Такое действительно могло напугать. Но сильнее страха казался ненасытный голод, охвативший их обоих.
Анжела прильнула к Филу, ее пальцы запутались в его волосах.
— Я, кажется, теряю рассудок, — хрипло прошептал он. — О, Анжела!.. — Он издал звук, похожий на стон.
Его руки как тиски сжимали ее талию. Она дрожала. Губы Фила теперь нежно целовали ее подбородок, спускаясь ниже, к шее. Ей казалось, что все ее тело устремляется навстречу ему, как цветок к солнцу.
Она вздохнула. Объятия стали еще крепче. Со сладостным содроганием она ощутила, что он покусывает ей мочку уха и, в свою очередь, застонала. Стон прозвучал глубоким контральто. Анжела и не подозревала, что ее голос способен так звучать.
Она сама нашла его губы.
Этот поцелуй был еще дольше и еще яростнее. Когда Фил прервал его, ей пришлось вцепиться ему в плечи, чтобы устоять в этом качающемся мире. Он-то стоял твердо, как скала.
— Анжела, я…
В ее глазах стояло изумление.
— Поцелуй меня еще, — перебила она.
Он сглотнул. Она видела, как дернулся его кадык.
— О Господи, если только…
— Я хочу тебя.
Он порывисто вздохнул. Тубы его покривились.
— Знаю. Но…
Анжела закрыла ему рот рукой.
— Поцелуй меня. Пожалуйста, — сказала она, всем телом прижимаясь к нему. Он прикрыл глаза.
— Вы не знаете… — сердито начал он.
— Так дай мне познать, — перебила она его с мягким вызовом.
Глядя из-под опущенных ресниц, она видела, что он принял вызов и отреагировал на него. Его губы опять покривились.
— Я, знаете ли, не намерен воспитывать невинных девиц.
Он не без труда отодвинул ее от себя и отступил назад. Анжела с недоумением воззрилась на него, не веря, что он смог так поступить.
— Не смотрите так на меня, — сердито сказал он. — О Господи, Сильвия, как всегда, была права.
— Сильвия? — еле слышно отозвалась Анжела.
Фил словно говорил сам с собой.
— Можно быть двадцатитрехлетней и абсолютно неопытной. Только мерзавец может воспользоваться… — Он осекся.
Анжела спокойно спросила:
— Так как же я могу избавиться от неопытности?
На этот раз вызов звучал жестко.
Фил, видимо, озадаченный, посмотрел ей в глаза. То, что он там увидел, заставило его свирепо проворчать несколько слов себе под нос. Ударом ноги он послал скомканный коврик в угол комнаты.
— Не надо было вас целовать, я знаю. Но… Анжелу такая реакция страшно задела, и она разозлилась. Вызывающе поглядев на него, она саркастически осведомилась:
— Это извинение? Его глаза блеснули. Он тихо шагнул к ней. На мгновение ей показалось, что он хочет снова обнять ее. Она затаила дыхание в ожидании. Лицо его застыло, как маска. Но вдруг он мягко усмехнулся.
— Нет. Не могу я извиняться за то, что мне было приятно.
Приятно! Это было слишком тривиальное слово для обозначения того, что она чувствовала и, как ей казалось, он тоже. Она впилась глазами в его лицо, пытаясь убедиться, что не обманулась.
Он бесстрастно выдержал проверку. Одна из темных бровей изогнулась. Ледяным голосом он произнес:
— Вам надо кое-что запомнить, дочь миссионера. Мужчинам приятно целовать красивых девушек.
Анжела восприняла это как пощечину. Она была достаточно проницательна, чтобы понять, что он всего лишь пытается заставить ее отступиться от него. Но надо было подумать и о собственном достоинстве.
— Благодарю вас, — сказала она с иронией, — обещаю запомнить.
— Считайте это моим вкладом в ваше воспитание.
Его слова, подумала Анжела, звучат так, словно он упрекает себя не меньше, чем ее. Это было неутешительно.
— Если захотите внести дальнейший вклад, напомните мне, что надо вооружиться, — парировала она.
Но внутри она была сильно уязвлена. Я люблю этого человека, думала она. Господи, как же это случилось? Он считает меня ребенком. Я знаю, что у него нет совести. Он сам так сказал. И вместе мы только из-за наводнения. Когда спадет вода, он отошлет меня прочь и вздохнет с облегчением.
И все же единственное, чего ей хотелось, — это прильнуть к нему и поцелуем стереть с его лица циничные морщинки, растопить холод одиночества, оковавший его сердце.
Она крепко стиснула руки. Нет, ничего такого она себе не позволит с этим саркастически улыбающимся мужчиной. Может, она и любит его, но она не дура. И если скажет ему, что любит, из этого не выйдет ничего хорошего. Филипп кисло проворчал:
— Думаю, мы оба могли бы вооружиться. Я забыл… — Он осекся.
Снаружи ветер перешел в грозный рев. Тяжелые портьеры на окнах шевелились, словно призраки. Анжела вздрогнула.
— Не бойтесь, — попытался успокоить ее Фил. — Я знаю, грохот адский. Но скоро все стихнет.
Словно в противовес его словам страшный порыв обрушился на стену дома. Настольная лампа задребезжала. В ее неверном свете длинные тени метались по стенам, словно дьявольские пальцы, нащупывающие свою жертву.
Анжела снова вздрогнула. Ей никогда не было так страшно. И так одиноко. Ах, если бы только он обнял ее… Но он уже обосновался в другом углу комнаты и, похоже, не собирается его покидать.
Она улыбнулась через силу. — Стихнет?
— Да. А потом река спадет, и вы сможете вернуться к цивилизации и зажить настоящей жизнью.
Она закусила губу.
— Прошло много времени с тех пор, как я покинула цивилизацию, как вы ее назвали. Не знаю, как мы найдем друг друга после стольких лет.
Красивое лицо было холодным и отстраненным.
— Она вам понравится, это уж точно, но придется многое наверстать.
— Наверстать?
— Разумеется. Вы многое упустили за эти пять лет. Не только в воспитании. — Он говорил легким, светским тоном. — Компании сверстников. Красивые платья. «Красавицу и чудовище» Диснея.
Ее улыбка выглядела вымученной.
— Опять воспитываете? Фил задумался, затем сказал:
— Назовите это советом. От того, кто знает мир лучше вас. — Он развернул плечи. — Вам надо расправить крылья. Повеселиться. Немножко поэкспериментировать. Вы это заслужили. — Его голос звучал ровно. — Но не со мной, Анжела.
Воцарилось мертвое молчание. Даже рев ветра, похоже, стих. Анжеле казалось, что она слышит собственное дыхание. Сказать такое… Лучше было бы умереть, смутно подумалось ей.
Но гордость подсказывала путь почетного отступления.
— Разумеется, — сказала она, едва узнавая собственный голос. Он звучал так, словно лет сто пролежал в леднике.
Фил опять что-то буркнул себе под нос, явно сердитое. Впрочем, Анжела уже заметила, что его гнев был направлен столько же на себя, сколько и на нее.
Затем он вздохнул и без всякого выражения произнес:
— Я знаю, сейчас вы мне не верите. Но в один прекрасный день поверите.
— Может быть.
Он быстро шагнул к ней и остановился.
— Не «может быть», а точно. Она покачала головой.
— Я знаю больше, чем вы думаете, — сухо сказала она. — Как по-вашему, почему я все-таки согласилась уехать с Уинстоном?
Глаза Фила сузились:
— Неудачные школьные романы не восполняют отсутствие опыта.
Анжела вдруг рассердилась по-настоящему. Она взглянула ему прямо в глаза.
— Вы действительно считаете, что у вас на все готов ответ? — тихо сказала она. — Ну что ж, на этот раз вы не правы. Я была юной, да. Но не глупой. У меня был друг, который обещал, что мы обязательно поженимся. В доме у дяди я… не была счастлива. После смерти мамы до меня там никому не было дела. Я была одинока. Стив покончил с моим одиночеством. Он сказал, что мы поженимся, и я ему поверила.
— И что же случилось? — безразлично спросил Фил.
Анжела вздохнула.
— Он тоже был очень юный. Я совершенно не представляла, что мы могли себе позволить. Их семья испытывала серьезные затруднения. У них был великолепный старый дом. А моя кузина была совладелицей большой трастовой компании. Так что… — Она пожала плечами.
В то время это казалось таким важным, с удивлением подумала она. Чуть ли не вопросом жизни и смерти. Сейчас она с трудом могла припомнить, как он выглядел, этот Стив Уэйр.
— Он женился на вашей кузине?
— Да.
— А вы отбыли в джунгли Амазонки? Неужели он не может не иронизировать? Анжела гордо вздернула подбородок.
— Я отбыла в джунгли Амазонки, как вы изволили заметить, потому что жила в одном с ними доме, и Стив не видел причин, почему бы нам не продолжить… э… дружбу. Разумеется, на строго приватной основе.
По ее тону было заметно, как горько ей было вспоминать о прошлом. Она судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться.
— А Уинстон знал? Анжела покачала головой.
— Никто не знал, кроме нас со Стивом. А теперь вы знаете.
Он молчал.
Она грустно сказала:
— Мне некому было рассказывать. В дядиной семье я чувствовала себя не совсем дома. В ожидании переезда я не заботилась особенно о родственных отношениях.
Фил с чувством поддержал ее:
— Уж мне-то можете не объяснять. Бывали времена, когда я каждую следующую неделю жил в другом городе — когда мать была в турне, А потом отец послал меня учиться в Штаты.
Он пристально посмотрел на нее.
— Так вот чего вы ждали от Уинстона Крея — стабильности. Привязанности. — Он говорил не без сочувствия. — И не дождались, так ведь?
Анжела закусила губу. В ответе не было нужды.
Фил порывисто вздохнул.
— Ну и дела… И это все, с чем вы собираетесь назад, в Англию?
Она отвела глаза.
— Да.
На его лице появилось выражение любопытства.
— А может быть, Сильвия все-таки не права? — пробормотал он. Но прежде чем Анжела собралась потребовать объяснений, снова раздался ужасный треск.
— Что это? — вскрикнула она.
— Надо думать, одно из деревьев в саду. Филипп слегка коснулся ее плеча, тут же отдернув руку, как только она повернулась к нему.
— Ни одно из этих деревьев не упадет на дом, — сказал он немного натянутым голосом. — Моя бабушка сажала их с таким расчетом. Так что мы в полной безопасности, К тому же к утру, полагаю, шторм выдохнется. Почему бы вам не пойти в связи с этим спать?
Анжела вздрогнула.
— Спать? — с сомнением промолвила она, глядя, как волнуются тяжелые шторы, несмотря на запертые ставни.
Фил внезапно ухмыльнулся.
— Да, похоже, я поторопился. Ну, ладно. А почему бы вам не присесть и не выпить то, что я приготовлю?
Он отошел к бару и вернулся с прозрачным напитком, пахнувшим лимоном и корицей.
— Коктейль «Том Коллинз», — сказал он, когда Анжела спросила, что это такое. — Не крепкий, но требует к себе уважения. Скажите, вы играете в шахматы?
Анжела покачала головой.
— Шашки? Криббидж? Скрэбл?
Она вдруг рассердилась.
— Я не ребенок, чтобы не понимать опасности шторма! И нечего меня отвлекать!
Его глаза блеснули.
— Откуда вы знаете, может быть, я сам хочу отвлечься? — Она недоуменно уставилась на него. — И, кроме того, сегодня не ветер самая главная опасность, — с нажимом добавил он.
Анжела вздрогнула.
— Я бы вас просила не говорить такие вещи, — сказала она через несколько секунд.
— Не любите правду, Анжела?
— Не люблю, когда со мной играют, — внятно сказала она, глядя ему в глаза.
Выражение его лица сразу изменилось.
— Простите, — сказал он официальным голосом.
Она вздохнула.
— Расскажите о своей исследовательской программе, — подыскала она наконец нейтральную тему.
Пару секунд Филипп недоверчиво смотрел на нее, затем тихо рассмеялся. Анжела настороженно подняла голову. Это был нехороший смех.
— На самом деле вам хочется знать, верно ли то, что обо мне говорят.
— Что?.. — растерянно спросила она, ничего не понимая.
— Ну, так и быть, — продолжал он, — расскажу. То, что вы слышали, — правда. Мой дедушка оставил мне фазенду, ибо считал, что семья отца мне кое-что задолжала. — Он помолчал и жестко добавил; — Несмотря на то что я соблазнил свою невестку.
Анжеле показалось, будто она ослышалась. Она тупо смотрела на него. Он хохотнул.
— Я был не такой, как ваш Стив. И не надо на меня так смотреть. Я не хотел крутить роман за спиной у Томаса. Я был тогда юным идеалистом. Немного похожим на вас. Я хотел жениться на ней.
Анжеле удалось восстановить дыхание.
— А что, женятся только юные идеалисты? — спросила она как бы между прочим.
Он снова рассмеялся, но уже совсем иначе, как будто она действительно развеселила его.
— Туше, — виновато сказал он. — Хотя, я думаю, только очень опрометчивый человек мог хотеть жениться на Бьянке.
Анжелу не обманул его покаянный тон.
— Какая она была?
— Очаровательная, но недобрая к своим поклонникам. Отчасти ее обаяние в том и состояло, что они никогда не знали, чего достигли. Один день она прямо-таки таяла от уступчивости, а на следующий, случайно встретив, к примеру, на пляже, могла посмотреть сквозь вас.
Анжела попыталась изобразить на лице улыбку, но, так и не справившись, предпочла не скрывать своего волнения.
— И вы были ее поклонником? — осторожно сказала она.
Его лицо было мрачно.
— Некоторое время.
Понятно, пока девушка не предпочла Томаса.
— И с вами она тоже так поступала? — Анжеле самой не нравилось, как звучал ее голос — безучастно и насмешливо. — Не замечала на пляже?
— Особенно на пляже, — цинично улыбнулся он. — Я был решительно настроен против публичных откровений.
Анжела уронила руки на колени. Ему, наверное, не нравилась роль тайного любовника. Он, видимо, ненавидел себя за это. Чтобы играть в такую игру, нужно было быть очень сильно влюбленным.
— Так что же случилось? — спросила она, когда ей удалось справиться со своим голосом.
Фил пожал плечами.
— Мы обычно встречались в моей комнате в университете. Тогда она, конечно, была еще не замужем. Даже не помолвлена. Я привык думать… — Он осекся.
Анжела ничего не сказала, только ногти ее впились в ладони с такой силой, что она почувствовала пульсацию крови под ними. Как ему, должно быть, было больно, подумала она.
Он снова пожал плечами и подвел итог:
— Что ж, я ошибался. Бьянка вовсе не собиралась за меня выходить, что бы она ни говорила. Иногда мы поднимались в горы, там у одного друга был охотничий домик. Он предоставлял мне его на уик-энды. Бьянке, разумеется, было необходимо алиби. Она обычно говорила, что собирается навестить бабушку. Бедная старая леди никогда не знала, что говорить, — была у нее Бьянка или нет. — Его губы искривились от отвращения. — Не очень красиво, дочь миссионера, не правда ли?
— Да, — кротко согласилась Анжела. — И вы, таким образом, все выяснили?
— Нет. — Он говорил почти удивленно. — Нет. Все было гораздо проще. Она обручилась. С моим единокровным братом. — Он помолчал. — С моим законным единокровным братом, — повторил он замогильным голосом.
Анжела почувствовала, что ее захлестнула волна непонятной, неожиданной ярости. О, как же ему было больно, думала она, чуть не плача.
— Не надо — сказала она сдавленным голосом.
— Вы просили… — безжалостно отозвался Фил и небрежно добавил: — В конце концов, вы имеете полное право узнать обо мне самое худшее.
Она отвернулась.
— Я пытался отговорить ее, — продолжал Фил. Его глаза потемнели от воспоминаний, о которых Анжела могла только догадываться. — Томас был богатый и веселый, он мог дать ей все, что она захочет. Мы сможем продолжать видеться, говорила она. Это будет даже легче, когда она станет замужней женщиной, которую никто не спросит — где была и что делала. Томас не станет беспокоиться, потому что ничего не будет знать.
Анжела уныло кивнула. Звучало чертовски знакомо! Точно такие же доводы приводил Стив.
— Вы отвергли ее? — почти умоляюще спросила она.
— Я пытался уговорить ее не выходить замуж.
Достаточно было взглянуть на его лицо, чтобы ясно представить, какую форму принимали эти уговоры. Анжела почувствовала тошноту. Как же он должен был любить ее!
— Мои уговоры не подействовали. Тогда я рассказал о наших встречах Томасу. Любящие слепы — он не поверил мне. — Фил нехорошо улыбнулся. — Тут уж в дело вмешался дедушка. Он был стреляный воробей и знал о Бьянке больше, чем любой из нас. И в один прекрасный вечер он просто привел Томаса в мою квартиру, где в это время находилась Бьянка.
Анжела с ужасающей ясностью представила себе эту сцену. О подробностях ей слышать не хотелось.
— К несчастью, Томас не поверил даже своим глазам. И, в конце концов, вышло так, что это я злодей. Гнусный соблазнитель, протянувший свои грязные лапы к неопытной бедняжке.
— И что было дальше? — спросила Анжела, снова чувствуя тошноту.
— Меня выкинули, — безразличным голосом отозвался Фил. — Отругали за неблагодарность. Отлучили от семьи. Но это еще не все. Отец перестал оплачивать мое обучение. Вот это мне первое время здорово досаждало. Но так или иначе я нашел свой путь в жизни. А когда умер дедушка, мне досталось поместье. В виде компенсации, как говорилось в завещании. — Лицо его было суровым.
— Вы ее любили, — медленно сказала Анжела. — Разве не так? Если вы сумели переступить через свои принципы, значит, это не был просто секс. Вы любили ее.
Он посмотрел на нее с некоторым любопытством.
— Принципы? — сказал он странным голосом. — А откуда вы знаете, что у меня вообще есть принципы? Я полагаю, что благочестие принимает меня за дьявола во плоти?
Анжела выпрямилась:
— Я не заимствую суждения у других людей. Мы знакомы меньше недели, но я наблюдала вас уже не в одной критической ситуации. И видела, как другие люди полагаются на вас. Ваше поведение не вяжется с образом дьявола во плоти.
Он прищурился.
— И это ваш окончательный приговор? Она вздернула подбородок.
— Да. И я в это верю.
— Так это вера? — мягко произнес Фил. — Или инстинкт?
Анжела в замешательстве сдвинула брови. Он сел и откинулся на бархатную обивку. Волосы его были взлохмачены, загорелый подбородок решительно вздернут. Несмотря на запыленную и порванную рубашку, он выглядел вызывающе красивым.
— Поверьте мне, — лениво промолвил он, и что-то в выражении его лица заставило ее сердце внезапно заколотиться, — с вашей стороны будет крайне неблагоразумно доверять своим инстинктам там, где дело касается вас и меня.
У Анжелы по коже побежали мурашки. Ведь он не коснулся ее, даже не двинулся, почему же ей показалось, что он положил руку ей на плечо и она обратилась в камень, и останется каменной, пока он не вернет ее к жизни новым прикосновением?
Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Между ними повисло молчание. Анжелу бросало в холод и жар одновременно. Она чувствовала страх и возбуждение. Разум говорил ей, что она стоит перед каким-то решающим выбором, способным изменить всю ее дальнейшую жизнь.
Она затаила дыхание, глядя на него. И увидела, как он ушел в себя. Как будто только что он сидел рядом, поддразнивал ее ленивыми, насмешливыми словами, и вдруг вспомнил нечто ужасное. Глаза его потемнели, а лицо приняло отсутствующее выражение.
Похоже, он позабыл о ее присутствии, подумала Анжела. Пока он углубился в свои мысли, она изучала его. Итак, первопричину того страшного одиночества, которое всегда в нем чувствовалось, звали Бьянка. Она стоила ему семьи и чуть не стоила образования. Да и сейчас все еще преследует его. Сердце Анжелы сжалось.
Ее мысли прервал страшный треск. Он исторг легкий вскрик у Анжелы и вывел Фила из забытья. Затем послышался грохот, что-то рушилось совсем рядом.
Фил был уже на ногах.
— Видимо, в соседней комнате. Оставайтесь здесь, — кратко сказал он.
Он выбежал из гостиной. Анжела, секунду поколебавшись, бросилась за ним.
Это уже были не ставни. Бешеный порыв ветра выбил большое французское окно вместе с рамой. Один ставень вообще исчез. Другой валялся на полу. Но пока Анжела с ужасом и восхищением созерцала эту сцену, ветер и этот ставень выдул в пролом стены. Словно дракон языком слизнул, подумала Анжела.
Ей пришлось всем весом навалиться на дверь в коридор, чтобы закрыть ее. Чувствуя, как ветер потащил ее, она слабо вскрикнула. Казалось, Фил никак не мог услышать ее среди этого грохота. Но он повернул голову и что-то ей прокричал.
Анжела не разобрала слов. Она помотала головой и подошла к нему поближе.
— Уходите, — крикнул он ей в ухо. — Идите в другое крыло дома.
Но Анжела смотрела куда-то через его плечо. Она протянула руку и схватилась за него. Он инстинктивно обнял и поддержал ее.
— Там кто-то есть! — крикнула она в ответ. Она показала туда, где остов веерообразной пальмы-ломоноса гнулся до земли под порывами ветра. Под ней, скрюченная, но безошибочно распознаваемая, находилась человеческая фигура. Похоже, на ней был красный головной платок. Несоразмерно слабая защита от проливного дождя, подумала Анжела.
Филипп тоже ее увидел. Он выругался. Свирепый порыв ветра снова обрушился на них, Он пошатнулся и крепче обнял Анжелу. Опрокинутая мебель со зловещей неотвратимостью двигалась к разбитому окну.
Ломонос в саду принял почти горизонтальное положение. Казалось невозможным, чтобы припавшая к земле фигура сумела выжить под натиском стихии.
— Кто бы это ни был, мы не можем его там оставить, — сердито сказал Фил.
Анжела вцепилась в него.
— Не выходите. Вы погибнете.
— Я буду осторожен.
— Нет!
— Я должен, — просто сказал он, как говорил ей раньше. — Больше некому. — Он на глаз прикинул расстояние. — Здесь всего около двухсот метров. В конюшне найдется подходящая веревка. Я привяжусь.
Анжела яростно цеплялась за него.
— К чему вы привяжетесь? — крикнула она, видя, как мебель продолжает свое движение, а дверь в коридор угрожающе хлопает. — Не ходите. Что толку, если пострадают двое?
Филипп не ответил. Вместо того он потащил ее обратно через комнату, кое-как открыл дверь в коридор и втолкнул ее туда. Он тяжело дышал.
— Идите в мой кабинет, — скомандовал он. — Это в подветренном крыле. Там вы будете в безопасности.
Анжела упрямо поджала губы.
— Я пойду с вами.
Он издал дребезжащий смешок.
— Дорогая, это невозможно. Ветер мгновенно унесет вас. — Он ласково убрал каштановые пряди с ее лица, словно не мог удержаться, — Да и веревка только одна.
— Тогда я буду держать другой конец, — упорствовала она.
Фил покачал головой.
— У вас не хватит сил. Ее надо привязать за надежную опору.
— Я вас одного не оставлю, — твердо заявила Анжела.
Он с любопытством посмотрел на нее.
— Что ж, хорошо. Вы можете стоять на страховке веревки, Но не на ветру, — добавил он также твердо. — А пока что стойте здесь и не двигайтесь.
Минут через пять он вернулся с тяжелым мотком. Обвязав конец вокруг талии, он закрепил ею морским узлом. Анжела с недоумением посмотрела на него.
— Но куда же вы привяжете другой конец? В этой комнате все скользит, как на катке, — едко заметила она.
Фил хохотнул.
— Да, это вызов.
Анжела строго глянула на него.
— Вы любуетесь собою, — упрекнула она. Его глаза блеснули.
— Я люблю вызовы. Как и вы. — И он слегка дернуя ее за нос. — Или вы — нет?
Его тон настолько разозлил Анжелу, что она отвернулась. Когда же она снова посмотрела на него, он уже обвязал веревку вокруг центральной колонны у подножия лестницы и теперь проверял узел.
— Получается не очень удачно, потому что нельзя как следует закрыть дверь. Так что вам придется всем весом навалиться на нее, чтобы держать прикрытой, пока я не вернусь.
Анжела забыла о своей злости. Кровь отхлынула от ее лица. В полутьме Фил не мог этого заметить, но все же ласково потрепал ее по плечу.
— Через десять минут все будет кончено. Пойдемте. Навалитесь на дверь в тот момент, когда я выйду.
Прежде чем она успела возразить, он вышел и закрыл дверь за собой. У нее не было выбора. Она сделала так, как он велел.
Это были самые долгие минуты в ее жизни. Ни не было видно часов. Прихожая тонула во мраке. Ветер снаружи ревел как дикий зверь. Все, что она могла, — изо всех сил давить на дверь и молиться во спасение Филиппа.
В голове у нее крутилось как молитва:
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — И затем: — Господи, Ты не дашь ему погибнуть сейчас, когда я только что нашла его! И еще не успела сказать ему, что люблю.
Анжелу внезапно озарило. О, она и раньше думала, что любит его, говорила себе, что любит его, но до конца не понимала цельности, абсолютной надежности, силы духа этой любви. Она все еще осторожничала, вспоминая мелкоту притворной любви Стива, любовь Уинстона, исчезнувшую, как только она вернулась с ним в Бразилию.
Но Фил не такой. Он не говорит того, в чем не уверен. Она усмехнулась, вспомнив, как он сказал, что не дает обещаний ни в постели, ни вне ее. Да, с таким цельным человеком, как Фил Боргес, никакие обещания не нужны, подумала она.
Анжела глубоко вздохнула. Невзирая на то что творилось по ту сторону двери, она чувствовала, как душу ее осеняет великое спокойствие.
Она покрепче уперлась в тяжелую деревянную дверь и улыбнулась.
— Все, что мне осталось, — сказала она, обращаясь к резной лестнице, — это сказать ему.