Так не хотелось будить Алмаза, но я изрядно вымотался, уже не было сил кружить по ночному городу в ожидании, пока он проснется сам. Парень бормотал извинения, сокрушаясь, как так вышло, что он заснул у меня в машине. Я только посмеивался, даже не предпринимая попыток убедить его, что все в порядке. Меня веселила его растерянность.
Вот о таких последствиях и шла речь. Всегда нужно уметь вовремя останавливаться во избежание неприятностей. А что, если бы меня не оказалось рядом? Где бы Алмаз очнулся наутро?
Отвлекшись, я едва не проехал нужный поворот к дому Алмаза. Пришлось резко перестраиваться, игнорируя гневный сигнал следовавшего за нами автомобилиста. И что вам всем не спится в такое время?
– Прикольный домик, – я слегка нагнулся к рулю, чтобы получше рассмотреть пятиэтажное строение, с виду напоминающее больше учебное заведение, нежели жилой дом. Кажется, Алмаз истолковал мои слова как издевку, потому что слишком резко отстегнул ремень безопасности. Железяка со звоном ударилась о стекло и безмолвно повисла в воздухе.
– Спасибо, что подвез, – пролепетал он, нарушая неловкое молчание. – И за прекрасный вечер тоже спасибо. За турнир и…
– Да хватит, ты решил огласить весь список? – я весело рассмеялся, тем самым снизив градус напряжения в салоне.
Алмаз судорожно вздохнул, словно бы и не дышал все это время. Видимо, алкоголь потихоньку выветривался из организма, и к парню вернулась былая неуверенность.
– Ты не куришь? – я похлопал по карманам брюк, вспоминая, куда забросил пачку сигарет. Надеюсь, не оставил на столе в кабинете. И без того за весь вечер выкурил всего-то пару штучек.
– Нет. Но могу составить тебе компанию.
Я выдохнул очередную порцию дыма, привалившись к капоту «Ауди», и поднял голову к такому бескрайнему темному небу. Алмаз последовал моему примеру, но старался держаться на расстоянии. Я предположил, что табачный дым вызывает у него отвращение, и всячески отводил руку с сигаретой в сторону. Алмаз достал фотоаппарат из сумки и приблизил к лицу, направляя объектив вверх. Затянувшись снова, я с интересом следил за его действиями.
Послышался характерный щелчок, затем еще один. Я не мог видеть лица Алмаза, но был более чем уверен, что в этот самый миг он улыбается со всей своей детской невинностью. Против воли и мои губы растянулись в широкой улыбке.
– Сколько тебе лет, Алмаз? – я бросил окурок на землю и затушил его носком ботинка.
Какую бы усталость я ни испытывал, мне хотелось задержаться подольше. К тому же появилась идеальная возможность узнать Алмаза поближе. На случай, если в дальнейшем возникнет потребность обратиться к парню с просьбой поснимать очередное мероприятие в клубе. Должен же я иметь хотя бы малейшее представление о человеке, которого осмелюсь подпустить так близко к своему детищу.
– Двадцать три, – после паузы ответил Алмаз, наконец оторвавшись от своего занятия. Он успел заснять и пустынную улицу, разглядев в ней нечто цепляющее, а также и стеклянное здание через дорогу. Наверное, у фотографов свое видение мира. – А тебе?
– Двадцать пять. Ты, значит, фотограф, да? Работаешь в этой сфере или просто хобби чисто для души?
– Скорее хобби. Пока нет времени и сил заниматься съемками всерьез. Сперва нужно защитить диплом, – плечи Алмаза поникли, он словно бы только сейчас осознал, что такой яркий и динамичный вечер подошел к концу. После выходных нам всем, так или иначе, придется вернуться к привычному распорядку дня.
– Постой, попробую угадать. Ты обучаешься на художника? – я прищурился, когда лицо Алмаза просветлело. Если я и не попал в точку, то был относительно близок к правде.
Какие же там еще существуют творческие профессии? Ничего не приходило в голову. А про художественный факультет вспомнил только благодаря Андреа.
– Хоть подсказку дай, что ли. Каких снимков в твоей коллекции больше?
– Люблю фотографировать здания, – медленно проговорил Алмаз и захихикал, понимая, что дал мне не просто подсказку, а, можно сказать, прямой ответ на вопрос.
– Ясно, чертежи, проектирование и все такое, да? Как называется профессия, не помню.
– Архитектор. Да, про художника ты почти угадал. Еще в школе был уверен, что свяжу свою жизнь с красками и холстами, но не вышло. Перегорел.
– Но рисовать-то умеешь? – я хитро ухмыльнулся. – Нарисуешь мой портрет?
Алмаз смущенно пожал плечами и вновь спрятался за объективом камеры, чтобы не отвечать на вопрос. Я так до конца и не понял, почему некоторые мои слова заставляли его замыкаться в себе. Он то и дело отводил взгляд, а щеки покрывались румянцем, слишком заметным на бледной коже.
– Как ты думаешь, Федь, – начал Алмаз, медленно отводя фотоаппарат от лица и глядя на меня своими пронзительными глазами, – почему рамы на окнах красят в белый цвет?
– Неожиданный вопрос в третьем часу ночи. Прям в тупик меня загнал. Ну, наверное, потому что это стандартный цвет, по умолчанию их и красят в белый.
– А почему не в черный? Этот цвет также приятен глазам.
– Так-так, похоже, я погорячился, когда подумал, что ты окончательно протрезвел.
Мы дружно рассмеялись, и Алмаз покачал головой, опровергая мои слова. В ожидании продолжения столь странного и заинтересовавшего меня разговора, я закурил еще одну сигарету. Так, глядишь, и всю пачку выкурю за раз.
– Мне нравится фотографировать асимметричные здания. Не знаю, как объяснить. Проще самому увидеть. Я вышлю некоторые снимки вместе с теми, которые успел запечатлеть сегодня. А лучше даже – ссылку на аккаунт в «Инстаграм».
– О, давай, было бы круто. Асимметричные, говоришь. То есть черные рамы из той же оперы?
– Ага. Я все пытаюсь понять, что побуждает некоторых людей не следовать общепринятым стандартам. Ты сказал правильно, Федь. Белый – стандартный цвет. Но стоит ли бороться с самим собой, если куда сильнее привлекает черный цвет рам? Или позволить обществу диктовать условия?
Я уставился в пустоту, пытаясь уловить суть сказанного. Слишком резко затянулся сигаретой, едва не поперхнувшись дымом. Голова плохо соображала в такое позднее время, мысли просто путались. Удивительно, как Алмазу удавалось так четко излагать свою точку зрения после нескольких крепких коктейлей.
– Почему у меня такое чувство, что речь вообще не про рамы на окнах? – ляпнул я первое, что пришло на ум.
И, кажется, попал в точку.
Взгляд Алмаза прояснился, губы дрогнули в полуулыбке. Но уже спустя миг он озадаченно нахмурился. Такая резкая перемена настроения ему несвойственна.
– Все, Алмаз, нам нужно проспаться. Давай мы продолжим этот разговор завтра. Если ты придешь на турнир, конечно.
Алмаз так и продолжал хмуриться, избегая моего взгляда. Накрыл объектив крышкой, спрятал аппарат в сумке. Я наблюдал за ним с нескрываемым любопытством. Этот парень оставался для меня загадкой. Я привык, что у всех ребят из моего окружения (кроме Андреа, разумеется) мысли и намерения буквально на лбу написаны крупным шрифтом, не нужно теряться в догадках. Алмаз явно от них отличается. Он какой-то другой, многое не договаривает, говорит загадками, не спешит обнажать передо мной душу. И тем самым лишь подогревает интерес.
– Завтра не получится, прости. В другой раз.
– Да без проблем. Можешь в любой день привести с собой друзей, первый столик в ВИП-зоне числится на мне. Только предупреди заранее, а то мои парни могут завалиться и средь бела дня. Записал же номер, да?
Не знаю, что конкретно не понравилось Алмазу из только что сказанного, но на миг по его лицу скользнула тень печали. Я умолк, не решаясь продолжить. Похоже, он не привык к общению с состоятельными людьми, а я, напротив, понятия не имею, как общаться с теми, для кого деньги не просто бумажки, а едва ли не цель жизни, которую нужно достигать годами. Впредь стоит обходить стороной разговоры о богатстве и хорошенько обдумывать слова, прежде чем говорить их вслух.