Венецианская маска

Глава 10

Никто, кроме сестры Джаккомины, не знал, что Елена пела на свадьбе Мариетты. Они вместе составляли секретные планы. Монахиня впустила ее внутрь через вход с воды, и Елена быстро переоделась в красное шелковое платье Пиеты. С вуалью на лице она поспешила, чтобы занять свое место позади хористок у верхней решетки.

Она считала, что Доменико выглядел особенно изысканно в жакете из золотой парчи и бриджах, но его невеста затмила всех.

Следуя своему инстинктивному чувству стиля, Мариетта была одета в платье из мерцающего атласа самого современного покроя, которое держалось только на нижних юбках. Ее красивая шея и грудь поднимались из кружевного выреза, а на ее шикарных тициановских волосах лежал венок из кремовых роз. Когда свадебная церемония закончилась, Мариетта посмотрела вверх на хоры, проходя с Доменико между рядами в церкви. Она улыбалась девушкам, которых могла только мельком видеть через решетки. Несколько раз во время службы ей казалось, что она слышит голос Елены среди других голосов. Затем она вышла со своим женихом на улицу в жаркий июньский солнечный свет.

Елена сразу же покинула хоры и быстро побежала в комнату сестры Джаккомины, где сбросила вуаль Пиеты, выскользнула из красного платья и надела свое собственное. Набросив на плечи легкое шелковое домино, она поспешила вниз по ступеням, никем не замеченная. Девушки, которые не были в церкви, сидели на занятиях.

Вход с воды оставался открытым для нее, и гондола вывезла Елену из бокового канала под мостом как раз вовремя, чтобы увидеть украшенную цветами гондолу невесты, направляющуюся в Гранд-Канал, и толпу других, следующих за ней. Музыка любовных песен сопровождающих их певцов летела над водой, а Елена желала Мариетте только счастья и надеялась, что та найдет его во дворце Торриси.

Свадебное торжество проводилось в большом тронном зале, называемом так из-за пары богато украшенных и позолоченных старинных стульев для невесты и жениха, которые стояли рядом за главным столом. За оставшимися столами были рассажены шестьсот гостей. После банкета играл оркестр Пиеты. Мариетта танцевала без устали, входя в свою новую жизнь. В течение многих недель после их вечера в опере она перекидывалась лишь несколькими словами с Доменико, когда бы он ни оказывался в Пиете, и каждый раз она чувствовала, что события ее собственной жизни все больше привязывают ее к нему.

Все ее партнеры по танцам были грациозны и расточали ей комплименты, но с Доменико ее ноги словно не касались пола, и счастье целиком заливало ее.

Когда ей пришло время отправиться на покой, группа женщин Торриси, все кузины Доменико, помогли ей снять свадебные одежды. Они были дружелюбны и много смеялись, что соответствовало ее собственному настроению. Ей очень понравилась и шелковая с кружевом ночная рубашка, которая была специально сшита для этой ночи.

Надев сорочку на голое тело Мариетты, они проводили ее в постель, поцеловали по очереди и оставили сидеть в подушках в свете пламени единственной свечи. Она слышала музыку и шум голосов продолжающегося празднования. Тем не менее теперь, когда у нее было время поразмыслить, она осознала, что, так как это был второй брак для Доменико, во всей процедуре была какая-то нота подавленности. Временами она ловила взгляды гостей, которые говорили ей, что они гадают, знает ли она, какая великая любовь была между Доменико и его первой женой. Они должны были заметить, как заметила она, что портреты Анжелы убрали из главных залов и на их место повесили другие картины. Она была уверена, что ее спальня полностью отремонтирована и заново обставлена мебелью в элегантном стиле рококо, потому что все выглядело совершенно новым. На стенах были украшенные цветами панели, а лепнина на потолке напоминала обволакивающий шелк бледно-желтого цвета, поддерживаемый маленькими херувимами, с гирляндами, свешивающимися с карнизов. У кровати были драпировки из шелка с цветочным узором, и фарфоровые чаши с розами пастельных тонов наполняли ароматом воздух.

Шаги в смежной комнате заставили ее сердце учащенно забиться. Она услышала голос Доменико. Затем дверь открылась, и Доменико появился в халате из голубой парчи с графином вина и двумя бокалами в руках. Если он раньше казался ей симпатичным, этой ночью она нашла его еще более симпатичным. Он коротко постриг свои волосы под фасон парика, который надевал в тот день, и они сверкали, хорошо расчесанные, в свете свечи.

— Ты хотела бы выпить вина, Мариетта? — спросил он, ставя графин и бокалы на прикроватный столик. — Я выпью бокал. Танцы вызвали у меня жажду.

Она кивнула, и он налил вино в оба бокала, затем подошел и сел на кровать рядом с ней.

— Я знаю, было провозглашено много тостов внизу, но этот только для нас двоих. Давай выпьем за наше будущее. Пусть оно сблизит нас как мужа и жену.

— Я не могу придумать лучшего пожелания. — Мариетта отпила из своего бокала.

Доменико наклонился вперед и губами, влажными от вина, нежно поцеловал ее. Затем, откинувшись назад, пристально посмотрел на нее.

— Твои глаза задумчивы. Что это значит?

— Ты выглядишь иным.

Он улыбнулся и небрежно провел рукой по голове.

— Помада и пудра — дьявольские изобретения. Я терпел их достаточно долго. Поэтому и прибег к парику. Разве моя внешность без него не доставляет тебе удовольствия?

— Нет. Ты действовал мудро.

— Тогда должно быть что-то еще. — Доменико потянулся, чтобы заправить обратно завиток ее волос. — Мы не чужие и никогда ими не были. Ты говорила мне, что наши пути пересеклись давным-давно в мастерской по изготовлению масок, прежде чем ты приехала в Венецию. Поэтому расскажи мне, что у тебя на уме.

— Я думала, возможно, это тебя я видела в дверном проеме виллы Торриси. Там был кто-то, кто выходил, чтобы встретить гостей.

— Конечно, это был я! — заявил он.

Улыбка появилась у нее на губах.

— Я полагаю, что дальше ты скажешь, что тоже видел меня.

Доменико насмешливо поднял брови.

— Конечно, ты видела, как я махал тебе рукой, когда ты была на барже?

Раздался короткий смешок.

— Какая сказка! Ты думаешь, я поверю в это?

— Не на самом деле. Но это могло случиться.

— Я думаю, что могло. — Мариетта обнаружила, что с ним легко говорить, и жалела, что не может рассказать ему о том, что ей показалось, что она слышала, как Елена пела во время их свадьбы, но это было невозможно. Затем Доменико нежно провел рукой по ее груди.

— Ты красивая женщина, Мариетта. Но как бы восхитительно ты ни выглядела в свадебном наряде, сейчас ты еще красивее для меня.

Она вспомнила, что в первый раз, когда она увидела его в золотой маске, она задалась вопросом, каково было бы испытать ласки такого мужчины. Нежное скольжение его ладони заставило ее дрожать от удовольствия. Он продолжал говорить:

— Я обещал ухаживать за тобой после того, как мы поженимся, но это не означает, что я оставлю тебя этой ночью или другой.

Мариетта кивнула.

— Я поняла это, — ответила она тихо.

Его рука скользнула вниз по ее позвоночнику, и он наклонил ее вперед, чтобы встретиться с ее ртом в поцелуе неожиданной голодной страсти. Затем посмотрел на нее долгим взглядом, взял пустой бокал из ее пальцев и встал с кровати, чтобы поставить его вместе со своим рядом с графином. Хотя комната была в основном в тени, единственное пламя свечи мерцало и оттеняло Доменико, когда он распахнул свой халат и беззаботно бросил его на стул. Из всех многочисленных произведений искусства, которые Мариетта видела, ни одно не подготовило ее к полному виду обнаженного, хорошо сложенного мужчины, испытывающего желание. У нее ненадолго перехватило дыхание, когда он поднялся на постель и с вожделением обхватил ее руками.

Медленно он втягивал ее вместе с собой в ночь любви. Покрываемая поцелуями и ласками, она возносилась вверх на гребне страсти. Временами его руки были невыносимо нежными, касаясь и поглаживая, заставляли ее сладострастно извиваться, в то время как в другие моменты он прижимал ее к себе с силой, которая не давала возможности вздохнуть. Как будто она была рождена для этой ночи, ее тело, казалось, прилипало к его, достигая экстаза, волосы разметались по подушке, как будто судьба связала ее с ним задолго до этого времени и места.

Когда наступил рассвет, они спали, близко прижавшись друг к другу на приведенной в беспорядок постели, его руки обнимали ее за талию. Часом позже Доменико разбудили солнечные лучи раннего утра, проникающие сквозь ставни. Опершись на локоть, он посмотрел на жену сверху. Он никогда не ожидал, что окажется у Мариетты первым. Кто бы мог подумать, что любовь, которая заставляла ее идти на такой риск, остановилась на полпути? Он всегда предполагал, что она со своим французом проводила время в домах для тайных встреч, потому что много раз его шпион терял их в карнавальных толпах.

Доменико улыбнулся про себя и убрал волосы с ее спящего лица. Если у нее и были еще какие-то отговорки против него, они потерялись в удовольствии, которое он доставил ей. Мариетта лежала под едва прикрывающими ее простынями в грациозной неподвижности. Он избавит ее пробуждение от своего присутствия. Если бы они были любовниками иначе, чем в физическом смысле, он бы остался, но, по его предположению, когда она проснется, ей понадобится время, чтобы подумать обо всем, что случилось между ними.

Он спрыгнул с кровати и надел халат. На пути в собственную спальню помедлил, чтобы оглянуться на нее. Порой, когда страстно желаемой женщиной овладевали, ее привлекательность вскоре тускнела, но это не случай с Мариеттой. С ее необычными взглядами, редкой красотой, восхитительным телом, она восхищала его более чем когда-либо. Доменико знал, что они только легко коснулись того, что могли бы испытать вместе в этой кровати, и он уже хотел вернуться к ней. Это была узкая пропасть между восхищением и любовью, но понесет ли он ее когда-либо на большую супружескую кровать в доме Торриси в его собственной комнате, где они всегда спали с Анжелой, он еще не знал.

Хотя он тихо закрыл за собой дверь, непривычный звук потревожил сон Мариетты. Она открыла глаза, вздрогнув, а затем резко села, но Доменико не оказалось рядом с ней, и комната была пуста. Воспоминания снова нахлынули, и она притянула к груди колени, обняла их руками и склонила голову, как будто было хотела спрятать лицо. Но улыбка не сходила с ее губ.

Через некоторое время Мариетта снова подняла голову и отбросила назад волосы. Она была ужасно голодна, но прежде чем позвонить служанке, чтобы та принесла поднос с завтраком, она стала искать свою ночную рубашку. Доменико снял и отбросил ее в сторону вскоре после того, как забрался в постель. Она заметила ее у окна, быстро встала с кровати, но, прежде чем надеть ее, она пошла в мраморную ванную комнату. Там был только кувшин холодной воды, оставшийся с прошлой ночи, но она помылась и вылила последние капли на тело, чтобы они принесли свежесть. Одетая в ночную сорочку, Мариетта вернулась в спальню. Открыла ставни. Внизу был огороженный сад с античными статуями и богато украшенной лоджией. Там в изобилии цвели розы. Неожиданно, неизвестно почему, ею овладело убеждение, она поняла, что любимым цветком Анжелы Торриси была роза. Медленно Мариетта повернулась, чтобы оглядеть спальню. Это была комната Анжелы. Тот факт, что она была полностью обновлена для своей новой обитательницы, делал комнату ее собственным владением, но как насчет остального дворца? Большая часть дизайна была во вкусе ее предшественницы.

А портреты Анжелы? Куда они делись? Мариетта знала, что не успокоится, пока не найдет их. Впервые она осознала, что долгое время, возможно, до конца своих дней она будет жить с призрачным присутствием другой женщины. Любой женщине нелегко отстаивать свой характер и личность в доме, который ее муж раньше делил с другой, но еще труднее, когда женщина, чье место она заняла, была очень любима.

Задумчиво Мариетта вернулась в постель, где расправила простыни и взбила подушки. Она удобно устроилась, а затем потянула за шнурок звонка.

Служанка осторожно заглянула в дверь, прежде чем войти, как будто не могла поверить, что ее позвали в такой ранний час. Позже Мариетта обнаружит, что Анжела, следуя общепринятой практике большинства благородных дам Венеции, никогда не вставала с постели до полудня. В это первое утро ранняя просьба Мариетты по поводу завтрака создала такую активность, словно палка, расшевелившая муравейник.

Завтрак принесли три служанки, первая несла поднос с едой, вторая — серебряный чайник с шоколадом, а третья — хрустальное блюдо с персиками. Ее камеристка, пожилая женщина, которую звали Анна, дала ей веер, на случай если в комнате окажется слишком жарко, а затем протянула чашку с ароматной водой, в которой она могла ополоснуть пальцы перед едой. Затем ее оставили, чтобы она насладилась завтраком.

После этого Анна хотела послать за парикмахером, но Мариетта запротестовала.

— Мои волосы очень послушные. Я всегда делаю это сама.

— Только покажите мне, как вы хотите их уложить, синьора, и я справлюсь. Я очень способная.

Она оказалась права, Мариетта была довольна результатом. Она также приняла помощь, когда надевала приготовленные нижние юбки, платье и туфли по ее выбору. В Пиете всегда была подруга под рукой, чтобы помочь со шнуровкой или пуговицами на спине корсажа, но это было все.

— Вы прислуживали синьоре Торриси? — спросила она осторожно.

— Нет, синьора. Я была назначена десять дней назад, чтобы прогладить ваши платья, все новые предметы одежды.

Мариетта испытала облегчение. Что касается платьев, она ограничила количество своим приданым, желая выбрать все для своих нужд попозже, не торопясь. Было трудно сосредоточиться на эскизах модисток и образцах ткани портных, в то время как половина ее мыслей была занята репетицией, которую она должна была посещать, или партитурой пьесы, которую она хотела закончить. У нее в распоряжении было достаточно одежды, чтобы носить ее в июле и августе, когда они окажутся на вилле у реки, как планировал Доменико. Когда она вернется в Венецию, будет достаточно времени, чтобы расширить свой гардероб и соответствовать всем общественным обязанностям. Она намеревалась исполнять роль жены Доменико во всех ее проявлениях. Ей никогда не было свойственно делать что-либо наполовину, и она не собиралась начинать теперь.

Одевшись, она спустилась вниз по ступенькам и пошла через разные залы, выглядывая в окна, чтобы запомнить их расположение. В тронном зале управляющий замка руководил расстановкой всего по местам после праздничного вечера. Оттуда она пошла к кухне, где при ее неожиданном появлении некоторые слуги бросились врассыпную, в то время как другие стояли, как примерзшие к месту. Лакей, засовывая руки в рукава ливреи, быстро выбежал вперед.

— Вы, наверное, заблудились, синьора? Я могу показать вам обратный путь.

— Нет, я знакомлюсь с дворцом.

Она решила последовать примеру Елены и держать руку на пульсе дома. Заглянула в горшки и кастрюли на кухонных плитах и пошла в кладовую, где огромное количество пищи, оставшееся после свадебного банкета, заполняло полки. Позвав одного младшего дворецкого, она распределила, что должно быть отдано бедным, и выбрала несколько нетронутых тортов, чтобы отвезти их в Пиету.

Когда она появилась, управляющий дворца только что прибыл и ругал одну из служанок, спрашивая, где синьора. Он был взволнован и тяжело дышал оттого, что бежал вниз по лестнице.

— Синьора, я могу помочь вам?

— Пойдемте со мной, — сказала она.

В течение следующих нескольких часов он показал ей, как управлялся дворец, и записи в гроссбухе указывали на то, что он был честным человеком. Она поздравила его с организацией свадебного приема, что обрадовало его. У нее было только одно критическое замечание.

— В Пиете мы поддерживаем кухни в большем порядке. У вас не тот уровень. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы улучшения были проведены немедленно.

— Я сделаю это, синьора.

Когда она оставила его, он покачал головой оттого, что невеста проводит утро после первой брачной ночи, занимая себя такими мирскими проблемами. Синьора Анжела никогда не показывала своего красивого личика рядом с кухнями, но это не уменьшало его уважения к новой жене синьора. Она знала, что делает. Он будет служить ей верно и позаботится о том, чтобы впредь она не смогла найти недостатки в какой-либо части дворца.

Когда Доменико вернулся после посещения одного из других замков Торриси после обеда, он обнаружил, что Мариетта тихо сидит в зале с семейными портретами, изучая каждый по очереди. Даже когда он вошел, она передвинула свой стул на несколько шагов, чтобы сесть и изучить изображение следующего его предка.

— Ты должна отдыхать в такую жару, — произнес он. Ему показалось, что она заставила себя повернуться и встретиться с ним взглядом. Он улыбнулся, чтобы она почувствовала себя раскованно.

— Может быть, и должна. — Мариетта свернула веер и поднялась, поворачиваясь, чтобы поставить стул на место, но он опередил ее.

— Оставь это. — Он поднял его сам за верхнюю перекладину и отставил в сторону.

Как раз сейчас она неожиданно почувствовала усталость, потому что до того, как прийти в эту комнату, она без отдыха бродила по дворцу. Он открыл дверь и, когда она проходила, поднял ее на руки и понес вверх по ступеням в комнату, где положил на диван в сумраке закрытых ставен. Она не шевельнулась, ее глаза были закрыты. Он снял с нее туфли и оставил ее спать.

Мариетта проснулась через два часа и лежала, глядя вверх на украшенный лепниной потолок. Прямо над головой был маленький позолоченный херувим. Нигде во дворце она до сих пор не обнаружила исчезнувшие портреты Анжелы. Доменико, должно быть, распорядился, чтобы их перенесли в один из других дворцов. Он сделал это, уважая ее чувства, но он мог точно так же оставить портреты; тень ее предшественницы сохранилась повсюду в мелочах и женских штрихах по всему дворцу. Казалось, Анжела только что покинула комнату, когда в нее вошла Мариетта. Самой говорящей из всех была маленькая украшенная лентой атласная подушечка на стуле в одном из залов, которая удобно поддерживала бы спину беременной женщины. И везде эти фарфоровые чаши, полные роз.

Мариетта села и спустила ноги на пол. Она никогда не хотела бы занимать место Анжелы в чувствах Доменико, но ей нужно было отбросить ощущение, что она находится в тени первой жены Доменико, если она хочет когда-либо почувствовать себя как дома под этой или другой крышей. По крайней мере, они с Доменико скоро поедут на летнюю виллу. Возможно, там будет меньше напоминаний о другой женщине.

Более крупное судно, чем гондола, с тихим всплеском перевозило Мариетту и Доменико через лагуну с водой бирюзового оттенка. Они переезжали на летнюю виллу. Их чемоданы, отправленные раньше, должны были распаковать к их приезду. Мариетта почувствовала себя ребенком, когда судно вошло в шлюз, который она хорошо помнила. Когда они достигли реки Брента после шлюза, она увидела баржи, ожидающие своей очереди, чтобы уйти, и спросила себя, не принадлежит ли какая-нибудь из них Изеппо. Он и его жена были в списке гостей и, хотя они отклонили ее приглашение, приехали к церкви, чтобы приветствовать новобрачную после церемонии.

Теперь, сидя под зеленым бархатным балдахином на шелковых подушках, Мариетта переводила взгляд с одного берега на другой. На свадьбе она познакомилась со многими из владельцев чудесных вилл, на которые ей указывал Доменико, когда они скользили мимо. Когда судно подошло к ступенькам, которые вели вверх по берегу напротив виллы Торриси, Мариетта быстро побежала вверх, чтобы пересечь лужайку перед воротами, открытыми в готовности, как и дверь самой виллы. Когда Доменико подошел к ней, она посмотрела на него сияющим взглядом.

— Полюбуйся на меня! — воскликнула она игриво. — На мне красивое платье и изящная шляпка с пером, у меня в руке веер и драгоценные камни вокруг шеи, и у меня есть сережки, которые ты подарил мне. Никто не смог бы отличить меня от тех молодых женщин, которые, как я однажды видела, прибывали сюда.

Его это позабавило, и он продел ее руку сквозь согнутую свою, взяв ее ладонь.

— Есть одна разница.

— Что это?

— Ты приехала домой. Они — нет.

Внезапно переполненная этой неожиданной добротой, она опустила глаза, чтобы прийти в себя, прежде чем снова поднять голову. У него был дар говорить именно то, что нужно, а она была эмоционально уязвима, потому что, несмотря на ее интерес к путешествию и возбуждение от их прибытия, она ни на мгновение не забывала поездку вниз по реке со своей умирающей матерью несколько лет назад.

— В самом деле, — сказала она сипло, позволяя ему вести себя вверх по подъездной дорожке.

Вилла, построенная Палладио в шестнадцатом веке, была спроектирована для проживания летом: мраморные полы, светлые стены и элегантные потолки. Одна комната с совершенными пропорциями вела к другой. Там было много старой резной мебели, датированной тем же периодом, а то, что было добавлено с тех пор, повторяло спокойные цвета реки и окружающей сельской местности. Мариетте это понравилось. Здесь она снова могла быть собой. Ничего не показывало, что какая-то женщина оставила здесь свой след, как будто летняя жара уберегла этот дом от чьей-либо индивидуальной печати. Античные статуи на постаментах и в нишах были разбросаны по дому и саду. Это придавало вилле безвременность.

Дни проходили неторопливо. Доменико учил Мариетту скакать верхом. Когда они приняли приглашение поужинать на свежем воздухе недалеко от виллы, она впервые отправилась в карете. Они развлекались, устраивали и посещали летние балы, участвовали в пикниках во время путешествий по реке и наслаждались трапезами с друзьями, кого Доменико знал хорошо и кто сразу же принимал ее в свой круг. Она уже встречала многих из них на приемах в Пиете и концертах в их резиденциях. Иногда она пела для компании, аккомпанируя себе на клавесине, и это всегда становилось главным событием мероприятия для всех присутствующих.

Только один посетитель останавливался на вилле, — ее деверь Антонио, который проводил лето на второй вилле Торриси. Мариетта воспользовалась случаем узнать его лучше, но он привез плохую весть.

— Я подумал, что должен предупредить тебя, — сказал он Доменико, когда они втроем сидели с бокалами вина на террасе в теплом лунном свете. — Филиппо Селано скакал по земле Торриси. Я увидел его с виллы, но он был тогда слишком далеко, чтобы я смог понять, кто это. Я решил, что это гость, и вышел на ступеньки. Затем узнал его и подумал, что он спешится и будет готов к моему вызову. Но он развернул свою лошадь и ускакал прочь.

Мариетта была озадачена.

— Где же в этом предупреждение? Я не вижу никакого вреда в том, что он сделал. Возможно, он не знал, что находится на частной собственности Торриси, пока не увидел тебя.

Антонио и Доменико обменялись взглядами.

— Все не так просто, — объяснил Доменико. — Замечены признаки, что некоторые Селано лезут в драку. Их летние виллы и земли находятся далеко от наших. Селано приехал намеренно, чтобы спровоцировать нас.

— Но ты и Антонио — единственные, чтобы противостоять им?

Доменико покачал головой.

— Я могу обратиться к половине людей, которых ты видела на нашей свадьбе в любое время.

Мариетта взволнованно наклонилась вперед и положила свою ладонь ему на руку.

— Не позволяй этому перерасти в конфликт, я умоляю тебя.

Доменико серьезно посмотрел на нее.

— Пока в каждой семье есть смутьяны, жаждущие борьбы, вендетта будет продолжаться.

Она отняла руку, зная слишком хорошо, что эта наследственная взаимная вражда уже стоила ему горячо любимой жены и что они с Антонио потеряли брата и нескольких кузенов.

— Почему не бросить ваши шпаги в лицо врагу? Никто не будет убивать безоружного человека.

Антонио выглядел хмурым.

— Мне жаль это говорить, но однажды Селано среди священников действительно пытался выступить посредником и, к стыду нашего дома, был убит одним из наших предков. Это случилось более ста лет назад, но все Селано помнят это. Они не проявят милосердия.

Она думала о том, что они мечтали с Еленой помирить враждующие кланы, но то, что она только что услышала, не обнадеживало.

— Как скоро вы ожидаете противостояния?

— Невозможно сказать наверняка. Может пройти шесть месяцев, или год, или даже больше. Вулкан грохочет задолго до того, как начинает извергаться.

— Есть кто-нибудь из Торриси, кто делает такие же предупреждения?

Антонио покачал головой.

— На сей раз это Селано бросают вызов. — Затем его тон стал успокаивающим. — Не беспокойся, Мариетта. Это не может привести ни к чему большему, чем дуэли между двумя мужчинами.

Она продолжала волноваться. Конечно же, дуэль должна будет состояться между главными членами каждой семьи. Она не осмеливалась думать, что это могли быть Доменико и Филиппо, но все говорило об этом.

— Исход будет смертельным? — спросила она напряженно.

Никто из мужчин не ответил на ее вопрос.

— Это слишком хороший вечер, чтобы продолжать говорить о таких вещах, — сказал Доменико, меняя тему намеренно беззаботным тоном, что не ускользнуло от ее слуха. — Антонио сказал то, что должен был сказать. Теперь следует снова наполнить наши бокалы.

Антонио весело повиновался, переведя разговор на урожай винограда, который можно было ожидать от громадных виноградников Торриси в этом году. Затем, когда оказалось, что он собирается уезжать утром, Мариетта пригласила его остаться на пикник, который планировался вверх по реке. Три лодки должны были повезти приглашенную компанию, и для него оставалось место.

— Я принимаю это приглашение с удовольствием, Мариетта.

На пикнике он флиртовал с женщинами и танцевал с Мариеттой, в то время как кто-то играл веселую мелодию на лютне. Когда танец был окончен и все хлопали в ладоши, Антонио поцеловал ее. Удивление возникло у нее в глазах, и он улыбнулся, подмигнув ей и обняв за талию. Позже, когда наступил вечер, он взял лютню сам и пел, а все к нему присоединялись.

В целом он пробыл пять дней, и Мариетта хорошо узнала его. Как бы он сильно ей ни нравился, она считала удачей то, что именно Доменико, а не Антонио был выбран главой семьи. Сходство черт лица двух братьев было потрясающим, но по характеру они были совершенно различны. Антонио был абсолютно беззаботным, безответственным, его глаза постоянно смеялись. Он был отличным картежником и, когда они играли в карты, был вне себя от счастья, если выигрывал. Мариетта пришла к выводу, что он будет играть в азартные игры с жизнью так же легко, если возникнет случай. Он и от них уехал к куртизанке, ожидающей его возвращения.

Остаток лета прошел спокойно. Время от времени вопросы бизнеса или политики требовали отъезда Доменико в Венецию на день или два, и Мариетта каждый раз с нетерпением ждала его возвращения. Между ними сложились хорошие товарищеские отношения. Сексуально они были совершенно гармоничны. Много раз они занимались любовью при лунном свете, падающем на их кровать, и часто до сиесты, когда яркое полуденное солнце пронизывало ставни. Много раз он овладевал ею в густой траве или на тенистой уединенной поляне. Он произносил любовные слова, но не так, как Алекс, потому что слова Доменико выражали только страсть, а не чувства сердца. Тем не менее его заботливое отношение и похвалы были беспрестанны. Он был требовательным любовником, однако не только брал, но и давал, и она щедро реагировала на все его желания.

Чтобы сделать приятное Мариетте, Доменико продлил их пребывание и после начала сентября, но потом они вернулись в город, потому что он не мог дольше контролировать дела издалека. В утро их отъезда он был в конюшнях, отдавая последние распоряжения, в то время как Мариетта в плаще с капюшоном, готовая к отправлению, совершала последний обход комнат нижнего этажа. В зале светлом, как слоновая кость, она помедлила у одного из окон, отодвинув назад прозрачную занавеску, чтобы выглянуть из окна на реку, по которой ее скоро будут увозить. Ворота были открыты, как они были открыты в день их приезда.

Неожиданно она замерла. Высокий крупный мужчина в одежде для верховой езды, парике и трехрогой шляпе двигался к воротам, пристально глядя на окна, где она стояла, движение шторы привлекло его внимание. Он угрожающе переложил кнут в другую руку. Она знала его слишком хорошо, этого Селано, который снова пришел на землю Торриси. Это был Филиппо Селано.

Позволив шторе мягко опуститься на место, она быстро пошла, чтобы найти и привести Доменико, но вдруг увидела в другое окно, что Селано уже исчез. Она остановилась. Ее руки были сжаты, и сердце быстро билось.

Когда она рассказала Доменико о происшествии, он нежно обнял ее за плечи и медленно повел в сторону от виллы.

— Я думаю, тебе придется подготовиться к таким неожиданностям. Не позволяй этому пугать тебя.

— Я не была напугана. Я была рассержена.

Он тихо засмеялся.

— Это правильное отношение, Мариетта. Я всегда знал, что у тебя есть храбрость.

Когда наконец они достигли водных ворот дворца Торриси, Мариетта подумала, что Доменико не имел понятия о той храбрости, которая ей понадобилась, для того чтобы войти в этот дом. С тех пор, как переступила порог дома, она постоянно ощущала присутствие женщины, которую когда-то любил ее муж. Но в то же самое мгновение ее осенило, что Доменико со своей первой женой проводили лето на вилле, которую теперь занимал Антонио.

Стопка приглашений уже ожидала Мариетту, и, тем не менее, еще одно было доставлено, когда она ушла из дома на следующее утро, чтобы отправиться в Пиету к девятилетней Бьянке. Они радостно поприветствовали друг друга. Бьянка сильно выросла за последнее время и с гордостью демонстрировала, как она продвинулась в игре на флейте. Ей также было приятно, что ей было позволено называть Мариетту по имени. Елена пожаловала ей точно такую же привилегию.

— Ты видела Елену? — спросила Мариетта.

Бьянка покачала головой.

— Не видела с тех пор, как она уехала за город в то же время, что и ты. Она обещала, что придет повидаться со мной, как только вернется.

— Это должно случиться со дня на день.

И хотя для Мариетты было бы легко оставить письмо для Елены с Бьянкой, они обе согласились, что ни в коем случае не будут вовлекать ребенка в свои секреты. Когда Мариетта вышла из парадной двери Пиеты, она не знала, что только что разминулась с Еленой, которая высаживалась из своей гондолы у входа со стороны воды в боковом канале.

Следующим делом Мариетты было посетить лучшего портного в Венеции. На предстоящие светские мероприятия ей понадобятся соответствующие вещи. Несколько дней спустя, когда она выходила от модистки в колонных галереях площади Святого Марка, она увидела Елену; та была воплощением элегантности в большой шляпе с перьями и шелковом платье, украшенном узором в виде веточек. Она гуляла с двумя одинаково хорошо одетыми женщинами и несколькими аристократами. Они должны были пересечь площадь через завесу парящих голубей, которые поднимались с камней при их неторопливом приближении. Филиппо с ними не было. Мариетта сделала движение, чтобы стать у одной из колонн, где, она знала, Елена должна была увидеть ее. Елена не подавала виду, что узнала подругу, но затем легко и изящно ударила руками, когда говорила, называя время и день. Мариетта уже знала место встречи и продолжила идти своим путем. Один из аристократов проводил Мариетту взглядом.

— Это была Пламя Пиеты. Ты должна была хорошо знать ее, Елена.

— Я знала, — ответила Елена небрежно, — но с тех пор мы обе сменили фамилии.

Когда Мариетта прибыла в дом Адрианны в назначенное время, Елена торопливо вышла, чтобы обнять подругу.

Как ты? Выглядишь замечательно! Что за шляпа была на тебе в тот день на площади? Тебе понравилось лето? Как выглядит вилла?

Они задавали одни и те же вопросы, обе говорили одновременно.

Адрианна позволила своим трем маленьким детям получить подарки, которые Мариетта и Елена принесли им. Затем она поручила своих отпрысков заботам няни, перед тем как вернуться, чтобы налить горячий кофе и подать гостям свежеиспеченные пирожные. Ей было очень приятно, что теперь они будут регулярно встречаться под ее крышей.

Елена выпалила секрет, который она разделила с сестрой Джаккоминой и сохранила ото всех, кроме Адрианны.

— Я пела на твоей свадьбе, Мариетта!

Ее подруга, которая как раз собиралась спросить об этом, восхищенно произнесла:

— Значит, это была ты! Расскажи мне, как тебе это удалось.

Они болтали за кофе, слушая новости от Адрианны, так же как и друг от друга. Адрианна, которая была в близком контакте со своими детьми-крестниками из Пиеты, как они с Бьянкой, могла рассказать новости о них и много другой информации. Когда ей стало ясно, что ни Мариетта, ни Елена не замечают, что она беременна, Адрианна решила не рассказывать им о том, что она ждет четвертого ребенка. Мариетта недавно вышла замуж, но другое дело Елена, которая много раз выражала беспокойство о том, что не может забеременеть. Это стало у нее навязчивой идеей. Важность наследника для аристократической семьи ставилась превыше всего, и Елене приходилось сносить обидные и колкие замечания ее свекрови.

Как раз когда Адрианна решила подождать другого случая для своей новости, Елена задала ей прямой вопрос.

— Ты ждешь еще одного ребенка?

Адрианна не могла скрыть счастья в глазах.

— Это так.

Елена тепло поздравила ее.

— Как горд, должно быть, Леонардо.

Мариетта после своих пожеланий повернулась к Елене.

— Как ты узнала насчет Адрианны? Ее фигура не выдает ее в этих пышных юбках.

— Есть что-то в лице, — объяснила Елена. — Так как мы никогда не видели подобного в Пиете, неудивительно, что ты еще не научилась замечать это. Это незначительное изменение. Я теперь вижу это во многих женщинах и каждое утро ищу его в своем собственном зеркале. — Она погладила кончиками своих пальцев по щеке. — Оно так часто появляется до того, как есть еще какая-либо определенная уверенность. — Затем ее голос изменился, когда она протянула к ним свои руки. — Обещайте сказать мне сразу, если кто-то из вас когда-нибудь увидит это на моем лице! Я хочу знать об этом сразу, вдруг я сама не замечу.

— Мы обязательно скажем, — пообещала Адрианна сочувственно, беря Елену за руку и похлопывая по ней, как будто успокаивала одного из своих собственных детей.

— Пусть это случится скоро, — мягко добавила Мариетта.

Они с Адрианной знали, что Елена по-прежнему боится старую синьору. Когда они с Адрианной остались одни, Мариетта сообщила ей по секрету, что, зная безжалостность Селано, она могла допустить, что они не стали бы колебаться, чтобы избавиться от бесплодной жены. К счастью, Елена рассказала им, что Филиппо, несмотря на все свои жестокие манеры, не устал от нее, хотя было хорошо известно, что он проводит время с известной куртизанкой. Тем не менее Мариетта и Адрианна хотели видеть Елену так часто, как только возможно, для того чтобы справляться о ее благополучии.

Мариетта увлеклась светским водоворотом Венеции. Попытка найти какой-нибудь способ прекратить вендетту между Торриси и Селано, а также намерение помочь Доменико в его секретной работе, дали цель ее замужеству и смягчили любые сомнения по поводу того, как она справляется с этой новой жизнью. Доменико в отличие от Леонардо с Адрианной не обижался на внимание, которое его жена получала как бывшая примадонна Пиеты. Скорее ему нравилось входить в комнату и видеть, как все головы поворачиваются к ней. Она носила свою элегантную новую одежду с изяществом, а ее цветы, которые обычно не носили те, у кого были тициановские волосы, придавали ей красоту драгоценного камня. Даже когда она была в маске, ее узнавали по грациозной осанке и волосам, которые она собирала в высокую прическу согласно моде, но никогда не припудривала.

После карнавала той первой зимы их совместной жизни многие стали подражать ей. Это было время богатых маскарадных балов и экстравагантных ужинов. Иногда играл целый оркестр, нанятый для того, чтобы обеспечить музыкальное сопровождение на судах. Были торжественные представления в оперных и других театрах, искусно организованные балы-маскарады во дворцах, в которых все гости принимали участие, и всегда устраивались огромные банкеты, посещаемые дожем в позолоченном зале Большого Совета.

У Мариетты было много разнообразных карнавальных костюмов. Многие ее маски были усыпаны драгоценными камнями, но она все еще хранила маску моретты, которую сделала ее мать, в своей бархатной коробке среди всего остального.

Ни одного вечера не проходило без какого-либо развлечения, и все дни были заняты. Мариетта все еще наносила регулярные визиты в Пиету, чтобы увидеть Бьянку, и посещала многие представления Пиеты. Когда бы они с Еленой случайно ни встречались друг с другом в каком-либо общественном месте, они разговаривали столько, сколько могли, на своем языке знаков. Если иногда другие люди и интересовались, почему одна или другая неожиданно улыбнулась или удивилась, никто не подозревал их секрета.

Однажды вечером они случайно встретились на приеме в Пиете после концерта в церкви. Доменико и Филиппо засиделись допоздна на различных заседаниях сената, и две молодые женщины радовались, что могут провести свободный вечер вместе, да к тому же увидеть других своих старых подруг. Как всегда, на этих мероприятиях были иностранные гости, некоторых приводили венецианские хозяева, у кого они останавливались. Елена, вовлеченная в разговор с преподавателем, заметила, что на нее смотрит молодой человек. Это было достаточно обычное происшествие, но вопреки себе она не могла отреагировать маленьким быстрым взглядом в его направлении, потому что его взгляд, казалось, проникал в нее.

Это был один из тех моментов, когда мужчина и женщина испытывают ощущение дежавю, и прошлое исчезает на несколько чудесных мгновений, каждый рассматривает в другом новый мир. Он был светловолосый, среднего роста, не особенно красивый, но с обаятельным энергичным лицом, тонким точеным носом и широким ртом. Его глаза янтарного цвета, добрые, восхищающиеся и улыбающиеся одновременно, заставили ее полностью забыть, что она говорила преподавателю.

— Итак, Елена? Ты упомянула Бьянку? — подсказал ей маэстро.

— Да. — Она была взволнована. — Я собиралась спросить, какие у нее успехи.

Но она не слышала ни слова из его ответа. Каждый нерв в ее теле ощущал незнакомца по другую сторону комнаты. Казалось, она могла слышать мягкий шепот его кружевных манжет, бархатный вздох его жакета, его дыхание. Она скорее почувствовала, чем увидела, что он подходит к ней, и в течение нескольких сумасшедших секунд ей казалось, что ее ноги подкосятся. Затем он оказался рядом, представившись маэстро, который, в свою очередь, представил его ей и оставил их вместе. Его звали Николо Контарини. Если бы это имя было переложено на музыку Вивальди, оно не могло бы прозвучать более красиво для ее слуха.

— Так вы бывшая певица Пиеты, синьора Селано, — сказал он. — Жаль, что вы не пели сегодня вечером в церкви. Это мой первый визит в Венецию, и, естественно, я хотел услышать ангелов Пиеты лично.

— Откуда вы? — спросила она, молясь, чтобы это оказались не дальние страны.

— Из Флоренции. Вы были там?

— Нет, но я всегда слышала, что это красивый город. Расскажите мне о нем.

Он дал ей хорошее описание. Выяснилось, что он навещал дядю по материнской линии среди барнаботти Селано, и это означало, что она не могла пригласить его в свой дом. Филиппо никогда не общался со своими более бедными родственниками и видел их только тогда, когда требовалась их помощь в вендетте. Хотя сам Николо был чист; в определенных обстоятельствах его связь с барнаботти сразу же внесла бы его в черный список Филиппо. Но это в действительности не имело значения, так как она не имела никакого желания делить общество Николо и меньше всего с тем мужчиной, который сделал ее дни тяжелым испытанием, а ночи страданием.

Они с Николо говорили больше друг другу глазами и улыбками, чем словами. Обоим казалось, что они одни в комнате. Никто из них не знал, когда они зашли в угол вдвоем, в то время как все остальные двигались вокруг них. Мариетта видела, что происходит, но не вмешивалась. Не имело значения, что Елена полностью забыла о ней. Видеть, что ее подруга счастлива, было достаточно само по себе. Что касается флорентинца, образованный джентльмен на отдыхе, которого она сама встречала ранее, был явно покорен.

Другие гости начали уходить. Николо заметил это и настойчиво спросил у Елены:

— Когда я могу увидеть тебя снова?

— Я не смею, Николо. Я замужем, — объяснила она.

Он улыбнулся с сожалением:

— К моему прискорбию, это так. Но давай встретимся снова. Завтра!

Она помедлила лишь мгновение, увидев просьбу в его глазах.

— «Флорианс» в четыре часа. Я буду в маске.

Он наблюдал, как она бросилась прочь, чтобы взять под руку рыжеволосую молодую женщину, синьору Торриси, и они вышли из комнаты вместе. Елена забыла сказать, как он сможет узнать ее, и выбор места столь популярного, как «Флорианс», выдавал ее неопытность в секретных свиданиях. Но он узнает ее. Никогда за все свои двадцать семь лет ни одна женщина не вызывала такой интерес в нем. Он знал, что влюбился в нее по уши.

Для Елены началось безумно счастливое время, которое она знала. В баута-маске, черной шелковой накидке и плаще с капюшоном она была абсолютно неузнаваемой среди других похожим образом одетых, как и он, когда они встретились. Она научила его тому же сигналу приветствия, который они с Мариеттой использовали в своем коде, и таким способом они находили друг друга сразу же в местах, где люди были одинаково замаскированы. Так как они были страстно влюблены, для них потребовался короткий шаг к дому тайных встреч, где они занимались любовью. Для Елены это был совершенно новый опыт — быть любимой с нежностью и обожанием страсти. Временами слезы струились из ее глаз в напряженной радости их совместного оргазма и слов любви, которые он говорил ей.

Они не хотели расставаться друг с другом, и Елена горько сердилась на время, которое она проводила с теми друзьями, кто мог поинтересоваться, что с ней случилось. Хотя ночи Филиппо вне дома следовали в определенном порядке и она всегда знала, когда он задержится допоздна в сенате, она, тем не менее, шла на огромный риск, встречаясь с Николо, но она не заботилась об этом. Если Филиппо обнаружит ее тайный роман, пусть он убьет ее, если захочет, потому что ее жизнь станет невыносимой без Николо.

«Я люблю тебя», — говорили они друг другу снова и снова. Плыли они в гондоле или гуляли рука об руку ночью вдоль Гранд-Канала или где-нибудь еще, где их едва ли могли заметить, они приподнимали свои маски-бауты, чтобы целовать друг друга и произносить слова любви. Несколько раз они ходили в оперу, занимая ложу в ярусе над Селано, и неизбежно желание овладевало ими. Николо наглухо задергивал портьеры, запирал на ключ дверь, и они сбрасывали свои одежды, и занимались любовью на шелковом диване под звук самой красивой музыки, когда-либо написанной.

Их мучительное расставание происходило в той же комнате в доме для тайных свиданий, где они впервые занимались любовью. Елена абсолютно обезумела от горя.

— Я не могу выносить этого, — плакала она.

— Моя дражайшая любовь, попытайся быть храброй. — Николо долго откладывал свой отъезд, но теперь семейные обязательства заставляли его уехать. — Мы встретимся снова, я клянусь в этом! Ты в моем сердце навсегда. Если когда-нибудь наступит время, когда ты будешь в опасности, у тебя есть мой адрес, и ты можешь послать за мной. О, моя дорогая, не плачь так. Ты всегда будешь всем для меня.

В последний раз они поцеловались на ступеньках Моло, прежде чем Елена оторвалась от Николо и ступила в гондолу. Он остался стоять, смотря ей вслед до тех пор, пока она не скрылась из виду. «Этот любовный роман, — думал он, — будет длиться весь остаток нашей жизни». Венеция будет всегда тянуть его назад снова к ней, сколь много бы лет ни прошло между их встречами.

На протяжении зимы вендетта продолжала вспыхивать в виде небольших стычек между барнаботти Торриси и Селано. Затем последовало столкновение между молодыми мужчинами из обеих семей. Необъяснимо, так как никто из них никогда не ходил без меча, это немедленно превратилось в кулачные бои. Позднее произошел еще более серьезный инцидент, когда Торриси был найден умирающим от колотых ран на мосту Риалто. Никто не знал, кто убийца, но все были уверены, что это Селано.

Доменико посовещался со своим братом и другими родственниками мужского пола. Никто не сомневался, что у истоков повторяющихся инцидентов стоял Филиппо.

— Я никогда не думал, что у меня будет причина сожалеть об отсутствии в Венеции Алессандро Селано, — заметил Доменико, криво улыбаясь. — Когда он все еще был священником в Сан Заккария, он держал наиболее опасные элементы своей семьи под контролем. Что касается нас, мы не будем мстить за нападение. — Послышался шепот несогласия, но он подчеркнул свой приказ тяжелым ударом кулака по столу. — Это как раз то, чего Филиппо и его сторонники хотят от нас. Это могло быть подобно установке фитиля для черного пороха, так как он скажет, что нет никакого доказательства личности убийцы. Справедливость возьмет верх в конце концов. А пока каждый клинок Торриси должен оставаться в ножнах до тех пор, пока не будут угрожать нашим собственным жизням.

Некоторые многозначительно вздохнули, но все повиновались ему. Ни один аристократ не пойдет против главы своего дома, за исключением крайнего случая. Слово Доменико было законом.

Мариетта расцветала в своих отношениях с Доменико, несмотря на то что временами это было выяснение бурное, потому что она была такой же упрямой, как и он, и никогда не пыталась держать при себе свое мнение, когда оно отличалось от его. Она предполагала, что в этом была полной противоположностью Анжеле, потому что он часто выглядел изумленным, когда она продолжала спор, который, как он думал, был решен. Их ссоры были жестокими и пламенными, но никогда не длились долго и всегда исцелялись напряженным занятием любовью.

В конечном счете, когда лето превратилось в осень и Елена все еще не забеременела, маркиза де Жера, которая познакомилась с проблемой Елены посредством дружбы их мужей, предложила, чтобы она прошла лечение в Париже. Она знала о враче, который получил широкую известность за помощь многим до этого бездетным женщинам.

Елена мало верила в докторов. Все отвратительные на вкус снадобья и таблетки, которые венецианские терапевты давали ей, не имели никакого эффекта, кроме прерывания ее ежемесячного цикла и возбуждения ложных надежд. Больше всего она ненавидела их смущающий перекрестный опрос. Но Филиппо ухватился за эту идею. Он пошел повидаться с маркизой, чтобы узнать дальнейшую информацию, и ушел убежденный, что его жена должна отправиться в Париж. Вопрос о его пребывании там с ней не стоял, потому что доктор требовал, чтобы мужья оставались вдали от жен на время лечения, которое длилось несколько месяцев. К раздражению Филиппо, его мать упрямо отказалась послать Лавинию с Еленой в путешествие, что означало, что он должен был найти кого-то еще с безупречным характером, кому можно было бы доверить присматривать за Еленой во время ее отсутствия.

В конце концов, Филиппо сообщил Елене, что все организовано удовлетворительно:

— У меня была встреча с попечителями Пиеты. Сестру Сильвию не могут отпустить, но сестра Джаккомина может сопровождать тебя. Она очень честная, и ей можно доверять безоговорочно, она никогда тебя не покинет. Маркиза де Жера разрешает тебе взять ее камеристку вместо твоей, потому что женщина желает вернуться в Париж по семейным обстоятельствам, а также поможет тебе практиковаться и улучшить твои знания французского языка по пути. Она должна будет оставить тебя в Париже, но монастырь, где ты поселишься, найдет тебе другую горничную, которая честна и опытна.

— Ничего, похоже, не было упущено, — сказала Елена без всякого выражения. Она научилась никогда не выражать мнение, которое отличалось от его.

— Ты должна знать, что я продумываю все детали, — ответил он любезно. — Когда ты достигнешь материка, карета Селано будет ждать с вооруженным эскортом. Карета не может везти тебя весь путь, и тебе придется путешествовать различными видами транспорта, но эскорт будет с тобой до тех пор, пока ты не окажешься в безопасности в монастыре. Я хотел бы быть там, чтобы проехать часть пути с тобой, но, как ты знаешь, я должен уезжать в колонию по делу дожа за восемь недель до того, как может быть организован твой отъезд. — Он схватил руки Елены и, резко дернув ее вперед к себе, посмотрел вниз в ее запрокинутое лицо. — Я буду ожидать твоего возвращения с большими надеждами. Не разочаровывай меня.

По его просьбе синьора и Лавиния пришли, чтобы составить Елене компанию в его отсутствие. Впервые она действительно не боялась своей свекрови, потому что предполагала, что синьора желала так же, как и Филиппо, чтобы лечение в Париже принесло результаты.

Хотя Елена была вынуждена проводить определенное количество времени со своими двумя гостьями, она продолжала встречаться со своими друзьями и выполняла свои светские обязанности. И она еще раз встречалась с Николо, который вернулся в Венецию.

Так как Филиппо благополучно отбыл за границу, Мариетта и Адрианна могли проводить Елену в ее путешествие с сестрой Джаккоминой. Они желали ей всего доброго, и она обещала писать.

Обычно путешествующие в одиночку или маленькими группами держались поближе к вооруженному эскорту в целях безопасности на дороге. Таким образом, два десятка людей верхом и в двух каретах следовали за каретой Селано. Никто, кроме Елены, не обратил никакого внимания на молодого человека на черной лошади, который скакал среди них. Иногда Николо проводил ночь в той же гостинице, и для Елены было нетрудно оставить монахиню храпеть в их комнате, в то время как сама она шла к нему.

— Не езди в Париж, — умолял он ее однажды после их занятия любовью. — Поехали вместе во Флоренцию. Оставь этого монстра, который не достоин быть твоим мужем. Давай проживем остаток наших дней вместе. — Он считал ее своей второй половиной.

— Если бы это было возможно, — ответила она печально, обводя черты любимого лица нежными кончиками пальцев. — Я уехала бы из Венеции с тобой, когда ты пытался уговорить меня в прошлый раз. Но обязательства вынуждают тебя жить во Флоренции, и в конце концов Филиппо разыщет меня там. Если бы мы могли уехать далеко отсюда, все было бы иначе. Смирись с тем, что то, чего ты просишь, никогда не может быть.

— Не говори так! Я буду защищать тебя от всего мира.

Она улыбнулась нежно, глубоко тронутая его преданностью.

— Дорогой Николо, давай не будем думать о будущем до того, как нам придется расстаться снова.

Сестра Джаккомина завязала с ним однажды разговор, когда ей показалось, что ему, должно быть, одиноко путешествовать одному.

— Он такой приятный молодой человек и происходит из Флоренции, — сказала она после этого Елене. — Это город, который я хорошо знаю со времен своей молодости. Я хотела бы поговорить с ним о местах, которые помню, поэтому, пожалуйста, будь мила с ним.

— Конечно, буду, — ответила Елена со смешком. — Но как получилось, что ты знаешь его город? Я думала, ты родилась в Венеции.

— Нет, мой дом был рядом со Старым мостом во Флоренции. Я влюбилась в мужчину, который разделял мои интересы к античным книгам, но, так как он был библиотекарем незнатного происхождения, мой отец не разрешил мне выйти за него замуж. Он собирался заточить меня в монастырь ордена, но моя мать уговорила его отправить меня в монастырь в Венеции, где я могла продолжить обучение. Однако доступ к библиотекам Венеции был ограничен, и, когда настоятельница монастыря предложила мне отправиться в Пиету, где было больше свободы, я приняла это предложение сразу же.

«Как часто, — думала Елена, — молодые принимают слова взрослых на веру, даже не подозревая, как могла бы сложиться их жизнь».

— Как ты, должно быть, скучала по своей родине!

— Я скучала, но Господь был добр ко мне. — Она похлопала Елену по руке. — Только подумай обо всех детях, которых я воспитывала в Пиете. Я любила их, как будто каждый ребенок был моим собственным.

Елена обняла ее.

— Мы тоже тебя любили.

В тот вечер за ужином сестра Джаккомина так много разговаривала с Николо, которого она пригласила присоединиться к их столу, что Елена едва могла вставить слово. Но она не возражала. Ей было достаточно смотреть и слушать его ответы на вопросы монахини. Когда он пообещал достать сестре Джаккомине пропуск в какие-то известные библиотеки с древними томами в Париже, монахиня всплеснула руками от восторга.

— Как вам это удастся, синьор? — спросила она.

— Наш посол в Париже был знаком с моим покойным отцом, и я намереваюсь зайти к нему. Я уверен, он сделает мне одолжение ради вас.

Глаза Елены были прикованы к тарелке. Когда сестра Джаккомина говорила о книгах, она совершенно забывала о времени. Николо не осознавал, что он нашел способ быть вместе с Еленой в течение долгих часов. Единственное, что ее беспокоило, — она не была честной с сестрой Джаккоминой. Но когда-нибудь, раньше или позже, она признается и попросит у нее прощения.

К тому времени, когда Елена приехала в Париж, она уже не сомневалась, что путешествие и иностранная пища не являются виновниками ее физического недомогания и утренней рвоты, которые она испытывала в последней части долгого путешествия. Она была одновременно взволнована и испугана, поняв, что носит ребенка Николо. И этот секрет надо было хранить даже от Николо, который не мог оставаться в Париже дольше чем три недели. Он говорил о возвращении, чтобы сопровождать ее обратно в Венецию, но, несмотря на то что страстно желала этого, она не могла позволить этому случиться. Это усложнит все еще больше, если он выяснит, что она ждет ребенка. Так или иначе, она должна составить свое собственное будущее и будущее новой жизни, растущей внутри нее.

Мариетта и Адрианна скучали по Елене. Ее первое письмо из Парижа пришло в дом Адрианны на улице Богородицы и было адресовано им обеим. Она писала, что доктор де Буа был дородным маленьким мужчиной, чей курс лечения требовал в основном, чтобы его пациентки пили шампанское, ели здоровую пищу и получали удовольствие от пребывания в Париже под соответствующей опекой. Все его пациентки были француженки, за исключением Елены и трех англичанок.

«Доктор де Буа, — продолжала Елена, — говорит, что слишком много женщин приходят в отчаяние от того, что у них нет детей, что они нервничают и не могут расслабиться. То, что их освобождают от всех домашних обязанностей, делает чудо, и я думаю, что он продлевает свое лечение так долго, сколько желают его пациентки. Благодарные мужья сообщают ему, что зачатие происходит сразу после возвращения их жен. Все воспринимают доктора очень серьезно, и ходят слухи, что однажды сама королева консультировалась у него. Он никогда не упускает возможности упомянуть о королевских детях, говоря с каждой новой пациенткой. Так как скудная диета в монастыре его не устраивает, мы с сестрой Джаккоминой ходим в лучшие рестораны Парижа, чем она очень довольна. Я думаю иногда, что она согласилась поехать со мной из-за того, что слышала о французской еде!»

В ее описаниях Париж представал средневековым городом с центральной улицей Шанз-Элизэ. Там были сотни магазинов и лавок модисток, которые изготавливали изысканные шляпы, но там была и ужасная бедность. Умирающие от голода нищие появлялись у двери монастыря, и их кормили на кухне. В расположенной неподалеку деревне солдаты очень жестоко подавили мирную демонстрацию крестьян, протестующих против непомерных налогов, волнения среди бедноты игнорировались знатью. Как отличалось это от ее дорогой Венеции, где во время карнавала люди всех общественных положений могли оживленно общаться друг с другом, чего никогда не могло случиться на французской земле.

— Возможно, есть какой-то смысл в лечении, которое принимает Елена, — прокомментировала Адрианна, когда сложила письмо.

— По моему мнению, доктор похож на шарлатана, — сухо заметила Мариетта.

— Может быть, и так, — согласилась Адрианна, — но если это дает хорошие результаты, тогда его можно извинить. Когда мы будем отправлять ответ, ты должна сообщить ей свою хорошую новость. Елена, с ее добрым сердцем, никогда не позавидует тому, что у тебя будет ребенок раньше, чем у нее.

Мариетта кивнула в согласии. Она очень радовалась своей беременности. Утреннее недомогание прошло, и теперь она чувствовала себя хорошо. Она ни минуты не сомневалась, что будет мальчик. Доменико поддразнивал ее по поводу такой уверенности, но не скрывал надежду, что она окажется права. Он постоянно беспокоился за нее, следил, чтобы она не уставала и не волновалась.

В конце концов однажды, когда он хотел поднять ее легкую коробку с шитьем на стол, чтобы избавить ее от усилия, она засмеялась, кинувшись к нему в объятия.

— Разве ты не видишь, какая я сильная и здоровая? Все будет хорошо, я обещаю тебе.

Когда он ушел из комнаты, Мариетта взяла из своей коробки одежду для младенца, которую она шила. Она вдела нитку в иголку, но опустила руки и задумалась. Волнение Доменико слишком явно показывало, что он все еще вспоминает Анжелу.

Она вспомнила, как в самом начале замужества она осматривала дворец. Однажды утром она открыла дверь в комнату, которой не было на плане дома, как и его кабинета. Там был инкрустированный письменный стол Булле, ореховые книжные шкафы и ящики с документами и бумагами. Она не пересекла порога пустынной комнаты, но быстро отпрянула назад, как будто ее неожиданно ударили по лицу. Она увидела три отсутствующих портрета Анжелы вместе с еще одним, который она не видела ранее: они украшали стены кабинета, где Доменико мог смотреть на них каждый день, пока работал. Она больше не возвращалась туда.