Восхитительная

Глава 17

Надежды Стюарта пошли прахом через двадцать четыре часа, когда в гостиной появилась его невеста.

– Простите, опоздала. – Лиззи подарила ему быстрое рукопожатие. – Но я не нарочно! Обещай, что примешь меры против заторах на улицах, когда станешь премьер-министром!

Она улыбнулась, такая молодая и элегантная в обеденном платье цвета вечнозеленой хвои под зимним солнцем.

– Разумеется, я издам указ об их полном запрете, – пообещал Стюарт, чувствуя, как сердце уходит в пятки.

Он ее предал. Как еще назвать то, что он натворил? Легко было лгать самому себе в укромной тишине ванной. Верить, что его поступок и его желания просто выходят за рамки обывательских суждений и упрощенческой морали своего времени.

Но сейчас Стюарт столкнулся вовсе не с упрощенческой моралью. Глаза Лиззи светились таким безграничным доверием! Какая разница, будет ли он утаиваться близостью мадам Дюран или хотя бы просто мечтать о ней! Он уже ласкал и целовал ее, сжимал в объятиях, словно был нищим, а она – последним сияющим пенни в его кармане.

Он любил свою кухарку, не отдавая себе отчета насколько. Это чувство первобытной страсти было Стюарту ранее незнакомо, оно не укладывалось в рамки поведения цивилизованного мужчины. Но это неконтролируемое чувство и было худшим из предательств. Гораздо худшим, чем тайные прикосновения в темноте, худшим, чем открытое прелюбодеяние.

– Запретить их все, вот как? В таком случае мой салон действительно станет самым популярным в Лондоне, – заявила Лиззи, весело улыбаясь.

Ее улыбка, точно кислота, разъедала Стюарту совесть.

– Все, что угодно, ради того, чтобы сделать вас хозяйкой самого популярного салона в Лондоне, миледи, – ответил он.

Лиззи продолжала болтать, сделав остроумное замечание насчет того, что сейчас в его сал.оне соберется тьма популярных хозяек. Весьма вероятно, что Стюарт слышал свою невесту и даже отвечал ей, потому что Лиззи весело рассмеялась. Но о чем именно они говорили, Стюарт не смог бы ответить даже под пытками.

Следом за Бесслерами начали собираться другие гости. Стюарту нередко приходилось давать званые обеды, их подготовку он обычно поручал весьма ловкой даме по имени миссис Годфри. Ее повара оккупировали кухню Стюарта на целый день, а подобранные по росту лакеи вместе с его камердинером Дурбином обслуживали гостей. Нанятые лакеи богатырского роста и сейчас присутствовали в его гостиной, разнося амонтильядо, шерри и вермут. В гостиной толпилось обычное сборище облаченных во фраки мужчин и увешанных драгоценностями женщин. Гости увлеченно болтали.

Однако сегодня у Стюарта было такое чувство, словно он попал прямо в центр тщательно подготовленной живой картины и должен разыгрывать спектакль. В это время женщина, которую он любил, трудилась внизу, точно рабыня.

Сердце Стюарта страдало и билось, как несправедливо осужденный человек. «Не делай этого. Не делай этого». Но разве у Стюарта был выбор? В его положении любовь не имела ровным счетом никакого значения. Только долг, долг превыше всего.

Мадам Дюран сегодня готовилась произвести фурор. Стюарта уже предупредили, что меню является ее интерпретацией одного из известнейших в новейшей истории пиршеств с участием русского царя Александра Второго, будущего царя Александра Третьего и короля Пруссии в «Кафе англез» в 1867 году. Обед, вошедший в историю как «обед трех императоров».

Стюарт не спросил, кого именно мадам Дюран считает нужным поразить своим мастерством. Ей было бы достаточно приготовить обычный обед, каким она баловала Берти каждый день. Гости были бы в восторге. Но такая элегантность, которую она приберегла для сегодняшнего вечера, большинству гостей была в новинку, разве что за исключением Арлингтонов.

Прибытие вдовствующей герцогини Арлингтон и ее сына, нынешнего обладателя герцогского титула, вызвало среди гостей переполох. Служа помощником у мистера Гладстона, Стюарт часто встречался с пэрами королевства; заседающими в палате лордов. Время от времени ему также доводилось быть гостем в загородных домах, хозяева которых принадлежали к политической элите. Но в том, что касалось социального уровня, Стюарт несколько робел, опасаясь, что недостаточно хорош для особо утонченных сфер. Приглашение Арлингтонам было послано, скорее, на удачу, поскольку вдовствующая герцогиня, казалось, предубеждена против мадам Дюран. К его величайшему удивлению, ее светлость приняла приглашение.

Лиззи, надо отдать ей должное, не выказала ни малейшего смущения, приветствуя Арлингтонов, хотя однажды герцогиня и велела ей держаться подальше от своего сына. Сам Стюарт в этот вечер сильно раскаивался, что пригласил зоркую герцогиню в свой дом. Стоит ей хоть раз произнести имя Верити, и он пропал.

В назначенный час Дурбин объявил, что обед подан. Стюарт предложил руку вдовствующей герцогине, и они направились в столовую, которая уже наполнилась изумленными ахами и охами гостей.

У Стюарта имелось достаточно всяких ваз и канделябров, но сегодня их оставили в кладовой. Зато из центра обеденного стола поднимались две коринфские колонны, а между ними стояли копии классических скульптур. Там была Артемида-охотница, надменная и настороженная, в левой руке – рога молодого оленя, правая тянется к колчану со стрелами. Рядом красовалась Венера Милосская, чувственная и прекрасная. А ближе к почетным местам во главе стола возвышалась статуя крылатой богини победы – Ники Самофракийской, обезглавленной и безрукой, но все равно торжествующей.

Стюарту доводилось видеть немало богато украшенных столов, как правило, оставляющих ощущение безвкусицы и напыщенности, редко – отмеченных печатью артистической натуры. Но такого стола, просто-таки вызывающего, он не видел никогда. Конечно, ведь мадам Дюран – француженка, вот и'использовала копии всемирно известных скульптур, хранящихся в Лувре. Тем не менее украшенный ею стол многое рассказывал о самой Верити – свидетельствовал о ее репутации, чувственности и бесстрашии.

Джентльмены дожидались, пока дамы займут свои места. Дамы ждали вдовствующую герцогиню. А вдовствующая герцогиня неподвижно стояла, в немом изумлении рассматривая сахарные копии, идеально имитирующие мрамор.

Когда почетная гостья наконец заняла свое место по правую руку от Стюарта, он услышал, как герцогиня пробормотала себе под нос:

– Она ничуть не изменилась.

– Простите, мадам? – спросил Стюарт. Вдовствующая герцогиня покачала головой:

– Не обращайте внимания.

Обед начался с супов «императрис» и «фонтанж». Стюарту пришло в голову: надо было приписать в приглашениях что-нибудь вроде «остерегайтесь кушаний». Но кто бы стал его слушать? Единственное, что угрожало гостям, но их мнению, так это несварение и риск набрать лишний вес.

Монотонный гул голосов мгновенно стих, как только супы появились на столе и ничего не подозревающие гости отправили в рот первую ложку. Суп «императрис» представлял собой густой бульон, а суп «фонтанж», если кто не знает, приготовлялся из протертого горошка. Но изумленные лица гостей наводили на мысль, что им дали хлебнуть из Фонтана Вечной Юности.

Верити превзошла самое себя. Эти супы соблазняли и брали в плен. Как такое возможно? Стюарт не знал. Он лишился дара речи, почти обезумел. Единственное, что ему осталось, – это жестокое сожаление. Почему, ну почему ему приходится так быстро и безжалостно обрубать все, что их связывает?

Слава Богу, вокруг царило молчание. Вдовствующая герцогиня старалась есть беззвучно, на ее лице Стюарт видел смесь страдания и блаженства.

Разговоры мало-помалу возобновились. Никто не говорил о супах – слишком уж странным, из ряда вон, показался их вкус гостям в его столовой. Подумать только, обычный обед заставил их забыть обо всем на свете. Англичане могли бы счесть такое просто унизительным для своей серьезной натуры. Поэтому они пустились в рассеянную болтовню о погоде и движении транспорта на городских улицах – проехать с каждым днем становится труднее!

Пустой разговор внезапно смолкал каждый раз, когда на столе появлялось новое блюдо. Воцарялась тишина – изумления ли, благоговения? Явление паштета было встречено сдавленными всхлипами. Даже банальнейший лед, кусочком которого следовало заедать каждое, блюдо, чтобы смыть вкус предыдущего, был удостоен пристального и даже торжественного внимания.

Наконец мадам Дюран велела подавать холодный пудинг – «ледяную бомбу», многослойное сооружение, на сей раз, по случаю холодной погоды, состоящее не из мороженого разных сортов, а из ванильного заварного крема, каштанового крема и шоколадного мусса. К этому времени гости Стюарта окончательно забыли о приличиях. Их едва хватило на то, чтобы не наброситься на лакомство, нырнув в него лицом.

Сам Стюарт сумел сохранить хладнокровие лишь благодаря многолетней тренировке.

Когда десерт смели с тарелок, сидящая в дальнем конце стола Лиззи встала. Другие дамы одна за другой последовали ее примеру, двигаясь точно во сне. Последней поднялась вдовствующая герцогиня. Она долго оставалась на своем месте, уставясь неподвижным взглядом в пустую тарелку. Стюарта чуть не хватил удар, когда он увидел слезы в ее глазах.

Потом встала и она, царственная, прямая как палка, и вышла из-за стола.

В гостиной дамы дожидались, когда к ним присоединятся джентльмены. Лиззи пришлось занимать вдовствующую герцогиню.

Раньше Лиззи уже пыталась втереться в доверие к герцогине – еще в те времена, когда ее муж был жив. Сказать, что ее постигла неудача, – все равно что назвать Темзу «мутноватой». Ледяным тоном ее светлость прочла Лиззи наставление, величественно кивая в такт словам. Лиззи была унижена, разозлена, но тем не менее находилась под большим впечатлением.

Герцогиню нельзя было назвать общительной. Через несколько минут Лиззи истощила свой ограниченный за пас монологов. Поскольку девушка уже получила бесчисленное количество пожеланий по поводу грядущей семейной жизни, она решила, что герцогиня, возможно, оттает, если спросить совета и у нее.

– Я скоро выйду замуж, мадам. Мне бы очень хотелось выслушать ваше мудрое суждение о браке и мужьях.

– Мы с вами разные люди, мисс Бесслер, и выходите вы не за моего покойного мужа, – возразила вдовствующая герцогиня. – Не вижу, как мой опыт мог бы вам пригодиться.

– В самом деле, – пробормотала Лиззи. Одно утешение, ее отчитала особа почти королевской крови.

Но затем вдруг вдовствующая герцогиня встрепенулась:

– Кажется, я не поздравила вас с грядущей свадьбой?

Впервые герцогиня проявила к Лиззи хоть какой-то интерес. Девушка почувствовала себя польщенной вопреки – точнее, благодаря – робости и благоговению перед этой почтенной пожилой дамой.

– Нет, мадам.

– Поскольку вы приняли предложение мистера Сомерсета еще до того, как скончался его брат, оставив ему Фэр-ли-Парк, я вижу, что вы наконец научились ценить достойного человека по его личным заслугам.

– Надеюсь, что так, – ответила Лиззи, не вполне понимая, похвалила ее герцогиня или снова оскорбила.

Вдовствующая герцогиня улыбнулась:

– Вы все еще полагаете – я запретила сыну жениться на вас лишь из-за того, что у вашего отца нет титула?

– Именно так вы это объяснили, мадам.

– Я использовала довод, который был бы вам понятен. Я была против этого союза, потому что вы не любили моего сына. У него добрый и покладистый характер. Он заслуживает в жены женщину, которая его любит, а не ту, для кого он всего-навсего средство для достижения цели.

Лиззи нечего было сказать в собственную защиту. Именно так она рассматривала кандидатуру Тина. Милый, уступчивый юноша привел бы ее к богатству и знатности, чего требовала ее амбициозная натура. Лиззи склонила голову в знак согласия:

– Наверное, я поступила бы так же, будь я его матерью.

Дверь гостиной распахнулась. Появились джентльмены.

После минуты явного замешательства Стюарт подошел к невесте.

– Мистер Сомерсет, – молвила герцогиня. – Я как раз собиралась принести мои искренние поздравления мисс Бесслер. Однако никто из вас двоих так и не рассказал, с чего это вы решили пожениться. Вы ведь долгое время были просто добрыми друзьями, не так ли? Почему вдруг все изменилось?

Вопрос герцогини совсем расстроил Стюарта. Разумеется, Лиззи знала, что он не опустится до необдуманного ответа, откровенно заявив, что это она загнала его в угол, забрасывая приглашениями на обед и почти ежедневно являясь в Вестминстерский дворец на чай. Тем не менее девушка не на шутку испугалась – вдовствующая герцогиня всегда умела выбить ее из колеи. Лиззи сказала:

– Как-то раз мне случилось проболеть довольно долго. Мистер Сомерсет каждый месяц присылал мне восхитительный букет. Момент радости посреди серых будней, знаете ли.

Стюарт изумленно вытаращил глаза. Какой замкнутый он человек, подумала Лиззи. Видимо, его покоробило, что она разоткровенничалась с посторонними о подробностях его личной жизни.

– Вот как, – молвила вдовствующая герцогиня. – Не думала, что вы из числа тех, кто предпочитает действовать посредством цветочков-лепесточков, мистер Сомерсет.

– В целом это действительно не в моем духе. Но можно сделать исключение ради исключительной женщины.

Почему же он не стал следовать этому исключению после того, как она поправилась? Лиззи скучала по тем букетам, они дарили тепло ее сердцу и надежды на воскрешение – ее душе.

– Как мило, – холодно заявила вдовствующая герцоги «я. – А теперь, мистер Сомерсет, не будете ли вы столь любезны, чтобы привести ко мне сэра Рэндольфа Бересфорда?

* * *

Весь вечер Стюарт старался избегать обеих – и Лиззи, и вдовствующую герцогиню. С Лиззи дело обстояло проще. Хозяйка и хозяин вечера обязаны занимать гостей, а не друг друга. Стюарт надеялся, что и герцогиня не доставит больше хлопот. Она уже подвергла их допросу, на этом и успокоится. Но Стюарт ошибался. Через некоторое время герцогиня снова затребовала его к себе.

Вдовствующая герцогиня крайне редко опускалась до болтовни. Но сейчас пожилая дама вдруг начала рассказывать Стюарту о планах на Рождество, о благотворительности, о внуках – поток несущественных, не связанных между собой подробностей. У Стюарта возникло ощущение, что он наглотался снотворного. Он видел окружающее, словно сквозь плотную упругую завесу. На лице застыла бессмысленная улыбка.

Внезапно герцогиня заявила:

– Никогда не знала, что можно так готовить!

Ощущение было таким, что Стюарта посреди сна сбросили с постели. Он снова был начеку, томимый ужасным предчувствием. Он был настолько ошеломлен, что не смел пошевелиться, не мог взять себя в руки. Не сумел даже скрыть свое изумление от посторонних глаз.

Но вдовствующая герцогиня и не смотрела в его сторону. Ее взгляд был неподвижно устремлен на фигурный набалдашник собственной трости.

– Это было... это было, словно всю жизнь я питалась исключительно воздухом и водой. До сегодняшнего вечера...

«Ничего не говори, – предостерег себя Стюарт. – Ничего не говори».

– Кажется, я почувствовал то же самое, когда впервые отведал ее блюд, – выпалил он против собственной воли.

Вдовствующая герцогиня потерла черное дерево набалдашника подушечкой большого пальца. Набалдашник трости был выполнен в виде драконьей головы.

– Эти кушанья навевают воспоминания. Боже мой, какие воспоминания! О лучших и о тяжелейших днях моей жизни. День, когда я встретила моего герцога, день его похорон. Рождение детей. И воспоминания о тех, кому не удалось выжить.

Стюарт не верил собственным ушам. Герцогиня посвящает его в подробности личной жизни. Изумление Стюарта было столь сильным и искренним, что герцогиня взглянула на него и усмехнулась:

– Известно ли вам, мистер Сомерсет, что старший брат моего покойного мужа – девятый герцог – был женат на моей сестре?

Стюарт покачал головой. Девятый герцог и его супруга давно были мертвы.

– Она была моложе и красивее меня. Я ее обожала. А мой муж восхищался старшим братом. В свое время они были самой красивой и великолепной парой в нашем обществе – то есть пока были живы. Оба сгинули в море.

Ее голос дрогнул.

– У них было трое детей, но в живых осталась одна дочь – они с гувернанткой плыли на другом корабле. Мы с мужем стали ее опекунами и воспитывали девочку вместе с собственными детьми, которые любили ее не меньше нас.

Сейчас в ее голосе явственно слышался надлом.

– Мы потеряли ее, когда ей исполнилось шестнадцать, и это стало для нас ужасным горем. Мы и сейчас горюем.

– Мне очень жаль, – отозвался Стюарт. Его тоже снедало горе. Неужели жизнь всего-навсего непрерывная череда тяжелых утрат, перемежаемых, время от времени минутами обманчивого счастья, дарованного человеку лишь для того, чтобы воскресли надежды и жизнь не казалась невыносимой?

Вдовствующая герцогиня снова его удивила. Затянутая в перчатку рука легла на его руку и тихонько ее сжала.

– Мне пора прощаться, мистер Сомерсет, – сказала она, вставая. – Этот вечер я не забуду никогда.

По мнению Лиззи, все прошло как нельзя лучше. Она так и сказала Стюарту, когда гостиная опустела.

– Однако вам следует поговорить с кухаркой. Решительно недопустимо, чтобы гости весь обед молчали. Прекрасно, что мы можем похвастать изысканной кухней, но надо, чтобы за столом велись также изысканные беседы.

Она лукаво улыбнулась. Ответная улыбка Стюарта вышла бесцветной.

– Япередам ваши слова мадам Дюран.

Отец Лиззи отлучился в ватерклозет. Стюарт остался в гостиной наедине с невестой. Лиззи подошла к нему и обняла, потеревшись щекой о лацкан его фрака.

– Почему вы перестали посылать мне цветы? – прошептала она.

– Теперь мне придется все время помнить, что я посылал вам цветы! Кажется, ее светлость не совсем нам поверила, – отозвался Стюарт деревянным голосом.

Лиззи опешила. Что это значит?

– Какие основания для сомнений могут быть у ее светлости?

– Слишком хорошо она меня знает.

– Чтобы решить – вы не способны послать мне букет?

– Чтобы решить, что я не стану посылать букет молодой девушке, прежде чем надумаю просить ее руки, – объяснил он. – Но разумеется, отныне я буду присылать вам цветы, раз они вам нравятся. Как насчет роз? В Фэрли-Парк есть очень необычные сорта.

Лиззи растерянно смотрела на жениха. За те семнадцать месяцев она получала много цветов, но ни одной розы. В самом первом букете была карточка – «контора Стюарта Сомерсета, эсквайра». Логично было предположить, что все последующие букеты без карточек, но из одного и того же цветочного магазина, также были присланы по распоряжению Стюарта.

Но в его конторе работали и другие люди. Три клерка – юристы и мистер Марсден.

«Полагаю, я заслуживаю лучшего мнения».

Когда при встрече она поблагодарила Стюарта за все, что он ей прислал, Стюарт любезно принял ее благодарность. Не стал отрицать, что вообще что-то посылал. Конечно, посылал.

Связку книг по философии. Угораздило ее похвастать, что она приобрела новый взгляд на философию после романа с Генри! Еще Стюарт посылал ей всякие духи – пустая трата времени и денег, потому что флакончики так и остались стоять в ее шкафу нераспечатанными. Были также ноты моднейших французских песенок, он купил их, когда ездил в Париж. Уместные, серьезные подарки девушке, с которой джентльмена связывает серьезная дружба. Ничья бровь не поползет недоуменно вверх.

Но девушка думала, что и цветы тоже были от Стюарта. На этом предположении Лиззи и воздвигла решение выйти за него замуж.

Заслышав звуки отцовских шагов в коридоре, Лиззи вскочила:

– Уже поздно. Нам пора.

– Вы забыли сказать, любите ли розы, – напомнил Стюарт с преувеличенной любезностью и сам себе показался актером, играющим в драме.

– Забудьте. Мы почти женаты. К чему нам излишества.

– Но вы только что сказали, что хотите получать цветы. Не надо ей цветов! Только не от него. Лиззи притворилась, что не слышит.

– Папа, вот и ты наконец. Нам следует поторопиться, пока мы не злоупотребили гостеприимством Стюарта.

Стюарт взглянул на нее удивленно, но Лиззи уже принялась собираться. Ему оставалось лишь обменяться прощальным рукопожатием с мистером Бесслером и поклониться, почти официально, невесте. В присутствии отца Лиззи Стюарт строжайше следовал правилам приличия, но сегодня этот сухой поклон стал символом пропасти, что вдруг пролегла между ними и казалась непреодолимой. H;i ее дне было все то, что Лиззи не осмеливалась, не могла и не хотела сказать человеку, с которым собиралась связан, жизнь.

* * *

Вызов удивил Верити. Поблагодарив мистера Дурбина, она сняла ночную сорочку и надела чистое платье, которое не пахло кухней. Спрятала волосы под чепец. Открыла коробочку с кремом для лица, который делала сама из пчелиного воска и спермацета, нанесла было на щеки несколько капель, но вспомнила, что уже мазалась кремом, собираясь ложиться спать. К тому же мистер Сомерсет не увидит ее лица.

Ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, когда Верити постучалась в дверь кабинета. Неужели Стюарт вызвал ее ради того, чтобы поговорить? Что могло ему понадобиться настолько срочно, чтобы в этот поздний час посылать за ней камердинера?

– Войдите!

– Свет, месье, – напомнила она по-французски.

– Это не совсем уместно, – возразил он.

Ни миссис Аберкромби, ни мистер Дурбин еще не легли. Оба могли заглянуть в кабинет, в случае если хозяину что-то потребуется.

– Я встану к окну и не стану оборачиваться, – успокоил ее Стюарт.

Не стоило в прошлый раз обрушиваться на него с признанием – «я вас люблю». Верити не жалела о сказанном – ведь это правда. Однако их отношения запутались еще сильнее.

Верити вошла в кабинет. Шторы не задернуты, Стюарт стоит к ней спиной, в одной рубашке, без фрака, сунув руки в карманы черных брюк. Мужчина шести футов двух дюймов роста, широкоплечий и тонкий, как струна. На Верити нахлынули воспоминания, как они обнимались в цокольном этаже, как любили друг друга накануне в ванной.

Любовь, мысленно повторила Верити. Какое наслаждение он ей подарил! Низ ее живота свело сладкой судорогой.

– Почему Берти так и не сделал вас своей женой? Такого вопроса Верити никак не ожидала. Она растерянно захлопала глазами.

– Джентльмены не женятся на собственных кухарках, сэр.

– Мне сказали, мой брат чуть было на вас не женился. Она замерла:

– Кто же сказал вам такое, сэр?

– Вдовствующая герцогиня Арлингтон. Она была сегодня здесь.

Верити проглотила стоящий в горле ком.

– Я... я удивлена, что ее светлость вообще знает о моем существовании.

– Знает. А я никогда не замечал за ней фривольности, о чем бы она ни говорила, – продолжал Стюарт.

Он восхищается вдовствующей герцогиней, осенило Верити. Конечно, восхищается. И она восхищалась – до сегодняшнего дня. Герцогиня была безупречна, лишенная недостатков или малейших слабостей. Муж просто обожал ее. Дети могли служить образцом совершенства, все как на подбор. И пусть она никогда не была красавицей – в ней чувствовались порода и хищная целеустремленность ястреба.

– Значит, это правда, что Берти хотел на вас жениться? Возможно, Берти всерьез задумался о браке, если затеял поездку в Линдхерст-Холл, ни словом ее не предупредив. Берти с радостью женился бы на леди Вере Дрейк и породнился бы с Арлингтонами. То-то утер бы нос брату, у которого не было ни малейшего шанса войти в столь высокопоставленную семью.

– Нет, – решительно ответила Верити. – Берти никогда не собирался всерьез на мне жениться.

Как бы он женился на кухарке? Общество и собственный брат потешались бы над ним до конца жизни.

Ей показалось – вот сейчас Стюарт обернется. Собрала нервы в комок. Но время шло, а он по-прежнему стоял к ней спиной. Молчал. Верити сцепила руки перед собой. За спи ной. Наконец вытерла липкие от пота ладони о платье.

Когда молчание сделалось уж совсем невыносимым, она наугад выпалила:

– Хотела бы поблагодарить вас за картину, сэр. Она просто чудо.

– Нет, это я хотел вас поблагодарить. Мой завтрак удался как нельзя лучше благодаря вашим круассанам. Мы с коллегами обсудили великое множество вопросов, да еще за столь короткое время.

Губы мадам Дюран тронула довольная улыбка. Похвала сделала ее смелее.

– А сегодняшний обед, сэр? Вам тоже понравилось? Стюарт тихо засмеялся:

– Обед удался на славу. От удивления гости потеряли дар речи. Кстати, мисс Бесслер просила, чтобы в дальнейшем вы не превращали ее гостей в бессловесных тварей. Она хочет слышать за своим столом утонченные беседы.

Улыбка погасла. Ужасно – как же легко она забывает, что Стюарт помолвлен с другой! Оставаясь со Стюартом наедине, Верити думала, что в мире нет никого, кроме них двоих.

– Подумаю, что можно сделать, – озабоченно сказала она.

– Благодарю, – отозвался он. Снова коварная, предательская пауза. Потом Стюарт набрал полную грудь воздухаи заявил:

– Я попросил вас зайти, потому что хочу сообщить: я пригласил в Лондон Майкла Роббинса. Полагаю, он прибудет в субботу, как раз к обеду. Мы будем обедать дома.

– Майкла? – От такой неожиданной новости у Верити перехватило дыхание. – Майкл приедет сюда?

– Да, на день-другой.

– Разве вы знакомы?

– Познакомились в Фэрли-Парк на похоронах Берти.

– Ясно, – сказала Верити. Майкл ни словом не обмолвился!

– Я видел его фотографию в вашей комнате, вот и решил, что вам будет приятно его видеть.

– Вы пригласили его... ради меня?

– В письме к Майклу я сообщил, что обдумываю возможность взять на себя расходы по его обучению и хотел бы познакомиться поближе, – объяснил Стюарт. – Но... да, я сделал это ради вас.

– Благодарю, – сказала ошеломленная Верити. – Давно обо мне так никто не заботился.

– Мне хотелось бы сделать гораздо больше, например, сложить к вашим ногам весь мир.

Сердце глухо стукнуло. «Обернись, – хотелось ей сказать. – Обернись!» Верити нестерпимо захотелось подойти к Стюарту, обнять его, заглянуть ему в глаза, чтобы он наконец узнал ее. Невероятным усилием воли поборов свое желание, она повернулась к Стюарту спиной и отступила на два шага, опасаясь, что снова выкинет какую-нибудь глупую, непростительную выходку.

На полке перед ней была фотография в рамке. Братья Сомерсеты. Но того снимка здесь больше не было. Его заменил другой, тоже очень старый. Два мальчика-подростка торжественно смотрят в камеру. Она сразу заметила, как сплетены их руки в жесте дружбы и такого безграничного доверия, что даже по прошествии стольких лет его сила поражала того, кто смотрел на снимок. Верити потребовалась целая вечность, чтобы понять – мальчики на снимке не кто иные, как братья Сомерсеты.

Ее пронизала почти непереносимая радость. Если Верити искала когда-либо знак всепрощения и воскрешения – он был сейчас перед ней. Значит, еще оставалась надежда. Еще оставалась.

– Что же мешает? – спросила она дрогнувшим голосом. – Сложите мир к моим ногам, вот и все.

Зарядил дождь. Водяные струи отливали тусклой охрой в свете далекого уличного фонаря. Пронеслась мимо закрытая карета, кучер съежился под плащом. Капли дождя смывали с оконных стекол отложившуюся за день сажу, искажали картину за окном.

В наступившей тишине Верити слушала громкий стук собственного сердца. После всего того, что случилось с Берти, как она все еще могла оставаться такой наивной, неосторожной, с беззаботной верой в лучшее будущее? У Стюарта защемило в груди от горечи и безысходности. Сделать бы то, о чем она просит! Предложить дары, которые он мечтал ей преподнести.

– Майкл уезжает днем в воскресенье. Вы покинете Лондон не позднее утра понедельника, – сообщил он. – У вас будет достаточно времени, чтобы забрать пожитки из Фэрли-Парк. Полагаю, вам следует освободить место уже до конца года.

Воцарилось гробовое молчание. Невидящими глазами Стюарт смотрел на дождь. Помни! Вот что произошло из потакания собственным желаниям. Его любимая женщина лишилась места и возможности быть ближе к сыну.

Он заставил себя продолжать:

– Мне известно, что на вас была возложена обязанность приготовить свадебный завтрак и испечь торт. Я передам мисс Бесслер ваши извинения.

– Я вам отвратительна, – сказала Верити уставшим голосом.

Стюарт покачал головой:

– Нет. Я вас люблю. А это ошибка.

– Неправда.

– В самом деле. И вы это тоже знаете. Будь вы на месте мисс Бесслер, что бы вы сделали?

– На месте мисс Бесслер я не выходила бы замуж за мужчину, который любит другую.

Стюарт грустно вздохнул. Как тяжко на сердце!

– Мисс Бесслер и я заключили союз, и союз такого рода я не могу разрушить без серьезных последствий. Кроме того, мы с Лиззи давние друзья. Я не причиню ей страданий, принося ее благополучие в жертву собственным страстям.

Верити молчала.

– Простите. – Стюарт был беззащитен перед лицом собственной совести. – Я возьму на себя расходы по обучению Майкла. Помогу сделать первые шаги в обществе, когда он закончит университет. Я...

– Нет, спасибо, – тихо сказала Верити. – Нет необходимости.

– Прошу, позвольте мне помочь.

– Вы ничего мне не должны. Мы оба запутались в паутине. Все, что вы сделали, вы сделали с моего живейшего согласия. Я лишь жалею, что... – Она тяжело вздохнула. – Нет, ни о чем я не жалею. Такова любовь. И вот что случается с кухаркой, если она слишком о себе возомнит.

Стюарт порывисто обернулся. Но женщина уже стояла спиной к нему, сжимая в пальцах фотографию братьев. Сейчас Верити казалась ему такой маленькой, с поникшей головой и опущенными плечами. Нежная, беззащитная шея – Стюарт с трудом удержался, чтобы не броситься к ней, не заключить в объятия.

– Мне жаль.

– И мне жаль, – эхом откликнулась Верити. Поставила на место фотографию, вытерла лицо ладонью. – Прощайте, Стюарт.