Во имя любви

Глава 2

Верный своему обещанию, Николас Гамильтон с ожесточением заставил себя изучать подноготную всех членов правления и всего высшего эшелона, так или иначе связанного с компанией. Это была задача, достойная титана, но было очевидно, что она так поглотила его, что не оставила — по сведениям благодарного физиотерапевта — ни малейшего времени для размышлений по поводу медлительности своего выздоровления.

Но выздоровление, несомненно, наступало, как Джейн имела возможность убедиться лично, во время своих частых визитов в дом на Орм-сквер. Хотя сэр Ангус и обещал своему доктору не перерабатывать, он все же усердно трудился даже по выходным, и редко случалось, чтобы в субботу или воскресенье она не работала с ним. Даже если не нужно было диктовать или готовить отчеты, он все же был склонен оставлять ее, используя в качестве резонатора, рассказывая о тех новшествах, которые он собирался вводить; а иногда она просто выступала в роли слушателя, когда он разворачивал перед ней свои самые смелые идеи, которые хотя и произносились вслух, но, как она знала, редко использовались впоследствии.

За неделю до Рождества и шесть месяцев спустя после аварии самолета Николас уже мог войти в гостиную на костылях и занять свое место за столом. Джейн была единственным человеком, кто знал, что он уже в состоянии это сделать, но она поклялась хранить это в секрете.

— Я хочу дождаться того момента, когда буду полностью здоров, — говорил он, оправдываясь. — Тогда я устрою вечеринку и приглашу всех моих друзей, чтобы отпраздновать мое возвращение в мир.

— Знакомые, это слово подходит лучше, чем друзья, — язвительно отвечала она. — Если бы это были настоящие друзья, то вы бы не возражали против их присутствия сейчас.

Он не оспаривал это, а она теперь знала его достаточно хорошо, чтобы продолжать эту тему. Хотя он очень походил на своего отца, многое в нем она не могла понять: то он был терпимым и забавным, а в следующую секунду — угрюмым и раздражительным. Но было не совсем справедливо судить его до того, как он окончательно поправится, полагала она, хотя вполне вероятно, что, когда наступит это время, их орбиты больше не пересекутся. Эта мысль пришла ей в голову, когда она наблюдала за ним во время его разговора с отцом одним воскресным вечером, когда они все сидели в библиотеке, и заставила ее понять, какую большую роль в ее жизни стали играть и сэр Ангус, и его сын. Слишком большую роль, если рассуждать здраво; она критиковала Николаса за то, что он оградил себя от своих друзей, а разве она сама не поступила точно так же, хотя и по другим причинам.

Его желание находиться в одиночестве до той поры, пока он не поправится, происходило из соображений самозащиты, тогда как ее стремление к одиночеству проистекало из потребности защитить свою любовь, которая, как она знала, никогда не принесет своих плодов. И все же наконец она призналась себе в истинной природе своих чувств по отношению к Николасу. Она любила его. Любила человека, который относился к ней только как к компетентному секретарю собственного отца.

После того как она осознала свою привязанность к Николасу, ее положение стало для нее затруднительным. Последующие несколько дней она была как на иголках, боясь, что сэр Ангус заподозрит что-нибудь. Но он вел себя по отношению к ней как обычно, в своей шутливой манере, и постепенно она расслабилась, уверенная, что ничем себя не выдала.

Но тут она оказалась несправедлива по отношению к своему начальнику, так как его империя основывалась не только на напряженном труде — интуиция также играла огромную роль, и именно эта интуиция помогла ему понять — до того как сама Джейн осознала это, — какое впечатление произвел на нее его сын. Поначалу это его забавляло, но когда он увидел, какое влияние оказывает Джейн на Николаса — влияние, о котором его сын даже и не подозревал, — он начал раздумывать над подтекстом происходящего, и чем дольше он размышлял, тем больше его это устраивало. Это было бы идеальное супружество. Тихая Джейн, чья железная воля была словно прикрыта мягкими, бархатными перчатками, была бы идеальной женой для Николаса. Ведь это Джейн он должен был благодарить за то, что она заставила сына заняться делами компании, — просьба, которая так часто игнорировалась, когда излагал ее он сам. Да, чем больше он думал об этой женитьбе, тем больше нравилась ему эта идея. Но надеяться надо было только на то, что сам Николас поймет это.

Сэр Ангус так напряженно раздумывал над ситуацией со своей точки зрения, что совершенно не принимал в расчет, что сама Джейн может поступить иначе, поэтому он был совершенно растерян, когда одним прекрасным утром в середине января она пришла к нему и объявила, что увольняется.

— Но почему? — изумленно спросил он.

— Потому что я влюбилась в вашего сына.

Он попытался, но все же не мог скрыть выражение удивления.

— Честная Джейн, — отрывисто прокомментировал он, — так, значит, вы наконец разобрались в ваших чувствах?

— Вы хотите сказать, что знали об этом?

— Да. — Увидев страх на лице девушки, он покачал головой. — Но Николас не догадывается ни о чем, я ручаюсь за это.

— Я должна уйти до того, как он догадается.

— Почему вы думаете, что он догадается?

— Он сын своего отца.

— Если он действительно мой сын, то он поймет, что вы лучшее, что может ему встретиться в жизни!

Наступил ее черед удивляться.

— Так вы не будете возражать? Я думала, что вы хотите, чтобы он женился на…

— Иностранной графине или светской девице с родословной? — прервал он ее. — Вы должны знать, что во мне больше здравого смысла, дитя мое! Я ведь не родился со своим титулом, Джейн. Я сам всего добился, и я не уважаю тех, кто забывает свои истоки. Если бы даже вы обладали миллионом фунтов и королевским гербом, вы не стали бы лучшей партией для Николаса.

Ее глаза наполнились слезами, и она заморгала, чтобы скрыть их.

— К сожалению, он даже не знает, что я существую… как женщина, вот в чем дело. Это основная причина, почему я решила уйти. Когда я впервые поняла, что чувствую по отношению к нему, я надеялась, что… но теперь я вижу, что это невозможно. У него были романы с самыми красивыми девушками мира, мне не стоит даже пытаться соперничать с ними…

— Вопрос и не стоит о вашем соперничестве. Вы можете предложить ему совершенно другое. Что касается вашей внешности, то мне кажется, что вы красивая девушка. — Она печально улыбнулась, а сэр Ангус сердито продолжал: — Вам не кажется, что вы все драматизируете? Если Николас относится к вам как к сестре, то, может, это форма самозащиты? В конце концов, до того, как он точно будет уверен, что идет на поправку, нет особого смысла в его положении думать о женщинах вообще.

Эта мысль никогда не приходила в голову Джейн, и краска немедленно залила ее щеки, заставив сэра Ангуса засмеяться.

— Не спешите так с вашей отставкой, моя дорогая. Кроме того, даже если мой сын в вас не нуждается, то мне вы необходимы.

Неожиданно он схватил ее за руку. Впервые он дотронулся до нее, и она испугалась, так как, несмотря на силу его пожатия, она ощущала явную дрожь в его руке. Это напомнило ей об опасениях докторов за его здоровье, и она поняла, что оставить его теперь означало бы взвалить дополнительный груз на его плечи, а этого она допустить не могла.

— Не беспокойтесь, — прошептала она. — Я вас не оставлю. Но не просите меня приходить на Орм-сквер.

— Это будет глупо, если вы перестанете приходить сюда. Николас пошел на поправку, и теперь такое время, когда вам следует быть рядом с ним. Если вы любите его, то сделаете все, чтобы он стал вас замечать.

— Я не могу.

— Вздор! Я не прошу вас бороться с другой женщиной. Я просто хочу, чтобы вы были рядом, когда он начнет понимать, что он все еще мужчина с нормальными мужскими желаниями.

И снова краска залила ее щеки.

— Это звучит так… так цинично.

— Если я постараюсь быть романтичным, то вы покраснеете еще больше! Для такой прямолинейной девушки, как вы, это немного старомодный подход. — Она улыбнулась, услышав это, и он продолжал более доверительно: — Последуйте моему совету, Джейн, пусть события развиваются сами собой.

— Когда вы так говорите, я не могу вам отказать.

Февраль уступил место марту, Джейн предоставила событиям идти своим чередом и постепенно обнаружила, что то, что сэр Ангус говорил об эмоциональном пробуждении своего сына, оказалось верным: по мере выздоровления его зависимость от Джейн возрастала. Почти незаметная перемена произошла в его отношении к ней: все возрастающее внимание к ее внешности — что выражалось в редких комплиментах в ее адрес — и к ее уму, который он с удовольствием тестировал при каждом удобном случае.

Каждый вечер он дожидался, пока она не поднимется к нему в комнату, чтобы помочь ему осуществить трудный спуск в гостиную, и, хотя она знала, что он вполне мог справиться с этим в одиночку, он все-таки предпочитал дождаться, когда она придет за ним.

Но, несмотря на видимый прогресс, Джейн все же оказалась неготовой к тому, что когда она зашла в его комнату поздним мартовским вечером, то увидела его стоящим посередине комнаты, опирающимся только на палочку.

Испуганная, она поспешила вперед:

— Вы уверены, что не повредите себе, Николас?

— Я получил одобрение Мандерс-Джоунса, — ответил он. — Не думаете же вы, что я буду беззащитен перед вашими нападками. — Он схватил ее руку. — Пойдемте. Теперь мне будет легче договориться со ступеньками.

В течение всего вечера она наблюдала за ним. Теперь было трудно представить, что это тот же ожесточенный молодой человек, каким она впервые увидела его. И все же, если бы не несчастный случай, вряд ли они когда-нибудь встретились, и она тут же задумалась над ролью судьбы и случая в этой жизни. Но зачем тратить время, пытаясь анализировать недоступное? Какое это имеет значение, судьба или случай предоставили ей эту возможность, дали ей — как справедливо заметил сэр Ангус — шанс попытать свое счастье там, где она и не рассчитывала его найти?

После ужина они все перешли в библиотеку выпить кофе, но на пороге сэр Ангус, сославшись на усталость, быстро пожелал им спокойной ночи и оставил их одних.

Зная причины его поведения, Джейн с трудом смогла скрыть свое замешательство, но Николас, казалось, совершенно ничего не замечал и засыпал ее вопросами относительно офиса, так как у него вошло в привычку использовать ее для того, чтобы быть в курсе всех текущих дел компании.

— У вас менее пристрастный взгляд на вещи, чем у моего отца, — объяснил он, когда в первый раз начал расспрашивать ее несколько месяцев назад, — и поэтому вы видите вещи более ясно, чем он.

— Я уверена, что сэр Ангус оценил бы ваше замечание!

— Он уже знает, что я думаю по этому поводу, — усмехнулся Николас. — Поэтому до того времени, когда я смогу обходиться без посторонней помощи, мне придется полагаться на вас.

Джейн старалась изо всех сил справиться с его запросами, а он всегда был внимательным и заинтересованным слушателем. Но сегодня вечером он был неспокоен и неожиданно — в самой середине ее рассказа о последней стычке его отца с одним из крупнейших акционеров — он взмахнул рукой, чтобы она остановилась.

— Ни слова больше, Джейн. В следующем месяце я уже достаточно окрепну, чтобы самому принять участие в крысиных бегах. В течение следующих нескольких недель я собираюсь устроить себе каникулы.

Разочарование наполнило ее подобно свинцу, под его тяжестью она словно пригнулась. Но когда она заговорила, ее голос прозвучал бодро, и она была этому очень рада.

— Куда вы направляетесь? Мадейра, Флорида, Бермуды?

— Я еще не готов путешествовать так далеко, — ответил он, — кроме того, я уже не уверен, что эти места доставят мне удовольствие. — Его глаза, почти темные при свете камина, выглядели недоуменно. — Авария изменила меня, Джейн. Не знаю почему, но я стал по-другому смотреть на вещи.

— Вы остепенились, — успокаивающе пояснила она.

— Вот замечание, которое заставляет меня бурно реагировать против него.

— Вы бы реагировали так же бурно, если бы я сделала вид, что не согласна с вами. — Не в состоянии более выдерживать его близость, она встала и подошла к окну, делая вид, что поправляет занавески. — Конечно, вы изменились! Вы бы не были человеком, если бы не изменились. Но было бы интересно понаблюдать, изменитесь ли вы снова, когда полностью поправитесь.

Сзади послышался скрип пружин, шаги по ковру, поэтому девушка даже не вздрогнула, когда он внезапно заговорил совсем рядом с ней.

— Вы думаете, я поправлюсь, Джейн? — Его рука оказалась на ее подбородке, повернув ее лицо так, чтобы она смотрела прямо на него. — Милая Джейн, — произнес он и, нагнувшись, прижался губами к ее губам.

Это был момент, о котором она мечтала, момент, о котором она так много размышляла, что уже знала, как будет реагировать. Но теперь, когда ее мечты стали реальностью, она забыла о своем тщательно спланированном поведении и, обхватив его за шею, наклоняла все ближе к себе, отвечая ему с такой страстью, что он был удивлен. На одно мгновение он откинулся назад, затем сжал ее еще крепче и начал целовать снова и снова, сила его объятий говорила о месяцах непривычного воздержания.

Джейн первая отпрянула назад, и, не в силах взглянуть на него, она отошла к каминной решетке, начав подбрасывать в огонь ненужный уголь.

— Вы убегаете от меня? — спросил он с усмешкой.

— Вовсе нет, — ответила она, не оборачиваясь.

— Тогда перестаньте суетиться возле огня и сядьте рядом со мной!

Она привстала и отряхнула руки. Он уже снова сидел в углу дивана: голова откинута назад, чтобы лучше видеть ее, на губах — легкая улыбка.

— Идите и сядьте рядом со мной, — повторил он. — Тогда я поверю, что вы не испугались.

Джейн медленно повиновалась.

— Девушки уже не боятся мужчин в наши дни.

— А вы боитесь, — живо ответил он. — Вы не принадлежите нашему времени, Джейн, вы — анахронизм.

Она улыбнулась:

— Однажды вы назвали меня маленькой монашкой.

— Вы совсем не выглядели монашкой минуту назад, — поддразнил он и потянулся поцеловать ее опять.

Но в этот раз она отпрянула назад, инстинктивно понимая, что сейчас важно не уступить ему. Здравый смысл подсказывал ей, что сейчас им движет только физическое влечение, и, исполненная решимости не показывать ему, как страстно она желает, чтобы это было нечто большее, она решила вести себя беспечно, вопреки своим чувствам.

— Пожалейте меня, Николас, — засмеялась она. — Вы плохо влияете на мое давление!

— А вы необыкновенно хорошо на мое! — Он еще раз попытался прижать ее к себе, но быстрым движением она высвободилась из его объятий.

— Любви не будет? — насмешливо осведомился он.

— Не будет занятий любовью, — парировала она.

Его брови поднялись, и с чувством триумфа она поняла, что он заметил разницу в значении слова «любовь», как она его употребила.

— Значит, вы не будете? — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Нет, не буду. — Она замялась. — Я полагаю, что мое поведение поразило вас своей старомодностью.

— Это так. Но это не значит, что я его не одобряю. Просто необычно для меня было встретить такую девушку, как вы.

— И неудачно к тому же, — не смогла удержаться она, словно в нее вселился проказливый чертенок. — Прямо сейчас, я полагаю, вы могли бы заняться любовью, если бы встретили мою прямую противоположность.

Ожидая быстрого и остроумного ответа, она была удивлена последовавшим молчанием, а еще больше его ответом.

— Это довольно смешно, но я не смог бы. Сексуальное влечение само по себе не стоит усилий. — Он покачал головой в замешательстве. — Возможно, я становлюсь слишком старым. — Он похлопал по дивану рядом с собой. — Подойдите и сядьте рядом, Джейн, я хочу поговорить с вами. Не бойтесь, — прибавил он, так как она все еще колебалась, — я обещаю, что не буду вас целовать, если только вы сами меня не попросите!

Еще раз она села на диван, он осторожно взял ее руку и погладил пальцами нежную кожу ее ладони.

— Вы даже не представляете себе, как я ценю все то, что вы сделали для меня с момента аварии.

— Но я ничего не сделала.

Он покачал головой:

— Если бы не вы, то я сомневаюсь, что начал бы ходить. Мне так много нужно вам сказать, но, кажется, я не нахожу слов.

— И не пытайтесь, нет никакой необходимости.

— Нет, есть. — Он нахмурился. — Я запутался, Джейн. Я в замешательстве.

— О чем вы? Если вы опасаетесь рецидива…

— Это не имеет никакого отношения к моему здоровью. Это касается вас. Вы стали важной частью моей жизни, но я до сих пор не знаю, как к вам отношусь. Такого со мной раньше не случалось, я ничего не понимаю.

— Зачем пытаться что-то понять? — спросила она, понизив голос, чтобы скрыть, как он дрожит. — Только потому, что вы поцеловали меня, нет необходимости анализировать причины, по которым вы это сделали. — Она заставила себя рассмеяться. — В любом случае причина очевидна.

— С первым поцелуем все ясно, — признался он, — но не со вторым. — Он сильнее сжал ее руку. — Единственно, за что я благодарен случившейся со мной аварии, — это за то, что я получил шанс встретить вас. Вы как-то сказали, что у меня нет настоящих друзей, и вы были правы. Моя жизнь началась только тогда, когда в нее вошли вы.

Сердце Джейн билось так сильно, что она испугалась, что он может заметить, как участилось ее дыхание. Но он был так поглощен своими мыслями, что почти не замечал того, что происходило вокруг, и, заметив озабоченность на его лице, она вдруг неожиданно и безотчетно помрачнела. Бедный Николас. Он пытается анализировать свои чувства по отношению к ней и все же боится сказать правду самому себе; боится, что его болезнь и зависимость от нее могут повлиять на ее чувства.

Интуиция говорила ей, что, если она позволит ему признаться в любви, это будет форсированием событий. Его признание в любви — когда бы оно ни случилось, если случится вообще, — должно быть абсолютно добровольным, а не основываться на его благодарности или чувстве одиночества.

— А не можем мы просто забыть о том, что случилось? — предложила она с неосознанной прохладцей в голосе. — Вы поцеловали меня, нам обоим это понравилось. Давайте так и оставим.

— Какой практичный совет, — заметил он с полуулыбкой, положив ее руку обратно к ней на колено. — Это значит, что вы всегда так практичны?

— Стараюсь быть такой, — спокойно ответила она.

— Очень хорошо. Оставим это на минуту. — Его серьезность исчезла, сменившись веселым расположением духа. — Но вы не должны так швыряться возможностями, которые я вам предоставляю.

— Это была первая такая возможность, — ответила она и присоединилась к его смеху, стараясь, чтобы Николас не заметил, как фальшиво он звучит.

Позже этой ночью Джейн лежала без сна, размышляя, действительно ли она была такой глупой и пренебрегла тем, быть может единственным, шансом, когда можно было заставить Николаса попросить ее выйти за него замуж. Но если бы он действительно любил ее, он не стал бы опасаться, что его чувство к ней основано лишь на благодарности. Это была горькая правда, которую ей пришлось признать: невозможно исправить то, что было сделано. Все, что ей оставалось, — это молиться и надеяться, что судьба предоставит ей второй шанс.

Весна прошла, и с наступлением лета, казалось, надеждам Джейн суждено было сбыться, так как хотя Николас и вернулся к нормальному образу жизни, теперь он проводил большую часть своего времени изучая ежедневный распорядок работы компании и духовно оставался так же близок Джейн, как и раньше. Большинство своих выходных она по-прежнему проводила в доме на Орм-сквер, и она обедала там, по крайней мере, дважды в неделю, а после этого слушала музыку с Николасом или изредка выбиралась с ним в кино или театр.

Он не предпринимал никаких попыток возобновить свои старые связи, которые забросил после аварии, хотя однажды она пришла в дом и увидела в гостиной толпу его друзей, а самого Николаса в окружении девушек в шикарных платьях, начиная от смелого Курреджа до сдержанного Бальмана.

В то время как она попыталась поспешно ретироваться, у самых дверей ее остановил худой молодой человек с рыжими волосами и веснушками.

— Я вас раньше тут не видел, — сказал он, протягивая ей бокал.

— Нет… Я должна идти.

— Но мы только встретились! Меня зовут Алек Моррис.

Она уже слышала его имя. Он учился в школе вместе с Николасом, сразу же после аварии он пытался несколько раз увидеться с ним, но тот никого не хотел видеть. Но, несмотря на это, он писал Николасу длинные дружеские письма каждую неделю и в конце концов убедил Николаса встретиться. Он приходил с визитом в те выходные, когда Джейн уезжала навестить родителей. Вспомнив, каким добродушным стал Николас, повидавшись с Алеком Моррисом, Джейн теперь одарила его своей самой лучезарной улыбкой.

— Вот так-то лучше, — заметил он. — Теперь вы не так свирепо выглядите.

— Пусть моя улыбка не вводит вас в заблуждение, — важно сказала она и протянула руку: — Я Джейн Робертс.

Его брови поднялись.

— Я бы никогда вас не узнал по описанию Николаса. Он назвал вас… — Молодой человек остановился, а его кожа стала такого же оттенка, как и его волосы.

— Маленькой монашкой, — закончила за него Джейн.

Алек усмехнулся:

— Я не думаю, что такое определение вам подходит.

— Я тоже, — усмехнулась она в ответ.

Весь оставшийся вечер Алек Моррис монополизировал ее внимание, и все же она отдавала себе отчет в том, как неприятны ей все остальные присутствующие. Из случайных обрывков разговоров, которые долетали до нее, она пришла к заключению, что это группа легкомысленных богатых светских персон, которых она всегда презирала. Если это были те самые люди, которых Николас называл своими друзьями, неудивительно, что ему не хотелось встречаться с ними, сидя в инвалидном кресле. Кроме Алека Морриса и, может, еще нескольких человек из присутствующих в комнате, она ни с кем бы не захотела разделить даже головную боль, не говоря уже о более глубокой трагедии.

Но теперь, разумеется, трагедия была позади, и она размышляла, есть ли в этом вечере какое-то предзнаменование будущего. Но к счастью, тревоги Джейн оказались необоснованными, так как Николас сам скоро осознал, что авария изменила его так сильно, что он уже не испытывал желания вернуться к прежней светской жизни и, кроме Алека, никого не хотел больше видеть. Но с возвращением здоровья — так как он был слишком жизнелюбив, чтобы ограничивать себя тихой жизнью, — его дом вскоре наполнился новыми людьми: политиками, художниками, писателями и интеллектуалами из самых разных творческих сфер. Он всегда настойчиво приглашал Джейн на все вечеринки, которые устраивал, но она с осторожностью принимала приглашения только изредка, так как по-прежнему старалась не давать ему повода заподозрить ее в том, что она преследует его. И именно один из ее отказов привел к их первой серьезной ссоре.

— Почему вы всегда заняты, когда я приглашаю людей на ужин? Это третий раз подряд, что вы отказываетесь прийти.

— У меня есть своя жизнь, помимо «Гамильтон Пресс», — ответила она.

— Раньше ее не было. Когда я был болен, вы практически жили здесь. Черт побери, Джейн, по всем правилам вы должны жить здесь и сейчас. Вы как член семьи.

Ожидая, что это его последнее замечание смягчит ее, он совершенно растерялся, когда она яростно набросилась на него:

— Я не член вашей семьи, и я не хочу, чтобы на меня смотрели как на вашу маленькую сестренку!

— Это последнее, что мне приходит в голову, когда я смотрю на вас. «Маленькая злючка» будет ближе к истине. Вы придете на ужин завтра вечером, и я не желаю обсуждать это.

— Очень хорошо, но совсем не обязательно звать меня каждый раз, когда собираются ваши друзья.

— Но мне этого хочется. Когда вы где-то поблизости, я себя лучше чувствую. — Он в замешательстве потер рукой лицо, и она почувствовала, какая сумятица царит у него внутри, понимая, что он все еще испытывает сомнения и страхи по поводу своих чувств к ней. Но в этом не было ничего удивительного. Несчастный случай выбил его из привычной колеи, а в новой жизни он еще не утвердился. Также важен был тот факт, что прежде каждая девушка, которую он хотел, становилась его, стоило только предложить, такими же легкими были расставания. Но с Джейн, он знал это, все будет по-другому, и именно это предчувствие явно сдерживало его.

С тех пор как Николас впервые поцеловал ее, он неоднократно порывался повторить этот подвиг, но каждый раз девушка ухитрялась осмотрительно ускользнуть и от него, и от категоричного отказа. И все же часто она раздумывала, права ли она, отказываясь от его предложений, упрямо предпочитая все или ничего. Не был ли ее подход к любви слишком старомодным для современных нравов? Может, ей бы удалось добиться того, что она хочет, если бы она вступила с ним в связь? В самом деле, если бы он узнал ее в полном смысле этого слова, вполне вероятно, что он влюбился бы в нее. И все же каждый раз, когда она уже готова была сдаться, что-то удерживало ее — возможно, гордость, может, страх, а может быть, простое и старомодное чувство самоуважения.

— О чем вы сейчас думаете? — Его голос вывел ее из задумчивости, и она взглянула на него так безучастно, что ему пришлось повторить свой вопрос.

— Я просто размышляла, что бы надеть, — солгала она.

— Пусть это будет что-нибудь яркое. Идите и купите себе красное платье.

— Боюсь, что мой бюджет этого не выдержит. Я сейчас экономлю, хочу купить себе машину.

— Позвольте мне купить вам машину. После всего того, что вы для меня сделали, это самое малое, что… — Он остановился, а затем быстро сказал: — Никаких скрытых мотивов, Джейн, я предлагаю это просто по своей сердечной доброте!

Она улыбнулась:

— Вы быстро учитесь. — А затем зловредно добавила: — Просто из любопытства, какую машину вы имели в виду?

— Красную модную машину, спортивную.

Она захихикала:

— Представляю лицо своей матери, когда она увидит, как я подъезжаю на чем-нибудь вроде этого!

— Она похожа на вас? — спросил он. — Я имею в виду, такая же серьезная и деловая?

В первый раз Николас спросил о ее семье, и ей это было приятно.

— Я не думаю, что моей матери понравится, если ее назовут деловой, но если вы хотите знать, самостоятельна ли она в своих поступках, то ответ — да.

— А ваш отец?

— Он чудесный человек. Был инженером, теперь на пенсии.

— Вы так молоды, а ваш отец уже на пенсии?

— Мои родители были женаты семнадцать лет, только потом появилась я.

— О боже!

— Именно это они и сказали! Я думаю, поэтому вы и считаете меня не похожей на других девушек моего возраста. Имея таких пожилых родителей, я воспитывалась немного по-другому.

— Я бы хотел увидеть ваших родителей, — неожиданно заявил Николас. — Скажите мне, когда в следующий раз соберетесь к ним.

— Я уверена, вам будет скучно.

— Почему?

— Там нечего делать. Они живут в деревне, там очень тихо и…

— В самом деле, Джейн, — прервал он, — вы совсем меня не знаете. Я люблю деревню. Обещайте мне, что дадите мне знать, когда отправитесь туда в следующий раз.

Решение созрело очень быстро.

— В эти выходные.

— Значит, договорились.

Сильно нервничая, Джейн подъезжала к дому своих родителей в субботу утром, как раз к ленчу. С первой минуты знакомства Николас почувствовал себя совершенно как дома. Ее мать он тут же завоевал признанием, что она не так стара, чтобы иметь дочь возраста Джейн, и привел в восхищение ее отца, похвалив огород и предложив свою помощь в борьбе с сорняками.

Очень быстро пролетели два дня, и, когда они возвращались в Лондон поздно в воскресенье, она уже жалела, что у нее не хватало смелости пригласить Николаса к себе домой раньше. Возможно, если бы он чаще видел ее в домашней обстановке, он заметил бы в ней самостоятельного человека и перестал бы ассоциировать ее — как он делал это сейчас — с месяцами его болезни.

— У вас замечательные родители, Джейн, — сказал он, прервав ее размышления. — Надеюсь, вы пригласите меня еще раз.

— Вы можете приезжать когда захотите. Мама и папа сказали это, когда мы уезжали.

— Я рад, что понравился им.

— Почему бы и нет? Вы были само очарование.

— Смог ли я очаровать и вас?

— Перестаньте напрашиваться на комплимент.

Он засмеялся, но не стал продолжать разговор. Когда он вновь заговорил, она была разочарована, так как он переменил тему и стал обсуждать совещание акционеров, которое проводил его отец в прошлую пятницу. С усилием она заставила себя переключиться с романтических мыслей о будущем и, сконцентрировавшись, приготовилась предоставить ему информацию, которая его интересовала.

— Еще чуть-чуть, и мне уже не придется рассказывать вам что-либо, — заключила она. — Как только вы приступите к работе…

— Мне всегда будет необходим ваш совет, — перебил он. — Вы неоценимы, Джейн. В таком возрасте вы так хорошо разбираетесь в людях.

Это был не совсем тот комплимент, которого она ждала, но это было лучше, чем ничего. Она бессознательно наклонилась и сжала его руку.

— Дорогая Джейн, — сказал он неожиданно, — дорогая и милая Джейн.