Глава 2


— Ты не можешь.

— Могу, — спокойно настаивала я, наблюдая за мужчиной на экране моего компьютера. — Эйден сказал, чтобы я сообщила об этом тебе.

Тревор одарил меня взглядом, который ясно говорил, что он и близко мне не поверил, и я поняла, что меня не заботит, что он думает. Нужно очень постараться, чтобы не понравиться мне, и менеджер Эйдена был одним из тех, кого я избегала, как чумы, когда это только было возможно.

Что-то в нем вызывало во мне желание прекратить свои дела каждый раз, когда мы взаимодействовали. Время от времени я пыталась понять, что мне в нем не нравится, и всегда возвращалась к одним тем же причинам: он был чванливым, и, судя по источаемой им энергетике, полным мудаком.

Наклонившись вперед, Тревор уперся локтями на что-то, похожее на стол. Он закрыл рот руками и дышал. Вдыхал. Выдыхал.

Может быть, лишь может быть, он думал обо всех тех разах, когда вел себя со мной как придурок и жалел об этом; каждый раз, когда он ругался или кричал на меня, потому что Эйден хотел того, что раздражало его. И это происходило почти каждую неделю с тех пор, как меня наняли.

Но, зная его, дело не в этом. Чтобы сожалеть, надо об этом хотя бы заботиться, и Тревор... единственное, о чем он заботился, это о зарплате. Язык его тела и то, как он разговаривал со мной на первом интервью, ясно дало понять, я не слишком высоко поднялась в списке его приоритетов.

Мой уход ненадолго осложнит его жизнь, и я ему не очень нравилась.

Видимо, его это волновало намного больше, чем Эйдена прошлой ночью, когда я решилась и рассказала ему большой, мрачный секрет, который хранила.

— Я хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал, — оглядываясь назад, я понимала, это был ужасный выбор слов; на самом-то деле, он ничего для меня не сделал, только платил, но, о да. — Я бы хотела, чтобы ты нашел кого-то мне на замену.

Я всегда знала и принимала, что мы не друзья, но, полагаю, крохотная частичка меня была глупой и думала, что я хоть немного, чуть-чуть, самую малость что-то значу для него. Я многое сделала для Эйдена за все то время, что мы работали вместе. Я знала, что буду немного скучать по работе с ним. Будет ли он чувствовать то же самое?

Ответом оказалось огромное, жирное «нет».

Эйден даже не потрудился посмотреть на меня после моего признания. Вместо этого его внимание было сконцентрировано на миске, когда он спокойно ответил:

— Сообщи Тревору.

И все.

Два года. Я отдала ему два года своей жизни. Часы и дни. Месяцы вдали от любимых. Я заботилась о нем в те редкие случаи, когда он болел. Я была той, кто остался с ним в больнице после травмы. Это я забрала его после операции, прочитала информацию о воспалении и о том, чем могла его кормить, что поможет ему быстрее поправиться.

По утрам после провальной игры, я всегда старалась готовить его любимый завтрак. Покупала подарки на дни рождения, которые оставляла или не оставляла на его кровати, потому что не хотела вызывать неловкость. Нельзя помнить о чьем-то дне рождении и не подарить подарок, даже если он ни разу не сказал «спасибо».

А что он дал мне? Свой прошлый день рождения я провела в Колорадо, в парке, под дождем, потому что он снимался в рекламе и хотел, чтобы я была рядом. Я в одиночку поужинала в своем номере. Чего же я сейчас ждала от него?

Он не умолял меня остаться — не то, чтобы я осталась — и даже не сказал «Так жаль это слышать», а эти слова я слышала, когда уходила с предыдущей работы.

Ничего. Он не дал мне ничего. Даже чертовых объятий.

Это задело меня сильнее, чем должно было. Намного сильнее. С другой стороны, я знала, что мы не были родственными душами, но после этого все стало еще очевиднее.

С этой мыслью, от которой у меня во рту появилась горечь, я сглотнула и сосредоточилась на видео-чате.

— Ванесса, подумай о том, что ты делаешь, — спорил со мной менеджер через камеру.

— Я подумала. Слушай, я даже не настаиваю на двухнедельной отработке. Просто найди кого-то, я его всему научу, а затем уйду.

Тревор приподнял подбородок и просто смотрел прямо в камеру компьютера, сильный блеск средства для волос, которым он обычно пользовался, отражался в солнечном свете, проникающем через окна его кабинета.

— Это какая-то апрельская шутка?

— Сейчас июнь, — ответила я осторожно. Идиот. — Я больше не хочу этим заниматься.

Его лоб нахмурился, а плечи напряглись, будто мои слова, наконец, дошли до него. Одним глазом он сквозь пальцы пялился на меня.

— Ты хочешь больше денег? — имел наглость спросить он.

Конечно, я хотела больше денег. Кто не хочет? Я просто не хотела их от Эйдена.

— Нет.

— Скажи мне, чего ты хочешь?

— Ничего.

— Я тут пытаюсь работать.

— Здесь не с чем работать. Ты не можешь предложить мне ничего из того, что заставит меня остаться, — вот как сильно я не хотела вернуться обратно в мир Виннипегской Стены. Тревор платил за то, чтобы исполнялись все его желания, и я знала, если дам слабину, он попытается этим воспользоваться.

Вероятно, ему легче убедить меня остаться, чем найти замену. Но я знала его приемчики и не собиралась идти у него на поводу.

Взяв стакан, который стоял на столе около планшета, я сделала глоток, изучающе глядя на него поверх края стакана. Черт побери, я могла это сделать. Я сделаю. Я не собиралась держаться за эту работу лишь потому, что он использовал на мне самый близкий к щенячьим глазкам взгляд. Так смотреть способно только истинное зло.

— Что я могу сделать, чтобы заставить тебя остаться? — наконец, спросил Тревор, убирая руки от лица.

— Ничего, — если крошечная лояльность к Эйдену и настоящее беспокойство заставляли меня работать до тех пор, пока я не поняла, что могу позволить себе уйти, вчерашний день расставил все по местам.

Я не хотела тратить еще больше времени.

На лице Тревора промелькнуло еще одно болезненное выражение. Когда мы впервые встретились два года назад, в его волосах виднелись лишь несколько седых волосинок. Теперь их там больше, и внезапно все обрело смысл. Если я считала себя феей-крестной, то Тревор, кажись, представлял себя Богом; Богом, которому приходилось творить чудеса в самых плачевных ситуациях.

И я не помогала ему, уходя от одного из его самых тяжелых клиентов.

— Он что-то сказал? — спросил он неожиданно. — Что-то сделал?

Я покачала головой, не попавшись на его игру. Прежде чем я попросила его позвонить мне, — и он настоял, что вместо этого мы проведем видео-чат — я спрашивала себя, говорить ли ему о том, почему я ухожу, или нет. Мне даже минута не понадобилась, чтобы решиться. Не-а, ему не нужно знать.

— В моей жизни есть и другие дела, которыми я хочу заниматься. Вот и все.

— Знаешь, он переживает из-за возвращения после операции. Если он слегка нервничает, это нормально. Просто игнорируй его, — добавил Тревор.

Нормально? Для слова «нормально» существуют разные понятия, учитывая, что он работает с профессиональными атлетами, особенно, такими, как Эйден, который дышит и живет спортом. Он все воспринимает лично. Он не был человеком, который играет лишь потому, что ему больше нечем заняться и нужны деньги. Может, это я понимала это лучше, чем Тревор.

Плюс, если у кого-то из нас и был опыт общения с Эйденом, когда его ахиллово сухожилие разорвалось, то это у меня. Я лично была свидетелем этого и знала, как он обычно вел себя перед началом тренировочного лагеря, и все это было не за горами, что добавляло ему беспокойства.

Тревор работал на него дольше, но он жил в Нью-Йорке и приезжал лишь пару раз в год. Эйден лишь раз в месяц разговаривал с ним по телефону, и я была козлом отпущения.

— Уверена, около сотни людей захотят работать на Эйдена. Не думаю, что у тебя возникнут проблемы с заменой меня. Все будет в порядке, — сказала я ему спокойно.

Найдется ли в мире тысяча людей, которые с радостью захотят работать на Эйдена Грэйвса? Да. Как минимум.

Будут ли у Тревора проблемы с новым ассистентом? Нет.

Главная проблема — найти того, кто останется, кто справится с долгими рабочими часами и его колючей личностью.

— Будет нелегко, — сказал мне Тревор после того, как трудовое агентство отправило меня к нему. — Атлеты требовательны. В основном, это часть рабочих требований. Ты сможешь с этим справиться?

Тогда я работала на трех работах, делила крошечный дом с Дианой и Родриго и иногда не могла спать по ночам, потому что думала лишь об огромной судебной ссуде, в которую погрузилась. Я бы сделала все, что угодно, чтобы выбраться из этой ситуации, даже если это значит мириться с кем-то, кто может или не может быть сумасшедшим по тому, как его описывают другие.

Тревор не лгал — Эйден был не так плох, стоит лишь узнать его получше и понять, что ему не нравится, — но он, по крайней мере, предупредил меня, чего ожидать.

Требовательный, капризный, перфекционист, трудоголик, высокомерный, равнодушный, помешанный на чистоте босс.

Ничего особенного.

Эйдену Грэйвсу нужен был ассистент, а мне повезло получить работу.

У меня был план, который до смерти волновал меня, и студенческий заем, из-за которого у меня развилась язва. Я миллион раз все обдумала и пришла к выводу, что работать на него, поддерживая и развивая на стороне собственный бизнес, лучший способ двигаться вперед по жизни, ну, пока что.

Остальное история.

Работа по семнадцать часов и экономия, наконец, принесла плоды. Я накопила достаточно денег, чтобы удержаться на плаву, если мой бизнес потонет, да и у меня были цели, которые направляли меня. Даже если было тяжело, мои стремления и надежды поддерживали во мне силы двигаться дальше.

Так что, даже в такие дни, когда я стояла позади Эйдена и представляла, как втыкаю нож ему в спину, потому что он требовал нечто невообразимое, например, перестирать его постельное белье, потому что я передержала его в сушке, я всегда делала то, что ему было нужно. Я должна была лишь помнить о своем студенческом займе и планах, и я справлялась.

До сегодняшнего дня.

— Ты убиваешь меня, Ванесса. Ты, мать его, убиваешь меня, — буквально простонал Тревор. Простонал. Обычно он просто жалуется и ведет себя, как мудак.

— Все будет в порядке. Его не волнует, что я ухожу. Он, вероятно, даже не заметит, — ответила я, пытаясь быть понимающей, насколько это возможно, и, в то же самое время, не парясь о том, что он беспокоится.

Гримаса на его лице быстро исчезла. Ее сменил взгляд, с которым он стал выглядеть как менеджер, которого я была вынуждена терпеть, а не как человек, который пытался отступить и вести себя прилично. Он съязвил:

— Очень в этом сомневаюсь.

Я понимала, почему хорошо подходила Эйдену. Я была терпеливой, не использовала его черствый, придирчивый характер против него. Я умела справляться с безумием во всех его проявлениях, спасибо моей семье, но, может, я ожидала от него чего-то похуже, а он никогда не переходил границу контроля своих эмоций. Для этого он слишком хорошо умел держать себя в руках.

Хотя, после вчерашнего я бы не волновалась. Может, если бы Эйден был моим другом, я бы чувствовала себя хуже из-за того, что ухожу, или если бы Тревор вел себя со мной получше, но ни один из них и не вспомнит меня через два месяца. Я знала тех, кто заботится обо мне и что-то значит для меня, и ни одного из этих двоих не было в моем списке... и, конечно, от этого мне было немного грустно. Но выживают сильнейшие, верно?

Если бы мы поменялись ролями, Эйден и Тревор избавились бы от меня, как от обременительного груза. Я бы позволила своей ошибочной лояльности, паранойе и неуверенности в себе удерживать меня в не такой уж и плохой клетке.

Все, что нужно Эйдену, — это человек, который будет делать все, чего он захочет. Готовить, убирать, стирать, складывать, отвечать на электронные письма, звонить Тревору или Робу, когда ему нужно что-то вне моей юрисдикции, и публиковать посты в «Фэйсбуке», «Твиттере» и «Инстаграме». И еще пару вещей, которые нужны ему, когда он путешествует. Ничего необычного.

Любой с малой толикой терпения сможет это сделать.

Но по взгляду, которым пронзал меня Тревор, я понимала, что он думал иначе. Полагаю, он просто ленивый. Он выдохнул и стал потирать виски, в этот момент связь ухудшилась, и его изображение на секунду стало размытым.

— Ты точно хочешь это сделать? Я могу поговорить с ним и сократить твои часы... — донесся его голос из колонок, даже если экран завис.

Я решила даже не утруждаться и говорить, что подумаю.

— Нет, — я не могла. Я не собиралась упускать возможность начать свой путь в одиночку. Не хочу обрекать себя на неудачу, сомневаясь.

— Ванесса... — простонал он. — Ты серьезно это делаешь?

Это именно то, ради чего я работала с момента выпуска из колледжа со степенью в графическом дизайне. Окончание учебы было тяжелой борьбой, которая временами казалась болезненной пыткой, и я делала ужасные, отвратительные вещи, чтобы закончить обучение.

Именно поэтому я работала на нескольких работах одновременно; поэтому сейчас, технически, у меня их две; и поэтому последние четыре года я сплю по четыре часа и экономлю буквально на всем. Я бралась за любую работу, которая приходила ко мне на почту, и искала работу сама: книжные обложки, интернет-баннеры, плакаты, закладки, визитки, открытки, логотипы, дизайн футболок и татуировок. Что угодно.

— Серьезно, — мне пришлось бороться с желанием рассмеяться над тем, как уверенно и решительно прозвучал мой голос, даже если я себя такой не чувствовала.

Вернувшись к потиранию висков, Тревор вздохнул.

— Если ты так решила, я начну искать замену.

Я кивнула и почувствовала неуверенную победу, щекочущую горло. Я не позволю комментарию этого придурка взволновать меня. Все будет именно так. Все будет так, как я и планировала.

Он махнул рукой перед экраном.

— Я сообщу тебе, когда найду кого-то.

Больше ничего не добавив, он вышел из чата, как грубый мудак. Он напомнил мне кое-кого другого, у кого тоже отсутствуют манеры. Если бы не Зак и еще пара игроков из «Трех Сотен», с которыми он познакомил меня за эти два года, я бы решила, что в этой индустрии все эгоцентричны. Но нет, всего лишь пара человек, в частности, те, кем я себя окружила. Пойди, разберись.

Но это больше не будет моей проблемой, не так ли?

— Ванесса! — заорал откуда-то сверху знакомый голос.

— Да? — крикнула я в ответ, выходя из приложения на планшете и задаваясь вопросом, слышал ли он мой разговор с Тревором или нет. В смысле, это он сказал мне сначала позвонить ему, разве не так?

— Ты постирала белье? — прокричал Эйден, кажется, из своей спальни.

Я стирала его простыни по понедельникам, средам и пятницам, и так каждую неделю с тех пор, как меня наняли. Для кого-то, кто работает почти каждый день и для кого пот стал сродни дыханию, он с особой религиозностью относится к своим ультрачистым простыням. С самого начала я узнала, как важно, чтобы его чертовы простыни были чистыми, и с тех пор ни разу не пропускала стирку. Никогда.

— Да.

— Сегодня?

— Да, — какого черта он спрашивает? Я всегда... а-а-а. Я всегда оставляла на подушке его любимые мятно-шоколадно-перечные печеньки — потому что это веселило меня — и сегодня я ничего там не оставила. Они закончились в магазине. Полагаю, я не могу винить его за сомнения, но могу обвинить себя в том, что разбаловала его. Он никогда не говорил о моем маленьком подарке и не говорил перестать класть их, так что я и не думала, что его это волнует. Теперь я знаю.

Эйден ответил не сразу, и я уже представила, как он неуверенно бормочет что-то про себя, прежде чем понюхать простыни, чтобы убедиться, что я говорю правду. Когда ответа не последовало, полагаю, он убедился, что я не лгала. Но потом он снова закричал:

— Ты вытащила мою одежду из сушилки?

— Да. Она уже в твоем шкафу, — я не дернулась, не закатила глаза и ответила даже не раздраженным тоном. Иногда у меня был самоконтроль самурая. Самурая, который хочет стать ронином. (Примеч. Ронин — деклассированный самурай феодального периода Японии (1185—1868), потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь своего господина от смерти.)

Я едва успела убрать планшет в сумку, прежде чем снова раздался его голос.

— Где оранжевые бегунки?

В этот раз я не могла не закатить глаза. Работа с ним напоминала мне себя, когда я была ребенком и просила маму помочь мне найти что-то после того, как сама я искала это всего пять секунд. Они были там, где он их оставил.

— В твоей ванной.

Я слышала шаги наверху. Зак еще не вернулся из Далласа, так что это Здоровяк искал свои кроссовки, или, когда в силу вступали его канадские словечки, бегунки. Я редко прикасалась к его обуви, только если это необходимо. Не то чтобы его ноги воняли, — странно, но это не так — но они становились потными, то есть, очень потными. Последние два месяца он так упорно тренировался, что количество пота достигло небывалых объемов. Мои пальцы пытались никогда с ними не соприкасаться, если этого можно было избежать.

Я уже просматривала поваренную книгу, решая, что приготовить на ужин, когда раздался грохот сбегающего по лестнице ста двадцати семи килограммового мужчины. Серьезно, каждый раз, когда он спускался по лестнице со скоростью быстрее, чем у черепахи, стены дрожали. И я даже не была уверена, как выжила лестница. Какие бы материалы не использовали строители, должно быть, это нечто качественное.

Мне не надо было оборачиваться, чтобы знать, что он идет на кухню. Дверь холодильника открылась и закрылась, за этим последовало жевание.

— Купи еще солнцезащитного крема. Мой почти закончился, — сказал он отстраненным тоном.

Я уже заказала его пару дней назад, но не видела смысла говорить, что дешевле заказать, чем купить в магазине.

— Будет сделано, Здоровяк. Позже я отнесу несколько пар твоих шортов к портнихе. Когда я их стирала, то заметила, что резинка ослабла, — учитывая, что половина его гардероба была сшита специально для него, потому что «размер бегемот» не был широко распространен, меня немного расстроило, что эти самые шорты уже пора зашивать.

Жонглируя грушей, которую ел, и двумя яблоками в другой руке, он приподнял подбородок.

— Я собираюсь на тренировку. Есть что-то, что мне нужно узнать до того, как я уйду?

Поправляя очки, я задумалась над тем, что планировала сказать ему.

— Этим утром я оставила на твоем столе несколько конвертов. Не знаю, видел ты их или нет, но они кажутся важными.

На секунду большое красивое лицо приняло задумчивое выражение, затем он кивнул.

— Роб отменил раздачу автографов?

Меня чуть не передернуло при воспоминании о разговоре с его агентом, еще одним мудаком, который мне не нравился. Честно, не удивлюсь, если он даже своей маме не нравился. Роб был таким придурком.

— Я сказала ему, но он так и не перезвонил, чтобы подтвердить, что отменил встречу. Я узнаю.

Он снова кивнул и наклонил это тело ростом метр девяносто три сантиметра, чтобы поднять свою сумку.

— Удостоверься в этом, — он замолчал. — В этом месяце день рождения Лесли. Ты отправишь открытку и подарок?

— Твое желание — закон, — все время, что я работала на него, Лесли был единственным человеком, кто получал подарки. Я и отдаленно не завидовала тому, что не получала даже простых слов «с днем рождения». Даже Зак ничего не получал, и я это знала, потому что иначе покупала бы подарок и ему. — О, и я сделала батончики из гранолы на случай, если ты захочешь взять что-то с собой, — добавила я, указывая на пластиковый контейнер у холодильника.

Он направился туда, открыл контейнер и вытащил два батончика, завернутых в вощеную бумагу, прежде чем забросить всю свою закуску в сумку.

— Завтра утром приезжай в тренажерный зал с камерой и завтраком. Я уезжаю рано и пробуду там до обеда.

— Конечно, — я сделала мысленную пометку поставить будильник на час раньше, чем обычно. Большую часть времени в Далласе после завершения сезона Эйден занимался кардионагрузкой дома, завтракал, затем поднимал вес и выполнял упражнения на выносливость с любым тренером, который почтил его своим присутствием. Иногда он просыпался раньше и отправлялся прямо в тренажерный зал.

Комплекс располагался на другой стороне города, так что мне придется приготовить завтрак у себя дома и поехать сразу туда. Или проснуться еще раньше, поехать к нему домой, который совсем не по пути, и уже затем поехать в зал. Нет, спасибо. Я едва выживала на обычных четырех или пяти часах сна. И не собиралась терять то малое, что у меня осталось.

Я отошла от кухонного стола и, подняв галлон воды, который набрала ранее, протянула ему, мой взгляд задержался на его толстой шее, потом я заставила себя посмотреть ему в глаза.

— Кстати, я поговорила с Тревором о своем увольнении, и он сказал, что начнет искать замену.

На секунду его темные глаза встретились с моими, лишь на долю секунды, холодные и отстраненные, как и всегда, прежде чем он отвел взгляд.

— Ладно, — он взял бутыль, забрасывая сумку на плечо.

Когда он уже был у двери, соединявшей гараж с кухней, я крикнула:

— Пока.

Он ничего не ответил, закрывая за собой дверь, но, думаю, он махнул пальцем или двумя. Или мне показалось.

Кого я обманываю? Конечно, показалось. Я просто была идиоткой, которая думала, что он поступит иначе. Я сама не была общительной, но Эйден превзошел меня.

Со вздохом я покачала головой и направилась в другой конец кухни, когда зазвонил мой личный телефон. Быстро взглянув на экран, я ответила.

— Алло, — произнесла я, зажав телефон между ухом и плечом.

— Ванни, мне некогда болтать. У меня встреча через минуту, — быстро объяснил жизнерадостный голос на том конце. — Я просто хотела сказать тебе, что Родриго видел Сьюзи.

Между мной и Дианой повисла тишина. Две секунды, три, четыре. Тяжелая и неестественная. И опять что, Сьюзи делала то, что умела лучше всего, — все портила.

Я хотела спросить, уверен ли ее брат, Родриго, что видел именно Сьюзи, но не сделала этого. Если Родриго думал, что видел ее, значит, так и было. У нее было лицо, которое трудно спутать с чьим-то другим, даже после стольких лет.

Я откашлялась, говоря себе, что мне не надо считать до десяти, даже до пяти.

— Где? — мой голос прозвучал хрипло.

— Вчера в Эль-Пасо. На этой неделе Родриго поехал в гости к родственникам с Луи и Джошем и сказал, что видел ее в продуктовом около вашего старого района.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь.

Не-а. Этого недостаточно.

Я повторно начала считать до десяти. Тысячи различных мыслей пронеслись в моей голове от упоминания имени Сьюзи, и все они были ужасными. Каждая из них. Не надо быть гением, что понять, что она там делала. Лишь один человек, которого мы обе знаем, жил там. Я до сих пор отчетливо помню нашу старую округу.

Там мы познакомились с Дианой. Когда я еще жила с мамой, семья Дианы жила по соседству. У них был хороший дом — свежевыкрашенные бело-голубые стены и лужайка с подстриженной травой; отец, который играл со своими детьми снаружи, и мама, которая целовала «бо-бо». Касиллас были семьей, которую я всегда хотела, когда была ребенком; когда обстановка накалялась, я находила единственное утешение в своем дневнике, а не в беспорядке за стенами моего дома.

Мы с Дианой были друзьями столько, сколько я себя помню. Я даже не могла сосчитать, сколько раз я ела в их доме с младшим братом, пока мама не потеряла над нами опеку. Диана всегда делала то, чего не делала моя семья, — присматривала за мной. Она была той, кто нашла меня... Прекрати. Перестань. Все это не стоит той энергии, потраченной на воспоминания о прошлом, которое я преодолела. Оно того не стоит.

— Ха. Понятия не имела, что она вернулась, — мой голос был безэмоциональным и звучал так же, как и в моей голове. — Неделю назад я разговаривала с мамой, и она ничего не сказала, — Диана знала, я говорила о настоящей матери. О человеке, который подарил мне и четырем сестрам и брату жизнь, а не о приемной маме на четыре года, с которой я до сих пор поддерживаю отношения.

От упоминания моей настоящей матери Диана издала тихий звук, который я чуть не упустила. Я знала, она не понимает, почему я стараюсь поддерживать с ней отношения. Честно, большую часть времени я об этом жалела, но я никогда не скажу об этом самому близкому для меня человеку во всем мире, потому что знаю, что она ответит, и этого я слышать не хотела.

— Подумала, ты захочешь знать об этом, если планировала поехать в гости, — наконец, пробормотала она.

Я не часто ездила в Эль-Пасо, но она была права. Теперь, когда знаю, кто там, я точно не захочу ехать.

— Мне правда надо через секунду уходить, Ванни, — быстро добавила моя лучшая подруга, прежде чем я смогла что-то ответить. — Но ты сказала Миранде, что уходишь?

«Миранда» влетела в одно ухо и вылетела из другого. Я так долго называла его так, что уже перестала замечать.

— Я сказала ему вчера.

— И?

Она просто не позволяла мне хандрить в моей реальности.

— Ничего, — не было смысла лгать или придумывать что-то, что сделает меня более значимой для Эйдена, чем есть на самом деле. Я никому не рассказывала о нем многого, из-за контракта о неразглашении, который подписала, когда только начала на него работать, но Диана знала достаточно, чтобы понять, почему его имя было сохранен в моем личном телефоне как Миранда Пристли из «Дьявол носит «Прада»».

— О, — прозвучал ее разочарованный ответ.

Да. Я тоже так подумала.

— Как только ты уйдешь, он будет скучать по тебе. Не переживай об этом.

Очень в этом сомневаюсь.

— Ладно, я должна бежать, клиент здесь. Позвони мне позже, Ван-Ван. Я заканчиваю в девять.

— Позвоню. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. О! И подумай о том, чтобы я покрасила твои волосы, как только ты оттуда выберешься, — добавила она, прежде чем отключиться.

Комментарий Дианы заставил меня улыбнуться, и я улыбалась, когда шла в кабинет Эйдена, чтобы проверить его почту. Разговор с Ди всегда наделял меня хорошим настроением. Тот факт, что она была одной из самых спокойных личностей, которых я когда-либо встречала, часто успокаивал мою душу. Она никогда не наезжала на меня за то, что я так много работаю, потому что сама работала не меньше.

Но я говорила ей то же самое, что мой приемный отец сказал, когда мне было семнадцать, и я рассказала ему, что хочу продолжить заниматься искусством:

— Делай то, что должна, чтобы быть счастливой, Вани. Никто, кроме тебя, не сделает этого.

Я верила именно в это, когда рассказала приемным родителям, что хочу поехать учиться в колледж за тысячи километров отсюда, и что я говорила себе, когда не получила стипендию, а моя финансовая помощь была каплей в море, которая никак не могла помочь мне оплатить обучение.

Я собиралась сделать то, что должна, даже если это подразумевало под собой оставить брата, к слову, с его полного благословения. Я сказала ему то же самое, когда он получил предложение стипендии от колледжа сразу после того, как я вернулась обратно в Техас, чтобы быть ближе к нему.

Иногда было легче говорить другим, что они должны делать, чем следовать своим же советам.

Это был истинный корень моих проблем. Я была напугана. Мне было страшно, что мои клиенты исчезнут, а работы провалятся. Страшно, что однажды я проснусь без вдохновения с открытой программой фото-редактирования.

Переживала, что то, ради чего я столько работала, разобьется и сгорит, и все отправится к черту. Потому что я на собственном примере знала: жизнь может вести вас в одном направлении, а в следующий момент уже повернуть совершенно в другую сторону.

Потому что неожиданности именно такие — они не склонны вписывать себя в график и оповещать, что заскочат раньше времени.

Загрузка...