То, что Минь Хо был коммунистом, мне стало ясно довольно быстро – по тому, как он говорил о деньгах, о богатых и бедных. В общем, он давно променял буддизм на ленинизм. Но что общего могло быть у такого человека с Пателем, об этом я почему-то не подумал. Меня захватил охотничий азарт. Я не просто выполнял волю Пателя, у меня появился собственный стимул – своего рода вендетта. Полковник был убийцей, и с ним была женщина. Значит, женщина – его сообщница. Найти их стало делом всей моей жизни. Я сгорал от желания отомстить. Потом я много размышлял над этим и приходил к одному и тому же выводу: я выполнял долг перед самим собой. Что же касается Минь Хо, то он служил детонатором гремучей смеси, накопившейся во мне. Он стал лидером, а я – маховиком, который надо было лишь как следует раскрутить.
Вдвоем мы прочесали всю Европу. Мы путешествовали на всех видах транспорта, где только ни бывали, что только ни придумывали. По ночам мы переходили границы, изображая из себя то полицейского с преступником, то бизнесмена с перспективным клиентом. Как-то раз мы даже направились в Рим под видом двух миссионеров из Гонконга. Думаю, господину Пателю понравилась бы моя изобретательность. Все побережье Франции с севера на юг и еще дальше – до Сан-Ремо в Италии мы изучили как свои пять пальцев. Гостиницы, мотели, кемпинги – мы обшарили все, и все – впустую.
Когда мы добрались до Канн, старое доброе Средиземное море уже успело прогреться в солнечных лучах. Одиночество и депрессия сказались на моей внешности. Я прибавил в весе килограммов пять и теперь мог застегнуть штаны только в лежачем положении. Я еще помещался в свой единственный шерстяной костюм, но от этого мне было не легче, потому что с наступлением лета я чувствовал себя в нем, как в сауне.
Минь Хо распоряжался деньгами господина Пателя весьма щепетильно. Он разрешил мне взять напрокат «фиат-600». Хорош же я был за рулем этой крохотной машинки, разъезжая по самым фешенебельным курортам со своим толстым пузом и расстегнутым ремнем. Унизительное зрелище. Да еще Минь Хо не давал мне покоя – ему очень нравилось сравнивать меня с бамбуковым медведем. Но тогда я не обращал на это внимания, будучи одержим только одной мыслью – что я сделаю с американцем, когда он наконец попадется в капкан. Все остальное не имело значения.
Я был уже не первой молодости, и все эти переезды в жару, дешевые гостиницы, плохая еда не могли не сказаться на моем здоровье. К тому же все деньги были у Минь Хо, а я не сообразил, что мог бы снять какую-то сумму со своего счета в Гонконгском банке. Единственное, в чем я иногда находил утешение, – это хороший ужин в отсутствие Минь Хо. Он же с озабоченным видом постоянно куда-то звонил, исчезал, не говоря мне ни слова, был замкнут и неразговорчив.
Он не расставался со своей сумкой, и меня начало разбирать любопытство, что же в ней такое, о чем никто не должен знать? Как-нибудь загляну в нее, думал я, когда Минь Хо заснет. Но он, похоже, всегда бодрствовал.
По прибытии в Геную Минь Хо объявил, что мы здесь обоснуемся надолго. И вот, когда я сидел за столиком в таверне и доедал свои спагетти, меня вдруг осенило.
– Надо позвонить в Швейцарию, – сказал я Минь Хо.
– Не надо, – отрезал он, не переставая писать что-то в своем замусоленном блокноте. – А впрочем, что тебе понадобилось в Швейцарии?
– Есть одна неплохая идея.
– Интересно, с каких это пор у тебя стали возникать идеи?
Не знаю, что со мной случилось, но я вышел из себя и наговорил ему кучу грубостей. Какими только словами я его ни обзывал, а ему хоть бы что – сидит себе и будто не слышит. Волны гнева захлестывали меня, и мне казалось, что я вот-вот наброшусь на него с кулаками. Минь Хо с улыбкой наблюдал за мной, а потом спросил:
– Чего это ты надумал?
– Потом скажу. – Я выскочил из-за стола и со всех ног бросился в отель, уже на бегу прокричав ему: – Если и дальше хочешь со мной работать, сиди здесь и жди. Иначе я уезжаю в Гонконг.
– Может, лучше съешь еще чего-нибудь? – спокойно предложил он.
Видимо, я был ужасно смешон – бегущий что есть духу толстяк в шерстяном костюме, а вокруг – девочки в бикини. Но мне было не до того. Я попросил улыбающегося портье соединить меня с телефонисткой международной линии. Портье «Гранд-отеля» в Люцерне узнал меня по голосу, и я спросил его, как называется тот банк, что находится около озера, прямо напротив железнодорожного вокзала. Он дал мне номер телефона, и я, дрожа от нетерпения, набрал номер. Стараясь говорить с типично американским акцентом, я объяснил ответившей мне служащей, что Клэйтон Уэйн-Тернер хотел бы обговорить кое-какие детали с лицом, ответственным за свой банковский счет.
Мне везло, как никогда в жизни. Трубку взял мужчина и очень вежливо спросил, где я в данный момент нахожусь.
– В Генуе, в Италии, – ответил я, – у вас для меня все готово?
Последовала довольно продолжительная пауза, и я подумал, что лучше подождать, чем вешать трубку – я все равно ничего не теряю. Но тут в трубке снова раздался голос банкира:
– Мистер Уэйн-Тернер, хорошо бы, если бы вы дали мне свой адрес. Вы уже уехали с Мальорки?
Так вот где они! Наконец-то!
– Я вас почти не слышу, – прохрипел я в трубку, – чертова связь. Ничего не слышно, я перезвоню.
– Вы связались с представительством «Американ экспресс» в Пальме?
– Ничего не слышно, я перезвоню вам, – снова не своим голосом сказал я и повесил трубку. У меня перехватило дыхание. Ничего себе, дичь, за которой я охочусь вот уже которую неделю, находится в двух шагах от меня, проплыл малость на пароходе – и цап-царап. Наконец-то я вздохнул с облегчением. Не зря я все же ем свой хлеб. Мальорка. Нет бы мне раньше сообразить: популярный курорт, остров, полно туристов – лучшего убежища трудно сыскать. Там ходят пароходы, и можно проследить за передвижениями полковника, если он вдруг задумает смыться, кроме того, я могу связаться с испанской полицией – мое удостоверение полицейского по-прежнему при мне. В общем, мистер Патель мог бы мной гордиться, думал я, сияя от радости. Портье, глядя на меня, тоже улыбнулся:
– Хорошие новости?
Я кивнул и выскочил на улицу.
Минь Хо сидел в таверне. Мне безумно захотелось есть, и я потребовал себе бутылку красного вина и тарелку спагетти. Он с отсутствующим видом посмотрел на меня и ничего не сказал. Опять в своем мрачном настроении, подумал я и заказал еще огромную порцию мороженого.
– Все, они у меня в руках, – выпалил я. Много бы я сейчас дал, чтобы узнать, что творилось у него на душе. С бесстрастным выражением лица он ласково поглаживал свою сумку. Переполнявшее меня чувство превосходства над этим человеком разбивалось о стену его угрюмого молчания.
– Дай мне денег, – сказал я, покончив с едой. – Нужно купить какую-нибудь одежду.
Минь Хо без возражений, даже не сосчитав, протянул мне пачку красивых итальянских купюр.
– Поедешь со мной? – c нетерпением спросил я, но он отрицательно покачал головой. – Мы уезжаем. Я нашел их.
На какое-то мгновение в глазах Минь Хо что-то блеснуло, но тут же его лицо снова приобрело отсутствующее выражение. С ним явно не все в порядке, решил я, ему будто и не хочется их найти.
– Я вернусь через пару часов, а вы заплатите за меня. Увидимся в отеле, – сказал я, и он кивнул мне на прощанье.
Сейчас, глядя в прошлое, я вижу все, как на ладони. Наконец все встало на свои места. Теперь я знаю, что испытывал Минь Хо, какие бури разыгрывались в душе этого прирожденного поэта. Но до сих пор я не пойму одного: каким ветром занесло его в область, столь далекую от поэзии, как мог он предать ее ради ненависти, вражды и политики? Минь Хо никогда не показывал вида, что внимательно вас слушает. Наоборот, он всегда носил маску полного безразличия и равнодушия. Сейчас я отчетливо вижу: Минь Хо ясно сознавал, что мы вот-вот настигнем беглецов, но при этом не мог для себя решить, что же делать дальше. Вернуть ли Бернадетт туда, где она находилась, когда Клэй вторгся в ее жизнь? И что ему делать с самим собой? Возвращаться и спасать свою подмоченную репутацию? Его мучили сомнения.
Я начал подозревать, что для него в этой истории главное – Бернадетт. Быть может, он охотился за ней, чтобы отомстить за какие-то парижские грехи? Кто знает… Но с каждым днем он вел себя все более странно. Хозяином ситуации начинал становиться я, а он почти ни во что не вмешивался. Он даже перестал упоминать об американском полковнике, что казалось мне совершенно непонятным, но я не придавал этому значения, упиваясь собственным величием и падением Минь Хо.
Я ринулся покупать себе летнюю одежду. Выбор был огромный, и вскоре я стал обладателем нескольких костюмов, рубашек, отличных ботинок, портфеля и даже лосьона для лица и геля для волос. В Италии и Испании крупным мужчинам живется легко – никто не обращает на них внимания, не называет их дылдами и толстяками. Здесь люди просто наслаждаются жизнью и не критикуют всех и вся, в отличие от нас, англичан. Поэтому я и решил поселиться здесь, на берегах древнего Средиземноморья.
Минь Хо, чтобы скрыть охватившую его депрессию, старался всячески ущемить мою гордость. Как я ненавидел его, как презирал! Меня поддерживало только страстное желание отомстить за господина Пателя.
Я заказал билеты на пароход компании «Кенгуру» до Пальмы через Барселону. Пароход, как мне сказали, был вполне комфортабельным, и, чтобы хоть чем-то досадить Минь Хо, я взял каюту первого класса. Но даже это не пробрало Минь Хо – он никак не отреагировал и по-прежнему оставался в подавленном состоянии. Ну и пес с ним, подумал я и пошел в кино. Все равно через полтора дня мы окажемся на Мальорке. Полковник, можно сказать, уже был у меня в руках.