Марцелла. — Иностранцы? Сопровождаете? — Муж, дети и няня. — Бывает. Улицы постепенно начинают сужаться. Машин столько, что то и дело приходится ждать, притормаживать, едем медленно. Всюду камень, он просто везде, серый, холодный, пугающий. И дворцы, бессчётное количество богатых фасадов, многие из них украшены колоннами, лепниной, статуями замерших навеки людей. А самое страшное, дикое, какое-то нереальное — это лица страшных ведьм, что смотрят, разинув рты, со старинных барельефов, будто подглядывают за живыми людьми. — Марцелла, а почему тут столько изображений ведьм на домах, чтобы пугать грабителей? — Где? Показываю ей на фасад дома у которого мы стоим.

— А, это? Это из греческой мифологии, для красоты. Странное у этих людей чувство прекрасного. — А почему до сих пор не стемнело? — Белая ночь. Темноты не будет. — Как? — На пару часов настанут сумерки и всё.

Сколько тут воды, сколько изящных решёток, отделяющих людей от пропасти над чёрными каналами. Уму непостижимо, что всё это делали люди своими руками, без магии, так не бывает, просто не может быть. Столько вырыть земли, обтесать камень, возвести дома, украсить. Должно быть супруга шутит, кому под силу такое? — А где мы будем жить? Моя драгоценная тёща говорила, что в голубятне. Может быть, стоит снять номер в таверне, любимая? — У меня нормальная квартира, просто на третьем этаже двухэтажного дома. Тут так бывает, это Питер. — Остановите нас ненадолго у гастронома, дома в холодильнике мышь повесилась. — Ожидание платное с пятой минуты. — Не страшно. — Жрааать! Купи птичке голову. А лучше две! Я столько ехал! Я пел! Мне аплодировали! Талант! — Курочку поешь. Марцелла уходит, мы остаёмся одни. — Хотите, расскажу про этот дом? — В котором магазин? — Да. Знаете, почему он в подвале? — Нет. — А вы сами откуда? — Я из Сомали, няня из Перу. — Значит, вы ничего не знаете про блокаду? — Блокаду чего? — Тогда слушайте. В войну город был окружён врагом. Почти девятьсот дней он простоял в окружении, но так и не сдался. Мор от голода заполонил весь город. Этот дом один из немногих, что не был разрушен. Тут много квартир, а единственное большое помещение в подвале, там, где сейчас магазин. В войну там хранили трупы. — А жена знает? Может быть, мы найдём другой магазин? — Зачем? Весь центр города такой, до сих пор с тех времен кое-где мумии в перекрытиях находят. А сколько тут рабочих при строительстве города погибло! А в революцию! Это Питер, он весь на костях. А Вы не знали? — Нет. Какой ужас! Клятое место, капище, бойня. Как она тут вообще жила! Сколько же тут призраков? Может, ну её, тещу? Скорее бы домой вернуться с этого жуткого кладбища. Как сюда можно было ехать с детьми? О чём вообще думала Марцелла? — Хороший город, славный! Жрааать! Идёт, довольная. Что она там купила, в тех жутких подвалах? — Ребята! Нам катастрофически повезло! Я не знаю, каким чудом, сейчас не сезон, но я купила корюшку. — Что это? — Смотри, вот в пакете! Суёт мне раскрытый пакет. Пахнет будто бы огурцом, а в пакете мелкая рыбка — кошачье счастье. — Это кому? Бродячим котам? — Это нам, дивная рыба, местная достопримечательность. Очень вкусная! Правда, не все её едят. — Почему? — Говорят, она питается трупами. А кто её знает, главное, вкусная. Если что, вам я купила курочку. — Спасибо! — Смотрите, Мойка! Знаете сколько там на дне сокровищ? — Пираты зарыли клад? Почему тогда его ещё не нашли? — Там тина, ничего не видно. В революцию, еще до Блокады, тут убивали всех господ, да и всех тех, кто попадёт под руку. Аристократы, которые жили в домах на берегу Мойки, да и других рек и каналов тоже, выбрасывали в воду свои драгоценности, золото, камни. Всё самое ценное, самое дорогое, самое любимое, лишь бы оно не попало в руки восставших. — А счастливо тут люди жили?! — Безусловно. Матиас, ты спишь что ли? — Дремлю. — Просыпайся, мы скоро приедем. Одевайте детей.

Вскоре мы остановились у арки, ведущей во двор старого дома с красивым нарядным фасадом. — Может, я внутрь заезжать не буду, а то потом не выеду, так и останусь памятником самому себе? Так вот откуда столько памятников? Это те, кто застрял на месте и не смог выбраться! О ужас!!! — Конечно, мы дойдём и так, вещей немного. Эрлик и Матиас, на вас рюкзаки и дети. На мне Зараза и еда. Идёмте! Эрлик, ты чего такой бледный? Мы уже почти дома. — Этот дом, он твой? — Только крошечная его часть. Идём, выходите из машины. Стоило завернуть под арку, как в нос ударил запах мочи и сырости. С неба капало. Если поднять голову вверх, то было полное ощущение того, что ты находишься на самом дне колодца с квадратными стенами, в ловушке, в западне из камня. — Идёмте, у нас второй двор, это только первый. Идём сквозь следующую арку, тут всё ещё мрачнее. Стены лишены украшений, облупленные, местами покрыты плесенью. Словно уродливая изнанка красивого платья, так и тут изнанка богатой жизни, изнанка шикарного фасада. Проходим мимо кучи кирпичей, я оступился, хорошо, не упал. — Осторожней, не упади. Детей уронишь. Это был дом, он разрушен в войну снарядом, а кирпичи так и остались. — А где те, кто в нем жили? — Где-то под кирпичом, наверное. Не знаю, так и лежит всё с войны. В какое жуткое место мы сегодня попали. В голове набатом стучит мысль: «Бежать. Уносить ноги! Спасать детей! И жену!» Марцелла достает ключ из сумки и открывает неприметную стальную дверь в мрачной грязной стене. — Заходите, мы почти совсем дома. Осторожнее на лестнице, нам на третий этаж, центральная дверь. Тут тепло сухо и довольно чисто.

— Ботики снимать? — Ты что? Это парадная, поднимайся. Ступени старые, выщербленные, перила стальные. Иду осторожно, боюсь оступиться, у меня в руках двое моих сыновей: Сигизмунд и Серж. Матиас с Микаэлем тоже идет осторожно. Марцелла впереди нас, ей тяжело, у неё и демон в большой неудобной клетке, и пакет с едой. Скорей бы подняться. Вот и третий этаж, жена открывает дверь. В ноздри пахнуло необжитым домом, немного пылью и кирпичом. Комната крошечная, я еле помещаюсь, прохожу чуть дальше, внезапно вижу кровать. — Это вся квартира? — Есть еще балкон и кухня. Кладите деток на кровать, только стулья приставьте, чтоб не укатились. Уже пора кормить.