Византийская принцесса

Глава пятнадцатая

Поздно ночью в покои Тиранта проникли две тени, в ночных одеяниях, но закутанные в плащи. Одна тень сказала другой:

— Я ведь говорила вам, что он еще не спит.

Тирант сел в постели и произнес:

— Да, не сплю. Садитесь сюда, любезные дамы, и потолкуйте со мной о чем-нибудь веселом, потому что мне сегодня очень грустно.

— Положим, дама здесь только одна, — раздался голос Диафеба.

Вместе с Эстефанией, смеясь, они запрыгнули в огромную кровать севастократора. Тирант уселся, подтянув колени к подбородку, а его кузен с подругой принялись обниматься, тискать друг друга, целоваться и хохотать.

Наконец Тирант сказал:

— Разве вы не можете заниматься такими делами не в моей постели?

Эстефания на миг оторвалась от Диафеба и с сияющим лицом уставилась на Тиранта:

— А чем плоха ваша постель? В памятную веселую ночь в Малвеи мы, помнится, делили кровать на четверых, а та кровать была поменьше этой.

— Мне грустно, — сказал Тирант, хватая Диафеба за руку.

— Кто же виноват в том, что вам грустно? — осведомился Диафеб. Его кудри благоухали так сильно, что Тирант вдруг чихнул. — Уж во всяком случае, не я! Я-то сделал все, чтобы вы повеселились на славу!

— И я тоже, — добавила Эстефания, хотя никаких заслуг, кроме падения в обморок, за нею во время последнего турнира не числилось.

Тирант глубоко вздохнул:

— Принцесса насмехается надо мной. И я начинаю думать, что кто-то оклеветал меня перед нею.

— Вы самый странный человек из всех, кто был крещен водой и Духом, — сказал Диафеб. — С чего бы она стала над вами насмехаться? И как кто-то мог оклеветать вас? Да вы безупречный рыцарь, с головы до ног, и если кто-нибудь захотел бы вас очернить, ему пришлось бы сочинять нечто неправдоподобное.

— Греки очень горды, — отозвался Тирант. — Для них ничего не значат наши титулы, которые мы привезли из Бретани. В Византии я считаюсь севастократором лишь по милости государя, а земель в этой стране у меня нет. Поэтому любой клеветник из числа здешних с легкостью выставит меня голодранцем, которому от женщины только одно и нужно — ее приданое.

Диафеб понял, что обвинения, которыми осыпал Тиранта покойный герцог Роберт Македонский, оказались более живучи, нежели сам герцог Македонский, и сильно разъели душу Тиранта своим жгучим ядом.

— Вы полагаете, принцесса может поверить такой глупости? — спросил Диафеб. — Она совершенна, как феникс.

— Да, и еще она глупа и легковерна, как все женщины, — с горечью прибавил Тирант.

Эстефания тотчас наградила его тумаком:

— Попридержите-ка язык, братец! Слишком вы стали язвительны.

— Это от несчастливой любви, — Тирант снова вздохнул. — Сегодня она повелела облить меня водой, чтобы посмотреть, не избавлюсь ли я от штанов, которые мне дороги не из-за драгоценных камней, а как память о счастливом мгновении. Она даже посулила мне нечто, но вот настала ночь — и дверь в ее спальню заперта, и ни одной весточки от принцессы я так и не получил.

— Я кое-что могу для вас устроить, — произнесла Эстефания, — но при одном условии.

— Я отдам вам все, даже мою кровь, — сказал Тирант. — Говорите.

— Вы должны испросить у императора разрешение на нашу свадьбу, — выговорила Эстефания. — Вот мое условие!

— Клянусь, что сделаю это, — обещал Тирант. — Теперь говорите, какое я получу от вас вознаграждение.

Эстефания обхватила его за шею, крепко притянула к себе и зашептала ему на ухо. Диафеб сидел рядом и таинственно улыбался, хотя в свой план Эстефания его не посвящала и он понятия не имел, о чем они с Тирантом шепчутся.

Под конец Эстефания взяла Тиранта за руку:

— И еще поклянитесь, что во всем будете меня слушаться.

— Клянусь, — сказал он, счастливый и покорный, как ребенок.

— И не станете сопротивляться.

— Клянусь.

— И сделаете все, как я скажу, не задавая вопросов.

— Клянусь.

— И я не буду вынуждена краснеть за моего названого братца, ведь в противном случае мне придется наложить на себя руки!

Тирант молчал. Эстефания тряхнула его за плечо:

— Вы будете безмолвны и послушны, а в нужный момент — отважны и решительны.

Он уставился на нее, приоткрыв рот, точно глупец.

— Клянитесь же! — повторила она грозно.

И он полушепотом отозвался:

— Клянусь…

Второй день турнира прошел в поединках между группами рыцарей и в единоборствах. Тирант несколько раз выходил победителем, но выглядел он бледным и сражался неохотно. Поэтому его ни разу не увенчали славой. В четвертый раз он даже упал с коня, однако не навзничь и не ничком, но лишь коснувшись земли левой рукой. И Сивилла, которая исполняла на этом турнире роль судьи, приговорила Тиранта к обнажению провинившейся руки, так что с нее сняли наручи и оторвали рукав.

Потом севастократор больше не сражался и при первой же возможности ушел к себе. Он забрался под покрывала, потому что его всего трясло. Он не мог сказать, отчего это с ним случилось — от страха перед тем, что обещала Эстефания, или от болезни, которая в неурочный час зачем-то к нему вернулась.

Несчастным и лязгающим зубами Эстефания и обнаружила его, когда стемнело. Она гневно уставилась на севастократора.

— Я не верю собственным глазам! — вскричала Эстефания. — И это — победитель турок на суше и на море?

— Вероятно, — пробормотал Тирант.

— Советую вам вспомнить об этом, — грозным тоном приказала Эстефания. — Потому что сейчас самое лучшее время для подобных воспоминаний.

— Хорошо.

Она уселась рядом с ним на постель и положила ладонь на его пылающий лоб.

— Вспомнили? — осведомилась она после небольшой паузы.

— Да… — не совсем уверенно ответил он.

— Хорошо. Теперь вставайте и идите со мной. Только не надевайте обувь, чтобы не шуметь.

Тирант набросил плащ и вместе с Эстефанией выбрался из своих покоев. Она провела его наверх и, таясь за портьерами, вошла в апартаменты принцессы.

Кармезина купалась в ванне, но услышала шаги и подала голос.

— Это я, ваша дорогая Эстефания, — отозвалась герцогиня Македонская, — Я помогу вам вытереться после купания и умащу вас благовониями, чтобы ваша кожа была гладкой и хорошо пахла, — ведь Тиранту это понравится!

Тирант так и обмер, когда Эстефания произнесла его имя, да еще так запросто.

Кармезина в ванне плеснула водой и сказала:

— Меньше всего я сейчас думаю о Тиранте. Мне он надоел. Ходит со своей бретонской физиономией и глядит так, словно у него болит нога или нарвало под мышкой. Спросишь его, бывало: «Отчего вы так печальны, севастократор?» А он отвечает: «Вам хорошо известна причина моей грусти, коль скоро вы и есть эта самая причина».

— И что же тут скверного? — спросила Эстефания (а сама тем временем сделала Тиранту знак забираться в большой сундук с одеждой, который был установлен в соседней, гардеробной, комнате рядом с ванной). — По-моему, он чрезвычайно изящно выразил свои чувства к вам.

Тирант проскользнул за спиной Эстефании в гардеробную и залез в этот сундук. Там было довольно много всякой нижней одежды и простынь для обтирания, но оставалось еще место и для человека. Поэтому севастократор без труда устроился поверх тонких полотен и вытянул ноги. Он не стал закрывать крышку, нарочно оставив небольшую щелку, — чтобы подсматривать за Кармезиной, а также и для того, чтобы иметь доступ к воздуху.

Насчет последнего его предупредила Эстефания.

«Смотрите, — поучала она Тиранта шепотом, пока они поднимались, — не вздумайте перепугаться и захлопнуть крышку сундука. Не слишком-то приятно будет обнаружить ваш разлагающийся труп в сундуке с тонким нижним бельем. А это произойдет, если вы задохнетесь».

Лежа в сундуке, Тирант пока что не видел Кармезину, зато хорошо слышал ее голос, равно как и голос Эстефании.

— Любовь заставляет Тиранта страдать, — говорила верная Эстефания. — Она — причина всех его недугов.

— Ну да, очень мне приятно ощущать себя нарывом под мышкой, — возразила принцесса. — У меня всякое чувство к нему пропадает, когда я думаю о том, как он ко мне относится.

Принцесса снова плеснула водой. Ванна, в которой она купалась, была привезена во дворец из полуразрушенной виллы, одной из многих возведенных в языческие времена жившими здесь богачами. Это была большая мраморная лохань, снаружи украшенная барельефом в виде морских полубогинь с завивающимися пухлыми рыбьими хвостами, но с женскими телами, немного грубыми. Они резвились среди кудрявых волн и трубили в раковины, а еще среди них плавало несколько подобных им существ с мужскими телами.

Когда принцесса говорила о любви Тиранта, Эстефания встретилась взглядом с одной из полубогинь и внезапно поняла, что той все известно. Эстефания поскорее закрыла ей рот своей коленкой, но полубогиня укусила ее, и Эстефания отошла, едва не плача.

Между тем Кармезина выбралась из ванны и направилась в гардеробную, оставляя мокрые следы.

Опомнившись, Эстефания быстро проскочила в гардеробную первой и вынула из сундука льняную простыню, чтобы закутать принцессу. Когда она подняла крышку, перед ней предстал Тирант, лежащий на боку, вытянувшись и прижав руки к груди. Вид у него был несчастный.

Эстефания покачала головой и поскорее прикрыла севастократора.

— Как вы хороши, моя госпожа! — воскликнула Эстефания, поворачиваясь к обнаженной принцессе. Она набросила простыню на плечи Кармезины, но не стала заворачивать, а вместо этого принялась водить пальцами по телу своей царственной подруги. — Если бы здесь находился Тирант, — приговаривала при этом Эстефания (а принцесса медленно краснела), — он бы сказал: «Вот то, ради чего я отказался бы от своего места в раю!» Здравствуйте, волосы сеньоры принцессы! Не скучно ли вам оттого, что лишь гребешок ласкает ваши прядки, проникая между волос? Не хотелось бы вам, чтобы чьи-нибудь сильные руки пропускали вас между пальцами? Молчите, глупые волосы! Не отвечаете вы на мой вопрос! Хорошо же…

Тут Эстефания поцеловала висок Кармезины и продолжила:

— Здравствуйте, глазки сеньоры принцессы, здравствуйте, ресницы и брови, и вы, виски, и ты, таинственный лоб, хранилище никому не доступных мыслей! Если бы вас поцеловал Тирант, вы бы улыбались, но я — всего лишь бедная Эстефания и не могу вызвать у вас ничего, кроме скуки. А кто это здесь? Алебастровые груди! Вот чему завидует бедная Эстефания — у меня грудь куда меньше и не такая округлая.

— Довольно, — принцесса оттолкнула подругу, — я хочу спать. Что это на вас нашло?

— Я думала о Диафебе, о той веселой ночи в замке Малвеи и о любви, — ответила Эстефания, лукаво улыбаясь.

— Ну так и ступайте к Диафебу, — отозвалась Кармезина. — Ступайте и оставьте свою Кармезину замерзать в одиночестве. Скоро вы станете его супругой не только перед Богом, но и перед людьми, и тогда мне придется искать себе другую подругу, чтобы делить с ней постель.

— Возможно, вы найдете себе в постель такую подругу, у которой растет борода, если только не следить за гладкостью кожи, — возразила Эстефания.

— Ничего не желаю слышать о бородатых подругах! — воскликнула Кармезина. — Вы сегодня невыносимы!

Она бросила влажную простыню на пол и, повернувшись к сундуку спиной, убежала в спальню. Эстефания последовала за ней.

Некоторое время Тирант лежал в сундуке неподвижный и не знал, что ему делать. Тысячи мыслей одновременно проносились в его голове. То ему казалось, что нужно выбраться на волю и идти вслед за принцессой в ее спальню, иначе он навсегда покроет себя позором как трус, убоявшийся девицы. То он думал о том, что в темноте непременно налетит на какой-нибудь предмет и тем самым выдаст себя. То он представлял себе обнаженную Кармезину, и его кидало в дрожь и испарину, потому что он не мог даже помыслить о том, чтобы прикоснуться к подобной святыне. Но в следующий же миг он понимал, что без осквернения девственной святыни он погибнет, и притом в самом скором времени.

Так миновала вечность, но затем крышка сундука откинулась, и к Тиранту хлынул свежий воздух. Он не решался шевельнуться и даже дышал очень тихо, только болезненно расширял ноздри.

— Вы здесь? — донесся до него еле слышный шепот Эстефании.

— Да.

— Вылезайте, только тихо.

Тирант выбрался наружу и сразу же нащупал теплую руку Эстефании. Ночь была всегдашним союзником севастократора; но в апартаментах принцессы погасили все свечи, и не оставалось ни малейшего источника света — ни свечи, ни звезды, ни единого лучика, который проникал бы в окно. И потому даже Тирант в этой кромешной тьме растерялся.

— Я проведу вас, — сказала Эстефания. — Она почти спит. Не бойтесь и во всем слушайтесь меня.

Они проделали часть пути к спальне, но, очутившись возле ванны и вдохнув запах влажного тела Кармезины, Тирант вдруг ослабел. Колени у него подогнулись, он покрылся холодным потом и весь затрясся.

— Вы дрожите? — строго вопросила Эстефания.

— Похоже на то, — виноватым тоном ответил Тирант.

Она быстро ощупала ладонью его лоб и грудь. Грудь ходила ходуном, лоб был мокрый.

— Какая мерзость! — Эстефания отдернула руку. — И в таком виде вы намерены предстать перед моей госпожой? Мне стыдно называть вас братом.

И она отошла, бросив Тиранта одного в полной темноте.

— Эстефания! — шепотом позвал он.

Никакого ответа.

Он огляделся по сторонам в слабой надежде увидеть хоть что-то, однако тщетно: мрак, в который были погружены комнаты Кармезины, оказался совершенным. Как будто густой черный бархат опустился на глаза и отнял зрение.

— Эстефания! — чуть громче окликнул герцогиню Тирант.

Молчание. Он знал, что она стоит где-то неподалеку и нарочно не желает отзываться. Паника охватила Тиранта. Что будет, если она действительно ушла и оставила его здесь одного? Как ему быть, если сюда придут слуги? Что подумают люди, застав севастократора в одном исподнем, прячущимся в апартаментах принцессы?

Он сделал несколько неуверенных шагов и застыл на месте. Тирант не сомневался в том, что здесь полным-полно всяких кувшинов, тазов, табуретов и прочих вещей, которые при падении страшно шумят. Как не сомневался и в другом: еще одно-два неосторожных движения — и какой-нибудь из этих предметов непременно рухнет на каменный пол, и тогда позора не избежать.

Поэтому он опять замер. Холодный пот струился по его спине, руки прыгали так, что он не мог даже толком обтереть лицо. Вдруг стрельнула боль в раненой ноге, и тотчас заломило виски.

— Эстефания! — с жалобным стоном опять позвал Тирант.

Спустя некоторое время голос Эстефании произнес:

— Вы пришли в себя?

Она стояла совсем близко и наверняка слышала каждый его судорожный вздох. Разумеется, это было проявлением полного бессердечия с ее стороны. Но сейчас Тирант был так счастлив ее услышать, что даже не подумал о том, как жестоко она с ним обошлась.

— Я постараюсь взять себя в руки, сестрица Эстефания, только не бросайте меня.

Она обтерла его с ног до головы простыней, пахнущей благовониями принцессы.

— Идемте же, — строго приказала Эстефания и взяла Тиранта за руку. Они миновали несколько опасных углов, счастливо избежали встреч со всеми медными кувшинами и тазами и наконец вошли в спальню.

— Эстефания, — сонно позвала принцесса.

Эстефания прошептала в самое ухо Тиранта:

— Ложитесь рядом с ней. От вас теперь пахнет нашими с ней благовониями, так что она не сразу поймет подмену. Я буду сидеть у нее в головах и гладить ее виски и лоб, а если она проснется, заговорю с ней. Дождитесь, чтобы она погрузилась в крепкий сон, и тогда овладевайте ее телом. Мы с ней спим вместе уже пять лет, и я знаю о ней больше, чем она сама. Все то, что она отрицает днем, просыпается по ночам и требует удовлетворения. И она видит вас во сне, — добавила Эстефания, когда услышала, как Тирант задохнулся. — В этих снах вы делаете с нею то, что сегодня сделаете наяву.

Она чуть подтолкнула Тиранта, и он, пошатнувшись, упал на постель рядом с Кармезиной. Принцесса пробормотала:

— Какая вы неловкая, Эстефания… Вы меня разбудили.

И снова тихонечко засопела.

Тирант просунул руку под одеяло и нашел ее грудь. Эти маленькие округлые груди хорошо были ему знакомы. Ощущение радости и тепла захлестнуло его. Он положил голову ей на плечо, вдохнул запах ее волос.

«Здравствуйте, волосы сеньоры принцессы, — вспомнил он приговорки Эстефании. — Как жаль, что Тирант не может пропустить вас между пальцами…»

Он осторожно забрал в горсть густую прядь. Тут принцесса повернула голову, так что вышло, будто Тирант дернул ее за волосы.

— Эстефания! — возмущенно вскрикнула принцесса. — Да что с вами?

— Ничего, — прошептала Эстефания. Она действительно находилась рядом, в головах постели, и в любой миг готова была прийти на помощь Тиранту. — Простите… Я нечаянно прижала локтем ваши волосы.

И с этим Эстефания больно ущипнула Тиранта.

Принцесса зевнула с такой сладостью, что все тело ее выгнулось и затрепетало.

Тирант передвинул ладонь с груди пониже и положил ее на живот Кармезины. Это был самый шелковистый животик из возможных, чуть-чуть округленький, а ниже пупка пальцы Тиранта с восторгом нащупали тонкие волоски. Эти волоски представляли собой едва заметную тропинку, следуя по которой можно было добраться до самого лакомого местечка.

Принцесса опять пошевелилась во сне. Тирант тотчас отнял руку и застыл, а потом возобновил ласки. И так он развлекался до тех пор, пока сон Кармезины не стал глубоким и спокойным.

Эстефания тоже поняла это, потому что шепнула быстро и страстно:

— Она спит!

Тирант вздрогнул. Эстефания хотела погладить его по лицу, чтобы он успокоился, но в темноте случайно ткнула его пальцем прямо в глаз, так что Тирант с трудом удержался от вскрика.

Он накрыл ладонью колено Кармезины и чуть надавил, раздвигая ее ноги. Должно быть, принцессе снилось что-то приятное, потому что она охотно подчинилась, и Тирант без труда проник туда, где было и сладко, и горячо. А потом уж никакая сила не смогла бы его остановить, даже если бы ему отрубили голову.

Наполовину разбуженная этим вторжением, принцесса вскрикнула:

— Эстефания! Да что это вы делаете? С ума вы сошли?

— Я здесь, здесь, — пролепетала Эстефания и погладила лоб и волосы принцессы.

— Кто здесь? — закричала Кармезина, ощутив тяжесть мужского тела и влажную боль между ног. — Помогите!

Тирант освободил ее и лег, вытянувшись, рядом. Она вслепую несколько раз ударила его, продолжая звать на помощь.

— Тише, тише, — шептал он, но Кармезина не слышала его, да он и сам себя не слышал.

Эстефания быстро зажала принцессе рот, в спешке поцарапав ей щеку.

— Да замолчите вы! — сказала Эстефания. — Вас весь дворец услышит — то-то вы осрамитесь! И с чего это вы так всполошились? Что такого ужасного с вами произошло?

А Тирант наконец немного пришел в себя и, хотя голова у него и кружилась, поцеловал принцессу в уголок рта и приложил лоб к ее плечу. Кармезина опустила ладонь на его затылок и узнала по прикосновению волосы и шею севастократора. И еще она ощутила, что он плачет.

— Тише, — сказала Кармезина возлюбленному. — Эстефания права. Если мы будем шуметь, переполошим весь дворец, а ведь поблизости спит моя матушка, да и нянька Заскучавшая Вдова — в соседней комнате. Вы ведь не хотите меня опозорить?

— Нет… — сказал Тирант.

Они обнялись и прижались друг к другу.

И тут с порога прозвучал голос няньки:

— Что с вами, дитя мое, Кармезина? Опять дурные сны?

Тирант с беззвучным стоном скатился с кровати на пол и забрался под полог, а Заскучавшая Вдова уверенным шагом прошла через темную спальню, как делала это тысячи раз, и уселась рядом с Кармезиной. И Тирант, если бы захотел, мог бы укусить зловредную няньку за ногу, так близко она находилась.

— Вы кричали, — говорила между тем Заскучавшая Вдова. — И всё спрашивали: «кто здесь? кто здесь?» — должно быть, какое-то страшное видение!

— Нет, ничего, — сказала Кармезина, больше всего на свете боясь, что Тиранта обнаружат под ее кроватью и, хуже того, заметят, что сама она больше не девица. — Ступайте, нянюшка, я теперь буду спать.

Но Заскучавшая Вдова все не уходила. Она хорошо знала свою Кармезину и по голосу слышала, что воспитанница ее что-то скрывает. И поскольку кое-какие подозрения у няньки имелись, она решила на сей раз докопаться до истины.

— Мне хотелось бы удостовериться в том, что все у вас в порядке, — сказала Заскучавшая Вдова. И стала поправлять покрывала, чтобы плотнее закутать принцессу.

Она суетилась и приговаривала какие-то успокоительные слова о том, что всех-де ночных призраков она сейчас разгонит, чтобы никто не мешал почивать ее девочке; и от этих слов принцессу бросало то в жар, то в холод, потому что она готова была отдать все на свете за то, чтобы избавиться от докучливой нянькиной опеки.

— Да уйдите же наконец! — закричала принцесса, потеряв терпение.

Тут в дверь застучали и начали спрашивать, в чем дело и почему принцесса так шумит.

— Убирайтесь, убирайтесь все, дайте мне заснуть! — возмущенно крикнула Кармезина и села в кровати.

— Что такое? Что там творится? Почему в спальне ее высочества такой шум? — донесся голос императрицы.

Тут поднялась невообразимая суета. Кармезина рухнула в постель и безвольно уставилась в полог.

— Принесите свечи! — распоряжалась императрица. — И откройте в конце концов эту дверь! Кто ее запер?

Заскучавшая Вдова подбежала к двери спальни, чтобы отпереть ее и впустить императрицу и служанок, а Эстефания между тем наклонилась и схватила за волосы Тиранта, который ни жив ни мертв хоронился под кроватью.

— Выбирайтесь! — прошипела сквозь зубы герцогиня Македонская. — Живо!

Он встал на четвереньки. Раненая нога не на шутку разнылась, и теперь Тирант едва мог ковылять, а Эстефания безжалостно тащила его за собой в гардеробную. Едва только оба они скрылись там, как на пороге заплясали маленькие оранжевые огни: служанки прибежали со свечами, а Заскучавшая Вдова наконец-то совладала с засовом. Спальня Кармезины наполнилась встревоженными женщинами.

Императрица была в просторных ночных одеяниях, Заскучавшая Вдова, как выяснилось, — в колпаке и широченных красных шароварах, снятых с какого-то турка, не иначе; большинство служанок щеголяло в коротких рубашках, а четыре или пять их оказались совершенно голыми. Все они забегали но комнате, выискивая возможного злодея, который прячется в спальне ее высочества.

Императрица подбежала к дочери и посветила ей в лицо.

— У вас щека исцарапана! — испугалась императрица. — И отчего вы кричали, дитя мое?

— Здесь была крыса, — сказала Кармезина. — Я спала, а мерзкая тварь пробежала по моему лицу! Как, по-вашему, матушка, разве не должна я была вскрикнуть, чтобы прогнать ее? И что было бы, если бы я криком не отогнала ее? Она могла бы, чего доброго, укусить меня за нос или съесть мои глаза!

— Избави нас от этого Боже! — Императрица обняла принцессу и прижала ее к груди.

Между тем Эстефания втолкнула Тиранта в гардеробную, а оттуда увлекла в туалетную, где имелось небольшое окошко для доступа свежего воздуха.

— Внизу есть крыша, — сказала Эстефания. — Полезайте на нее и переждите переполох, а потом как-нибудь спускайтесь вниз и уходите. И постарайтесь сделать так, чтобы вас не заметила дворцовая стража, не то пойдут разговоры о том, что севастократор гуляет по крышам, точно заблудившийся кот.

— Если бы я был котом! — вздохнул Тирант.

— Посмотрите в гардеробной! — распоряжалась Заскучавшая Вдова.

— Быстрей! — прошипела Эстефания и вытолкнула Тиранта в окно. Она услышала грохот, треск и затем какой-то странный приглушенный шум. Но, боясь привлечь к окну лишнее внимание, герцогиня поскорее затворила раму и вышла из туалетной.

Это было проделано вовремя, потому что как раз в этот самый миг в гардеробную входили служанки и несли с собой свечи.

— Слава Богу, свет! — воскликнула Эстефания как ни в чем не бывало. — Нашли вы что-нибудь?

— Принцесса жалуется на большую крысу, — объяснила одна из служанок, широко зевая. — Но мы здесь все осмотрели и никакой крысы не обнаружили.

— Ни следа большой крысы! — подхватила вторая служанка.

— Хватит болтать! — оборвала их Заскучавшая Вдова. — Нужно проверить сундуки!

И она бросила на Эстефанию победоносный взгляд, потому что была почти уверена в том, что герцогиня Македонская прячет любовника принцессы в сундуке.

Однако сундук оказался необитаем — по крайней мере, никого, кто дышит воздухом и питается человеческой пищей, там не обнаружили.

Эстефания грустила и сокрушалась и всем рассказывала о том, как они с принцессой ненавидят крыс, как они, бывало, обнявшись, шептались на кровати о том, как боятся всяких ночных грызунов, и особенно крыс, тем более больших крыс. И как было бы нежелательно, если бы какая-нибудь из этих ужасных больших крыс вдруг прыгнула на кровать и даже, страшно подумать, оцарапала бы кому-нибудь из них щеку или губу.

Затем Эстефания схватилась за живот и объявила, что ей опять стало дурно от одних только разговоров о крысах, так что если она сейчас же не облегчится, то испортит одежду и пол в гардеробной. И с этим она скрылась в туалетной комнате.

Оставшись в одиночестве, она открыла окно и выглянула наружу. В неярком свете молодого месяца Эстефания почти ничего не видела, а потому позвала:

— Тирант!..

— Я здесь, — отозвался он.

Она высунулась до середины туловища и наконец разглядела его. Тирант сидел на крыше, на самом краю, и с тоской смотрел вниз, в сад.

— Что вы здесь сидите? — спросила Эстефания. — Вы должны были уже спуститься.

— Тут высоко, — сказал Тирант. — А у меня болит нога.

— Я ненавижу больных мужчин, вы это знаете? — с вызовом осведомилась Эстефания.

— Эту рану я получил в бою с турками, — ответил Тирант. — И даже турки не обращались со мной так жестоко, как вы, сестрица Эстефания.

— Мне, как и вам, дороже всего честь принцессы, — сказала Эстефания и закрыла окно.

Когда герцогиня Македонская вернулась в спальню Кармезины, то застала там не только государыню, но и самого императора. Он строго вопрошал дочь о том, что случилось и отчего она так кричала.

Угасшим голосом Кармезина повторила историю о гигантской крысе, которая была теперь размером с кошку, а нанесенная ею царапина оказалась соизмерима с боевым ранением.

— Клянусь Распятием! — вскричал император, хватая меч. — Как только я отыщу эту крысу, я разрублю ее на кусочки!

Он приказал принести факелы и носить за ним свет везде, куда он ни заглянет. И так, сопровождаемый слугами с огнем, вооруженный, император обошел все комнаты и заглянул повсюду, не только в сундуки, но и под кровать Кармезины. Он даже проткнул мечом портьеру со словами:

— Где бы ни пряталась ты, огромная крыса, я найду тебя и тогда берегись!

— Ах, мой господин, что же вы такое говорите, — сказала императрица. — Обращаетесь с речами к крысе, как будто она наделена разумом и в состоянии понять ваши угрозы.

— Если эта крыса в состоянии оцарапать мою дочь, то и угрозы мои каким-нибудь образом будут ей ясны, — ответил император.

Но сколько он ни ходил, сколько ни размахивал мечом, никаких следов любовника дочери не обнаружил. И в конце концов все ушли из спальни. Служанки и государыня отправились к себе почивать, а император и стражники решили обойти весь дворец и покончить с проклятой крысой раз и навсегда.