Влюбись за неделю

Глава 6 День шестой: суббота

Проснулась я рано и, как ни странно, в отличном настроении. Вчера вернулась от Дугала — то есть от Сабеллы — поздно и могла сказать, не покривив душой, что из проведенных здесь дней этот был лучшим.

После знакомства с келпи Дугал вернул нас не в беседку, а к клумбе с флоксами. Сказал:

— Не думаю, что имеет смысл сидеть с гостями и разговаривать ни о чем. В этом саду растут не только флоксы. А кроме сада есть еще парк.

— А мне еще нужно отчитаться о вашей экспериментальной смеси? — я улыбнулась. — С чего начнем?

Парк был огромным, старинным. Большая его часть напоминала скорее слегка окультуренный лес — замшелые вековые деревья, густой папоротник, в котором терялись едва заметные тропинки. Ручей с перекинутым через него бревном вместо мостика. Я остановилась в нерешительности: бревно совсем не казалось надежным, и Дугал, взяв меня за руку, попросту перешагнул на другой берег. Порталом.

После озера говорить о чем-то не хотелось. Сеанс наполовину вынужденной откровенности, упреки Дугала, истерика, острый приступ вины, а на закуску — знакомство с келпи вымотали меня. Хотелось тишины. Но общество Дугала, как и его молчание, не тяготило.

Из парка снова вышли в сад. Здесь чувствовалась рука человека со вкусом. Уголок возле беседки оказался не единственным, где применялись климатические чары. Был еще небольшой кусочек джунглей возле водопада, служивший пристанищем невероятному количеству орхидей и бабочек. Плодоносящий малинник — каждая ягода размером с крупную вишню! Дугал сорвал несколько, кивнул мне:

— Угощайтесь. Пользуйтесь моментом, пока не появился Борвур. Будет ворчать и заболтает хуже Келса. Угомонить его может только «дорогая мисс». У матери особый дар, она умиротворяет все окружающее.

— Борвур — это кто? — я сорвала ягоду. Сладкая и удивительно душистая! Понимаю этого… Борвура.

— Увидите, — усмехнулся Дугал и кивнул на усыпанные гроздьями малины ветки.

Мы ели наперегонки, прячась среди высоких кустов, как тайком забравшиеся в чужой сад ребятишки. Это было… весело, пожалуй. В стиле беззаботных детских приключений. Ровно до того момента, когда прямо передо мной из листьев высунулся длинный рыжий нос с черным кончиком-кнопкой. Нос дергался, а обладатель этого носа фыркал и вздыхал. Правда, рассмотреть его в зарослях не получалось, но от этого было только хуже. После келпи… кого еще здесь ждать? Меня, наверное, не удивил бы и говорящий по-русски медведь с балалайкой.

— Безобразие. Прочь! Прочь отсюда, гнусные воришки! Моя малина!

Я чуть не подавилась ягодой: оно и вправду говорило! Ну, хоть не по-русски, и на том спасибо…

— Сладкая, сочная, медовая, пряная. Моя малина! Душистая, сахарная, отборная! Убирайтесь!

— Ну вот, — Дугал отвлекся от своего куста и легонько щелкнул непонятного Борвура — это, конечно, был он — по носу. — Твоя малина, твоя смородина, твои яблоки и сливы. Однажды ты лопнешь от жадности, я уже предупреждал.

— Если бы ты, бестолковый мальчишка, бывал здесь чаще, то знал бы, что у дорогой мисс уже закончился сезон варенья. И Борвур лично помогал собирать! Тридцать фунтов персиков, отборных, медовых, огромных, прозрачных, лакомых! Пятьдесят фунтов слив…

— Пойдемте, мисс Салливан, иначе мы будем слушать это до следующей весны.

— А ну стой, мальчишка! Я еще недоговорил!

— Ты в принципе не способен договорить. У тебя врожденное словоблудие, Борвур. Зато, я смотрю, уже не оглушаешь кашлем все окрестности. Сироп вышел удачным. В следующий раз подмешаю тебе туда зелье онемения.

Я сорвала последнюю ягоду, и мы сбежали, а вслед еще долго неслось: воришки, безобразие, сорок фунтов… сочных, румяных, спелых… дорогая мисс… мальчишка… малина…

— Я так и не поняла, кто это, — почему-то шепотом призналась я.

— Садовод-любитель, — хмыкнул Дугал. — Вообще-то он из лесных магических тварей. Лещинник. Но пылает нежной любовью к плодовым деревьям и ягодам. Явился сюда давно, еще при прабабке, так и живет.

— Надо же… келпи от далеких предков, садовый ворчун от прабабки… — Вот это я понимаю, наследство. Поинтереснее помпезных особняков и счета в банке.

Да, особняк, имение, поместье — не знаю, как назвать? — Сабеллы оказался гораздо удивительней коттеджа Шарлотты. Волшебнее. После него мелкие бытовые чудеса, с которых уже привычно началось мое утро, казались чем-то таким же простым и малоинтересным, как выпуск новостей по телевизору. Сварить кофе одним движением руки? У меня, кстати, кофе получался гораздо хуже, чем у Сабеллы, и вчера она объяснила, почему: настоящие мастера очень тонко регулируют температуру. Шарлотта не была даже любителем, так — дилетантка. Прическа? Я покачала головой. Надо было видеть реакцию Сабеллы, когда Дугал сказал ей:

— Представь себе, мисс Блер сочла умение делать прическу более важным, чем информацию о закрытой от перемещений зоне Академии. А мисс Салливан решила опровергнуть неизвестные ей законы магической безопасности и открыла портал на кафедре. Почему бы, собственно, нет. Отличный способ убиться зрелищно и с гарантией.

Я виновато развела руками в ответ на полный ужаса взгляд. Повторила то же объяснение, что уже дала Дугалу:

— Я думала, так просто не принято.

А он добавил:

— Отделалась умеренным истощением. И то, строго говоря, я не уверен, что к истощению не приложила руку душераздирающая истерика. Судя по достаточно быстрому эффекту от моей экспериментальной смеси.

— Номер две тысячи двести сорок три. Пятый опытный образец. Без перца, — уточнила я. Просто чтобы Сабелла улыбнулась.

Когда мы вернулись из сада, в беседке было пусто. Сабелла ждала нас в доме и, кажется, даже не удивилась, когда поняла, что Дугал обо всем знает. Наверное, нашу затянувшуюся прогулку только так и можно было объяснить. Зато Эльза и Честер уже ушли. И я могла больше не притворяться Шарлоттой.

Мы сидели в гостиной и пили чай с вареньем из тех самых персиков, о которых с таким восторгом бормотал Борвур. На лице Сабеллы читалось облегчение. Ей, наверное, тоже нелегко было молчать и делать вид, что ничего особенного не происходит. Хорошо, что Дугал не стал требовать объяснений от нее. Может, ему моих хватило, чтобы сделать выводы и о ней тоже, а может, просто не захотел лишний раз касаться болезненной темы.

Но после новостей о моей патологической магической безграмотности Сабелла решительно заявила:

— С этим нужно что-то делать. Если бы я знала… да хотя бы могла предположить, что все настолько запущено! Конечно, девушка, всю жизнь прожившая вообще без магии, не освоит все сразу, я на это и списывала те ваши промахи, которые замечала. Но абсолютно ничего не знать и не уметь! Вам невероятно везло все эти дни, не иначе.

Дугал хмыкнул, умудрившись в одном этом звуке передать все, что думает о моем невероятном везении и столь же невероятном умении вляпываться в идиотские ситуации и выставлять себя на посмешище. И они вдвоем принялись заполнять хоть какими-то знаниями мою, как выразился Дугал, «девственную пустоту». Честное слово, с трудом удержалась от пошлой шутки!

«Основы выживания в магическом мире» начались с того, на чем я уже чуть не «размазалась»: защитных куполов от несанкционированных перемещений. Оказалось, портальная сеть гораздо упорядоченнее и дает меньше свободы, чем мне представлялось. И личное пространство людей, и общественные учреждения защищены от незваных гостей очень жестко. Заодно мне рассказали о других видах перемещений и возможностях попасть «из пункта А в пункт Б» — их оказалось немало. Не все жители этого мира обладали магической силой, а открывать порталы могли только маги, поэтому был здесь и общественный транспорт, и такси, и поезда, и самолеты. Была целая индустрия карманных частных порталов — они получались маломощными, могли перенести лишь одного человека и на небольшое расстояние, зато воспользоваться мог любой. Их покупали для школьников, такими порталами добирались на работу и домой, но главное — каждый, маг или нет, обязан был иметь при себе такой портал, настроенный на больницу скорой помощи. Это входило в систему медицинского страхования.

В вещах Шарлотты я такого не видела.

— Скорее всего, спрятала перед ритуалом, — предположила Сабелла. — Иначе его настройки сработали бы на темную магию.

— И была бы сейчас жива, хоть и по уши в неприятностях с законом, — добавил Дугал.

После чего мы логично перешли на магическую медицину, законы, полицию… а потом вдруг оказалось, что уже далеко за полночь, а моя бедная голова не способна впустить ни кусочка новой информации, пока в ней не уляжется все увиденное и услышанное за сегодня.

— Встретимся завтра, точнее, уже сегодня, — сказал Дугал. — У меня лекция взамен той, что пришлось отменить из-за убийственного герра Вольгера, а потом — весь остаток дня в нашем распоряжении.

Я посмотрела на часы. Лекция начнется в половину одиннадцатого, сейчас — без пяти девять. Прекрасно. Можно успеть применить полученные вчера знания — приобрести предписанный законом портал в госпиталь. Заодно поем где-нибудь в Лондоне. Или лучше в Эдинбурге?

Мысль об Эдинбурге по вполне понятной цепочке ассоциаций потянула за собой другую — одеться понаряднее. Да хотя бы в то самое «почти вечернее», оно же «совсем-не-вечернее» платье, в котором однажды уже туда отправлялась. Посмотрелась в зеркало, уложила волосы… готова? Готова. Надеюсь, на этот раз портал сработает по нужному адресу, а не в глубь шотландских болот.

Первое осмысленное — то есть с полным знанием всех возможных опасностей и последствий — путешествие по портальной сети прошло удачно. Я погуляла по Эдинбургу, нашла госпиталь и без проблем получила портал. Простой белый кругляш с красным крестом, такой же, как Сабелла вчера показала. Они стандартные, даже названия больницы нет, срабатывают на ближайшее приемное отделение.

Зашла в небольшой ресторанчик с итальянской кухней. Пиццу брать не стала — решила разнообразить меню. Заказала овощной салат и лазанью. Порции оказались огромными, взятые на десерт тирамису и крепчайший кофе я впихивала в себя просто из принципа — не оставлять же такую вкуснятину!

А вот теперь можно и в Академию. Посидеть на лекции Дугала — вольнослушателем. Не выгонит же. Вдруг еще и пойму что-нибудь.

Мне хотелось на него смотреть. Увидеть еще одну ипостась устрашающего профессора Норвуда. Интересно было, какой он лектор — уж наверняка получше герра Вольгера! О потерянной лекции плохого преподавателя студенты не волнуются.

Я собиралась заранее дойти до аудитории — это если не придется ее искать — и занять место где-нибудь в углу за колонной. Или, если там нет колонн, еще в каком-нибудь укромном уголке. Но раз уж пришла пораньше, решила наконец забрать свои вещи из туалета на пути к кабинету Маскелайн. Если, конечно, они все еще там.

Уж не знаю, насколько это здесь в порядке вещей, но на плащ и сапоги Шарлотты за два дня никто не позарился. И я чувствовала себя дура дурой, стоя посреди туалета и глядя на собственные вещи, которые даже спрятать было не во что. Наверняка Шарлотта умела наколдовать какую-нибудь сумку! Но я даже не представляла, с какого боку подступиться к этой задаче. То немногое, что я умела, не давало никаких подсказок.

«Ладно, будь проще», — решила я. Взяла сапоги, перекинула плащ через руку, чтобы хоть немного прикрыть это безобразие, и отправилась на кафедру. Оставлю пока там. Воскресенье, риск встретить в коридоре Академии нежелательных зрителей — минимален.

До кафедры добралась без приключений — если не считать таковыми странный взгляд все-таки попавшейся навстречу студентки и непонятных звуков, которые чудились на самой грани слышимости и почему-то очень тревожили. Вой не вой, свист не свист… может, ветер? Но только что погода была чудесная.

Беспокоиться из-за такой ерунды казалось глупым, и я выкинула ее из головы. Тем более что за столом в кабинете сидел Дугал — совсем как в мой первый день в новом мире, с газетой. И, как в первый день, я сказала:

— Доброе утро, профессор Норвуд.

Здесь он и правда был профессором, можно — доктором, только не Дугалом. Но почему-то стало грустно оттого, что не могу назвать его по имени. Не в этом месте, не сейчас. Вчера это было легче.

Газета зашуршала и медленно опустилась на стол. И вот это — уже разительно отличалось от первого дня. А потом я наблюдала, как так же медленно ползет вверх правая бровь Дугала, а взгляд становится насмешливым. По-хорошему насмешливым, без желания уязвить.

— Мисс… Блер, какая неожиданность. Я что-то упустил, или у нас в планах снова прогулки по болотам? Вряд ли вы шли в таком виде, — он кинул мимолетный взгляд на окно, за которым не по-осеннему ярко светило солнце. — Или решили подстраховаться на случай внезапных катаклизмов?

— Я забыла это… позавчера. Решила забрать, раз уж все равно выбралась в Академию. Научите наколдовывать пакеты? Надо во что-то упаковать.

— Колдовать не придется, подходящие пакеты — в левом нижнем ящике стола в лаборантской.

— Прекрасно.

Я отыскала пакеты, засунула в один сапоги, в другой — свернутый плащ. Оставила оба у своего стола. Посмотрела на часы — до начала лекции почти полчаса. Идти в аудиторию заранее и искать место, где Дугал не заметит меня сразу, больше не имело смысла. Спросила:

— Кофе? — хотела предложить чай или кофе на выбор, но вовремя вспомнила, что чай он не любит.

— Вы для этого пришли раньше?

Я улыбнулась.

— Нет. Хотела занять место где-нибудь в задних рядах поближе к двери. Но раз уж я все равно здесь, и нет смысла бежать в аудиторию на полчаса раньше лектора…

— Мне казалось, для неподготовленного слушателя лекция по алхимии ничем не отличается от лекции о приливных гальках.

— Почему бы не сравнить?

— Похвальная, но бессмысленная самоотверженность. Черный без сахара.

Вчера, когда мы обсуждали гениальные методы «обучения» Шарлотты, Сабелла показала кое-какие приемы для варки кофе. Сейчас я решилась повторить. Дугал наблюдал за моими манипуляциями, но не вмешивался. Результат… Хм… Пахло неплохо. Я подала Дугалу его чашку, взяла свою. Попробовала.

— Оу. Совсем не то, что… что было.

Хотя до восхитительного кофе Сабеллы еще, пожалуй, далеко. Ну… есть куда расти.

— Именно поэтому кофе мисс Блер я не пил ни разу в жизни. Значит, не зря. Впрочем, запах был говорящий.

Мой кофе он тоже пригубил с заметным опасением. Знать бы еще, что не так может быть с запахом. Да почему бы и не спросить?

— Что нужно сделать с кофе, чтобы получился «говорящий» запах? И, кстати, о чем он говорил? «Не пей меня, козлом станешь»? — вспомнила я какую-то славянскую сказку. Кажется, русскую. Но здесь ее, похоже, не знали, потому что Дугал едва не поперхнулся и осторожно отставил чашку.

— Этого я могу уже не опасаться. Поздно.

Я не сразу поняла, о чем он. А когда поняла… Кровь бросилась в лицо, я тоже поспешно поставила чашку на стол:

— Послушайте, я совсем не это… не имела в виду! Это вообще… из славянских легенд, кажется, не помню точно. Приятель рассказывал. На переводчика учился, с русского.

— Надо же, — сказал Дугал, задумчиво меня рассматривая. — Мисс Блер так не умела. Я думал, это лицо в принципе не способно краснеть, но наблюдаю подобное уже не впервые. Не оправдывайтесь, вам не за что. Меня можно наградить и не такими сравнениями. И ни одно из них не будет обидным, потому что — правда. Забавным разве что.

— Ничего забавного не вижу, — буркнула я. Хотелось спрятаться за свою чашку, желательно — целиком. — И все-таки, что не так может быть с запахом кофе? Мне любопытно.

— Излишняя горечь от передержки. Кисловатые тона — от несвоевременного добавления воды. Терпкость с легкими нотками горелого от слишком сильного вливания магии, а кисловато-терпкий оттенок — от слишком слабого.

— И это все — по запаху⁈ — да ему парфюмером работать, или дегустатором, или… кому там еще нужен чувствительный к малейшим оттенкам нос? Хотя… он ведь в какой-то мере и есть все это вместе взятое. Зелья и снадобья, бальзамы и сиропы, что там было еще? Эликсиры?

— Иногда по цвету, иногда по консистенции, чаще, если речь о студентах, хватает внешнего вида или минимального представления о состоянии извилин изготовителя. В случае мисс Блер почти все эти пункты причудливо совмещались. Пейте, остынет.

Мы допили кофе в молчании. Как по мне — слегка неловком, но, кажется, неловкость ощущала только я.

Когда поднялась, собираясь помыть чашки, Дугал покачал головой.

— Представьте их чистыми. Блестящими, гладкими, белыми внутри и снаружи.

Я уставилась на стоявшие рядышком чашки. Вот так просто? Представить — и все? Даже никаких взмахов рукой, вроде тех, что показывала мне Шарлотта, или хотя бы мановения брови? Хотя… я ведь уже колдовала так. Не над чашками — над собой и одеждой. Когда руки были заняты ботаническими редкостями Честера. И неплохо получалось!

Даже странно, что потом ни разу не попробовала повторить. Наверное, все дело в отсутствии привычки.

— Можете помахать над ними руками, если вам так проще. Но это необязательно, для незначительных магических манипуляций достаточно обычной визуализации.

— Д-да, — я неуверенно кивнула. Представила чашки белыми. Кофейные потеки никуда не делись. Глубоко вздохнула и, стараясь удерживать мысленную картинку чистых, белых, блестящих чашек, подняла руку и выпустила из ладони поток магии. Чашки засияли, как только что из посудомоечной машины.

— Получилось! — почему-то шепотом воскликнула я.

— Ставлю вам зачет, — хмыкнул Дугал. — Сложнее всего визуализировать образ. Представить до мельчайших деталей и вдохнуть в него жизнь. Насытить магической силой.

— Одежду вчера — так же? Просто представили?

— Да. Но вы уже знаете, что для поддержания несуществующих вещей желательна постоянная подпитка. Везде, кроме мест, переполненных магией. Вчера она не требовалась.

— Закон сохранения энергии? — спросила я.

— Именно.

— А как насчет материи? В смысле, сделать из ничего что-то — разве это реально?

— Считайте это иллюзией. Материальной.

— Она не состоит из молекул и атомов?

— И существует только в вашем воображении. И — или — в воображении окружающих. При этом сохраняя некоторые свойства материального, реально существующего прототипа.

Я покачала головой:

— В это сложно поверить. Просто непостижимо. В голове не укладывается!

— Для нас это так же понятно и просто, как дышать. А вы — привыкнете.

Ну да, если жить с этим с рождения — конечно, будет понятно и просто. А я… да, наверное, привыкну. Со временем.

Привыкну?

— Вы… думаете? — я смотрела в его лицо, пытаясь понять, угадать: он правда имел в виду то, что я услышала, или это классическое «выдавать желаемое за действительное»?

— Я считаю. Хорошее, — сказал Дугал, не отводя взгляда. — К отсутствию малиновых штанов прибавился сносный кофе.

Я снова покраснела. Пробормотала:

— Мужчины! Идеал женщины — без штанов и хорошо готовит.

Заметила на столе знакомый справочник. Тот самый, который отобрала у Эпплстоуна. Не худший способ выйти из неловкой ситуации.

— Он опять забыл? Дайте угадаю, — припомнила свои предположения. — Вы так на него насели, что он сбежал в ужасе? С напутствием думать об учебе, а не мечтать о пляжах и мохито?

— И фактурных девицах. Но если серьезно, мне было не до напутствий после вашей показательной попытки самоубийства. А впечатленному до кончиков волос мистеру Эпплстоуну — не до алхимии. Так что на всякий случай — вы знали об обновлении защитного купола с расшатанным барьером в зоне нашей кафедры.

Я уставилась на Дугала в полном… обалдении — прямо как Эпплстоун, наверное, тоже до кончиков волос — иначе не скажешь.

— Это так выглядело? Попытка самоубийства⁈

— Именно. Правда, сразу стало ясно, что у вас не вышло, — он хмыкнул, — но, согласитесь, когда без видимых причин на ваших глазах творится такое безобразие, оставаться бесстрастным довольно сложно. Я не люблю задачи без решений и вопросы без ответов. Они нарушают логичность пространства.

— А я еще понять не могла, кой черт принес вас ко мне домой. Не сумку же забытую занести, в самом деле!

— Сумка сыграла свою роль. По ней, собственно, было ясно, что дальше дома вас не унесло и что вы все еще живы.

Теперь уже хмыкнула я.

— Не скажите. Женщину не в себе унести может куда угодно, хоть с сумочкой, хоть без. Меня, к примеру, в тот вечер, да и не только в тот, чуть не занесло в Сидней.

— Это снова одна из вещей, о которых вас не сочла нужным просветить мисс Блер. По вещи, принадлежащей магу, можно узнать многое о самом маге. Так что в данном случае женские привычки или сумасбродства значения не имеют. Но Сидней… Да, остается порадоваться, что вам не хватило времени, смелости, склонности к безумствам или чего-то еще, иначе за первой попыткой самоубийства последовала бы вторая. Вероятно, удачная.

— Что-то похожее я предполагала. Ну, то есть, когда только узнала о порталах, и меня осенило, что до Сиднея — не полсуток самолетом, а один шаг. Что должны же быть, наверное, какие-то границы и пограничный контроль, и визы, и еще что-нибудь, о чем я не знаю. И соваться вот так с налету опасно и глупо — размажет еще где-нибудь между Парижем и Токио… А вот об Академии ничего такого и в голову не пришло.

Дугал выразительно пожал плечами.

— Значит, все-таки победил разум. Или то, что от него в тот момент оставалось. Может, даже инстинкт самосохранения.

— А почему вы не спросили прямо? Ну, когда были у меня? О куполе и о том, с какой дури меня понесло порталиться прямо с кафедры?

— В том состоянии, в котором я вас нашел, это было абсолютно бессмысленно. Вы даже на прямом приказе пить чай не могли сосредоточиться. Пребывали в только вам известных тонких материях. Зато методом нехитрых умозаключений ответ на один из вопросов я получил — вы не собирались сводить счеты с жизнью. Даже наоборот — вам не давали покоя вещи исключительно позитивные. Заветные мечты, к примеру. Которые по каким-то загадочным причинам исполниться не могут. Но вы этого страстно хотите.

— И вы сделали вывод, что я не Шарлотта. И все остальные выводы, о которых говорили вчера: не мистификация, не клонирование, не… что там было еще? Знаете, я все не могла понять, приснилось мне или нет ваше «мисс не-Блер». До той самой клумбы с флоксами, возле которой нас настиг момент истины.

— О том, что вы не мисс Блер, я сделал вывод гораздо раньше. Но да, тогда окончательно подтвердилась ошибочность идеи с мистификациями любого рода.

Я покачала головой.

— Зря я так боялась вам открыться. Теперь понимаю. Простите.

— Уже неважно, — он поднялся. — Пойдемте, пора, если вы еще не раздумали посетить лекцию, в которой поймете разве что предлоги.

— Это все моя невезучесть с мужчинами, — пробормотала я себе под нос.

— Еще один момент, на котором вы зациклились и который меня, признаюсь, интересует. Давайте вернемся к нему в более подходящее время и в более подходящем месте. Уж точно не в Академии.

«И если успеем», — я не стала озвучивать эту мысль. Насколько уже узнала Дугала, такое возражение лишь подстегнуло бы его. Устроил бы сеанс копания в моем прошлом при первом же удобном случае. А я совсем не была уверена, что готова рассказывать… ему. С Сабеллой было проще: все-таки есть «чисто женские» темы. Но и ей я не рассказала всего, да она и не спрашивала. Только о последнем…

Но все же, почему Сабелла ему не сказала — о проклятии, оставшейся неделе, обо всем? Раз уж молчать и скрывать правду было ошибкой? Ведь она понимала, не могла не понимать, как ее сын отнесется к такой информации… или к тому, что о ней умолчали.

При Сабелле я спрашивать не рискнула, но сейчас любопытство победило.

— Все просто, она не могла, — Дугал на бегу раздраженно дернул плечом. — Могли — вы. Могла мисс Блер, если бы нашла способ как-то со мной пообщаться. Больше — никто. Проклятия не терпят постороннего вмешательства. Как правило, последствия такого вмешательства крайне печальны для всех. Моя мать сделала все, что мог — имел право — сделать человек, не связанный с проклятием напрямую. Она, к счастью, достаточно умна и знает, когда нужно остановиться и положиться на судьбу. К тому же она была уверена, что я и без посторонней помощи узнаю главное, что вы — не мисс Блер. А после такого дивного открытия при моем характере, который ей отлично известен, до всей правды останется пара шагов.

И снова помчался сломя голову, словно намекая, что отвечать на это — не нужно.

Забег от кафедры к лекционному залу напоминал вчерашний. По-видимому, Дугал просто не умел передвигаться с нормальной человеческой скоростью, когда его что-то беспокоит или сильно занимает. Но сегодня он хотя бы иногда притормаживал, дожидаясь меня. В основном, когда хотел что-то сказать.

— Кстати, пока идем, прислушайтесь к ощущениям. На кафедрах и в кабинетах защита плотнее, в коридорах — менее надежна, там почти нечего охранять. Купол любого рода и любой насыщенности могут поддерживать непосредственно маги, но человеческие ресурсы дороги, тем более на постоянной основе. Поэтому обычно магию поддерживают артефакты. У Академии довольно мощная материальная и магическая база, в этом Маскелайн не откажешь, да и само место — из тех, что пропитаны силой, поэтому с насыщенностью чар здесь все обстоит более чем хорошо.

Прислушаться к ощущениям? Вроде бы все как всегда.

— А что я должна почувствовать? Хотя бы примерно?

— На этот вопрос можете ответить только вы сами. Вам досталось тело, способное чувствовать, усваивать и преобразовывать магическую энергию. Ваш прежний опыт не дает ничего даже отдаленно похожего, а человеческий мозг устроен таким образом, что пытается ко всему новому и непонятному подобрать знакомые аналоги. Какие именно? Прислушайтесь к себе, и поймете. Вы физически ощущаете магические вибрации, источники с сильной или слабой магией, разницу между ними. И, разумеется, опасность любого рода. Защитный купол — это надежность, с одной стороны — когда он, подпитанный вашей собственной магией, оберегает дом, к примеру. И опасность — с другой.

— Но я ничего такого не замечала! Ничего особенного, ни разу за все эти дни.

— Скорее всего, вам просто было не до того. Слишком много новой информации, шок, напряжение, нервы…

Он вдруг остановился, замолчал, не договорив. Резко вскинул руку, останавливая меня. Спросил напряженно:

— И сейчас ничего не чувствуете?

Ничего я не чувствовала! Абсолютно. Мое-Шарлоттино тело ощущало себя ровно так же, как и всегда. А вот внешний мир…

То самое завывание то ли ветра, то ли нет, которое удивило меня сразу после появления в академии. Оно стало громче и отчетливей. По-моему, заходило в инфразвук: от низких, едва слышных нот пробирало до костей и накрывало безотчетной паникой.

— Ничего я не чувствую, — раздраженно отозвалась я в ответ на вопросительно-ожидающий взгляд Дугала. — Я даже сосредоточиться на своих ощущениях не могу! Что это за вой, можете мне сказать⁈ В подвалах Академии держат свору адских гончих?

— Вы чувствуете, — резко возразил он. — Именно это. Такие звуки иногда вызывает направленное воздействие на ритуальные камни. Но сейчас… Слишком мощный поток силы с другой стороны.

— Ритуальные камни? — переспросила я. — Не помню никаких камней там, куда я перенеслась. Только много свечей и какие-то знаки на полу.

— Пол, — коротко объяснил Дугал. — Оникс, яшма или нефрит, в зависимости от направленности ритуала. Иногда — обсидиан. Ощущение, что сейчас — все сразу. Что-то не так, — он вдруг схватил меня за руку. — Надо выяснить, что происходит.

— Разве нет никого, кто… — но Дугал уже сорвался с места. — Стойте же! Почему вы? Где охрана⁈

— Купол! Артефакты! Это и есть охрана! Держитесь, сосредоточьтесь.

Меня дернуло и… А-А-А! Это то самое — «размажет»? Едва не раскатало тонким слоем. Жуткое и неожиданное ощущение, что тебя зажали между двумя прессами. Но мы уже стояли в совсем другом коридоре. И теперь я точно почувствовала этот чертов купол! Дыхание сбивалось, ноги подгибались от слабости.

Вот уж для слабости сейчас точно не время!

Наверное, включились рефлексы, та самая память тела. От макушки к ногам прошла горячая, почти обжигающая волна — и меня наполнили бодрость и сила. Дугал взглянул искоса, хмыкнул:

— Отлично. Держитесь рядом, вперед не лезьте.

Я и не подумала бы! Здесь гул был сильным и мощным, звучал тревожной, ужасающей симфонией. Как орган в церкви, на котором играют что-то совсем не подходящее, какой-нибудь тяжелый рок. Только от рока мне никогда не было так страшно. «Волосы встали дыбом от ужаса» сразу показалось не таким уж фигуральным выражением. Где мы — можно было и не спрашивать. Я узнала подземелья Академии. Те самые, по которым вела меня Шарлотта той злополучной ночью. И не только тогда. Где-то здесь и та самая лаборатория, в которой я единственный раз в своей жизни наблюдала практическую алхимию… и самонадеянную попытку совместить ее со стихосложением.

Теперь Дугал не бежал. Шел медленно, настороженно, словно прислушиваясь — хотя я не понимала, что еще можно услышать в этой оглушающей рок-симфонии. Разве что… стоило задаться этим вопросом, как мне почудились голоса, тихие, словно доносящиеся издалека. Безэмоциональные, совсем как у Шарлотты. И пугающие — очень пугающие. Пробирающие до мороза по коже, до зубной боли.

Дугал остановился, в то же мгновение впереди распахнулась дверь, и в коридор выскочила студентка. Курс второй-третий, пожалуй. Что она здесь делает⁈ Осмотрелась с диким видом, взвизгнула:

— Профессор! Там, там!..

— Портальтесь! — заорал Дугал, снова срываясь на бег. — Вызывайте директрису! — мы оказались рядом с перепуганной девчонкой. Он схватил ее за плечи, встряхнул: — Сейчас же!

— А… А там…

Она запнулась, резко кивнула и исчезла. А Дугал шагнул к двери.

Я заглянула через его плечо. Кажется, это была та самая ритуальная комната, в которой натворила дел Шарлотта. Или точно такая же. Круги из свечей и символов на полу выглядели очень знакомо, как и сам пол, серый с белесыми прожилками. Вокруг того самого, центрального круга, где когда-то… вечность или пять дней назад? очнулась я, стояли студенты. Человек десять… нет, всего семеро. Напряженные спины, сцепленные руки. Речитатив на латыни — вразнобой, дрожащими голосами. Меня окатило их ужасом, как стылой болотной водой. Ужасом и… упрямством? Решимостью?

Один из них, рыжий, вихрастый, дернулся, порывисто обернулся, я увидела белое лицо, панический взгляд, мгновенно вспыхнувшую надежду. «Спасите!» — Дугалу, одними губами.

— Круг! — крикнул кто-то.

Еще кто-то завизжал, шарахнулся в сторону. Кольцо студентов распалось. Только тот рыжий все еще стоял на месте, вскинув руки в защитном жесте — том самом, с которым я ставила щит. Остальных снесло паникой, я едва успела отскочить, иначе сбили бы с ног.

— Вон отсюда! Порталами через коридоры! — заорал Дугал.

В центре круга клубился туман, с каждой секундой все гуще. Или не туман? Очень плотно для тумана, материально. Угадываются лица, руки. Скрюченные пальцы, раззявленные в крике рты. Призраки⁈

Что делать⁈

Кажется, я сказала это вслух, может даже, прокричала. Но ответ тут же стал ясен. Дугал кинулся к рыжему, а я — следом. Я ведь умею этот щит. Умею! И силы должно хватить.

Я вскинула руки, направила в ладони поток магии. Показалось — уперлась в преграду. Живую, агрессивную, хищную. Пресс. Как сдвигающиеся стены в «Звездных войнах» — сколько ни упирайся, а еще немного, и расплющит всмятку.

Я прикусила губу. Рядом рыжий бормотал что-то, прислушалась:

— Держать, держать… держать…

Дугала не видела, но ощущала где-то рядом. Его магию, какую-то острую, колючую, жесткую, но дающую ощущение безопасности, я узнала. Чувствовала на той самой лабораторной, правда тогда не поняла, что именно чувствую.

И только поверила, что все будет хорошо, ведь Дугал, конечно же, справится… Туманный клубок призраков вспух, налился мертвенным бело-голубым светом и… взорвался? По ушам ударил грохот и словно торжествующий, победный вопль-вой. Меня опрокинуло, пронесло по воздуху и вмяло в стену. Резкая боль в затылке и спине — последнее, что я почувствовала перед тем, как провалиться в темноту.

Темнота рассеивалась медленно. Из нее проступали странные силуэты, черные контуры не то гор, не то каких-то непонятных остроконечных конструкций. Туман, почему-то тоже черный, наползал, мешая рассмотреть лучше. Но казалось, что здесь я уже бывала когда-то. Видела и эти горы, и смутные фигуры то ли людей, то ли зверей, поднявшихся на задние лапы. Видела, но… стерла из памяти, как нечто слишком непонятное, чуждое, нереальное. Не совпадающее с привычной картиной мира.

Я попробовала пошевелиться, хотя бы моргнуть, но почему-то не вышло. Что происходит⁈

А потом услышала голос, незнакомый, такой же странный, как и все здесь. Он звучал будто у меня в голове. Отдавался неприятным звоном в ушах и тянущей болью в затылке.

— Слушай, — сказал он. — Слушай и понимай. Тебе и ему осталось два дня. Но их не будет, если ты не сумеешь изменить вероятности. Склони весы в свою сторону. Выбери верную тропу. Их две. Один шаг — неизбежная смерть к исходу седьмого дня. Другой — время, которого всегда не хватает. Забери человека, с которым связана. Сам не уйдет. Знает, что смерть не настигнет, пока охраняет проклятие. Но смерть бывает разной. Истинная доберется до него позже, а другая, не-смерть и не-жизнь, заберет сейчас. Тело останется в белой комнате, под присмотром тех, кто знает силу, но не знает правды. А дух заблудится на незнакомых тропах. Темная жажда древних отнимет последние дни, в которые еще можно обмануть проклятие. И вы оба уже ничего не измените.

— Кто вы? — спросила я. Дурацкий вопрос, но почему-то первым прыгнул на язык.

— О тебе просили. О тебе и о нем. Один очень глупый призрак и одна очень мудрая женщина. Старый Айслинне, зовущийся Призрачным Медведем у смертных, говорит с тобой в знакомом мире. Мире духов и душ. Только в нем мы можем встретиться, и только сейчас, пока твой дух свободен от тела. Но тебе пора возвращаться. Или останешься здесь навсегда.

Призрачный Медведь? Шаман, вспомнила я, тот самый, о котором говорила Сабелла. С которым она встречалась ради меня. «Очень мудрая женщина»… а глупый призрак тогда — очевидно, Шарлотта?

— Спасибо, — пробормотала я. — А эти… призраки, или кто там вырвался?

— Они не твоя забота. И не твоего мужчины — тоже. Защита — дело вождя и верного, древнего места. Торопись.

Дело вождя? То есть, этим кошмаром должна заниматься Маскелайн? Ну да, Дугал же велел той студентке звать директрису. Дугал! О чем я думаю⁈ Маскелайн, призраки, защита Академии…. мне же ясно сказали — Дугала надо срочно вытаскивать!

Я хотела спросить, как вернуться, но это оказалось не нужно. Одного воспоминания о Дугале, его имени — хватило. Меня понесло сквозь мутную, удушающую мглу. Черный туман, вязкий и липкий, как смола, затягивал, не хотел отпускать. Я рвалась из него к свету, к телу, которое уже стало моим, лежащему где-то там, далеко или близко — не знаю, в реальном мире. Рядом с Дугалом.

Как же отвратительно и страшно — чувствовать себя мошкой, застывшей в янтаре!

«Ну же, — подстегивала я себя, — еще немного! Напрягись! Возвращайся! Скорее, пока можно все исправить!»

Туман отодрался от меня, как жвачка от подошвы. Понесло вперед, быстрее и быстрее, закрутило, протащило сквозь узкое, и…

Болела ушибленная спина, голова трещала, вой призраков ввинчивался даже не в уши — в мозг. Я лежала ничком на полу, неловко придавив всем своим весом рыжего студента. Тот был в отключке, но жив. Дышал. Я приподняла голову, осмотрелась. Призраки больше не казались туманными, наоборот — выглядели почти материальными. Почти живыми! И с каждой секундой, буквально на глазах, наливались красками, жизнью, облекались плотью. Они уже не выли — торжествующе и злобно хохотали. Их было много и становилось, казалось, все больше. Уродливые фигуры, в которых оставалось слишком мало человеческого, словно сошедшие с картин Босха — как сказал бы какой-нибудь романист, или вылезшие из голливудских ужастиков — как предпочли бы выразиться журналисты. Скрюченные пальцы, оскаленные пасти, горящие адским огнем глаза…

Один, высокий и худой, в цепях поверх монашеской рясы, подлетел ко мне, дернул за волосы:

— Кудрявая! Люблю кудрявых. А это кто? — просочился сквозь меня, почти парализовав леденящим соприкосновением. — У-у-у, мальчишка. Оскар любит мальчишек, старый содомит. Эй, Оскар!

— Изыди, — прошипела я, приподнимаясь на локтях. Призрак захохотал:

— А ты прогони! Кудряшка, горячая, дерзкая. Ты подаришь старику Вильяму несколько незабываемых часов, прежде чем твои сила и магия станут моими. Ах, как хорошо вернуться в мир! Оскар, где же ты? Давай заберем свою добычу.

Паника и ярость — не знаю, чего во мне было больше. Поднялась на колени, вскинула руки. Всю силу, всю магию, которую в себе ощущала, направила в щит. Извращенца Вильяма отшвырнуло, скрутило и… словно выжало. Он поблек, вновь стал полупрозрачным, призрачным. И, кажется, всерьез разъярился.

— Дерзкая девчонка, ты смеешь отнимать у меня мою новую жизнь⁈ Ты поплатишься!..

Где Дугал⁈

Оказалось — недалеко. Я не видела лица, только вскинутые руки, застывшее в каком-то запредельном усилии напряженное тело. Что он творит, я не понимала, но посреди зала, прямо над проклятым кругом, завивалась гигантская вихревая воронка, вся, от широкого жерла до тонкой части, упирающейся в ритуальный камень, состоявшая из его магии. Этот дикий вихрь на глазах раскручивался все быстрее, втягивал в себя визжащую подвывающую мелочь, рос, разбухал, наливался силой, от которой густел и потрескивал воздух. Но несколько призраков, успевших, как видно, подпитаться, сопротивлялись. Даже, как мне показалось, тянули из воронки силу — себе. Оскар, похабно поглядывающий на рыжего. Снова обретающий краски Вильям. Дамочка в подвенечном платье, сжимающая в руках череп, как Гамлет на сцене. Старуха с провалом вместо рта, с клюкой — я отчетливо видела, как в эту клюку льется магия из вихря, магия Дугала, и старуха смеется, разевая беззубый рот, а седая пакля волос наливается рыжиной и завивается в кудри.

«Защита — дело вождя», — прозвучал в мыслях голос Призрачного Медведя. В самом деле, где Маскелайн⁈ Ведь Дугал себе истощение заработает! Он же говорил… объяснял, что опасно колдовать на пределе сил, а тут явно — предел. «Белая комната». Больница? «Не-смерть и не-жизнь». Так бывает? Да, конечно. Пока не отключат от аппаратов у нас. И, наверное, от магической подпитки — здесь. Два дня.

«Развилка. Выбери верную тропу. Забери человека, с которым связана».

— Дугал!

Он не слышал. Или слышал, но не позволил себе отвлечься.

Портал! Можно перенести нескольких, он говорил.

Защита. Купол. Самоубийство.

Мысли скакали, среди них точно была какая-то важная, правильная, спасительная. Но я никак не могла ее поймать!

Да портал же! В госпиталь!

«Единственный доступный каждому портал, для которого открыта любая защита», — так объяснила Сабелла.

Надо добраться до Дугала, не потеряв при этом рыжего — не оставлять же его призраку-извращенцу⁈ Я крепко взяла рыжика за руку, за запястье — так надежнее. Встала на ноги. Стоять было тяжело, здесь бушевал не единственный магический вихрь, не только тот, которым выметал потусторонних тварей Дугал. Призраки хохотали, тянули руки. Старуха схватила меня за волосы, Оскар подлетел к рыжему, дернул к себе. Как они вообще это могут⁈ Они же… уже материальны⁈

Шаг, другой. Старуха тянула меня за волосы, будто хотела снять скальп. От резкой боли темнело перед глазами. Или не только от боли? Голова кружилась, подгибались ноги. «Медицинские порталы активируются прикосновением с четко выраженным желанием или приказом „в больницу“, тоже — подкрепленным желанием, осознанным намерением. Иначе было бы слишком много случайных переносов».

Дотянуться до Дугала. Даже не обязательно хватать, главное — дотронуться. И точно в момент контакта — перенестись. Втроем. Это важно, тоже надо держать в голове.

— В больницу!

Рывок, темнота, несколько мгновений дезориентации и мучительной тошноты — я успела запаниковать, вообразив, что в чем-то ошиблась и нас прямо сейчас размажет по защитному куполу — никакого проклятия не понадобится. Но тут по глазам ударил свет, и мы втроем беспорядочной грудой выпали на кафельный пол.

Я почему-то оказалась лежащей на Дугале, а сверху меня придавило, наверное, рыжим бедолагой. По крайней мере, никого больше я с собой не тащила, и вряд ли на нас на радостях упал принимающий пострадавших врач.

Что за ерунда лезет в голову⁈

— Какого… черта… вы творите? — выдавил Дугал и уставился на меня, пожалуй, со злостью? Или нет?

Но ответить я не успела. Наверное, наше появление в виде беспорядочной кучи на полу стало для персонала чем-то вроде сигнала тревоги и общего сбора — поднявшуюся вокруг кутерьму и суету я не смогла бы описать словами. Любые привычные клише, гарантированно берущие за душу «нашу аудиторию», перед этим бледнели и меркли! Нас растащили по… смотровым? приемным? Не знаю, как это здесь называется, и не знаю, что делали с Дугалом и с рыжим, а меня мгновенно раздели, осмотрели, ощупали, залечили ушибы, диагностировали легкое сотрясение мозга и тут же вылечили и его. Правда, посоветовав несколько дней не напрягаться. После чего позволили одеться — причем мою одежду кто-то успел почистить и даже, кажется, продезинфицировать, напоили какой-то микстуркой — или зельем? И наконец-то спросили, что произошло. Почему не сразу, хотела бы я знать⁈

Пока я, тщательно подбирая цензурные слова, рассказывала о случившемся, появился Дугал. Я обернулась на звук открывшейся двери, встретила его взгляд. Абсолютно нечитаемый.

— Мистер Стенли? Мне сказали, моя ассистентка у вас. Надеюсь, с ней все в порядке?

— Теперь — да, — удовлетворенно сообщил врач. — Но, раз уж это ваша ассистентка, потрудитесь обеспечить ей два-три дня щадящих нагрузок.

— Что у нее было?

Почему он говорит, будто меня здесь нет⁈ Неужели так обозлился за то, что я вытащила его из этих проклятых подземелий?

— Из серьезного — сотрясение мозга. Ушибы, следы недавнего магического истощения.

— Мелочи. Вы закончили, или остались еще какие-то процедуры?

— Все необходимое лечение мисс Блер уже получила.

— Тогда мы можем идти?

— Идите, — милостиво согласился мистер Стенли, посмотрел на часы, воскликнул: — Обход! — и умчался, даже не попрощавшись.

Дугал, проводив его взглядом, удовлетворенно кивнул и наконец посмотрел на меня.

— Я сказал бы, что вы проявили склонность к необоснованной панике, если бы не мистер Уайтли. Он, в отличие от меня, нуждался в помощи врачей.

Я встала.

— Когда в ней начали бы нуждаться вы, было бы поздно. Фатально поздно. Вы не можете позволить себе двух суток беспамятства на больничной койке. Не сейчас.

— Это ваши предположения, или я чего-то не знаю?

— Не знаете. Я расскажу. Но, — я вздохнула, — давайте не здесь. Терпеть не могу больницы.

— Я тоже. Идемте, — Дугал стремительно развернулся и вышел. Я заторопилась следом. Наверное, он знал, куда идти, где здесь открытая для порталов зона, я же — понятия не имела. И, основательно напуганная последними событиями и открытиями, совсем не хотела исследовать окружающий мир вслепую. Еще одна «показательная попытка самоубийства»? Нет уж, спасибо!

Мы вышли в больничный дворик, небольшой, замощенный светлым кирпичом и, кажется, накрытый климатическими чарами — здесь было тепло и сухо, стояли лавочки, а на круглой клумбе цвели астры и георгины. Дугал взял меня за руку, сжал…

В следующее мгновение мы оказались в незнакомой мне комнате.

Просторной и довольно светлой. По стенам — книжные шкафы темного дерева. Небольшой круглый стол в центре, мягкие кресла приятного оливкового цвета и огромное окно за не полностью задернутыми портьерами того же оттенка. Я осматривалась, не скрывая любопытства. Мы у Дугала? Он вот так взял и припорталил меня к себе домой⁈

— Садитесь, — Дугал кивнул на кресла. — Кофе не предлагаю, после сотрясений не рекомендуется. Будет чай. Со смесью номер две тысячи восемьсот девять, если вам снова станет интересно название.

Я подошла к окну. Второй этаж. Внизу лужайка, усыпанная палой листвой. Вдалеке — лес или парк. Никаких соседей в обозримом пространстве. Почти необитаемый остров, если бы не проступающие сквозь туман башни Академии на холме вдали. Тихо. После воя и хохота призраков тишина особенно радовала.

— Ваш чай, мисс Салливан.

— Спасибо.

Я села, взяла чашку. Вдохнула аромат. Пахло земляникой.

— Итак?

Сделала глоток — вкусно. Дугал в нетерпении буравил меня взглядом. На то, чтобы пересказать разговор с Призрачным Медведем, хватило пяти минут. Но потом пришлось объяснять и то, откуда я вообще о нем знаю, а он — обо мне, Дугале и проклятии. И о нашем знакомстве с Сабеллой. Я даже призналась, что видела его детские фотографии.

— Не слишком справедливо, — заметил он, — я не видел ваших.

— Я на них ужасно смешная. И нелепая, честно говоря. Нет, я бы показала, но… сами понимаете.

— Да уж. Непреодолимые обстоятельства.

— Я белобрысая, — призналась я. — И стриженая. Совсем коротко, под мальчишку. У меня нет Шарлоттиной гривы, а то, что есть, не имеет смысла отращивать. Но в детстве из меня пытались сделать правильную девочку. Эти ужасные тощие хвостики! Я их ненавидела.

— А косички? Знаете, две такие… тоже тощие, но с пышными бантами.

— Все равно что завязать бант на крысином хвосте. Кошмарно.

— Самокритично, — фыркнул Дугал и прищурился. — Вы говорили вчера на берегу о хорошем. А что вы сами считаете хорошим в себе? С меня начинать бессмысленно, потому что ничего, кроме умения сопоставлять очевидное и, пожалуй, некоторой одаренности в отдельных научных отраслях, я не назову. Да вы и сами успели заметить. Не считать же, в самом деле, личной заслугой то, что большую часть времени я могу общаться с людьми, не называя их в глаза идиотами.

— На той лабораторной… ну, пока не рвануло… меня подмывало попросить у вас мастер-класс по обращению со студентами. Я не умею вот так… красиво. Хотя, казалось бы, профессия обязывает. То есть это другие так считают. На самом деле хороший журналист должен лучше уметь слушать, а не говорить.

— И, полагаю, в верном порядке составлять из букв слова, а из слов — предложения.

— Разве это стоит считать чем-то особенным?

— В некотором роде. Я был бы совсем не против наблюдать что-нибудь похожее в работах отдельных индивидуумов. Причем не всегда студентов.

Я хмыкнула и пожала плечами.

— Если судить по худшим исключениям, то, наверное, и мистер Эпплстоун покажется гением от поэзии — без иронии.

— Мистер Эпплстоун — несомненно. С ним все не настолько плачевно, как могло бы показаться. Ему я об этом, разумеется, не скажу даже под пытками, но с фактами не поспоришь. Вытрясти ребяческую дурь из головы, засадить за книги и запереть в каком-нибудь подвале без маячащих перед глазами соблазнов, и может выйти что-нибудь сносное. А вот некоторых «состоявшихся авторитетов» уже ничего не спасет. Вам повезло позавчера. Вы только слушали герра Вольгера. А я, к моему большому прискорбию, его читал. И даже рецензировал.

— Сочувствую, — только и смогла сказать я. В молчании допила чай. Дугал чего-то ждал. Неужели и правда — сеанса отчаянной саморекламы? А что во мне хорошего, в самом деле? Что мог бы увидеть он, даже если бы я не сглупила и открылась сразу?

Вот уж вопрос.

— Все мое хорошее осталось дома, — с горечью призналась я. — Кому здесь нужен журналист, не имеющий даже базовых знаний о мире, даже минимального культурного багажа, понятного читателям? Остаются, конечно, мои два с половиной иностранных языка, но, опять же, это языки нашего мира.

— Но ведь вы — не только журналист. Для начала — вы Фрейя Салливан, женщина, которая с чего-то началась и чем-то продолжилась. Со своими взглядами, жизнью, да даже этими вашими мечтами. Не думаю, что вы с младенчества и круглыми сутками до пресловутого астрального переноса писали свои статьи и только.

Я обхватила себя руками: показалось, что мерзну, совсем как вчера у озера. Нет, мне совсем не было холодно. Только очень неловко. Никогда не умела говорить о себе. Хороший журналист незаметен. Смотрит, слушает и помалкивает. Иначе все сенсации разбегутся!

Ну что, в самом деле, я могу о себе сказать?

— Еще гуляла по Лондону, кормила соседскую кошку, много читала, смотрела фильмы, а иногда пыталась завести роман. Как правило, безуспешно. Ничего интересного, если смотреть со стороны. А те, кто смотрел вблизи… Последний, например, сказал, что я невыносима. И удрал на другую половину земного шара, а у нас это далеко, у нас нет порталов.

— Видимо, ваша невыносимость придала ему отличное ускорение. Даже интересно, в чем она заключается.

— Возможно, в просьбе не разбрасывать свои носки по всей моей квартире. Или в привычке говорить «подожди, я работаю», когда ему приспичит покувыркаться в постели, а у меня горит статья. А может, последней каплей стал плакат с какой-то полуголой моделью, который я содрала со стены в своей спальне и предложила ему развешивать эту порнографию не у меня. Не знаю. Он не объяснил, а я не стала спрашивать.

— Действительно, невыносимо, — кивнул Дугал с очень серьезным, даже, пожалуй, слегка драматическим видом. — «Свои», «моей», «его», «моя». Я несколько иначе представляю себе гармоничное сосуществование двух организмов, по каким-то необъяснимым причинам пожелавших быть вместе.

— До стадии «наше» у нас не дошло, — согласилась я. — Странно. Я только сейчас подумала, что это и к лучшему. Что ничего хорошего не вышло бы, рано или поздно тем бы и закончилось.

— Логичное умозаключение. На таких корнях ничего приличного вырасти не может в принципе.

— «Свободная и независимая», — вспомнила я. — Оставалось только завести пятнадцать кошек, чтобы соответствовать. Но проблему радикально решил чертов астральный перенос.

Дугал отставил чашку, откинулся на спинку кресла. Скрестив руки на груди, с задумчивым видом смотрел в окно.

— Что ж, подходящий момент для промежуточных выводов. Мы с вами — заурядные, не слишком приятные в общении люди. Которые скорее отпугивают окружающих, чем притягивают их. Иногда этим даже наслаждаясь. Это обо мне. Кроме того, ни вы, ни я не мыслите себя без любимого дела или увлечения, ради которого готовы почти на все. И никакие человеческие отношения не в состоянии этого заменить. У меня исключение всего одно, да и то условное. Моя мать никогда не пыталась переделать меня или встать между мной и тем, что мне дорого. Вам, видимо, что-то во мне нравится. Мне тоже кое-что в вас симпатично. Достаточно ли этого проклятью? Не уверен. Но ваш Призрачный Медведь дал нам время, которое, вероятно, что-то значит. Я не представляю, как потратить его лучшим образом. Придется импровизировать.

Я слушала и… впадала в шок? Да, пожалуй. Все эти «свое-мое» — следствие, а не причина. Причина, настоящая — в том, что и Майк, и Джереми, и Тед… да все, абсолютно все мои парни! Только мешали мне. Раздражали своими приставаниями, когда тянуло работать. Не понимали, почему я готова куда-то срываться со свидания, посреди ночи или на половине интересного фильма. Никто из них не был чем-то по-настоящему увлечен сам — может, в этом была проблема? И ни один не то что не мог — даже не пытался примириться с моей увлеченностью. Хотя бы примириться, не говоря уж о поддержке!

Конечно, в итоге работа оказывалась важнее! Стоит ли удивляться? Удивительней, что хотя бы с некоторыми из парней дело вообще заходило дальше первого свидания! И неужели нужно было услышать это от человека, который едва меня знает, чтобы понять?

— Рационализм как он есть, — пробормотала я. — У вас совсем другой подход к… к нашей с вами проблеме. Принципиально другой, пожалуй. Очень странный для меня. Но знаете что самое странное? Вот я смотрю на вас, и мне кажется, что он может сработать.

— Рациональный подход, как правило, работает лучше эмоционального, — отозвался Дугал. — Это верно для любой проблемы.

— А что в Академии? Вы узнавали? И… что это вообще было, часто у вас такое⁈ — я передернулась от отвращения, вспомнив Вильяма с его «Кудряшка» и «старого содомита» Оскара.

— Никогда. Ни с чем подобным я еще не сталкивался. Но подозреваю, что все это последствия ритуала мисс Блер. Ритуальная комната случайно не та же самая?

— Не уверена, но очень похожа.

— Так я и думал. По воскресеньям в ней обычно занимаются студенты из отстающих. Под присмотром кого-нибудь со старших курсов. Готовятся к зачетам, практикуют ритуальную магию. Я не специалист в ритуалистике, но думаю, не ошибусь, если предположу, что они открыли портал в мир духов, отрабатывая чары призыва, но баланс сил оказался слишком неравным. А защита — расшатанной, а то и вовсе прорванной вашим появлением и вмешательством сил, о которых нормальному человеку лучше даже не знать. Результат вы наблюдали собственными глазами. Неприкаянные духи, заблудившиеся души, призраки и прорва мелкой нечисти. Все, что нужно было сделать — вышвырнуть их обратно, закрыть портал и запечатать прорыв. И, думаю, у меня бы даже хватило на это сил. С последующим истощением, конечно, но исхода, который вы описали, я не ожидал.

— Призрачный Медведь сказал, что защита — забота вождя и какого-то… старого? не помню точно… места.

— И был прав. Я вроде бы говорил вам, что земля, на которой стоит Академия, наполнена силой. Сейчас там мадам директриса. Возможно, в компании опытных ритуалистов. Магия Академии зациклена на ней, охранные и защитные артефакты настроены на нее же. Пострадавших, кроме мистера Уайтли, кажется, нет. Разве что пара впечатлительных студенток с нервными срывами. Успели уйти.

— Завтра последний день, — вырвалось у меня. — Давайте прогуляем? Вам ведь не критично важно провести его именно в Академии?

— Я — один из пострадавших, как и вы. И у меня несовместимая с работой моральная травма. Директрисе я об этом уже сообщил. В письменном виде.

Я не сдержала смешок. Сказала от души:

— Спасибо.

— Вам тоже не помешает. Но это позже. Можете к моральной прибавить истощение, сотрясение и физические повреждения легкой и средней степени. Врачи подтвердят.

— Обязательно. Кстати! А в вашем мире есть понятие «травма, полученная на производстве»? В смысле, что за нее положена некая компенсация от работодателя?

— Не для магов.

— Дискриминация, — фыркнула я.

— Мы способны о себе позаботиться гораздо лучше, чем те, кто магией не владеет. Уж скорее своеобразная справедливость.

— А как же магическое истощение?

— Каждый маг прежде всего обладает разумом, и лишь потом — магией. А разумный человек тем и отличается, что способен сделать осознанный выбор — доводить себя до истощений любого рода или нет.

— Логично, — согласилась я. — Хотя… обстоятельства ведь бывают разные?

— Бывают, — кивнул Дугал, — но от места работы они, как правило, не зависят. Например, сегодня никто не требовал от меня никаких действий, кроме лекции. За то, что я по своей воле оказался в подземельях, мадам директриса ответственности не несет.

— Как и за ритуал, проведенный амбициозной дурочкой без ее ведома, — кивнула я. — И за все его последствия. Ладно, не будем портить себе настроение еще и мадам директрисой. У нас внезапно образовалось полтора свободных дня. У меня нет идей. А у вас, наверное, есть дела, которые лучше не откладывать? Так что программа за вами.

— Мне нужна пара часов, чтобы закончить один крайне любопытный эксперимент. Можете остаться здесь. Раз уж любите читать, найдете себе что-нибудь наименее скучное, — добавил, усмехнувшись: — Здесь нет трактатов по алхимии. Но если я задержусь, спускайтесь на первый этаж и зовите. Увлекательные эксперименты имеют свойство сжирать время незаметно.

Он вышел, а я занялась книжными шкафами. Их было три, и мне понадобилось около получаса, чтобы убедиться — пусть трактатов по алхимии здесь и нет, но ни одной художественной книги нет тоже. Справочники, энциклопедии, монографии по ботанике, зоологии, фармацевтике, магической и нет. Один шкаф почти целиком оказался забит мемуарами и биографиями. Не выходя из этой комнаты, можно было получить вполне фундаментальное представление о мире, хотя и несколько однобокое.

— Все-таки он похож на Шерлока Холмса, — пробормотала я. Помнится, гениальный сыщик сэра Артура Конан Дойля тоже не признавал беллетристику.

Что ж, местная Британская Энциклопедия — не так уж плохо.

Первым делом я нашла статью об Академии Панацеи. Заведение оказалось с трехвековой историей, внушительным списком добившихся известности выпускников, преподавателей и директоров, с солидным багажом изобретений и открытий. Стали понятней амбиции Маскелайн — на фоне предшественников она смотрелась… бледно, точнее не скажешь. Хороший, возможно, и отличный администратор, но для такого престижного поста этого мало. А больше и похвастать нечем. Поняла, что сама высот не добьется, и решила остаться в истории директором, поднявшим на небывалую высоту престиж и значение Академии. Да, скорее всего, так и есть.

Дугал в список знаменитых преподавателей не попал — энциклопедия была издана три года назад. Зато упоминался в статьях о магической фармацевтике, многосоставных эликсирах и Международной Коллегии Патентной Экспертизы. В последней — в качестве одного из ведущих экспертов по магической химии, фармакологии и косметологии.

Я хотела поискать еще и Честера, но наткнулась на статью «Магия: общие положения». И пропала.

Хотя статья была, на мой вкус, слишком академична — ну так это же энциклопедия, а не «Дошкольникам о магии». И пусть все эти «экспоненты магических потоков» и «дифференциально-ступенчатое зачарование» звучали для меня не понятнее русского или китайского. Пусть. Зато здесь было и о древней магии как таковой и ее воплощениях, вроде келпи или брауни, и о магии традиционной — друидов, кельтов, римлян, саксов, пиктов… О магии детской, стихийной, научной. Обо всех разделах магической науки. Я прочитала и об алхимии, и о климатических чарах, и о портальной сети, и о визуализации — как частном случае магии иллюзий, и о самой магии иллюзий. О том, почему вообще кто-то рождается магом, а кто-то нет, и чем опасно чрезмерное увлечение магией.

Да мне в первый же день здесь надо было это все читать!

Буквы стали расплываться, я на минутку закрыла глаза. Еще подумала: может, что-то такое имел в виду мистер Стенли? Но ведь чтение — не нагрузка⁈

Села боком, поджав под себя ноги, опустила голову на мягкий край спинки кресла — и отключилась.

Проснулась не сразу, сначала ощутила что-то вроде легкой щекотки, потом был какой-то едва слышный мелодичный перезвон, а потом кто-то взял меня за плечо, встряхнул легонько.

— Мисс Салливан. Фрейя. Проснитесь, все остынет.

— Остынет? Дугал? — Я зевнула, потерла глаза. Тело ныло. Я умудрилась заснуть, свернувшись клубком в кресле? И… — Фрейя? — Я всмотрелась в его лицо, а он смотрел на меня. Нет, не понимаю. По его лицу не поймешь вообще ничего, пока сам не захочет! Но… — Вы правда назвали меня по имени? Мне не приснилось? — Спустила ноги с кресла, потянулась. — Ваши смеси… после них кажется, что выспалась на неделю вперед. Это магия?

— Нет, только верные ингредиенты в верных пропорциях. Я не стал бы вас будить, но уже вечер. И подозреваю, что вы, как и я, с утра ничего не ели. Не самый лучший способ восстановить растраченную магию. Голодовками истощения не лечатся.

А ведь он прав, есть хочется зверски. Я бросила взгляд за окно и оторопела. Вечер⁈ Кажется — нет, без всяких «кажется»! — Дугал чудовищно преуменьшил. За окном была непроглядная темень. Сколько же я спала? Черт… наши предпоследние полдня…

Хотя Дугал все равно был занят. Если мы с ним похожи в своем отношении к любимой работе, а так, очевидно, и есть, то отвлекать его — худший способ создать о себе нормальное впечатление. Да я бы и не стала, хотя он вроде как сам просил позвать. Нет, не стала бы.

— Я не знаю, что вы любите. Кроме пиццы и кексов, конечно. Так что выбирал на свой вкус. Позавчера вы не возражали, но… позавчера вы и не были на это способны. Так что самое время начать. Что-то вроде «не ставь свою говядину на мою половину стола», например?

Я рассмеялась. Вот странность, я же знаю, что Дугал способен смеяться. Помню вчерашнее. Но сейчас по нему даже не поймешь — шутит или нет. Ни по лицу, ни по интонациям. Ни один мускул не дрогнул. Сухарь как есть. Так почему мне смешно, и даже мысли не приходит, что он думал меня поддеть? Или еще хуже — оскорбить или ткнуть в больное место?

— Как ваш эксперимент?

— Удачен. И даже занял меньше времени, чем я рассчитывал.

Между тем на столе одно за одним появлялись блюда. Готовые, сервированные. Снова из ресторана? Но ничего особенно заковыристого. Старая добрая английская кухня: ростбиф, пюре, зеленый горошек, тушеная морковь. Запеченная говядина в остром томатном соусе. Я накинулась на еду, как будто не ела по меньшей мере неделю. Дугал не отставал. Я вдруг заметила, что он очень бледен. Магическое истощение плюс эксперимент? Да уж, день впроголодь на этом фоне — не лучшее решение.

Когда опустевшие тарелки исчезли, на столе появился десерт. Кексы. Шоколадные, лимонные, ягодные. Корзинка с эклерами. И ароматный крепкий кофе.

Я с удовольствием сделала первый глоток.

— Возвращаясь к эксперименту. Вас можно поздравлять?

— Рано. Впереди натурные испытания.

— Тогда — удачи в испытаниях.

— Если я скажу, что вы станете их непосредственной участницей — не испугаетесь? И никаких подробностей. Все — потом.

— Испугаюсь? Да вы знаете толк в том, как заинтересовать журналиста! И когда это «потом»?

— Завтра. Думаю, ближе к вечеру, хотя… посмотрим. Все будет зависеть от нескольких факторов, которые я не в состоянии спрогнозировать.

— Я знаю, от чего умру — от любопытства!

— Такой настрой мне больше нравится. Могу подкормить ваше любопытство прогулкой по Лондону, хотите? А вы расскажете, сильно ли наш Лондон отличается от вашего.

— Неплохая идея. Прямо сейчас?

— Почему нет? Вы выспались, я не хочу тратить эту ночь на сон. Только платье переоденьте. Это притягивает неприятности — а с нас, пожалуй, довольно приключений на эту неделю.