Ведьмы поместья Муншайн

16

Суббота, 23 октября Вечер

– У меня имелось одно предположение… – говорит Квини, стрельнув взглядом в сторону Айви. Та воспринимает это как осуждение и ощетинивается.

– Ну конечно, давайте все валить на меня! – вопит Айви, вскакивая на ноги. – Я вам что, факир? Ни одна лаборатория в мире не способна точно определить количество серотонина в человеческом мозгу, таких диагностических критериев вообще не существует. – Пульс у Айви зашкаливает, гнев, подобно наждаку, раздирает грудь и желудок. Айви кидает бокал в огонь, и он вдребезги разбивается.

Сестры, раскрыв рты, смотрят на нее, потрясенные такой вспышкой, как будто не они довели ее до подобного состояния. Айви, сделай то и это! Придумай для нас спасительный эликсир! Поддерживай дом в нормальном состоянии, чтобы у нас было где жить! Хренотень какая-то, сил уже никаких нет.

– Если ты такая умная, Квини, то почему сама не провела эти исследования? – возмущается Айви. – Сидишь тут и поносишь меня и мои растения.

– Ничего я не поношу, – говорит Квини, всплескивая руками. – Я просто сказала, что…

– Так, не надо! Да кто ты такая, чтобы ко мне придираться, да еще после того, что ты натворила? Это все ты виновата, и нечего в меня тыкать!

– Ты видела? – говорит Квини, поворачиваясь к Иезавель, а затем переводя взгляд на Урсулу. – Ты видела, что произошло с ее глазами?

– Ты о фиолетовой вспышке? – спрашивает Иезавель.

– Ну да! – Квини ликует. – Ты, случаем, не отхлебывала из тех бутылок или банок, что я принесла тебе в лабораторию? – интересуется она у Айви.

Айви вся сжимается – кажется, ее хотят доконать придирками.

– Я хотела пить, я намучилась с деревом, с газоном и этим журналистом. У меня даже не было времени поесть. Уж простите, если я глотнула немного пива, ничего другого под рукой не было.

– Вот именно. – Квини довольно улыбается. – Считай, что ты провела испытания и получила ответ.

– В каком смысле? – спрашивает Айви. У нее аж руки чешутся, чтобы запулить в кого-нибудь еще чем-нибудь.

Квини опасливо пытается подойти к Айви, словно она невиданный зверь.

– Я так и думала, что они добавляют в алкоголь нечто, вызывающее гнев и агрессию. И ты только что это доказала.

Иезавель делает большие глаза:

– Ты хочешь сказать, что Брэд Гедни не только перечеркнул все наши труды, но и довел мужчин до озверения?

– Именно.

– Плохи наши дела, – говорит Иезавель и смотрит на Айви, все еще боясь подойти к ней слишком близко.

– Ясен хрен. «Плохи» – это ты мягко выразилась, – констатирует Квини.

Она достает свою волшебную палочку, направляет ее на Айви и бормочет: «Цесса» [37].

И тут огонь, бушующий в жилах Айви, остывает, и гнева как и не бывало. Айви чувствует себя потрясенной и опустошенной. Более того, ей ужасно стыдно, что она потеряла над собой контроль.

– Я… Простите, пожалуйста. Я вела себя безобразно. Простите. – Она поворачивается к Квини и берет ее за руку: – Прости, я не знаю, что на меня нашло.

– Тебе не за что извиняться, – говорит Квини. – Дело не в тебе. Они что-то подмешивают в алкоголь.

Квини помогает Айви присесть, а Иезавель делает для нее другой коктейль. Дрожащей рукой она протягивает его Айви, а та дрожащей рукой принимает его. Все молчат, кидая в сторону сестры тревожные взгляды, давая ей время прийти в себя.

Наконец Айви восстанавливает равновесие и смотрит на сестер, в чьих глазах отражается свет от огня в камине.

– Давайте зададимся вопросом, почему? – говорит Айви. – Почему они пришли именно сегодня, не дождавшись, пока банк не лишит нас права собственности?

Урсула тихо ахает. После произошедшей сцены и наполовину выпитого коктейля щеки ее пылают.

– Думаешь, Брэд в курсе насчет Руби?

– Маловероятно, но уж больно вовремя он подгадал. Ведь только Руби знает, где спрятаны сокровища.

В животе у Айви формируется ледяной комок.

– Такое чувство, что Брэд и городской совет в курсе, что нас может спасти только Руби.

– Но она не общалась ни с кем из нас тридцать три года. – Голос Иезавель натянут как струна. – С чего мы вообще взяли, что она собирается вернуться в понедельник?

Айви задается тем же вопросом. Да они все об этом думают, и только одна из них озвучила свои сомнения. Как вообще отреагирует Руби, встретившись с сестрами? Оттолкнет ли она их, как это случилось в прошлом, или все-таки будет выше этого?

Айви смотрит на Урсулу, понимая, что у нее есть ответ на этот вопрос.

Урсула убирает руки от вязанья, но спицы не падают, а продолжают вязать сами собой, пока Урсула тянется к своей водке «сауэр». Со спиц свисает фиолетовый шарф из кашемира, предназначенный для Руби. Айви знает об этом, даже не спрашивая.

– Все знаки указывают на то, что Руби возвращается, – говорит Урсула, опустошив бокал. – И карты, и чайные листья, и мой хрустальный шар. – Ей хочется доверительности, но в голосе ее чувствуется сомнение.

– Ты чего-то недоговариваешь, – рискует высказаться Айви. – Какие знаки?

Урсула краснеет, словно застигнутая врасплох.

– Да ничего особенного. Просто мне все время видится какой-то туман.

– Туман? – спрашивает Квини. – В смысле – непогода?

– Не могу сказать точно. Скорее туман в прямом смысле слова.

Айви вспоминает слова тетушки Мирабель: «Туман в октябре – снег в декабре».

– Может, ты глядела не в хрустальный шар, а типа в снежок? – шутит Квини. Все хихикают, а Квини заканчивает свою мысль: – Ты просто не хочешь признаться, что тебе пора носить очки.

– А этот туман… – Айви пытается сгладить ситуацию, – он как-то связан с возвращением Руби?

– Да, – кивает Урсула. – Я вижу его постоянно, но не понимаю его значения. И чувствую, что он станет для нас огромной проблемой.

– Да ладно тебе, – отмахивается Квини. – Подумаешь, немножко тумана. Главное, что Руби скоро будет с нами.

Айви слишком хорошо знает Урсулу, знает, что она что-то недоговаривает, что-то очень плохое. Но еще она знает, что нет смысла наседать на сестру, иначе та упрется рогом. Кому понравится, когда тебя загоняют в угол.

Айви глядит на Табиту. Она у них как белый слон – вроде его и нет, но он есть, и все аккуратно обходят эту тему. Да, что будет с Табитой, если кран с ядром вернется через девять дней? Ведь Тэбби не выходит из дома тридцать три года. Как они вытащат ее на улицу, если возникнет такая необходимость?

Уже поздно, и все вымотались. Айви чувствует, как усталость въелась ей в кости, как налились свинцом руки-ноги, как отяжелели веки.

– Ладно, – говорит она, поднимаясь с тяжелым вздохом. – На сегодня хватит. Завтра тяжелый день, надо готовиться к возвращению Руби. Я пошла спать.

Все, кроме Табиты, поднимаются с мест.

– Виджет узнала, как там Персефона? – спрашивает Урсула, складывая свое вязанье в корзинку.

Когда Персефона освободилась от наручников, ведьмы предложили ей остаться, но девочка отказалась: ей надо делать домашку, надо обновить информацию на платформах социальных сетей – черт его знает, что это такое.

Табита, оскорбленная вопросом Урсулы, молчит, поджав губы и уставившись на огонь. Виджет открывает клюв, чтобы сказать что-то, но воздерживается от комментариев, сочувственно поглядывая на Урсулу.

– С Персефоной все в порядке, – говорит Квини. – По информации Виджет, по крайней мере час назад на домашнем фронте у девочки все было спокойно.

Женщины гуськом следуют за Урсулой, выходят в фойе.

– Этот ребенок меня очень беспокоит, – говорит Иезавель. – Какая-то она потерянная.

Точно так же, как все мы в ее возрасте, не более того, – думает Айви. Персефона кого-то ей напоминает, но Айви пока не может вспомнить, кого именно. Может, всех их вместе взятых, когда они беспомощно барахтались, постепенно приноравливаясь ко взрослой жизни.

Вдруг Урсула останавливается. Айви успевает вовремя отойти в сторону, но Иезавель врезается в Урсулу, а та никак не реагирует. Взгляд ее затуманен, словно она видит нечто, неподвластное зрению других. Все привыкли к такому и ждут, когда Урсула придет в себя.

Вынырнув из грез, Урсула с улыбкой кивает.

– Персефона скоро вернется, – говорит она и оборачивается к Квини, замыкающей процессию: – И когда она придет, впусти ее.

Квини многозначительно закатывает глаза.

– Я вам что, дворецкий? Или все из-за того, что я черная? – говорит она и с укором добавляет: – Урсула, ты же знаешь, что мы не принимаем гостей.

– Но эту девочку мы должны принять. И когда я прошу впустить ее… – Урсула стучит пальчиком по виску Квини, а потом по груди, там, где ее сердце, – я не имею в виду просто дверь.

Айви улыбается. Ей не терпится увидеть, как Квини выполнит наказ. Она ведь у них самая колючая, никогда не любила чужаков. Она и в детстве была такой, хотя когда-то и сама была чужачкой.