Волны святого волшебства

Глава восьмая

Воцарилось молчание.

— Боже мой, вы действительно этого не хотите? — сказал он наконец очень мягко. — Но почему, Анжела?

Он подошел к ней. В его глазах опять была насмешка. Анжела вспыхнула и отвела взгляд.

— Пожалуйста, не ходите к ней, — быстро сказала она. Ей припомнилась рассеянность Сильвии и его хмурая отстраненность. — На самом деле вы не заботитесь о ней, а она не любит вас.

— Это правда.

Ее глаза впились в его лицо. Был ли на нем гнев? Нет, оно не выражало ничего, кроме холодного любопытства. Заметив ее волнение, он громко рассмеялся.

— Конечно, это правда, моя милая Анжела, Если бы хоть один из нас всерьез подумал о любви, весь мир тут же ополчился бы на нас.

— Но… я думала… разве вы… не любите сеньориту Мартинес?

— Вы же сами сказали, что я на самом деле не забочусь о ней, — напомнил Фил.

— Я имела в виду, что ваше чувство к ней поверхностно.

На мгновение в его глазах что-то вспыхнуло. Затем он снова рассмеялся.

— А что вы знаете о чувствах, дочь миссионера? — съязвил он.

Его тон больно задел ее. Но Анжела не была трусихой.

— Я знаю, что любовь сильнее всего, — тихо сказала она.

Его лицо потемнело.

— Любовь, — презрительно фыркнул он. — А что вы, собственно, подразумеваете под этим затертым словом?

Она стойко встретила его взгляд.

— Уж во всяком случае не то, что происходит между вами и сеньоритой Мартинес, — неожиданно злобно сказала она. Как он смеет так опекать ее? Как он смеет!

Фил опять презрительно усмехнулся.

— Ну, вы, по крайней мере, чему-то научились в этом доме. Мы с Сильвией понимаем друг друга. — Он помолчал и добавил подчеркнуто, наблюдая за ней прищуренными глазами: — И нас обоих это вполне устраивает.

Анжела вздрогнула и попыталась обуздать свои чувства. Впрочем, без особого успеха.

— Не смотрите на меня так, — сказал он и указательным пальцем взял ее за подбородок. — Одобрять или не одобрять — это не ваше дело. Вы моя гостья, а не моя совесть.

— Я не хотела…

— Хотела или не хотела… Я отношу это на счет плохого воспитания. Только плохое воспитание могло приучить вас считать себя выше других и судить их.

Анжела ужаснулась.

— Нет, я так не считаю!

— В самом деле? — Его губы искривились. — Тогда почему я не должен сегодня идти к Сильвии?

Ответить на это ей было нечего. Мужество изменило ей. Она не могла рассказать, что открыла в себе любовь к нему. Не могла. Он сам сказал, что не добр. Он мог бы высмеять ее. Этого она бы не выдержала.

Анжела опустила глаза. К своей досаде, она почувствовала, что снова краснеет.

— Молчите? Где же проповедь любви, которая должна совлечь меня со стези греха? — ядовито спросил Фил.

Она сделала беспомощный жест.

— Ах, вы не понимаете!

— Не понимаю? Но вы же дочь миссионера! Просветите меня. Что такое, по-вашему, эта так называемая любовь?

Сарказм был беспощаден. Анжела собралась с силами, не питая особых надежд.

— Любовь — это когда ты думаешь о счастье другого больше, чем о своем собственном, — тихо сказала она наконец, — Когда отказываешься от всех мелочей — таких, как твое достоинство, твоя гордость, — ради этой единственно важной цели.

Последовало недолгое молчание. Фил резко отвернулся, гневно взмахнув рукой.

— Заурядное мученичество. Не говоря уж о моральном превосходстве. Весьма подозрительно, — сказал он уже с иронией. — Вы можете этого не признавать, но перед нами по-прежнему сделка. Вы жертвуете своей гордостью и достоинством ради некоего мифического «другого», но предполагается, что в ответ он пожертвует собой, разве не так?

Анжела покачала головой.

— Я же сказала, вы ничего не понимаете.

— О, прекрасно понимаю, — твердо сказал он. — Мы находимся в царстве волшебных сказочек. Анжела, что сказала Регина, чтобы вдохновить вас на это дело? Грешного мужчину спасет любовь чистой женщины?

Анжела растерялась. Удар попал в цель. Конечно, Регина намекала на это, но сценарий Анжела, по крайней мере наполовину, придумала сама, вдохновленная, без сомнения, рассказами из журналов Терезы. Она прижала ладони к пылающему лицу.

Фил мягко рассмеялся. Он протянул руку и коснулся ее лица. Это было нежное прикосновение. Но и презрительное.

— Значит, я могу получить вас, если откажусь от Сильвии и позволю Регине проповедовать в новом медицинском центре. Разве не так?

— Нет, — сказала Анжела, ужасаясь не столько его словам, сколько собственным мыслям.

— О, я знаю, что мы наряжаем эту истину в разные одежды. — Сквозь легкий сарказм в голове Филиппа проступала свирепость. — Вы любите меня. Я люблю вас. Мы оба любим весь мир. Но это все та же сделка, только в сказочных одеждах. Это игра. Взгляните правде в лицо. Она гордо подняла голову.

— Я не играю в игры с любовью, — отрезала она.

Он пожал плечами.

— Мы все играем в игры с любовью. Этого не избежать. Такова наша природа.

— Не верю.

Некоторое время он задумчиво смотрел на нее.

— Вы действительно опасно наивны, — сказал он наконец. — Ничего удивительного, ведь вы прошли положенный христианину курс самообмана. Этого нельзя забывать.

Анжела покачала головой.

— Нет, я нисколько не обманываюсь.

— Уверяю вас, это так. Она мягко улыбнулась.

— Для меня любовь действительно больше чем сделка. Больше чем игра. У нас просто разные взгляды на это.

— Вы даже толком не знаете, о чем говорите, — раздраженно возразил Фил.

Анжела подумала о своей бережно хранимой в тайне любви. Ее улыбка была полна печали.

— Уверяю вас, что знаю, — с иронией сказала она.

Он обернулся к ней одним быстрым элегантным движением и подошел поближе.

Повернув ее лицо к себе, он пытливо вглядывался в него. Анжеле пришлось призвать все свое самообладание, чтобы выдержать его прикосновение. Наконец он нетерпеливо вздохнул.

— Вы ребенок.

Анжела в ярости схватила его за руку.

— Я не ребенок!

Длинные элегантные пальцы вздрогнули, как от ожога.

Взволнованная, она вряд ли заметила это.

— Поверьте мне. Я знаю, что любовь — не сделке! — пылко заявила она.

Несколько долгих секунд он смотрел на нее сверху вниз. Красивая рука повернулась и по-хозяйски сжала ее кисть. Он выглядел так, будто принял решение.

— Так вы собираетесь рассказывать мне о любви, малышка? — ласково сказал он, но даже Анжела почувствовала в его словах опасность. Однако храбро продолжила.

— Любить — это значит отдавать, не ища выгоды… — Его одновременно и ласковое и насмешливое выражение нисколько не изменилось. И она страстно добавила: — О, если бы только я смогла показать вам, как вы не правы!

Он прищурился. Последовало молчание, полное обоюдного невысказанного напряжения. Наконец Фил сказал:

— Возможно, вы сможете.

Этого она никак не ожидала. Анжела напряглась.

Он снова заговорил тем мягким рассудительным голосом, в котором она видела опасность.

— Мой опыт подсказывает мне, что женщины никогда ничего не делают бескорыстно. Особенно когда говорят о любви. С другой стороны, с такими женщинами, как вы, мне никогда не приходилось иметь дела.

Это был вызов. Анжела выпрямилась, застыв в неподвижности. Он неожиданно поднес их сцепленные руки ко рту и приложил ее мягкую ладонь к губам. Анжела затрепетала.

Волны святого волшебства.

— Бескорыстная любовь, — задумчиво сказал он. — Это привлекательная идея. Отдать все ради счастья другого. Вы бы так поступили, Анжела? Отдали бы все?

Она кивнула. Ее пульс бешено колотился.

— А ради меня?

Анжела вдруг осознала, во что втягивается. Крепко зажмурилась и снова кивнула. Я, должно быть, сошла с ума, подумала она.

— Никаких обещаний, — предупредил он. — Никаких прав. Никаких соглашений на завтра. Ничего, кроме чистой любви.

Его голос звучал цинично.

Анжела колебалась. Она осторожно приоткрыла глаза и увидела, что он смотрит на нее со странным выражением: наполовину мрачным, наполовину торжествующим. Она открыла глаза еще шире.

— Вот видите. Вам это нравится не больше, чем любому другому разумному человеку, — сухо сказал он. — Когда вы даете, вы хотите что-то получить в ответ. Как я сказал, любовь — это сделка. Он опустил ее руку и отвернулся. Анжела сказала не своим голосом: — Я докажу, что это не так. Фил замер. Он смотрел прямо перед собой. Словно сосредоточившись на том, чтобы выкинуть ее из головы, внезапно подумала Анжела. Она подошла к нему и положила руку на обнаженную бронзовую грудь. Он напрягся.

— Вы ведь этого хотели, не правда ли? — мягко сказала она.

Он едва слышно пробормотал ее имя.

— Я знаю, — шепнула Анжела. Ее охватила дрожь. — Вы хотели, чтобы я преодолела барьер, не требуя страховки. Вы этого хотели с того дня, как я здесь появилась, не так ли?

Его рука накрыла ее ладонь, лежавшую у него на груди.

— Вы не так наивны, как кажетесь, — сказал он без всякого выражения.

— Отнесите это на счет обучения в вашем доме, — парировала Анжела. — Неделю назад мне бы такое и в голову не пришло. Вы меня кое-чему научили, Филипп Боргес.

— Ничему из того, что вы хотели бы узнать, — заметил он и почти отшвырнул ее от себя. — Это смешно. Вы не ведаете, что творите. Возвращайтесь к Регине, малышка. — Он застегивал рубашку быстрыми, нетерпеливыми движениями. — Там вы будете в безопасности.

— Мы говорили не о безопасности. Мы говорили о любви, — возразила Анжела.

— Вы говорили о любви, — быстро поправил ее Фил. — Я говорил о реальной жизни.

— Это одно и то же.

Он вдруг повернулся к ней. Красивое лицо было непроницаемо, но глаза сверкали, как будто он собрался драться на дуэли.

— Реальная жизнь, — сказал он, — это голод и нужда, когда ты учишься жить, не имея средств на удовлетворение элементарных потребностей. — Он взял ее за плечи. — Пора взрослеть, Анжела. Тот вид любви, о которой вы говорите, существует разве что в классической опере. В реальной жизни люди отдают, что могут себе позволить, чтобы получить в ответ то, что сумеют использовать.

Не обращая внимания на жесткую отповедь Фила, она протянула ладони к его лицу.

— Позвольте мне доказать, что есть и другая реальность. Дайте мне шанс, — прошептала она.

Он отступил на шаг.

— Вы живете в волшебной сказке, — сказал он безнадежно равнодушно.

Равнодушие испугало ее больше, чем гнев или цинизм. Она начала понимать, что упускает последний случай переубедить его.

Неловким, беспомощным движением она взяла его руку и прижала к своей груди.

— А то, что вы хотите меня, это тоже сказка? — осведомилась она, наблюдая за его реакцией.

Он застыл. Какое-то время казалось, будто он перестал дышать. Затем грубо сказал:

— Нет. Но хотеть можно по-разному. Я хотел многих женщин. — Немного смягчившись, он продолжал: — Вы думаете, что сейчас меня хотите. Но вы не видели мужчин в последние пять лет. А их еще будет много…

— Но вы-то хотите меня. Сейчас. Разве нет? — бросила она отчаянный вызов.

Их взгляды встретились, и они застыли, как загипнотизированные. Его красивые губы искривились, словно от боли.

— Да.

Она почувствовала слабый всплеск торжества.

— И вы бы взяли меня, если бы не думали, что это замаскированная сделка. Если бы не считали, что в один прекрасный день придется платить по счету.

Он сделал протестующее движение.

— Это всегда…

— Нет, — тихо отрезала Анжела.

Слегка дрожащими пальцами она начала снимать шелковую блузу. Отбросив ее в сторону, она прижала его ладонь к нагой пылающей коже и уставилась ему в глаза.

— Никакой сделки. Никакого счета. Никакой оплаты, — сказала она.

Фил словно окаменел. Анжела изучала его лицо. Она не сомневалась, что он хочет ее, даже если не любит. Почему бы ему не заняться любовью с нею? В объятия Сильвии Мартинес он шел достаточно охотно.

Анжела судорожно вздохнула и начала кончиками пальцев ласкать тыльную сторону его ладони.

— Вы играете с огнем, — точеные губы еле пошевелились.

— Я вам сказала. Я не играю в игры с любовью, — пробормотала она, продолжая поглаживать его.

— Это не любовь, — жестко сказал он.

Но Анжела уже не могла возражать. Она была слишком умна для этого и понимала, что словесный спор выиграть невозможно. Ее всю трясло. Она наклонила голову и коснулась губами его руки на своей груди. Он шумно вздохнул.

— Искушаете, Анжела? — но в холодном, бесстрастном голосе прозвучала нотка, которой она раньше никогда не слышала.

Она слепо искала его губы. Он взял ее за плечи и отодвинул от себя. Его руки впились в нежную плоть, как тиски.

— Вы что думаете, я уж совсем бессовестный, да?

Он отвергал ее. Несмотря на то, что сказал, будто хочет ее — а она знала, что хочет, — он собирался прогнать ее. Она не могла этому поверить. Странное чувство овладело ею: отчасти паника, отчасти упорство. Если она сейчас позволит ему отвергнуть ее, они, наверное, станут врагами на всю жизнь, мрачно подумала она. Это было бы невыносимо.

Она повернула голову и очень нежно коснулась губами руки, лежащей у нее на плече.

Он крепко выругался. Затем сгреб ее в охапку, чуть не раздавив. Он не так обнимал Сильвию, ликующе подумала Анжела. Его губы жадно впились в ее рот.

Я была права, успела подумать Анжела, отдаваясь необыкновенно сладостным ощущениям. Не было ни малейшего сомнения в том, что Фил Боргес хотел ее.

А затем, приподняв ее с пола и заглянув в широко открытые зеленые глаза, он сказал всего несколько слов, но таких, которые все испортили.

— Прежде чем мы с вами пойдем дальше, надо честно предупредить вас, Анжела. Я не даю обещаний. Ни в постели, ни вне ее.

Последовало краткое молчание. Фил насмешливо поглядывал на нее. Но сквозь насмешку проглядывало что-то еще.

— Отпустите меня, — еле слышно сказала Анжела.

Он рассмеялся ей в лицо.

— Вот как? После такого приступа страсти? Вы, знаете ли, были очень убедительны. Особенно для девушки с ограниченным опытом.

Она покраснела, но твердо повторила:

— Отпустите меня, пожалуйста.

— Хотите убежать и никогда не возвращаться? Анжела вздрогнула.

— Я вам объяснила. Для меня это не сделка. Но я не могу притворяться, будто не понимаю, что для вас-то это именно так. У меня, может быть, весьма ограниченный опыт, но я вовсе не дурочка. Отпустите меня, пожалуйста.

С преувеличенной заботливостью, которая сама по себе была оскорбительна, Фил поставил ее на ноги. Недавнее желание полностью исчезло с его лица. Теперь он выглядел жестким, циничным и слегка скучающим.

— Очень мудро. — Он повернулся к своему столу. — Предлагаю вам написать Регине и рассказать ей, что вы сделали все, что могли, но это не сработало. Сильвия охотно доставит письмо. Анжелу покоробили его холодный сарказм и нарочитое упоминание о Сильвии Мартинес, но из гордости она постаралась выглядеть невозмутимой.

— Вы ошибаетесь. Мне нет никакого дела до Регины, — небрежно бросила она, отворачиваясь. — Я иду спать.

Он пожал плечами.

— В данных обстоятельствах я не воспринимаю это как приглашение, — цинично сказал он.

Анжела сжала губы, чтобы удержаться от гневного восклицания. Она колебалась, изучая его лицо.

— Что вас таким сделало? — медленно спросила она. — Таким… недоверчивым?

Он поднял брови.

— Это называется — повзрослеть. Анжела вздернула подбородок.

— Мне уже двадцать три, — процедила она сквозь зубы.

— Этому никто не поверит. Ваше воспитание нуждается в основательном совершенствовании, — жестко сказал он.

Зеленые глаза сверкнули.

— Похоже, я приступила к этому, не правда ли? — притворно-ласково парировала она.

Ей показалось, что в темных глазах промелькнул отблеск невольного уважения.

— Не рано ли… — проворчал он. Но это уже не звучало цинично, скорее — устало. — О, так идите же спать, дитя мое. Пока вы не повзрослели настолько, что мы оба окажемся к этому не готовы.

Так она и сделала.

Она все-таки заставила его себя уважать, иначе пришлось бы испытать полное унижение, размышляла Анжела, лаская котенка в спальне. Пожалуй, большей глупости в своей жизни она не совершала. И никогда больше не совершит, обещала она себе. И она сделает все, что в ее силах, чтобы никогда не встречаться взглядом с Филом Боргесом. Она попросит Сильвию Мартинес как можно скорее помочь ей с отъездом с фазенды. А пока что она будет избегать Фила, поклялась она. Даже если для этого придется прятаться в шкаф, пока он не уйдет.

Тем не менее, когда следующим утром Сильвия Мартинес за завтраком спросила: «Вы возвращаетесь со мной в Санта-Круз на вертолете?»— Анжела энергично замотала головой.

— Не сегодня. Пока нет. Я еще не готова. Сильвия выглядела смущенной. Анжела вдруг подумала, что он мог рассказать ей об их стычке прошлым вечером. Эта мысль больно уколола ее.

— Я знаю, что это нелегко, дорогая. Но когда-то вам все равно придется вновь предстать перед цивилизацией. Какой смысл откладывать это?

Анжела молча вознесла благодарственную молитву по случаю того, что Сильвия нашла такое легкое объяснение ее нежеланию покинуть фазенду.

— Мне нужно время, — пробормотала она.

Сильвия вздохнула.

— Может быть, вы и правы. Но…

Анжела подняла голову.

— Но?

— Так ли уж мудро оставаться здесь с Филиппом наедине? — мягко спросила Сильвия. Анжела поджала губы.

— То же самое говорила Регина Вернер.

Сильвия сразу рассердилась.

— Ох уж эта женщина! Я думаю не о сплетнях, милочка. И даже не об условностях. Я думаю о вас. Он очень привлекателен и… о, вы понимаете, что я хочу сказать. Вы вели такую замкнутую жизнь. Он может здорово вам навредить. Хотя, конечно, вы отличаетесь от большинства молодых женщин вашего возраста, — закончила она.

Не очень-то я отличаюсь, с иронией подумала Анжела, но ничего не сказала.

Сильвия снова вздохнула.

— Я говорила Филу… — Она внезапно осеклась. — Ладно, лучше пойду, проверю, договорился ли Рубен со спасательной службой насчет места, — добавила она в некотором замешательстве. — Так вы уверены, что не хотите лететь со мной?

Анжела утвердительно кивнула.

— Что ж, вам виднее, — без всякой убежденности в голосе сказала Сильвия.

Вертолет, который должен был забрать ее, приземлился несколькими часами позже. Все это время Анжела не видела Фила. Он появился из своего офиса, обнимая Сильвию, лишь когда послышался шум вертолета. Посадив ее в машину, он обменялся несколькими словами с пилотом и пошел обратно. Это не очень походило на взволнованное прощание, думала Анжела, болезненно высматривая признаки физической близости.

Сейчас все было совсем не так, как в прошлый раз, когда Фил и Анжела провожали вертолет. На этот раз не было никакой дружеской беседы. Вместо этого он чуть ли не бегом миновал ее, вряд ли заметив ее присутствие. Анжела, оскорбленная и глубоко задетая, проводила его взглядом.

Она быстро спрятала обиду. В конце концов, нет никакого смысла показывать ему свою боль.

В лучшем случае это даст ему предлог отправить ее в Сайта-Круз. В худшем — послужит свидетельством того, что она-то самое уязвимое, незрелое создание, каким, похоже, он ее считает.

Итак, она расправила плечи и спокойно проследовала за ним в дом.

Она обнаружила, что он немедленно прошел в кухню и теперь громко рассказывал что-то собравшимся домочадцам.

— Вода уже поднялась до отметки восемь метров. Плотина в Росарио прошлой ночью начала трескаться. Пилот сказал мне, что они вызвали аварийную службу. Это значит, есть вероятность, что она рухнет. — Он оглядел серьезные лица служанок, Анны и озабоченного Рубена. — Вы сами понимаете, насколько это серьезно. Мы можем оказаться отрезанными от мира Бог знает на какое время. Водоснабжение почти наверняка выйдет из строя. Я подсчитал, что нефти и газа в баллонах нам хватит, чтобы продержаться дней десять. Если кто хочет уйти домой, это надо делать сейчас. Послышался общий ропот. — Пилот ясно сказал, что возвращаться не собирается. Ситуация ухудшается. В конце концов, у нас есть пища и кров. Итак, рейсов в Санта-Круз больше не будет, разве что кто-нибудь сломает ногу, — мрачно добавил он. — Но если вы хотите быть с вашими семьями и вам надо переправиться через реку, то уходите сейчас же.

Служанки переглянулись. После некоторого колебания выяснилось, что идти хотят все. Даже Анна, — с удивлением отметила Анжела. Ей никогда не приходило в голову, что Анна не живет постоянно на фазенде. Фил кивнул.

— Поедем на вездеходе, — отрывисто сказал он. — Я смогу довезти вас до брода.

— Фил… — начал было Рубен, похоже испытывая угрызения совести.

Фил оглянулся.

— О, разумеется, вы хотите быть с Еленой, — сказал он.

— Но растения…

— Люди важнее, чем растения, — сухо сказал Фил. — Не сомневаюсь, что сумею присмотреть за ними в течение нескольких дней. Ступайте, Рубен. Мне теперь не надо будет отправляться к броду и возвращаться обратно. Можете взять грузовик и оставить его в деревне.

Он огляделся.

— Идите же, Пять минут на сборы. Надо действовать быстро, иначе брод закроется.

После его слов в кухне поднялся настоящий вихрь. Анжела поспешно отступила за дверь, когда Анна вылетела оттуда со скоростью, совершенно не соответствующей ее габаритам.

Фил бросил Рубену ключи от грузовика.

— Гоните, как черт, — посоветовал он.

Тот ловко поймал ключи, виновато улыбнулся и исчез. Анжела услышала крики, смех и безошибочно узнаваемый шум автомобильного мотора. Затем все стихло. Фил с облегчением опустил плечи. Они переглянулись через кухню, и Анжеле показалось, что он впервые по-доброму улыбнулся ей.

— Наконец-то одни, — услышала она.

Анжела затаила дыхание. Холодность, которую он раньше выказывал, была отброшена, как ненужная маска. Он, кажется, позабыл, что называл ее ребенком. Темные веселые глаза смотрели на нее отнюдь не как на ребенка, подумала она с легкой дрожью.

— Да, — ответила она еле слышным шепотом. Он не подходил к ней.

— Вы не боитесь?

— Подъема воды? — Она покачала головой. — Нет.

Если он подразумевал, не боится ли она его, то ответ не был бы таким уверенным, — подумала Анжела. Но все равно это скорее восхитительный трепет, чем настоящий страх.

— А вы? — с любопытством спросила она. Он размышлял.

— Мне приходилось переживать жестокие штормы. Однажды даже ураган. Будь у меня выбор, я постарался бы избежать этого. Но если мы будем благоразумны, то скорее всего не пострадаем.

Он повернулся к большой раковине и закрыл слив затычкой. Затем начал наполнять ее.

— Заполняйте водой все, что найдете, — скомандовал он через плечо. — Хуже всего, когда не хватает воды. Наполняйте ванны и тазы. И все кастрюли тоже.

Она повиновалась. Они усердно работали, пока тусклый дневной свет не угас. Тогда Фил включил электричество.

— С этим тоже надо быть экономнее, — сказал он. — Генератор прямо-таки пожирает топливо.

— А керосиновые лампы есть? — спросила практичная Анжела.

Красивые брови поднялись.

— Полезная мысль. Да, где-то есть. Но будь я проклят, если знаю, как они работают.

— Я знаю, — хладнокровно сказала Анжела. — У миссии Уинстона Крея не было собственного генератора.

— Тогда пошли со мной. Они отыскали лампы. Долго пришлось искать и керосин, но в конце концов Анжела обнаружила его на задней полке в чулане. Торжествуя, она притащила свой трофей в кухню.

— Фитили надо подрезать, — сказала она, принимаясь за дело, — и они ужасно пыльные. Но в остальном все в порядке.

Фил развернул кухонный стул и сел на него верхом, наблюдая за ней с благодарным удивлением.

— Вы не устаете преподносить мне сюрпризы, — заметил он.

Анжела пытливо поглядела на него.

— Потому что знаю, как зажечь керосиновую лампу?

— Потому что вы кажетесь такой хрупкой, и вдруг на глазах превращаетесь в опытного специалиста.

Анжела засмеялась. Она краем подола стирала пыль с медного корпуса лампы.

— Я не хрупкая. Это вам кажется.

— Не только мне, — медленно сказал он. — Сильвия перед отъездом напомнила мне, как вы… молоды.

Анжела фыркнула.

— Двадцать три — далеко не школьный возраст.

— Может быть, и нет, но, согласитесь, вы последние пять лет вели довольно странную жизнь, — сухо сказал Фил.

Она посмотрела на него поверх лампы.

— А вы — разве нет? — спокойно возразила она. — Его изумленный взгляд вызвал у нее смех. — Только это разные виды странности, вот и все.

Темные глаза блеснули.

— Так вы полагаете, что мы оба странные? Оба выделяемся из толпы? Только выбрали разные пути для самовыражения?

Анжела дохнула на лампу и потерла ее до блеска.

— Да.

Он сложил руки на спинке стула и положил на них подбородок. Ему опять пора бриться, подумала Анжела. Запыленный после своих исследований, он выглядел как пират. Почему-то у нее сжалось сердце и она сосредоточилась на старинной, полувекового возраста лампе перед собой. Пусть она и любит его, но не стоит делать ему подарок, давая знать об этом.

— Итак, вы считаете, что мы похожи? — задумчиво спросил Фил Боргес.

Анжела позволила себе легкую иронию.

— Ну, разумеется, не во всем.

Он засмеялся и встал. Она была почти уверена, что он подойдет к ней, но тут раздался страшный треск. Это сразу напомнило ей об ужасных часах, когда она сидела в доме миссии, пытаясь собраться с силами, чтобы уйти. Она побледнела.

Фил сразу это заметил.

— Вы, конечно, не испугались?

— Н-нет.

— Вам, знаете ли, не обязательно храбриться. Вполне допустимо и испугаться. Хотя это пока что всего лишь шум.

Анжела вздрогнула, представив себе, что будет, если начнется не только шум.

Фил принял решение.

— Давайте посмотрим, как эти штуки работают, а потом возьмем их в гостиную и выпьем при колеблющемся свете бабушкиных ламп. Как вам нравится эта романтическая перспектива?

Анжела встала. Она была благодарна за смену темы разговора.

— Конечно, они будут работать, — сказала она, слегка задетая. — И ничего не станет колебаться. При их свете прекрасно можно читать.

Он взял две лампы и улыбнулся ей с той теплотой, от которой у нее таяло сердце, независимо от темы разговора.

— Я не собираюсь читать. Я хочу культурно провести вечер в собственной гостиной. Мы будем пить и обсуждать положение в Соединенном Королевстве. Рассказывать друг другу свои биографии.

Анжела ответила чуть дребезжащим смехом.

Они вошли в неосвещенную гостиную. Здесь, так же как и в других помещениях, ставни были закрыты и заперты. Анжела вздрагивала, когда они начинали стучать. Это звучало так, словно в дом ломилась шайка разбойников.

В темноте Фил поставил принесенные лампы и достал из кармана зажигалку. Анжела услышала легкий щелчок и шипение, и тут же вспыхнул крохотный огонек. Фил поднес его к фитилю. В контрастном свете Анжела не заметила, чтобы его рука хоть немного дрожала.

— И вы нисколько не боитесь? — сказала она, восхищенная и успокоенная.

— Я привык иметь дело со стихиями, — голос его звучал сухо. — На мой взгляд, есть другие вещи, которых надо опасаться.

Анжела устроилась в шезлонге.

— Наши биографии, да? — язвительно пробормотала она.

Последовало странно напряженное молчание. Затем он буркнул почти грубо:

— Ну уж нет!

— О, — сказала Анжела, удивленная и немного обиженная. — Я не имела ввиду ваши секреты…

Он подошел и уселся рядом с ней на шезлонге. Она подобрала ноги, чтобы дать ему место. Это оставило между ними маленький, но существенный промежуток. Он бросил на нее холодный взгляд.

— Проблема не в секретах, Анжела. Есть кое-что поважнее. То, что ты хочешь, то, что ты чувствуешь, то, чего ты даже себе не можешь позволить. Подавленные эмоции — в этом нет ни: чего хорошего.

Анжела уставилась на него.

— Я не подавляю свои эмоции.

Ей показалось, что его глаза блеснули в отдаленном свете лампы. Затем он откинулся, положив руку на спинку кресла.

— О, нет, подавляете. — Он снова поддразнивал ее. — Если вам страшно, надо выпустить пар. Закричать. Наброситься на меня прежде всего за то, что привез вас сюда. Ударить меня, если угодно. — Он неожиданно улыбнулся. — Выпустите эмоции, и вы избавитесь от них. Затолкайте их внутрь, и тут же получите проблемы на будущее.

Несмотря на небрежный тон, темные глаза глядели на удивление проницательно. Все это очень мило, — подумала Анжела, с беспокойством встречая его взгляд, — но он слишком много видит.

Внезапно волна тревоги затопила ее. Она не совсем понимала, в чем дело. Но поняла, что ее тревожит, как бы эти проницательные глаза не разглядели ее чувства, ее тщательно скрываемую любовь.

Анжела осторожно заговорила. — Но, может быть, и лучше отложить проблемы на будущее? Я имею в виду, если сейчас с ними не можешь справиться.

Снова последовало тревожное молчание. — У вас был прекрасный повод хорошенько закричать, — весело сказал Фил наконец.

Значит, он не так уж много заметил. По иронии судьбы Анжеле тут же захотелось, чтобы он заметил побольше. Она улыбнулась, но рассеянно.

— Может быть. Но есть масса вещей, делать которые у меня нет ни малейшего повода.

Она вызывала его на вопросы. Это было очень опасно. Она затаила дыхание. Снова последовало молчание, более долгое. Анжела чувствовала, что он ждет, чтобы она заговорила. Но она не сделала этого. Не смогла.

Затем Фил сказал хриплым голосом:

— Я знаю. Можете ничего не говорить. Но почему вы думаете, что я…

Он оборвал себя, разглядывая ее напряженное лицо. Его глаза потемнели, и он что-то сказал сквозь зубы. Анжеле показалось, что это подозрительно похоже на ругательство. Затем он встал и прибавил света, подкрутив фитиль лампы.

— Не старайтесь быть слишком благонравной, Анжела, — бросил он через плечо. — У вас был тяжелый период. — Он помолчал. — Я, конечно, имею в виду не шторм. Вы заслужили право даже устроить истерику, если захотите.

Она слушала его с недоверием. А он будет утешать ее, как в день наводнения? Словно она — ребенок? Разве он не видел, что ей это не нравится? Если он снова назовет ее ребенком, она этого не вынесет.

Она сказала:

— Не надо проявлять ко мне доброту, Фил. Он стоял очень тихо спиной к ней. Затем сделал быстрый отвергающий жест, словно эта мысль была ему отвратительна.

— Уж я-то вряд ли бываю к кому-то добр. Вы это знаете. Говорить одинокой девице, что она имеет право на чувства, — не значит проявлять доброту.

Анжела чувствовала себя так, словно он ее ударил.

— Одинокая девица… Вы меня такой видите? — прошептала она.

Он не смотрел на нее.

— Это не должно вас обижать, — сухо сказал он. — А как еще вас назвать, если вашей единственной компанией в миссии был полусумасшедший отец?

— Там были люди, которые приходили в школу. И дети, — с трудом сказала Анжела.

Ей была невыносима его жалость. Невыносима.

Он повернулся к ней. Даже в плохо освещенной комнате она заметила, что в глазах у него было сочувствие.

— И все они шли дальше по своим делам, — мягко сказал он. — Не надо притворяться передо мной, Анжела. Вы говорили мне о своем одиночестве. Уж мне-то хорошо знакомо это чувство — Красивый рот покривился. — Еще одно, в чем мы похожи… — Фил быстро подошел и присел перед ней на корточки. Его глаза впились в нее.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— А я так думаю, понимаете. — Он говорил мягко, но неумолимо. — Вы слишком умны, чтобы не понимать. Неопытная — да, дурочка — нет. Разрази меня гром, уж никак не дура.

Анжела испытующе глядела ему в лицо. Ей было видно, что он разгневан, И здесь, похоже, была ее вина.

Она снова облизала сухие губы. Он находился так близко от нее, что она заметила, как при этом движении что-то вспыхнуло в его глазах. Его губы сжались в ниточку.

— Не делайте так, — бросил он.

Анжела дернулась, сконфуженная.

Он издал глубокий вздох, стараясь не потерять самообладания. Затем откинулся на пятки и начал разглядывать ее.

— Послушайте меня, Анжела. Не знаю, что вам обо мне наговорили, у сплетен свои законы, но, уверяю вас, вам незачем меня бояться, — сказал он с сильным нажимом.

Словно сосулька вонзилась ей в сердце. Она не шевельнулась, не сказала ни слова, ожидая, когда утихнет боль.

Он протянул руку и приподнял ей подбородок.

— Вы меня понимаете?

На помощь пришла гордость.

— Вы имеете в виду, что не собираетесь соблазнять меня, — с напускной храбростью заявила Анжела. — Не очень лестно. Но в данных обстоятельствах звучит вполне успокаивающе.

Он глядел на нее, сощурив глаза.

— Как вы сказали, я не дура, — продолжала она, повернув ледяной кинжал в свежей ране, — и понимаю, что вы не дали бы мне этого утешения, будь я хотя бы отчасти привлекательной женщиной.

Он шумно вздохнул и снова выругался на своем родном языке.

— Вы не слишком высокого мнения о моей нравственности, Анжела, не так ли?

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Я сужу на основании фактов, — сказала она.

Его глаза снова сверкнули. Он издал сдавленный смешок.

— Фактов, вами самой полученных? — съязвил он.

Анжела покраснела.

— Мне кажется, я вел себя безупречно, — насмешливо продолжал он. — Если помните, я даже предостерегал вас.

Она покраснела еще гуще. Ее глаза опустились под жгучим презрением его взгляда. Она не понимала, откуда взялось это презрение, но оно обрушивалось на нее так же неизбежно, как дикий ветер снаружи на ставни.

— Господь не велит мне оспаривать ваши свидетельства, — сказал Фил с ледяной яростью. — И, в конце концов, кто может вынести мне более справедливый приговор, чем нетронутая девица?

Он ловко вскочил на ноги. Анжела испуганно смотрела, на него снизу вверх. В гибком элегантном движении проступило нечто, говорящее о твердом намерении. Это тревожило. Анжела постаралась отодвинуться, в то время как он возвышался над ней в сгущающихся тенях, словно башня.

Быстрым, змеиным движением он схватил ее за руку и заставил встать. Она споткнулась о красивый коврик и чуть не упала. Фил не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на нее сверху вниз, его мрачные глаза были полузакрыты.

— Вам ничего не приходит в голову? — сказал он хриплым резким шепотом.

— Ч-что вы имеете в виду?

— Нужды простых смертных, — сказал он, кривя губы. — Не изгоев. Обыкновенных человеческих существ. Обыкновенные человеческие потребности: немного тепла, немного утешения. Для вас ведь существует только белое или черное, злодеи или святые.

Анжела была напугана реакцией, которую, похоже, сама невольно вызвала. Но она не была трусихой. Она решительно взглянула в его гневные глаза.

— Именно потому, что верю только свидетельству собственных глаз…

— Есть еще более важное свидетельство, — прервал он ее дрожащим от возбуждения голосом. — Поверьте ему.

Он протащил ее последние несколько дюймов по скомканному коврику и закрыл ей рот обжигающим поцелуем.