Влечение

Глава 9

Роб встал и сообщил свои имя, фамилию и адрес. Потом он, все так же стоя, выслушал, как секретарь суда огласил выдвинутое против него обвинение. Наблюдая за ним со зрительской галерки сквозь плексигласовую перегородку, Джесс заметила, что он все время смотрел прямо перед собой и не дрогнул при словах «Причинение смерти вследствие неосторожного вождения в состоянии алкогольного опьянения».

Мировой судья был мужчиной сурового вида, с черными усами и очками в тяжелой оправе. Он оторвался от кипы бумаг и бесстрастно посмотрел перед собой. Дело Роба было пятым за сегодняшнее утро. Служащие суда, адвокаты и охранники шаркали и вполголоса переговаривались, залитые искусственным дневным светом с потолка. Пахло лаком для натирки полов и мебели.

— Мистер Эллис, вы признаете себя виновным?

— Нет, сэр.

Судья перевел взгляд на его адвоката.

— Мистер Блейк?

— Сегодня, ваша честь, у меня нет вопросов к свидетелям обвинения.

Секретарь суда начал оглашать список.

— Полицейский констебль Фаррелл.

— Огласите весь список.

— Энтони Саммер.

— Прошу огласить весь список.

— Майкл Фрост.

— Весь список.

Свидетелями выступали полицейские, прибывшие на место аварии, автомобилист, случайно явившийся ее очевидцем, медэксперт, полицейский технический эксперт, патологоанатомы. Согласно перечню, все они будут вызваны в суд. После оглашения всего списка судья обратился к Робу:

— Вам надлежит предстать перед судом ее величества в день, о котором вам сообщат дополнительно. В случае неявки вы будете взяты под стражу. Вам все ясно?

— Да, — тихо ответил Роб.

— Условия освобождения на поруки остаются прежними.

Процедура предъявления обвинения была закончена. Она заняла семь минут. Роб покинул скамью подсудимых в сопровождении охранника. Тот открыл боковую дверь и махнул ему — иди, мол.

— Не хочу садиться в тюрьму!

— Тебя не посадят.

— Дерьмо собачье!

В отчаянии Роб покрутил головой и прижался лбом к автомобильному стеклу. На редкость щедрое мартовское солнце зажгло искры в его глазах; от крыш машин, ждавших у светофора, поднимался пар.

Джесс везла его из суда в новый микрорайон на южной окраине города. Он подрядился сделать полки в недостроенном доме. Джесс лихорадочно прикидывала, сколько времени уйдет на то, чтобы высадить Роба с инструментами и самой успеть в питомник.

— Все будет хорошо, — пообещала она.

— Ты думаешь?

— Да. Как-нибудь обойдется.

Роб запрокинул голову и резко схватил ее за руку — она чуть не выпустила руль.

— Я у тебя уже в печенках, да?

— Нет, Роб.

Она не кривила душой, просто чувствовала себя щепкой в водовороте событий, связанных с Робом, Лиззи и Бетт, и временами мечтала вырваться на свободу. «Свобода! Хочу я ее или смертельно боюсь?»

Вот и новый микрорайон. Джесс показала левый поворот и выехала из ряда. Благополучно миновала кольцевую развязку и вырулила на подъездную дорогу, совсем недавно обсаженную молодыми деревцами. Рыжевато-коричневые кирпичные дома теснились среди изрытой земли. Джесс в который раз подумала: хорошо бы заняться своим делом — разбивать сады в новостройках. Ничего сложного — нужно только правильно выбрать растения и расположить их таким образом, чтобы придать каждому дому индивидуальный вид. Но мечты оставались мечтами; она уже убедилась, что им никогда не сбыться.

Дом, где должен был работать Роб, ничем не отличался от остальных. Роб вылез из «ситроена» и забрал из багажника инструменты. Все движения его угловатой фигуры говорили — нет, кричали — об обиде и возмущении. Сходство с Дэнни было таким разительным, что Джесс чуть не ахнула и поспешила закрыть рот ладонью.

Он встревожился.

— С тобой все в порядке?

Она кивнула, не в силах говорить. Роб поставил на землю сумку и опустился перед ней на колени; их глаза оказались вровень.

— Ожидание — вот что тяжелее всего. Понимаешь? Когда не знаешь, на каком ты свете, и бессилен что-либо предпринять.

— Понимаю.

— Ты всегда все понимаешь.

Они поцеловались. Их могли видеть из окон домов, но Роб никогда не беспокоился о таких вещах. Ни разу даже намеком не дал понять, что считает их связь противоестественной, что они не подходят друг другу.

— Вечером увидимся?

Джесс покачала головой.

— Я поздно освобожусь — нужно отработать за утро. Давай завтра вечером.

Роб встал.

— Джесс, ты чертовски хороший человек. Я тебя не стою.

— Как измерить, кто чего стоит? — пробормотала Джесс, отъезжая.

Питомник вновь открылся для покупателей. Джесс увидела на стоянке три автомобиля, а возле березовых посадок — пару седовласых джентльменов. Она надеялась проскользнуть незамеченной в теплицу и взяться за работу, но не успела пройти до середины гравийной дорожки, как из конторы выскочил Грэхем Эдер.

— Еще один прогул!

— Мне нужно было в суд. Я предупредила.

— У нас было очень много работы. Мне пришлось самому помогать в цехе.

Джесс оглянулась в поисках орд покупателей.

— Здесь всего три машины.

Он уставил на нее отечные глаза.

— Я сказал — было. Утром.

— Ну ладно. Так я пошла работать?

— В одной теплице ждут покупатели.

Джесс вздохнула.

— Сейчас я ими займусь.

Возле стеллажей копалась супружеская пара в зеленых куртках с капюшонами. Муж держал три горшочка с ее любимым плющом. Листья с темно-красным оттенком кудрявились по краям, как кружевная отделка бального платья.

— Нам бы хотелось взять вот эти.

— Боюсь, что они не продаются. Их только что пересадили.

У жены вытянулось лицо.

— Ах, какая досада. Они такие красивые! Эти края ну прямо оборочки!

Джесс моментально смягчилась. Если не считать самих растений, то только садоводы-любители, энтузиасты с блокнотами и каталогами помогали ей мириться с неотапливаемой подсобкой и долгими студеными зимами.

— Тогда идемте со мной. Может быть, мне удастся отыскать более зрелые образцы.

Она вывела супругов из теплицы. Снаружи, окаймляя дорожку, цвели кусты чемерицы с белыми и темно-лиловыми цветами. Дальше, среди деревьев, расположилась делянка белых и сиреневых крокусов. Деревья стояли голые, но с набухшими почками.

Джесс запрокинула голову — подставила лицо солнышку. Еще немного — и зиме конец. Конечно, еще будут похолодания, даже заморозки, но они бессильны что-либо изменить. В воздухе пахло весной. Ее слабый, но резкий аромат заполнил ноздри и проник дальше, в мозг. Супружеская чета наступала ей на пятки — им не терпелось заполучить оригинальный плющ.

— Сюда, пожалуйста.

Роб опустился на колени и откинулся на пятки, чтобы полюбоваться своей работой. Хозяйка хотела, чтобы он сделал полки над встроенным камином; он заранее заказал, а магазин доставил подходящую древесину. До несчастного случая (Робу начало казаться, что огромный кусок его жизни теперь заключен в скобки под названием «до несчастного случая») он сам привез бы исходный материал, убедился бы в отсутствии сучков и в том, что доски требуемой длины. Трудно без фургона. Джесс при малейшей возможности одалживала ему свой «ситроен», но ей самой нужно было добираться до питомника. И потом, он больше не чувствовал себя в своей тарелке за рулем. Ему казалось, будто рядом, на пассажирском сиденье, сидит Дэнни. Временами Роб так явственно ощущал его присутствие, что поворачивал голову и натыкался взглядом на пустое место.

После суда его наверняка дисквалифицируют — запретят водить машину. В общем-то ему все равно, но интересно — на сколько лет? Самое меньшее на два года — это минимальный срок. Плюс наказание, которое определят по приговору.

Он провел ладонью по ломкой, покоробленной доске. Нет больше хорошего качества.

— Как дела? — полюбопытствовала хозяйка. — Хотите еще чаю?

Женщине было лет тридцать пять. Она явно кокетничала и слишком часто без нужды заглядывала в комнату.

— Нет, спасибо. Вообще-то мне нужно уйти. Завтра загляну с утра пораньше.

— Но…

— Ничего, если я оставлю инструменты? В сумке, конечно. Чего зря таскать туда-сюда?

Хозяйка осталась недовольна. Роб вышел из дома и чуть ли не бегом рванул к автобусной остановке. Ждать пришлось долго.

Он вышел из автобуса в центре города, напротив магазина игрушек, где перед Рождеством увидел Джесс. Если бы он мог поехать к ней домой! Было еще светло, все магазины работали. Всюду сновали покупатели, в основном молодые женщины.

У Роба было три варианта на выбор. Пойти домой, или в спортзал, или в ближайшую пивную.

Бар в торговом центре был отделан в стиле «вестерн». Роб сел на табурет, обитый искусственной шкурой буйвола, и заказал кружку пива у барменши в шляпе с полями и штанах из оленьей кожи.

— Привет, это ты? Я хочу сказать — как ты?

Он не сразу узнал подошедшую девушку.

— Я — Рэчел. Помнишь — в тот самый вечер…

Теперь он вспомнил. Самая невзрачная из четверки. Которой стало плохо и ее увезли домой.

— Да, конечно.

В ее взгляде смешались любопытство, понимание и сочувствие. «На черта мне это нужно», — подумал Роб.

— Можно? — Рэчел указала на соседний табурет. Бармен поставил перед ней кружку пива. — Только я жду Зою и Кэт. С минуты на минуту явятся.

Роб уже собирался встать и отойти в самый дальний угол, но перспектива встречи с Кэт удержала его на месте. С тех пор как она нагрянула к нему и оставила пушистый свитер, он ее ни разу не видел, и она тоже не искала встреч, хотя предлог был — тот же свитер.

— Ну так как? — игриво спросила Рэчел. — Чем ты занимаешься?

— Жду суда.

— Господи. Ну конечно.

Она все еще искала безопасную тему для разговора, когда появились ее подруги. Веселые, нагруженные блестящими пластиковыми пакетами.

— Рэч! — воскликнула Зоя. — Кэт растранжирила деньги на месяц вперед!

В это мгновение она заметила Роба.

— Ты? Что ты здесь делаешь?

Кэт промолчала, только опустила руки, и пакеты посыпались на пол. Роб встал с табурета и поднял самый тяжелый — светло-голубой с красными сердечками и надписью большими буквами: «Детка». Великоват для нее. Роб отдал пакет девушке.

— Спасибо, — поблагодарила она и со смехом добавила: — Точно! Растранжирила деньги, которых еще не получила. Как же теперь быть?

Роб пожал плечами, но ему тоже стало смешно. Надо же!

— У меня завалялся твой свитер. Он тебе не нужен?

— Ого! — воскликнула Рэчел.

— Заткнись, Рэч, — осадила подругу Зоя. — Давай сюда пиво.

Кэт заставила Роба подвинуться. Ее щеки пылали после многочисленных примерочных; мокрая челка налипла на лоб.

— Я его нарочно оставила. Дай, думаю, посмотрю, захочешь ли ты со мной увидеться. Видно, не захотел.

— Я хотел. Только…

Она вздернула брови, так что они коснулись челки.

— Что «только»?

— Если ты собираешься выдвинуть обвинение… Мне показалось, что это неудобно.

Вмешалась Зоя:

— Да Кэт давно передумала — на другой день. Но машина закрутилась. Как ее остановить? И потом — он ведь действительно пытался это сделать, скажешь нет? Псих ненормальный — вот он кто.

— Дэнни, — машинально поправил Роб.

— А потом он разбился. В полиции сказали…

— Что это уже неважно, — закончил за нее Роб.

— Ну да. Но он точно хотел это сделать. И сделал бы, если б смог.

«Так уж он был устроен, — сказал Роб матери Дэнни. — Любой ценой добивался своего». Ему хотелось сказать что-нибудь в защиту друга, но его удержали каменные лица девушек.

— Ты тут ни при чем, — сказала Зоя.

— Да. По крайней мере, в этом я не виноват.

Кэт собрала свои пакеты. Два она протянула Робу, и он их взял.

— Мы же не собираемся здесь задерживаться? — спросила она.

— Нет, если ты не хочешь.

Девушки незаметно подали друг другу сигнал. Зоя и Рэчел облокотились о прилавок и стали с преувеличенным вниманием рассматривать полки…

— До завтра, — уронила Кэт и вместе с Робом вышла на вечернюю улицу. — Ну? Что будем делать?

— Я имею право на собственное мнение?

Она улыбнулась.

— Да, если оно совпадает с моим.

— Может, заскочим ко мне, забросим покупки и махнем куда-нибудь выпить?

Девушка расплылась в улыбке.

— Как раз это я и хотела предложить.

В автобусе, с трудом втиснувшись рядом с Кэт на сиденье, Роб вспомнил, как ее бедро точно так же прижималось к нему в фургоне, когда они ехали из клуба к ней домой. Ветер, дождь, дворники и неслышный, но властный голос секса. Все естественно. Неестественное началось потом и отрезало его от всей прошлой жизни. Однако сейчас теплое тело Кэт, мягкость волос тоже были естественны и приятны. Он чувствовал себя почти счастливым.

— Ну так как же? — спросила Кэт.

— О чем ты?

Она повторила какое-то предложение насчет того, чтобы он разрешил ей купить на ужин пиццу.

— Да-да. Конечно.

Оказавшись у него дома, Кэт с облегчением бросила свои пакеты и стала кружить по комнате с таким видом, словно что-то ищет.

— Держи.

Роб открыл ящик комода и протянул ей свитер. И вдруг пожалел, что ни разу не приложил к лицу — почувствовать ее запах.

— Спасибо.

Девушка подошла к окну и встала, сместив центр тяжести на одно бедро. При этом край ее коротенькой юбки с одной стороны задрался. В Робе шевельнулось желание.

— Я видела тебя с матерью, — не оборачиваясь, произнесла Кэт.

— Что?

— В супермаркете. Вы вместе делали покупки. Ты толкал тележку, а она положила туда консервы, стиральный порошок и туалетную бумагу. У кассы ты переложил все это в сумки, а она подписала чек.

— Это была мать Дэнни, — поправил Роб. — Джесс.

Он вспомнил тот день. Они поехали в супермаркет сети «Теско». Ему было здорово не по себе из-за того, что он не мог сам оплатить покупки. После этого он и заставил себя искать работу. Первыми подвернулись полки.

Кэт отошла от окна и приблизилась к нему. Задумчиво потеребила борт его кожаной куртки. И наконец подняла на него глаза.

— А ты где была? Пряталась за банками с фасолью?

— Я не пряталась. Просто ты меня не заметил.

— Не может быть.

— Роб, тебе не кажется, что это несколько… странно? Ты — с его матерью?

Глядя в большие, широко посаженные глаза девушки, Роб догадался, что наивность ее вопроса была нарочитой и что, возможно, при всей своей сексуальности, Кэт умнее и решительнее, чем он думал. Он даже немного испугался.

— Нет. Ну, разве что чуть-чуть. Джесс — очень хорошая. Так уж вышло, Кэт. Я ни о чем не жалею.

— Вы друг о друге заботитесь?

— Да.

Она кивнула, словно показывая, что переварила. А потом обняла его за шею и привлекла к себе, чтобы крепко-крепко поцеловать в губы. Он попробовал отстраниться, но руки сами скользнули вдоль ее узенького торса и остановились на талии. Кэт запрокинула голову.

— Ну что, идем за пиццей?

— Если это именно то, чего ты хочешь.

— Это то, что, я считаю, нужно сделать.

— Тогда пошли, — ответил Роб, и его кротость была под стать ее наивности.

В субботу Бетт проснулась рано. Она твердо решила поспать подольше — по возможности сократить этот ужасный день. Но часы показывали всего лишь половину восьмого. Она повернулась на другой бок, но уже знала, что больше не заснет. Ее вытянутая рука покоилась на пустой половине кровати. Вечером здесь был Сэм, но ушел около полуночи.

Бетт сидела и колючими глазами смотрела, как он одевался. Сколько раз она давала себе слово, что не станет унижаться, но все-таки задала сакраментальный вопрос:

— Когда ты расскажешь о нас Сэди? Когда?

Вздохнув, он потрепал ее по щеке.

— Не знаю, милая. Пока еще не время. Мне тоже нелегко.

«Гораздо легче, чем мне», — подумала Бетт. Но не произнесла вслух. И теперь, утром, ее захлестнули волны одиночества. Обычно ей удавалось убедить себя, что встречи с Сэмом с лихвой компенсируют ее страдания во время разлуки. Если же это не удавалось, дни были исполнены тоски и безнадежности.

Она встала. Вспомнила Джесс и пожалела, что не может с ней поделиться. С тех пор как она узнала о Робе Эллисе, они пару раз разговаривали по телефону; инициатива исходила от Джесс. Они уверяли друг друга, что все прекрасно, и обменивались мелкими новостями, соблюдая осторожную вежливость, не позволявшую им упомянуть о Робе или Сэме. Домой Бетт больше не ездила. Повинуясь импульсу, она сняла трубку. Джесс — ранняя пташка, она должна была уже встать, пусть даже и не нужно ехать на работу.

Телефон молчал. Бетт вновь и вновь набирала номер, но без толку. Она сразу приняла решение. На выходные она поедет домой. Если успеть на первый поезд и взять на вокзале такси, она еще до полудня будет дома.

Джесс привезла Роба к себе домой. В то время, когда Бетт пыталась дозвониться, она еще спала в его комнате, уютно устроившись у него на плече.

— Ты действительно хочешь, чтобы я при этом присутствовал? — спросил Роб, когда они вернулись домой.

— Да. Одна я не выдержу.

Они поднялись на второй этаж и задержались возле комнаты Дэнни. Наконец Джесс решилась и повернула ручку.

Шторы были наполовину задернуты, и в комнате царил мягкий полумрак. На стенах висели фотографии поп-звезд и футбольные афиши; на письменном столе и на полках разбросаны разные мелкие вещи. На всем лежал толстый слой пыли, словно в момент его смерти комната погрузилась в сон.

— Не хочу, чтобы она стала гробницей. Многие матери оставляют все, как было при жизни сына. Но я не хочу. Сохраню кое-какие вещи, а комнату приведу в порядок. Это не будет изменой его памяти.

Она отдернула шторы; пыль стала еще заметнее.

— Здесь так запущено, что можно подумать, будто мне нет до него дела.

Роб вытер губы тыльной стороной ладони.

— С чего начнем?

Джесс открыла шкаф и сняла с вешалок кое-какую одежду, сохранившую запах Дэнни.

— Хочешь взять что-нибудь себе?

Роб покачал головой.

— Не думаю, что мне это подойдет.

Вдвоем они приступили к работе. Такое облегчение — переключиться на практические дела! Они методично опорожнили ящики; Джесс разложила вещи Дэнни аккуратными кучками: что оставить, что отдать, продать, выбросить или предложить Бетт.

Она долго откладывала эту работу, но теперь была рада, что начала ее. В вещах Дэнни не оказалось ничего страшного или безобразного. Беря их в руки, разворачивая и складывая, Джесс почувствовала себя ближе к сыну. В то же время эти житейские пустячки как бы затушевали огромность трагедии.

Роб вытирал от пыли книги — их было не слишком много — и складывал в коробку. Разъединил стереомагнитофон и усилители и аккуратно свернул провода. Он работал ловко, не задавая вопросов. Его присутствие успокаивало. Они с головой ушли в работу. Сняли со стен фотографии и афиши, обнажая прямоугольники обоев. Опорожнили ящики. И время от времени тихо переговаривались.

На шкафу оказалась кипа фотографий. Их обнаружил Роб, но заколебался — снимать ли. Вдруг там порнуха?

— Что это? — заинтересовалась Джесс. — Давай посмотрим.

Роб положил стопку на кровать и облегченно вздохнул: это оказались школьные снимки. Сотни мальчишеских физиономий над белыми рубашками и полосатыми галстуками.

— Смотри, — сказала Джесс, показывая пальцем.

Дэнни стоял в первом ряду — опрятный мальчик с растрепанными черными кудряшками — и без выражения смотрел в объектив.

— Маленький паршивец, — улыбнулся Роб.

— Я помню этот день. Утром я заставила его снять рубашку, чтобы снова погладить. А где здесь ты?

— Дай сообразить. Где-нибудь здесь. Это Бретт и, как его, Гибсон. Aгa, вот.

У него была ужасная стрижка. Цвет волос и настороженное выражение лица выделяли его из остальных.

— Дэнни было одиннадцать, значит, тебе четырнадцать. Где ты тогда жил?

— У Пурсов.

Джесс обвела пальцами два мальчишеских лица, как будто могла воскресить одного и уменьшить боль другого.

На других фотографиях был класс Дэнни или его команда. Он всегда располагался в центре, кривя губы или щуря глаза, уверенный в своей неотразимости.

— Кенни Далглиш из пятого класса, — пошутил Роб.

Джесс захихикала как девчонка. Роб тоже засмеялся — от любви к Дэнни и потому, что ему было приятно слышать, как смеется Джесс. И еще от радости, что он больше не беспомощный мальчишка.

— Зачем он спрятал эти снимки? — подивилась Джесс.

— Ностальгия. Или стыд за свое невинное прошлое.

Остальные фотографии тоже вызвали у них смех. И они не услышали, как перед домом остановилось такси, а затем Бетт повернула ключ в замке. Уже на лестнице до нее донеслись их приглушенные голоса и смех. Стараясь ступать как можно тише, она осилила оставшиеся ступеньки.

На полу громоздились вещи Дэнни. Мать с Робом стояли на коленях, почти касаясь головами. У Бетт возникло острое ощущение, что дом, как матрешка, полон тайн — одна тайна в другой. Если бы докопаться до истины, возможно, они с Джесс могли бы понять друг друга.

Джесс подняла голову и увидела дочь. И откинулась на пятки с фотографией в руке. К лицу прилила кровь.

— Я и не слышала, как ты приехала.

— Ты была слишком занята. Кстати, я звонила.

— Меня не было дома. Я заночевала у Роба.

Джесс не хотелось ни лгать, ни притворяться. Она была даже рада, что Бетт нагрянула неожиданно, не дав им возможности спрятаться. Пусть лучше увидит собственными глазами, чем воображает невесть что, торча в Лондоне.

Роб отошел от Джесс. Сел на край кровати, свесив руки между коленями. Бетт обратила внимание, что у него хватило совести смутиться.

— Над чем вы смеялись?

Джесс обвела рукой пожитки сына.

— Тут старые фотографии. Мы… Я решила — пора разобрать вещи.

Бетт уставилась на вещи своего брата — плакаты, кассеты и сложенную одежду. И вдруг сникла. Из-под толстого слоя обиды, ревности и непристойной игры воображения (Джесс с Робом в постели) забил источник другого, чистого чувства. Ей стало стыдно. Это она должна была помочь матери разобрать вещи. Предложи она свою помощь, вместо того чтобы бесцельно слоняться по своей комнате, изнывая от тоски по Сэму, Джесс не пришлось бы обращаться к Робу Эллису.

У нее уже вертелся на языке ехидный вопрос: «Пришло время забыть его, да?»— но при виде школьных фотографий Дэнни злость испарилась.

Она опустилась на колени рядом с Джесс и взяла контейнер для кассет с двумя дорожками — одна ячейка была пуста. Надпись под ячейкой гласила: лучшие хиты «Роллинг стоунз». Сама кассета осталась у нее: Дэнни дал послушать незадолго до своей нелепой гибели. Бетт вспомнила, как он стоял, прислонившись к дверному косяку, и заморгала, чтобы удержать слезы.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Я тут отложила кое-что для тебя, — деловито ответила Джесс. — Вот посмотри.

Бетт поняла: относясь к этому как к обычной домашней работе, Джесс удавалось держаться. Но перед ее приходом у матери было другое настроение. Они с Робом смеялись!

Поверх прочей одежды Дэнни лежала синяя бейсбольная куртка с кожаными рукавами. Раз-другой он давал сестре ее поносить. Бетт отложила куртку в сторону. Внимательный взгляд Роба Эллиса помешал ей потереться о куртку щекой.

— Пойду, пожалуй, — сказал он.

Джесс поймала его за рукав.

— Нет, останься. Доделаем все вместе.

Бетт закусила губу. Похоже, к Робу перешли права, дававшие ему преимущество перед ней.

Много ли ему известно?

Ощущение тайны усилилось. Захваченная этими мыслями, Бетт поймала себя на том, что пристально смотрит на Роба. И вдруг, несмотря на свою враждебность, увидела в его глазах внутреннюю борьбу. Он остался ради Джесс, по ее просьбе, потому что она в нем нуждалась. Ему было бы гораздо проще уйти.

Стараясь, чтобы в ее голосе не проскользнула обида, Бетт спросила Роба:

— А ты? Хочешь что-нибудь взять себе?

Роб замялся.

— Ну разве что фотографию.

Да. Не общешкольную, а фотографию футбольной команды. Сам он ни разу не участвовал ни в какой команде, хотя был неплохим игроком. Все силы уходили на то, чтобы выжить.

Бетт поймала на себе вопросительный взгляд матери и пожала плечами.

— Бери все, что хочешь.

Водя взглядом по голым стенам и полкам, а затем по кучкам на полу, Бетт думала: «Как мало у Дэнни было вещей! Немного же он нажил за всю жизнь! Даже такую короткую…»

— Отнесу это все в машину, — сказала Джесс. — И прямо сейчас отвезу в Оксфэм. И кончено.

— Давай я отнесу, — предложил Роб.

— Спасибо. Только до машины.

Какое-то время Роб и Бетт следили за отъезжающим «ситроеном». Их руки и лица покрылись пылью. Вернувшись в дом в отсутствие Джесс, которой удавалось поддерживать разговор и искусно разводить враждующие стороны, оба пришли в состояние боевой готовности.

Но вместо того, чтобы обрушиться на Роба, Бетт сурово произнесла:

— Спасибо, что ты ее поддерживаешь.

— Скорее она поддерживает меня.

Бетт вспыхнула.

— А ты этого стоишь?

— Нет.

Это признание мигом остудило ее пыл.

Что она знала о Робе? Девчонки в школе сплетничали о нем, а мальчишки грязно ухмылялись.

Неожиданно она выпалила:

— Мама тебе призналась?

— Не понимаю. В чем она должна была признаться?

У Роба были зеленые непроницаемые глаза. Стоя близко от него, Бетт не могла не признать, что он привлекателен. Это заставило ее поежиться и отступить назад.

— В чем-нибудь таком, что скрыла от меня, — промямлила она и убежала в свою комнату.

Вскоре вернулась Джесс; снизу донеслось невнятное бормотание. Прошло еще немного времени, и Джесс постучалась в дверь.

— Бетт, я хочу отвезти Роба домой. Через час вернусь. Хорошо?

Загудел двигатель «ситроена». И смолк в отдалении.

Бетт отложила книгу, старательно отметив страницу, хотя не поняла ни слова из прочитанного. Пересекла лестничную площадку и остановилась перед спальней Джесс. Подкралась к окну и немного отдернула штору. «Ситроена» нигде не было видно.

Бетт оглядела комнату. В последний раз она пробиралась сюда, чтобы найти следы пребывания Роба. Однако теперь ее интересовало другое, гораздо более важное, хотя она не представляла, что именно.

Она действовала быстро и четко, прислушиваясь, не загудит ли возвращающийся автомобиль. Ящики комода были сама невинность, как и ящики тумбочки, и книжные полки, хотя она перетряхнула несколько фолиантов — не спрятано ли чего-нибудь между страницами.

Остался платяной шкаф. Бетт снова окинула взглядом одежду на вешалках и коробки с обувью на нижней полке. Потом опустилась на колени и вытащила коробки. В четырех верхних хранились босоножки Джесс и ее собственные нарядные туфли с ремешками. Пятая оказалась тяжелее. Бетт взвесила ее на руках и сняла крышку.

Ее взору предстали пачки писем, аккуратно стянутые резинками. Бетт хмуро оглядела их. Ощущение, будто она на грани открытия, ее покинуло. Большинство писем были от Йена, его почерк невозможно было спутать с любым другим. Все они относились к далекому прошлому.

Другая увесистая пачка содержала весточки от Лиззи. У той был крупный почерк, и текст на открытке зачастую состоял из одного предложения: «Какого дьявола я сказала «да» проклятому Малаге с распроклятым Ричардом?» И дальше — в таком же духе.

Две пачки потоньше состояли из писем и открыток от нее самой и Дэнни. Похоже, мама хранила всю свою корреспонденцию. Последней оказалась самодельная открытка по случаю Дня матери с нарисованным пастелью желто-лиловым цветком и поздравлением от руки: «Мамочка, я тебя люблю. Детт». В детстве она вечно путала «Б» и «Д».

У Бетт дрожали руки. Она чувствовала себя воровкой. Снова связав свои письма резинкой, она уже собиралась побросать все обратно, как вдруг заметила кое-что еще. На самом дне коробки лежал, почти полностью слившись с ним, сложенный листок бумаги. Бетт взяла его неожиданно твердой рукой и развернула. Внутри оказалась фотография.

Краски потускнели, но фотография по-прежнему передавала ослепительную щедрость средиземного солнца. На фоне синего моря стоял молодой загорелый мужчина в полосатой майке и широких брюках. Ветер трепал длинные черные кудри. Он смотрел в объектив и широко улыбался. Он был совершенно как живой, Бетт почти слышала его беспечный смех. Она понятия не имела, кто это. Никогда не видела ни самого мужчины или парня, ни его фотографии.

Но он показался ей знакомым. Это встревожило и заворожило Бетт; она преисполнилась решимости выяснить, кто он такой и почему Джесс прятала его фото.

Она сунула фотографию в карман жакета, словно нарочно сделанный по ее размеру. Сложила пыльный листок бумаги и положила обратно на дно коробки. Завалила пачками писем. Убрала все коробки в шкаф в прежнем порядке. Окинула взглядом комнату: все ли на месте? На цыпочках вернулась к себе. И вплоть до возвращения матери вглядывалась в лицо таинственного незнакомца.