Весенние мелодии

10

…Ему очень нравилось с ней целоваться, возможно, именно потому, что целовать ее было никак нельзя. Ну не принято это в полиции – целовать находящегося под защитой свидетеля! Впрочем, она не очень свидетель…

Он осторожно провел пальцем по ее щеке, в который раз восхищаясь и ужасаясь нежности ее кожи. Что там пишут известные специалисты? Лепестки роз? Дамасский шелк? Ерунда, забудьте. У этой нежности нет аналогов.

Маленькая и ладная фея с зелеными глазами замерла в корявых ручищах детектива Каллахана, а сам детектив Каллахан был близок к умопомрачению. Никак иначе невозможно объяснить наличие серебряных облаков, порхающих перед глазами крошечных ангелочков и звуки арфы…

Потом, несмотря на вполне очевидную и несомненную ночь, вокруг стало светло и даже немного ослепительно. Взорвавшаяся луна бликами оседала на траве – а может, то были облака? Рик Каллахан в точности не знал.

Знал он только одно: нельзя, немыслимо отпустить ее, эту маленькую, зеленоглазую, хрупкую и прекрасную принцессу! Нельзя разомкнуть кольцо рук, нельзя оторваться от ее губ, потому что иначе он не сможет жить и дышать.

Они не помнили, как оказались в хижине. Огонь методично пожирал поленья в очаге, и тревожно метались по потолку тени, силясь разглядеть, что за странное существо оказалось на полу, на расстеленных волчьих шкурах?..

Джеки больше ничего не боялась. Ни черного человека, ни пересудов за спиной, ни того, что она что-то сделает не так. Она ничего и не делала – просто жила, впервые в жизни жила по-настоящему. Тонула в изумленных и восхищенных глазах своего мужчины, улетала с ним вместе в небеса, свободная и прекрасная, как птица.

Они любили друг друга сосредоточенно и нежно, яростно и страстно, робко и неумело, изучая и исследуя. Каждая секунда была маленьким открытием, каждый вздох отзывался эхом…

А вокруг стояла Великая Лесная Тишина, и звезды потихоньку убирались с неба, чтобы дать место разгорающемуся на востоке алому зареву восхода.

Сэм Каллахан остановился в тени очередного лохматого куста и досадливо поморщился. Обход дома по периметру ничего не дал. Все окна были темны и слепы, двери заперты. Видимо, в дом можно было проникнуть только через парадное, но что-то Сэма от этого удерживало, странное какое-то чувство, которому он никак не мог подыскать названия и потому злился.

Ветерок пронесся над запущенным и оттого вдвойне неприветливым садом виллы «Литания». Сэм вскинул голову. Вот дрянь! Как они здесь живут, в этом Нью-Йорке?

Вместо нормальной ночной прохлады и свежести ветерок принес запах… нет, скорее вонь. Запах падали и тлена, кисло-сладкий запах страха, гарь, вонючий дым… совершенно нереальное сочетание, учитывая Лонг-Айленд, частные владения богачей и полное отсутствие свалок на несколько миль вокруг. Это Сэм знал точно – местные обитатели предпочитали подбрасывать свой мусор под нос людям попроще, и потому весь мусор отсюда вывозился машинами…

Сэм безотчетно втянул ноздрями отвратный запашок – и двинулся в заросли, словно собака, взявшая след.

Разумеется, следует помнить, что сады на здешних виллах – это вам не палисадничек перед домом. По существу это нормальный парк площадью в несколько квадратных миль, где-то там, далеко, огороженный забором. Заблудиться здесь, может, и нельзя, но гулять можно долго. Впрочем, Сэм Каллахан хорошо умел ориентироваться на местности.

Всего лишь через четверть часа блужданий он вышел на небольшую поляну. Здесь уже не веяло падалью – здесь все ею воняло до небес. Сэм поморщился и стал внимательно оглядываться.

Подозрения насчет черных месс превратились в уверенность, когда он увидел алтарь. Сложенный из грубых булыжников в виде пирамидки, Сэму по грудь. Рядом с двух сторон в землю были вкопаны фигурки каких-то идолов – не то африканских, не то малайзийских. Сэм подошел ближе, стараясь не обращать внимания на запах.

Сверху на каменной пирамидке была выложена небольшая площадка, а на ней обнаружился и источник вони – останки какого-то некрупного животного, скорее всего, кошки. Самым омерзительным было то, что зверек совершенно явно погиб не своей смертью – его принесли в жертву. Поверхность пирамидки была вся вымазана липкой и темной жижей, Сэм предпочел к ней не прикасаться. Трава вокруг была вытоптана, повсюду валялись обрывки ткани, пустые бутылки и прочий мусор. Судя по всему, заброшенным это место не было…

Сэм огляделся по сторонам – и заметил наконец первое за сегодняшнюю ночь свидетельство того, что на вилле есть кто-то живой. Между деревьев тускло мерцал неподвижный огонек. Сэм Каллахан нахмурился, проверил пистолет в кармане и осторожно двинулся сквозь кусты на огонь.

Вскоре он вышел к маленькому и несуразному домику наподобие тех, которые зимой строят под мостами бездомные бродяги. Кое-как сбитый из фанеры, покрытый листовым железом сарайчик – так вернее. Из небольшого окошка, грязного и потому как бы подслеповатого, лился тот самый свет – такой же тусклый и невзрачный, как сам дом.

Сэм осторожно заглянул внутрь.

Стены, пол и потолок выкрашены в черный и багровый цвета. Море свечей. Десятки, а то и сотни. В шандалах, канделябрах, рюмках, на блюдцах и в специальных подставках, в церковных поставцах. Толстые белые свечи, тонкие восковые из церкви, венчальные – огромные и перевитые золотыми лентами. Декоративные в виде Микки-Маусов и Санта-Клаусов. Плавающие. Ароматические. Некоторые уже совсем догорели, некоторые были явно недавно зажжены.

От этого зрелища кружилась голова и рассеивалось внимание, но Сэм был старым полицейским, его такой ерундой было не отвлечь. Он вгляделся пристальнее.

В комнатке тоже имелся алтарь – ну или что-то вроде того. Перед алтарем стоял на коленях человек в черном балахоне. Голова его была опущена, так что Сэм мог разглядеть только то, что плечи у человека довольно широкие, а сам он худой и высокий. В данный момент Сэма гораздо больше интересовал алтарь, а также стена позади него.

Там были фотографии. Большие и маленькие, выполненные в фотоателье и вырезанные из газет и журналов. И всего две женщины на этих фотографиях. Сэм не сразу смог разглядеть лица, но когда разглядел – мороз продрал его по спине. Одна из женщин – черноволосая, худощавая, в свадебном платье и с испуганным лицом. Она же – в странном черном одеянии с букетом искусственных цветов. Она же – совершенно обнаженная, скорчившаяся, прикрывающая голову руками. Эти фото были нещадно изрезаны ножом и испачканы чем-то темным…

Вторая женщина… Сэм стиснул кулаки от гнева и боли. Малышка Джеки О’Брайен. Веселая золотоволосая куколка в шелковом платье. Молодая бизнес-леди, выходящая из офиса и на ходу разговаривающая по сотовому телефону. За рулем своей машины. На пороге своего дома.

Он следил за ней, этот черный мерзавец. Ходил тенью, фотографировал, замечал время, когда она идет на работу, когда возвращается домой. А потом приступил к действиям.

Сэм медленно отступил назад, под прикрытие кустов – и вовремя. Человек встал с колен и повернулся к окну. На что уж Сэм был привычен к самым разным типам, не блиставшим красотой и привлекательностью, и то вздрогнул.

Белое как мел лицо. Алые губы, словно кровавый провал. Гладко зачесанные назад темные волосы. И абсолютно безумные, черные, как грех, глаза. Человек сделал шаг, его балахон распахнулся, и Сэм увидел, что под балахоном он совершенно голый. Плотоядно усмехнувшись, человек снял со стены портрет первой женщины, меньше других изрезанный ножом, некоторое время смотрел на него, безумно улыбаясь, потом облизал его длинным и узким, как у змеи, языком и медленно прижал его к впалому животу…

Сэм тихо выругался и отступил в темноту. Все, что надо, он уже увидел.

Утром он приехал в управление, зашел в кабинет к комиссару и молча кивнул. Комиссар еле заметно кивнул в ответ.

Сэм еще некоторое время провел в управлении. По его просьбе коллеги направили запрос о местонахождении бывшей миссис Баркли. Ответ, полученный к обеду, заставил полицейских озабоченно нахмуриться, а Сэма – горько усмехнуться.

Миссис Адела Баркли пропала при невыясненных обстоятельствах два месяца назад в штате Айова. Поскольку никто не делал заявлений о ее исчезновении, никто ее и не искал. Жила она в небольшом городке, очень уединенно. Закупала продукты на месяц вперед, на улицу практически не выходила, поэтому никого ее отсутствие и не удивило. Когда же проверили, оказалось, что в доме все нормально, следов борьбы или незаконного проникновения нет, в шкафу отсутствует часть вещей миссис Баркли и самый большой чемодан. Выходит, уехала?

Сэм Каллахан сокрушенно помотал кудлатой головой.

– Боюсь, что в этом чемодане он ее и похоронил.

– Дядя Сэм…

– Дело ваше, но я бы объявил ее в розыск. Никаких обвинений предъявлять я не могу, но на месте тех, кто ее ищет, расспрашивал бы свидетелей на предмет высокого, худого, хорошо одетого мужика с зализанными темными волосами.

Комиссар выглянул из своего кабинета и поманил Сэма пальцем. Чуть позже, удостоверившись, что дверь закрыта плотно, комиссар сообщил:

– Информация прошла. В новостях уже передали насчет мисс О’Брайен.

Сэм хмуро кивнул.

– Вот и ладненько. Самолет у меня через три часа, так что буду ждать этого придурка на дальних подступах. Счастливо, Билли.

– Бывай, дядя Сэм. Рад был повидать тебя.

Во всем этом рискованном, но вполне жизнеспособном плане было всего лишь одно слабое место. Ни Сэм Каллахан, ни комиссар полицейского управления Лонг-Айленда не приняли во внимание одну малюсенькую деталь – просто потому, что были, так сказать, не в материале.

Дело в том, что кроме регулярных авиарейсов, связывающих Монтану и Нью-Йорк и летающих исключительно по расписанию, существует еще и частная авиация.

Именно при помощи собственного, частного авиаджета класса люкс мистер Лиланд Баркли обогнал Сэма Каллахана приблизительно на шесть часов.

Когда имеешь дело с маньяками – это очень много.

Утро потихоньку перерастало в полдень, когда Рик Каллахан вернулся с небес на грешную землю и в изумлении уставился на залитую солнцем комнату.

Ночные безумства пронеслись по хижине могучим ураганом: повсюду валялись фрагменты верхней – и нижней – одежды, подушки и одеяла, а на широкой деревянной кровати лежал совершенно неприлично счастливый и голый Рик Каллахан, сжимающий в объятиях крепко спящую черноволосую фею.

Фея смешно сопела и улыбалась во сне.

Рик некоторое время просто любовался этим зрелищем, а потом понял, что не может, просто не решается назвать словами то, что произошло этой ночью между ним и Джеки О’Брайен. Слова – это слишком грубо, плоско и неинтересно.

Как описать словами пребывание в раю? Вот то-то же.

Он аккуратно выполз из постели и отправился на улицу. День был, кажется, еще жарче предыдущего, и потому Рик, особенно не раздумывая, пробежался по деревянным мосткам маленького причала и смело сиганул в воду, как был, голышом.

Как всегда, ледяная вода Бисерного обожгла его, заставила кровь во всем теле взбурлить шампанским, Рик вынырнул, жмурясь от удовольствия и поплыл мощным брассом к середине озера. Летом они с Шоном плавали и на другой берег, но сейчас рисковать не стоило – судорога есть судорога, даже если ты молод, силен, как бык, и переполнен любовью.

Когда он возвращался обратно, на причале показалось Прекрасное Видение. Заспанная, румяная и невыносимо хорошенькая Джеки О’Брайен стояла, кутаясь в его, Рика, куртку, и держала в руках его, Рика, брюки. Вроде бы, ничего особенно романтического, но Рик преисполнился воистину петушиной гордости. Вот стоит Его Женщина! Его навсегда, это уж ясно. Принесла ему одежду. Между ними больше нет ни тайн, ни стыдливости, они с Джеки – одно целое.

С этими восторженными мыслями Рик подплыл к причалу и приветственно замахал рукой.

Джеки засмеялась и шутливо прикрыла глаза растопыренными пальцами.

– Вылезай, тюлень. У тебя штаны звенят.

– В каком это смысле?

– Фу, Ричард. Солдатский юмор. Они правда звенели и немножко дрожали.

– Ох! Мама…

– Я так понимаю, ты не боишься ни гризли, ни росомах, ни браконьеров, но опасаешься родной матери?

– Видишь ли, в честном бою можно попытаться одолеть и гризли, и росомаху, и целую толпу браконьеров, но переговорить маму Каллахан еще никому из живущих не удавалось. Сильные мужчины с плачем убегали, выслушав ее доводы. К тому же я вчера так и не позвонил.

Рик ловко вылез из воды, немного попрыгал, чтобы обсохнуть, поймал на себе восхищенный и немного смущенный взгляд Джеки и надел штаны.

Потом присел на скамейку и с некоторым трепетом набрал телефонный номер родного дома…

Тут следует кое-что разъяснить. Во-первых, Пейдж Бартолби вовсе не ограничилась тем, что сфотографировала Сэма Каллахана с неизвестной молодой особой в парке. Она продолжала бдить, благо наличие двух голосистых и скандальных шпицев позволяло ей гулять по округе хоть круглые сутки.

Во-вторых, хозяйка ресторана, в который вчера утром Рик водил Джеки, миссис Ферфакс, была лучшей подругой Пейдж Бартолби.

В-третьих, полицейский врач был женат. О нет, ни честное слово, ни присягу он не нарушил. Никому он про приезжую девушку, находящуюся под охраной полиции в лице Рика Каллахана, не рассказывал. Никому – кроме своей жены Маргарет, которой за тридцать лет брака привык рассказывать все и всегда. Себе дороже – Марго все равно все узнает и испортит ему жизнь. Кроме того, жена – единица несущественная, она даже в суде свидетелем выступать не может против собственного мужа. О том, что Маргарет не связана ни честным словом, ни служебной тайной, он как-то не подумал.

В-четвертых, Шон Каллахан проводил свою девушку и решил переночевать дома. В конце концов, природа анималисту может и надоесть, а мама Дейрдре славилась своей стряпней по всей округе совершенно заслуженно, кроме того, хотелось горячего душа.

В-пятых, Дейрдре Каллахан, начисто отрезанная от всех источников информации – муж уехал, младший сын сказал, что во всем разберется, и тоже пропал – постепенно впадала в то состояние, которое у древних воинов называлось амок. Иначе говоря, была в бешенстве.

Сочетание всех этих вроде бы не связанных напрямую обстоятельств привело к тому, что к нынешнему полудню весь Литтл-Уотер-Рок знал о том, что Рик Каллахан гуляет с заезжей кралей, которую до этого видели с его отцом, Сэмом Каллаханом, а вот родная мать, Дейрдре Каллахан, вынуждена сидеть дома и томиться в неизвестности!

Для начала она попыталась накинуться на Шона, но старший сын только изумленно вытаращил глаза и сообщил, что, по его подсчетам, Рику уже тридцатник и он вполне имеет право ночевать там, где ему хочется, и с тем, с кем ему хочется. Потом Шон легкомысленно помахал в воздухе артистичной рукой и высказал единственную – на взгляд матери – здравую мысль:

– А ты ему позвони, мам!

Дейрдре была женой полицейского и матерью полицейского. Она прекрасно знала, что обстоятельства бывают разные. Но когда ей позвонила жена доктора, Марго, и сообщила, что в аптеке вчера была перестрелка, в результате которой ее, Дейрдре, сын повел себя вполне героически, и что миссис Ферфакс совершенно не права насчет его, Рика, новой девушки – она очень мила и ничуть даже не беременна, – сами понимаете, тут уж и ангел не выдержит, позвонит.

И Дейрдре позвонила. А сын не взял трубку, потому что плавал в тот момент в озере.

Рик уже заканчивал набирать номер, когда ему поступил входящий вызов от отца. Сэм Каллахан был возбужден и немного резок:

– Вот что, запри девочку и поставь вокруг нее двойное оцепление. Вполне вероятно, что к вечеру или завтра утром к нам пожалует крайне отвратный гость.

– Что?

– Рик, не тупи, мне некогда. Я вылетаю первым же рейсом, часам к семи вечера постараюсь быть в городе. Тот тип, который угрожал Джеки, знает, где она, и может объявиться там, у нас, в любой момент. Поезжай в Маунтин-Рок, я послал туда его фото и ориентировки. Закройте все въезды и выезды. Аэропорты предупреждены. Его должны засечь и нежно вести до самого Литтл-Уотер-Рока, а тут уж наше дело. Вызови Мэгги Дойл, она сыграет роль девочки… Поторопись, Рики!

Рик только агакал и угукал, потом мрачно посмотрел на трубку и растерянно – на Джеки. Спрятана она здесь прекрасно, лучше не придумать, но Рику-то надо уехать! Мэгги опять же…

Мэгги Дойл была здоровенной и громогласной девахой, на которой полицейская форма буквально по швам трещала. Нет, не толстой – просто здоровье из нее так и перло. В те редкие дни, когда личный состав полицейского управления Маунтин-Рок, куда входил и участок Литтл-Уотер-Рок, надевал форменные мундиры, приезжали даже отпускники и давно уволившиеся – исключительно чтобы посмотреть на Мэгги Дойл и ее шикарный бюст, обтянутый кителем.

При всем при том она была толковым детективом, умным и хватким профессионалом. Ничего не боялась, множество раз работала под прикрытием. По большей части, конечно, изображать ей приходилось официанток и девушек трудной судьбы, но были в ее творческой биографии и роли посложнее.

Однако представить громогласную великаншу Мэгги в роли маленькой и хрупкой Джеки О’Брайен Рик все же не мог.

Он повернулся к Джеки и сказал очень серьезно:

– Вот что, малыш. Тут такое дело… Это папа звонил, они нашли твоего злодея.

Джеки охнула и закусила губу. Рик нахмурился и погрозил ей кулаком.

– Не смей бояться! Больше вообще никогда и ничего не смей бояться. Просто выслушай. Сейчас я вызвоню сюда моего братца Шона. Он с тобой здесь побудет, чтобы ты не боялась и не скучала.

– Ох…

– Ничего не ох! Шон тихий, он возьмет мольберт, сядет вон на тот валун и будет рисовать свои елки. Ты спи, ешь, опять спи, позагорай, если хочешь. Я поделаю всякие дела и вернусь за тобой вечером. Наверное, уже к маме поедем.

– Рик… а можно, я прямо сейчас – с тобой?

– Я звоню Шону. А со мной нельзя, потому что я буду гонять по лесным чащам и горным дорогам, тебе не понравится.

– Понравится, если с тобой.

– Джеки О’Брайен! Ты будешь сидеть здесь, очень тихо, с моим братом и думать о нашей с тобой будущей свадьбе. Тебе и карты в руки – ты же профессионал. Учти, белых лошадей здесь не водится, но пару-тройку амурчиков я тебе подгоню.

И стал звонить Шону.

Шон выслушал все молча, ни словечка не возразил, коротко сказал: «Еду…» и пошел заводить машину. Дейрдре с подозрением на него смотрела, а потом кротким голосом поинтересовалась:

– Ты далеко, милый?

Шон занервничал. Хоть он и был штатским, но в семье полицейских чего только не нахватаешься. Дурак Рик не сказал, тайна это или не тайна.

– Я… э-э-э… по делам.

– Ах по делам… Тогда – если вас, конечно, не затруднит моя нижайшая просьба, – будьте так любезны, ради Христа, сделайте одолжение.

– Д-да, конечно, ма…

– О, как вы добры! Боже! Какое сердце! Так вот, если уж вы будете столь милосердны, то передайте – конечно, если встретите его на своем жизненном пути, – своему младшему брату, ЧТО Я ЕМУ БАШКУ ОТОРВУ!!!

Шон сбежал.

Рик дождался Шона, познакомил их с Джеки, дал несколько ценных указаний и укатил в город. Шон, как Рик и предсказывал, тут же забрался на свой любимый валун и принялся рисовать. Джеки, немного послонявшись вокруг дома, вытащила плед и легла загорать. Тишина стояла просто оглушительная.