Ведьмы поместья Муншайн

13

Суббота, 23 октября Вечер

Айви указывает дрожащей рукой на камин в гостиной и бормочет: «Инценде»[24]. Когда огонь разгорается, Айви радуется, что ей удалось сделать хоть такую малость, до того она устала.

Старый дом скрипит и вздыхает, радуясь, что пережил бурю. Внутри стен что-то мерно постукивает, словно сердце. Перешептываются за окном деревья, в камине потрескивает огонь, начиная мелодично гудеть.

Где-то в лесу жалобно воет зверь, словно оплакивая безответную любовь, и по рукам Айви бегут мурашки. Наступил вечер, ведьминское время, но не для таких пожилых ведьм, как они. Это в годы молодости сестры не ложились спать раньше трех ночи.

Несмотря на усталость, Айви даже не пыталась прикорнуть. Да и как можно, когда нужно переделать столько дел – стереть, например, воспоминания у журналиста, сделать тесты для Квини и проверить, как чувствует себя трупный цветок – ведь из-за объявленной тревоги она не довела надрез до конца.

Айви так ухаживала за цветком, а он, неблагодарный, взял и распустился без нее, лишив ее удовольствия созерцать это прекрасное зрелище. Цветение закончится к утру, и обвертка уже отмерла. В другое время Айви сокрушалась бы, что все пропустила, но сейчас они могут потерять дом, и у нее просто нет сил расстраиваться из-за цветка, тем более что уже через девять дней и сама оранжерея может быть разрушена. При мысли об этом в ней закипает гнев, и она не знает, куда его перенаправить.

Вспомнив о порезанном пальце, Айви обнаруживает, что он воспалился. Со вздохом она достает из кармана баночку мази, думая о том, что неплохо бы окунуться с головой в целительную ванну, настолько разбитой она себя чувствует. В желудке урчит от голода – на одном шоколадном батончике далеко не уедешь.

Когда тепло оказывает свое живительное действие на отекшие суставы Айви, она оглядывает комнату с высоким кессонным потолком, с резными колоннами и веерообразными деревянными арками, напоминающими позолоченное павлинье оперенье.

Над камином выложен из известняка герб Дюбуа, инкрустированный лазуритом. По всей гостиной расставлены резные кушетки, обитые потертым от времени узорным бархатом мятно-зеленого и бордового цветов с золотистой тесьмой. Тяжелые парчовые шторы, поддерживаемые подхватками с золотыми кистями, создают в комнате благородный сумрак.

Но кругом видны следы обветшания, поэтому Айви щелкает пальцами и закрывает глаза. Когда она открывает их, то видит совсем другую комнату. Теперь все стены покрыты непальским плющом – темно-зеленый с отливом цвет его мясистых листьев красиво контрастирует с желтоватыми прожилками.

Ковер тоже исчез, и теперь пол устлан шелковистым вильчатым мхом. Айви скидывает обувь, стягивает носки и расчесывает пальцами босых ног упругие травинки, растягивая наслаждение.

Айви интересовалась у сестер, играет ли дом и с ними в какие-нибудь игры. Но никто вообще не понял, о чем идет речь, из чего Айви сделала вывод, что дом «хамелеонит» только для нее, таким образом ей подчиняясь. Должно быть, именно в таких же отношениях он состоял и с ее двоюродной бабушкой Мирабель, а после ее смерти присягнул на верность Айви.

Айви снова щелкает пальцами, и старая гостиная принимает прежний вид. И на все это взирает с портрета маслом написанная в полный рост бабушка Мирабель Дюбуа. Волосы ее уложены в волнистый пучок, закрепленный заколкой из павлиньего пера. Тут она еще молодая, где-то под тридцать, но одежда ее лишена признаков моды того времени – никакого корсета или турнюров [25].

Вместо платья Мирабель одета в мужской костюм, подогнанный под ее округлые формы. В одной руке она держит нефритовый мундштук с дымящейся сигаретой. В ее зеленых глазах есть что-то плутовское, озорное – да, художник прекрасно передал характер этой женщины.

Разумеется, Айви не знала бабушку в таком возрасте. Они встретились, когда ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Айви. Тогда она казалась древней старухой – изборожденное морщинами лицо, напудренные щеки, ярко-красная помада, собравшаяся в трещинках губ, вокруг глаз – паутина мелких морщин.

Да и как можно сравнивать себя с этой пожилой женщиной, которая воспитывала шестерых девочек, давала им образование, да еще управляла поместьем, заранее строя планы о передаче его Айви. И как же поступила Айви с наследством Мирабель? Дом приходит в упадок, и городской совет может его снести, если только на помощь не придет Руби, которая не жила тут долгие десятилетия.

При мысли о всех этих трудностях Айви, обычно человек уравновешенный, впадает в ярость. Чтобы привести себя в порядок, она делает несколько глубоких вдохов и старается просто думать про Мирабель, про ее портрет и эту гостиную, где всегда проводились важные встречи.

Именно здесь однажды вечером произошло ее знакомство с Мирабель и с самим домом. Господи, уже восемьдесят лет прошло. Айви осиротела в семь лет, когда ее родители умерли один за другим: сначала отец – от туберкулеза, а потом и мать Мезула – от отравления.

Мезула была фармацевтом, и ходили разговоры, будто то ли настойки испортились, то ли она неправильно смешала опасные ингредиенты. Но двоюродная бабушка Мирабель только посмеялась над подобными домыслами, утверждая, что Мезула была слишком опытна, чтобы допустить подобное.

«Она умерла по собственной воле, потому что сердце ее оказалось разбито, – сказала она тогда Айви. – Твоя мать не смогла спасти собственного мужа и не захотела жить после этого». Помнится, она взяла Айви за подбородок, наклонилась к ней поближе и изрекла такую мудрость: «Запомни, девочка моя. Как бы ни были велики наши силы, смерть все равное сильнее. И по своей мощи с ней сравнима разве что любовь».

Айви тогда подумала: что это за штука такая – любовь, которая заставляет людей поступать столь импульсивно? Зачем было оставлять сиротой свою дочь, которая так нуждалась в матери? Зачем, не в силах жить без любви, бросаться в объятья смерти? И если это романтическое чувство именно таково, то уж лучше Айви обойдется без него. Отказ от любви Айви считает мудрым решением, особенно после того, что приключилось с Руби, Магнусом и Урсулой.

Айви хорошо помнит первый год проживания со своей эксцентричной двоюродной бабушкой в этом огромном доме, который изо всех сил старался отвлечь ее от мрачных мыслей. Помнит, как принимали ее в свои объятья альковы и как смешно прыгала с места на место мебель, играя с ней в прятки. И как ночами приходили женщины, чьи лица были скрыты капюшонами, и под утро исчезали в лесу. Однажды, когда бабушка поправляла ей перед сном одеялко, Айви спросила про этих женщин, а Мирабель объяснила, что все они – члены их сестринства.

«Запомни, девочка моя, – сказала тогда Мирабель, – самые крепкие узы у тебя будут именно с женщинами, которых ты выберешь в качестве своей семьи».

«Но ведь семью не выбирают, – сказала озадаченная Айви. – Где ты родился, там и семья».

«У человека – две семьи, – пояснила Мирабель, заправляя за ухо непослушный локон Айви. – Первая семья – это кровные узы, но вторая основана на более сильном родстве. Выбор, дорогая Айви, обладает могущественной силой. Поэтому, когда придет время, будь мудрой при выборе сестер».

Но Айви, в отличие от Мирабель, не пришлось выбирать для себя сестер. За нее все сделал дом: используя силу собственного притяжения, одну за одной он приводил их к Айви.

Прошел год, и Айви заскучала. И вот однажды рано утром она проснулась от шума приближающейся к дому двуколки с лошадьми. Откинув одеяла, Айви побежала по длинному коридору и залезла на подоконник, откуда было видно подъездную дорожку. Прижавшись носом и ладошками к заледенелому стеклу, она увидела Анастасию, одну из таинственных ночных гостий Мирабель.

А с нею была светловолосая девочка, на пару лет младше Айви. Девочка смотрела на дом, словно бы узнавая его. Подслушав пару разговоров, Айви поняла, что девочку зовут Урсула, ей шесть лет, и ее мать убил во сне неизвестный грабитель. Девочка эта родилась в сорочке и определенно обладала вторым зрением, так как смогла описать внешность нападавшего, даже не видя его.

В последующие недели Айви удалось подслушать и другие разговоры, пострашнее предыдущих. На основе описания внешности убийцы сестры Мирабель определили его личность и выследили. Как-то безлунной ночью они собрались все вместе и, разбившись на группы, улетели на восток. Они вернулись до рассвета уставшие, но с чувством исполненного долга. Насколько помнит Айви, никто больше не вспоминал об этой истории.

Урсула стала первым подарком, который преподнес дом для Айви – так кот бросает мышку к ногам хозяина. Прошел всего один день, и в поместье прибыла шестилетняя Руби. Это рыжее дитя с глазами цвета фиалки подбросили на ступеньки приюта, приколов к ее пижаме записку: «Заберите это. С ним что-то не так». Скоро работники приюта согласились с автором записки и «сплавили» девочку еще кому-то. И вот так ее перекидывали из рук в руки, пока она не оказалась в поместье Муншайн.

Айви помнит, как в то утро Урсула вышла к Руби на крыльцо и как девочки бросились друг к другу в объятья, словно каждая из них нашла у другой ключик от собственного сердца.

Казалось, этот странный подарок скорее предназначался Урсуле, а не Айви. А все потому, что дом понимал, насколько трудно Айви, несмотря на собственное одиночество, сходилась с людьми. Ей было проще возиться со своими растениями, чем общаться с девочками, чьи раненые души искали защиты. Поэтому дом поступил мудро: он послал Айви двух сестер, не столь в ней нуждавшихся, пока они были друг у друга.

Через четыре месяца Урсула вдруг вскинула голову и прошептала: «Еще одна едет». Глаза при этом у нее широко распахнулись, и она смотрела куда-то вдаль, словно видя то, чего не видят Айви с Руби.

И действительно: через час девочки наблюдали через окно в коридоре, как в дом вводят шестилетнюю Квини, всю покрытую ожогами, в измазанном копотью платье. Эта девочка стала сиротой после того, как ее родители-изобретатели погибли от взрыва в лаборатории. Через месяц пребывания в приюте Квини перенаправили к Мирабель. Оказывается, девочка устроила собственный эксперимент и едва не спалила приютскую кухню.

Квини стала для Айви лучшим подарком от дома, ее самой близкой душой.

Через два года Урсула снова озвучила предсказание, что вот-вот – привезут кого-то еще. Девочки уже знали, что процедура знакомства с Мирабель проходит в гостиной, и побежали туда, спрятавшись за пыльными гардинами. И оттуда они увидели огромного как скала человека, что баюкал на волосатых руках спящую Иезавель, чьи волосы были черны как вороново крыло. Мужчину звали Марвин, он был водителем грузовика. Оказалось, он едва не сбил малышку, которая шагала себе по встречной полосе и сосала палец.

Этим подарком занялись Урсула с Руби, в то время как Айви с Квини уже вовсю колдовали над своими изобретениями.

Прошло полтора года. Айви гуляла в саду, как вдруг к ним из леса вышла восьмилетняя Табита. В одной руке у нее был чемодан, а в другой – странное яйцо. Первые два года пребывания в доме она молчала как рыба, и никто не знал, кто она такая и где ее родители.

Сей последний подарок будет преподнесен домом дважды, только Айви поймет это не сразу.

Айви баловало подарками не одно лишь поместье. Например, прощальный был сделан Мирабель: она долго болела и успела переоформить на Айви всю свою собственность без вмешательства других родственников. Нет, конечно, кое-кто пытался оспорить ее прижизненную волю – например, премерзейший Бартоломью Гедни.

И вот вам пожалуйста – после долгих лет препирательств с семейкой Гедни наследство Мирабель может оказаться стертым с лица земли. Разве возможно сестринство без общего дома? Ведь это он свел их вместе, и что будет, если особняк исчезнет?

Айви очень вовремя вытирает выступившие от гнева слезы, потому что в комнату входят сестры. Процессию замыкает Иезавель, которая сразу же направляется к старинной сервировочной тележке с напитками.