— А кто эта дамочка? — спросила Бетти, чувствуя себя не слишком ловко оттого, что не может вылезти из бассейна.
— Моя хозяйка, – ответил Талис.
— А ты кто? — вытаращила глаза Бетти.
— Шофер, — ответил он.
Хозяйка принялась распекать нерадивого слугу, Бетти быстренько вылезла из бассейна, оделась и смылась. Она не была любительницей скандалов.
Но по-настоящему настроение у нее испортилось, когда она вернулась домой. Нервозность Жулии — она, видите ли, опять кого-то отшила и даже дала пощечину, — да и вообще какая-то напряженность в доме подействовали на Бетти угнетающе. Сестре она дала совет поскорее найти любовника, потому что кувыркаться в постели куда приятнее, чем раздавать пощечины. И себе пожелала того же самого. Но она хотела богатого любовника, а еще лучше мужа, потому что вечное безденежье надоело ей до крайности!
Безденежье напрягало и Алекса, он ведь уже довольно долго был безработным. Онейди делала все, чтобы развеять тягостные мысли мужа, но в последнее время ей это не слишком удавалось. Конечно, Алекс очень радовался выздоровлению Отавиу, но было что-то, что его мучило. Онейди чувствовала это, но не могла понять, что же именно.
Только она пыталась вызвать его на откровенность, как он углублялся в воспоминания. Видно, ему было приятно вспоминать прошлое, свою дружбу с Отавиу, свое везение.
Сам он был из провинции, в Рио приехал в шестьдесят пятом и устроился работать официантом в ресторан рядом с «Коррейу Кариока». В этом ресторане обедали все журналисты и Отавиу тоже, так они познакомились, потом подружились. И вот уже дружат тридцать лет. В шестьдесят восьмом Отавиу обручился с донной Евой, в шестьдесят девятом они поженились, а в январе семидесятого его арестовали. Ева была тогда беременна Жулией. Время было тяжелое: военная диктатура, репрессии, террор. Арестовали его по анонимному доносу, за коммунистические идеи и подрывную деятельность, но никакой подрывной деятельностью он не занимался и вообще был далек от политики. Критиковал, как все журналисты, цензуру, но не больше. Он был очень веселым, писал с большим юмором, у него была своя колонка «Ночная жизнь Рио-де-Жанейро». А потом Отавиу начал писать роман с продолжением, и до того увлекательный, что газета расходилась, как горячие пирожки. И вдруг такое несчастье…
— Я лишился друга, которому мог сказать все, всем с ним делиться, — как-то жалобно сказал Алекс. — Как это необходимо порой!
Онейди почувствовала, что, наконец, настал миг откровенности, сейчас, если только она постарается, Алекс поделится с ней своей тайной тяжкой заботой.
Она прижалась к мужу, я только было открыла рот, чтобы сказать: поделись со мной, я тоже твой верный друг! — как Алекс, отведя от своей щеки ее пушистые волосы, которые она с некоторых пор стала распускать, сказал, и очень сурово:
— Ты, я вижу, подружилась с Бетти!?
Мысли Онейди сразу потекли по другому руслу, я она немножко смутилась. Действительно, с приездом Бетти что-то изменилось в ее жизни. Та так ярко одевалась, носила очень короткие платья с глубоким вырезом, распущенные волосы. Она заставила Онейди перемерить ее легкомысленные кофточки, распустила ей волосы и сказала:
— Ты видишь, какая ты соблазнительная женщина, тебе есть что показать, ну так и показывай!
И скромная сдержанная Онейди сделалась чуть-чуть посмелее. Стала делать другую прическу и кофточку достала поярче, но, видимо, это не очень-то понравилось Алексу.
— Подружилась — признала Онейди, — из всех дочерей Отавиу она мне нравится больше всех, в ней есть что-то необыкновенно притягательное, наверное, обаяние жизни.
— Мне очень жаль, что больше всех. Лучше ей не доверяйся, она похожа на свою мать, а та была опасная женщина.
— А мне кажется, тебе не нравятся женская свобода, и ты боишься, что Бетти дурно на меня повлияет, — засмеялась Онейди.
— Может, и боюсь, — не стал спорить Алекс и тяжело вздохнул. — Я очень дорожу тобой, Онейди. Ты — единственное, что есть у меня в жизни!
— Не преувеличивай, Алекс!
Они оба не привыкли к громким словам и оба смутились.
— Мне пора в больницу, — заторопился Алекс, – пойду, посмотрю, как там Отавиу.
— Сегодня иди попозже, — остановила его жена. — Сей час у него Жулия, а потом собирались пойти Бетти с Сели.
На этот раз Отавиу, едва завидев Жулию, пришел в страшное возбуждение:
— Ева! Ева! — заговорил он торопливо. – Наконец-то ты пришла ко мне!
— Папа! Я — Жулия, твоя дочь.
Взгляд больного стал непонимающим, растерянным.
Жулия терпеливо объясняла, повторяла, втолковывала, что он был женат, что у него есть три дочери, которые очень его любят.
— А Ева… Где Ева — повторял Отавиу.
У Жулии недостало духу сказать, что мать умерла.
– Она уехала отдыхать, – сказала она. – Уехала ненадолго.
Во время их разговора дверь открылась, и в бокс вошел Сан-Марино. Торкуату сообщил ему, что в голове больного полный кавардак, и он захотел посмотреть сам, как обстоят дела с памятью у Отавиу Монтана. Но больной узнал его.
– Антониу Сан-Марино! – радостно произнес он. – Сан! Неужели ты?
– Да, дорогой мой брат, – ответил Сан-Марино и застыл, глядя на Жулию. – Ева? – Произнес он неуверенно, откуда ты здесь взялась?
– Жулия Монтана, дочь Евы, – представилась молодая женщина.
Сан-Марино не мог отвести от нее завороженного взгляда, а сам между тем говорил:
– Как я рад, дружище, что ты, наконец, пришел в себя.
– А где я был? — последовал вопрос. — Мы постарели, Сан, у меня стали старыми руки, а я не помню, как пробежало время, я не жил. Я хочу вернуть себе жизнь. Отдайте мне мою жизнь!
Больной очень разволновался, и Лидия сочла, что на сегодняшний день у него слишком много впечатлений,
— Отложим все разговоры до другого раза, — сказала она, — а сейчас примем лекарство и будем отдыхать.
Посетители поняли, что им предлагают уйти, и послушно направились к двери, простились и вместе вышли из палаты.
Антониу все смотрел на дочь своего друга, и если и пережил шок, то вовсе не оттого, что к Отавиу Монтана стала возвращаться память…
— Я рада познакомиться с вами, самым близким папиным другом, — говорила между тем Жулия. — Алекс мне рассказывал, что, когда папу арестовали, вы делали все, чтобы его выручить. Вы добивались, чтобы он предстал перед судом, не сомневаясь, что его оправдают, и так оно и вышло.
— Мы больше чем друзья, мы выросли вместе, твой дед заменил мне отца, — отвечал Антониу, не сводя с Жулии глаз. — Восемнадцать лет, которые твой отец провел в забытьи, были самыми печальными в моей жизни, я все время справлялся о его здоровье, и Алекс рассказывал мне не только о нем, но и о тебе и твоих сестрах. А вот о том, что ты так похожа на мать, он не сказал. У меня даже сердце защемило, когда я тебя увидел!
Жулия грустно улыбнулась.
— Папе будет тяжело узнать, что мамы уже нет в живых.
— Не стоит ему говорить об этом, — проговорил Сан-Марино, — он еще слишком слаб, а к Еве он был не просто привязан, она была его единственной страстью.
– Бедный папочка! — снова вздохнула Жулия. — Сколько ему и нам предстоит еще испытаний!
— Но ты можешь всегда на меня рассчитывать! Всегда и во всем, — горячо сказал Сан-Марино, и Жулия с благодарностью ему улыбнулась, потому что почувствовала – это правда.
Он протянул ей свою визитную карточку.
— Здесь все мои телефоны, если что, звони, не стесняйся. Надумаешь работать в Бразилии, двери «Коррейу Кариока» всегда для тебя открыты.
— Спасибо, – растроганно поблагодарила его Жулия.
Друг отца ей понравился. Оценила его и подошедшая к ним Бетти. Она посмотрела, как Сан-Марино сел в роскошный лимузин, и прокомментировала:
— Красив, элегантен, богат. Интересно, женат или холост.
— Алекс говорил, что женат, и у него два сына, оба уже взрослые, — рассеянно отозвалась Жулия.
— Еще интереснее, вскинула голову Бетти. — Хорошо бы, такие же представительные!
Бетти ухитрялась навещать отца, когда он спал. Сели всегда дожидалась, когда он проснется, но чаще всего у его постели сидел верный Алекс. Так было и на этот раз. Бетти посидела минутку возле спящего и ушла. Сели сидела и жала отца за руку, молясь за него, пока он не проснется, а когда проснулся, ласково поговорила с ним ушла, боясь утомить больного. Алекс остался возле Отавиу.
— Ты был совсем мальчиком, Алекс, — грустно посетовал Монтана.
— Да, время летит так быстро, но я так рад, что ты поправляешься, обрел друга, которому могу сказать все…
Да, видно, что-то всерьез тяготило Алекса, если он так нуждался в доверенном лице, в наперснике.
— А где Ева, Алекс? — внезапно спросил больной.
— Она умерла, не задумываясь, ответил погруженный в свои мысли Алекс.
Боже! Что сделалось с Отавиу! Лицо его исказилось, тело забила сильная дрожь, на лбу показались капли пота.
— Не верю! — повторял он. — Не верю! Она уехала! Она уехала!
Алекс перепугался и позвал Лидию. К этому времени Отавиу стало совсем плохо, он метался, что-то бормотал, казалось, еще секунда, и его хватит удар.
Лидия мгновенно приказала Сисейру держать больного и сделала ему успокоительный укол.
Отавиу начал обмякать, погружаясь в сон.
— Что за день! Столько сильнейших впечатлений! Что здесь еще произошло? — спросила Лидия у потрясенного Алекса.
— Я думал, что он знает… Я сказал ему, что Ева умерла. Доктор, что я наделал! — Алекс в отчаянии смотрел на искаженное страданием даже во сне лицо Монтана. — доктор, а он проснется? Он будет выздоравливать?
— Такая новость и без подготовки? — Лицо у Лидии сделалось озабоченным. — Даже не знаю, что сказать. По следствия могут быть непредсказуемыми. Нам остается только ждать!..
Глава 10
На этот раз Онейди решила допытаться, что мучает ее Алекса. Почему он ходит как в воду опущенный, хотя все, казалось бы, идет на лад — ведь друг его выздоравливает!
В ответ на расспросы жены Алекс покаялся, что, возможно, по его вине Отавиу снова погрузится в бездну беспамятства, но не стал говорить, что причиной и этой беды стала другая, которую он носил в себе, которой хотел и никак не мог поделиться.
— Хорошо еще, что Жулия сегодня ушла рано утром делать репортаж, — с тоской заключил Алекс. — Просто не знаю, как стал бы смотреть ей в глаза целый день! Но не рассказать ей я не мог!
Жулия срочно побежала в больницу к Лидии.
— Твой отец провел очень беспокойную ночь, метался, звал свою жену Еву.
Жулия испуганно ждала продолжения.
— Но утром проснулся в прекрасном настроении и с прекрасным аппетитом, позавтракал, сказал, что выпил бы холодного пивка и спросил, когда мы его выпишем.
Жулия облегченно вздохнула и вошла в бокс. Слава Богу, что отец успел забыть все, что узнал вчера вечером. Иногда его болезнь можно назвать благословением.
— Я чувствую себя совсем здоровым, — улыбаясь, сказал Отавиу. — Мне хочется выйти из больницы, наверстать потерянное время, начать работать! Знаешь, я словно бы помолодел!
– Ну что ж, сделаем еще кое-какие анализы и через неделю выпишем, – решительно пообещала Лидия.
Когда Жулия, вернувшись, рассказала потрясающую новость своим домашним, Сели перекрестилась и казала:
– Об этом я и молилась каждый день, Бог услышал меня. Как я рада.
— И у меня на душе полегчало! – Улыбнулся Алекс, — Такого Страха натерпелся, врагу не пожелаю!
Теперь Жулия со спокойной душой могла ехать в Бразилиа за материалом для репортажа о художественной выставке под открытым небом, которую устраивал для бразильцев знаменитый скульптор-авангардист Чак Веласкес, пообещав преобразить площадь Трех властей в площадь Семи стихий.
У Жулии кончались деньги, она остро нуждалась в заработке, так что работа подвернулась как нельзя, кстати, и пренебрегать ею она не могла.
Зрелище обещало быть грандиозным, и Жулия заранее настраивалась на особый лад, но этот лад улетучился как дым, когда она столкнулась нос к носу с Шику. Оказывается, он тоже собирался писать о выставке. Но в отличие от Жулии смотрел вокруг с откровенной издевкой, и сразу было видно, что ничего хорошего от выставки он не ждет. Уже эта негативная установка безмерно возмутила Жулию.
— Мало того, что ты ничего не смыслишь в современном искусстве, ты и не хочешь в нем ничего понимать, — накинулась она на него.
— Когда я хочу что-то понять — меланхолично отозвал Шику, — я еду в Париж и иду в Лувр.
— Ты Сноб и выпендряла! Он идет в Лувр! А Ты иди вместе с горожанами на площадь и постарайся полюбить то, что любит народ.
— Он любит рис и бобы, и я тоже, — так же меланхолично отозвался Шику.
Когда они вместе с толпой оказались на площади, то ничего особо грандиозного не увидели.
Оказалось, что городские власти запретили монтаж оборудования, которое по космическому замыслу Чака должно было преобразить городскую площадь. Оборудование доставил особый самолет, но, как выяснилось, совершенно напрасно. Этим возмущались двое мужчин, явно имеющих отношение и к выставке и к Чаку. Уж во всяком случае, его поклонники, и Шику вступил с ними в разговор.
— Какие же стихии близки мэтру Веласкесу? — осведомился он.
— Чак развивает в людях власть ума, духа, интеллекта и сексуального влечения, — высокопарно сообщил один из них.
— Я не сомневался, что без пошлости тут не обойдется, — поджал губы Шику.
— Все творчество Веласкеса построено на импровизации, на свободном парении — увлеченно продолжал собеседник.
Жулия тут же возмущено наскочила на Шику, крича, что он ретроград, что давно пора выйти на улицы, что народ истосковался по прекрасному.
Шику раздражали дурацкие конструкции, которые неизвестно почему стали именовать искусством, ничего прекрасного в них он не видел.
— Не думаю, что народу нужны эти глупости, — назидательно заявил Шику. — Судя по его искусству, я уверен, что это не авангардист, а авантюрист и пройдоха. У него имя, как у торговца наркотиками из Майами. Вот увидишь, дело кончится скандалом.
— У него отец миллионер, — возразила Жулия.
— Тем более он может быть продавцом наркотиков. Можешь оставаться, но дождешься только неприятностей, — заявил Шику и стал пробиваться сквозь толпу.
Он уже составил мя себя мнение об этой выставке, и оно было самое неблагоприятное.
Он был зол, что дал себя уговорить Жаку и приехал сюда вместо него. Судьба словно издевалась над ним, подсовывая повсюду Жулию. Дома Раул всюду раскладывал ее фотографии, а Шику рвал их. Фотографию можно порвать, а вот что делать с живой женщиной? Можно повернуть к ней спиной и уйти. Шику так и сделал. Уж лучше поехать и утешить маму, чем рядом с этой змеюкой!
А дона Жудити и в самом деле нуждалась в утешении. Бывшая ее невестка доводила ее до белого каления. Стоило ей уйти на полдня из дома, как она перекрасила в своей комнате все стены, раскрасила все в разные цвета, как будто у доны Жудити не квартира, а цирк, или еще что-нибудь похуже – дом свиданий! А когда она выразила свое возмущение, Лусия Элена заявила:
— Но это же моя комната! Я буду в ней отдыхать, заряжаться энергией, я не могу жить в унылом серо-бежевом цвете, я должна вжиться в цвет, понять, какой для меня лучше. Мне нужны положительные эмоции.
— Мне тоже! — крикнула хозяйка дома и побежала пить успокоительные капли.
Напившись обе успокоительного, они стали названивать Шику, требуя каждая образумить противницу.
Шику приехал к матери и, как всегда, нашел соломоново решение.
— Сколько тебе нужно на вживание в цвет? — осведомился он у жены.
— Дня два, – ответила она, подумав.
— Ну, так вот, мама. Через два дня у тебя в гостевой комнате стены будут одинаковые. – И, в ответ на ее возмущенный взгляд, добавил: — Да-да, потерпи, потерпи, ты сама этого захотела. Вспомни, что с самого начала я был против!
На это доне Жудити возразить было нечего, и она отправилась за дополнительной порцией капель. А шику отправился домой. На пороге его встретил Раул при полном параде.
— Привет! А я на свидание с блондиночкой! — улыбаясь во весь рот, сообщил он. — Наснимаю целую пленку! Надеюсь, эту ты не будешь рвать?
Раул знал, чем поддеть приятеля: стоило Шику найти фотографию Жулии, он немедленно ее рвал.
— Оставь меня в покое, — буркнул Шику и повалился на кровать.
Он и в самом деле хотел только одного — покоя!
Раул решил зацепить сестру Жулии Бетти, и он позвонил ей и назначил свидание. –
Однако ему пришлось подождать свою блондиночку. Она все не шла и не шла. И на этот раз не пришла, поэтому ему пришлось подцепить себе другую. Раул не был обидчив, ему нравились все женщины на свете.
А Бетти выясняла отношения со своим бывшим мужем — нежданно-негаданно ей на голову свалился Николау.
Все это время Николау находился в состоянии страшной депрессии. Сначала он пытался утешиться алкоголем, но хмель проходил, и ему становилось еще хуже. Он пытался с головой уйти в работу, но и работа не помогала. Тогда он понял, что единственное лекарство от его беды — это Бетти, и он ее должен вернуть любой ценой. Тогда он сел на самолет и прилетел в Рио.
— Ты приехал оформить развод? — ледяным тоном осведомилась Бетти, оправившись от неожиданности.
— Я приехал сказать, что люблю тебя.
— Если любишь, оставь меня в покое, — раздраженно сказала она.
— Дай мне шанс! Ты не имеешь права решать за двоих! Если тебе нравится жить в Рио, я перееду сюда. Я клянусь! Я совершал ошибки…
— При чем тут твои ошибки? — устало сказала Элизабети. — От тебя мне больше ничего не Нужно!
— А от кого нужно? — холодея, спросил Николау. — у тебя кто-то есть?
И словно ответ на его вопрос раздался телефонный звонок. По телефону Бетти говорила совсем другим тоном — обволакивающим, мягким, от него у Николау по коже мурашки шли. Это был очередной знакомец Бетти по ночному клубу, он приглашал ее в дансинг, потом на ужин. Бетти мигом забыла о Рауле, который ждал ее у какой-то кафешки. Положив трубку на рычаг и повернувшись к Николау, она твердо ответила:
— Да, есть. Бизнесмен. Щедрый, добрый. Он даст мне все, о чем я мечтаю. Кстати, я с ним сегодня ужинаю. Пойду приму душ, и буду собираться.
Николау понимал, что делать ему здесь нечего, что он должен уходить, но ноги не несли его.
Бетти прошла мимо него такая красивая, такая соблазнительная и даже не посмотрела в его сторону, даже не попрощалась.
Николау заскрипел зубами, чтобы не разрыдаться, но на глазах у него были слезы. Алекс положил ему на плечо руку.
— Крепись, парень, все еще образуется!
Появилась из комнаты Сели, и Алекс познакомил ее с бывшим шурином.
— Я рада познакомиться с тобой, — ласково сказала Сели, — я знаю, что вы поссорились, но я буду за тебя молиться и помолюсь, чтобы Бетти вернулась к тебе.
Николау был растроган, хотел что-то сказать, и увидел входящую Жулию. Ее он узнал сразу, видел на фотографиях. И Жулия сразу сообразила, кто такой этот красивый молодой человек. Поняла она и причину, по которой он оказался здесь, поняла, что Бетти нет дома.
Алекс увидел, что Николау хочет поговорить с Жулией, и пожелал всем спокойной ночи. Ушла к себе и Сели. Николау и Жулия остались одни.
— Я так мечтал познакомиться с тобой, с Алексом, а сейчас думаю, что все это не ко времени. — Он понурил голову и выглядел очень несчастным.
— Я не мастер давать советы, — осторожно сказала Жулия, — но мне кажется, что тебе стоит подождать. Бетти хочет пожить с нами, тем более что папа возвращается домой.
— Как? Неужели сеньор Отавиу очнулся? А я даже и не знал!
— Мы ждали этого восемнадцать лет, — торжественно произнесла Жулия. — Память у него до конца не восстановилась, но говорит он совершенно нормально.
— Поздравляю! От души поздравляю! У вас такая радость, а я тут тебе голову морочу. Ты уж меня извини! И сеньору Отавиу привет передай, я хоть его и не знаю, но очень люблю. И Бетти тоже.
— Будем надеяться на лучшее, — сказала Жулия. — Не отчаивайся.
— Попробую! — Николау постарался улыбнуться. — Хотя мне без Бетти очень трудно. Жулия, ты присматривай за ней, ладно?
Николау уже стоял у двери, и в глазах у него была такая мольба.
— Ладно, — улыбнулась Жулия. — Я рада была с тобой познакомиться. Ты и сам знаешь, что сестра у меня очень упрямая.
— Но я ее переупрямлю! — пообещал Николау. На том они и расстались.
Глава 11
Лидия еще раз внимательно просмотрела все результаты анализов, все тесты и сказала:
— Отавиу! Завтра вы поедете домой. Дальнейшее лечение может проходить в домашних условиях.
– Очень рад. Я прекрасно себя чувствую, сказал Отавиу.
Он сразу представил себе дом, в котором жил с детских лет, большой, просторный и обрадовался, что скоро увидит его. Он соскучился и по саду, и по прогулкам
– Вы сделали мне подарок, доктор, — сказал он, – я Вам бесконечно благодарен.
Лидия улыбнулась, она и сама была счастлива. Этот пациент был самым сложным из всех, но ее метод лечения оправдал себя, она достигла, поистине великолепных результатов.
Она позвонила Жулии, сообщила о выписке и попросила семью подготовиться к приему больного.
— У него еще долго будет щадящий режим, – сказала она. — Раз в неделю он будет приезжать ко мне на консультацию в больницу, потому что для полноценного анализа его состояния мне понадобится сложная аппаратура, а вы будете аккуратно давать ему лекарства, посмотрим, как пойдет восстановление памяти. За исключением этого, Отавиу совершенно полноценный и здоровый человек.
Разочарования Отавиу начались с одежды, которую ему принесла дочь. Он пристально рассмотрел костюм и с усмешкой сказал:
— Да это что-то стариковское! Может, ты мне еще и палочку принесла!
— Не капризничай, — рассмеялась Жулия, — вот увидишь, ты будешь выглядеть великолепно: достойный, В годах, джентльмен.
Отавиу хотел, было возразить насчет годов, но осекся, поглядев на свои руки. Он не узнавал их, но — ничего не поделаешь! — они были его.
И вот Жулия и Алекс вместе с достойным джентльменом шествуют по улице, направляясь к дому, где их ждут все остальные члены семейства.
Жители квартала узнают Отавиу, приветливо здороваются с ним.
Отавиу с улыбкой раскланивается направо и налево, а потом шепчет Алексу;
— Скажи, а с кем это я здороваюсь?
— С соседями, ты здоровался с ними каждый день, когда мы с тобой выходили на прогулку, — объяснил ему Алекс.
— Неужели я гулял? Ничего не помню! И никого! Расскажи, как это было. Мне же говорили, что я спал.
— Нет, скорее, ты был в отключке…
— Если сказать честно, то мне не верится, что скоро двухтысячный год, — признался Отавиу, доверительно склоняясь к Алексу. — Где летающие машины? Где космические корабли?
— Корабли летают, но их немного и не видно, а летающих машин пока нет, зато есть сверхзвуковые самолеты. Да и вообще много других чудес напридумывали.
Отавиу недоверчиво покачал головой и ничего не сказал.
Зато лицо его выразило несказанное удивление, когда они подошли к дому и вошли в него.
— Доктор Либьен сказала, что я поеду домой, — произнес он и вопросительно оглядел окруживших его женщин.
Он уже усвоил, что это его дочери, но узнать их не мог, они были для него незнакомыми и чужими.
— Мы живем пока у Алекса, папа, — ответила Жулия. — Вот это его жена, Онейди, познакомься.
Очень приятно, — степенно сказал Отавиу, — Мне очень странно, когда меня называют папой, я еще не привык. Но я знаю, что у меня есть три дочери, ты Сели, — обратился он к Бетти, — и хочешь стать послушницей,
— Нет, у меня нет склонности к монашеству, — улыбнулась Бетти.
А Отавиу, глядя ей в глаза, проговорил:
– У тебя глаза Евы, коварные, опасные, соблазняющие. Изменчивые и синие, как море, а синий – мой самый любимый цвет.
– Это я — Сели, я хочу остаться в монастыре, в котором выросла, – подошла к Отавиу младшая. – У меня всегда было только два желания: я молилась, чтобы ты поправился и чтобы мне быть монашкой. Первое мое желание исполнилось, и скоро исполнится второе.
«Как же, как же, — с насмешливой искоркой в морских переменчивых глазах подумала Бетти, — я не раз видела возле дома того самого паренька, который привез тебя на машине. Пока одного, но думаю, вы скоро будете гулять вдвоем!»
В этот миг дверь отворилась, и на пороге появился Шику. Глаза Жулии загорелись возмущением, и она уже сделала шаг, чтобы выставить его за ту самую дверь, в которую он вошел, но Отавиу радостно воскликнул:
– Рад тебя видеть, Шику, проходи! Я здесь знаю только тебя и Алекса.
Жулия прикусила язык и промолчала.
Шику забежал с утра пораньше в больницу, собираясь все-таки взять интервью у Лидии, и выяснил, что Отавиу уже отправился домой.
Не пишите пока о нем, — попросила Лидия, — это может очень замедлить процесс выздоровления. У него сейчас будет и без того много стрессовых ситуаций, и мне придется очень следить за тем, чтобы он с ними справлялся.
— Ладно, не буду, — с вздохом пообещал Шику. — Но мы подружились, и я хотел бы его навестить, так что скажите, где его искать.
Лидия дала ему адрес Алекса, и он тут же отправился к нему. Ему и в самом деле хотелось повидать Отавиу, но еще хотелось послушать, что скажет Жулия по поводу той информации, которую передали по радио.
Шику поглядывал на нее, и рот у него расплывался в насмешливой улыбке. Улучив момент, он спросил:
— Ну что? Ты по-прежнему за искусство для народа, выставленное на городских площадях? да здравствует Чак Веласкес?
Жулия недоуменно смотрела на него, зато откликнулась Онейди:
— Вы о том, о котором по радио передавали? Его задержали при попытке вывезти из страны сотни килограммов кокаина, запрятанных в статуи? — спросила она.
— О том, о том, — закивал Шику, а Жулия широко раскрыла глаза — вот это была новость! Вот это была сенсация! И почему только Шику всегда оказывается прав?
Но Шику не успел даже насладиться своей победой, его потянул за рукав Отавиу, прося разобраться с телефоном. Он впервые видел кнопочный и не знал, как с ним обращаться. Потом как завороженный он смотрел цветной телевизор.
— Вот теперь я вижу, что близко новое тысячелетие, — удовлетворенно сказал Отавиу.
Но на телевизоре чудеса не кончились. Дочери показали ему видеофильм про него самого — Бетти снимала целый день, когда приезжала два года назад. Посмотрев на себя, Отавиу расстроился.
— Неужели я стал таким?
— Нет, ты молодеешь с каждым часом, — утешила его Бетти.
— А где все-таки Ева? — забеспокоился больной. — Я хотел бы ее повидать. Уж она могла бы ко мне приехать.
— А, по-моему, тебе стоит отдохнуть, — сказал Шику. — День был долгим, и тебе пора в кроватку.
— Я действительно очень устал, — согласился Отавиу, внезапно сникнув, — ты настоящий друг, если так меня понимаешь! И единственный разумный человек.
Все засуетились вокруг Отавиу, внезапно сообразив, что переутомили его, но сразу уложить его в постель не получилось, потому что в гостиной появился Сан-Марино.
– Я узнал, что ты уже дома, и не мог тебя не навестить, — сказал он, обнимая Отавиу. — Ты даже не можешь представить себе, как я счастлив, что ты снова с нами. Все эти годы я был страшно одинок, но теперь у меня снова есть мой дорогой друг, даже больше, брат!
Сан-Марино обвел всех домочадцев взглядом и продолжал:
– Я пришел, чтобы передать приглашение моей жены тебе и девочкам. Мы хотим видеть всех вас у себя и отпраздновать твое возвращение,
— Спасибо, Сан, спасибо, — бормотал усталый Отавиу Мы обязательно придем, я не хочу никого обижать.
На обратном пути, сидя в машине, Сан-Марино продумывал ситуацию, и остался собой доволен: он сделал правильный ход. Пригласить семейство Монтана в гости предложила Гонсала, и это было Гениально. Антониу даже улыбнулся, так ему нравилось это сближение семей.
Вообще в последнее время все его дела пошли в гору. Элиу находился между жизнью и смертью, и ничего не стоило слегка помочь ему в пользу последней. Арналду хоть и устроил, чуть ли не недельную попойку в имении, куда поехал с очередной ревизией, но зато задорого продал урожай, напоив покупателя и снабдив его девочками. Под контролем будет и семейство Отавиу. Словом, благополучию Сан-Марино ничто не грозило, и он спокойно мог заниматься благотворительной деятельностью в детских приютах, что необычайно способствует возрастанию популярности в период предвыборной кампании.
Перед поворотом он еще раз обернулся и посмотрел на освещенные окна дома Алекса. Дом выглядел таким мирным, таким спокойным, таким уютным.
Отавиу уже отвели в его комнату, Шику прощался.
— Я прошу тебя больше не приходить в этот дом! — угрожающе сказала Жулия. — Сегодня я не стала устраивать скандала, но в следующий раз устрою.
— И зря! Я не буду приходить, когда меня об этом попросит твой отец. Чао, змеючка!
Жулия поджала губы и тоже отправилась отдыхать, они все сегодня очень устали! Только неутомимая Бетти отправилась на очередное свидание и, вполне возможно, на этот раз с бизнесменом.
Онейди в кухне домывала посуду. Она была довольна — у них получился настоящий праздник, и ужин был такой вкусный, и места для всех хватило.
— У нас такой хороший дом, Алекс! — ласково сказала она мужу.
— Он уже не наш, Онейди, — вдруг сказал он с отчаянием. — Я его продал. Мы должны освободить его через двадцать дней.
Глава 12
Гонсала прошлась по комнатам, полюбовалась порядком, нарядностью, потом отправилась на кухню и удостоверилась, что и там все идет как нельзя лучше: жаркое издавало аппетитнейший аромат, запекалась рыба, овощи и фрукты были как будто с выставки. Кухарка готовила манговый мусс на десерт, острые приправы к рису булькали на плите.
Гонсала обожала свою кухню и охотно сама стряпала, но сейчас ей было не до стряпни, у нее была еще куча дел.
Она поднялась наверх и позвонила по телефону: гости вот-вот приедут, а цветы до сих пор не привезли. Что за безобразие!
Мимо нее прошел с иголочки одетый Арналду.
— Куда это ты? — окликнула его мать. — Папа просил, чтобы мы все сегодня были в сборе.
— Кроме меня, мама! Не хочешь же ты, чтобы я заодно с вами разыгрывал дурацкую комедию неувядающей любви и дружбы? Мне претит балаган, который вы устраиваете ради этого зомби и его безмозглых дочерей!
— Как ты смеешь так говорить, Арналду? — Гонсала с упреком посмотрела на сына. — Сейчас же замолчи! Отавиу — старинный друг твоего отца, у него замечательные дочки, старшая журналистка, работает в Японии. Им сейчас тяжело, а в такие минуты люди рассчитывают на помощь друзей.
— С каких это пор мой отец стал добрым самаритянином? — иронически поинтересовался Арналду. — Что-то на него это не похоже!
Сказать по правде, ужин предложила я, но отец одобрил мою идею, ему понравилось, что наши семьи снова сблизятся, и мы поможем Отавиу вернуться к нормальной жизни.
— Вот и помогайте, но без меня. Вечером я уйду, на меня не рассчитывайте!
Те же сомнения выражал Торкуату Сан-Марино, он был сбит с толку, ничего не мог понять.
Боб Ласерда окончательно запудрил вам мозги своим дурацким милосердием, приютами и сиротами! — возмущался он. — Вы же терпеть не могли этого дурачка, так зачем его приваживать? Мне больше нравилось, когда вы закапывали врагов под землей, чтобы наружу ничего не вырвалось!
Помолчи, — приказал хозяин. — Ты знать не знаешь, кто такой Макиавелли.
— Поручите, и через двадцать четыре часа мы будем знать о нем все! — с готовностью заявил Торкуату.
– Дикарь! Макиавелли — это автор, которого я сейчас изучаю по настоянию Боба, и вот что он говорит: подпусти врага поближе, и тебе будет удобнее наблюдать за ним. Распознай его хитрости и вовремя нанеси удар. Ужин — это только начало. Теперь я от него ни на шаг не отойду. Но тебе этого не понять!
Да, Торкуату не понимал таких нежностей, он предпочитал не вникать, а действовать, и с удовольствием рассчитался бы с Элиу, пока тот находился в больнице.
Может, с какой-то точки зрения Торкуату и был прав, потому что Элиу тоже чувствовал, что больница для него не самое лучшее убежище, и постарался, как только смог, ее покинуть. По дороге он позвонил Алексу, сказал, что их договор остается в силе, к что он при первой же возможности свяжется с ним.
Алекс не сказал никому из домашних о тревожном звонке, у них у всех тревог хватало и без Элиу.
Сейчас все были взволнованы предстоящим вечером, дом наполнялся праздничной суетой, запахом пудры, духов и горячего утюга.
Наряд Бетти сестры сочли слишком вызывающим для семейного вечера, но она никак не соглашалась с ним расстаться. Наконец дала себя уговорить.
— Только ты, Сели, за это подкрасишь губы и расстегнешь одну пуговку на блузке, слышишь? — заявила она и собственноручно подкрасила сестру, которая хоть и похорошела, но от смущения не знала куда деваться.
Наконец сестры были готовы, и, надо сказать, были очаровательны, но Бетти устроила страшный скандал, когда увидела, какую машину заказал им Алекс.
— Я не поеду на этом драндулете, — заявила она. — У меня все платье помнется!
Отавиу, желая примирить дочерей, заявил, что готов сидеть в тесноте на заднем сиденье, а недовольная Бетти устроилась на переднем.
В этот день все невольно щадили Бетти, потому что она пережила крайне неприятную сцену: в дом заявился пьяный Николау и устроил своей бывшей жене страшный скандал, от оскорблений он переходил к признаниям, а любви, то грозил, словом, доставил ей множество неприятностей и вызвал к себе жалость сродни брезгливости.
Но неприятности с отъездом на этом не кончились, драндулет и впрямь оказался драндулетом — он не желал заводиться, и его пришлось толкать, толкали все, в том числе и Бетти, она наступила в лужу, что отнюдь не улучшило ее настроения.
— Ох, проклятая бедность! — шептала она, глядя перед собой. — Нет, не за этим я родилась на белый свет!
Собравшийся уезжать Арналду сразу отдал должное соблазнительной блондинке, которая входила в дом. Ну и цыпочка! — восхитился он и тут же поменял все свои планы.
Вышло так, что каждого члена семейства Сан-Марино поджидал свой сюрприз. Гонсала была поражена сходством Жулии с Евой и все время невольно поглядывала на мужа, пытаясь понять, как он будет вести себя и что делать.
Арналду, приятно поразив родителей своим послушанием, принялся ухаживать за Бетти, рассказывал ей о своих деловых поездках по имениям, которые он умеет превратить в увеселительные, потому что от жизни нужно уметь брать все.
Тьягу поразился, повстречав рядом со своей комнатой Сели, она поднялась наверх, услышал музыку, и они встретились в коридоре.
Оба и смутились, и обрадовались.
— Я услышала музыку и поднялась, она такая чудесная, — сказала Сели.
Ну, так заходи, послушай, это и вправду чудесная музыка! А я теперь понимаю, почему ты тогда так плакала, — сказал он, сразу вспомнив день их знакомства, — я не знал, что у тебя болен отец. А мама?
— Мама давно умерла, я же говорила, что выросла в монастыре и хочу стать монахиней.
Сели выглядела так трогательно, от нее веяло юностью, свежестью, чистотой и простодушием, она сама была словно музыка, около нее становилось светлее. Во всяком случае, Тьягу был уверен, что это так.
— Мне по душе твое решение,— сказал он, — но ведь оно не мешает нам быть друзьями, правда?
— Не знаю, — честно ответила Сели, — у меня еще никогда в жизни не было друзей.
Было тепло в этом доме и Отавиу, он всем улыбался ласковой улыбкой, на всех смотрел с симпатией. За столом он почти ничего не ел, ему было не до еды, на него наплывали воспоминания детства. Когда-то вся их семья собиралась за таким же красиво накрытым столом, все смеялись, шутили, были счастливы. Он увидел лицо своего отца, своей матери, обстановку своего дома…
— Спасибо тебе, Сан, — сказал он после ужина, — ты воскресил для меня детство.
— Я рад, — отвечал тот, сразу насторожившись, — и что же ты вспомнил?
— Цветные картинки, — с улыбкой объяснил Отавиу. — Честно говоря, с памятью у меня пока еще не все в порядке.
Я мало что помню, а то, что вспомнил, тут же забываю.
Меня беспокоит это. Я хотел бы что-то делать, приносить пользу…
— Я что-нибудь придумаю, положись на меня, — пообещал Сан-Марино, — а пока отдыхай, восстанавливайся. По состоянию здоровья ты моложе всех нас, восемнадцать лет без стрессов, экономических кризисов, житейских треволнений и алкоголя! Да у тебя печень и сердце, как у юноши! Ты нам всем сто очков форы дашь!
Отавиу рассмеялся.
— Ты настоящий друг, Сан, ты всегда умеешь вселить надежду и утешить, — сказал он растроганно.
На обратном пути все тепло вспоминали проведенный вечер. Как хорошо иметь таких друзей, как семья Сан-Марино, — думал каждый про себя и каждый на что-то надеялся.
Бетти представляла себе личный самолет, роскошные имения, апартаменты с бассейном, роскошные туалеты, драгоценности…
В ушах у Сели звучала чудесная музыка, и вместе с ней ей хотелось унестись высоко-высоко в небо.
Жулия почувствовала себя увереннее и спокойнее, оттого, что рядом с ними семья папиного друга.
Усталый и расслабившийся Отавиу потихоньку дремал углу машины, что-то похожее на счастье согрело его сердце,
Когда они вернулись домой, Алекс отвел в сторону Жулию и сообщил ей первой о своем несчастье с домом.
— У меня были долги, и я никак не мог их выплатить, поэтому пришлось заложить дом в банк. У меня там работал друг, он оформил закладную на льготных условиях, я аккуратно выплачивал проценты, и все было хорошо. Но потом друг ушел, и сразу все переменилось. Проценты стали возрастать, я не стал с ними справляться, и вот дело дошло до того, что дом мне больше не принадлежит. Он продан. Я так вас подвел, девочки! Мне так горько!
– Это мы подвели тебя, Алекс, — горячо сказала Жулия. — Ты столько лет содержал нашего отца, и поэтому не сумел отстоять свой дом. Прости нас, если можешь.
— Я и в мыслях не имел ничего подобного, давайте думать, как нам быть дальше. Через десять дней дом должен быть свободен.
Все тихонько ахнули. За это время к Жулии и Алексу подошли Сели и Бетти и сразу поняли, что им грозит.
— Не расстраивайтесь, сестрички, — воскликнула оптимистка Бетти, — мы поедем жить в наш дом!
Все недоумевающе уставились на нее.
— Вы же говорили, что теперь он в собственности Сан-Марино, ну так вот, почему бы ему нам не помочь, раз ан такой близкий папин друг? Я охотно отправлюсь и поговорю с ним, — вызвалась Бетти.
Жулия с первого дня знакомства заметила, что Бетти ничего не имела бы против, если бы Сан-Марино-старший стал за ней ухаживать. Ее не смущало, что он в годах, что он женат, что у него двое взрослых сыновей. Старшая сестра видела всю неуместность подобною визита и принялась отговаривать Бетти.
— Хватит того, что Сан-Марино принял в нас участие, нельзя отягощать его просьбами. Он не обязан возвращать нам дом. Мы поставим его в неловкое положение, если по каким-то причинам он будет вынужден нам отказать.
— Мне? Откажет? Да ты с ума сошла! — передернула плечами Бетти.
— Нет, я не могу отпустить тебя в семейный дом, если уж идти кому-то к Сан-Марино, то мне! — решительно сказала Жулия, выразительно посмотрев на сестру.
Глава 13
Гонсала налила себе еще один бокал, потом еще. Теперь она поняла, почему Сан-Марино так охотно согласился на ужин в честь Отавиу. Почему захотел вновь восстановить с мим дружбу. Достаточно было посмотреть на его старшую дочку, чтобы это понять. Но если Гонсала мирилась с портретом, хотя и портрет доставлял ей множество страданий – ведь унизительно чувствовать, что тебе предпочитают картинку! — но влюбленности в живую женщину она не собиралась терпеть! Правда, взглянув на Жулию, сразу становилось ясно, что ей и в голову не приходят истинные намерения Сан-Марино.
Муж подошел к ней, на этот раз он был в отличном настроении, но она тут же испортила его, сказав:
— Ева сошла с портрета все той же юной женщиной, но ты-то не Дориан Грей. Смотри, как бы тебе не стать посмешищем!
Антониу скривил рот, но ничего не сказал. А если быть честным, то сказать ему было нечего. Однако всю ночь ему снилась Ева, и проснулся он в скверном расположении духа.
Не улучшило его настроения и утреннее свидание с Бобом Ласердой, тот порекомендовал ему изменить имидж, носить более легкие очки, Светлые костюмы теплых тонов и пастельные галстуки.
Вы — будущий отец народа, а народ сирота, — внушал Боб. — Он должен тянуться к вам, а вы радовать его взор. И потом, вы должны откликаться на его просьбы.
– Строить очередную аптеку? — желчно спросил Сан-Марино. Так можно и разориться. Одно утешение — любую смету можно урезать!
– Должен изменить имидж и ваш ближайший сотрудник Торкуату, — сказал Боб. Он носит допотопные костюмы и галстуки. У людей, приближенных к будущему сенатору, вид должен быть безупречный.
Антониу сообщил Торкуату мнение Боба Ласерды, но, услышав известие, принесенное Торкуату, о том, что из больницы исчез Элиу Арантес, пришел в настоящую ярость, и ему стало не до имиджа.
— Он же одной ногой стоял в могиле, откуда я мог предположить, что он сбежит? — оправдывался тот.
Антониу в гневе шагал по кабинету.
— Ты что, не понимаешь, насколько опасен Арантес на свободе?
— Понимаю, сеньор, он для вас словно человек-архив, покаянно вздохнул верный исполнитель всех замыслов хозяина.
— И я приказал тебе его сжечь! — рявкнул хозяин.
— Сожгу, шеф, — пообещал Торкуату.
Антониу пожелал узнать, не просочились ли какие-нибудь сведения об Арантесе в прессу, и отправился в «Коррейу Кариока».
Все в редакции разом присмирели, чувствуя, что хозяин мрачнее тучи, а значит, в любую минуту жди грозы и молний.
Вот в такую грозную атмосферу и попала Жулия. Первый, на кого она наткнулась, был Раул. Увидев Жулию, он пришел в восторг и тут же протянул ей конверт с фотографиями:
— Я сделал их специально для вас, — галантно проговорил он, — только убрал кое-что лишнее.
Жулия взглянула на фотографии и поняла, что это были те самые, которые Раул сделал в Сан-Паулу, только он убрал все компрометирующие моменты, что мгновенно расположило ее к молодому человеку. К тому же и фотографии были отличные.
— Спасибо! — искренне сказала она.
Увидев появившегося на пороге Шику, Жулия мгновенно напряглась.
— Ты чувствуешь перед ним свою вину? — догадался Раул. — Я тебя понимаю. Он ведь тогда едва вернулся. Его тогда взяли вместе с партизанами, похоже, даже пытали. Худющий, бледный, еле живой. А за то, что материал уже был не нужен, его и из газеты выставили. Так что он, конечно, по твоей милости натерпелся!
Жулия почувствовала угрызения совести, она не знала, чем кончилась та давняя история, ей-то казалось, что Шику просто хотел опередить ее с материалом и вернулся буквально на следующий день.
Ей стало, в самом деле, очень стыдно, она подошла к нему и сказала:
— Шику! Я прошу у тебя прощения. Я не знала, что тебя взяли вместе с партизанами.
– Самое время попросить прощения за то, что произошло шесть лет назад, — иронически усмехнулся Шику, чем мгновенно отбил у Жулии охоту покаяться.
Кто знает, почему так получалось, что эти двое, едва увидев друг друга, начинали ссориться? Шику даже растрогала эта запоздалая просьба о прощении, но от иронии он удержаться не смог. А ведь у него сложились такие хорошие отношения с Отавиу. На днях он взял его с собой на прогулку, чтобы показать, как изменился за это время их город, какими стали пляжи и парки. У него возникла мысль записывать их разговоры и потом написать книгу, которую можно назвать: «Человек, который проснулся в другом мире». Нет, ему не было никакого резона ссориться с Жулией, и все-таки он начал ссору.
Его привела в раздражение доброжелательность, с какой Жулия разговаривала с Раулом.
А тот мигом воспользовался этим и продолжил прерванный появлением Шику разговор.
— Честно говоря, Жулия, я хотел вручить тебе эти фотографии совсем в другой обстановке, за ужином в хорошем ресторане. Может, ты исполнишь и вторую часть моей мечты — поужинаешь со мной?
— Ты не знаешь Жулии Монтана, Раул, — все с той же язвительной иронией проговорил Шику, — и совершенно напрасно приглашаешь ее, она не умеет ни на что соглашаться.
— А ты слишком самонадеян, Шику, если полагаешь, что знаешь меня, — спокойно отвечала Жулия. — В девять тебя устроит, Раул?
— Завтра я заеду за тобой в девять, — в полном восторге подхватил Раул. — А что тебя привело к нам в Кариока?
— Мне нужен сеньор Сан-Марино, — ответила Жулия.
— Пойдем, провожу, — так же радостно предложил Раул, — первосортные посетители проходят у нас с парадного входа.
Шику с раздражением посмотрел им вслед, а потом, чтобы переключиться и отвлечься, стал думать о Констансинье. Вот с ней у них полное взаимопонимание, он сумел ей помочь, и был этим очень доволен. Удочки вышла неприятность на экзамене по математике, ее поймали со шпаргалкой и поставили двойку.
Она не хотела говорить об этом родителям и сказала только Жанете. Шику, узнав об этом, тут же отправился, переговорил с учительницей, договорился о переэкзаменовке и с репетитором, все уладил и порадовал дочку.
— Никогда не скрывай своих неудач, я всегда могу тебе помочь, — сказал он дочери.
Но и в отношениях с дочерью было одно черное пятно: ей хотелось, чтобы отец с матерью были опять вместе, а вот это было уже куда труднее.
Лусия Элена делала все, чтобы вернуть Шику, и тем отталкивала его от себя. Она уже вернулась из больницы, но Шику ни разу не навестил ее. А она жаловалась ему по телефону, что его мать за время ее отсутствия перекрасила стены в мертвый бежевый цвет.
Шику тяжело вздохнул, нет, с женщинами не соскучишься, и лучше вообще не иметь с ними дела! Одна морока!
А вот Сан-Марино так не думал. Увидев на пороге Жулию, он почувствовал, что все его дурное настроение как рукой сняло.
— Рад тебя видеть! Согласна у меня работать? — весело спросил он.
— Нет, меня привела к вам менее приятная причина, и я перейду сразу к делу, так уж я привыкла.
Сан-Марино смотрел на чистый овал лица, каштановые волосы, точеный носик и чувствовал давно забытое счастье.
— Я и сам такой. Садись, рассказывай.
И Жулия в нескольких словах рассказала, что Алекс исчерпал свои финансовые возможности, ухаживая за Отавиу, что ему пришлось заложить дом в банк, и теперь банк этот дом продал, а в нем живут не только сам Алекс с женой, но и Отавиу с тремя дочерьми.
— Я чувствую себя ответственной за положение моей семьи, — сказала Жулия. — И вспомнила о доме, который когда-то принадлежал нашей семье. Я знаю, что теперь он принадлежит вам, но прошу честно ответить, не могли бы вы уступить его нам хотя бы на какое-то время.
— На сколько хотите, Жулия, — великодушно ответил Сан-Марино без малейшей заминки и без малейшего колебания. — Я купил его для того, чтобы он не попал в чужие руки, и даже не сдавал его. Он ждал своих хозяев, И когда семья Монтана вернется под свой родной кров, мы устроим что-то особенное.
У Жулии выступили на глазах слезы, хотя она никогда не отличалась сентиментальностью.
— Я восхищаюсь вашим благородством, Сан-Марино! Мы перед вами в неоплатном долгу. Обещаю, что я непременно выплачу арендную плату! — произнесла она.
— Лучше считай меня членом своей семьи, — благодушно сказал Антониу, — и верь мне.
Не прошло и нескольких дней, как Сан-Марино вручил Жулии ключ от дома.
— Этот ключ станет символом… Он откроет новую эру для нашей семьи… Как будто семья Монтана возродилась, — несколько бессвязно повторяла Жулия, держа в руке ключ. — Я знаю, что вы сделали это ради отца, ради чувств, которые объединяли вас в прошлом и живы до сих пор!
Да, чувства были живы, все чувства, которые связывали Антониу с семьей Монтана, этого Сан-Марино не смог бы отрицать.
Ом смотрел на взволнованную Жулию и улыбался, и как много чувств скрывалось за этой улыбкой.
Глава 14
Раз в неделю Отавиу должен был ездить в свою прежнюю клинику, и это обстоятельство нисколько не угнетало его, а, наоборот, радовало. Находясь в кругу родных, но, к несчастью, незнакомых ему людей, он особенно остро ощущал потребность в общении с Лидией. Любая новая информация ставила его в тупик, вызывая множество сомнений и вопросов, на которые он не мог найти ответа в одиночку. Ему постоянно требовался консультант, способный с легкостью отделить зерна от плевел, все объяснить, растолковать и тем самым вселить в Отавиу спокойствие и уверенность. Разумеется, рядом с ним всегда находился Алекс — бессменный надежный поводырь, помогавший Отавиу продираться сквозь пугающие реалии неведомой современной жизни. Но Алекс был только друг, а Лидия — еще и врач. Она одна могла различать естественные и болезненные реакции Отавиу на все происходящее с ним в последнее время и помогать не только советом, но и эффективным лечением. Поэтому перед встречей с Лидией Отавиу напоминал путешественника, утомленного новизной впечатлений и стремящегося поскорее вернуться домой — в родную, привычную стихию.
— Мне надо задать тебе столько вопросов! — сказал он Лидии, оказавшись, наконец, в ее кабинете и удобно устроившись в кресле. — Я копил их целую неделю, специально старался запомнить все, о чем нужно спросить тебя… А сейчас вот ничего не помню. Все вылетело из головы…
— Не огорчайся, вспомнишь, — приободрила его Лидия. — Выглядишь ты прекрасно! Посвежел, похорошел.
— Ты находишь меня посвежевшим, а я не могу видеть себя в зеркале. Смотрю на свое отражение и пугаюсь его.
Это пройдет. Скоро ты привыкнешь к своей теперешней внешности.
— да, наверное, — согласился Отавиу. — Это не самое главное. Гораздо больше меня пугает мое душевное состояние. Я не могу смириться с мыслью, что отца больше нет. Мне его очень не хватает. А ведь мы с ним далеко не всегда ладили, часто ссорились. Теперь меня это мучает, я чувствую свою вину перед ним.
– Это нормально. Так бывает с любым, кто теряет родителей. Но время лечит, и постепенно ты смиришься с этой утратой.
– Не уверен… Я каждую ночь вижу отца во сне, он мне что-то говорит, а что – не припомню. Похоже, он гневается на меня, потому что просыпаюсь я всегда с тяжелым сердцем.
– Не выдумывай. Это всего лишь болезненная фантазия. Гуляй перед сном на свежем воздухе и побольше общайся с дочерьми. Переключи свое внимание на них.
– К ним я тоже никак не могу привыкнуть. Мне трудно осознавать себя отцом. Я ведь должен любить их, не так ли? А я до сих пор путаю их имена, забываю, кто как выглядит. Что мне делать?
– Чтобы полюбить, надо сначала узнать их как следует, понять, чем они интересуются, что для них главное в жизни.
– Я пытаюсь. Но тут же все забываю. Вот, например, знаю, что одна из них – журналистка. А кто – сейчас не могу сказать.
– Я думаю, тебе стоит завести специальную тетрадку, чтобы делать некоторые пометки для себя. О девочках, и вообще обо всем, что сочтешь важным и нужным. При случае ты всегда сможешь туда заглянуть. А, кроме того, это будет дополнительно стимулировать твою память.
— Точно, я так и сделаю! — Обрадовался Отавиу. — Хорошая идея! Теперь я буду все записывать. И Алексу не придется по сто раз отвечать на одни и те же мои вопросы.
— Твое намерение похвально, — поощрила его Лидия. — Возьми вот эту тетрадь и не забывай, пожалуйста, делать в ней записи.
Пытаясь получше узнать собственных дочерей, Отавиу и не догадывался, что им самим еще только предстояло понять и друг друга, и, прежде всего, — себя. Рано лишившись родительской заботы и любви, они к тому же выросли порознь, а значит, не могли уделять должного внимания друг другу. Теперь же, когда судьба смилостивилась над ними, вернув отца и возможность жить одной семьей, сестры Монтана попросту не представляли, как это делается.
В памяти Бетти и Жулии, правда, всплывали отдельные моменты из их далекого совместного прошлого,‚ но это было слабым подспорьем для сестер. Строить новые отношения на их основе тех давних скудных воспоминаний сейчас было бы так же неверно в даже нелепо, как если бы сестры отыскивали в семейном шкафу свои детские платьица и попытались каким-то образом в них одеваться.
К несчастью, Бетти этого не понимала и всячески разжигала в себе застарелый детский комплекс, приобретенный ею в раннем детстве: ревностное отношение к старшей сестре.
— Ну, кто из нас был прав? Не я ли утверждала, что Сан-Марино может решить все наши проблемы’? — горячились она, используя удобный случай для демонстрации своего превосходства над Жулией. — А ты сомневалась. Имей в виду, я всегда оказываюсь права!
– Да, на сей раз интуиция тебя не подвела. Я очень рада за папу! Там, в родительском доме, к нему гораздо быстрее может вернуться память.
Казалось бы, такой ответ Жулии должен был удовлетворить Бетти. Но ее уязвила интонация, с какой Жулия произнесла эту фразу, словно бы мимоходом признан правоту младшей сестры. А тут еще Онейди подхватила сказанное Жулией, чем окончательно разозлила Бетти:
— Я тоже так думаю. Слава Богу, мы все теперь можем вздохнуть с облегчением.
Бетти захотелось тотчас же поставить па место зарвавшуюся прислугу, и лишь, присутствие отца сдержало ее. Но когда они с Жулией остались вдвоем, Бетти высказала все, что думала по этому поводу:
– Какова нахалка! Ты слышала: «Мы можем вздохнуть, с облегчением». Кто это – «Мы»? Возможно, она уже считает себя членом нашей семьи?
– Ты все это говоришь об Онейди? – Возмутилась Жулия.
– А то о ком же! Ей и Алексу следовало бы понять, что речь идет о нашем доме и нечего на него раскатывать губы.
– Не смей касаться своим поганым язычком Алекса и Онейди!
— Напрасно ты кипятишься, сестричка, – сразу же успокоилась Бетти, как только ей удалось вывести из равновесия Жулию. — Надо трезво смотреть в глаза реальности. Папа еще болен и потому не понимает, что водить дружбу с официантом — это просто неприлично.
— Замолчи! Для тебя нет ничего святого! Разве ты забыла, что Алекс посвятил нашему отцу восемнадцать лет своей жизни? Ухаживал за ним, оберегал его как истинный друг или брат. Даже мы, дочери, оказались не способны на такой подвиг.
— Ну ладно, мы сердечно поблагодарим Алекса и распрощаемся с ним и Онейди. Этой парочке явно не хватает благоразумия и такта. Зачем ставить нас в неловкое положение? Могли бы сами собраться и уехать.
— Знаешь, чтобы не ссориться с тобой, я постараюсь не принимать всерьез весь этот бред, — подвела итог Жулия. — Так будет лучше для всех. Притворюсь, будто ничего не слышала.
«Тебе легче это сделать, — Промолвил про себя Алекс, оказавшийся случайно поблизости и невольно услышавший разговор двух сестер. — А мне надо посоветоваться с Онейди и решить, как нам следует поступить в такой ситуации».
Наступил вечер, и старшие дочери Отавиу стали собираться на свидания: Бетти — со своим бизнесменом, а Жулия — с Раулом Педрейрой, фотографом. Сели издали наблюдала, как сестры ловко накладывают макияж, пока не поймала себя на том, что невольно фиксирует и запоминает те нехитрые приемы, с помощью которых Бетти и Жулия прямо на глазах превращаются в красавиц. Устыдившись своего греховного любопытства, она поспешила на улицу, подальше от соблазнов.
Однако там се ждало еще большее испытание — Тьягу.
Он уже давно прогуливался вблизи дома Сели, надеясь на случайную встречу с ней, и вот, наконец, его упорство и терпение были вознаграждены.
Сели же, погруженная в свои мысли, заметила Тьягу лишь в двух шагах от себя. На короткий миг ее глаза озарились радостью и счастьем, но уже в следующее мгновение Тьягу не увидел в них ничего, кроме испуга. Быстро совладав с собой, Сели резко повернула обратно, шепча на ходу молитву: «Господи, избавь меня от соблазна, убереги меня от греха!»
Тьягу тем временем догнал ее и попытался остановить:
— Сели, почему ты от меня убегаешь? Я же не сделал тебе ничего дурного…
Она, не отдавая себе отчета, зашагала медленнее и даже ответила Тьягу:
— Ты ни в чем не виноват. Просто я не привыкла разговаривать с людьми на улице.
— Но я же не чужой человек! — возразил он, шагая рядом и безуспешно пытаясь встретиться с ней взглядом. — Мы с тобой знакомы, ты была у меня дома, ездила со мной в машине. Я хочу, чтобы мы стали друзьями.
— У меня никогда не было друзей-мужчин, я не знаю, как это…— выпалила она и осеклась. — Прости, я должна
идти домой, меня ждет папа. Не сердись…
— Я не сержусь, — мягко ответил он, тем не менее, рискнув преградить Сели дорогу, потому что они уже подошли к воротам ее дома.
На сей раз она даже не попыталась убежать, остановилась. Только слушала Тьягу с обреченным видом, по-прежнему отводя глаза в сторону.
— Я принес тебе диск. – Продолжил он. — Эту музыку ты слушала у меня дома. Она тогда тебе понравилась.
– Да. Музыка чудесная, но мне ничего не надо.
– Почему? Возьми! Это ной подарок.
– Нет! Не настаивай. Я собираюсь дать обет бедности, мне нельзя брать никаких подарков.
— А тебе это нужно быть монашкой? — довольно резко спросил Тылу, не сумев скрыть своего огорчения. — Жизнь так прекрасна, а ты вздумала запереть себя в монастыре!
— В монастыре тоже протекает жизнь! — с обидой и вызовом ответила Сели.
– Прости, я не то хотел сказать, — смутился Тьягу. — Просто ты такая красивая девушка! Удивительная девушка!..
Ну и что? — поспешно прервала его Сели, потому что эти греховные мужские речи были ей приятны, а она не должна была позволять себе подобной слабости. — Служить Господу — мое признание! Пойми это и не приходи сюда больше. Я не хочу с тобой встречаться!
Едва сдерживая рыдания, она бегом бросилась к дому.
Тьягу растерянно смотрел ей вслед, но его отчаянные, вырвавшийся из самого сердца слова все же настигли ее у двери:
— Сели, возвращайся! Я буду ждать тебя! Ты нужна мне, Сели!
Весь вечер она истово молилась у себя в комнате, пока не пришла к решению, что ей завтра же надо уехать обратно в монастырь.
Готовясь к свиданию с Жулией, Раул так волновался и суетился, что своими хлопотами сумел испортить настроение Шику, и, в конце концов, тот попросту взорвался:
— Что тебе еще от меня нужно? Какую надеть рубашку, брюки и галстук, мы с тобой уже обсудили. Куда повести эту змею и чем ее угощать — тоже. Возможно, теперь я должен написать тебе подробное меню? Так знай: в еде для нее противопоказаний нет. А вот предлагать ей вино остерегись. От капли алкоголя она становится невменяемой и буйной. Крушит все, что подвернется под руку. Если не хочешь стать героем скандальной хроники.
— Я это уже слышал, — поморщился Раул, — и принял к сведению.
— Так какого же дьявола ты ко мне опять пристаешь?
— Я только хотел взять твой одеколон. Мне почему-то кажется, что этот запах Жулии понравится больше.
— Ах, тебе кажется?! Так бери его и уматывай отсюда! — окончательно вышел из себя Шику и гневно запустил флаконом в противоположную стену.
— Совсем спятил? В испуге отпрянул Раул, боясь пораниться осколком разлетевшегося вдребезги флакона. — Ладно, я пошел, а ты сиди тут, наслаждайся благоуханием.
Шику распахнул настежь окна, однако это мало помогло; в комнате все равно пахло, как на парфюмерной фабрике. Аромат был столь насыщенным, что вскоре Шику почувствовал головокружение и подташнивание.
Проклиная себя, но еще пуще — Жулию Монтана, он запер входную дверь и отправился в бар к Тиао, где позволил себе изрядно накачаться спиртным.
Этот бар Шику частенько посещал вместе с Вагнером. В тот вечер Вагнер тоже заехал туда и, обнаружив там сильно захмелевшего коллегу, счел необходимым сопроводить его домой.
Шику не стал перечить шефу: послушно уселся в его машину и только всю дорогу твердил одно и то же:
— Нет, я не смогу ужиться с пьющей женщиной! Пьющая женщина омерзительна!
Вагнер слушал это, слушал и вдруг спросил:
— А разве Лусия Элена этим злоупотребляла?
– Чем? – не понял Шику.
— Пьянством. Ты вроде никогда не говорил, что вы разошлись на этой почве.
— А при чем тут Лусия Элена? — тупо уставился на него Шику.
— Да так, ни при чем. Забудь! — махнул рукой Вагнер.
Мы уже приехали. Вон твой дом. Иди, ложись спать и завтра не опаздывай на работу!
Шику так и поступил. Завалился спать, не обращая внимания на стойкий парфюмерный запах, который еще не до конца выветрился, хотя окна все это время и были открыты.
Ближе к полуночи вернулся домой Раул. Впечатления от свидания буквально распирали его, и он попробовал растолкать Шику, но не смог: тот спал как убитый.
Ну и черт с тобой, дрыхни! — проворчал недовольно Раул. — Мне тоже будет полезно хоть немного отдохнуть от твоей персоны. А то Жулия чуть ли не весь вечер только о тебе я говорила, пока мне это не надоело, и я ее не остановил. Но зато потом… Как мы целовались у ее дома!.. Ты болван, Шику! Это ж надо — узреть змею в такой милой и трепетной, в такой бесконечно притягательной женщине!..
Наутро Шику проснулся от сильной головной боли и был мрачнее тучи. Раул попытался заговорить с ним о Жулии, по Шику сразу же пресек эту попытку:
– Помолчи, пожалуйста. Все, что ты можешь сказать, и так написано на твоей идиотски счастливой физиономии. А обсуждать с тобой отдельные интимные подробности я вовсе не намерен.
— Я и не собирался этого делать, — обиженно буркнул Раул. — А ты, похоже, встал не с той ноги.
— Возможно, — примирительно произнес Шику. — Будь добр, скажи Вагнеру, что я приеду в редакцию не раньше полудня. У меня есть важное дело в городе.
Утро в доме Отавиу начиналось нервозно. Здесь вдруг обнаружилось сразу несколько проблем, требующих незамедлительного и в то же время хорошо продуманного, взвешенного решения. Цена ошибки была очень велика, так как речь шла ни много, ни мало — о человеческих судьбах.
Прежде всего, это касалось дальнейшей судьбы и всей будущей жизни Сели. Накануне вечером она сообщила Жулии, что не может больше оставаться в семье и хочет как можно скорее вернуться в монастырь. Чем была вызвана такая поспешность, Сели не объясняла, и Жулия, проговорив с ней полночи, так и не выведала истинную причину непонятного поведения сестры.
— Жулия, не сердись и не считай меня эгоисткой, пожалуйста! — умоляла ее Сели. — Я счастлива, что у меня есть ты, Бетти и папа. Но клянусь, именно ради здоровья папы я и должна уехать отсюда! Мне нужно много молиться.
У Жулии шла голова кругом от такой странной логики. Разве нельзя молиться здесь и при этом радовать отца своим присутствием? Этот резонный вопрос она многократно задавала Сели, и та внутренне соглашалась с ней, но не могла открыть сестре всей правды. «Конечно, это было бы возможно и было бы замечательно, — с горечью думала Сели, — но только в том случае, если бы рядом с папой находилась другая — чистая и безгреховная дочка. А я оказалась слишком неустойчивой к соблазнам, и мой грех так велик, что может только повредить здоровью папы».
— Ладно, я завтра поговорю с отцом, постараюсь подготовить его к твоему отъезду, — сдалась, наконец, Жулия, которой не хватило чуткости и элементарного житейского опыта, чтобы не рассудком, а сердцем понять душевные терзания сестры и помочь ей.
С утра Жулия обдумывала предстоящий разговор с отцом и оттого выглядела сосредоточенно-хмурой, чем не преминула воспользоваться Бетти.
— Что может означать твое постное выражение лица? – Насмешливо спросила она. — Фотограф обманул тебя и не пришел на свидание? Или оказался слишком плох в постели?
— У тебя одно на уме — секс! А я не такая, как ты: едва познакомились, и тут же в постель.
— Ты говоришь обо мне? — изумленно закатила глаза Бетти. — Да я уже сто лет ни с кем не спала!
— А бизнесмен? — напомнила ей Жулия.
— У меня с ним ничего не было. Обнимались, целовались… А вчера, когда я намекнула ему, что мне нужна машина, он перевел разговор на другую тему. И я послала его подальше! Кому нужен такой жмот?
— Ну, извини, я не знала…
— Ах, ерунда! Не бери в голову! — беспечно усмехнулась Бетти. – Расскажи лучше, отчего у тебя дурное настроение.
— Из-за Сели. Она вдруг решила вернуться в монастырь, а я так и не смогла выяснить почему.
— Папа ее не отпустит! — уверенно заявила Бетти. — Пойдем, он уже, наверное, ждет нас к завтраку.
Сестры отправились в столовую, однако им пришлось говорить с отцом не о Сели, а об Алексе, и это была другая весьма деликатная проблема, которую предстояло разрешить семейству Монтана. Причем Отавиу заострил ее до предела:
— Если Алекс не переедет с нами в дом моего отца, то и я туда не поеду!
По напряженному виду Алекса Жулия поняла, что между ним и Отавиу состоялся какой-то очень неприятный разговор. Поэтому и обратилась к Алексу:
— Объясни, пожалуйста, что тут происходит. Прежде чем ответить, Алекс сделал глубокий вдох, словно собирался с головой нырнуть в холодную воду, а затем решительно произнес:
— Мы с Онейди считаем, что нам не стоит переезжать вместе с вами. Все, что могли, мы уже сделали, а теперь не хотим быт для вас помехой. Об этом я сказал вашему отцу, и, надеюсь, вы меня поддержите.
— Разумеется, Алекс, — тотчас же подхватила Бетти. — Я тебя очень хорошо понимаю. Папа, ты сам подумай: они столько лет провели в заботах о тебе, неудивительно, что им хочется пожить в свое удовольствие. Неплохо устроить этакий медовый месяц, Правда, Онейди?
Не зная, как ответить на эту провокацию, жена Алекса потупилась, но ее выручил внезапно прозвучавший звонок в дверь.
— Я открою! — бросилась она к двери.
Нежданным гостем оказался не кто иной, как Шику, поскольку его визит в дом Монтана и был тем важным делом, о котором он говорил Раулу.
— Здравствуйте, рад вас всех видеть! — произнес он с такой бесцеремонностью, словно не сам без приглашения вторгся в чужой дом, а наоборот — все семейство Монтана вместе с прислугой прибыло к нему в гости. — Дружище Отавиу, я принес тебе видеопленку про то, как люди высадились на Луне. Обещал — и принес! Прямо сейчас посмотришь?
— Да я… я… Луна?.. Пленка?.. — бессвязно залепетал Отавиу, а Жулия от возмущения сжала кулаки и готова была ринуться в бой, чтобы защитить отца.
Шику, наблюдавший за ней боковым зрением, отметил это с удовлетворением. Он и сам не знал толком, зачем сюда пришел. Это желание возникло спонтанно, когда он увидел счастливое лицо Раула и представил, что Жулия наверняка так же счастлива. В тот момент Шику больше всего на свете захотелось повидать ее и непременно испортить ей настроение. Сейчас он был близок к своей цели.
— Не волнуйся, Отавиу, мы вместе посмотрим запись. Надеюсь, я не слишком вам помешаю.
Последнюю фразу он произнес в откровенно издевательском тоне, адресуя ее непосредственно Жулии. Она заглотила наживку:
— Мешать людям — это твое любимое занятие!
— А мне кажется, у Отавиу на сей счет другое мнение, самодовольно усмехнулся Шику. — Тебе ведь не терпится увидеть, как люди расхаживают по Луне, Отавиу?
Тот ответил неожиданно четко и твердо, выбив у Шику почву из-под ног:
— Нет, не сейчас. У меня и так есть о чем подумать, не буду отвлекаться.
— Ясно, значит, в другой раз посмотрим, вынужден был ретироваться Шику.
— Да, в другой раз, — подхватила Жулия. — Пойдем, я тебя провожу.
— Спасибо, ты очень любезна, — расплылся в улыбке Шику я, направляясь вместе с Жулией к выходу, спросил: — Кстати, как прошел вчерашний ужин с Раулом? Смею надеяться, замечательно?
— Лучше не бывает! — с удовольствием ответила она. — Раул — просто прелесть! Милый, воспитанный, настоящий джентльмен.
— Джентльмен? — изобразил удивление Шику. — Вынужден тебя разочаровать: наверняка ты по ошибке ужинала не с ним, потому что Раул обращается с женщинами как с кошками.
— Неужели? Хуже, чем ты? — с таким же наигранным изумлением спросила Жулия и, не дожидаясь ответа, добавила: — Спасибо, что напомнил мне о Рауле. Я обещала с утра позвонить ему в редакцию.
На том они и расстались.
Вернувшись в столовую, Жулия не увидела там отца.
— Он ушел к себе в комнату, подумать, — пояснила Сели. Мне тоже надо кое в чем разобраться, — сказала Жулия и отправилась на кухню к Онейди, где задала ей прямой вопрос: — Признайся, тут не обошлось без интриг Бетти?
Онейди долго отнекивалась, но потом под напором Жулии подтвердила ее догадку, рассказав, как все было на самом деле.
Теперь Жулии не оставалось ничего другого, как откровенно поговорить с отцом о Бетти, а заодно и о Сели.
Впервые в жизни Отавиу должен был провести воспитательную беседу с дочерью, да к тому же с взрослой дочерью!
Не имея подобного опыта, он очень волновался, и, возможно, это помогло ему найти единственно верную интонацию, которая, в конце концов, обезоружила даже спесивую Бетти.
— Мне трудно привыкнуть к мысли, что я твой отец, а ты — моя дочь, — сказал он, — зато я точно знаю, что Алекс — мой друг. И будь у меня возможность выбирать между вами, я выбрал бы его. Знай это.
— Представляю, что тебе наговорила обо мне Жулия! — вспыхнула Бетти.
— Твоя сестра тут ни при чем. Алекс все слышал сам.
— Ну что ж, возможно, это и к лучшему, папа. Твой Алекс получил прекрасную возможность понять, наконец, что мы принадлежим к другому миру и незачем нам повсюду таскать за собой прислугу.
Ее слова привели Отавиу в сильное возбуждение.
— Не знаю, к какому миру относишь себя ты, — произнес он гневно, — а я не стыжусь во всеуслышание заявить, что обязан жизнью прислуге! И не могу представить, как ты — моя дочь, моя плоть и кровь — смогла нанести Алексу такой удар в спину! Лучше бы мне было не выходить из летаргии, чем переживать этот ужас.
Бетти не на шутку испугалась такого заявления Отавиу, но виноватой себя по-прежнему не чувствовала и, пытаясь успокоить отца, сбилась на претензии к нему.
— Ты упрекаешь меня в том, что я будто бы оскорбила Алекса. А сам оскорбляешь меня, отказываясь быть моим отцом. Но мне к этому не привыкать: ты никогда не был для меня отцом! Нянчился только с Жулией, своей любимицей. А я ходила у тебя в падчерицах!
— Бог мой, я ничего не помню! Простонал от боли Отавиу, но Бетти это не остановило.
— Ты не имеешь морального права предъявлять мне счет, — продолжала она. — Я была обделена твоей любовью и, можно сказать, росла как сирота. Наверное, поэтому и выросла глупой. Ведь я наивно полагала, что теперь все будет по-другому, ты, наконец, полюбишь меня. Но твое равнодушие хо мне осталось прежним. Более того, чужой человек, слуга, для тебя дороже, чем я!
Свой гневный монолог она прервала, лишь, когда заметила, что плечи Отавиу вздрагивают от рыданий.
— Папочка, прости меня! Прости! — бросилась к нему Бетти, тоже рыдая. — Ты во всем прав, папочка! Я сейчас же пойду к Алексу и попрошу у него прощения.
Алекс не слишком поверил в искренность столь скорого раскаяния, но, увидев Бетти заплаканной и несчастной, пожалел ее, не стал упрямиться.
– Хорошо, — сказал он, — я и Онейди переедем вместе с вами. Но только потому, что это нужно твоему отцу.
— Спасибо, Алекс! — обрадовалась Бетти. — Не держи на меня зла. Я сама иногда ужасаюсь своим словам и поступкам.
Затем она вновь помчалась к отцу, и между ними состоялась уже совсем другая беседа. Теперь отец и дочь сидели рядышком, прижавшись, друг к другу, и говорили, говорили…
— Сегодня я узнал тебя получше, и ты стала мне гораздо ближе, — признался ей Отавиу. А то, что в тебе победили добрые чувства, хорошо не только для меня, но, прежде всего для тебя.
— Да, ты так считаешь? — недоверчиво спросила Бетти. — А меня, наоборот, все это выбило из колеи — чувство вины, жалость к Алексу… Я презираю всяческие сантименты!
— Почему, Бетти?!
— Потому что у меня есть четкий план, я твердо знаю, чего должна достичь в жизни. И на этом пути я не стану церемониться ни с чужими чувствами, ни даже со своими!
— Тебе это не удастся, — уверенно произнес Отавиу, немало озадачив Бетти.
— Как тебя понимать, папа? — в недоумении спросила она.
— А здесь все написано, — простодушно улыбнулся Отавиу, раскрывая тетрадь, подаренную ему Лидией. — Пока ты говорила с Алексом, я прочитал свою запись о тебе и, не скрою, усомнился в собственных выводах. Но потом ты пришла и развеяла мои сомнения.
— Папа, что это за тетрадь?
— По совету Лидии я записываю сюда все, чему мне приходится учиться. Например, как следует пользоваться мобильным телефоном, видео, микроволновой печкой.… В общем, всеми теми штуками, которые вы изобрели, пока я спал…
— Что ты записал обо мне, папа? — вернула его в прежнее русло Бетти.
— Да, о тебе! Сейчас прочитаю. Так… Элизабети Монтана, двадцать шесть лет, была замужем за Николау… Внешне она не похожа на Еву, но у нее такой же взгляд. Прошлое:
судя по всему, несчастное детство, росла без отца. Красивая, упрямая, плохо воспитанная, эгоистичная пустышка.
— Папа! — возмущенно воскликнула Бетти.
— Зато честная, веселая, привязчивая, с хорошими задатками и добрым сердцем, которого она, похоже, сама боится.
— А мое будущее? — облегченно вдохнув, спросила Бетти с интересом и надеждой, но Отавиу разочаровал ее:
— Увы, я не пророк. Твое будущее во многом зависит от тебя самой.
— Тогда можешь сразу записать: богатая, знаменитая, замужем за миллионером, живет в роскошном особняке, путешествует по свету, покупает все, чего ей захочется. Не сомневайся, я своего добьюсь!
— Нет, лучше я запишу потом, когда все это произойдет в действительности, — проявил осторожность Отавиу.
После разговора с Бетти он пригласил к себе еще и Сели, однако на столь же глубокое проникновение в ее внутренний мир у Отавиу просто не хватило сил.
— Я не могу найти нужных слов, чтобы удержать тебя рядом с собой, поэтому мне остается только уважать твои религиозные чувства, — признал он свою 6еспомощность, отпуская Сели в монастырь.
Глава 5
В дом Сан-Марино тоже нагрянули неожиданные гости — супруги Гомес, вернувшиеся накануне вечером из путешествия по Африке. Правда, пригласил их сам хозяин дома, и нежданными они были только для Гонсалы, которой Патрисия — жена Алвару Гомеса — захотела сделать своеобразный сюрприз.
Антониу не стал возражать Патрисии, зная, что Гонсала действительно ей обрадуется, а для него это было и вовсе не принципиально, поскольку он не собирался развлекать гостей и устраивать в связи с их приходом грандиозный обед. Он вообще позвал к себе одного Алвару, чтобы поговорить с ним конфиденциально об очень важном деле, а Патрисия увязалась за мужем исключительно по собственной инициативе — ей не терпелось поделиться с Гонсалой впечатлениями от экзотического путешествия.
Встретив гостей, Антониу из вежливости расспросил их о поездке в Африку, а когда правила приличия были соблюдены, сказал Патрисии, что Гонсала находится сейчас в тренажерном зале, где Флора делает ей массаж.
Верно поняв его намек, Патрисия не стала утомлять мужчин своим присутствием, и, когда она вышла маска радушия тотчас же исчезла с лица Антониу: в обществе Алвару он мог позволить себе абсолютную естественность. На протяжении многих лет Алвару был не просто личным адвокатом Антониу, но и его постоянным партнером во всех, в том числе и весьма сомнительных, делах.
— Пока ты развлекался с молодой женой на сафари, тут произошли очень неприятные события, — сказал своему гостю Антониу. — Но об этом мы поговорим в моем кабинете, потому что и у стен бывают уши.
Плотно закрыв дверь кабинета, он сообщил Алвару о том, что Отавиу Монтана вышел из летаргии.
— Не может быть! — воскликнул Алвару. — Иначе бы ты не говорил об этом так спокойно, и вообще — не расхаживал сейчас передо мной по кабинету.
— К счастью, он пока не вспомнил ничего опасного для нас. А то бы и ты здесь тоже не рассиживался, — в тон ему ответил Сан-Марино. — Я пытаюсь держать ситуацию под контролем. Предложил Отавиу поселиться в доме Григориу. На днях он туда переедет с дочерьми, а все тамошние телефоны Торкуату уже поставил на прослушивание.
— Но этого недостаточно: память может вернуться к Отавиу в любой момент!
— Нет, он еще слишком плох. Не помнит даже, что был женат, что имел дочерей…
— Напрасно ты затеял его переселение в дом Григориу, — заключил Алвару. — Там Отавиу гораздо быстрее может вспомнить то, о чем ему не следовало бы вспоминать.
— У меня не было иного выхода, — не совсем уверенно произнес Антониу. — Его дочь попросила меня о помощи, я должен был поддерживать имидж верного друга семьи Монтана. Нет, ты зря беспокоишься: Отавиу еще не скоро все вспомнит. А помочь ему в этом никто не сможет — я не позволю!
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Алвару.
— А то, что объявился Элиу Арантес! Воскрес из мертвых!
— Невероятно! Это уже катастрофа! — Совсем разволновался Алвару. — И что он успел натворить?
— Пока ничего существенного. Пытался связаться с Отавиу по телефону. А потом вдруг опять бесследно исчез. Люди Торкуату ищут его повсюду, но…
— Мы не можем так рисковать! — вскочил с места Алвару. — Нельзя допустить, чтобы Арантес вновь позвонил Отавиу и рассказал ему, как погиб старик Григориу. Если не удастся найти Арантеса, значит, надо устранить Отавиу!
— Нет, с этим следует повременить, – твердо произнес Антониу.
— Не понимаю, что тебя останавливает?
Сан-Марино молчал, не желая посвящать Алвару в свои интимные переживания, но ситуация требовала от партнеров полной откровенности, и, сознавая это, он в конце концов произнес:
— Не скрою, тут есть личный мотив. Представляешь, старшая дочь Отавиу — вылитая Ева! Сходство поразительное!
Его ответ возмутил Алвару:
— Значит, ты опять попал в ту же ловушку? Потерял голову из-за женщины! И тебе наплевать, что ты ставишь под удар не только себя, но и меня?
Я принял все необходимые меры. Арантес знает, что его ищут, и потому лег на дно. А Торкуату найдет его гораздо раньше, чем он вновь отважится заговорить.
— Откуда такая уверенность? Случиться может всякое. И тогда мы остаток жизни проведем в тюрьме!
Задетый за живое, Сан-Марино заговорил жестко и злобно:
— Успокойся, это нам не грозит. Даже если станет известно, что я убил старика Григориу, проклятого эксплуататора! Даже если нас будут судить! Самое худшее, что с нами может случиться, — это обеспеченная старость в Майами. Иначе для чего же нужны деньги и власть? Зачем, по-твоему, мне вся эта картотека с продажными комиссарами, судьями и политиками? Они ведь не захотят, чтобы все их грехи однажды всплыли на страницах газет. Пусть только осмелятся тронуть меня! Я уничтожу их, как некогда уничтожил Григориу Монтана!
Гонсала потеряла покой с той самой поры, как увидела Жулию Монтана — точную копию покойной Евы. Это была злая насмешка судьбы: Ева словно сошла с портрета, которым каждый день любовался Антониу, причем осталась такой же молодой и свежей, как двадцать лет назад, а Гонсала, и прежде не выдерживавшая конкуренции с Евой, за эти годы лишь состарилась и увяла.
У Гонсалы даже не возникало сомнений в том, что на сей раз ее муж не упустит своего шанса и попытается, во что бы то ни стало обольстить Жулию. Какая разница — мать или дочь, если у них одно лицо! Конечно, Антониу придется очень поднапрячься, потому что прожитые годы наложили свой беспощадный отпечаток и на его внешность. Но зато теперь он стал опытным, изощренным в интригах, и главное — богатым. А, как известно, за богатого мужчину, пусть и пожилого, мечтают выйти замуж многие молодые девушки. Кто знает, может, Жулия Монтана — одна из них?
Правда, чтобы жениться на Жулии, Антониу надо будет сначала развестись в Гонсалой. А на это он отважится далеко не сразу. По крайней мере, пока идет предвыборная кампания, в его интересах поддерживать имидж добропорядочного семьянина. И от Гонсалы тоже потребуется хотя бы на людях изображать из себя счастливую супругу, что она фактически и делала всю жизнь. Но теперь ей эта роль не по силам! Если к существованию ирреальной соперницы, изображенной на том злосчастном портрете, Гонсала кое-как притерпелась, то новоявленную Еву ей уже не вынести. И дело тут не в ревности, а в чем-то другом, гораздо более существенном. В чем именно, Гонсала еще не могла определить, но чувствовала, что ее долготерпению пришел конец.
Об этом она и сказала Флоре, пригласив ее не столько ради массажа, сколько в надежде на дружескую поддержку и добрый совет. Флора же, увлеченная стремительно развивавшимся романом с Бобом Ласердой, была настроена благодушно:
– Все это обычные издержки семейной жизни. За любовь к мужчине нам, женщинам, приходится дорого платить, в частности – своей свободой. Твоя душа взбунтовалась, но это скоро пройдет. Расслабься! После массажа ты будешь как новенькая!
Гонсала поняла, что обратилась не по адресу, и приуныла.
Но тут пришла Патрисия и сама заговорила о том, что в данный момент волновало Гонсалу.
– Мы прекрасно провели время в Африке! — доложила она. — Алвару охотился на экзотических животных, а я на молодых красавчиков. И у него, и у меня охота была успешной.
— Господи, какой кошмар! — всплеснула руками Гонсала. Ты слышишь, Флора?
— Да. Патрисия не меняется, Я бы с удовольствием послушала ее рассказ, но дома меня уже ждет клиентка.
— Запиши меня на завтра! — бросила ей Патрисия и ответила на замечание Гонсалы: — Тебе кажется ужасным мое поведение, а я, наоборот, уже давно хотела сказать, что ты, по-моему, чрезмерно подчиняешься мужу и не ценишь себя как женщину, как личность.
— Ты абсолютно права, Патрисия! — с благодарностью подхватила Гонсала. — Мне самой все это надоело! Я устала от своего брака, от Антониу. Может, настала пора с ним развестись?
— Нет, ЭТО был бы слишком радикальный ход, — возразила Патрисия. — Кто же отказывается от мужа в твоем возрасте? Ты столько лет помогала Антониу создавать все это великолепие, так наслаждайся им!
— Меня не радует наше богатство. Силы мои на исходе. И потом, я ведь всегда жила с Антониу не ради денег.
— Знаю, ты до сих пор веришь в то, что браки заключаются на небесах. Всю жизнь ты преданно служила Сан-Марино и ждала от него такой же отдачи. Но теперь, кажется, и сама видишь, насколько ты заблуждалась.
– Да, мой брак с Сан-Марино — это одна большая ложь!
— Ну, не преувеличивай, дорогая! У тебя все не так плохо. Ты молода, красива, энергична. Попробуй лишь слегка изменить свою жизнь. Пользуйся преимуществами замужества. Деньги, комфорт, поездки… Будь при муже, но наслаждайся жизнью! Думаешь, я безумно счастлива с Алвару? Он ужасный зануда. Если бы не его счет в банке, я бы сказала, что мой муж попросту невыносим! Но, слава Богу, существует одни верный рецепт для всех несчастных жен — любовник! Или несколько, желательно помоложе. Очень помогает! Заведи себе молодого любовника и потом расскажешь, изменилась твоя жизнь или нет.
Гонсала разочарованно помотала головой:
— Нет, для меня этот рецепт не годится. Я слишком старомодна. Мне хочется изменить свою жизнь, но не таким способом. Это ты у нас сумасшедшая
— Да, есть немного, — добродушно улыбнулась Патрисия, — но именно поэтому я и умею радоваться жизни.
Несмотря на то, что Гонсала не во всем согласилась с Патрисией, эта беседа в целом принесла ей заметное успокоение. Мысли Гонсалы потекли теперь в обратном направлении. Она стала ругать себя за то, что еще совсем недавно рассуждала о связи Антониу с Жулией как о свершившемся факте и на этом строила все свои посылки. Иначе говоря — испугалась раньше времени, накрутила себя и едва не сползла в глубокую депрессию. Что же касается Патрисии, то она права в главном: Гонсале и впрямь следует изменить свой образ жизни — почаще ходить в театры, в рестораны, или позволить себе какое-нибудь увлекательное путешествие, например, по Европе.
Исполненная желанием без промедления начать новую жизнь, Гонсала в тот же день сделала над собой усилие и как можно ласковее обратилась к Сан-Марино:
— Ты выглядишь уставшим, дорогой. Давай сходим куда-нибудь, развеемся! Поужинаем в ресторане или просто погуляем у моря. Нам обоим это будет полезно. Признаюсь, я тоже очень устала от домашних забот.
Сан-Марино воспринял ее слова с нескрываемым раздражением:
— Я слишком занят важными делами, чтобы разгуливать по ресторанам! А ты перегружаешь себя по собственной глупости! За все хватаешься сама, вместо того чтобы предоставить это горничной или кухарке. Ты даже не допускаешь мысли, что кто-то может управиться и без твоего деятельного участия. Скажи, разве я не смог бы, например, самостоятельно показать Жулии дом Монтана и вручить ей ключи?
Это был серьезный просчет, допущенный Сан-Марино. Не следовало ему сейчас упоминать о Жулии! Он и сам это понял, да было уже поздно: Гонсала впала в истерику.
— Имей в виду, Антенну, второй Евы в своей жизни я не потерплю! — кричала она. — А первая — та, что на портрете, больше не интересует тебя, ты уже несколько дней даже не подходишь к ней. Все твое внимание теперь обращено на Жулию! Так вот, знай: я не вынесу это унижения и подам на развод!
Не говори Глупости! Попытался урезонить ее Антониу. — Я не виноват, что эта девушка Жулия, так похожа на мать они все мне очень дороги, как родные дочери. Успокойся, будь благоразумной!
—.Дочери?! Антониу, не смеши меня! Ты столько лет их не видел, тебя никогда не интересовало, живы они или давно умерли.
— Ошибаешься! Я постоянно общался с Алексом — официантом. Он мне рассказывал об Отавиу, о девочках. Я и деньги ему предлагал, но он всегда отказывался. Ты несправедлива ко мне!
— Твои объяснения ничего не стоят. Я все равно подам на развод, — уперлась Гонсала, и Сан-Марино вынужден был сменить тактику.
— На развод? После двадцати пяти лет совместной жизни? Накануне серебряной свадьбы? — произнес он с укоризной, но не строго, а так, будто собирался лишь слегка пожурить ее. — Ведь мы уже начали подготовку к этому празднику! Представляешь, соберутся наши друзья, мы пойдем в церковь… Такой прочный и долговечный брак стоит отметить!
— Чего стоит наш брак на самом деле, ты знаешь не хуже меня, — ответила на это Гонсала. — двадцать пять лет сплошной фальши и лицемерия! Нам нечего праздновать, Антониу!
— Неправда, у нас прекрасная семья! Мы всегда были нужны друг другу. А твоя ревность к моей юношеской любви просто неуместна. Я ведь все тебе объяснил насчет того портрета…
— Не передергивай! — оборвала его Гонсала. — Я имела в виду вовсе не портрет, а…
— Жулию? Дочку Отавиу? Ты вбила себе в голову, будто я увлекся ею. Но это оскорбительно и для нас с тобой, и для Жулии, которая даже не подозревает, какие тут кипят страсти. Опомнись, Гонсала! Я наверняка не идеальный муж, но ты всегда жила в достатке. Я старался…
Едко усмехнувшись, Гонсала вдруг заметила:
— Кстати, раньше ты никогда ничего не объяснял мне с таким усердием! Что же произошло сейчас? Я оказалась права насчет дочери Отавиу? Или ты панически боишься развода? Боишься, что скандал повредит твоему имиджу и не позволит попасть в сенат?
В их диалоге впервые возникла пауза. Все аргументы Сан-Марино были исчерпаны, он не знал, как в данном случае следует отвечать жене. Просто смотрел на нее с болью и досадой.
— Что, неприятно слышать правду? Спросила Гонсала даже с некоторым Сочувствием. — А мне, представь, тошно жить в нескончаемой лжи! Я устала, мне свет не мил. Уйди с моих глаз, Антониу!
— Хорошо, хорошо, побудь одна, успокойся, — пробормотал он, пятясь к выходу, и думал о том, что Гонсала сейчас опять станет заливать свою печаль текилой или виски.
Новая жизнь Гонсалы закончилась, едва успев начаться. Сидя у себя в комнате с неизменной бутылкой, Гонсала больше и не помышляла о каких-то переменах.
Зато Сан-Марино менялся прямо на глазах, изумляя сыновей и прислугу: каждый день посылал Гонсале роскошные букеты рез, одаривал ее дорогими украшениями зазывал в самые престижные рестораны.
Идти с ним куда-либо она отказывалась, а, принимая подарки, всегда отвечала саркастически:
— Спасибо. Ты очень мил. Я тронута твоим вниманием.
Сан-Марино без особого раздражения воспринимал ее сарказм: он был доволен уже тем, что она хотя бы не возвращается к своей идее о разводе.
Подготовка к празднованию серебряной свадьбы при этом шла полным ходом, организацией церемонии занимался Боб Ласерда, которого Сан-Марино абсолютно не ограничивал в затратах, и даже наоборот — требовал, чтобы тот все устроил пышно, красиво и с большим размахом.
Готовясь к столь важному семейному событию, Антониу также затратил немало сил для того, чтобы увлечь этой идеей сыновей и тем самым сделать их своими союзникам. Это было нужно ему на тот случай, если Гонсала опять взбрыкнет и заговорит о разводе. Тогда уже не он, а Тьягу и Арналду будут умолять ее не разрушать счастливую и дружную семью Сан-Марино. Чтобы потрафить сыновьям, Антониу даже стал проявлять завидную терпимость к их увлечениям: старшего не ругал за безделье и бесконечные попойки, а младшему позволял часами слушать компакт-диски с оперными ариями и хоралами.
Вскоре его усилия принесли желанные плоды: и Арналду, и Тьягу стали внушать Гонсале, что Антониу и в самом деле изменился к лучшему, а значит, ей пора уже сменить гнев на милость.
Гонсала же хоть и отвечала сыновьям, что после серебряной свадьбы Сан-Марино перестанет разыгрывать из себя любящего супруга, но ее сердце потихоньку оттаивало. Теперь она уже не тянулась к бутылке, а вместе с Тьягу слушала оперную музыку и рассказывала, какой прекрасный баритон был у ее отца.
— Жаль, что я не знал его! — сокрушался Тьягу. — Наверное, во мне говорят гены моего деда: я хочу стать певцом.
Гонсала одобрила его намерения, и он признался ей, что уже занимается с педагогом по вокалу, но делает это тайком, чтобы не узнал отец.
— Ты не говори ему об этом, пожалуйста, — попросил Тьягу. — Он считает, что вокал — не мужское занятие.
Тьягу очень хотелось открыть матери и другую тайну — рассказать о своей любви к Сели, о том, как он вновь ходил к дому Монтана и даже решился туда войти, но Онейди сказала ему, что Сели вернулась в монастырь. Эта новость буквально подкосила Тьягу, он не знал, как дальше жить, и только музыка спасала его сейчас, внушал надежду на то, что Сели еще вернется в мирскую жизнь, и они обязательно встретятся. Глядя на мать, которая тоже неосознанно искала спасения в музыке, Тьягу чувствовал, что она смогла бы понять его и разделить с ним его боль. Но не достаточно ли ей своей боли? Может быть, потом, когда все уляжется, когда в семье наступят мир и согласие, Тьягу расскажет матери о своей горькой, несчастной любви…
Глава 16
Как только Шику возвращался с работы, на него сразу же обрушивался шквал телефонных звонков. Звонили, конечно, Лусия Элена и Жудити, поочередно сменяя друг друга. Шику строго-настрого запретил им беспокоить его в редакции, поэтому они и отлавливали его дома.
На какие только ухищрения он не шел, чтобы избежать этих бесконечных бессмысленных разговоров об одном и том же – не брал трубку, отключал автоответчик, а то и аппарат в целом, прибегал к помощи Раула, и тот беззастенчиво врал, будто Шику нет дома. Но телефон был нужен как Шику, так и Раулу для служебных и личных переговоров, его нельзя было отключать постоянно. И две одинокие женщины, истосковавшиеся по Шику, все же прорывались к нему со своими звонками, а уж тогда их трудно было остановить.
Жудити, как всегда, упрекала сына в том, что он ее совсем забросил, но с некоторых пор у нее появилась и новая тема – Лусия Элена.
– Почему я на старости лет должна опекать твою бывшую жену и терпеть ее капризы? – говорила она, нисколько не смущаясь присутствия Лусии Элены, а та на нее не обижалась. – Она утверждает, будто ей прописали особую диету, и требует, чтобы я для нее готовила протертые супы и салаты, а сама лежит в постели как госпожа. Видите ли, ей нельзя двигаться после операции – силикон может вывалиться! Мой душ ее тоже не устраивает, нужен какой-то специальный — опять же, чтобы не размыть силикон! Ты приди и сам с ней разберись…
— Мама, ты приютила у себя Лусию Элену по доброй воле, — всякий раз напоминал ей Шику, — поэтому обходитесь там как-то без меня. Прошу также не забывать, что речь идет о моей бывшей жене!
— А мать у тебя тоже — бывшая?! А дочь?! — возмущалась Жудити, прибегая к откровенному шантажу. — Когда ты в последний раз виделся с Констансиньей и со мной?
— Ты же знаешь, у меня много работы, — оправдывался Шику. — Как только освобожусь — обязательно вас навешу.
— Я уже не верю твоим обещаниям, — обиженно произносила Жудити, и эта ее фраза была своеобразным сигналом для Лусии Элены; понимая, что разговор может в любой момент закончиться, она выхватывала трубку у свекрови.
— Алло, — доносился до Шику ее слащавый голосок. — Здравствуй! Как поживаешь?
— Нормально, – сухо отвечал Шику и затем несколько минут терпеливо выслушивал подробный доклад о школьных успехах Констансиньи, а также о проблемах, связанных с ее переходным возрастом.
Заканчивалась эта тирада всегда одинаково:
— Девочке нужен отец! Ей недостает мужского воспитания. Ты должен видеться с ней не только по выходным! — требовала Лусия Элена.
Шику молча сносил и это. Но когда она переходила к восторженному описанию своего пышного силиконового бюста, надеясь этим заманить Шику к себе, он не выдерживал и швырял трубку. А потом на некоторое время отключал телефон, зная, что мать и бывшая жена будут настойчиво звонить снова, поскольку обе с ним не договорили и не сказали ему свое «До завтра!»
** *
В один из вечеров Шику вернулся домой чрезмерно уставшим и помышлял лишь о том, чтобы хорошенько выспаться.
Раул уже был дома, к Шику, увидев его выходящим из ванны, обрадовался:
— Замечательно! Ты выручишь меня сегодня: скажешь моим дамам, что я уехал в командировку! Мне надо, наконец, отоспаться.
— Значит, ты будешь весь вечер дома, – помрачнел Раул. — А я хотел тебя попросить… То есть хотел предупредить тебя, чтобы ты не входил ко мне без стука и вообще, желательно, не разгуливал по квартире этой ночью
— Ты посмел пригласить сюда Жулию Монтана?! – сразу же догадался Шику, и его усталость как рукой сняло. — И собираешься здесь провести с ней ночь?!
— Я бы очень хотел этого, — не стал скрывать Раул. — Но пока что мы договорились только об ужине, я уже все приготовил. Хочешь посмотреть? Она будет принята как принцесса!
Шику, скрипя зубами от негодования, вошел в комнату Раула и увидел там не только изысканно накрытый стол, но и… новые шелковые простыни!
— А это что? Я не ослеп? Это — шелк? — завопил он в ярости, стаскивая простыню с постели Раула.
— Да, я специально купил сегодня, — подтвердил тот. — Эй, не устраивай тут беспорядок! Скоро Жулия придет.
— Я же просил тебя не приводить ее к нам домой! Вези ее куда угодно: в мотель, к черту в ад, но только не сюда!
Пока Шику неистовствовал, Раул спокойно уложил простыню на место и накрыл кровать пледом.
— Ну вот, сказал он, — теперь, кажется, все готово. Да ты не сердись, Шику! Я хотел поговорить с тобой в редакции, но ты долго был в кабинете Вагнера. А мне надо было уйти пораньше, чтобы все это купить и сделать здесь уборку.
— Ты, в самом деле, идиот или только притворяешься? Уставился на него Шику. — Эта женщина не стоит ни твоих усилий, ни тех денег, которые ты ради нее потратил!
— А ты, похоже, вознамерился всерьез испортить мне вечер?
— Я? Ну что ты! Нет, конечно, — заверил его Шику, поудобнее усаживаясь в кресле за празднично накрытым столом. — Просто переживаю как друг. Не хочется ведь, чтобы ты попал в передрягу.
— Спасибо за заботу. Но у меня в подобных делах тоже имеется некоторый опыт.
— Не сомневаюсь. Но никогда нелишне предупредить товарища.
— Ладно, я тебе благодарен. А ты весь вечер собираешься тут сидеть? За ужином тоже?
— Не волнуйся, мне вовсе не хочется встречаться с этой гадюкой. Я уйду в свою комнату, — пообещал Шику, продолжая, однако сидеть в кресле.
Раул тем временем успел надеть праздничный костюм и повязать галстук. Жулия должна была прийти с минуты на минуту, и терпение Раула лопнуло.
— Знаешь, — обратился он к Шику, — мне кажется, что будет гораздо благороднее с твоей стороны, если ты вообще уйдешь из дома. Правда, сходи в кино, а потом переночуй у матери. И поторопись, пожалуйста!
— Да, пожалуй, ты прав, – сказал Шику, нехотя поднимаясь из кресла. — Я ведь собирался отоспаться, а с учетом сложившихся обстоятельств это лучше всего будет сделать у моей мамы.
— Значит, если дона Жудити позвонит, я могу обрадовать ее, что ты поехал к ней с ночевкой?
Нет, лучше скажи про командировку. Я хочу устроить ей приятный сюрприз. А то она будет ждать меня, волноваться…
В ответе Шику Раул заподозрил явный подвох и строго предупредил приятеля:
– Ты только не вздумай все переиграть и устроить сюрприз мне!
— А ты уж если взял без спроса мои диски, то следи, пожалуйста, за тем, чтобы их не трогала твоя «принцесса»! Это бесценная коллекция! – ушел от ответа Шику.
— На сей счет не переживай. Здесь может произойти все, что угодно, но твою коллекцию никто не тронет.
— Хорошо, тогда я пошел, — громко крикнул Шику уже из-за двери.
— А ты еще здесь?! — в тон ему ответил Раул.
Жулия имела все шансы столкнуться с Шику где-нибудь у лифта или на лестнице, но этого не произошло, и Раул облегченно вдохнул.
В первые минуты оба — и он, и она — были несколько напряжены, зажаты, а потом позвонила Жудити, Раул сказал ей, что Шику в командировке, и Жулия сразу же повела себя более раскованно. Вдохновленный ее примером, Раул тоже осмелел и был очень хорош в роли радушного хозяина. Его усилия отнюдь не пропали даром: угощение Жулии понравилось, Раул это видел, чувствовал. И музыка из коллекции Шику также оказалась прекрасным фоном для непринужденной беседы. Одна из прозвучавших композиций привлекла особое внимание гостьи, и тут Раула вдруг понесло:
— У меня вообще Замечательная коллекция дисков, Посмотри! Я собирал ее много лет. Возьми что-нибудь себе. Дарю!
ТЕЛЕГРАМБот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕБольшая библиотека с любыми жанрами и авторами
Большая Библиотека
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2 книги