Этой ночью никакие портреты в синей гамме мне не снились, вообще ничего не снилось. Или я просто не запомнила? Но выспалась на удивление отлично. Надо будет сказать Норвуду. В порядке отзыва от благодарного пациента-подопытного.
Голова была ясной, сразу вспомнилось, что сегодня выходной, в Академию не надо. А чем занять день, совершенно непонятно. Хотя да, я собиралась начать бегать. Надо все-таки найти спортивный магазин и обзавестись костюмом, кроссовками, может, еще и гантели прикупить для комплекта.
«Да-да, гантели. Непременно. А еще хула-хуп и коврик для йоги, — мой внутренний голос почему-то звучал с ядовитыми интонациями доктора Норвуда. — С ума сошла. Осталось три дня, какой бег, какие гантели⁈»
Я застонала и уткнулась лицом в подушку. Обязательно было вспоминать об этом прямо с утра?
А еще сегодня день рождения Сабеллы. Бедная женщина, как можно устраивать праздник, зная, что жизнь единственного сына висит на волоске?
Меня, правда, не приглашали. Но, может, еще пригласят? А нет, напрошусь сама. И даже не потому что надо! После вчерашнего вечера хотелось увидеть Норвуда. Как будто между нами что-то произошло, что-то неожиданно хорошее… и осталось что-то недопонятое.
Приснилось мне или нет его «мисс не-Блер»?
Спросить, когда встретимся? Нет, не стану. Скользкая тема, в которой, если скажешь «а», волей-неволей придется дойти до конца алфавита.
А о том, что я — не его тип женщин, спрашивала не во сне? Кошмар. Похоже, эта смесь еще и раскрепощает. Эффект болтливости и легкого опьянения. Надеюсь, не наговорила ничего совсем уж неадекватного.
Ладно, выходной выходным, а надо вставать. И первым делом — раздеться и в душ. Спать в одежде, в которой ходила весь день в Академии — удовольствие очень ниже среднего.
А потом — кофе. И не с пиццей! Пора приобщиться еще к каким-нибудь шедеврам местной кулинарии.
Отличный план для начала утра, во сколько бы оно ни началось. А что делать потом, решу после кофе.
Решать не пришлось. Только сделала первый глоток, как услышала из гостиной мелодичный перезвон колокольчиков. И что бы это могло быть? Вышла посмотреть, и ко мне подлетел узкий желтоватый конверт, едва заметно пахнущий ландышами. Я протянула руку, конверт доверчивой птицей опустился на ладонь и открылся.
'Дорогая Салли, жду вас сегодня в два часа пополудни. Будет Дугал и несколько его друзей. Мне кажется, вы неплохо впишетесь в компанию.
Сабелла'.
О дне рождения ни слова. Значит, подарка не надо. Сабелле не до праздника, это понятно. Дугал, несколько его друзей — и я, как последняя надежда на чудо.
Часы пробили половину первого. Вот это заспалась! Снотворное в смеси Норвуда и в самом деле эффективное. Ничего, успею. Спасибо порталам и моему гигантскому заказу в салоне Гризеллы в первый вечер — там было несколько очень нарядных блузок, выберу самую легкомысленную. И черные строгие брюки, для контраста. А прическу… может, собрать в хвост? Компромисс между рабочим строгим пучком и свободной гривой. Итого на сборы понадобится самое большее полчаса. Можно не торопясь выпить вторую кружку кофе… и подумать о Дугале и о вчерашнем дне.
Вот, спрашивается, почему я так вспыхнула в ответ на его реплику об Эпплстоуне? Ведь, по сути, правильно сказал: столы в кабинете не для того, чтобы студенты на них сидели, и обсуждать планы на выходные тоже было не к месту.
Значит, задели не слова, а то, что стояло за ними. Мысль Дугала, что не Эпплстоун клеит меня, а мы обсуждаем совместные планы. Или то, что я даже не поняла, как он сам отнесся к такому варианту? Ему все равно — или нет?
— Так-так, Салли, ты уже надеешься на ревность, — я заглянула в чашку и подумала: гадают ли здесь на кофейной гуще? Для меня это, похоже, единственный способ догадаться, что скрывает доктор Норвуд за своим непроницаемым рабочим фасадом. Потому что мой навык читать по лицам с ним не работает, а вызвать его на откровенность — проще заставить Маскелайн сплясать джигу на столе в буфете. Только если сам захочет. Вон как с необитаемым островом. Это точно было откровенно. И… мило? Да, пожалуй. Вряд ли он делится своей мечтой с кем попало.
Так почему поделился со мной? Или с Шарлоттой? Приснилось мне все-таки или нет, что он понял: я — не она⁈
А вот что еще интересно — как прошел опрос у Эпплстоуна? Рыдала я бурно, но, пожалуй, недостаточно долго. Уж точно не час-полтора, необходимые, чтобы как следует погонять нерадивого студента. Одно из двух — или Норвуд отделался коротким опросом для проформы, или быстро и жестоко завалил Эпплстоуна и посоветовал потратить выходные не на пальмы и мохито, а на повторение пройденного. Ставлю сто против одного на второе.
А потом решил занести мне сумку? С чего бы вдруг?
Нет, не понимаю. Не хватает в этом пазле каких-то кусочков.
Я посмотрела на часы, допила кофе и из какого-то хулиганского побуждения перевернула чашку на блюдце вверх донышком. Кажется, именно так это делают. Гадать сейчас смысла нет, да и некогда, а вот спросить у Сабеллы можно. Вернусь — посмотрю, что там натекло.
Оделась, собрала волосы, сделала легкий, почти незаметный макияж. Вроде неплохо выгляжу. Перед тем как отправляться, вышла в палисадник и нарезала для Сабеллы цветов. Простой, не слишком-то парадный букет — розовые, лиловые и белые флоксы и несколько веточек аспарагуса. Не хочу явиться к ней совсем с пустыми руками, а это… это не подарок, просто знак внимания, так?
Посмотрела еще раз на часы — ровно два пополудни. Представила гостиную Сабеллы и открыла портал.
В комнате оказалось тихо и пусто, но ни искать хозяйку, ни озираться по сторонам не пришлось. Почти сразу послышались легкие шаги, и я увидела Сабеллу. Сегодня на ней было нежное, удивительно летнее платье, приглушенно-сиреневое, и улыбалась она как обычно — мягко и спокойно. Только вот под глазами лежали заметные тени, то ли Сабелла не обратила на них внимания, то ли не посчитала нужным скрывать.
— Как я рада, что вы пришли, мисс Блер, — с едва заметной заминкой сказала она. Я протянула букет и ответила, принимая правила игры:
— Благодарю за приглашение, мисс Норвуд. Простите, я… мне показалось, подарок будет неуместен. А цветы вам к лицу.
— Спасибо. Так вы знали, — кивнула Сабелла и добавила чуть тише: — Я даже догадываюсь, откуда.
— От одного болтливого призрака. Я в самом деле рада, что вы меня позвали. Иначе сегодня была бы очень грустная одинокая суббота.
Откуда-то из глубины дома в руки Сабеллы прилетела простая стеклянная ваза, наполнилась водой и опустилась на низкий столик. Сабелла поставила в нее мой букет, расправила ажурные веточки аспарагуса. Спросила:
— Вы не будете против побыть для меня сегодня Шарлоттой? У нас почти семейный вечер. — Дождалась моего кивка, взяла под руку: — Пойдемте. Как я поняла, с Честером вы уже знакомы.
Шаг — и мы перенеслись из гостиной в небольшой садик. Вернее, кусочек сада вокруг увитой цветущим клематисом беседки — словно вырванный из осени и возвращенный в лето, а то и в весну.
Я не удержала восхищенного вздоха. Под порывом ветра опадали на зеленый ковер газона бледно-розовые лепестки яблони. Белые цветки клематиса по краям тоже отливали нежно-розовым, а в крохотном прудике, обрамленном острыми листьями болотного ириса, цвели три розовые кувшинки. В прудик струился водопад с небольшой альпийской горки, растения на ней были мне незнакомы, но сочетание цветов я оценила. От бледно-зеленого, почти белого, до ярко-лилового и пурпурного. И камни в горке — красно-черный гранит и желтоватый песчаник. Потрясающий контраст.
Возле беседки цвел огромный куст чайной розы. Жужжали пчелы. А дальше, в каких-то двух шагах, мокла под мелким осенним дождем палая листва и гнулись на ветру голые ветви.
— Волшебно, — прошептала я.
— О, это работа Честера, — улыбнулась Сабелла. — Климатические чары — его конек. Как и биомы всех мастей.
Честер вынырнул на свет из-под завесы клематиса, радостно улыбнулся:
— Мисс Блер, вот мы и снова встретились. Очень рад! И не слушайте эти восхваления, садик получился неплох, не спорю, но до полноценного биома ему так же далеко, как пресной лепешке из диетического рациона до пирогов миссис Фергюсон.
Я рассмеялась:
— Вы еще и мастер наглядных сравнений, мистер Фулли!
Тот развел руками и театрально поклонился.
— К тому же, как видите, климатические чары не идут на пользу окружающему пространству. Здесь тепло, а за куполом не сентябрь, а, пожалуй, конец октября. Закону сохранения энергии подчиняется, увы, даже магия.
— И тем более ему подчиняется горячий чай, — послышался из беседки звонкий голос. — Он остывает, Честер.
— И правда, — спохватился тот. — Дамы… — посторонился, пропуская нас с Сабеллой вперед.
Сидевшую за столом в беседке гостью я узнала сразу. Рыжая, яркая, броская, уверенная в себе — в жизни Эльза выглядела гораздо эффектнее, чем на фото. Зеленые глаза смотрели с веселым интересом. Не верилось, что Дугал мог оставить такую женщину.
— Приятно познакомиться, мисс Блер. Сабелла рассказывала о вас удивительные вещи. Никогда бы не подумала, что ей может понадобиться помощь в выборе платья.
— Я не говорила ни слова о платьях, — заметила Сабелла. — Шарлотта, это мисс Гилл, давняя подруга моего сына.
— А что еще можно делать в салоне Гризеллы? И не надо мисс. Сегодня я просто Эльза, — она улыбнулась, но что-то в ее пристальном взгляде диссонировало с этой улыбкой. И становилось ясно, что объяснения Сабеллы, какими бы они не были, ее ни в чем не убедили. — Присаживайтесь, мисс Блер, мы вас ждали.
— В самом деле? — резкий голос профессора Норвуда заставил вздрогнуть. — Кажется, я единственный, для кого это внезапное явление стало сюрпризом. А сюрпризы, как известно почти всем присутствующим, я с детства недолюбливаю.
Ну конечно. Ему мисс Блер на работе хватает, вчера за каким-то чертом потратил вечер, утирая мне сопли, а тут сегодня — сюрпри-из, улыбаемся и машем! Понять можно. Я ведь и не ждала, что будет легко, так?
— Кто же виноват, что ты опаздываешь? — Эльза пожала плечами. — Наверняка увлекся каким-нибудь опытом и забыл о времени.
— Дугал! — Сабелла порывисто обернулась. — Ты снова игнорируешь гостиную?
— Разумеется, мама. Вокруг этого дома есть масса прекрасных мест, которые будят во мне приятные воспоминания. Гостиная в их число не входит.
Он обнял Сабеллу, и я с трудом подавила судорожный вздох. Рядом с сыном та казалась маленькой и хрупкой, воздушной и уязвимой, словно лесная фея. Он ей нужен. Не защита, нет — опора. Любовь и надежда. Сабелла встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, а он наклонился к ней. Поцеловал в ответ, бережно, с улыбкой.
Потом повернулся к друзьям.
— Эльза, ты прямо расцвела за неделю и помолодела лет на семь. Кажется, моя новая формула бальзама сотворила чудо. Надо еще придумать что-нибудь для твоего пуза, Честер.
— «Для» моего пуза ты не придумаешь ничего, что переплюнет мастерство миссис Фергюсон. А «от» — не трудись. Я не согласен менять свое телосложение на теловычитание.
— Как будто кто-то спрашивает твоего согласия.
— Ты сегодня особенно любезен, — усмехнулась Эльза. — Это влияние сюрпризов?
— Пожалуй, — согласился Норвуд, отодвинув стул для Сабеллы. Подождал, пока она сядет, и посмотрел на меня. — Я бы решил, что ваш конфликт с порталами обрел фатальную форму, но подозреваю, что все не так просто. Просветите меня?
Я поймала вопросительный взгляд Сабеллы. Она, кажется, готова была вмешаться и объяснить, но только если я не смогу отбить удар самостоятельно. Все-таки смысл этой авантюры не в том, чтобы Дугал весь остаток дня меня вежливо игнорировал. Нам нужно найти общий язык — почему бы не начать прямо сейчас?
Но все-таки фу быть таким невежливым!
— Ответный визит, доктор Норвуд, — сказала я самым деловым своим тоном. — Отчет подопытного кролика об эффектах смеси номер две тысячи двести сорок три без перца. Интересует?
— Чудесно! — восхитилась Эльза. — Я смотрю, Дугал, ты даже в рабочее время успеваешь пополнять число своих подопытных кроликов. Уникальный талант.
— Врожденный. Правда, некоторые кролики умудряются проявлять непредвиденную активность и выбирают странные места для отчетов, — отозвался Норвуд, задумчиво меня рассматривая.
— Непредвиденная активность называется «инициатива», — просветила я. — Говорят, очень ценится. В определенных кругах.
— В определенных — несомненно. Хотел бы я знать, кто их определяет. Что ж, служение науке требует жертв. А где же лимонный пудинг, мама?
Казалось, он перестал обращать на меня внимание. Перешучивался с Эльзой и Честером, подкладывал Сабелле кусочки ее любимого пудинга и делал вид, что меня здесь нет. Но я чувствовала быстрые изучающие взгляды. От него и, кажется, от Эльзы тоже. Сабелла хмурилась, пыталась втянуть меня в разговор, но Дугал перехватывал инициативу, мне только раз удалось вставить ничего не значащее «да, конечно».
Как же мерзко чувствовать себя гостем, который, сам того не желая, портит праздник! Больно и очень обидно.
Только Честер не замечал сгущавшегося напряжения. Увлеченно ел пироги и так же увлеченно рассказывал о своей милой пурпурнице, которая наконец-то ожила после «варварского» обращения Дугала.
— Это новое слово в науке! До сих пор считалось непреложной истиной, что пурпурница гибнет на магически бедных почвах и крайне плохо усваивает искусственную подпитку магией. Но все не так просто! — он взмахнул чайной ложечкой, словно указкой, едва не попал Эльзе по лбу, и та, чуть заметно усмехнувшись, отодвинулась от него подальше — придвинувшись ближе к Дугалу.
Странно — почему мне кажется, что это разыграно специально для меня? А Честер продолжал, ничего не замечая:
— Должен сказать, меня навела на мысль мисс Блер. Не знаю, как долго они с Дугалом бродили по болотам, но вы, мисс Блер, постоянно подпитывали магией свою болотную экипировку, я прав? — я кивнула, и чайная ложечка торжествующе возделась к небесам, то есть к крыше беседки. — Вот! Чуждая магия, не направленная непосредственно на пурпурницу, а словно обволакивающая ее, создающая фон, из которого можно взять столько, сколько необходимо! Двухступенчатая подача, вы понимаете⁈
— Понимаем, понимаем, — проворчал Дугал. — Ты нашел идеальную няньку для своих бедных крошек. А «мисс Блер» в последнее время вообще крайне активно наводит на мысли. Самые разнообразные.
Почему-то в его «мисс Блер» мне отчетливо послышалась ирония. И, кажется, не только мне. Даже увлеченный своими идеями и открытиями Честер вдруг отвлекся и окинул меня очень странным взглядом.
— В самом деле! — воскликнула вдруг Сабелла. — Как я могла забыть! Шарлотта принесла мне чудесные флоксы. И я хотела показать ей свои. Но сейчас… Дугал, может быть…
— О, я с радостью покажу мисс Блер ваш сад, Сабелла, — живо откликнулся Честер. — К тому же, если сейчас же не прогуляюсь, остатки этого великолепного шоколадного торта в меня не влезут.
Боюсь, что выражение моего лица стало несколько… офигевшим, как сказали бы в моем мире. Здесь такие обороты не приняты, а иногда и не знаешь, чем их адекватно заменить. Вот что это такое, а⁈ Честеру понравилась идея «няньки», и он решил, что меня стоит переманить из Академии в его теплицы? Или это он Дугала так самоотверженно спасает от моего общества? И как теперь вежливо ему отказать? Потому что его компания, конечно, приятна, и, пожалуй, должна быть гораздо приятней, чем язвительная компания Норвуда, но…
Но только если по-дружески. А если уж быть с собой честной, то ядовитая ирония Дугала импонирует мне больше. И сам он… Иногда… В отдельные моменты… Вчера, например.
Я вспомнила наш турнир в «морской бой», чудесным образом скрасивший «приливную гальку» герра Вольгера. Но почему-то почти сразу память переключилась на другое. Волнующее ощущение от того, что Норвуд стоит за моей спиной, совсем близко. Мгновенное чувство полета, когда вдруг подхватил меня на руки. Приснившееся — или все-таки нет? — «Доброй ночи».
Если бы у нас было больше времени… не оставшиеся жалкие два с половиной дня, а… не знаю, месяц, два, три? Может, и правда получилось бы что-то? Мне бы хотелось. На самом деле хотелось, и проклятие здесь ни при чем.
Положение спас, как ни странно, сам Норвуд. Он поднялся быстрее, чем Честер успел выпустить из рук ложечку.
— Ну уж нет. Твои прогулки флоксами явно не ограничатся, а ловить тебя по всему Йоркширу я не собираюсь. К тому же мне жизненно необходимо принять отчет, раз уж он явился с доставкой на дом. Смесь две тысячи двести сорок три не может ждать. Идемте.
Я медленно встала. Что вообще происходит? Не понимаю! Поймала изумленный взгляд Честера — на Дугала и насмешливый Эльзы — на себя. Только Сабелла смотрела ободряюще.
Норвуд дождался меня у выхода, пропустил вперед. Мертвая тишина за спиной действовала на нервы. Все в шоке?
Ничего удивительного, я тоже в шоке. Только вряд ли это имеет значение.
— Итак, профессор? — спросила, когда мы вышли за границы весеннего садика в стылую не по календарю осень. Поежилась: порывы холодного ветра пробирали до костей. Знала бы, что придется гулять, взяла бы теплый плащ. Обхватила себя руками: это хоть немного спасало. — Флоксы или отчет?
— Одежда. Пока вы не посинели и не нагуляли пневмонию. Что за странная тяга к саморазрушению?
На плечи опустилась мягкая шерсть, окутала тело до колен. Я оглядела себя. С ума сойти! Норвуд наколдовал для меня самое настоящее пончо, с аутентичным индейским узором, с бахромой, но главное — толстое, совершенно непродуваемое!
— Не знала, что вы любитель этнического стиля, — пробормотала я. — Спасибо.
Впрочем, этническим стилем блистала только я. Для себя Норвуд сотворил классическое кашемировое пальто. И кепи, в котором стал неуловимо похож на Шерлока Холмса.
— Есть в нем нечто загадочное и странное. Вам подходит. Но меня больше интересует, почему потомственная ведьма за несколько дней так кардинально раздружилась с магией, что не может даже наколдовать себе сапоги или высушиться. Очень странно, не правда ли? Направо, — он положил ладонь мне на спину, направляя и слегка подталкивая к засыпанной мелким гравием дорожке.
«И где ты летаешь, Шарлотта, когда так нужна?» Я пожала плечами:
— Амнезия? Пари? Эксперимент?
Отчетливое, ясное чувство, что Норвуд все понял и сейчас начнет меня разоблачать и обличать, пугало. После вчерашнего вечера я не знала, как себя с ним вести. Не знала, что делать. Говорить или молчать. Надеяться или нет.
— Амнезия в нашем мире излечима, если вы вдруг и это позабыли. И никакое пари не заставит человека разучиться дышать, а мага — еще и колдовать. Вот, любуйтесь. Флоксы.
— Остается эксперимент, — согласилась я, рассматривая клумбу с пестрыми флоксами — белыми, алыми, лиловыми, даже синими. В нашем мире синих, кажется, не бывает. Невероятно крупные цветки были собраны в огромные пышные соцветия. Холодный ветер не затронул их. Наверняка Честер потрудился. — Правда я легко сформулировала бы для вас подходящее пари, но… Пожалуй, надо совсем лишиться мозгов, чтобы пойти на такое просто от скуки. Только если на кону что-нибудь крайне важное.
«Хотя откуда вам знать, что могло быть на кону у меня». Это не прозвучало — если вовремя остановиться, собеседник сам додумает нужное. Впрочем, Дугал умеет делать верные выводы. И все мои потуги сохранить тайну наверняка видит насквозь. Может, потому что я сама устала ее хранить?
— Для начала сформулируйте собственное имя, — едко предложил он. — Будьте так любезны. Пообщавшись с вами чуть дольше, чем необходимо, любой, у кого есть уши, глаза и зачатки разума, поймет, что вы не имеете ничего общего с мисс Блер. Кроме ее внешности и форм, разумеется.
Ну вот, я не ошиблась. И вчера — не приснилось. Норвуд оказался не настолько слеп, чтобы не заметить моих явных проколов и разницы в поведении. Как и предполагала Сабелла в первый же вечер.
Удивительно, но стало легче. Будто камень с души свалился. Все-таки было тяжело и неприятно носить перед ним маску недалекой амбициозной девицы, так здорово нам обоим подгадившей. Даже если у меня не всегда получалось этой маске соответствовать.
— К сожалению, имею, — мрачно отозвалась я. — Хотя предпочла бы… ну да какая теперь разница. Фрейя Салливан.
— Прекрасно, — он сунул руки в карманы пальто и неторопливо двинулся по дорожке дальше, кажется, уверенный, что я пойду следом. Ну а в самом деле, что мне еще оставалось? — Самое время сделать промежуточные выводы. Это не иллюзия, не мистификация, не уникальное сходство и даже не клонирование. У вас не просто проблемы с магией. Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы вообще не волшебница. И то, что периодически получается сносно, получается исключительно благодаря памяти тела. Никакой привязанности к мисс Блер вы не испытываете, а испытываете скорее всего противоположные чувства. Текущее положение вещей вас не устраивает, но ничего изменить вы, похоже, не можете. Отсюда, или не только отсюда, ваши душераздирающие истерики и мысли о заветных мечтах. Главный вопрос, интересующий меня в данный момент, нет, два вопроса — с какой стати и ради чего вы пытаетесь жить чужой жизнью, и каким образом в эту историю оказалась втянута моя мать. Которая, без сомнения, в курсе происходящего.
Он и в самом деле похож на Шерлока Холмса.
— Чувствую себя литературным персонажем, — я выдавила улыбку. — Недалеким помощником гениального сыщика, введенным в сюжет исключительно ради того, чтобы после раскрытия дела спросить: «Но как⁈» Ваши выводы наверняка основаны на строгой логике, но я не улавливаю промежуточных построений. Почему, например, вы отбросили вариант с мистификацией? Или экспериментом?
— Вы не она. Какие могут быть эксперименты? — пожал плечами Норвуд. — А для мистификаций любого рода нужно обладать по меньшей мере приемлемыми актерскими способностями. У вас их нет даже в зачаточном состоянии. А еще участникам таких впечатляющих обманов неплохо платят. И они не рыдают так, будто кто-то отнял у них самое дорогое. Впрочем, сначала я склонялся как раз к варианту с мистификацией. Но только в том случае, если бы ее взялась устраивать сама мисс Блер. Абсолютно бездарная подготовка двойника, ни единого шанса на успех.
Я хмыкнула: в некотором роде так оно и было. Моя «подготовка» ограничилась уроком по наведению красоты, приготовлению кофе, открыванию порталов и подстраховкой в нескольких особенно сложных случаях. Вроде того взрыва на лабораторной или визита к директрисе. Норвуд прав, любой умеющий смотреть, слушать и думать человек мигом раскусил бы подмену, и чего тогда стоило Шарлоттино «никто не должен знать»?
— Вы правы, я не волшебница. Совершенно не разбираюсь в магии. Именно поэтому не могу ответить на ваши вопросы. Мне сказали молчать, у меня не хватает информации, чтобы оценить, когда следовать этому совету, а когда можно его нарушить. А Сабелла… у вас очень мудрая мама, доктор Норвуд. И наблюдательная. Она догадалась, что я — не Шарлотта, примерно за десять минут случайной встречи. Мы столкнулись в модном салоне — Шарлотта ужасно одевалась. Я же не могла явиться в Академию в малиновых брюках!
Норвуд отчетливо хмыкнул.
— Не просто могли, а должны были в них и явиться, если уж взялись играть чью-то роль.
— Ни за что! — решительно возразила я. — Есть же какие-то пределы. В конце концов, любая девушка вправе радикально сменить стиль.
— И это еще раз доказывает, что вы очень плохо знаете мисс Блер. Кстати, где она? Или эта информация тоже в зоне под названием «мне сказали молчать»?
— Честно говоря, не помню точно, — призналась я. — По-моему, у меня тогда был шок. Все довольно смутно. Знаете, как бывает, когда на абсолютно неподготовленного человека вываливают кучу отвратительных новостей?
Я запнулась. Примерно этим же сейчас занимаюсь я. Или вот-вот займусь. Хотя… наверное, Норвуда нельзя назвать абсолютно неподготовленным? В любом случае — деваться мне, похоже, некуда. Я устала… бесконечно устала тащить этот груз в одиночку.
— А где Шарлотта… вот чтоб я знала, где ее носит! Последний раз появлялась позавчера. Сообщила, что неполадки с порталами — ее рук дело. У призраков странное чувство юмора, если оно вообще есть.
Норвуд остановился так резко, что я по инерции успела сделать несколько шагов, прежде чем обернуться. Такого выражения лица я у него еще не видела. Не потрясенное, нет, скорее окаменевшее.
— Она проводила ритуал, — тихо объяснила я. — Что-то напутала. Результат… ну, вот он. Я, правда, не поняла, что случилось со мной, я-то никаких ритуалов не проводила. Но она сказала, что меня притянуло после астрального перемещения. Абсолютно случайное совпадение. Иначе утром нашли бы ее труп, и все.
— Чем дальше, тем прекраснее, — медленно сказал Норвуд и вдруг устремился вперед так быстро, что мне пришлось едва ли не бегом его догонять. — Безмозглая идиотка. Крайне логичный конец, если подумать. Дикий. Абсурдный. Но логичный. Чего она добивается? Почему никто до сих пор не знает о ее смерти? Раз она ставит вам условия, значит, у нее есть цель. Благодаря которой она и болтается здесь в виде призрака. Неполадки с порталами, значит. С чего бы вдруг? При чем здесь они? Нет, не сходится. Что это был за ритуал, вы знаете?
— Только с ее слов, — я замялась.
Вот и настал момент, когда придется решать, говорить правду до конца или продолжать молчать… о самом страшном. Я не рассказала о проклятии Сабелле, но та догадалась сама. Дугал не глупее матери. Какая-то часть меня заходилась в ужасе при одной мысли, что он узнает правду. Почему-то была уверена: это перечеркнет все. Не станет уважающий себя мужчина влюбляться под страхом смерти. Да и мне, если уж честно, было бы обидно знать, что меня выбрали только как альтернативу скорой и неминуемой гибели. Но… Но разве честно скрывать такое? Он вправе решать сам. А еще… Еще вопрос в том, доверяю я ему или нет. Считаю способным на самостоятельные правильные решения или готова всю жизнь решать за него, даже если все вдруг получится.
Я обхватила себя руками и призналась. Ощущение было пугающим — будто сама, по собственной воле шагаю в пропасть.
— Приворотный. На вас.
— Что⁈ Вы издеваетесь? Она рехнулась?
— Ей хотелось внимания, — объяснила я. — Она не была влюблена, если вы об этом. Просто амбициозная дура.
— Внимания? От меня? Да я бы превратил ее жизнь в ад быстрее, чем последствия любого ритуального приворота! Нет. Не идиотка. Такое не определяется словами.
Вряд ли Норвуд ждал какого-нибудь ответа или объяснений. Он как будто вообще забыл обо мне, переключившись на Шарлотту и ее ритуал. Все ускорял и ускорял шаги, а я из непонятного мне самой упрямства держалась рядом. Хотя догонять его приходилось, то и дело срываясь на бег. Куда мы так неслись? Почему-то казалось, что Норвуд и сам не смог бы ответить. В ушах свистел ветер, отталкивал назад, бросал в лицо пожухлые листья и редкие, острые капли дождя. Я не смотрела по сторонам, стараясь не отстать, и перевела дух, только когда он резко остановился.
Мы стояли на самом краю обрыва, а под нами расстилалось черное, почти идеально круглое, покрытое рябью озеро. Совсем небольшое, я прекрасно видела дальний берег — валуны у кромки воды, облетевшие деревья на склоне холма. Но, может, из-за темной поверхности, в которой отражалось затянутое тучами небо, или от охватившего меня промозглого холода оно показалось очень глубоким. Даже — бездонным, и плевать, что так не бывает. В этом мире и не такое возможно.
Отчего-то сразу вспомнились легенды о водной нечисти: келпи, гриндилоу, водяных девах. Может, здесь это и не легенды вовсе, а суровая действительность.
— Ясно, — сказал вдруг Норвуд, и я вздрогнула, возвращаясь в реальность. — Это не прихоть, не цель, а привязка. На собственное, удивительным образом выжившее тело и на объект приворота. Насколько все плохо, мисс — или миссис? — Салливан? Сколько осталось времени? Сколько его было изначально? Неделя или больше? Уже пора писать завещание?
Он по-прежнему не смотрел на меня, глядя куда-то вдаль, через озеро. И голос звучал сейчас гораздо спокойнее, чем в начале моих откровений.
— Мисс, — ответила я. — И простите, но я снова упустила нить ваших рассуждений. Впрочем, без разницы… просто интересно. Всегда восхищалась людьми, умеющими делать верные выводы при минимуме данных.
Он молчал. Ждет ответов и не согласен уводить разговор в сторону? Я отвернулась.
— Была — неделя. Осталось… Два дня, не считая сегодняшнего.
— И вы все намеревались молчать вплоть до печального финала? Блестящая идея.
— Как будто это что-то меняет, — буркнула я. — Вы умеете влюбляться по необходимости?
— Я вообще не умею влюбляться, мисс Салливан. Но я умею мыслить рационально. И уж конечно, не стал бы тратить последнюю неделю жизни на то, на что почти ее потратил по вашей милости.
Это его «последняя неделя» ударило, словно бейсбольной битой под дых. Он даже не рассматривает возможность возникновения этой чертовой истинной, искренней или какой там еще любви? Даже гипотетически, даже в качестве крохотной вероятности⁈ Вот так сразу — категорическое и окончательное «нет»⁈
Да почему ж мне так не везет с мужчинами⁈ За что⁈
— По моей милости? — я резко развернулась. Руки зачесались дать по морде… по этой бесстрастной, равнодушной ко всему, кроме своей науки, морде! — Ну спасибо! А я, наверное, только о том и мечтала, чтобы в свои последние дни разгребать вашу почту!
— Так кто вам мешал рассказать мне сразу, а не устраивать этот идиотский маскарад? Или послать Маскелайн вместе с Академией к черту⁈ Вы не сделали ни того, ни другого, вместо этого рыдая по углам. Почему?
— Дались вам эти рыдания! Я вас к себе домой не звала!
— Да вы с самого утра были на грани истерики. Чуть проклятые кексы слезами не полили! А потом и влюбленного недоумка заодно!
— О-о, да, — я вдруг успокоилась. Но это было какое-то неправильное спокойствие. Ледяное и звенящее, злое. Требующее ударить в ответ на удар, отплатить болью за боль. — Только из-за истерики и помутнения разума я выиграла у вас всего две партии из пяти.
Кольнула тоска: а ведь отлично поиграли…
— Приятное, но не длительное просветление между истерикой и невменяемостью, — уколол меня Норвуд, и я снова внутренне ощетинилась ледяными иглами. Почему он так со мной? Обязательно нужно оскорбить, унизить? — Которое только подтверждает мою правоту.
— Конечно, разве вы можете оказаться не правы! Какая трагедия, ему помешали покорно сложить лапки и вдумчиво приготовиться к смерти! Мужчины! Трусы, у которых во всем виноваты женщины.
Меня несло, и только какая-то крохотная вдумчивая часть, которой, наверное, не досталось Шарлоттиной истеричности, бубнила и бубнила: «Ты ведь прекрасно знаешь, почему он так. И за что. И в чем ты не права. Да, ты хотела, как лучше, но это было твое „лучше“. Он не обязан совпасть с тобой во мнениях».
И все трудней было ее не слушать. Если бы не Норвуд…. не его упреки и моя обида… да черт с ними, с упреками, если бы он признал, что я заслуживаю хотя бы крохотного шанса!
— Вы плохо знаете мужчин. Или вовсе не знаете. А вот типично женская жажда делать ошибочные выводы за другого вам, как я вижу, свойственна.
— Разумеется! Как и все прочие женские пороки и недостатки. — А ведь нас обоих несет… его тоже. Да что ж это такое! До чего мы так дооремся, до драки⁈ — Конечно, легче умереть, чем хотя бы попытаться увидеть во мне что-нибудь хорошее!
Ну вот. Ты впервые в жизни сказала вслух о самом важном и самом болезненном, достижение разблокировано, поздравляю… в очередной раз отвергнутая мужчиной Фрейя Салливан. Спорим, он и не услышит?
— Вам не кажется, что за неделю я смог бы обнаружить немного больше, чем за два дня? Если бы знал, куда смотреть и где искать!
Услышал?
Он… услышал?..
И даже… даже готов был искать это гипотетическое хорошее? Тоже? Как и я?
Хотя что в этом толку — теперь?
— Не кажется, — я чуть не плакала от горькой, даже не женской, а какой-то детской обиды. На него, на жизнь, на судьбу… на то, что меня услышал, все-таки услышал мужчина… которому я все равно не нужна. — Вы не стали бы тратить свою последнюю неделю на ерунду. Сами только что сказали.
И почему так мучительно, до боли хочется, чтобы он возразил, опроверг? Убедил, что это — не ерунда?
— А объем, качество и структуру моей ерунды вы определили магическим способом? Учитывая, что вы разбираетесь в магии как свинья в апельсинах, понятно, почему результат настолько плачевен. Я два дня считал, что это очередные происки мадам директрисы! И пытался понять, зачем ей это понадобилось!
— Всего два дня? — рассеянно спросила я. Просто чтобы не молчать, молчание сейчас убило бы меня вернее проклятья.
— Разумеется, — не знаю, что происходило с Норвудом, но он вдруг тоже заговорил намного спокойнее. — Потому что у нее, в отличие от некоторых, есть мозг. И такой провальный спектакль она бы мне не обеспечила, даже если бы задалась целью. Да и причин не было.
— Уж конечно, не было! Ее вполне устраивало положение вещей. Раз уж Шарлотта за вами следила…
— Следила? — он слегка поморщился, — Не делайте персону мисс Блер значительнее, чем она была. Докладывала о моих официальных перемещениях и переписке? О зверском обращении со студентами? Да, конечно. А у мадам директрисы имелись гораздо более веские причины ничего не менять. Так что инициатором подобных странностей могла быть только сама мисс Блер. Я даже думал о шантаже и магической клятве, но это не про нее, слишком сложно. Впрочем, мы отклонились от темы. Вы обеспечили меня бессмысленной тратой времени длиной в несколько дней. Потрудитесь хотя бы объяснить почему.
Я отвернулась — не могла больше видеть его лицо, выдерживать его взгляд. Теперь Норвуд стоял за спиной, а передо мной расстилалось озеро. Тихое, спокойное. Но и оно как будто смотрело и осуждало.
— Из женской глупости, почему ж еще, — хотела ответить с сарказмом, а получилось — с горечью. — Ни один здравомыслящий человек не станет всерьез надеяться, что за неделю можно влюбиться самому и вызвать какие-то чувства у другого. Тем более, если этот другой не умеет влюбляться в принципе. Но я не могла не попробовать.
Я обхватила себя руками. Как же холодно. И мерзко. Почему мне и в голову не пришло, что рано или поздно Норвуд узнает правду, и чем позднее, тем сложней будет объяснить свое молчание? Ну в самом деле… ведь еще вчера думала о мечтах, которые хотелось бы успеть осуществить… и что у него они тоже наверняка есть.
— Простите, — сказала тихо. — Я испугалась. Это была «русская рулетка», есть такое понятие в вашем мире? Или — или, могло сработать, а могло все испортить. Шарлотта так и объяснила: если я скажу вам правду, это или обернется беспроигрышным шансом, или гибелью для обоих, нельзя предсказать. Я не смогла… не хватило сил взять на себя такое решение. Тем более… даже если бы вы не были таким сухарем, я думаю, ни один мужчина не влюбится под страхом смерти. Это… унизительно. А мне все-таки хотелось… чтобы у нас что-то получилось. Мне… очень жаль…
Только не расплакаться. Не после его презрительного «рыдали по углам»…
— Я вообще сомневаюсь, что страх смерти может пробудить хоть какие-то чувства, кроме, собственно, страха смерти. Хоть у женщин, хоть у мужчин. А судя по вашему настроению, и в вас он ничего иного не пробудил.
Норвуд замолчал, как будто ждал от меня какой-то реакции. Возражений, может быть? Это был вопрос? Я задумалась. Должно же быть что-то кроме… пусть я вынуждена была обратить внимание на Дугала… постараться в него влюбиться… точно так же, под страхом смерти, как считала унизительным для него? Но ведь… Нет. В какой-то момент это перестало иметь значение. Сама не знаю, когда именно, и уж тем более — почему, но… Не дождавшись моего ответа, Норвуд заговорил, и едва родившаяся мысль ускользнула.
— Мне тоже жаль, что вы не сказали сразу. Тем более, плохой финал один и тот же, что с рулеткой, что без нее. А вот лишний раздражитель в виде мисс Блер и ее странностей мог бы безболезненно самоустраниться.
— И еще один, в виде Академии? Я, кстати, так и не узнала, могу ли просто бросить все… глупо, да?
— Нет, логично. Вы же решили бороться за жизнь.
— Мне обидно, — слово вырвалось само, я даже удивилась. Вот оно! То самое, что я не могла понять, та самая ускользнувшая мысль. Если бы не этот срыв и не закономерно вытекающий из него очередной приступ взаимной откровенности… Я вообще не знала, что такое может быть — не понимать, что именно ты чувствуешь, пока это чувство не вырвется случайным словом. — Вы сказали — только страх смерти. Трудно поверить, но обида сильней. Почему? Стоит встретить мужчину, который тебе по-настоящему нравится, как обязательно случается какая-нибудь глобальная задница. Теперь вот — вообще со смертельным исходом.
— Надеюсь, мисс Салливан, — помолчав, сказал Норвуд, — что речь не обо мне. Иначе, пожалуй, я и правда решу, что с вами что-то серьезно не так.
— Почему? — он издевается, что ли⁈
— Потому что разумной женщине с чувством собственного достоинства не может нравиться человек, который относится к ней, как я к мисс Блер.
Я замотала головой.
— Но ведь я — не она! И мое мнение о ней во многом совпадает с вашим. Я не принимала ваше отношение на свой счет. Наверное… до вчерашнего дня, да.
— Вчера вы уже не были мисс Блер. И какие бы мысли по вашему поводу меня не посещали, доводить вас до слез я не планировал. До сих пор не понимаю, что произошло. Хотя, как я уже говорил, вчера вы вообще весь день балансировали где-то на грани.
— Наверное, это из-за сна. Сначала, — мне вспомнился собственный портрет в синих тонах, и снова стало не по себе — до озноба. — А потом… вы не заметили, вчера меня весь день преследовали мелкие, но досадные неприятности? Под конец так даже и не мелкие.
— Улетевший зонт, коварная лужа, убийственный Вольгер, впечатляющее падение в буфете. Что-то еще, чего я не видел?
— И весь мой кофе оказался на вас. Хорошо хоть не обварила.
— Последствия падения. Вполне можно посчитать за одну неприятность.
— Но большую. А потом Эпплстоун начал меня клеить, а вы решили, что я с ним флиртую. И это стало последней каплей.
— То есть, вы с душераздирающим видом и в невменяемом состоянии ринулись порталиться оттуда, откуда это в принципе невозможно, рискуя размазаться тонким слоем по защитному куполу Академии, потому что… решили, что я решил. Замечательно. Возвращаемся к вопросу об ошибочных выводах, которые могут иметь летальные последствия.
В его голосе искреннее удивление смешивалось с ехидством, но меня потрясло не это. Так потрясло, что я даже повернулась снова к Норвуду, взглянула в лицо. Не шутит. Предельно серьезен… кажется.
— Я не знала, — прошептала я. — Не знала про защитный купол. Мне казалось, это просто… ну, не принято. Как банальная вежливость — в дом заходят через дверь, а не через окно.
Норвуд несколько секунд изумленно и молча смотрел на меня. Потом закрыл лицо рукой. Классический фейспалм, в переводе не нуждается. Надо же, и в другом мире он есть.
Но неужели все настолько серьезно?
— Эта защита и в самом деле могла убить? Но ведь… всего лишь Академия. Не военная база какая-нибудь, не тюрьма. Студенты. Практически дети!
— Дети не прорвут защиту, слишком нестабильная магия. Да и сил не хватит. Студентам — незачем. Защитный купол ощущается физически, всем известно, чем он опасен. Вы часто суете пальцы в огонь, зная, что он жжется?
Я молча помотала головой.
— Представьте, что вчера запрыгнули в него целиком. Вас спасло проклятие, не иначе. Как это ни парадоксально. Положено семь дней — значит, они у вас будут, невзирая на любые убийственные сумасбродства. Впрочем, не советую испытывать судьбу еще раз. С проклятиями не шутят. Как и с ритуалами.
— Чтобы снова не влезть куда-то по незнанию, надо знать, — я посмотрела на озеро, оно манило, притягивало взгляд, словно нашептывало что-то. — Где мне взять все эти знания? Кто станет рассказывать взрослой потомственной ведьме об элементарных вещах?
— Хотел бы я сказать, что об этом должна была позаботиться мисс Блер, если уж она по какой-то причине взялась вас наставлять. Но, похоже, ума ей призрачность не добавила.
Я рассмеялась. Правда, смех прозвучал как-то странно. Совсем не радостно.
— Она научила меня быстро делать прическу, варить кофе и открывать порталы. И вовремя показала тот щит, в лаборатории. Ну и в самом начале объяснила, куда я попала и почему. Ах да, и предложила пользоваться ее домом и банковским счетом. Вот… все, собственно.
— Гениально, — оценил Дугал. Кажется, он был недалек от фейспалма-номер-два. — Умение делать прическу — жизненно необходимо для адаптации в магической среде. А откуда вас притянуло, мисс Фрейя Салливан? Судя по имени, не издалека, но упомянутый вами «ваш мир» говорит об обратном.
— Из Лондона. Но мир другой, вы верно поняли. Параллельный? Магии у нас нет. География, насколько я успела узнать, совпадает, а вот быт совсем другой. Я до сих пор толком не разобралась с той штуковиной, которая у вас вместо телевизора. Или компьютера? Не знаю даже. И эти заказы по карточкам, и порталы, конечно, и… да все! Та же одежда. Мне пошили гору всего за какой-то час, и оно не мнется! — Норвуд закатил глаза, и я смутилась, снова отвела взгляд к озеру. На темной воде промелькнул и исчез солнечный блик. Но откуда здесь взяться солнцу, ведь небо по-прежнему серое, целиком затянутое тучами. — Чисто женские эмоции, да? Одежда, заказы, телевизор. Но вы не представляете… это так странно. Когда на первый взгляд мир тот же, а на самом деле…
— Теперь понятно, почему вас так заворожил биом Честера. А что, пирогов там тоже не пекут? — усмехнулся он.
— Не знаю почему, но ваши — вкуснее. Помните коробки из-под пиццы?
— Такую выставку я вряд ли скоро забуду.
— Просто никогда раньше не ела настолько вкусной. Да и остальное, что пробовала… Единственная еда, которая меня не впечатлила в вашем мире, это бисквит Маскелайн. Слишком сладкий.
— Мадам директриса наделена множеством талантов, но кулинария в этот перечень не входит. Хотя разделить мнение о ее бисквите не могу. Не пробовал. — И тут же спросил: — Вам здесь нравится?
— Да, — быстро ответила я. — Интересно. Невероятно. Сказочно. Столько нового, такого, что всегда считала невозможным. И самое удивительное, что есть шанс научиться самой, а не только смотреть.
— Чему, например? И пойдемте отсюда, мы скоро врастем в берег и останемся здесь навечно в виде изваяний самим себе.
— Да хотя бы вот этому, — я подергала пончо. — Мне бы в школу, а не в Академию, я ведь даже не знаю, на самом деле, чему именно могла бы научиться.
Вдоль обрывистого берега шла тропинка, узкая, едва заметная. Не похоже, чтобы здесь часто гуляли. Даже странно — такой красивый, волнующий, притягательный вид. Да… притягательный. Смотрела бы и смотрела в темное зеркало озера. Пока не увижу…
— Кем вы были там, у себя?
— Журналистом, — рассеянно ответила я. Мысль, яркая, манящая, вильнула хвостом и исчезла. Что я хотела увидеть в озере? Что-то важное. Надо вспомнить.
— Ну да, «ездить по миру и писать обо всем», теперь понятно, — сказал Норвуд. Откуда он… А, ну да, вчерашний вечер и мои откровения. Спросил насмешливо: — Светские сплетни? Биржевые сводки? Расследования?
— Любые интересные для нашей аудитории темы. Прежде всего, конечно, сенсации, но на каждый день сенсаций не напасешься. — Я хмыкнула и призналась: — Терпеть не могу слова «наша аудитория», но надо же, привязалось. Почему не сказать просто — «людям»? Но владелец, а за ним и главный редактор, делят людей на «нашу аудиторию» и всех остальных. По каким именно признакам, я так толком и не поняла. Разве что платежеспособность? Мои любимые темы — околонаучные бредни и суеверия, медицина и оздоровление и всякое случайное, на что можно наткнуться, просто гуляя по городу. Ну, знаете… что-то вроде «Вчера сотни людей на вокзале Кингс-Кросс видели полярную сову и даже успели заснять эту необычную для Лондона птицу. Сова улетела в северном направлении, ни один из зоопарков или зоомагазинов не заявил о пропаже. Что это — нетипичная миграция? Или… Неужели сами-знаете-что — правда⁈»
— Сами знаете что? — переспросил Дугал.
Я рассмеялась, на этот раз от души.
— У нас есть книга, очень популярная. О волшебном мире и о мальчике, который отправляется учиться магии с вокзала Кингс-Кросс. Полярная сова — ручная птица этого мальчика, а «сами-знаете-что» — отсылка к прозвищу главного злодея: «Сами-Знаете-Кто».
«А еще там было озеро. Похожее на это…» — я перевела взгляд на темную, гладкую, словно шелк, воду. Разве она вот только что не была покрыта рябью? Странно. Но красиво, как же красиво! Почему на том берегу нет замка вроде Хогвартса? Или… а вдруг он там есть, просто невидим для чужаков?
— У нас ваш мальчик далеко бы не уехал. Вокзал Кингс-Кросс давным-давно стал обычным памятником архитектуры. Торговая площадь, кафе, зрительные залы.
Я тряхнула головой, возвращаясь мыслями к разговору.
— А у вас есть вокзалы⁈ Я думала, порталы прекрасно заменяют весь транспорт.
— Не весь. Крупные группы или грузы перевозят поездами или баржами. Но путешествие по реке или по железной дороге популярно еще и у любителей романтики. Молодожены, некоторые подростки. Или, наоборот, пожилые пары, впадающие в детство. Для полноценного круиза придется фрахтовать отдельный лайнер, это не каждому по средствам, но на небольшие расстояния желающих набирается достаточно. А еще есть любители подняться повыше. Частные самолеты, воздушные шары, дельтапланы…
Мне представилось, как лайнер, похожий на «Летучего Голландца», поднимается из глубин озера. Ну да, как в фильме…
— А корабли могут перемещаться порталами?
— Теоретически — несомненно. Но выстроить по периметру сотню, а то и две, сильных магов и заставить их работать до магического истощения никому в голову не приходит. К счастью. Перемещение живых существ требует гораздо меньше магических вливаний, чем крупные предметы. К примеру, я, не слишком напрягаясь, способен перенести десяток человек. Не через весь земной шар, разумеется, но все же. А вот с яхтой или даже небольшой лодкой будет сложнее. На тот берег через это озеро — да. Дальше — вряд ли.
Я снова посмотрела на озеро. На дальний берег, невольно оценивая расстояние. Шагнула ближе… еще… я хочу… заглянуть в это зеркало… увидеть…
Нога поехала вниз, я махнула руками, пытаясь удержать равновесие — как во сне, потому что упасть было не страшно, может, даже необходимо. Мне ведь нужно туда, вниз? К зеркалу? На ту его сторону? Там волшебство… и там кто-то ждет, я чувствую. Ждет, скучает и зовет.
— Осторожней! — резкий рывок едва не вывернул руку из плеча, Норвуд дернул на себя и тут же перехватил за талию. Мгновенный всплеск боли вернул в реальность. Я ошарашенно смотрела вниз, на подернутую мелкой рябью воду, в которой отражались холмы и хмурое небо, и на камни под ногами: на одном, у самой кромки обрыва, остался смазанный след моего каблука. — Вы в своем мире тоже постоянно пытались куда-нибудь свалиться? Или это дурное влияние нашего?
— Думаю, это с непривычки, — медленно, выплывая из транса, словно из темных глубин на свет, отозвалась я. — Шарлотта двигается по-другому. Иногда кажется, что у нее даже центр тяжести не в том месте! Но сейчас… сейчас не только из-за этого. Еще озеро. Оно как магнит. Как огонь — мотылька. Притягивает.
Хватка Норвуда вдруг стала жестче. Сильнее.
— Келс, — сказал он непонятное. — Похоже, мы слишком громко друг на друга орали. Разбудили. Тянет, значит. Интересуется. Любопытен не в меру, как и всегда. Или учуял проклятье. Готовы посмотреть в глаза живому воплощению древней магии, мисс Салливан?
— Там правда кто-то есть? Мне не показалось⁈ Живой и скучает? Вы его знаете?
— Я так понимаю, это согласие? Сколько вопросов вместо одного короткого «да».
Отпускать мою талию Норвуд и не подумал, мы так и перенеслись на другой берег. Он был пологим, песчаным, плавно спускался к самой воде, и эта вода подбиралась ближе, колыхалась, ластилась к ногам, слегка задевая носки ботинок Дугала и моих туфель, оставляя на них мокрые следы, но не просачиваясь внутрь. Плеск волн изменился, стал… звонким? Отчетливым и как будто живым.
— Выходи, Келс. Я уже знаю, что ты не спишь. Зачем тебе понадобилась мисс Салливан, мог бы позвать меня.
И снова я почувствовала… не словами, не образами, скорее — эмоцией. Отторжение? Недоверие? Кто бы ни обитал в озере, я для него была чужой.
Я посмотрела на Норвуда: он тоже это почувствовал? Захотелось оказаться подальше от воды… хоть на несколько шагов, хотя еще вопрос, спасут ли они меня, если «живое воплощение древней магии» решит напасть. Но Дугал по-прежнему держал за талию, крепко и уверенно, и это придавало храбрости. Наверное, он знает, что делает?
— Хватит, — сказал нетерпеливо. — Я понял. Ты не доверяешь. Но зачем-то тебе понадобилось тащить ее в воду. Так выходи и дай на себя взглянуть.
Озеро пошло крупными высокими волнами. В самом центре вздыбилась одна, гигантская, девятый вал, не меньше. Забурлила, запенилась вокруг вода. Засвистел в ушах откуда-то налетевший ветер, пригнул деревья. На том берегу, откуда мы перенеслись, покатились в озеро замшелые валуны.
Гигантская волна помчалась, расходясь кругом, к берегам, становясь все выше, изгибаясь хищным пенным гребнем. Выше деревьев, выше обрывистого дальнего берега. Цунами! Нас же сейчас снесет! Снесет, утопит, размажет по камням, а то, что останется, утащит на дно озера… но нам уже будет все равно.
Логично было бы завизжать. Помчаться куда-то в панике. Но у меня ноги словно приросли к земле, и голос, хоть и показался не моим и не Шарлоттиным, а абсолютно чужим, прозвучал спокойно:
— Кажется, двух дней у нас уже нет.
— Позер, — так же спокойно сказал Дугал. — Все возможные эффекты для неподготовленного новичка. Все для вас, мисс Салливан! — И прокричал в сторону взбесившегося озера: — Хватит! Мы впечатлились по самую печень! Боимся и преклоняемся!
Налетел еще один порыв ветра, чуть не сбивший с ног, и вдруг, словно по волшебству, — хотя почему словно⁈ — все успокоилось. Озеро снова было идеально гладким, тихим, зеркальным. А прямо перед нами поднимался на поверхность полупрозрачный, гигантский, сотканный из воды и пены конь. Пенная грива стекала по его шее, переливалась черно-синим цветом мощная широкая грудь, даже мышцы на ней отчетливо просматривались. Появлялась над водой спина, мощный округлый круп. Взмахнул над волнами пенный хвост. Ударили по водной глади, выбив фонтаны брызг, огромные копыта. Я вдруг заметила, что вжалась в Дугала, вцепилась в его руку, словно ребенок в поисках защиты. Когда? Не знаю. Хотела разомкнуть пальцы, но не получилось. Стало неловко, но… раз он не возражает…
Длинная шея изогнулась дугой — к нам. С полупрозрачной морды смотрели на меня абсолютно живые, осмысленные, пылающие жутким лиловым огнем глаза.
— К-келпи? — слово словно само выплыло на поверхность сознания, как этот монстр из глубин. Хотя я была уверена, что те келпи, о которых читала в нашем фэнтези или слышала в легендах, не настолько жуткие.
— Да. Я не возьмусь произносить его настоящее имя. Там полторы сотни звуков, плохо адаптированных к человеческой речи. Поэтому просто Келс.
А конь все рос. Гарцевал на поверхности воды, показывая себя во всей красе, высотой сравнялся с краем обрыва, с верхушками деревьев…
— А поменьше? — спросил Дугал. — Мания величия, я понимаю. Но мисс Салливан уже все осознала и прониклась, больше красоваться не перед кем.
Клянусь, будь я на месте Дугала, от такого уничижительного и осуждающего взгляда сгорела бы от стыда и осыпалась пеплом. Или провалилась сквозь землю. А тот ничего, стоял как ни в чем не бывало. Только, чуть помедлив, усмехнулся и сказал:
— Ну прости. Ты же знаешь, что я не ценитель твоих выступлений. Знакомьтесь. Я не стану вмешиваться.
— Эм-м… привет? — неуверенно спросила я. Конь презрительно фыркнул, из ноздрей вырвались облачка пара. — Знала бы я, как с такими знакомиться… Надеюсь, им не приносят девушек в жертву.
— Не подавайте ему таких идей. Вдруг заинтересуется.
Конь снова фыркнул, переступил копытами, на этот раз так легко, что даже ряби по воде не побежало. И начал уменьшаться.
И уплотняться. Когда стал размером с обычного коня — утратил прозрачность. Перед нами на поверхности озера стоял вороной конь с лоснящейся шкурой, с длинной белой гривой и хвостом, с лиловыми выразительными глазами. Красавец! Но, не знай я его истинной природы, ни за что не догадалась бы!
Он вышел на берег, к нам. Ткнулся мордой мне в лицо, словно обнюхивая. Он был мокрым и пах озером — водой и тиной, прелой мокрой листвой, рыбой и водорослями. Но я слышала его дыхание. И, рискнув потрогать, ощутила под пальцами горячее и живое. Гладкую шерсть, сильные мышцы под ней.
— Ты красивый, — искренне сказала я. — Боже, никогда бы не подумала, что могу встретить настоящего живого келпи! И даже прикоснуться к нему. Что-то такое же сказочное и нереальное, как порталы и… все остальное. Хотя нет. Внушительней.
— Своевременное уточнение, — заметил Дугал. — Келс обидчив и самолюбив. Сравнить его с какими-то порталами, пусть даже и в превосходной степени…
Келс как-то очень демонстративно клацнул зубами. Тут только я заметила, что зубы совсем не лошадиные. Клыки, как у хищника. Некстати вспомнилось, что келпи из наших легенд — коварные людоеды.
— Нет, не буду просить тебя покатать, — я крепче вцепилась в Дугала.
— Зря. Это познавательно и, пожалуй, захватывающе. Но катает Келс только тех, кто ему нравится и к кому он привык. Да и то после невыносимо долгих уговоров. Считает, что это ниже его достоинства. Так что вам еще рано.
— В последние несколько дней моя жизнь и так… познавательна и захватывающа. Даже если… если вдруг окажется, что у нас с ним есть время друг к другу привыкнуть. Боюсь, что невыносимо долго уговаривать придется и его, и меня.
Келс коротко заржал, вскинув голову. По моему лицу мазнула мокрым холодом грива. И… как будто меня всю обдало таким же холодным, леденящим неодобрением.
— Он обиделся? — спросила я.
— Он считает, что любой нормальный человек, в том числе вы, должен жаждать на нем прокатиться. Да, пожалуй, жаждать — самое подходящее слово. Но катать вас сейчас он не станет, хотя ему даже слегка хочется — из чувства противоречия, не иначе. Для начала придется заслужить его симпатию и одобрение. Как? Не спрашивайте. Он сам еще не знает, что полезного и приятного от вас можно получить. К тому же вы не связаны с землями, которые он подпитывает своей силой, — Дугал замолчал, но почему-то показалось, что это не все. Что прямо сейчас он прислушивается к чему-то, что не слышно мне. — Да, хорошо, я понял. И потому что вы не входите в семью, которую он хранит. Именно поэтому ему приходится ждать, пока я косноязычно и неполноценно переведу на человеческий то, что он с легкостью мог бы вложить вам в голову. Но с чужаками он так общаться не собирается. Это тоже ниже его достоинства.
— То есть… значит, он хранит вашу семью? Так бывает⁈ Или у вас это обычное дело?
— Не совсем обычное. Можно сказать, что такое случается, хотя и крайне редко. Мы привыкли считать, что нам повезло. В какой-то степени. Келс живет здесь не первую тысячу лет. Подозреваю, что он — порождение этого озера и появился одновременно с ним. И предкам моей матери, которые поселились на этих землях очень давно, каким-то чудом, не имеющим отношения к магии в нашем понимании, удалось с ним подружиться. — Дугал снова прервался. — Хорошо-хорошо, не подружиться, а умилостивить.
Келпи фыркнул, но на этот раз мне почудилось одобрение. Это что — я начинаю его понимать?
Я снова протянула к нему руку, погладила теплую и живую конскую морду. И, словно по наитию, сказала:
— Если все обойдется… если я еще вернусь сюда. Тогда… — Если… тогда… как же хочется хотя бы надеяться! Может, я просто занялась самообманом? Якоря в виде обетов и обещаний, это же такая давняя, знакомая каждому уловка. Но почему нет, в конце концов? — Очень надеюсь, что мы подружимся. И, обещаю, меня не придется уговаривать на тебе покататься. Только тебя.
Да мне, наверное, море будет по колено! Если… если обойдется. Почему не хватает смелости даже мысленно назвать вещи своими именами? Если случится невероятное чудо, и Дугал в меня влюбится? Человек, не умеющий влюбляться в принципе? За два дня? Даже мысленно звучит слишком смешно, чтобы в это верить. Чтобы поддержать в себе хотя бы тень надежды.
Келпи неожиданно заржал, громко и, кажется, раздраженно. Демонстративно, иначе и не скажешь, развернулся к нам задом, грянулся о воду передними копытами, умудрившись обдать нас фонтаном брызг, и поскакал по озеру.
— Крайняя степень неодобрения, — пояснил Дугал. — От вас разит страхом и безнадежностью. И… ложью, пожалуй. Меня неодобрением тоже окатило, — фыркнул он почти так же, как Келс, стряхивая с себя воду. — За компанию, что ли? Да-да, не трудись, я понял. Люди и так-то глупые существа, но некоторые отличаются особенной глупостью. И он не желает тратить на таких свое бесконечное время. Проклятье его не впечатлило.
— Даже не представляю, что может впечатлить волшебное существо, которое живет несколько тысяч лет. Понятно, что человеческие беды для него — все равно что для нас страдания каких-нибудь букашек, — я с трудом сдерживала слезы. Ненавижу Шарлоттино тело! Почему оно так склонно к истерикам?
— Он считает, что мое время еще не пришло. И если я, вопреки его желанию, все-таки сведу себя в могилу, он проклянет мой род на много поколений вперед. Уж у него-то непременно получится что-то глобальное и впечатляющее, в отличие от этой приворотной человеческой ерунды. И его нисколько не заботит тот факт, что мой род на мне и прервется, а значит, проклинать будет некого. Если вы еще не поняли, мисс Салливан, Келс очень любит поговорить. Как может, разумеется. Подозреваю, что мои предки были не в меру болтливы, иначе им не удалось бы привлечь его внимание.
Озеро расплывалось перед глазами. Я стерла слезы краем пончо.
— Почему так, Дугал? Почему? Столько всего вокруг. Нового. Интересного. А мы… мы… Неужели мы совсем ничего не можем сделать⁈
— Он считает иначе. Успокойтесь, не добавляйте ему поводов для осуждения и злорадства.
Келпи встал на дыбы точно в центре озера, грянул копытами, снова пустив огромную, злую, похожую на цунами волну. На этот раз я совсем не испугалась. То ли чувствовала, что на самом деле нам не желают вреда, то ли… было все равно? Кому суждено умереть от проклятия, тот не утонет?
Волна поднялась мутно-прозрачной стеной. Похоже на толщу плохого стекла, с вкраплениями мусора, с воздушными пузырями. В глубине этой волны плыла серебристая рыба, а по ту сторону угадывался размытый скалистый берег. Постояла перед глазами, словно раздумывая, сожрать нас или нет, и исчезла. Келса тоже не было. Ровная водная гладь больше не казалась ни страшной, ни волшебной. Самое обычное озеро.
И вдруг Дугал… засмеялся. Нет, заржал. Совершенно неприлично, взахлеб, с каким-то даже то ли постаныванием, то ли подхрюкиванием. Я настолько не ожидала подобного, что вывернулась из ослабевших объятий, обернулась и уставилась на него, пытаясь понять, что произошло. Что может быть смешного в нашей ситуации⁈
— Он сказал… — Дугал запнулся, снова подхрюкнул, замотал головой. — Чертова лошадь. — Фыркнул и объяснил почти спокойно, лишь иногда срываясь на сдавленный смех. — Келс велел передать. Из переводимого… Когда вы перестанете пахнуть и выглядеть как э-э-э… безнадежно влюбленная русалка в период первой линьки — ничего точнее в голову не приходит — он вернется и, так уж и быть, покатает, потому что из вас может выйти толк и… вероятно, даже приличные для двуногих жеребята.
— Вот спасибо, — пробормотала я. — Линяющая русалка, как это… свежо. И… да, зримо. Наглядно.
«И хотела бы я знать, как этот недожеребец догадался о безнадежно влюбленной? Почуял?» — от мысли стало… неуютно, пожалуй. Воплощение древней магии… О чем еще он может догадаться? Вопрос неверный. Можно ли от него в принципе что-то скрыть, или осведомленность этого существа ограничена лишь его же любопытством?
— Наглядно было у меня. Вам повезло, поверьте. Мне он показывает это все в красках. В картинках.
— Но вы смеялись, — тут меня осенила еще одна мысль, странная, невозможная… наверное, слишком невозможная. — Если вы можете над этим смеяться… если вообще можете ТАК смеяться! Значит, все не совсем уж безнадежно?
Дугал посерьезнел, прищурился. Молчал. Рассматривал меня с каким-то исследовательским интересом.
— Я не сторонник беспочвенных иллюзий, мисс Салливан. И терпеть не могу гадать и предугадывать. Поэтому не собираюсь вас обнадеживать. Но хоронить нас обоих раньше времени я бы тоже не стал. Пойдемте, — он взял меня за руку и, уже шагая в портал, добавил: — Вы не носите малиновых штанов. Это серьезно повышает наши шансы.