Влечение

Глава 16

В прихожей громоздились последние коробки и ящики с вещами. И только пятна на полу и стенах напоминали о картинах и мебели.

Джесс указала на один ящик.

— Бетт, ты уверена, что тебе там ничего не нужно?

Девушка усмехнулась. Ее лицо округлилось, стало гораздо менее напряженным.

— Я не знаю, куда девать и то, что ты мне уже всучила. Зачем мне чайный сервиз из тонкостенного фарфора, пусть даже тебе его подарила тетя Мей на свадьбу?

— Тогда отвезем его Джойс.

Они отнесли коробку в «ситроен». На калитке красовалась повешенная агентом по недвижимости табличка «Продано». Сад приобрел неухоженный вид. Джесс отметила про себя: надо бы подстричь газон, и только потом вспомнила, что это уже не ее забота. Через три дня въедут новые жильцы. Устраиваясь за рулем, она удовлетворенно улыбалась.

— Мам, у тебя счастливый вид. Я уж и не надеялась увидеть тебя такой.

Машина покатила по знакомым до мельчайших подробностей улицам. Джесс попыталась и не смогла посмотреть на них свежими глазами новых обитателей. Ей больше незачем приезжать сюда. Дорога и деревья останутся прежними. Это всего лишь местность, даже не особенно живописная. Жизненное пространство, а не сама жизнь.

— Тебе не страшно — продать дом, отдать на сторону уйму вещей, не иметь своего угла?

У Джесс остались деньги — не Бог весть какая сумма. И впервые за всю ее сознательную жизнь ни забот, ни обязанностей. Она намеревалась купить фургон и отправиться путешествовать.

— В твоем возрасте, — ответила она дочери, — мне было бы страшно. А сейчас — это всего лишь приключение. Прорыв в какую-то другую жизнь. В моей жизни было не так уж много приключений. Ты обо мне беспокоишься?

Бетт задумалась, а потом покачала головой.

— Нет. Ты достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться.

Обе прыснули, понимая, что от перемены ролей связь между ними не только не ослабла, но даже стала крепче.

Джойс обрадовалась их приезду. Входная дверь ее квартиры в построенном в шестидесятые годы муниципальном блочном доме вела прямо в гостиную. Просачиваясь сквозь тюлевые занавески, зыбкий солнечный свет придавал комнате сходство с подводным царством. В одном углу, под настенными часами в виде фарфоровой тарелки, работал внушительный телевизор.

— Ты потрясающе выглядишь, — сказала Джойс. — И Бетт тоже. Вас можно принять за сестер.

— Оставь свою лесть, — шутливо приказала Джесс.

— Мама! Посмотри, кто приехал.

Старая женщина сидела в кресле перед телевизором. Подлокотники, сиденье и коврик под ногами были обтянуты полиэтиленом; от подбородка до колен тянулся пластиковый фартук. Из-под него торчали голые костлявые ноги. Водянистые глаза тупо уставились на гостей.

— Никак не дает надеть чулки, — пожаловалась Джойс. — Но вообще у нее сегодня хороший день. Вы как раз к чаю. Мама, будешь пить чай? Ведь ты для этого надела нагрудничек?

Ответа не было — только бессмысленный взгляд водянистых глаз.

— Джойс, мы не хотим тебе мешать. Сейчас поставим вещи и уедем.

— Еще чего. Сколько месяцев мы не виделись? Мама может подождать. Для нее время ничего не значит. Пойду поставлю чайник и поищу чашки.

Джесс указала на одну из коробок с гнездами для завернутых в газету яйцеобразных предметов.

— Сначала взгляни на это. Это тот самый фарфор, что я тебе обещала.

Джойс опустилась на колени и развернула первое «яйцо». Показалась чашка с тонкими, почти прозрачными, бледно-голубыми стенками и золотым ободком. Джойс зарделась от удовольствия.

— Нет, вы когда-нибудь видели такую прелесть? Детка, я не приму. Это должно принадлежать Бетт.

— Мне некуда ставить, — поспешно возразила та. — И вообще, я люблю пить чай из кружки.

Джесс настаивала:

— Я дарю его тебе, Джойс. На память о наших совместных завтраках в питомнике.

Джойс подняла одну чашку, чтобы показать матери.

— Смотри, мам. Нам теперь впору пригласить к чаю саму королеву.

— А викарий придет? — неожиданно громко и отчетливо спросила больная.

Джойс покачала головой.

— Как-нибудь в другой раз. Сегодня у нас и так много гостей.

Она наполнила водой пузатый чайник и поставила на поднос три фарфоровые чашки с блюдцами и одну пластмассовую. И все это время не переставала болтать с Джесс о питомнике.

— Сроду так не смеялась, как тогда, когда узнала, что ты обчистила сейф. Это было что-то!

— Я больше не буду.

Джойс бросила на нее проницательный взгляд.

— Горбатого могила исправит.

Джойс вложила матери в руку пластмассовую чашку с чаем. Но старуха неожиданно осмысленным взглядом уставилась на фарфоровые.

— Хочу такую.

— Пей, мама, из своей. Зачем нам лишние неприятности?

В порыве ярости ее мать отшвырнула свою кружку с носиком. На ковер и на стену полетели брызги чая с молоком. Джойс устало потопала за тряпкой. По возвращении Джесс, не слушая возражений, отняла у нее тряпку и сама навела порядок. Бетт взяла одну фарфоровую чашку и передала больной. Та с преувеличенной осторожностью взяла ее и лучезарно улыбнулась девушке, как бы говоря: бывают же хорошие дочери!

После сводки новостей диктор начал читать прогноз погоды. Прервав беседу с Джесс, Джойс пулей вылетела из своего кресла, но было уже поздно. Забыв о ценном фарфоре, старуха яростно замахала руками. Чашка разбилась об угол камина.

— Джойс! — вопила несчастная. — Он опять на меня уставился! Говорю тебе!

Джойс резко выдернула шнур из розетки. Экран погас.

— У нее пунктик насчет некоторых дикторов.

Старуха вновь откинулась на спинку кресла. Теперь, когда опасность миновала, она сконфузилась. Покатившиеся из глаз слезы застряли в бороздках морщин. Джойс вытерла их платком.

— Ну не плачь, будь хорошей девочкой. Не стоит волноваться из-за пустяков. Сейчас принесу твой ужин. Не переживай из-за чашки, Бетт. Вряд ли у меня когда-нибудь соберется шесть особо важных персон вместе.

Она принесла миску с картофельным пюре и кусок хлеба. И пока ее мать крошила хлеб на пластиковый передник, кормила ее с ложечки, ловко подхватывая выпавшие изо рта кусочки пищи и возвращая обратно. Потом она сводила старуху в ванную и снова усадила в кресло. Включила телевизор.

К тому времени, когда Джесс и Бетт собрались уходить, мать Джойс уже уснула. Ненадолго оставив ее без присмотра, Джойс вышла проводить их на улицу, где царила прохлада. Из открытого окна блочного дома доносился грохот: там на полную мощность врубили рок. Джесс и Бетт попытались было выразить Джойс сочувствие, но она махнула рукой.

— Ничего не поделаешь. Нельзя, конечно, желать ей смерти, но иногда я не выдерживаю. Ну и хватит об этом. Куда все-таки ты намерена податься?

— В Шотландию. А может быть, и в Ирландию. Никогда там не была.

— И как скоро?

— Через несколько дней. Меня вызывают в суд как косвенного свидетеля — охарактеризовать личность Роба Эллиса.

Джойс испытующе посмотрела на подругу, но сказала лишь:

— Что ж, это правильно. Он будет рад. Так смотри же не забудь прислать мне открытки с видами. И вообще не пропадай.

— Конечно, Джойс.

— Спасибо за сервиз.

— Желаю тебе… ну, ты сама знаешь.

Какое-то время Джойс стояла в дверях подъезда — темная фигура в квадрате желтого света. Потом дверь захлопнулась, и свет погас.

Сидя в машине, Джесс и Бетт молча переваривали увиденное. Наконец Бетт вздохнула.

— Она все равно что Сок.

— Если не считать того, что Сок с каждым днем чему-нибудь учится, одерживает одну маленькую победу за другой, набирается опыта. А она, наоборот, забывает и теряет последние остатки человеческого достоинства. Ты бы заботилась обо мне, как Джойс о своей матери?

Бетт надула щеки.

— Кормить тебя с ложечки? Менять штанишки? Даже не мечтай. Ты — мама. Это ты должна обо мне заботиться.

— Я все это уже делала.

— А я буду делать для твоих внуков.

Ничего себе! Джесс представила детские ручонки, обвившиеся вокруг шеи, и у нее защипало в глазах.

— Договорились.

«А я-то собиралась стать свободной, парить, как птица!» Эта мысль сделала предстоящий антракт дороже и желаннее.

— Вы согласны дать в суде характеристику Робу? — спросил адвокат. И когда она кивнула, предостерег: — Миссис Эрроусмит, если вы дадите понять, что вас связывает нечто большее, чем дружба, это вряд ли пойдет Робу на пользу.

— Понимаю.

Тот же зал судебных заседаний, только на этот раз скамейки были пусты. Джесс взошла на свидетельское место.

— Миссис Эрроусмит, как давно вы знакомы с Робертом Эллисом?

Вопрос задал защитник Роба, но смотрела она на судью: на серебристые локоны его парика и на то, как стекла его очков отражают свет. Она ответила:

— С той ночи, когда погиб мой сын. Я увидела его в больнице, в комнате для посетителей при отделении интенсивной терапии.

— Что он там делал?

— Пришел навестить Дэнни. Они были близкими друзьями. Мой сын… восхищался Робертом.

— Вы считаете это доверие заслуженным?

— Да.

— Как мистер Эллис реагировал на смерть друга?

— Он был в шоке. Очень горевал и был полон раскаяния.

— И в результате вы с мистером Эллисом стали друзьями?

Лицо Джесс осталось совершенно бесстрастным, только руки слегка дрожали, но она опустила их и спрятала в складках юбки.

Перед ее мысленным взором прошли картины их с Робом встреч. Жгучая, рожденная отчаянием страсть первой ночи. И грустная нежность последней ночи в Италии. Ей вдруг стало жалко терять его. Но она произнесла недрогнувшим голосом:

— Да, мы стали друзьями. Нас объединила беда.

Со зрительской галерки на нее смотрели Лиззи и Бетт. Джесс почти физически ощущала их поддержку. Кэт не было видно.

— Мы с Робертом поддержали друг друга в трудную минуту.

— И поэтому вы простили ему гибель вашего сына?

Джесс вскинула голову и в упор посмотрела на судью. Но увидела только очки — две бесстрастные вспышки отраженного света.

— Нечего было прощать. Мой сын погиб в результате несчастного случая.

— Благодарю вас, миссис Эрроусмит. Это все.

Наступил момент оглашения приговора. Роб стоял, сцепив руки перед собой.

— Мистер Эллис, жюри признало вас виновным в причинении смерти через неосторожное вождение в состоянии алкогольного опьянения. У меня нет сомнений, что главной причиной несчастного случая явилась ваша неспособность, под влиянием алкоголя, справиться с управлением. Вместе с тем я учитываю тот факт, что первичной причиной аварии послужила лопнувшая покрышка на заднем колесе вашей машины.

Я также беру в расчет ваш возраст, то, что раньше вы не привлекались к суду по делам, связанным с дорожными происшествиями, и что у вас отличные характеристики с места работы. Я также принимаю во внимание ваше неблагополучное детство, и на меня произвело сильное впечатление выступление миссис Эрроусмит, столь убедительно говорившей о ваших положительных качествах. Похоже на то, что вашу совесть все оставшиеся годы будет отягощать воспоминание о гибели друга.

Роб встретился взглядом с Джесс.

— Таким образом, с учетом того, что вы уже провели под стражей семь недель, я определяю вам наказание в виде ста восьмидесяти часов общественных работ.

«Спасибо тебе, Господи! — мелькнуло в голове у Джесс. — И вам, судья. Огромное спасибо!»

Судья дал краткое представление об общественных работах и обратился к Робу:

— Вы согласны с приговором, мистер Эллис?

Роб облизнул губы.

— Да, сэр.

— Вы на три года лишаетесь права на вождение автотранспорта. А также будете обязаны возместить часть судебных издержек в размере ста фунтов в течение шести месяцев.

Роб снова посмотрел на Джесс. На его губах забрезжила усталая, благодарная улыбка взрослого мужчины. Таким она его не видела.

Судья отложил свои бумаги. Пришло время утреннего заседания по следующему делу. Это было закрыто.

Роб вышел на улицу, на яркий солнечный свет. Обменялся рукопожатием с защитником и Майклом Блейком. Так странно было очутиться за пределами здания суда, знать, что ты можешь сесть на автобус и укатить куда заблагорассудится. Немного поодаль его ждала Джесс. Ее сестра и дочь где-то поблизости, он видел их в суде, просто тактично решили отойти в сторонку. Роб неожиданно растерялся. Но Джесс крепко обняла его, и он понял, что она очень рада.

— Спасибо, что дала мне положительную характеристику.

— Жалко, что я не смогла сделать для тебя больше.

— Ты сделала.

На какое-то мгновение для них перестали существовать шум уличного движения, ледяные укусы предзимнего ветра и взметнувшийся сор на тротуаре. Наконец Роб опомнился и отпустил ее.

— Что теперь?

Их размышления о будущем никогда не шли дальше этого момента — освобождения Роба.

Предстоящее одиночество ссутулило Джесс плечи. Она утратила нечто важное — цель в жизни. Но быстро овладела собой.

— Я решила взять небольшой тайм-аут. Пуститься в путешествие. А ты?

Роб смотрел куда-то мимо нее. Руки невольно совершали в воздухе привычные движения.

— Буду делать кухни и мебель на продажу. Хочу, чтобы из моей жизни вышло что-нибудь путное.

— У тебя получится, — произнесла она и обернулась, чтобы посмотреть, кого он там увидел. Впрочем, об этом было нетрудно догадаться.

На Кэт были черные обтягивающие брюки и широченная клетчатая рубашка. Ее беременность уже бросалась в глаза. Она и плакала, и смеялась одновременно.

— Я не могла заставить себя пойти туда, — всхлипывая, призналась она.

— Все в порядке, — успокоил ее Роб. — Я свободен. Тебе больше нечего бояться.

Он обнял девушку за плечи и приблизил лицо к ее зареванной мордашке. У Джесс возникло ощущение, словно она подглядывает.

— Мне пора, сестра заждалась.

Кэт обвила рукой талию Роба. Казалось, его прикосновение вернуло ей силы. Она потерлась щекой о рукав его рубашки и, выпрямившись, перевела взгляд с Джесс на Роба. И шмыгнула носом.

— Кто сказал, что я боялась?

Роб рассмеялся, и Джесс на мгновение увидела его таким, каким он, видимо, был до гибели Дэнни. Или каким был бы, если бы вырос в нормальной семье.

«Из него выйдет хороший отец», — решила Джесс. Ребенок поможет ему обрести корни и более надежный стимул для выживания. Вряд ли его семейная жизнь с Кэт будет безоблачной, но ей все равно стало завидно.

— Желаю удачи, — сухо произнесла она.

Кэт усмехнулась.

— Да уж, удача нам не помешает.

Не успела Джесс отойти на несколько ярдов, как Роб догнал ее и взял за руку.

— Подожди, Джесс. Хочу тебе кое-что сказать. Я думаю о нем — и очень часто. В памяти всплывают разные места и эпизоды; я слышу его голос. Я его никогда не забуду.

— Я рада, Роб. Никто из нас его не забудет.

После короткой паузы она спросила:

— Ты собираешься заботиться о ребенке?

— Попробую, если она разрешит. Это вышло случайно, никто из нас на это не рассчитывал. Но, может быть, оно и к лучшему. Я не позволю, чтобы ему довелось испытать то же, что мне.

— Я в этом не сомневаюсь.

И все. Джесс медленно побрела к автостоянке, где ее ждали Лиззи и Бетт.

Джеймс откинул крышку капота и заглянул в дебри железок и проводов. Потом, оставив крышку открытой, обошел весь фургон, проверяя состояние шин и нет ли ржавчины. Джесс стояла во весь рост внутри своего нового домика на колесах — высоты вполне хватало. Откидные сиденья, шкафчики из огнеупорной пластмассы и крохотная плита напоминали кукольный домик. Эта теснота была именно тем, что нужно.

Сбоку стояли пожилые супруги — владельцы машины.

— Она подарила нам много радости и никаких хлопот, — объяснил муж. — Мы назвали ее «Полли» — по номеру: «Пли».

Жена укоризненно покачала головой.

— Зачем им эти подробности, Тед?

— Она очень красивая, — сказала Джесс.

Джеймс закончил осмотр; она отвела его в сторонку.

— Ну, что ты думаешь?

— Я не специалист. С виду все нормально. Почему ты не обратилась в Автомобильную ассоциацию?

— Боялась упустить свой шанс. Сделка очень выгодная, и вообще у меня хорошее предчувствие. Тот, кто называет свой фургон «Полли», не может быть жуликом. Я покупаю «Полли». И мы устремляемся навстречу закату.

Сделка состоялась. Джесс пожала руки владельцам и пообещала завтра же заплатить наличными. Джеймс отвез ее к себе домой, где она сейчас жила.

— У меня такое чувство, словно я получила прекраснейший подарок, — сияя, сказала Джесс. — Дом на колесах и полная свобода.

Всегда осторожный водитель, Джеймс внимательно следил за дорогой: был как раз час пик. Он сознательно уклонился с кольцевой, чтобы не ехать мимо моста.

— Джесс, ты больше не улетишь?

Она задумалась.

— Разве что отращу крылья. Да и то недалеко.

Она и не собиралась взмывать в поднебесье — просто испытать свое новое оперение, устремившись в неведомый край, который она пока еще не могла рассмотреть из-за бьющего в глаза и ослепляющего света.

Джеймс оторвал одну руку от руля и жестом доброго дядюшки похлопал ее по колену.

— Не опали крылышки.

— Не бойся. Вряд ли недавний пешеход, как я, рискует долететь до солнца.

Сока облачили в пижаму; после купания ко лбу прилипли мокрые кудряшки. Он тотчас бросился к своей книжной полке и вскоре положил Джесс на колени сборник детских стишков. От него веяло особым ароматом детской кожицы.

— Про Джека, — скомандовал он.

Джесс послушно полистала книжку и, найдя его любимую картинку, продекламировала:

— «Джек-ловкач пустился вскачь…»

— «Хоп! Хоп! Хоп!»— радостно завопил Сок, не в силах дождаться рефрена.

— Совершенно верно. Видишь, как он прыгает?

Когда с Джеком было покончено, Сок, засунув в рот большой палец, послушал еще несколько стишков. Джесс погладила его по головке медленно, в такт его успокаивающемуся дыханию. К концу книжки он почти уснул.

— Хочешь, чтобы Бетт пришла поцеловать тебя на ночь? — прошептала Джесс, относя его в кроватку. Он с ангельским видом кивнул.

— И мамочка.

Лиззи была в гостиной. Забравшись с ногами на диван, попивала джин и просматривала журнал. Бетт смотрела телевизор.

— Вас призывают пред светлые очи на предмет поцелуя.

— Джесс, ты ангел! Ты не представляешь, какое блаженство, когда кто-то другой укладывает Сока спать. Хотя бы изредка.

Она неохотно отодвинула недопитый бокал и тяжело поднялась с дивана.

— Почему нам позарез нужно то, что недоступно? — смеясь, проговорила Джесс. — Он сегодня такой милашка — так бы и проглотила!

Лиззи притворно ужаснулась.

— Ты что — снова почувствовала себя наседкой?

— Не волнуйся. Теперь если я и обзаведусь птенцами, так внуками.

— Подозреваю, ждать придется недолго. — Лиззи многозначительно кивнула в сторону Бетт. — Ник сегодня опять звонил.

— Не собираюсь рожать от него детей! — рявкнула Бетт. — Просто он помог мне выбрать квартиру, а теперь помогает с переездом, вот и все.

Однако ее лицо, по-прежнему повернутое к экрану, стало пунцовым.

Она таки позвонила актеру. Конечно, он не заменит Сэма — и не нужно. Нечего, как сказала бы Сэди, менять шило на мыло.

Вернувшись с работы, Джеймс откупорил бутылку хорошего вина, и они сели ужинать. Никто прямо не говорил об этом, но у всех было такое чувство, словно это их последняя встреча перед неопределенно долгой разлукой.

Скоро Джесс тронется в путь. Бетт утром уезжает в Лондон, чтобы послезавтра приступить к работе. Оставшиеся от продажи дома деньги Джесс отдала дочери для первого взноса за квартиру. Квартира была больше прежней, хватит места для двоих.

— Может, я даже пущу квартирантов, чтобы скорее выкупить закладную, — произнесла Бетт.

И Джесс так же небрежно ответила:

— Удачная мысль.

Молодые актеры склонны к банкротству и перемене мест. Возможно, Ник оценит постоянный кров.

Джеймс поднял свою рюмку.

— За нас. И за путешествие Джесс.

— За Дэнни.

Ничто не заполнит зияющую пустоту, образовавшуюся после его смерти. Как никогда окончательно не уйдет боль утраты, да Джесс уже и не хотела этого. Возможно, это — признак выздоровления.

— За Дэнни, — эхом откликнулись остальные.

Если Джесс и опасалась, что ее золотому мальчику угрожает забвение, их нежность убедила ее: этого не случится.

После ужина они, по предложению Бетт, достали коробку с семейными фотографиями.

Сняв крышку, Бетт увидела среди прочих старую фотографию Тонио. Она оставила ее в коробке и взяла в руки несколько других. Точно так же, как в день похорон Дэнни, перебирая эти снимки, они вспоминали летний отдых в Корнуолле, дни рождения и рождественские сборища, пикники, спортивные состязания и прочие семейные события, в которых не было ничего героического. Как всегда на семейных снимках, небесная лазурь, морской простор и улыбки скрыли от постороннего взгляда подлинные разногласия и разочарования. «Но что плохого, — подумала Джесс, — в том, чтобы хранить в памяти радости, а не невзгоды?»

Самые поздние снимки были сделаны в день рождения Сока — ему стукнуло два года. Видеть их среди других и понимать, что жизнь продолжается, было утешением. Джесс подняла голову и встретилась взглядом с сестрой. Та шмыгала носом и в то же время улыбалась, не успевая стирать с щек пятнышки расплывшейся туши. Рядом с ней, опустившись на колени, Бетт раскладывала в хронологическом порядке снимки, где были изображены она и Дэнни. Джесс подивилась тому, как правда об отцовстве Йена сокрушила ее железную уверенность, будто он был только ее ребенком. Дэнни вернулся в лоно семьи, он принадлежал им всем.

— Не знаю, как бы я перенесла все это без вас, — сказала Джесс и, несмотря на все усилия, скривила рот. — Мне трудно об этом говорить — боюсь разреветься. Скажу лишь, что я вас всех очень люблю.

— Мы — семья, — сказал, как отрезал, Джеймс, сводя в этом слове кредит счастья с дебетом тайн и разногласий.

Бетт закончила выкладывать фотографии. На ковре засверкали всеми цветами радуги солнечные прямоугольники.

— Знаете что? Я думаю, это и есть — фамильное серебро!

Джесс погладила ее по плечу. К ней вернулся дар речи.

— А я думаю, что где-то еще завалялась пара чайных ложечек и солонка.

— И значит, мы безмерно богаты, — заключила Бетт.

Джесс ехала на северо-запад в автофургоне, который когда-то называли «Полли». Северный Уэльс встретил ее холмами и черными, отполированными дождем скалами. Была середина октября; в это время по утрам и вечерам было уже холодно; стекла запотевали, и по ним ручейками стекала влага.

Джесс открыла в себе талант, о котором раньше не подозревала, а именно — плохо рассчитывать время. Уж конечно, можно было выбрать для путешествия более подходящий сезон. Скоро будет слишком холодно для того, чтобы ночевать в фургоне. В голову полезли мысли о краях с более ласковым климатом. Даже добравшись до Холихеда и начав спуск по наклонному дощатому настилу на дублинский паром, она мечтала о юге Испании и воображала дюны и оазисы северной Африки. Пока паром пересекал неспокойное Ирландское море, Джесс сидела в баре и прислушивалась к тому, как местные жители-ирландцы перебрасывались безобидными шуточками.

В Дублине она припарковала фургон и остановилась на ночь в небольшой гостинице, где подавали завтрак. В одиночном номере с кроватью, застланной зеленым сатиновым покрывалом, и деревянным распятием на стене она достала единственную присланную Тонио открытку. Эту приморскую деревню и скупую подпись она знала наизусть, как свои пять пальцев. И теперь развернула карту, чтобы определить маршрут. Из Дублина путь лежал через Порт-Лише, Лимерик и Трали к маленькому населенному пункту на берегу Атлантического океана.

Джесс сложила карту, встала и устремила взгляд в заляпанное зеркало трельяжа, установленного на темной полированной тумбочке. Оттуда на нее смотрела бледная женщина с тревожными, широко открытыми глазами.

— Если кто-то и искал ветра в поле, так это я, — произнесла она вслух.

Однако это не изменило ее намерений. Смерть Дэнни развязала узел, который, как она думала, был завязан раз и навсегда. В последующие за катастрофой месяцы концы все более расходились, а после известия, что отцом Дэнни был все-таки Йен, от узла вообще ничего не осталось. Ей больше не нужно было носить в себе тайну об их с Тонио общем ребенке. Ее больше не мучило чувство ответственности и вины. Тонио уже не мог упрекнуть ее в том, что она украла у него сына или что не сберегла ребенка, которого он никогда не видел. Ничто больше не мешало ей его разыскивать.

«Вот где нужно жить» — написал он. И подписался полным именем: «Тонио Форнази» — как будто она могла перепутать его с дюжиной других Тонио. Все, что оставалось, это сделать открытку отправной точкой запоздалого поиска.

К утру дождь прекратился. По голубому небу неслись белые клочья облаков. Джесс ехала медленно, жадно впитывая взглядом каждый изгиб дороги, каждый участок плодородной почвы. Ночь она провела в Лимерике, в баре с комнатами на втором этаже. Выпила пинту «гиннеса» и немного поболтала с веселым строителем. Очутившись у себя в номере, она легла в прохладную постель и долго прислушивалась к доносившимся снизу голосам и музыке. А потом сладко уснула.

Следующий день оказался пасмурным, со шквалистым ветром, бросавшим в лицо мириады брызг, так что Джесс опрометью метнулась к своему фургону. Тело уже начало привыкать к новым контурам кабины, хотя педали еще оказывали ногам небольшое сопротивление.

Ближе к вечеру она достигла побережья. Море было свинцового цвета, с серебристыми барашками там, где оно набегало на скалы. С вершины пологого холма ей открылась деревня, где когда-то жил Тонио.

Деревенька насчитывала не более дюжины белых одноэтажных домиков. На единственной улице расположился маленький универсам с пыльными полками и пустым баром. Джесс постояла у прилавка, рассматривая выстроившиеся на голубой клеенке пачки печенья и пакеты с крупами. Из подсобки вышел хозяин, на ходу вытирая рот.

Джесс стало неловко. Она попросила пакет кукурузных хлопьев и полфунта масла местного производства. Продавец молча отрезал брусок и бросил на весы поверх толстого куска оберточной бумаги. Она расплатилась и сосчитала сдачу, в то же время пытаясь угадать, как давно Тонио в последний раз покупал здесь продукты или сидел на дубовой скамье бара за пинтой темного пива.

Образ Тонио, долгие годы служивший маяком, как-то вдруг, без предупреждения, потускнел, начал стираться в памяти. Сердцу стало неуютно в груди.

— Путешествуете? — без особого интереса спросил хозяин. В его глазах Джесс была всего лишь запоздалой туристкой, летом их здесь легионы.

— Да.

С покупками в руках она двинулась к двери. Хозяин магазина уже собрался было вернуться в подсобку, допить свой чай, но она вдруг решилась.

— Вы случайно не знаете Тонио Форнази? Он все еще живет здесь?

Некоторое время хозяин молча разглядывал ее.

— Он ирландец, — добавила Джесс, как будто иностранное имя требовало уточнения.

Мужчина приподнял одну бровь.

— Вот как — ирландец? Тогда он должен здорово отличаться от других.

Джесс помимо воли рассмеялась. Нет, какая же она идиотка! Явилась в самую западную точку страны (дальше на запад уже Америка) в ответ на открытку, присланную пятнадцать лет назад.

Поколебавшись, хозяин магазина тоже засмеялся.

— Вам нужен Тони. Последний дом вдоль по улице, с левой стороны. С окнами на море.

Джесс резко прекратила смеяться. У нее перехватило дыхание.

— Последний дом налево… С окнами на море… Большое спасибо!

И выбежала на улицу. До конца улицы было не более пятидесяти ярдов. А там действительно стоял дом с белеными стенами.

Небольшой садик отделял его от стихийно возникшей дороги, идущей вдоль берега. Тропа, ведущая через сад к дому, была окаймлена мелкими валунами и галькой и обсажена невысоким кустарником. В японском стиле, определила Джесс, и так же дышит покоем. Она открыла калитку и вошла в сад. Подошла к зеленой двери. Постучала. Не дождавшись ответа, снова постучала. Дома никого не было.

Она закрыла за собой калитку. Пересекла дорогу. Села на жесткую траву и стала смотреть на море. Неподалеку в море выдавалась белесая скала, которую облепили чайки. Казалось, все притихло в ожидании условленного сигнала.

Джесс услышала шорох гравия под колесами и обернулась. К ней шел, толкая велосипед, какой-то мужчина. Плотного сложения, с морщинистым лицом и тронутыми сединой волосами. Тонио. Джесс встала. В голове с молниеносной быстротой промелькнули картины прошлого, которые она тотчас начала подсознательно приспосабливать к этому новому образу. Наверное, он тоже нашел ее сильно изменившейся. А глаза у Тонио остались прежними — немыслимо голубыми.

— Майкл из магазина сказал, что меня спрашивали… Джесс?

Голос тоже остался прежним.

— Да, это я.

Он прислонил велосипед к каменной ограде сада и, взяв ее руки в свои, покачал головой и все с той же неотразимой улыбкой произнес.

— Сколько лет, сколько зим. Надо же — Джесс! Идем внутрь.

Переступив через порог, Джесс поймала себя на мысли о том, что в воображении ни разу не позволила себе зайти так далеко. Странно, но факт.

Никогда, даже в самых смелых мечтах, она не представляла себе, чтобы Тонио ввел ее в свой дом и показал ей свое жилище со всеми красноречивыми — красноречивее любых слов — подробностями.

Низкий потолок с темными балками. Каменная печь с открытой топкой, а рядом — наколотые дрова в корзине.

В нишах на полках — книги в мягкой обложке. На оштукатуренных стенах — картины, главным образом морские пейзажи. Дубовый полированный комод, уставленный фотографиями в рамках.

На ближайшей фотографии была снята девочка лет одиннадцати, с длинными распущенными волосами, в белой школьной блузке с галстуком. Джесс увидела комнатные цветы — королевские бегонии — и ухоженный, на совесть политый фикус. Телевизор. И покрытые пылью старинные часы. Это была семейная комната, или зал. Должно быть, вон за тем столом едят и делают уроки.

— Чем ты сейчас занимаешься? — спросила Джесс и еще раз огляделась. Обстановка начала казаться поразительно знакомой, как будто и не могла быть другой. В поле ее зрения попала рабочая шкатулка для вязания, а затем — кошка со злыми глазками: видимо, ее разбудили.

Тонио остался стоять у печки. Джесс догадалась: он не знает, как себя вести.

— Вот, стал художником-самоучкой. Это все мои. Летом удается порядочно продать. Мегэн, моя жена, преподает химию в школе. Она уроженка Уэльса. Из Суонси.

На комоде стояла свадебная фотография. Белоснежная вуаль. Цветы в бутоньерке.

— Из Суонси? — машинально повторила Джесс. — Ах, из Суонси.

— Бриджид — это наша дочь — учится в той же школе. Она у нас единственная. Ей тринадцать лет. А у тебя?..

— Бетт. Ты помнишь, наверное.

— Да, помню.

— У меня еще был сын. Дэнни. Он погиб в автокатастрофе одиннадцать месяцев назад.

— Боже милосердный, какое горе! Прими мои соболезнования.

Наконец-то перед ней стоял прежний, порывистый Тонио, а не коренастый мужчина, занявший его место.

Джесс неуклюже плюхнулась на диван. Тонио сел рядом и погладил ее руки, словно затем, чтобы вернуть им приток крови.

Джесс посмотрела в окно, выходящее на море. По стеклу текли дождевые капли. На нее вдруг снизошел глубокий покой, словно сердце забилось в такт старинным часам. Она правильно сделала, что приехала. Скоро время пойдет в нормальном, некогда утраченном ритме.

— Ты, должно быть, гадаешь, зачем я приехала.

— Да. Хотя я рад тебя видеть.

— Я продала свой дом и купила домик на колесах. Мы с Йеном разошлись. Бетт уже взрослая. Дэнни погиб. Так что я путешествую, Тонио. Еду куда глаза глядят. По-твоему, я сошла с ума?

Он покачал головой. Теперь, когда его лицо было близко, оно показалось ей почти не изменившимся.

— Нет, по-моему, это замечательно. Конечно, если человек находит то, что ищет.

Порыв ветра с шумом бросил в оконное стекло дождевую струю.

— Я непременно найду, — ответила Джесс с уверенностью, которой еще минуту назад не было и в помине.

Тонио сел прямее.

— Я за тобой совсем не ухаживаю. Я сейчас заварю чай. Или ты предпочитаешь что-нибудь покрепче?

— Нет, мне ничего не хочется. Давай просто посидим.

— Хорошо. Мегэн с Бидди вот-вот вернутся. Они будут рады с тобой познакомиться.

— Я тоже.

Тонио представит ее как старую знакомую — сколько мы не виделись?..

— Давно ты женат?

— Четырнадцать лет.

Открытка пришла раньше. И приглашение, и предупреждение. И постскриптум. Джесс опустила голову.

— Ты так и не приехала, — хриплым голосом произнес Тонио.

— Это было бы неправильно, — просто ответила она.

Так оно и было — во всяком случае тогда. А сейчас ее ждет дорога. Ничего. Эта комната с видом на море по контрасту с самим морем показалась ей особенно тесной.

И зачем, в самом-то деле, растить крылья, если не летать?