Властный зов страсти

Глава 3

Тремя днями позже Флора уже была готова выпрыгнуть из окна башни, ставшей ее темницей.

В первый раз она попыталась бежать примерно через пять минут после того, как Лахлан оставил ее, но путь ей тут же преградили двое внушительных стражей, а приятного вида мужчина лет сорока мягко проводил ее обратно в ее комнату.

– Миледи, лэрд желает, чтобы вы наслаждались его гостеприимством в своей комнате.

– Значит, я узница? – спросила Флора, стараясь говорить как можно высокомернее.

– Не думаю.

– А кто?

– Скоро узнаете. Когда понадобитесь лэрду, он пошлет за вами.

Флора сжала губы. Этого только не хватало! Выходит, она должна являться к Маклейну по мановению его руки и по первому зову?

– И когда же это произойдет?

Лицо стража помрачнело.

– Лэрд – очень занятой человек.

– Не сомневаюсь, что так. Вероятно, на этой неделе он занят похищением других беспомощных девушек…

– Беспомощных? Отличное чувство юмора! – усмехнувшись, тюремщик Флоры повернулся и закрыл за собой дверь.

Занят. Скорее ему доставляет удовольствие мучить ее. Надо же, лэрд Колла! Флора все еще не могла поверить, что красивый похититель с ярко выраженной мужественностью, способный обольстить и монахиню, – действительно Лахлан Маклейн. Если бы она видела его при дворе, то непременно бы запомнила: такого красавца трудно забыть.

В то мгновение, когда он склонился над ней и она заметила блеск в его жестких синих глазах, Флора почувствовала исходящее от него тепло и подумала…

Она подумала, что он собирается ее поцеловать, и замерла, как последняя дура, покоренная его мощным магнетизмом. Ее непреодолимо тянуло к нему, как Икара к солнцу.

На мгновение Флоре захотелось, чтобы Лахлан действительно ее поцеловал. Ей захотелось ощутить его губы на своих губах и растаять в его тепле. Ее щеки вспыхнули от сознания того, как коварно предательство собственного тела.

Что ж, по крайней мере вождь Маклейнов не собирается принуждать ее немедленно вступить с ним в брак, хотя то, что он намеревается сделать пленницу разменной монетой в политической игре, было ненамного лучше.

В течение следующих дней от Лахлана не поступало никаких вестей, однако Флора терпеливо ждала.

Все это время единственными ее собеседниками оставались сменявшиеся караульные да редко посещавшая ее молчаливая служанка по имени Мораг и два юноши, приносившие деревянную ванну для мытья.

Наутро третьего дня заточения терпение Флоры иссякло. Обитые еловыми планками стены комнаты она изучила вплоть до последнего дюйма и теперь просто не знала, чем еще заняться.

К счастью, комната оказалась не такой ужасной, как ей показалось вначале; скудно обставленная грубой деревенской мебелью, она по крайней мере все же была чистой. Впервые увидев ветхие, протертые почти до дыр простыни и камыш на деревянном полу, Флора испугалась, что в них кишмя кишат блохи и мыши, но постельное белье, хоть и далеко не похожее на богатые шелковые простыни и портьеры из тафты, к которым она привыкла, пахло лавандой, а давно вышедший из моды камыш был перемешан со свежими душистыми травами. Подушка ее оказалась набита не перьями, а на удивление приятным и удобным болотным мхом.

Небольшой камин и деревянная скамья занимали одну стену комнаты, а постель другую, колченогий деревянный столик с кувшином для омовения находился под единственным окном напротив двери. Маленькое оконце с настоящим стеклом защищали деревянные ставни, спасавшие от ветра и холода.

В отличие от постоянно охраняемой двери окно оставалось единственной надеждой на спасение; но, даже если бы Флоре удалось протиснуться сквозь маленькое отверстие, идти ей было некуда. Расположенный в самой высокой точке острова Малл замок Дримнин представлял собой простой квадратный дом с единственной башенкой на внешней стороне южной стены. Лэрд поместил ее в комнатке на чердаке, расположенной выше всех остальных, и для того, чтобы сбежать, ей пришлось бы спускаться вниз по каменной стене с высоты не менее сорока футов.

Закончив причесываться, Флора направилась к выходу и, не слишком надеясь на изменение ситуации, распахнула дверь, однако, к ее изумлению, дверной проем был свободен.

– Доброе утро, миледи!

Флора быстро обернулась.

– Неужели на этот раз ты выпустишь меня, Аласдэр?

Стражник улыбнулся и кивнул:

– Лэрд просит тебя присоединиться к нему в большом зале и позавтракать с ним.

– Неужели? – Флора сделала неуверенный шаг вперед. Хотя у нее возникло искушение пренебречь приглашением, но ей так не терпелось покинуть эту комнату, что она не позволила упрямству взять верх над здравым смыслом.

Выпрямившись и приняв как можно более уверенный вид, Флора стала спускаться по винтовой лестнице. Как и в большинстве домов-башен, большой зал помещался на первом этаже. Вероятно, правильнее было бы называть это помещение комнатой, поскольку ничего величественного в ней не ощущалось: деревянный пол, усыпанный камышом, оштукатуренные стены, потолочные балки, камин, железные подсвечники и четыре стрельчатых отверстия, которые могли сойти за окна, – вот и все убранство. В комнате имелось с полдюжины деревянных столов и скамеек – на этом меблировка заканчивалась; не было ни помоста, ни гобеленов, ни масляных ламп, ни ковров, ни иных украшений.

Лэрд Маклейн из Колла стоял возле окна неподвижно. Как же она не поняла с самого начала, кто перед ней: уже сама поза обнаруживала его высокое положение.

Услышав шаги Флоры, Маклейн обернулся, и в темно-каштановых волосах блеснула золотая прядь. В ярком свете лицо его с жесткими чертами казалось высеченным из камня; высокий, широкоплечий и мускулистый, он излучал силу, с которой нельзя было не считаться. В нем было все, что мать учила Флору презирать и ненавидеть, – горец, воин и вождь. Но этот Маклейн не вызывал в ней ни ненависти, ни презрения, хотя, как и ее братья, был несокрушимо горд, более примитивен и менее утончен, чем придворные в равнинной части страны. Лахлан был сам себе власть, а то, что он похитил ее, являлось лишь естественным следствием этой независимости.

Однако он не воспользовался ее беззащитностью, не овладел ею. Флора не могла забыть и того, что предводитель Маклейнов намеренно старался избежать кровопролития, пощадил людей лорда Мюррея и, несмотря на то что она его ранила, обращался с ней с примерной и неизменной учтивостью.

В глубине души Флора осознавала, как сильно ее влечет к этому обаятельному похитителю. Большую часть жизни она старалась избегать мужчин подобного типа, и теперь внезапно возникшее влечение только укрепляло ее решимость поскорее убраться из этого унылого места.

Подойдя ближе, Флора заметила, что Лахлан выглядит усталым, а его лицо стало бледнее, чем прежде. Так вот в чем дело: он не избегал ее, а в самом деле был нездоров!

– Вам так и не стало лучше? – осторожно спросила она.

– Нет. Жаль, что тебе так долго пришлось оставаться в заточении, но у меня были неотложные дела.

Он определенно лжет, подумала Флора: не в его характере объяснять свои действия, тем более той, которая стала причиной его страданий.

– Я…

– Ты хорошо защищалась, Флора. – Ни один мускул на лине Лахлана не дрогнул. – Тут моя вина – я тебя недооценил. Обещаю, это никогда не повторится. А теперь садись. – Он указал ей на место во главе стола.

Флора хотела отказаться, но, когда появились тарелки с дымящимся мясом, передумала.

Пока они ели в молчании, она чувствовала на себе взгляд горца и старалась не обращать на него внимания, но это удавалось ей с трудом.

Лахлан заговорил первым:

– Надеюсь, с тобой хорошо обращались?

– Если считать, что пребывание в маленькой комнатушке в течение трех дней означает хорошее обращение. На самом деле я чуть не умерла от скуки.

Похоже, ответ рассердил горца.

– Здесь, в Дримнине, у нас нет времени устраивать маскарады!

Все ясно. Он принимает ее за еще одну избалованную придворную дамочку. Флора нахмурилась.

– Я имела в виду совсем другое. Едва ли я могла ожидать, что меня здесь будут развлекать, как при дворе, но сомневаюсь, чтобы горские женщины сидели в своих комнатах долгие часы, ничего не делая.

Маклейн откинулся на спинку стула и задумался.

– Пожалуй, ты права: они не сидят, сложа руки.

Эта снисходительность удивила Флору. Ободренная внезапным улучшением настроения похитителя, она решила заговорить о том, что тревожило ее все эти дни, – о возможности уехать отсюда.

– Вы написали моему брату?

Лахлан поднял темную бровь:

– Тебе так не терпится уехать? Но ведь ты здесь совсем недавно.

– И тем не менее…

– Гонец отбыл вскоре после нашего прибытия.

– И Гектор прислушался к вашему требованию?

– Пока нет.

– Пока? Тогда когда же?

– Посмотрим.

Голос горца звучал уверенно, но у Флоры такой уверенности не было. Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль.

– Что вы со мной сделаете, если он не согласится?

Пронзительные синие глаза встретили ее взгляд, и ей показалось, что Маклейн видит ее насквозь.

– Он согласится.

– А если ответит отказом? Вы не можете держать меня здесь вечно.

– Твоя попытка бегства дала мне немного времени.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я имею основания сомневаться в том, что ты бежала из Холируда среди ночи, никого не поставив в известность и никому ничего не объяснив.

Лицо Флоры вытянулось. Ей вспомнились записки, адресованные Рори и кузену Аргайлу, где говорилось о том, что она отправляется повидать Гектора. Единственной ее надеждой оставалось то, что Уильям сообщит кузену о случившемся. Правда, при этом ему придется объяснить свое поведение. Пойдет ли он на такой риск?

Горец смотрел на Флору с непроницаемым выражением лица.

– Почему ты до сих пор не вышла замуж? – неожиданно спросил он.

Флора оцепенела.

– Не думаю, что это вас касается.

Взгляд Маклейна небрежно прошелся по ее фигуре, лицу, высокой груди.

– Ты достаточно привлекательна.

Может, ей счесть это за комплимент? Учтивость едва ли числилась среди его достоинств, но Флору уязвил не недостаток галантности.

Маклейн разглядывал ее, как лошадь на ярмарке, в одном этом заключалось все, что вызывало отвращение к ее положению. Она состояла из плоти и крови, но никто не обращал на это внимания: все, что в ней видели, – это богатство и связи, которые она могла дать. А этот человек рассматривал ее еще и как разменную монету в своей игре.

– Думаю, вы слишком любезны. – Ее голос был полон сарказма. – Но что может мне подарить брак вдобавок к тому, что я уже имею?

Было много возможностей ответить на этот вопрос, но, щадя ее невинность, Лахлан воздержался от прямого ответа. Одного взгляда на это прелестное лицо и роскошное тело было достаточно, и больших аргументов не потребовалось бы, чтобы объяснить, почему женщине следует вступать в брак.

В красоте Флоры было нечто, наводящее на мысли о феях. Это лицо представало ему в снах, пока он выздоравливал от раны, но во плоти оно производило гораздо большее впечатление.

Старое платье, которое Лахлан позаимствовал у сестры, оказалось мало Флоре и потому четко обрисовывало грудь, бедра и все соблазнительные линии ее тела. Длинные светлые волосы, ничем не сдерживаемые, волной ниспадали на плечи, а луч солнца сотворил из них нечто похожее на золотой нимб, светившийся вокруг головы. Бледность ее кожи создавала поразительный контраст с глазами цвета морской волны, опушенными густыми черными ресницами, и с выразительными алыми губами. Эти губы были нежными, полными, их изгиб – чувственным, а крошечная ямочка на щеке только усиливала впечатление. Вспомнив о том, как он близко был к тому, чтобы поцеловать ее, Лахлан пожалел о своей нерешительности. По природе он не был терпеливым человеком, особенно если чего-то хотел, а он хотел Флору Маклауд, и это желание ускоряло ток крови и обдавало его жаром.

Заставив себя отвлечься от запретных мыслей, Лахлан понял, что Флора все еще ждет ответа. Но что он мог ответить ей? В самом деле, что мог дать этой красавице брак с ним?

Вытянув ноги перед собой, горец, запрокинув голову, сделал большой глоток эля.

– По-видимому, у тебя нет надобности умножить богатство и связи.

Флора подняла тонко очерченную дугообразную бровь, удивленная тем, что он так серьезно принял ее вопрос.

– Верно.

– Гм… – Маклейн помолчал, размышляя. – Могу я предположить, что любовь ты считаешь слишком эфемерной вещью?

Флора на мгновение задумалась.

– Случая полюбить можно ждать всю жизнь и не дождаться, разве я не права?

Ее ответ поразил его. Лахлан считал Флору столь же прагматичной, как он сам. Романтическая любовь не играла никакой роли в его намерении жениться просто потому, что он никогда не допустил бы, чтобы чувства оказывали влияние на его решения. Любовь предназначалась для других, а его преданность принадлежала клану, его семье, и ни одна женщина не могла изменить этого.

Впрочем, сейчас не время об этом думать, напомнил себе Лахлан. Прежде всего ему следовало понять ход ее мыслей, а затем принять решение, как наилучшим образом преподнести ей свое предложение. Он не сказал ей о своих намерениях с самого начала, опасаясь слишком разгневать красавицу; теперь же ему предстояло сделать все для того, чтобы заручиться ее согласием на брак. Лахлан затевал игру, рассчитывая на выигрыш; долгие годы он отражал атаки Маклаудов вовсе не для того, чтобы под конец отступить от задуманного.

Лахлан устремил взгляд на пленницу.

– А как насчет страсти в качестве повода для брака?

Ему показалось, что щеки Флоры слегка порозовели, но если она и была смущена, то в ее ответе не было и намека на замешательство:

– Я не считаю, что об этом можно говорить всерьез.

– Что ты хочешь этим сказать?

Флора снова пожала плечами:

– Не думаю, что страсть ограничивается брачным ложем.

Неожиданно Лахлан нахмурился.

Отсутствие страсти на брачном ложе было одной из многих причин, по которым он не спешил вступать в брак.

– И все же брак – единственно достойный способ для женщины твоего происхождения обеспечить себе безопасное существование.

Флора вспыхнула.

– Не надо читать мне лекции о достоинстве и порядочности: мужчина, способный похитить женщину, едва ли имеет право на это.

– А ты порядочна, Флора?

Ее глаза сверкнули гневом.

– Как вы смеете задавать мне такие вопросы!

Господи, эта женщина обладала необъяснимой способностью вызывать его гнев. Лахлану захотелось схватить ее и вытрясти из нее правду, но вместо этого он, чтобы дать себе остыть, сделал еще один глоток эля.

Флора поднялась.

– Если вы все сказали…

– А как насчет защиты, безопасности? – Он сжал ее запястье, вынуждая снова сесть. – Незамужняя женщина, особенно владеющая богатством и землями, уязвима, если у нее нет мужчины, способного ее защитить.

– Я не нуждаюсь в защите… – Флора умолкла, осознав, что само ее местонахождение в этом замке свидетельствует об обратном. – Моя мать защищала меня.

– Ее больше нет на свете.

Лахлан сказал это спокойно, но Флоре показалось, будто он ее ударил. Она повернулась к нему с выражением такого отчаяния в глазах, что горец замолк на полуслове.

– Я прекрасно осведомлена об этом. – Флора сказала это так тихо, что у него возникло сильное желание утешить ее, но Лахлан сдержался. Если он будет жалеть ее, это только ухудшит дело и нарушит его планы.

– Итак, ты не можешь не признать, что в браке есть некоторые преимущества.

– Что вы имеете в виду?

– Твое обручение?

Щеки Флоры предательски вспыхнули.

– Чушь!

Но было ясно, что она об этом не думала.

– Так что же тебя побудило к этому браку – необходимость защиты или любовь?

Флора отвела глаза.

– Таков мой выбор – разве этого не достаточно?

Теперь Лахлан начал понимать, что было причиной ее побега.

– Рори не стал бы понуждать тебя вступить в брак.

На ее губах появилась недоверчивая улыбка.

– Неужели вы так хорошо его знаете?

– Да. Он говорил о тебе.

Глаза Флоры прищурились.

– Говорил? – Она попыталась скрыть свое возбуждение и перевела взгляд с собеседника на свою тарелку, но Лахлан успел заметить ее волнение. Неужели Флора думает, что семья забыла о ней?

– Конечно, ты же его сестра, и Рори беспокоится о твоей судьбе.

Глаза Флоры заблестели, и это его тронуло: он ощутил стеснение в груди. Но побуждение сделать ей приятное представляло опасность, и ему следовало сдерживаться.

– Даже если и так, – сказала Флора, – мой кузен не столь щепетилен.

Лахлан кивнул – он слишком хорошо понимал, почему Флора опасалась вмешательства графа Аргайла. Ее опасения были оправданны. Рори хотел сам устроить брак Флоры, но он, как и Лахлан, входил в союз с Аргайлом, и одно это давало Аргайлу огромное преимущество в принятии решения.

– У твоего кузена есть привычка вмешиваться в дела, не имеющие к нему отношения.

Флора невольно потупилась.

– Я часто видела несчастья, сопряженные с подобным вмешательством. Когда я соберусь выйти замуж, то решение буду принимать сама и никто другой, потому что в этом вопросе я не доверяю ни братьям, ни кузенам.

Флора говорила с такой страстью, что Лахлан понял: ее побег не был результатом каприза избалованной и упрямой девчонки, как ему казалось сначала; для этого имелась более серьезная причина, и этой причиной был страх. Она опасалась не столько самого брака, сколько того, что ее принудят к нежеланному союзу.

Лахлан подумал, что ему стоит проверить свою догадку.

– Не женское дело принимать подобные решения. Нравится тебе это или нет, выбор мужа будешь делать не ты.

Флора посмотрела на него так, будто он дал ей пощечину. Ирония, разумеется, заключалась в том, что она обладала большей властью, чем думала.

– Значит, жребий женщины – быть проданной тому, кто предложит более высокую цену?

Это звучало слишком жестко, но, по сути, правильно.

– Именно так.

– В таком случае это жребий, которого я не приемлю.

В этот миг глаза Флоры заблестели словно сталь. Назвать ее своевольной и упрямой было бы преуменьшением. Лахлан понимал, что с ней следует обращаться бережно, но время поджимало, а оно определяло все в данный момент.

Горцу было кое-что известно о Дженет Кемпбелл: в свое время Дженет, как и ее дочь, была одной из самых богатых наследниц и желанных невест, потом побывала замужем за четырьмя могущественными горскими вождями, и, по слухам, все ее браки оказались несчастными.

– Твоя мать вбила это тебе в голову.

– Вам ничего не известно о моей матери. – Рука Флоры поднялась к горлу и начала теребить колье с большой подвеской, которую она носила шее.

И тут Лахлан замер. Он чуть не вырвал вещицу из ее руки.

– Откуда это у тебя?

Это было не подвеской, как ему показалось вначале, а брошью, висевшей на цепочке, с большим камнем в центре.

Флора побледнела.

– Это старинное украшение, оно принадлежало моей матери.

Лахлан осторожно дотронулся до амулета. Это невозможно! Его охватило возбуждение, и он стал пристально разглядывать потускневшую резьбу на серебряном поле, изображавшую топоры и чертополох – эмблему Маклейнов. Резьба со всех сторон окружала топаз, желтовато-коричневый камень горцев.

Перевернув брошь, Лахлан увидел выгравированную надпись: «Моему возлюбленному мужу в день свадьбы».

Ирония ситуации чуть не вызвала у него смех; он не мог поверить своей удаче. Брак с Флорой Маклауд желанен во всех отношениях, это подлинное благословение Божье! Их брак должен стать великим символом и положить конец действию проклятия, в которое Лахлан не верил, но и забыть о котором не мог, тем более что его люди винили проклятие во всех несчастьях, преследовавших их клан в последние восемьдесят лет.

Не выпуская амулета из рук, он заглянул Флоре в глаза:

– Так вот кто ты – дева Кемпбеллов!

Флора готова была проклинать себя за глупость: разумеется, ей следовало получше спрятать амулет, но как она могла догадаться, что горец так легко его узнает? Хотя…

Лахлан был Маклейном и, конечно, знал легенду. Вождь, приковавший к скале несчастную Элизабет Кемпбелл, являлся его предком, отцом отца его деда, если память ее не подвела.

Вот только… Неужели он верит во всю эту чушь?

– Вы правда верите в эту старую сказку? – недоверчиво спросила Флора.

– Нет, зато многие в этой части страны верят.

– Какая нелепость! Брак моей матери с отцом Гектора должен был положить конец всем старым суевериям…

– Но вместо этого только укрепил их.

Флора невольно вздохнула.

Лахлан прав. На несколько лет, пока длился брак ее матери с отцом Гектора, невезение, преследовавшее Маклейнов, закончилось, однако сразу после его смерти несчастья возобновились, что дало новую пищу суевериям.

И что же теперь? Неужели вождь Колла решил на ней жениться? Ну нет, она этого не допустит!

– Амулет принадлежит мне, и я никогда никому не отдам его по доброй воле, – решительно заявила Флора.

Она отлично знала, что большинство простых людей верит: проклятие утратит силу, если амулет добровольно перейдет к одному из Маклейнов.

Глаза Лахлана сверкнули, и он подался вперед, наклонившись к ней. В его теплом пряном запахе Флора различала слабый аромат мирта и мыла. Она остро воспринимала его близость, остро чувствовала то, что его рот находился в нескольких дюймах от ее губ…

Лахлан протянул руку, и Флора замерла. Неужели он хочет до нее дотронуться и поцеловать ее?

Увы, вместо этого Лахлан отвел прядь ее волос и осторожно заправил за ухо.

Флора вздрогнула от прикосновения его пальцев к ее коже. Почему ему удавалось оказывать на нее подобное действие всего за какую-то секунду?

Горец не сводил с нее глаз, давая Флоре возможность почувствовать возникшее между ними напряжение, потом нежно провел большим пальцем по ее щеке.

– Ты так уверена?

– Да.

Она не могла ясно мыслить, и высокомерный негодяй знал это. Хмыкнув, он выпустил ее.

– Что ж, посмотрим.

Ярость вспыхнула в ней и окрасила ее щеки румянцем.

– Мне требуется защита от вас, мой лэрд?

Маклейн окинул ее долгим дерзким взглядом.

– Возможно.

– Но вы обещали.

Казалось, его это ничуть не смутило.

– Да, обещал.

Он вскинул бровь, будто ее замечание его позабавило, и Флора снова пришла в ярость.

– У вас нет чести!

– Должно быть, это так, иначе тебя бы здесь не было.

– Значит, я узница, – сказала она потерянно. Глаза Лахлана сузились.

– Тебе решать, будешь ты узницей или гостьей. Не задирайся, и твое пребывание здесь окажется вполне приятным.

– И что я должна делать, будучи вашей гостьей? – Флора не скрывала сарказма.

– Все, что делают женщины, чтобы занять себя. Впрочем, делай что хочешь, только не пытайся бежать из башни.

Флора отвернулась, чтобы скрыть улыбку. О да, она найдет чем заняться. Лахлан Маклейн еще пожалеет, что похитил не ту женщину.