Переодевшись к обеду, Лариса зашла в классную комнату. Там она встретила няню. Женщины обменялись понимающим взглядом.
— Они разговаривали в течение всего этого времени, начиная с полудня, — тихим голосом сказала няня.
Было совершенно ясно, кого она имеет в виду. Так как Лариса вопросительно смотрела на собеседницу, та продолжала:
— Я думаю, положение слегка улучшилось. Бернард только что сказал мне, что граф Рауль попросил у отца ящик вина из погребов замка. Старый граф подарил ему вино урожая тысяча восемьсот семьдесят четвертого года, которое у нас пьют по торжественным случаям.
Ларисе уже было известно, что Бернардом звали личного камердинера старого графа, пользующегося у своего хозяина особым доверием. Он сообщал графу обо всем происходящем в имении, отмечая все улучшения в ведении хозяйства.
— Хотелось бы надеяться, что вы правы, — сказала Лариса.
Девушка пыталась догадаться, согласится ли старый граф на покупку винного завода. Судя по тому, как он вел себя за ленчем, трудно было предположить благоприятный исход дела. В то же время она была уверена, что граф Рауль может быть весьма настойчивым.
— Если бы только в доме был мир! — Няня говорила полушепотом. Вытерев глаза, она добавила: — Когда сегодня меня навестил граф Рауль, он сказал: «Мне хочется, няня, снова вернуться в детство, чтобы мне было столько лет, сколько сейчас Жан-Пьеру. Вы бы за меня принимали все решения. Как было бы легко!»
Каждое воспоминание о графе Рауле было очень дорого старой няне, она поспешно вышла из классной, чтобы скрыть нечаянные слезы.
Из вкусных блюд, поданных к ужину, Лариса съела совсем немного. Она не была голодна и к тому же переживала из-за драмы, разыгравшейся в имении. Она пыталась убедить себя в том, что все происходящее ее не касается, но не сопереживать не могла. Лариса гнала от себя эти мысли, отчетливо осознавала необходимость рассказать старому графу правду о Жан-Пьере. И здесь непременно возникал вопрос: сделает ли данное откровение графа мягче или, напротив, еще более ожесточит его по отношению к сыну.
Закончив ужинать и закрыв дверь за Сюзанной, унесшей посуду, Лариса взяла книгу и принялась за чтение. Но она не могла сконцентрировать свое внимание на написанном. Не вставая с места, девушка долго сидела над раскрытым томом в раздумьях.
В дверь постучали.
— Войдите!
На пороге возник лакей:
— Мосье желает переговорить с вами в Голубом кабинете, мадемуазель!
— Сейчас спущусь, — ответила Лариса.
Она отправилась к себе в спальню, чтобы поправить прическу и взять носовой платок. На ней было тонкое муслиновое платье, которое она сама сшила. По белому полю были рассыпаны маленькие голубые цветочки, талию перетягивал голубой пояс, платье удивительно подчеркивало цвет ее глаз. Лариса быстро взглянула на свое отражение в высоком зеркале и заспешила вниз по лестнице, заметив, что со стороны старого графа довольно странно было вызвать ее в Голубой кабинет, тогда как он привык сидеть в гостиной. Голубой кабинет представлял собою небольшую комнату, великолепно отделанную и выдержанную в голубых с золотом тонах. Преобладание этих цветов в убранстве было не случайным, а имело своей целью создать фон для коллекции севрского фарфора, расставленной по столам с эмалевыми инкрустациями. Лариса вспомнила, что лакей не назвал имени желавшего ее видеть. Следовательно, может быть, ее ждет граф Рауль. Лариса вошла в кабинет и увидела, что находящийся в нем мужчина повернулся в ее сторону, оторвавшись от окна. Девушка не ошиблась.
Она стояла у двери, почти на пороге. В этот момент она не думала о том, насколько молодо, свежо и привлекательно она выглядит. Голубизна стен оттеняла золото ее пышных волос, глаза девушки, взволнованные и немного тревожные, встретились с глазами графа Рауля. Он на мгновение задержал на них взгляд, а затем произнес:
— Мне бы хотелось поговорить с вами. Не станете возражать, если мы выйдем на воздух? Сегодня теплый вечер.
Тон графа был неожиданно серьезным, и она, не пророни ни слова, медленно и неохотно двинулась к высокому окну, которое он распахнул, чтобы можно было выйти на террасу. Отсюда по маленькому пешеходному мостику они перебрались через ров и пошли вниз по тропинке, ведущей в сторону регулярного парка. Двигаясь в тени деревьев, они удалялись от дома в направлении, как догадалась Лариса, греческого храма, располагавшегося в конце длинной аллеи, за фонтанами.
Идя рядом с графом, Лариса почему-то не испытывала неловкости от молчания. Никто не проронил ни звука с того момента, как замок остался позади. Наконец они подошли к скамейке возле живой изгороди из тиса, неподалеку от которой помещалась белая статуя; сверху возвышался храм.
Граф остановился и жестом пригласил девушку сесть. Затем опустился на скамью рядом с ней. Оба посмотрели вниз, где в золотых отблесках солнца, только что закатившегося за горизонт, виден был замок. Он был похож на драгоценное украшение тонкой работы. Казалось, все эти совершенные пропорции, купола, резьба по камню, переливчатые окна, отражающиеся в пруду, — нереальны, что это сказочный мираж. Граф сидел молча, до тех пор пока Лариса робко не произнесла:
— Почему бы вам… не согласиться с отцом?
— Жениться вторично?
— Карл Второй сказал: «Англия стоит мессы». Может быть, Вальмон стоит женитьбы?
— Только не по его выбору! Нет, никогда, никогда больше! — нервно сказал граф, и Лариса поняла, что первая женитьба не только обернулась несчастьем, но воспоминания о ней мучают его до сих пор.
— Мне… жаль, — пробормотала девушка.
— Меня? Я не нуждаюсь в вашей жалости!
— Не только вас, но и Вальмон в целом. Он так прекрасен! Этот дом построен для счастья, которое остается найти.
После недолгого молчания граф сказал:
— Мне страшно!
— Почему?
— Происходит что-то странное и непонятное. События развиваются неожиданно и непредсказуемо.
Лариса подождала, не скажет ли он что-нибудь еще, и спросила:
— Скажите, что же страшит вас?
— Когда мы встретились сегодня утром и я обругал вас за то, что Жан-Пьер испугал мою лошадь, что вы обо мне подумали?
Девушка улыбнулась:
— Я подумала, что вы такой… как я предполагала.
— Вы знали, кто я?
— Да, конечно. Кто бы мог еще так выглядеть!
— «Так» — это как?
Лариса почувствовала, что ответить на вопрос графа весьма затруднительно. Она подумала о его красивой внешности. Но в то же время это была внешность дьявола! Девушка ничего не сказала.
— В общем-то я и сам могу представить, чем показалось вам мое появление. И все же вы меня узнали?
— Да.
— И я вас узнал.
Лариса удивленно взглянула на него:
— Как вам это удалось? Вы же ничего не знали о моем существовании. Вам и в голову не могло прийти, что я здесь.
— Тем не менее, я узнал вас. Я всегда знал, что в этом мире живет одна девушка и она выглядит именно так!
— Боюсь, что не понимаю вас, мосье.
— Я сам себя недостаточно хорошо понимаю. Тем более трудно все это выразить словами. Я всегда знал, что вы где-то есть, и когда я увидел вас, то понял, что это вы!
Лариса смотрела на него в изумлении, граф повернул голову и заглянул ей в глаза:
— Когда я увидел вас, прижавшую к себе Жан-Пьера, то понял: нашел то, что так долго искал.
Звук его голоса произвел на Ларису гипнотизирующее действие: она не могла двинуться с места.
— Искал, может быть, не совсем осознанно, искал, неизменно встречая на пути одни разочарования, искал, сам отчетливо не представляя кого. Искал вас!
У Ларисы перехватило дыхание, усилием воли она оторвала взгляд от его лица и посмотрела вниз, на замок.
— Мне кажется, — рассеянно проговорила она, — вам всего лишь показалось, вы находитесь во власти собственного воображения.
— Именно таким образом я пытался убедить самого себя, но в действительности все по-другому. — Он помолчал и добавил: — Возможно, мы встречались в предыдущей жизни. Возможно, вы каким-то тайным образом поселились в самом сокровенном уголке моего сердца. Я не знаю. Не понимаю. Я хочу, чтобы вы мне объяснили.
Лариса вспомнила свой разговор с Ники о перевоплощении. И вот вновь она столкнулась с этой идеей. Теперь она показалась нереальной: так, всего лишь недосказанная теория.
— Я не в состоянии… вам объяснить.
— Интересно, что вам рассказывали обо мне?
— В поезде я встретила женщину, модистку по имени мадам Мадлен, которая рассказала мне о… ваших приемах.
— Предостерегла вас от меня?
— Д-да.
— Могу себе представить, что она вам наговорила. Но теперь, когда вы видите меня в собственном доме, что вы теперь обо мне думаете?
— Мне… жаль вас. В то же время у вашего отца, наверное, есть некоторые основания осуждать… тот образ жизни, который вы ведете.
— У него есть все основания, но он сам меня вынудил, — с горечью в голосе произнес граф. — Вы не понимаете: у меня не было выбора, я должен был слепо подчиняться.
Лариса вспомнила рассказ няни о том, как графа в двадцатилетнем возрасте загнали в угол, заставив против собственной воли жениться. Она захотела как-то помочь этому человеку, который сидел рядом на скамейке:
— Неужели вы не можете убедить своего отца забыть старое и начать все сызнова? Ссора мучает не только вас, она мучает всех в замке.
— Я знаю. Это мои близкие люди. Мои, потому что большинство слуг замка живут здесь из поколения в поколение. Они такие же члены семьи, как и те, в чьих жилах течет кровь Вальмонов.
— Могу вас понять.
— Но мой отец скуп абсолютно во всем. Недавно я тайно посетил наши винные заводы и фермы. Производства безнадежно устарели. Он не покупает современного оборудования. У нас неэкономичные способы хранения. Все имение нуждается в реконструкции. Нужны новые здания, большее число рабочих.
Граф говорил с воодушевлением, но внезапно умолк.
— Что проку в рассуждениях? Отец стар, он не станет меня слушать, — сказал граф.
— Няня считает, что вроде бы сегодня все пошло на поправку. Говорят, отец подарил вам ящик лучшего вина.
— Это я сам попросил, но не для того, чтобы его порадовать, а потому, что хочу пить вино своей земли.
— Отец был доволен?
— К моему удивлению, он подарил мне «74» — наше лучшее, запас его совсем мал. Это выдержанное вино может удовлетворить вкус самого придирчивого знатока.
— Наверное, это хороший знак? Может быть, он и согласится теперь купить вам винный завод.
— Завтра мне нужно ехать в Париж, но послезавтра вернусь. У меня в запасе пять дней, в течение которых нужно раздобыть деньги на покупку, если отец их все-таки не даст.
— Может быть, у него на самом деле нет денег?
— Ему ничего не стоит занять их в банке.
Граф оторвался от созерцания замка и повернулся к девушке.
— Давайте поговорим теперь о вас, — сказал он уже совсем другим тоном.
— Боюсь, мне пора возвращаться, — быстро ответила Лариса.
— Убегаете? Боитесь меня?
— Не знаю… Пожалуйста, не пугайте меня.
— У меня нет желания пугать вас. Просто я хочу сказать вам, что вы невероятно хороши и не похожи на всех остальных женщин, с которыми мне приходилось быть знакомым.
Он смотрел ей в глаза, она не в силах была отвернуться.
— Знаю, что звучит банально, но это правда. Вы — необыкновенная, и наша встреча — нечто необыкновенное.
— Отчего вы так уверены? Здесь в парке… все кажется нереальным. Потому что вечер и потому что…
— …мы вместе! — тихо закончил за нее граф. — Вы знаете, где мы сидим, Лариса?
Он в первый раз назвал ее по имени. Ей почему-то не захотелось возражать.
— Храм, возвышающийся перед нами, — это святилище Венеры, а статуи вокруг — ее изображения в различных обличьях, в которых она известна людям. Там, позади нас, — Афродита. Это моя любимая скульптура с детства. Поэтому я и привел вас сюда, чтобы мы могли говорить под сенью Афродиты, греческой богини любви.
Его голос замедлился. Ларисе сделалось жутко. Она испытала ощущение, как будто разряд электричества пробежал по телу.
— Мне не следует… слушать вас.
— Почему?
— Я обещала маме не слушать комплиментов и не верить ничему, что мне будут говорить французы.
— Дельный совет! Но к нам он не относится.
— Почему?
— Потому что, как я только что сказал, это особый случай!
Глубина и тепло его голоса заставили девушку дрожью откликаться на каждое слово. У нее возникло ощущение, будто граф прикасается к ней, хотя он сидел не двигаясь.
— Лариса, вас кто-нибудь целовал?
— Нет… конечно, нет!
— Значит, я буду первым. Нам было предопределено свыше встретиться и принадлежать друг другу. — Его голос стал еще более тихим. — Но поскольку то, что между нами происходит, так не похоже ни на что случавшееся прежде со мной или вами, моя прекрасная маленькая Афродита, я не стану сегодня целовать вас.
Граф смотрел на ее губы. Лариса испытывала странное, незнакомое доселе ощущение, от которого она вся дрожала. Оно было так сильно, что граничило с чувством боли. Граф неожиданно встал:
— Пойдемте, я провожу вас назад.
Лариса автоматически последовала за ним. Обратный путь они проделали в таком же молчании, в котором поднялись сюда, к статуе Афродиты. Лариса чувствовала, что в отношении к ней графа есть нечто необъяснимое, но сильное, заставляющее девушку следовать его воле. Если бы граф сейчас обнял ее, Лариса, вероятно, и не противилась бы, но он был сдержан.
Они подошли к пешеходному мостику. Окно в Голубом кабинете по-прежнему распахнуто. Дневной свет померк, наступили сумерки. В темном небе зажигались первые звезды. Граф остановился и посмотрел на Ларису. Она глядела на него широко раскрытыми глазами, в которых угадывалась легкая тревога.
— В вас есть все, о чем может мечтать и чему может поклоняться любой мужчина.
Лариса ощутила трепет во всем теле.
— Я погуляю по лесу и буду думать о вас, — сказал ей на прощание граф. — Мне кажется, что и вы будете обо мне думать. Это все, чего я хочу от вас в эту минуту, — чтобы вы обо мне думали. Обещаете?
— Трудно было бы поступить иначе, — прошептала она.
— Только этого и прошу. Спокойной ночи, моя маленькая богиня. Мы встретились, это первый шаг.
С этими словами он взял ее руку и поднес к губам, девушка ощутила его горячий и жадный поцелуй. Прежде чем она успела испугаться, он повернулся и зашагал через лужайку, в лесную тень. Когда граф скрылся из виду, Лариса перешла через мостик, вбежала в замок и поспешила к себе.
В ее голове все перемешалось. Она не могла ни о чем думать. Она даже не могла толком понять, что случилось. Это было так неожиданно. Лариса даже вообразить себе такого не могла, это было, по словам графа, нечто особенное, ни на что не похожее, невообразимое.
Как ему удается быть столь серьезным и в то же время тем, кого называют «мосье Дьявол»? Последнее, впрочем, не имеет значения, если он говорит правду. Но можно ли ему верить? Она вспомнила, как ее предостерегала мама, вспомнила разговор с Ники, вспомнила пророчество мадам Мадлен о том, что случится катастрофа, если Лариса встретится с графом Раулем.
Она пришла в свою спальню и села, чтобы обдумать происшедшее, попытаться разобраться в нем. Допустим, с его стороны это любовь. Но разве она такая? Лариса представляла все иначе. Он говорил ей комплименты, но они не пугали и не смущали ее. От его слов по телу пробегала дрожь. Не потому, что слова сами по себе много значили, а потому, что за ними скрывалось нечто глубокое и страстное, невыразимое никакими словами.
Лариса внезапно почувствовала себя очень юной, неопытной, лишенной жизненной мудрости. Ну что она знала о любви, если это и в самом деле любовь? Откуда она могла знать, что обычно говорит человек наподобие графа Рауля, когда встречает понравившуюся ему женщину? Наверное, в беседе с ней он применил самые замысловатые приемы, которые заинтриговали ее и привели в волнение. Он, несомненно, и раньше успешно их использовал.
Но потом она решила, что это не так. Не похоже на увертюру очередного флирта, исполненную опытным сердцеедом. Не вызывало сомнений, что он говорил искренне. В его голосе отчетливо слышалась боль, причины которой она не могла объяснить. Лариса закрыла лицо руками. Щеки пылали. Сердце с момента разговора с графом продолжало сильно биться. Ничего подобного раньше ей не приходилось испытывать. «Что со мной?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
Лариса легла в постель, но не могла заснуть и все думала о графе Рауле. Зная, что и он думает о ней, девушка не могла отделаться от воспоминаний о его облике. «Мне нужно быть разумной!» — решила Лариса.
Но она знала, что в чувствах, пульсировавших в ней, в хаосе, объявшем сознание, не может быть ни капли рассудка. В смятении она протомилась без сна до утра, быстро поднялась и вышла из спальни в надежде увидеть его еще раз.
Лариса вывела Жан-Пьера на прогулку ранее обычного. Она пыталась убедить себя в том, что сделано это было, потому что день стоял солнечный и ребенку полезно в такую погоду подышать свежим воздухом. Но в глубине сердца она знала, что хочет встретить графа Рауля. Когда они с Жан-Пьером, ведущим на поводке Макса, вышли на главную лестницу, то увидели старого графа, принимающего трость из рук лакея. Он посмотрел на них и слегка улыбнулся внуку.
— Макс идет на прогулку, дедушка.
— Вижу, вижу. Хорошо ли ведет себя этот пес? — Граф посмотрел на Ларису.
— Очень хорошо, мосье, — ответила она. — Жан-Пьер очень его любит.
— Тогда присматривайте, чтобы он ненароком не испортил что-нибудь в моем доме, — наставительно, но дружелюбно заметил граф.
— Мы нигде не спускаем его с поводка, только в классной, мосье, — быстро ответила Лариса.
Граф взял внука за руку, они вместе вышли наружу и стали спускаться по внешней лестнице.
— Это Вальмон, твой дом, Жан-Пьер, — сказал он взволнованно. — Парки — твои, земля — твоя, все здесь принадлежит тебе!
— Максу хочется побегать, мадемуазель, — сказал мальчик, явно не слушая деда.
— Ему можно будет побегать, когда мы придем в лес, — сказала Лариса. — А ты послушай, что говорит дедушка.
— Он еще слишком мал, чтобы понять, — сказал граф. — Но в один прекрасный день он поймет.
Граф выпустил руку Жан-Пьера и пошел прочь, медленно, сохраняя безукоризненную осанку.
«Как он похож на солдата, идущего в бой», — подумала Лариса.
Жан-Пьер с Максом убежал куда-то в другую сторону, и она быстро последовала за ним. Время тянулось медленно. Трудно было сосредоточиться на Жан-Пьере, рассказывать ему истории, стараться, чтобы он запомнил хоть что-нибудь из услышанного. Лариса поймала себя на том, что представляет графа Рауля так ясно, как будто тот находится вот здесь, рядом с ней. Девушка вспомнила их вчерашний разговор и с ужасом поняла: ей хотелось, чтобы граф ее поцеловал. «Как я могу предаваться столь возмутительным желаниям?» — спросила она себя. Рассудок, казалось, покинул ее, Лариса не могла думать ни о чем, кроме выражения его глаз и голоса, пробудивших в ней странные ощущения.
В конце концов, когда Жан-Пьер поужинал и Сюзанна повела его в спальню, Лариса отправилась к себе. Она решила переодеться, сменив дневное платье на одно из тех, муслиновых, которые шила сама. Она разложила его на постели и собиралась умыться, когда в дверь внезапно постучали и, прежде чем девушка успела ответить, в комнату вошла няня.
— В чем дело? Что случилось? — воскликнула Лариса. В ответ няня захлопнула за собой дверь и разразилась глубокими, удушающими, старческими рыданиями.
— Да в чем же дело? Кто вас расстроил? — Она подхватила няню под руки и усадила в кресло. Опустившись рядом на колени, она попросила: — Расскажите. Пожалуйста, расскажите мне. Я не могу вас видеть такой несчастной.
— Мой мальчик! Мой бедный мальчик! — рыдала няня.
— Произошло… несчастье?
Лариса знала, кого няня называет обычно «своим мальчиком», и почувствовала, как ледяная рука как бы сжала ее сердце. Стало трудно говорить.
— Ну, кто бы мог подумать… поверить, что отец сможет задумать такую жестокость?
Лариса внезапно успокоилась.
— Что же сделал старый граф?
— Я не могу вам… сказать, — продолжала рыдать няня. — Этого никто не должен знать… но мой мальчик! Мой бедный мальчик!
Лариса набрала воздуха, взяла няню за руки и опустила их, открыв ее лицо.
— Говорите, — сказала она почти грубо. — Расскажите, что случилось! Я должна знать!
Слезы катились по щекам няни, губы ее дрожали:
— Бернард… похвалялся. Я слышала, но он меня не видел.
— Что сказал Бернард?
— Я не могу… вам сказать, — прошептала няня. — Может быть, это и неправда. Мой мальчик! Мой мальчик! Я его так люблю!
— Скажите мне, что вы услышали! — сказала Лариса голосом, которым отдают приказ.
Няня пыталась было высвободить руки, но не смогла. Ларисе уже показалось, что ничего не удастся добиться, но внезапно няня сдалась. Новый поток слез хлынул из ее глаз.
— Вино! — простонала она. — Вино отравлено!
Лариса отпустила нянины руки и изменившимся голосом спросила:
— Старый граф хочет его убить?
— Он всегда его ненавидел! — пробормотала няня. — Но я никогда не думала, что человек может убить… своего сына!
Лариса встала. Сперва она не могла поверить, что услышала это не во сне. Неслыханно! Невозможно! В голове не укладывалось, чтобы такой человек, как старый граф Вальмон задумал убийство собственного сына. Потом она вспомнила фанатические нотки его голоса: «Жан-Пьер займет мое место. Вальмон будет принадлежать ему!». Он просто сошел с ума! Но это не спасет графа Рауля! Она поняла, что нужно делать, и повернулась к рыдающей женщине:
— Послушайте, няня. Я хочу спасти графа Рауля, и вы мне в этом поможете!
Няня перестала плакать и взглянула на Ларису.
— Что я… могу сделать, мадемуазель?
— Я еду в Париж. Я предупрежу его. Никто не должен знать об этом. Если я возьму из конюшни лошадь, об этом доложат старому графу?
Няня еще судорожно всхлипывала, но уже почти что успокоилась:
— Спросите на конюшне Леона. Ему можно доверять. Не говорите, куда едете. Главный конюх уже ушел домой, присматривать остался один Леон с мальчиками-помощниками. Скажите ему, что хотите покататься.
— Так и сделаю, а вы скажите Сюзанне и горничной которая прибирается в моей спальне, что у меня разболелась голова и я просила меня не тревожить.
С этими словами Лариса подошла к гардеробу и вынула платье для верховой езды. Свое собственное она оставила дома, передав его Синтии: оно было уж слишком старым и изношенным. Это же, скроенное по новому фасону, принадлежало матери, ему не было и четырех лет. Оно вполне годилось для лета. Платье было черного цвета, с белым воротничком. Широкая юбка, ниспадающая с луки седла до самого стремени, очень элегантна. Платье сидело на ней прекрасно. Шляпа с высоким верхом, в которой матушка ездила на охоту, тоже выглядела весьма прилично.
Лариса зачесала волосы назад и заколола их в тугой пучок, чтобы они не растрепались от быстрой езды. Затем вытащила из выдвижного ящика кошелек, взяла перчатки и подаренный отцом на день рождения стек с серебряным наконечником.
Няня застегнула ей на спине лиф и теперь стояла, разглядывая девушку. Слезы вновь потекли по ее щекам.
— Теперь нужно уехать из замка незамеченной.
— Я покажу вам дорогу.
Они крадучись вышли из спальни, убедившись, что снаружи никого нет. Няня заперла дверь и положила ключ себе в карман. Стараясь неслышно ступать, женщины двинулись по коридору. Лариса поняла, что няня ведет ее в нежилую часть замка. После долгого, как показалось, пути они достигли северного крыла здания, где няня выпустила Ларису через дверь, от которой было совсем недалеко до конюшен.
— Спросите Леона, — прошептала няня. — И пусть le Bon Dieu[25] благословит и хранит вас.
— Молитесь за то, чтобы мне удалось разыскать графа Рауля вовремя, — также шепотом ответила девушка. Затем повернулась и бегом пустилась к конюшням.
Через четверть часа она мчалась полями по направлению к Парижу. Все вышло на удивление просто. Леон не удивился ее желанию покататься. Он оседлал для Ларисы резвого скакуна, и она сразу поняла, что конь сможет легко идти под ней и в то же время ей не составит труда управлять им.
Лариса неплохо ездила верхом. Лошади старого графа были более породистыми, чем те, которых мог позволить себе ее отец даже в дни относительного благополучия. Если бы она не была так обеспокоена неизвестностью предстоящего и судьбой графа Рауля, то непременно получила бы удовольствие от езды на таком прекрасном животном, отлично объезженном и послушном. В этот момент для нее важно было только одно — добраться до Парижа и найти там графа. И при этом желательно не опоздать! Она не могла даже подумать о нем как о мертвом! Он был таким необыкновенно живым. Она вспомнила его проникновенный голос, обращенный к ней прошлым вечером, ощущение его поцелуя на руке!
Она ничего больше не видела перед собой, кроме его выразительного лица, радостного и оживленного, ниспадающих на лоб темных волос, легкой улыбки, играющей на его губах. Она познакомилась с ним только вчера, но сегодня казалось, что граф всегда был в ее мечтах, в ее жизни. Он прав: им было уготовано свыше встретить друг друга! Это судьба, и, возможно, судьбе угодно, чтобы Лариса его спасла!
Девушка пришпорила коня: нужно спешить! Она должна успеть!
Ей был известен адрес графа Рауля. Мадам Савини, рассказывая о различных районах Парижа, заметила, что Елисейские поля являются наиболее модным местом жительства.
— Нет необходимости говорить, что Рауль живет именно там, — не без гордости сказала тогда мадам Савини. — В доме номер двадцать четыре, сразу за фантастически роскошным особняком, построенным для маркизы де Права.
Лариса никогда не слышала о самой развратной, изощренной знаменитой куртизанке времен Второй империи, гремевшей на весь Париж своими скандалами до немецкой оккупации 1871 года. Но она твердо запомнила номер дома графа. Девушка была уверена, что ей не составит особенного труда разыскать Елисейские поля, когда она приедет в город. Но в предместьях оказалось больше улиц и перекрестков, нежели могла себе представить Лариса, поэтому ей часто приходилось спрашивать дорогу. Наконец она выехала к Елисейским полям, увидев перед собой залитый светом проспект, убегавший вниз, к площади Согласия.
Теперь уже несложно было отыскать требуемый номер. Она оставила коня на попечение первого же оборванного мальчишки, который вызвался его подержать. Девушка позвонила в железный колокольчик, висевший возле внушительной двери, и нетерпеливо потянулась за дверным молотком. Дверь отворил слуга в ливрее Вальмонов.
— Я хочу видеть графа Рауля.
— Его нет дома, мадам.
— Нет дома? — Хотя Лариса и предполагала такой поворот в развитии событий, но все же это было ударом. — Где же он?
Она знала, что он устраивает прием, он говорил ей об этом, но Ларисе показалось, что этот вечер будет проходить дома.
— Точно не знаю, мадам, где в настоящее время может находиться мосье. Однако я полагаю, что он сперва направился в «Фоли Бержер», а оттуда поедет в «Максим».
— Вы уверены, что я его там найду?
— Почти что полностью, мадам.
— Камердинер графа здесь? — спросила Лариса, вспомнив человека, приезжавшего вместе с ним в замок и приглядывавшего в фаэтоне за Максом.
— Нет, мадам, Анри сейчас нет.
Лариса в нерешительности стояла на пороге. Что делать? Ждать графа Рауля? Но если у него прием, он может выпить подаренное вино.
— Когда граф вернулся сегодня утром из имения, — сказала она слуге, — он привез с собою ящик вина. Вы не знаете, что он с ним сделал?
— Нет, мадам, меня не было, когда вернулся мосье. — Слуга наморщил лоб, вспоминая: — Я что-то слышал, он говорил о каком-то особенном вине для сегодняшнего приема. По-моему, он заказывал меню.
У Ларисы упало сердце.
— Я должна его найти! — воскликнула она. — Как вы думаете, сейчас он еще в «Фоли Бержере»?
Она представления не имела, сколько сейчас времени, должно было быть около одиннадцати.
— О да, мадам. «Фоли Бержер» не закрывается до полуночи.
— Мне нужно попасть туда. Не могли бы вы позаботиться о моей лошади, поставить ее в конюшню и подать мне voiture[26]?
Слуга был несколько озадачен, но Лариса чувствовала, что ему не раз приходилось заниматься чем-либо необычным на службе у графа Рауля. Позвали конюха из конюшни, расположенной за домом. Вскоре voiture стоял у ворот. Лариса села в него и сказала:
— Попросите кучера ехать к «Фоли Бержеру» как можно быстрее!
Девушка была рада, что догадалась взять с собой кошелек. Если графа уже нет в «Фоли Бержере», то придется ехать в ресторан, где он должен ужинать. Они мчались вниз по Елисейским полям. Лариса уже не смотрела с любопытством по сторонам, как в первый раз, когда она прибыла на Северный вокзал. Она поправила прическу, убрав волосы под шляпу, и пыталась представить, что скажет граф в ответ на ее внезапное появление, да еще в платье для верховой езды среди публики, разодетой в вечерние туалеты. Впрочем, это не важно, что он подумает. Важно, чтобы она успела, пока он не попробовал вина, отравленного его отцом.
Лариса и по пути в Париж, и сейчас не могла понять, каким образом такой человек, как граф де Вальмон, в ненависти к своему сыну мог опуститься до столь подлого дела, до убийства. В то же время она была уверена, что подслушанное няней — правда. Бернард был мрачным человеком зловещей наружности. Лариса несколько раз сталкивалась с ним в коридорах. Его, казалось, коробило от необходимости отвечать на вежливые приветствия девушки. Как она теперь понимала, его характеру была присуща не только угрюмость, но и скрытность. Он напоминал ей средневекового серфа, готового выполнить любое распоряжение сеньора.
Voiture свернул с широкого бульвара и загромыхал по мостовым маленьких грязных улочек. Лариса с тревогой вглядывалась во тьму, пока слева не показались огни. Экипаж остановился. На тротуаре перед входом стояло множество людей. Подъезд был ярко освещен электрическими плафонами, повсюду висели плакаты, на которых женщины в танце высоко выбрасывали ноги. Лариса сочла данные изображения непристойными. Внезапно она почувствовала смущение, поняла, что стесняется. Как она может одна пойти в подобное заведение?
Потом девушка решила, что страхом можно пренебречь. Она должна найти графа. Если он уехал из «Фоли Бержера», то она его может уже никогда не увидеть. Она вышла из voiture, заплатила coucher[27] и стала пробираться через толпу. На нее с любопытством смотрели. Один из мужчин сказал что-то развязным голосом, что именно — Лариса не разобрала, но стоявшие рядом с ним ответили взрывом хохота.
Entresol[28] была отделена от театра стеклянными дверями.
Здесь находилась высокая стойка, за которой сидели два человека. Лариса подошла к одному из них:
— Простите, мосье. Мне необходимо переговорить с графом Раулем де Вальмоном. Я знаю, он здесь. У меня есть для него послание крайней важности.
— Послание, мадам?
Ларисе показалось, что человек недоверчиво посмотрел на нее, брови его приподнялись, и весь вид этого господина вопрошал о причинах, по которым этой женщине нужно видеть графа.
— Вопрос жизни и смерти! — сказала Лариса. Она держалась столь уверенно, что произвела впечатление на человека за стойкой. Он подозвал лакея в униформе с серебряными пуговицами:
— Проводите леди к графу Раулю де Вальмону, — распорядился он. — Мосье в своей ложе.
— Прошу вас сюда, мадам, — сказал лакей. Лариса последовала за ним по широкому проходу — знаменитому променаду «Фоли Бержера». Зал был огромен, по одной из стен шла длинная стойка бара, стояло огромное количество столиков, за которыми сидели роскошно одетые женщины. На всех были огромные шляпы, чаще всего украшенные разноцветными перьями. Боа из перьев лежали у многих из них на плечах, в вырезах глубоких декольте поблескивали драгоценности. Было немало и мужчин, в вечерних костюмах и цилиндрах. Некоторые, правда, приехали сюда, не переодевшись в вечернее платье, но все они были в головных уборах.
Лариса шла за лакеем через нарядную толпу. Ей показалось, что многие женщины находились здесь одни, с густо накрашенными ресницами и губами, они бросали на мужчин беззастенчивые, приглашающие взгляды. В конце променада располагалась сцена; шло представление. Музыка, с трудом перекрывающая разговоры и смех публики, звучала очень весело. Женщины, танцующие на сцене, выбрасывали перед собой ноги точно так же, как было изображено на плакатах перед входом, демонстрируя перед зрителями свои шелковые нижние юбки. Впрочем, у Ларисы не было времени как следует осмотреться, она быстро шла вслед за лакеем мимо толпы мужчин, перегнувшихся через ограждение, чтобы получше рассмотреть происходящее на сцене. Они прошли еще немного и подошли к ложам, устроенным на некотором возвышении. Ложи были отделены одна от другой невысокими барьерами и совсем не походили на задрапированные портьерами ложи в обычных театрах. Лакей остановился, и Лариса с содроганием сердца увидела того, кого искала.
«Он жив! Он здесь!»
Граф сидел впереди в обществе двух брюнеток. Более красивых женщин Ларисе никогда не приходилось видеть. Одна была в красном платье и шляпе со страусовыми перьями. На другой был туалет желтого цвета, а на шляпе устроились две великолепные райские птицы, склонявшиеся с полей к се обнаженным плечам.
— Подождите здесь, мадам, — сказал лакей.
Он стал пробираться между людьми, стоящими в ложе. Наконец он достиг цели и, наклонившись, что-то зашептал графу на ухо. Ларисе показалось, что на лице графа возникло выражение неудовольствия оттого, что кто-то его беспокоит. Он неохотно поднялся и извинился перед окружающими. Дама в красном платье сделала удерживающий жест. Лариса не видела полностью ее лица, обращенного к графу, только недовольный изгиб ярко накрашенных губ и темные, подведенные глаза. Граф Рауль сказал что-то, та засмеялась, и граф пошел за лакеем, по дороге успев перекинуться парой слов с друзьями. Он увидел Ларису, только когда вышел из низкой двери.
В изумлении он уставился на девушку.
— Что вы здесь делаете? Что случилось? — спросил он, видя, что Лариса совсем растерялась.
Прежде чем она смогла что-либо произнести, граф заметил, что лакей все еще ждет. Он вынул из кармана монету и протянул ему. Затем он взял девушку под руку и отвел к противоположной стене.
— Как вы сюда попали?
— Верхом.
— Одна?
— Мне нужно было… видеть вас! Мне нужно вам кое-что сообщить?
Он оглядел ее дорожный наряд, затем взглянул в бледное, встревоженное лицо:
— Не могу поверить. Что вас привело сюда?
— Вино, которое вы привезли сегодня утром из Вальмона… отравлено!
Мгновение граф смотрел на нее как на сумасшедшую.
— И вы прискакали сюда из Вальмона, чтобы предостеречь меня? — медленно произнес он.
— Я так боялась, что вы выпьете это вино и… умрете!
— Значит, вы приехали спасти меня?
— Да.
Она посмотрела в его глаза и почувствовала, что переполненный театр, шум, музыка — все вокруг исчезло. Они были наедине, эти два человека, нашедшие друг друга во всей вселенной.
— Подождите здесь.
Он пошел в ложу. Какой-то господин, сидевший позади, заговорил с ним. Несколько секунд они обменивались фразами, затем незнакомый господин понимающе кивнул. Граф вернулся к Ларисе:
— Расскажите мне все, что вам известно, затем я отвезу вас домой.