Прошла неделя. В течение этого времени Каприс очень старалась освоиться в своем новом доме и ломала голову над тем, что она будет делать с этой обыкновенной частной собственностью, когда новизна проживания в поместье для нее исчезнет.
Конечно, не следовало бы жить в таком огромном доме… одинокой девушке, девушке без связей и даже без каких бы то ни было знакомств. У нее не было даже какой-нибудь незамужней тетушки в Англии — да и в Австралии, если на то пошло, — и, в сущности, не было друзей.
Так как список ее полезных знакомств с людьми, имеющими возможность повлиять на ее жизнь в Англии и на процесс ее акклиматизации в этой стране давно не обновлялся, значит, она сама должна в первую очередь избавиться от комплекса иностранки.
Но дело существенно осложнялось тем, что она была одинокой иностранкой с большими деньгами и недвижимым имуществом, которое требовало консультации у специалиста, если вообще не настало время сделать подобные консультации обязательными и периодическими. А когда она обратилась к своему лондонскому поверенному, чтобы получить его совет, он не смог предложить ей практически ничего дельного.
— Моя дорогая юная леди, — в самой изысканной манере сказал он ей, сидя в своем великолепно отделанном и обставленном офисе.
Пол устилали персидские ковры, а стены были обшиты панелями из натурального дуба. Эта дубовая обшивка была куплена в провинции у хозяина одного подлежавшего сносу особняка, чтобы обеспечить фон для повседневной жизни и работы господина адвоката — старого опытного поверенного, в списке клиентов которого значилось изрядное количество громких имен.
— Моя дорогая юная леди, я не вполне понимаю, почему вы выглядите как человек, обремененный проблемами. Конечно, ваши затруднения с мистером Уинтертоном я понимаю… но вы говорили мне, что в очень скором времени он перестанет быть вашей проблемой, и, стало быть, по этому поводу вы больше не должны беспокоиться. А что касается других вопросов…
— Почему мой двоюродный дедушка так долго позволял мистеру Уинтертону жить с ним, а потом никак не упомянул о нем в своем завещании? — вдруг спросила Каприс, потому что этот вопрос беспокоил ее более всего.
Поверенный улыбнулся.
— Мисс Воган, — мягко, даже вкрадчиво, начал адвокат, — вы задаете мне вопрос, на который я не в состоянии ответить. Могу только осмелиться предположить, что мистер Уинтертон не нуждается в том, чтобы его упоминали в завещании вашего двоюродного дедушки… во всяком случае, ваш двоюродный дедушка не учитывал его совершенно.
— Да, но он должен был бы ему очень нравиться, чтобы получить разрешение так долго жить в его доме.
Поверенный предложил девушке сигарету из резной кедровой коробочки.
— Возможно, — он обошел стол и дал ей прикурить, — но это совсем не наше дело, не так ли? — Он улыбнулся ей очень любезно, но непроницаемо.
Ее очень раздражало его самодовольство. Но, во всяком случае, он никогда не позволил бы ей переехать в дом, который — целиком и полностью, как она считала, — был бы занят человеком, подобным Уинтертону.
— Я бы не забивал свою голову вещами, которые не имеют к вам отношения, — убеждал ее юрист. — Наслаждайтесь полученным наследством. Максимально пользуйтесь тем, что принадлежит вам и юридически и фактически.
Каприс покинула его офис слегка расстроенная и без всяких надежд получить в будущем хоть какую-нибудь информацию об этом странном субъекте, Ричарде Уинтертоне.
Она понимала, что он стал своего рода пугалом в ее жизни. И хотя она, как могла, старалась навсегда выкинуть из головы все мысли о нем, но… как она сама себе это объясняла, он все еще оставался ее главной проблемой.
Хотя Уинтертон и сказал ей, что в очень скором времени покинет Мэнор, но всегда ведь оставалась возможность отложить дату отъезда… и в конечном счете вполне возможно, что ей так и не удастся освободиться от него полностью.
Выйдя из офиса своего поверенного, девушка решила сделать кое-какие покупки и поехала в Уэст-Энд, где сумела удачно припарковаться, а потом отправилась в тур по магазинам. Она уже почти полностью укомплектовала свой гардероб, но никак не могла сопротивляться привлекательности магазинов — особенно лондонских магазинов. Они притягивали ее, никогда прежде не видевшую ничего подобного… то есть за безусловным исключением парижских магазинов, в которых она приобрела все самые шикарные вещи, висевшие сейчас в ее платяном шкафу.
Теперь, имея деньги на удовлетворение собственных прихотей, она снова решила насладиться этой возможностью в полной мере. Оказавшись ко времени ленча в самом центре буйного расточительства, Каприс пообедала в одном из крупных магазинов. После ленча она решила пройтись по Пикадилли, освещенной ярким октябрьским солнцем. Она могла бы поклясться, что видела Ричарда Уинтертона, подошедшего к парадному входу хорошо известного в Лондоне клуба.
Конечно, она могла и ошибиться… и объяснить это можно было только тем, что он не выходил у нее из головы. Насколько она знала, он все еще должен быть в Феррингфилд-Мэнор, потому что — девушка была в этом уверена — не собирался совершать экскурсию в Лондон, когда она видела его в последний раз перед тем, как самой покинуть поместье. Но человек, отпустивший такси и легко взбежавший по лестнице клуба, был столь удивительно похож на объект ее постоянных размышлений, что девушка испытала легкое потрясение.
Он был очень элегантно одет. Каприс и подумать не могла, что он может выглядеть так элегантно… и это была единственная — но важная — причина, по которой она решила, что глаза подвели ее. Иначе высокомерно поднятый подбородок, удивительная упругость размашистой походки, сосредоточенный вид — все, казалось, служило доказательством того, что Ричард Уинтертон последовал за ней в Лондон. И здесь он умудрился продолжать мозолить ей глаза.
Ведь только прошлым вечером она столкнулась с ним на галерее по дороге в свою спальню. И он шпионил за ней из окна своей комнаты, что в то время показалось ей совершенно недопустимым.
Сейчас — если это действительно был Уинтертон — он что-то внушал респектабельному швейцару, который, казалось, был совершенно счастлив видеть его и даже отодвинулся в сторону от двери так, чтобы не стоять на пути молодого человека. Тот уже было собирался войти во внушительную прихожую, когда какой-то человек, только что покинувший клуб, столкнулся с ним в дверях и тоже, казалось, весьма обрадовался встрече. Каприс не стала ждать, пока выяснится, продолжит ли вышедший из клуба мужчина следовать своим путем или вернется в клуб с человеком, который, как она была уверена, все-таки был Ричардом Уинтертоном… Но, когда она поспешила мимо ступеней лестницы, ей показалось, что она видела, хоть и уголком глаза, как мужчина повернулся и вошел в клуб.
И это означало, — если это был Ричард Уинтертон, — что он пользовался любовью и среди тех, кто был ему равен, и среди тех, в чьи обязанности входило обеспечивать его комфорт.
Постаравшись выбросить из головы мысли об Уинтертоне, по пути к своему автомобилю Каприс купила себе немного чая, а потом, заняв место за рулем, сосредоточилась на выезде из великолепного Лондона. В столице Великобритании девушка провела одну ночь, расположившись в небольшой тихой гостинице, которую ей по дороге из Австралии порекомендовал один случайный попутчик. Кроме визита к поверенному и удовольствия, которое она доставила себе посещением магазинов, она осмотрела одну или две лондонские достопримечательности и теперь, к некоторому своему удивлению, была почти счастлива возвратиться домой, в Феррингфилд-Мэнор, где планировала очень скоро начать крупномасштабные изменения.
У нее возникла некая смутная идея превратить поместье в отель или в загородный клуб для избранных, но все же пока это была только смутная идея, и ничего больше. Прежде всего, необходимо было привести дом в состояние, пригодное для жилья. Каприс намеревалась максимально использовать его архитектурные особенности и добавить современного комфорта внутри, так что ее ожидала действительно большая работа. У нее имелись адреса нескольких фирм, которые могли бы помочь в осуществлении ее планов, и она собиралась обратиться к ним, как только вернется в поместье. Она уже предвкушала, как развернет эту интересную деятельность… И кроме того, она решила, что ей очень нравится местоположение Феррингфилд-Мэнор с его типично английским пейзажем, из-за которого, как она иногда чувствовала, ей трудно отрываться от поместья даже на короткое время.
Каприс стремилась пустить корни на английской земле и как следует здесь закрепиться. Для одинокой молодой женщины это дело вполне могло оказаться, конечно, совсем нелегким, но и замуж выходить у нее пока никакого намерения не было. Тем более, что она еще не встретила человека, с которым захотела бы поселиться вместе и прожить всю оставшуюся жизнь.
В глубине души Каприс немножко опасалась мужчин. В Австралии они казались ей слишком грубыми и неотесанными, но безопасными. Здесь же, в Англии, менее чем за две недели уже двое мужчин поцеловали ее, и каждый раз это вызывало у нее только чувство отвращения. Это даже слегка встревожило ее, поскольку, если каждый раз, когда ей будет встречаться мужчина, который захочет заняться с ней любовью, она станет испытывать такие неприятные ощущения, то не следует ли ей признать, что она не относится к типу людей, созданных для брака.
Понятие брака подразумевает детей, некую защищенность, приобретение в лице мужа надежной опоры и еще многое другое, о чем Каприс часто думала и что хотела бы когда-нибудь иметь. Она была — или надеялась, что была, — совершенно нормальной молодой женщиной, а вышеупомянутые нормальные молодые женщины обычно не мечтают прожить жизнь в одиночестве. Даже когда они становятся владелицами поместий, похожих на Феррингфилд-Мэнор.
Внезапно Каприс осознала, что каждый раз, когда она думает о Феррингфилд-Мэнор, вспоминает и Ричарда Уинтертона. Это открытие неприятно поразило ее и вызвало чувство досады.
Нет, он определенно ей не нравился. Она постоянно говорила себе о том, что он совершенно ей не нравится. Она не одобряла его поведения, как, судя по всему, и ее двоюродный дедушка, иначе он обязательно упомянул бы его в завещании. И каждый раз, когда они сталкивались лицом к лицу, он возбуждал в ней какое-то тревожное любопытство, в природе которого она никак не могла разобраться.
Когда Каприс встретилась с ним впервые, у нее были все основания для того, чтобы начать испытывать к нему острую неприязнь. Но с тех пор его отношение к ней значительно смягчилось, хотя он не скрывал того факта, что все еще в высшей степени презирает и, без сомнения, недолюбливает ее за то, что она мешает привычному для него образу жизни.
Наверное, это вполне можно понять… но у него нет никаких оснований общаться с ней так ядовито, прикрываясь ненатуральной вежливостью и бесстрастностью манер. Может быть, он весьма состоятельный человек, но тогда ему нет никакого резона так цепляться за проживание в старом, требующем ремонта поместье. Если у него так много денег, как ей дали понять, то для него не составило бы проблемы купить другой дом… и, разумеется, сделать свое жилье гораздо более комфортабельным, чем то, которое он имел в Феррингфилде. Семейство Бил явно к нему привязано, так что он мог бы забрать их с собой.
Так что, вероятно, существовала только одна очевидная причина, почему он так остро среагировал на ее попытки изгнать его из Феррингфилда.
По дороге домой Каприс с досадой отметила то, что не может легко и просто отделаться от мыслей о Ричарде Уинтертоне. И хотя, конечно, бывали краткие мгновения, когда она о нем не думала, но, как все дороги ведут в Рим, так и у нее любая возникшая мысль — то ли по совпадению, то ли потому, что молодой человек представлял собою некий неприятный осадок в ее подсознании — обязательно возвращалась к Уинтертон у.
Даже в Лондоне она решила, что видела именно его. А едва направившись к дому, вдруг подумала, а действительно ли он упаковывает свои вещи к отъезду и подтвердится ли новость об его отъезде, когда она вернется домой?
Когда она отъехала от Лондона уже более чем на двадцать миль и у нее внезапно начала барахлить машина, даже это опять заставило ее подумать об Уинтертоне и вспомнить, как презрительно он отнесся к ее покупке, когда она сказала ему, что купила автомобиль у Тони Морсби. На полпути, проезжая через Хартфордшир, она заехала в гараж, где механик, осмотрев машину, заявил, что ничего серьезного с ее автомобилем не случилось и что она легко преодолеет остаток пути, если будет управлять им достаточно осторожно. Он залил ей в бак бензин и на этом завершил возню с ее машиной. Девушка снова села за руль.
К этому времени уже стемнело, так что без хорошей карты не было никакой гарантии, что она не ошибется направлением на каком-нибудь важном перекрестке. Каприс показалось, что приборная доска ее автомобиля стала освещаться как-то тускло, так что по пути она заехала еще в один гараж, где щиток ей починили. Прежде чем совсем стемнело, ей удалось добраться до вересковой пустоши, за которой расположился городок, в котором она смогла бы переночевать.
Помня настойчивый совет механика не гнать машину, Каприс решила провести ночь где-нибудь по пути. К счастью, поскольку девушка родилась и выросла в практически безлюдных местах, то она не особенно нервничала по поводу пустынной местности, по которой она проезжала. Она привыкла водить машину там, где на многие мили вокруг вполне могло не попасться ни человека, ни встречного или попутного транспортного средства. Она точно знала, что нужно делать, если ночь застигнет в дороге и придется провести ее, остановившись на обочине без единой живой души поблизости, прислушиваясь к жутким крикам одиноких птиц.
Каприс представляла себе, как будет просто оставаться там до наступления утра и надеяться на то, что мимо поедет какой-нибудь автомобиль.
Но такое могло бы произойти в Австралии, где проезжающая машина была большой редкостью, а здесь, в Англии, где дороги совсем нечасто надолго остаются абсолютно пустынными, ей действительно не о чем было волноваться.
Точнее, так она говорила себе, пока не обнаружила, что и впрямь заблудилась в этой вересковой глухомани, да и мотор стал опасно постукивать, а бензиновый бак вдруг почему-то потек.
Вообще-то было странно, что столь плотная комбинация бедствий случилась с обычно очень собранной и не совсем неопытной в вопросах автомобильной езды Каприс. Каждое из этих несчастий могло бы произойти отдельно, но не все сразу и не так внезапно. И возможно, именно потому, что все, казалось, ополчилось против нее — плюс ко всему она попала в обширную полосу густого тумана и никак не могла выбраться из него, — девушка начала ощущать первые, хотя еще слабые, но все же настоящие признаки охватывающей ее паники.
В тумане было тихо, а впереди не видно ни зги. Стук под капотом становился все сильнее. Она проехала по огромной насыпи, или по тому, что казалось насыпью, и автомобиль, издав какой-то тяжкий хрип, вдруг резко остановился. Как только двигатель окончательно отказался предпринимать какие бы то ни было усилия выручить Каприс из трудного положения, вокруг воцарилось абсолютное безмолвие. Это было более чем жутко.
И еще было очень холодно, а на девушке был надет только костюм из тонкой шерсти. Она взяла с заднего сиденья плащ и накинула его, потом открыла дверцу машины и выбралась в белесый туман.
Стоя рядом с машиной и, прищурившись, оглядываясь по сторонам в тщетных попытках хоть что-нибудь рассмотреть, Каприс испытала настоящий шок; впервые в жизни она не знала, что ей делать. И что было толку открывать капот и разглядывать механизмы, если, и это было самое скверное, все равно она ничего в них не понимала? Она умела менять покрышки, но и только. А с покрышками явно все обстояло прекрасно.
И тем не менее она сделала то единственное и совершенно бесполезное, что могла сделать в сложившихся обстоятельствах, — подняла капот. Результат вряд ли можно было назвать обнадеживающим — конечно, она ничего не поняла.
Осмотрев бензобак, Каприс обнаружила, что он практически пуст. Канистры с запасом бензина у нее с собой не было; она и подумать не могла, что это может ей когда-нибудь пригодиться.
Таким образом, Каприс оказалась в безвыходном положении; она застряла посередине вересковой пустоши, протянувшейся на многие мили во все стороны, и при этом была почти уверена, что сбилась с дороги. Туман, словно вата, заглушал все звуки. Беспокойство девушки все возрастало, угрожая в конечном итоге трансформироваться в настоящую панику.
Стоять рядом с автомобилем смысла не было, поэтому девушка забралась в салон и беспомощно съежилась за рулем. Ее одежда напиталась каплями тумана, и теперь девушка, всем телом дрожа под тонким плащом, очень жалела, что, уезжая из Феррингфилд-Мэнор, не догадалась взять с собой плед.
Конечно, она вполне могла бы открыть один из своих пакетов с обновками и завернуться в теплый халат… У нее был куплен очень теплый халат. Но, обнаружив, что машина остановилась намертво, Каприс оказалась не в состоянии что-либо соображать и делать, а просто сидела и гадала, как долго ей придется ждать, пока мимо проедет какая-нибудь машина, чтобы попросить помощи у ее водителя.
Тишина поистине наводила на Каприс ужас, поэтому, когда через некоторое время она услышала какой-то слабый звук, нарушивший тишину, — это было овечье блеяние, — она не сразу узнала его. Волосы ее поднялись дыбом, прежде чем здравый смысл взял верх, и она поняла, что это был за звук.
Овца… овца, заблудившаяся в вереске и тоненько, испуганно блеющая в непроглядной бездушной ночи.
В конце концов Каприс так озябла, что вынуждена была снова вылезти из машины и побегать вокруг нее, пытаясь хоть немножко согреться. Ноги у нее замерзли так, словно стоял лютый мороз.
Хоть бы появилась машина. Хоть бы этот седой мрак рассеялся под яркими лучами фар!
Фары ее собственного автомобиля, кажется, постепенно начинали тускнеть, да и освещение приборной панели, несмотря на ремонт, сделанный в гараже, оставляло желать лучшего. Да, сделка с Тони Морсби оказалось абсолютно невыгодной. Для нее, конечно.
— Он, должно быть, догадался, — вслух говорила она себе, насколько позволяли стучащие зубы, — что я доверчивая простушка и не сумею справиться с его деловым натиском… и, наверное, это дошло и до Салли Карфакс тоже.
Каприс с досадой подумала, что вполне вероятно, что она и Тони от души смеялись, — а может быть, смеются прямо в этот самый момент! — над глупой маленькой австралийской девушкой, в которой не было и половины того блеска, который поначалу они себе вообразили. И без сомнения, они с Тони запланировали, что в будущем станут снабжать Каприс и другими вещами… автомобилями, лошадьми, мебелью, дизайнерами и дорогими архитекторами — всем, из чего они смогут извлечь свою выгоду, потребовав с нее щедрые комиссионные. И все это безобразие продолжалось бы до тех пор, пока они до нитки не обобрали бы простодушную австралийскую девочку, а она научилась бы в конце концов сразу узнавать такого сорта людей.
Вот только она, к счастью для себя и своего банковского счета, успела распознать их раньше, чем они успели обобрать ее, всучив кучу ненужного барахла.
Прервав свои негодующие размышления, Каприс навострила уши, потому что, как ей показалось, услышала звук приближающейся машины. А потом что-то ткнулось в нее, и она уже собиралась издать вопль, пронзительный вопль ужаса, когда обнаружила, что это всего-навсего овца… просто овца, продолжающая потерянно блеять и тут же опять исчезнувшая в тумане под черным покровом ночи.
Она только-только начала отходить от пережитого потрясения, вызванного столкновением с овцой, как ее пульс опять слегка участился, поскольку ей опять показалось, что она слышит шум автомобиля. Если это действительно был автомобиль, то света его фар пока видно не было, а значит, ему потребуется много времени, чтобы добраться до нее… И кроме того, если ее машина остановилась в стороне от дороги, то автомобиль запросто проскочит мимо, и она может выяснить, что оказалась в еще худшем положении, чем ей казалось; в положении человека, высаженного на необитаемый остров, потому что даже тот, кто постоянно пользуется этой дорогой, может ее просто не заметить в такую туманную ночь, и тогда она останется там, где была, вплоть до наступления утра… только к тому времени она превратится в ледышку, а волосы окончательно поседеют.
Впрочем, Каприс была почти уверена, что находится не очень далеко от дороги…
Она напряженно, с растущим отчаянием прислушивалась к становившемуся все более явственным звуку, так как это, несомненно, шумел автомобиль, нарушая плотную тишину, окружавшую ее. Девушка боялась сделать хотя бы шаг навстречу, поскольку могла заблудиться и потерять свою машину, если бы рискнула отойти от нее более чем на фут, и тогда уж определенно попала бы в крайне тяжелое положение.
Поэтому она стояла тихо и с замирающим сердцем ждала, пока густая белесоватая тьма вокруг нее начала нарушаться желтизной пробивающегося света. Легкая мутная желтизна превратилась в бледно-оранжевые пятна, девушку охватило такое чувство облегчения, что не осталось даже сил позвать на помощь.
Автомобиль — а к этому времени Каприс была уже в состоянии определить, что это был довольно мощный автомобиль, — медленно приближался к ней, словно водитель действительно кого-то искал, хотя, как она понимала, водитель просто соблюдал осторожность в тумане. А потом она словно вросла в землю, облитая оранжевым светом и готовая закричать от радости, — такой огромной радости, какой и припомнить не смогла бы в своей жизни, — когда машина проползла рядом с ней и остановилась и водитель окликнул ее, высунув голову из окна. Похоже было, совсем не удивился, обнаружив ее одну посредине туманной вересковой пустоши.
— Вам лучше забраться внутрь, — сказал он, протянув руку и распахнув переднюю пассажирскую дверцу. — Если вы находитесь здесь достаточно долго, то, должно быть, немного озябли.
Не отвечая ни слова, она ощупью добралась до открытой дверцы и гулко плюхнулась на сиденье рядом с ним. У нее действительно несколько мгновений почти не было сил на разговор. После того как ее нашли, облегчение было столь велико, что главным желанием было заскулить, подобно щенку, спасенному от холода, а потом, если никто не возражает, удариться в слезы.
Признаться, она уже начала было издавать странное сопение и всхлипывать, когда Уинтертон, ибо это был, конечно, он, вынул из нагрудного кармана чистый носовой платок, чтобы она могла вытереть с лица лишнюю влагу.
— Вы выглядите так, будто побывали в утином пруду. — Это было так точно подмечено и высказано с такой непривычной мягкостью, что Каприс не смогла удержаться от смеха. Было очень похоже, что у нее легкая истерика.
— Сэр Галахад! — воскликнула она. — Какое счастье, что вы путешествуете не на белом коне! Сейчас это было бы самое неподходящее средство передвижения!
— И надо думать, на ваш взгляд он и вполовину не был бы так комфортабелен, как салон этого автомобиля, — съязвил Ричард, а потом с грубоватым сочувствием поинтересовался: — Как долго вы здесь торчали, дожидаясь, пока кто-нибудь не проедет мимо?
Она ответила слегка раздраженно:
— Ох, долгие-долгие часы.
Он взглянул на наручный хронометр:
— Ну, это слегка преувеличено, потому что я выехал из Лондона всего через полчаса после вас, и хозяин первого гаража, в котором вы останавливались, сообщил, что вы только что отъехали. Он не считал, что вам предстоит долгая дорога, а после расспросов во втором гараже я подумал, что легко перехвачу вас. Видите ли, я сделал ошибку, решив на хорошем участке дороги держаться позади вас, а потом, когда вы потерялись, я чуть было не заблудился тоже, пока, явно по счастливой случайности, снова не выбрался на дорогу, и явно тот же счастливый случай помог мне найти вас. Я уже начал думать, что ваш автомобиль исчез бесследно… или что маленькие человечки, которые, как предполагается, живут на этих холмах, утащили вас к себе!
— О нет! — воскликнула она, а потом растерянно пожала плечами.
Он протянул руку и похлопал ее по колену.
— Вы нервничали?
Она кивнула:
— Я так испугалась!
В теплом свете салона ему было видно ее измученное лицо и мокрые пряди волос. Девушка выглядела маленькой, крайне уставшей, удрученной и вся дрожала от холода.
Он беспокойно ощупал руки и холодные щеки Каприс, скинул с себя пальто и укутал ее, потом стянул с заднего сиденья плед и накинул сверху.
Она трясущимися губами попыталась было протестовать, но он не слушал.
— Не глупите, мне очень тепло, а вы промерзли до костей. Я буду очень удивлен, если вы не подхватите простуду! Теперь устраивайтесь поуютнее, пока я выведу машину обратно на шоссе, и посмотрим, сможем ли мы найти удобную гостиницу и добрый ужин. Полагаю, вы не прочь что-нибудь съесть, а?
Каприс отрешенно смотрела в сторону.
— Могла бы, — вздохнув, сипло ответила она, — но больше всего мне сейчас хочется выпить чего-нибудь горячего.
— Будет вам горячее, — пообещал он, наклонившись вперед и вглядываясь в мутную даль через лобовое стекло. Несколько секунд поизучав вид, он объявил, что туман рассеивается. — Виски с лимоном или ром с молоком. Что выберете?
Она слабым голосом ответила:
— Я бы предпочла большую кружку горячего чая!
Он мягко рассмеялся.
— Будет, — заверил он Каприс, — будет вам чай!
Они избавились от преследовавшего их тумана, только добравшись до маленького, ярко освещенного отеля, каким-то чудом выстроенного посреди вересковой пустоши, и Каприс с трудом поверила, что, воображая себя на необитаемом острове, она на самом деле находилась всего в миле от обитаемых мест. Пока она ждала, что кто-нибудь проедет мимо и поможет ей в тяжелую минуту, она готова была поклясться, что цивилизация в виде горячей пищи, горячего питья и пылающего в камине огня — не говоря уж о добрых человеческих голосах — находится в тысяче миль от нее. У нее даже создалось впечатление, что само время изменилось и что она находится в совсем другом мире.
Когда Уинтертон ввел ее в отель, она все еще чувствовала, что ее одежда мокрая. Так что девушка очень обрадовалась тому, что ее спаситель знаком с хозяином, который предоставил в ее распоряжение комнату с великолепной ванной, где она могла хоть немного привести себя в порядок, например принять горячую ванну.
Но Каприс так и не воспользовалась ванной — ей не хотелось заставлять Ричарда долго ждать ее в обеденном зале, где, как он сообщил, им был зарезервирован столик, поэтому она присоединилась к нему, как только выпила горячий чай, который ей прислали в комнату, высушила волосы одним из множества грубых полотенец, бывших в ее распоряжении, и подновила изрядно пострадавшую косметику.
Он ходил взад и вперед по освещенному практически одним только пламенем горевшего в камине огня холлу и задумчиво курил сигарету, но, заметив, что Каприс спускается по лестнице, сразу затушил сигарету и воззрился на девушку снизу вверх с довольно странной улыбкой.
— Так-то лучше, — удовлетворенно заметил он. — Теперь вы больше похожи на мисс Каприс Воган, которая ассоциируется у меня с Феррингфилд-Мэнор.
Она машинально протянула ему руку.
— Я должна поблагодарить вас за то, что вы пришли мне на помощь, — проникновенно начала она. — Не знаю, что бы я делала, если бы вы не отыскали меня!
Ричард продолжал чуть-чуть криво улыбаться и, казалось, совсем забыл, что уже несколько секунд держит ее руку в своей.
— Знаете, как говорят старики в ожидании автобуса, — сказал он, — он всегда появляется рано или поздно… и кто-нибудь рано или поздно объявляется и вытаскивает вас из беды.
— Ах, но в том-то и дело, — откликнулась она, — что к тому времени, когда появился бы кто-нибудь еще, я, может быть, уже превратилась бы в сосульку от холода и, уверена, в панике окончательно потеряла бы голову. Ко времени вашего появления меня и так уже начало трясти. В этом месте было так ужасно пустынно… и туман не поднимался. Я ничего не видела, ничего не слышала… кроме овцы.
— Ну, овца — это довольно безобидное существо. — По тому, как пристально Ричард смотрел на нее, Каприс поняла, что он обо всем догадался… Он догадался, что к ее радости оттого, что ее нашли, примешалось нечто большее, чем просто благодарность к своему спасителю. И что она не очень-то удивилась, увидев, что перед ней не кто иной, как Ричард Уинтертон… Который не слишком еще давно был настоящим врагом.
Она с недоумением смотрела на него.
— Но вы что-то говорили о первом гараже, в котором я останавливалась… Откуда вы узнали, что я останавливалась в гараже? И если уж на то пошло, как вообще получилось, что вы последовали за мной? Я, кажется, прихожу к выводу, что вы за мной следили!
— Вы не единственный человек, который живет вне Лондона. — Его глаза ярко и весело вспыхнули. — Пока вы пытались опустошить ваш банковский счет… Кстати, не волнуйтесь, все эти свертки и пакеты, наваленные в багажнике вашей машины, находятся в полной безопасности, потому что, как только поднимется туман, кто-нибудь съездит и привезет их. А заодно и машину вашу пригонят и поставят в гараж отеля… Так вот, я навестил старых друзей и немного повеселился. Надо сказать, вчера во время вечеринки со старыми приятелями я сделал несколько полезных дел. А сегодня позавтракал с одним моим давнишним приятелем в моем любимом клубе. А теперь я здесь! И вы здесь! — сумбурно закончил он свою пламенную речь.
Каприс сдержанно кивнула, но взгляд ее при этом был чрезвычайно таинственным.
— Я видела вас, — сообщила она. — Я видела вас сегодня днем.
Казалось, он был изумлен этим заявлением.
— Вы?
— Да… примерно во время ленча, думаю, вы тогда только что подъехали к клубу. Во всяком случае, я видела, как вы, отпустив такси, взбежали по ступеням, и я еще подумала, что швейцар, кажется, был очень рад вас видеть!
У Уинтертона на мгновение стал почти отчужденный вид.
— Он не первый год меня знает, — сухо подтвердил он. — Вопреки сложившемуся у вас обо мне мнению, я, знаете ли, человек респектабельный и довольно хорошо известный. И рискну добавить, вращаюсь не в худших кругах.
Внезапно на Каприс нахлынула волна благодарности за оказанную ей помощь и радость по поводу открывшейся ей новой его стороны. Так что в порыве вдохновения девушка решила немедленно извиниться за все, что она думала о нем или говорила ему в прошлом и что могло оказаться несправедливым.
— Я не ожидала найти кого-нибудь живущего в Мэнор, так что открытие, что там проживаете вы, было равносильно шоку, — пыталась объяснить она, — но теперь, когда вы уезжаете, почему бы нам не стать друзьями?
— Не… я уезжаю не теперь!
После этих слов Ричард решительно заявил, что не позволит ей больше разговаривать до тех пор, пока она не съест что-нибудь, и проводил ее в обеденный зал, где в уютном уголке притаился накрытый специально для них стол и стоял официант, уже готовый подать им суп.
В обеденном зале они были одни, потому что было уже довольно поздно для такого удаленного от дороги места, да и вечер был не тот, когда люди рискуют выезжать из дому ради ужина или с намерением поразвлечься.
Каприс, которая все еще чувствовала холод внутри, с благодарностью и с огромным удовольствием выпила горячий бульон, а спустя некоторое время оказалось, что она вполне способна отдать должное превосходно приготовленной пище. Как она ни отказывалась, Уинтертон убедил ее выпить бокал вина, и это вино, конечно, изгнало остатки холода, который все еще мучил девушку.
Поужинав, они еще около часа сидели в освещенном пламенем камина холле, где Уинтертон ждал Каприс, пока она поднималась наверх и приводила себя в порядок, пили кофе и разговаривали о самых разных вещах — для Каприс это было так странно, что, позже вспоминая эту беседу, она чувствовала изумление.
То, что ей и Ричарду Уинтертону следовало бы зарыть в землю топор войны — хотя бы временно, — это одно дело, а вот то, что при встрече у них нашлись общие темы для разговора, — это было совсем другое.
Еще несколько дней назад она считала его трудным человеком, а таких субъектов она не любила чрезвычайно и старалась не поддерживать знакомств с подобного рода людьми… Но сейчас она обнаружила, что болтать с ним на разные темы было легко и приятно, а самым странным было то, что она никак не могла припомнить, на что было похоже ее чувство в те времена, когда он ей, — что правда, то правда, — очень не нравился.
Сейчас в нем не было ничего, вызывающего неприязнь… К этому потрясающему выводу она пришла после того, как налила ему третью чашку кофе.
Ричард был все еще в том же безупречно элегантном костюме. И оказывается, он носил галстук выпускника Итона! Теперь Каприс могла бы поверить, что у него есть средства… и, время от времени бросая на него любопытный взгляд, она пришла к убеждению, что этот смуглый мужчина необычайно привлекателен. У него был суровый мужественный тип лица, и она вдруг, неожиданно вспомнив замечание Салли Карфакс, совершенно отчетливо поняла, что Ричард Уинтертон действительно чрезвычайно интересный мужчина.
У него были несколько причудливо изогнутые губы, но при этом жесткие линии скул и подбородка, а глубокие, очень темные глаза иногда вспыхивали, словно в глубине их тлели угольки.
Каприс откровенно покраснела, когда он поймал ее любопытный, изучающий его взгляд и поинтересовался, блеснув прекрасными, совершенно белыми зубами:
— Так, значит, вы тоже в некотором смысле наблюдали за мной?
Каприс решила отделаться полуправдой.
— Я удивляюсь, откуда вы узнали, что я в Лондоне, — сказала она, — я не видела вас перед отъездом.
— Я тоже вас не видел, но миссис Бил знала, что вы отправились в Лондон. Я подозревал, что вы намерены встретиться с вашим семейным адвокатом.
— Вы подозревали? — Она снова вспыхнула. — Ну, я и в самом деле встретилась с ним… и потом, у меня, собственно, не было возможности поговорить с ним как следует, когда я приехала из Австралии. Я считала, что, хотя бы вежливости ради, мне необходимо с ним встретиться.
— Конечно, — сухо согласился Уинтертон.
Каприс погасила недокуренную сигарету в пепельнице.
— Но что меня и в самом деле сбивает с толку, как вы узнали, когда именно я выехала из Лондона. — Она напряглась, потому что его темные глаза совершенно откровенно смеялись. — Полагаю, для одного дня что-то слишком много совпадений… Значит, вы видели меня сегодня утром?
Он улыбнулся:
— Видел. И следовал за вами на такси, пока вы загружали свой автомобиль, и поставил свою машину так близко от вашей, что удивительно, как это вы меня не заметили.
— Жаль, что не заметила. — Эти слова прозвучали так искренне, что Ричард и вовсе развеселился. — Я бы тогда не заблудилась в тумане!
— Я не думал, при тогдашнем положении дел, что вы примете мою помощь, если бы я вам ее предложил.
— Может быть, и не приняла бы, — гордо ответила девушка, но под воздействием еды и вина, тепла и уюта ее глубокого кожаного кресла она вдруг подумала, а почему бы ей было не принять с благодарностью его помощь. — У меня была своя собственная машина, — напомнила она, — я не бросила бы ее.
— Ну что ж, боюсь, что теперь вы ее бросите.
Каприс, совсем как ребенок, свернулась в кресле, а Ричард нагнулся, чтобы добавить в огонь очередное полено. И, нагнувшись, он заметил, что ее темные каштановые волосы отсвечивают золотом. А ее по-детски нежная кожа — розовая и теплая, как абрикос, и гладкая, словно бархат.
— Почему? — Каприс сонно заморгала. Ей действительно не следовало выпивать целых полтора бокала вина. — Это, знаете ли, была совсем не такая уж плохая покупка. Полагаю, любая небольшая неисправность может быть довольно быстро устранена.
— Сомневаюсь. — Молодой человек нахмурился, глядя на кончик своей сигареты. — Видите ли, я знаю, какими машинами торгует Тони Морсби, а если бы мы были в лучших отношениях, то я мог бы вас предупредить насчет той машины, которую вы имеете теперь. Ведь никто, хоть сколько-нибудь понимающий в автомобилях, ни за какие деньги и не коснулся бы ее, не то что заплатить за нее столько, сколько заплатили вы. — Он печально улыбался.
— Вы считаете, что я глупая, да? Глупая австралийка!
— Нет, я считаю, что вы упрямая австралийка.
— Может быть, вы и правы. — Каприс поудобнее устроилась в кресле. — Что мы будем делать дальше? — осведомилась она. — Поедем сегодня вечером в Феррингфилд-Мэнор?
— Нет, я договорился, чтобы вам предоставили здесь комнату… ту самую, в которой вы были перед обедом. И я тоже останусь здесь.
У Каприс дрогнул уголок рта.
— Вы считаете, что это правильно? — спросила она.
— Я не считаю, что это неправильно.
— А как же мисс Салли Карфакс?.. — Она смотрела прямо ему в лицо с самым кротким видом, изредка потупляя глаза и снова взмахивая длинными ресницами. — Она… одобрила бы это решение?
— А разве это имеет значение, одобрила бы она или нет?
— Я… я не знаю!
Он слегка помрачнел, потом поднялся, чтобы добавить в огонь еще одно полено, но передумал.
— Вы идите в постель, — сказал он, — а я собираюсь зайти к хозяйке и выяснить, сможет ли она предоставить вам какую-нибудь одежду на ночь, раз уж так получилось, что у вас нет с собой вещей. И прошу вас, положите в постель грелку или бутылку с горячей водой.
— Про постель звучит очень заманчиво, — пробормотала Каприс, — но мне и здесь очень удобно. Почему бы нам не просидеть здесь всю ночь?
— Потому что мы не можем, — строго отозвался Ричард.
Он огляделся. Теперь отель казался совершенно пустынным. Он наклонился, поднял девушку на руки и слегка покачал, а она, не оказывая никакого сопротивления, позволила ему нести ее вверх по лестнице. По коридору они, наконец, добрались до ее комнаты, дверь которой Уинтертон решительно распахнул ногой, поскольку она была не заперта.
Он пересек комнату и опустил Каприс на постель, а она была уже слишком сонной, чтобы возражать.
— Что вы подложили в мой кофе? — вяло поинтересовалась она, глядя в его странно теплеющие глаза и гадая, как они выглядят, когда он не такой невозмутимый и сдержанный, как обычно.
— Коньяк, — признался он. — Налил всего капельку. Я подумал, что вам это не повредит, а, напротив, принесет пользу — предохранит вас от простуды.
Она вдруг хихикнула.
— Миссис Бил сказала, что после обеда вы всегда пьете бренди!
— Она так сказала? — Вопрос был произнесен не слишком довольным тоном.
— И порт… Впрочем, не думаю, что я это хотя бы пробовала.
— Ну, если бы я был на вашем месте, я бы с этим не экспериментировал. — Он говорил все еще строго, но глаза его слегка мерцали… и их мерцание ей нравилось. Ей понравился и запах лосьона, которым он пользовался после бритья, и еще какой-то легкий запах, исходивший от него.
Ричард подоткнул под ее голову две подушки и накрыл ее пуховым стеганым одеялом.
— Я собираюсь зайти к миссис Грехэм, — сказал он, — пусть принесет вам постельные принадлежности.
Но прежде чем он дошел до двери, она уже уснула.
Он вернулся к кровати и постоял, глядя на девушку сверху вниз. «Зачем тревожить ее?» — спросил он сам себя.
Он пошел в свою комнату, захватил еще одно пуховое одеяло, вернулся к ней и завернул ее и в него тоже, потом наклонился и проверил, удобно ли ее усталой головке лежать на подушках.
Каприс дышала тихо и мерно и выглядела как ребенок… любимый ребенок.
Ричард потянулся и коснулся пальцем ее щеки, потом наклонился и осторожно поцеловал ее в лоб.
После чего ушел в свою комнату и провел оставшуюся часть вечера, расхаживая взад и вперед и хмурясь, как будто ломал голову над какой-то проблемой.