Восточная мадонна

9

Бернадетт устала и была голодна – случившееся сломило ее дух. Все, на что она сейчас была способна, это идти вслед за ним, кое-как удерживая равновесие, и слушать, что он говорит. Ее даже не заботила абсурдность ситуации. Странно, но Бернадетт чувствовала себя в безопасности – замешательство ее прошло, и, возможно, не без оснований: в этот момент ей больше всего было нужно, чтобы за ней присматривали, чтобы было, на кого положиться, чтобы кто-то сказал ей, что делать дальше.

Лицо Клэя было непроницаемым, на нем не осталось ни следа усталости или сомнений. Никогда Клэй не был уверен в себе больше, чем теперь. Он решил, что их путь к побережью должен лежать через юго-восток – там их никто не станет преследовать. Капитан Нью подумает, что, коли девушке удалось освободиться и увести с собой пленника, она отправится на север. Дорога предстояла долгая, но для них побережье таило в себе неограниченные возможности – как он слышал, война почти не затронула маленькие рыбацкие поселки.

Находясь возле океана, Клэй всегда чувствовал себя в своей тарелке. Кроме того, там можно было найти лодку, отправлявшуюся куда-нибудь. А если их засекут, он всегда сможет выдать себя за летчика сбитого бомбардировщика или придумать что-нибудь в этом роде. На побережье им встретятся только гражданские или старики, которые имеют мало общего с войной и ничего не понимают в военных делах. Они поверят чему угодно, потому что думают только о том, как выжить и о «черном рынке». Они никогда не назовут его дезертиром, они даже не знают, что это такое. А если и знают, то для них это слово означает совсем не то. Бежать от войны в этой части света было нормальным во все времена. Здесь это называется выжить, а не дезертировать.

«Дезертир, – проворчал он себе под нос, – дезертир». Это слово вызывало у Клэя ужас, но он никак не мог от него отделаться. Оно словно подтолкнуло его, и он пошел быстрее. Клэй не глядел в сторону Бернадетт, но знал, что она – рядом. Дезертир. Он – дезертир? Конечно же, нет. Он взял увольнительную у прежней жизни, чтобы как следует разобраться в своей душе и навести в ней порядок. Как бы то ни было, в списках Пентагона он значится убитым. Его дело закрыто, а покойники не бывают дезертирами. Обычно они – герои. Он свободен. Он не должен никому ничего доказывать, писать рапорты, ему не нужно даже объяснять, откуда взялась девушка. Когда они доберутся до побережья, он либо отправит ее обратно, либо придумает что-то еще. Они продолжали путь в молчании.

Прошло несколько часов. Ночь на востоке уже отступала. Темнота стала рассеиваться, и над вершинами холмов появилась розовая дымка. Когда взойдет солнце, они сойдут с дороги и найдут укрытие. В небе над ними утренний ветерок гнал остатки облаков к горизонту, день обещал быть ясным и жарким. Скоро Клэю придется поговорить с девушкой и кое-что объяснить ей. Например, почему он себя так повел. Да и от нее нужно получить кое-какую информацию: где они находятся, далеко ли до океана? А ведь он так мало знает о ней, подумалось Клэю.

Холмы медленно расступились, и перед путниками раскинулась долина с рисовыми полями. Впереди виднелись фигурки людей. Бернадетт заговорила первой:

– Нам бы не следовало идти днем.

Заслышав голос девушки, к ним сразу подбежала собака. Это был пес китайской породы, с мордой, похожей на медвежью. Пасть у него была открыта, и поэтому казалось, что животное улыбается. Не удержался от улыбки и Клэй – собака обнюхивала его, словно решая, можно ли ему доверять. Животное было больше размером и более мохнатым, чем показалось поначалу; его хвост, стоящий торчком, нерешительно покачивался. Собака была хорошо откормлена, но, несмотря на это, очень подвижна. Клэй попытался потрепать ее по массивной дружелюбной голове, но каждый раз пес проворно отпрыгивал в сторону.

Бернадетт была удивлена: взрослый мужчина пытается подружиться с животным.

– Ты любишь собак?

– Пошли. Повесь винтовку на плечо и иди возле меня, а не сзади.

– Почему? – спросила она, приблизившись к Клэю. Теперь они смотрели прямо друг на друга. Она довольно высокая для гука, подумал он. И далеко не безобразна. А вслух произнес:

– Было бы не очень умно выглядеть со стороны врагами.

– В деревне люди не ходят рядом, особенно – мужчина и женщина, даже если они женаты. Здесь не принято выставлять напоказ взаимную привязанность.

– Что ты имеешь в виду?

– Тут не существует равенства. Либо ты ведешь, либо ведут тебя. Путешествуя бок о бок, не изменишь здешних устоев.

– Не надо читать мне свои красные проповеди.

– Я просто хотела дать совет. Если мы пойдем рядом, люди поймут, что что-то не так.

– А может, мы – любовники?

– Не хами!

Голос Бернадетт вновь зазвучал твердо, к ней вернулась ее подозрительность. Разговаривая с ним, она просто возвращала долг за то, что он спас ее прошлой ночью. Она была нужна ему только как проводник, он всего лишь использовал ее как трофей. Однако винтовка – у нее, и она легко может убить его. Мир обойдется без такого, как он. Еще недавно, вспомнила девушка, он хотел умереть, а убить человека, который желает смерти, – это не грех. Да, он проявил некоторую человечность по отношению к собаке, зато она сама была в его глазах гораздо хуже этого пса. И все же он спас ей жизнь. Она не должна позволить своему настроению снова испортиться. Нужно взять себя в руки. И слушать.

– Ну ладно, – согласилась наконец Бернадетт, – пойдем как тебе угодно.

Она говорила, как настоящая француженка. Странно, подумал Клэй, такой акцент у такой девушки и – в таком месте! Может, она дурачит его? Ну, ничего, скоро он поставит ее на место, и все же… И все же ее глаза, казалось, заглядывали прямо ему в душу, от чего прежняя злость на нее таяла. Бернадетт откинула волосы, и стали видны ее высокие скулы. Нет, она и в самом деле красотка. Голос у нее был глубоким и мечтательным. Воображение Клэя не на шутку разыгралось. Он должен помнить, кто она такая – гук и комми. Наполовину француженка, а может, вовсе и нет. Она просто шла с ним какое-то время, вот и все.

– Ты, наверное, голодна, – обратился он к Бернадетт. – Но, по-моему, нам не стоит задерживаться, нужно пройти как можно больше.

Девушка кивнула, и беглецы продолжили путь.

Солнце уже встало, и от дневной жары на зелени рисовых побегов стала высыхать роса. Скоро с них потечет пот. Прежде чем останавливаться, они должны выбраться с этой плантации. Они молча шли бок о бок. Клэй хотел было что-нибудь сказать, но глаза девушки смотрели куда-то вдаль. Он вспомнил, о чем говорил ей в тот, первый день, как исповедовался перед ней. Тогда он почувствовал, что вместе со словами из него вышла вся его прошлая жизнь. Клэя больше не ранили воспоминания ни о пьянстве матери, ни о собственной растерянности от того, как отвергала его Мардж. Если бы только он смог поделиться с этой девушкой своими планами, рассказать, куда он собрался! Да хотя бы просто объяснить…

Но Клэй ничего не стал объяснять ей. Ему нужно было просто выслушать самого себя, выговориться, как он сделал это в прошлый раз. Может, он сходил с ума? Если бы люди узнали, что он собирается делать, они бы именно так и решили. Что ж, возможно, так оно и было, но никогда еще Клэй не чувствовал себя лучше. Через некоторое время он непременно расскажет ей обо всем – прежде чем его обнаружат, прежде чем она сама задаст вопрос. Сознание, что он обязан это сделать, крепло в нем по мере того, как они продвигались вперед.

Наконец они добрались до цветущего тамаринда, ветви которого широким навесом раскинулись над травой.

– Давай присядем в тени, – предложил Клэй. – Рисовое поле осталось далеко позади, и здесь никто не должен появиться. Перекусим – у меня в рюкзаке кое-что найдется.

Однако даже когда они сели, Бернадетт продолжала сжимать винтовку. Собака смотрела на них так, будто чувствовала повисшую в воздухе подозрительность. Она колебалась, пытаясь угадать, останутся ли люди здесь или пойдут дальше. Высоко в небе чертило белые линии звено бомбардировщиков, возвращавшихся с севера.