— Не надо ничего записывать, Отавиу! — Испугался Шику. — Вдруг кто-нибудь прочтет!

— А тот фильм, что ты мне принес, о полете человеке на Луну, я помню! — похвастался своими успехами, Отавиу. — Мне хочется побольше узнать о мире, о том, что было раньше.

— А ты газеты читаешь?

— Читаю, но многого в них не понимаю. Какие-то неизвестные термины, фамилии… Вы все это усваивали постепенно, а я…

— Ты прав, – согласился Шику. Я достану тебе еще какие-нибудь кассеты. С шестьдесят восьмого года многое произошло. Кстати, я даже знаю, с чего следует начать твое образование. Не переживай. Желаю хорошо провести воскресенье!

— Сегодня воскресенье?

— Да.

— Девяносто девятого года?

—Да.

Отавиу изумленно покачал головой, все еще воспринимая это как некую фантастику.

Он не стал ничего записывать в свою тетрадь, но когда Жулия вернулась домой, сразу же вспомнил о Шику и сказал ей, что тот был у него в гостях.

— Зачем он приходил? Кто ему разрешил? — возмутилась Жулия.

— Он просто зашел ко мне. Мы же с ним друзья!

— Папа, я ведь просила тебя!.. Я не хочу, чтобы он здесь появлялся!

— Но ничего же плохого яс случилось. Мы просто с ним поболтали… Он и о тебе говорил…

— Что он говорил? Наверняка наврал с три короба!

— Нет, он сказал, что у тебя какой-то характер… Я забыл, какой. Сейчас попробую вспомнить.

— Не надо, не напрягайся. Я и так знаю, что мог сказать обо мне этот гад.

— Нет-нет, он сказал что-то очень важное! Очень важное! Жаль, я забыл записать!..

— Неслыханная наглость! — продолжала возмущаться Жулия. — Прийти в мой дом и меня же обругать! А еще выдает себя за друга!.. Папа, ты держись от него подальше. Он отпетый мерзавец!

— Да? — удивился Отавиу. — А мы с ним снова подружились, я это хорошо помню.

— Боже мой! — всплеснула руками Жулия. — Для него нет ничего святого. Он не пожалел тебя, папа! Это ведь еще хорошо, что ты сразу все забыл. Но я ему не прощу! Я выставлю тебя на посмешище, Шику Мота!

Глава 22

Пока Шику собирался с духом, чтобы вновь посетить семейство Монтана, Жулия в нарушение их договора опубликовала статью о странном докторе Датшунт, о ее сенсационном изобретении а, также о первом добровольце, на себе испробовавшем «таблетки любви».

Имя добровольца Жулия, разумеется, тоже предала гласности. А как же иначе? Ради этого, собственно, и была затеяна публикация. Жулия не пожалела красок, описывая, как вел себя Шику под воздействием стимулятора любви. Все изложила: и как он бросался на Датшунт, и какие слова ей при этом говорил, и с каким трудом его удалось унять.

Статья произвела эффект разорвавшейся бомбы. Телефон в редакции не умолкал ни на минуту: читатели жаждали получить таблетки любви. Каждый второй готов был отправиться в сельву на поиски Датшунт и требовал более точных координат той хижины, в которой побывали Жулия и Шику. В отличие от легковерных обывателей ученые восприняли эту публикацию как оскорбление их собственного достоинства. Скандал разразился громкий, но он принес журналу неслыханную популярность. Жулию, помимо высокого гонорара, поощрили также значительной прибавкой к жалованью. Она торжествовала.

А вот Шику… Бедный Шику! Над ним не подшучивал только ленивый. Коллеги прыскали со смеху, едва завидев его, а Вагнер устроил ему разнос и пригрозил увольнением.

Из кабинета Вагнера Шику вылетел стрелой. А спустя несколько минут эта стрела, отравленная Жулией, настигла ее же в се собственном доме. Шику рвался к Жулии в комнату, а Отавиу неловко преграждал ему дорогу

– Господи, Шику, сейчас Онейди позовет Жулию, а мы с тобой пока поговорим.

— Извини, папа, — как из-под земли выросла рядом с ними Жулия, — я хочу тебя попросить: дай нам поговорить с глазу на глаз. Не бойся, он ничего мне не сделает. Ты же не будешь бить женщину, Шику?

— Это не в моих правилах. А вот ты, Отавиу, допустил серьезную ошибку в воспитании. Надо было ее почаще пороть!

— Пороть? — встревожился Отавиу.

— Да ты не беспокойся, друг, — несколько смягчился Шику. — Не беспокойся. Я не стану ее бить.

— Ладно, я оставлю вас, — сказал Отавиу, неохотно покидал гостиную.

— . . .Хотя руки у меня так и чешутся, — продолжил свою речь Шику. — Ну что, довольна? Ты единственная написала статью. Тебе аплодировать?

— Нет, не обязательно. Ты хоть не сломался, и на том спасибо.

— А мне в отличие от тебя не надо никому подставлять подножку, для того чтобы хорошо себя чувствовать. Ты же обещала, Жулия! Мы же с тобой договорились похоронить эту дурацкую тему. И вдруг заголовок: «Таблетки любви»! Какая пошлость! Какая гадость!

– А ты всерьез воспринял наш договор? Поверил?

— Да, представь себе, поверил! А ты все такая же обманщица, как и прежде! Поздравляю, Жулия, тебе вновь удалось поломать мне карьеру. Знаешь, что меня теперь хотят уволить?

Чем больше он укорял Жулию, тем агрессивнее становилась она, поскольку для нее сейчас это было единственным средством защиты.

— Слушай, Шику Мота, и ты, и я зарабатываем себе на жизнь новостями. И если ты до сих пор не понял правил игры, я ничего не могу поделать. Это твои трудности.

— Если бы ты иногда смотрела по сторонам, то заметила бы, что в мире есть что-то еще помимо твоей потрясающей карьеры, Жулия!

Она приняла и этот вызов:

— А знаешь, что я вижу, когда смотрю по сторонам? Беспринципных типов вроде тебя и твоего дружка Раула, которым только бы посмеяться надо мной да над моей сестрой. Вот что я вижу!

– Так ты только поэтому напечатала статью? Из мести? – изумился своему открытию Шику. – Не из профессиональной конкуренции, а из мести?

Жулия не поняла, что именно его так потрясло и огорчило. Не все ли равно, каким мотивом она руководствовалась, решаясь на эту публикацию? Не его это дело, пусть катится отсюда! И Жулия опять прибегла к испытанному средству – агрессии:

– А что тебя так уязвило? То, что ты проиграл женщине? Остался в аутсайдерах?

– Лучше уж быть аутсайдером, чем подлецом! – парировал Шику. – Прощай, Жулия Монтана!

Он ушел, а Жулия лишь теперь осознала, какой жалкой и мерзкой выглядит ее месть на самом деле.

В комнату боязливо заглянул Отавиу:

– Шику уже здесь нет?

– Нет, папа, – припала к нему Жулия. – Обними меня, как в детстве, папочка! Мне так плохо!

– Отчего, девочка моя? Он тебя обидел?

– Нет, Шику ни в чем не виноват. Я сама ошиблась. Со статьей ошиблась, папа.

– Ну, это не беда, – как мог, успокаивал ее Отавиу. – В любой работе случаются ошибки. Но ты – опытная журналистка, и в следующий раз у тебя все получится гораздо лучше.

В то время когда Жулия не находила себе места от раскаяния и страданий, Бетти, наоборот, пребывала на верху блаженства, поскольку ее мечта о молодом красивом миллионере неожиданно обрела черты реальности, воплотившись в образе Арналду Сан-Марино.

Все произошло случайно, и Бетти сама удивилась, как она не додумалась до этого раньше. Ведь она уже была знакома с Арналду, но почему-то не брала его в расчет, помышляя о каком-то гипотетическом богаче.

А тут вдруг увидела его на пляже, и ее как током ударило: да вот же он, тот самый богач! О лучшем и мечтать невозможно!

Бетти только еще пришла на пляж, а Арналду уже уезжал оттуда, садился в машину. Как раз в этот момент Бетти и осенило. И она, не желая упускать такую прекрасную возможность для более тесного контакта с Арналду, решительно шагнула на проезжую часть, а точнее, прямо под колеса его автомобиля. Возможность серьезной травмы Бетти не пугала: она в малую долю секунды сопоставила свою траекторию с траекторией движения машины, учтя также и то, что Арналду еще не успел набрать высокую скорость. По результатам этого блицанализа выходило, что Бетти в худшем случае грозит лишь небольшая ссадина да ушиб.

Так оно и вышло. Бетти даже не слишком сильно ударилась о капот машины, а упала и вовсе по собственной инициативе, нарочно, чтобы Арналду вынужден был оказать ей первую медицинскую помощь.

Резко затормозив, Арналду вышел из машины и принялся на чем свет стоит ругать зазевавшуюся на дороге девицу. При этот он помог ей подняться, оглядел ее, пытаясь оценить степень нанесенной им травмы, и только тут до него дошло:

– Постой, а ты, случайно, не дочь Отавиу Монтана?!

– Арналдинью, ты? – изобразила удивление Бетти.

– Да, это я. Ты ранена?

– Кажется, нет. Только нога болит!

Арналду деловито, но с нескрываемым удовольствием ощупал ее колено, определил, что перелома нет, и посоветовал ей приложить лед к месту ушиба.

– Ты далеко живешь? Я отвезу тебя.

– Нет, недалеко, но скоро мы оттуда переедем в другой дом.

– Да, я об этом знаю.

Несмотря на то, что путь до дома Монтана был коротким, его оказалось достаточно для того, чтобы Арналду и Бетти успели сговориться о свидании.

— Я заеду за тобой в девять! — пообещал Арналду. – А ты не забывай прикладывать лед.

Забыв о травме, Бетти не просто вбежала в дом, а впорхнула на крыльях, внезапно выросших у нее за спиной.

— Сегодня я встречаюсь с Арналду Сан-Марино, самым завидным женихом, который решит все мои проблемы! Объяснила она сестре и запрыгала от радости, довольная тем, что теперь-то уж она точно утерла нос Жулии.

— Не может быть, я не верю, — сказала в ответ Жулия. – Сын сеньора Антониу!..

— А ты хотела забрать его себе? Да? Но ты опоздала: Арналду сходит с ума по мне!

— Господи, да никто мне не нужен! — вспылила Жулия и, чтобы хоть как-то отвлечься от неутихающей душевной боли, пошла на кухню к Онейди.

А там Отавиу и Онейди как раз обсуждали возможные перспективы использования «таблеток любви».

— Прошу вас, не упоминайте при мне об этой статье! — взмолилась Жулия, — черт меня дернул ее напечатать!

Передумав оставаться в кухне, она вышла, хлопнув дверью.

— Я что-то не так сказал? — растерянно спросил Отавиу.

— Нет, это она переживает из-за ссоры с Шику, — пояснила Онейди.

— Ссоры с Шику? — повторил Отавиу, что-то припоминая. — Ну конечно! Ссора с Шику! Я вспомнил, что он мне сказал. Жулия, где ты? Я вспомнил!

Догнав Жулию в коридоре, он радостно сообщил ей:

— Я вспомнил, что мне сказал Шику!

— Что же? — спросила она скорее из вежливости, чем из интереса, потому что не далее как сегодня сама услышала все, что мог ей сказать этот человек. Но ответ отца стал для нее шоком:

— Он пришел и сказал, что любит тебя.

— Этого не может быть!..

— Нет, он именно так и сказал: Я ее люблю, — повторил Отавиу и вдруг спохватился — Господи, он же просил никому об этом не говорить! Ты ему не скажешь, что я проболтался?

— Разумеется, не скажу. Хотя бы потому, что это вранье. Или, может, ты все-таки что-то напутал?

— Нет, я могу вспомнить даже более точно его фразу! Он сказал: «Я безумно в нее влюблен»! Хотя, может, он не тебя имел в виду?..

— Папа, запомни: Шику нельзя верить. Ни одному его слову. Тем более, когда он несет такую чушь!

— А мне показалось, он говорил искренне…

— Он может быть каким угодно, только не искренним. Забудь о нем! Пока!

— Ты куда-то уходишь!

— Да, немного прогуляюсь. А ты, пожалуйста, выбрось из головы Шику и все, что он тебе наговорил!

Тем вечером Шику должен был дежурить в редакции, но он попросил себе замену. Работать в таком состоянии он не мог, заняться чем-либо другим тоже не мог. Даже заснуть и то не мог, поэтому вынужден был прибегнуть к снотворному.

— Я лягу пораньше спать, а ты не буди меня, кто бы ни звонил, — попросил он Раула. Первой ему позвонила Лусия Элена, и Раул, выполняя поручение друга, тяжело вздохнул: отшить ее всегда бывало сложно.

— Мне известно, что у Шику сегодня дежурство, но я звонила в редакцию, его там нет, – скороговоркой доложила Лусия Элена и перешла к главному. – Где он? С ним что-то случилось? Он заболел?

– Нет, просто поменялся с Дину. Ему надо отоспаться после напряженной работы, – терпеливо пояснил Раул. – Он спит, Лусия Элена! И просил не будить его.

— А ты от меня ничего не скрываешь? Он не с Анной Паулой встречается сегодня вечером?

— Успокойся, он дома, спит, — Произнес Рауд на пределе терпения. — Позвони ему завтра. До свидания.

В течение всего разговора Жудити пыталась выхватить трубку у Лусии Элены, поскольку услышала, что ее сын болен. И теперь Лусия Элена повторяла ей то, что узнала от Раула, правда, со своими комментариями:

— Раул явно чего-то недоговаривает. Шику никогда не прогуливал дежурства. Интуиция подсказывает мне, что он все-таки заболел. Я поеду к нему!

— Погоди, куда ты? Я с тобой! — увязалась за ней Жудити, но Лусия Элена жестко осадила ее:

– Нет, вы останетесь здесь. Не надо вмешиваться в наши дела! Я лучше знаю, как о нем позаботиться!

— Если бы ты знала, он бы тебя не бросил,— проворчала Жудити ей вдогонку.

Ворвавшись в комнату Шику, Лусия Элена и впрямь обнаружила его лежащим в постели.

— Тебе плохо, дорогой?

Шику уже задремал и теперь с трудом раскрыл глаза.

— Что тебе здесь нужно? — спросил он усталым, измученным голосом.

— Раул сказал, что тебе плохо.

— Так и сказал?

— Да. У тебя температура? Я сейчас пойду в аптеку, принесу тебе лекарства.

— Оставь меня! Я здоров как бык, — окрысился на нее Шику.— Просто устал и хочу поспать. Иди домой!

— Ладно-ладно, спи, а я пока приготовлю тебе ужин.

У Шику не было сил с ней пререкаться. Повернувшись на бок, он снова заснул.

А тем временем в дверь его квартиры позвонила Жулия.

— Я открою! — крикнула Лусия Элена Раулу. — Ты работай спокойно.

Одета она была в махровый халат Шику, и это сбило с толку Жулию.

— Прости это квартира Раула и Шику?

— Вам нужен Раул? Я позову его.

— Нет, я хотела поговорить с Шику. Он дома?

— А что тебе от него нужно? Кто ты такая? — резко переменила тон Лусия Элена.

— Жулия Монтана. А ты? — в таком же тоне спросила Жулия.

— Лусия Элена Мота, Жена Шику!

— Жена?! — опешила Жулия.

– Да, милочка, жена! Говори, что ты хотела сказать Шику. Я ему потом передам. Мой муж не любит, когда его отвлекают от работы по пустякам.

— Ладно, это не срочно, — отступила Жулия. — Скажу в другой раз.

Лусии Элене очень не понравился этот странный визит. Она заподозрила в Жулии соперницу и тотчас же растолкала Шику.

— Скажи, кто такая Жулия Монтана!

— Журналистка, мерзкая особа, — ответил он, с трудом открыв глаза. — А что?

— Так, ничего, – многозначительно усмехнулась Лусия Элена, намереваясь вывести Шику на чистую воду, но он сам продолжил эту тему:

— Ты тоже читала ее статью?

— Какую статью?

— Репортаж, который эта предательница у меня украла. Лусия Элена, дай мне поспать, у меня глаза закрываются!

— Спи, милый, спи. Вот тебе еще одна подушечка!

Домой Лусия Элена вернулась мрачной и против обыкновения молчаливой. Ей было неловко перед Жудити за свое поражение, поэтому она предпочла не вдаваться в подробности. Сказала только, что Шику здоров и спит.

— А я думала, ты там и заночуешь, — не преминула упрекнуть ее Жудити.

Утром Лусия Элена подловила Шику по дороге на работу и, гневно сверкая глазами, еще раз спросила, кто таки Жулия Монтана.

— Ты затем сюда и приехала? — с укоризной посмотрел на нее Шику. — Почему она тебе покоя не дает? У меня с ней ничего не было!

— Очень странно… — задумалась Лусия Элена, — Если ничего не было, то зачем она к тебе приходила?

— Что ты сказала? — Встрепенулся Шику.

— Вчера она приходила к тебе домой.

— И ты до сих пор молчала? Почему ты мне сразу не сказала?

— А разве это так важно?

— Что ты ей наговорила? — ухватив Лусию Элену за плечи, Шику стал трясти ее. — Отвечай! Не увиливай!

— Я сказала правду — что ты мой муж…

— Лусия Элена, твое безумие погубит мою жизнь! — бросил ей Шику уже на ходу.

В дом Монтана он ворвался вихрем.

— Вам нужна сеньорита Жулия? — догадалась по его встрепанному виду Онейди. — Я сейчас ее позову.

Жулия вышла к Шику в боевом настроении. Со вчерашнего вечера ее уже не мучили угрызения совести по поводу статьи — теперь она раскаивалась лишь в том, что ходила к Шику домой и хотела перед ним повиниться.

— Ты меня разыскивала, — начал он. — Зачем? Что тебе нужно?

– Сама не знаю. Наверное, сошла с ума!

— Моя бывшая жена сказала, что ты приходила ко мне домой. Зачем? Хотела принести свои извинения?

— Бывшая жена? — скорчив гримасу, передразнила его Жулия — Какой же ты бессовестный!

Пять

— Да, бывшая. Мы уже пять лет с ней в разводе. Пять лет я живу один, у меня с тех пор никого не было, но очень скоро ситуация изменится: ты станешь моей!

Выпалив это, он обхватил Жулию обеими руками и жадно поцеловал ее в губы.

Поцелуй вышел долгим, потому что Жулия не сразу нашла в себе силу и — главное — желание для сопротивления.

Но когда она все же высвободилась из его объятий, то сразу же заявила:

— Этому не бывать никогда!

— Нет, все будет, как я сказал.

– Ты слишком самонадеян!

— Ничуть. В последний раз я целовал тебя по собственной инициативе. А в следующий раз поцелую, когда ты будешь умолять меня это сделать.

— Не дождешься!

— Ждать осталось недолго. Очень скоро наступит такой день, когда ты будешь сходить с ума от любви и просить меня о поцелуе!

— Смешно! Ты лучше сядь, а то устанешь ждать… Папа? — вздрогнула Жулия, увидев отца. — Когда ты вошел? Я не заметила… У нас тут ранний гость…

— Да, вижу, вижу… Мой старый друг Шику Мота! Здравствуй! Ты принес мне кассеты?

— Да, представь себе, принес! Чемпионат мира по футболу семидесятого года!

– Пеле играл? — сразу же включился Отавиу.

— Конечно! Готовься, дружище, Я покажу тебе лучшее из истории бразильского футбола!

Не обращая внимания на Жулию, Шику включил видеомагнитофон, а Отавиу тем временем позвал Алекса и Онейди.

Вся компания уселась перед экраном, и страсти закипели:

— Пистола отдает мяч Жералду, Тосау выходит вперед, отдает чуть назад, на Пиаццу, тот — Клодоалдо, Клодоалдо пасует… — вещал телекомментатор, а зрители дополняли его:

— В той сборной в полузащите играли одни гении, – говорил Алекс.

Шику восхищался мастерской техникой Клодоалдо:

— Великий футболист!

— Еще бы! — подхватывал Отавиу. — Сколько угодно защитников может пройти!

Будто в подтверждение этих слов Отавиу комментатор произнес:

— Проходит одного, второго, третьего…

И тут Отавиу вдруг закричал, перекрыв мощью своего баритона голос телекомментатора и оглушительный рев трибун:

— Я вспомнил! Четвертый гол забьет Луис Венеру!

Вскочив с места, он запрыгал по комнате, а потом стал обнимать всех присутствующих, как делают это футболисты, забил очень важный гол в ворота Противника.

Потом он снова сел на место и продолжил свой комментарий, все время опережал экранное изображение:

— Он отдаст пас Жаирзиньу, в центре поля, а тот передаст его Пеле. Вон Пеле, в центре! Алмейда и Карлус Алберзу, чего вы медлите, капитан свободен! Ему отдай! Все!.. Бразилия забивает гол! Мы трехкратные чемпионы мира!.. Шику, я вспомнил! Вспомнил! Вспомнил!..

Глава 23

В тот счастливый для Отавиу момент, когда он вспомнил подробности давнего футбольного матча, и его переполняла радость, в гостиную дома Монтана вошел Антониу Сан-Марино.

— Я звонил в дверь, но меня никто не услышал — произнес он достаточно громко, стараясь перекричать всеобщий шум и гвалт, однако опять не был услышан.

— Да что здесь происходит? — спросил он с улыбкой, поддавалась настроению веселья и радости, которое испытывали все, кто был в гостиной. — У вас какой-то праздник?

Его, наконец, заметили, и Отавиу первым подошел к нему.

— Сан, дружище, как хорошо, что ты здесь! Ты знаешь, ко мне вернулась память, я вспомнил!

От такого сообщения Сан-Марино едва устоял на ногах, но это осталось никем не замеченным, потому что Отавиу заключил его в свои объятия, приговаривал:

— Представляешь, я все вспомнил, до мельчайших подробностей!

— Это чудесно, Отавиу, я счастлив, — выдавил из себя Сан-Марино.

— Он вспомнил победный матч Бразилии на чемпионате мира, — пояснил ему Алекс.

– Да, и не только матч! — подхватил счастливый Отавиу. Я помню еще, как игроки сборной ехали по городу в открытой машине, начался карнавал, играла музыка… Тантан-тан-та, тан-тан-тан-та… Я помню это настолько четко, словно передо мной крутят пленку.

«Это конец! — пронеслось в сознании Антониу. — Память вернулась к нему. Скоро он вспомнит все! Алвару был прав: я оплошал!»…

От таких мыслей голова его закружилась, пол поплыл из-под ног, и Шику, оказавшийся поблизости, подхватил Сан-Марино под руку.

— Вам плохо, сеньор Сан-Марино? Выпейте воды!

Онейди не мешкая, подала ему стакан с водой, Сан-Марино сделал глоток, глубоко вздохнул и попытался объяснить свое состояние:

— Это от избытка чувств. Я так счастлив, Отавиу! Даже не знаю, как выразить свою радость.

– Я тоже, — сказал Отавиу. А сегодня мы еще и переезжаем в наш старый дом. Помнишь его, Антониу? Там прошло наше детство… Я очень надеюсь на этот переезд. Мне кажется, там я перестану чувствовать себя дурачком и снова буду здоровый.

– Я также на это надеюсь. А ЧТО ЕЩЕ ТЫ ВСПОМНИЛ? – отойдя с Отавиу в сторонку, спросил Сан-Марино. Мне хочется знать все новости о тебе.

Отавиу задумался, а потом призвал на помощь Алекса:

— Я что-нибудь еще вспомнил, Алекс?

— Нет, пока только про футбол. Но и это уже неплохо, не все же сразу.

У Сан-Марино отлегло от сердца. Но тут выступил со своими идеями Шику:

— Я еще на днях понял, что видеозаписи лучше всего стимулируют твою память, Отавиу. Ты многое сразу же забываешь, но вот запись про полет на Луну запомнил прочно. А сегодня, с футболом, вообще все получилось замечательно! Я принесу тебе еще кое-что. У меня дома много старых записей. Может быть, ты посмотришь их, и к тебе окончательно вернется память. Как ты думаешь, Жулия?

— Я согласна на все, что может хоть как-то помочь отцу.

Лицо Шику просияло такой заговорщески-задиристой улыбкой, что Сан-Марино не смог сдержать своего раздражения.

— Разве ты не должен быть сейчас в редакции? — спросил он Шику гораздо строже, чем того требовала непринужденная обстановка, царившая в доме Монтана.

— Я заехал только на минутку, чтобы проведать моего приятеля Отавиу, — пояснил Шику. — А теперь уже мчусь на работу.

— Я тоже заехал к вам ненадолго, — сказал Сан-Марино. — Хотел узнать, не нужна ли вам какая-то помощь при переезде…

Говоря это, он так внимательно и проникновенно смотрел на Жулию, что ответ за всю семью она взяла на себя:

— Спасибо, вы и так нам очень помогли. У нас все готово к переезду. Мы ждем только Сели.

— Моя младшая дочь едет домой на каникулы! — поделился еще одной своей радостью Отавиу. — Ее зовут Сели.

— Что ж, это хорошая новость, — согласился Сан-Марино. — Теперь вся семья будет в сборе, и я вас всех приглашаю на наше семейное торжество — серебряную свадьбу!

— Спасибо, мы обязательно придем, — пообещал Отавиу. – Только моя семья еще не полностью собралась. Ты забыл о Еве, Сан. Боюсь, она не успеет приехать на твою серебряную свадьбу…

Созывая гостей на семейное торжество, Сан-Марино отнюдь не был уверен в том, что оно пройдет гладко. Его беспокоило дурное настроение Гонсалы, которая опять стала затворничать у себя в комнате и прикладываться к бутылке.

Причине для такого настроения у Гонсалы, конечно, была, Сан-Марино это понимал и казнил себя за то, что сам все испортил. Можно сказать, он попросту перестарался в налаживании контактов с женой и детьми.

Поначалу все шло вроде бы правильно, в нужном направлении. Даже самые неординарные шаги, на которые отваживался Антониу, приводили его только к желанному результату. Например, по совету Патрисии он попросил прощения у Тьягу — в присутствии всех членов семьи. Это обезоружило Тьягу и Гонсалу, что было особенно важно для Сан-Марино. Именно этого он, собственно, и добивался. Там же, на большом семейном сборе, удостоился отцовской похвалы и Арналду за то, что предложил несколько новых рубрик, с интересом воспринятых читателями.

На какое-то время в семье Сан-Марино установились отношения, близкие к идиллическим. Гонсала охотно беседовала с мужем о детях, о своем намерении учиться — если не в университете, то хотя бы на каких-нибудь курсах, и он не высмеивал ее, поскольку и в самом деле не находил это желание странным. Он была благодарна Антониу за понимание и впервые благосклонно отнеслась к празднованию серебряной свадьбы.

– Ладно, если уже все подготовлено, то пусть будет праздник! Только я хочу, чтобы это было торжество не показушное. Не для публики, а для всех нас, членов семьи Сан-Марино. Пусть Арналду и Тьягу позовут своих друзей – кого захотят! Мальчики не должны скучать на нашем юбилее. Вообще мне хотелось бы видеть вокруг себя нормальные живые лица – например, сотрудников твоей редакции, ваших с Арналду коллег. Я первая умру со скуки, если моими гостями будут одни важные персоны, чьи фотографии вы каждый день публикуете в разделе «Светская хроника»!

Сан-Марино учел все пожелания Гонсалы и успокоился, расслабился. Даже чересчур расслабился, потому что проявил неосторожность, обернувшуюся в итоге чудовищной ошибкой. А камнем преткновения для Сан-Марино уже в который раз стал его младший сын Тьягу.

Во время одной из откровенных бесед, которые были внове как для отца, так и для сына, Антониу вдруг ударился в воспоминания, пытаясь отыскать там истоки своей черствости и крутого нрава.

– Мне трудно найти с тобой общий язык, потому что мы получили разное воспитание. Ты в свои юные годы сумел сформировать тонкий музыкальный слух, а я в музыке совсем не разбираюсь. Вообще искусство меня никогда не привлекало. Моя мать была простой женщиной, а крестный, старик Григориу, интересовался исключительно бизнесом. Великий был человек! Но грубый и черствый. И меня воспитал таким же. Он любил повторять, что я гораздо больше похож на его сына, чем Отавиу…. Тьягу, мы с тобой почти никогда не разговариваем. Ты очень мало знаешь обо мне, а я о тебе и подавно! И все же я мечтаю о том, что ты когда-нибудь займешь мое место в нашем фамильном бизнесе. Ты всегда был намного серьезнее и ответственнее, чем твой брат.

Сморщившись, как от зубной боли, Тьягу мягко выразил протест:

— Но я совсем не разбираюсь в бизнесе! Это не мое признание.

— Ты еще очень молод. Со временем твои пристрастия могут измениться… Да, я, признаюсь, сам виноват, надо было тебя давно уже приобщать к делу. А я не уделял тебе должного внимания. Мы не ходили с тобой в кино, не гуляли в парке, все заботы легли на плечи твоей матери. Как думаешь, нам еще не поздно подружиться?

— Нет, конечно.

— Так почему бы прямо сейчас не начать наверстывать упущенное? Давай сходим куда-нибудь вечером!

— Вдвоем?! — изумился Тьягу, никогда до той поры не слышавший от отца ничего подобного. — А куда мы пойдем?

– Сюрприз! — загадочно улыбнулся Сан-Марино. — Я отведу тебя в одно место, которое всегда мечтал тебе показать. Теперь я займусь твоим воспитанием!

Он не ошибся в одном: это место и впрямь оказалось для Тьягу сюрпризом, да еще каким! Парень испытал настоящий шок, увидев, что отец привел его в… публичный дом. Он буквально остолбенел, и только поэтому не убежал оттуда сразу, а вынужден был еще выслушивать увещевания Антониу:

— Давай, Тьягу, не робей! Заведение сегодня полностью в нашем распоряжении, я все оплатил, чтобы ты не стеснялся. Девушки тут приличные, выбирай любую. Поговори с ними, а дальше все само получится. Ты молодой, можешь сразу четверых себе взять.

— Папа, это!.. Это!.. — Задыхаясь от негодования, Тьягу даже не мог говорить.

— Да не волнуйся ты так. — На свой манер понял его Антониу. Все оплачено, развлекайся!

– Папа, меня не интересует любовь за деньги, – прорезался, наконец, голос у Тьягу.

— А кто говорит о любви? Речь идет об опыте, – ответил ему Антониу. — Мужчина должен обладать такого рода опытом! Ты же не собираешься жениться девственником.

— Это мое личное дело! И я не намерен тут оставаться.

— Тьягу, постой, не позорь меня! – попытался удержать его Сан-Марино.

— Если бы ты хоть заранее сказал, куда хочешь повести меня, тогда бы тебе не пришлось и позориться, а так… Говоришь, все оплачено? Вот и развлекайся сам!

Антониу, разумеется, было теперь не до развлечений, он покинул заведение сразу же вслед за сыном.

Но Тьягу приехал домой чуть раньше, и Гонсала испугалась, увидев, что на парне лица нет. Подступила к нему с расспросами, но Тьягу отмалчивался — ему было стыдно, не мог он рассказать матери правду.

А тут как раз вернулся домой и Антониу. Гонсала потребовала объяснений теперь уже от него и получила их:

— Я отвез его туда, где он давно должен был побывать, чтобы стать мужчиной. Специально выбрал приличное заведение… Но твой сын возмутился! У него аллергия даже на женщин!

— А ты спросил, что ему нужно? Как ты вообще додумался до такого? Как ты посмел? — в отчаянии восклицала Гонсала.

— А что я такого сделал? — недоумевал Антониу. — Подумаешь, трагедия! Да если хочешь знать, я был гораздо моложе, когда мой крестный отвез меня в бордель! И ничего, как видишь, я стал мужчиной!

— Боже мой! Какой ужас! — обхватила голову руками Гонсала. — С кем я живу столько лет!

— А я не хочу становиться мужчиной! — Истерично закричал Тьягу, вызывая огонь на себя. — И скандалов этих больше не могу терпеть! Ты добивался от меня откровенности, отец? Так знай: твой сын — гей!

Это было уже слишком для Сан-Марино, и он опять не сдержался — ударил Тьягу.

Потом, правда, сразу же попросил у него прошения. Но на сей раз это не подействовало. Гонсала сказала, что подыщет квартиру и переедет туда вместе с Тьягу.

Все это случилось за два дня до серебряной свадьбы. И теперь у Сан-Марино вся надежда была только пи Патрисию и Флору, которые пообещали ему убедить Гонсалу в том, что отменить торжество уже невозможно, и она должна как-то его вытерпеть.

Под давлением подруг Гонсала вынуждена была смириться с обстоятельствами, но призналась, что не представляет, как она сможет выйти под руку с Антониу и весь вечер улыбаться гостям, изображал из себя счастливую супругу.

— А мы можем попросить Боба внести изменение в сценарий, — нашлась Патрисия. — Ты выйдешь к гостям не в начале, а хотя бы в середине церемонии. Так все будет выглядеть даже более эффектно! А тебе все-таки, какое-никакое облегчение… Флора, поговори с Ласердой, у тебя это лучше получится.

— Нет, я с ним уже давно не общаюсь, — ответила та. У него душа с телом не стыкуется.

— Как это? — не поняла Патрисия,

— А так: секс отдельно и чувства отдельно! Если когда-нибудь у него совпадет одно с другим, тогда, может, я с ним я поговорю.

— Господи, какие же вы с Гонсалой сложные и утонченные! — покачала головой Патрисия. — Даже удивляюсь, как вы еще меня терпите. Ладно, я сама с ним поговорю.

Она уговорила Боба Ласерду внести изменения в сценарий, не подозревая о возможных последствиях. Патрисии даже в голову не пришло, что Гонсала, оставшись в одиночестве, выпьет сначала для храбрости, потом с горя, а потом и вовсе не захочет выходить к гостям.

– Вы празднуете, а мне праздновать нечего, — Сказала она Патрисии, когда та заглянула к ней, чтобы поддержать ее морально и рассказать, как замечательно складывается начало церемонии.

— Все это я уже слышала, и не раз. Но сейчас не время горевать, — строго произнесла Патрисия. — давай бери себя в руки! Приободрись и — вперед! Пойдем, тебе незачем здесь больше сидеть. Чем раньше ты выйдешь к людям, тем лучше. А то вон совсем раскисла.

— Нет, я туда вообще не пойду!

— Ладно, я пришлю к тебе Флору. Может, у нее найдутся какие-то свои доводы, вы лучше понимаете друг друга.

А тем временем гости, поздравив Антониу и услышав от него, что невеста в соответствии со сценарием должна появиться позже, предавались застолью, танцам и другим развлечениям — кому, что больше нравилось.

Семейство Монтана привлекло к себе особое внимание гостей. Три дочери-красавицы, одна из которых — популярная журналистка, и отец — тоже в своем роде знаменитость просто не могли оставить равнодушными присутствующих.

Отавиу сразу же окружили репортеры из «Коррейу Кариока». Им хотелось узнать, как он, выпавший на столько лет из жизни, оценивает те или иные достижения современной науки и техники.

— Что вы думаете о клонировании овец и людей? — спросила у него Ана Паула.

— А что такое клонирование? — задал ей встречный вопрос Отавиу.

— Воспроизводство живых организмов.

— Теперь это называется клонированием? — удивился он.

— Да.

— А в мое время это называлось сексом.

С трудом сдерживаясь от смеха, Ана Паула дала более пространное определение процесса клонирования:

— Речь идет о воспроизводстве путем деления клеток на основе генетического кода. Естественно, в лабораторных условиях.

— Это так же приятно? — вновь насмешил репортеров Отавиу.

— Могу поспорить, что нет! – вмешался в разговор Вагнер.

— А зачем же менять то, что хорошо работало? — задал резонный вопрос Отавиу, вызван уже гомерический хохот у собеседников.

Спас его от бесконечных расспросов Шику:

— Пойдем, Отавиу, посидим где-нибудь в тихом местечке. Ты, я вижу, несколько устал от всего этого шума.

— Да, ты верно заметил. Мне вообще лучше было бы остаться дома, но я не смог отказать Сану… Мы вчера переехали в дом моего отца, ты знаешь?

— Да, знаю… А вот и твоя замечательная дочь, Отавиу! — воскликнул Шику, имея в виду подошедшую к ним Жулию. — Ты позволишь мне с ней потанцевать?

— Разумеется. Мне будет приятно посмотреть на вас.

— Жулия, ты же не откажешь отцу в удовольствии полюбоваться такой замечательной парой? — не оставил ей выбора Шику.

Она пошла с ним танцевать, и он сразу же прижал ее к себе крепко-крепко. Жулия, как и следовало ожидать, воспротивилась этому. Шику слегка ослабил объятия, но не отпустил ее. Они продолжали танцевать и пререкаться: он объяснялся ей в любви, а она твердила, что никогда не ответит ему взаимностью. При этом их истинные чувства друг к другу были столь очевидны, что любой сторонний наблюдатель мог бы сказать: это ссорятся двое влюбленных.

Одним из таких наблюдателей случайно оказался и Антониу Сан-Марино. Кровь ударила ему в голову, и он сразу же позабыл обо всем на свете — и о Гонсале, которая по-прежнему отказывалась выходить к гостям, и о серебряной свадьбе…

— Жулия и Шику?! — произнес он вслух, не владея своими эмоциями.

— Да, — услышав его, подтвердила Бетти. — Все это кончится свадьбой!

Боясь выдать себя окончательно, Сан-Марино не стал с ней разговаривать — ушел в дом, в свою потайную комнату, к портрету Евы. Он должен был как-то унять свои чувства, просто обязан был это сделать.

Но волнение Сан-Марино было настолько сильным, что он забыл закрыть за собой дверь, войдя в потайную комнату. И Арналду, последовавший за ним, чтобы поговорить о бастующей Гонсале, увидел отца стоящим перед портретом Евы.

Существование этой комнаты и особенно портрета женщины, в которой без труда можно было узнать Жулию Монтана, стало потрясением для Арналду.

— Жулия?! — произнес он изумленно, стоя за спиной у отца.

Антониу вздрогнул и, обернувшись к сыну, злобно прошипел:

— Уйди отсюда! Сгинь!

Арналду молча удалился, размышляя над тем, что бы все это могло означать.

Сан-Марино также вышел из комнаты, и был он мрачнее тучи. А тут еще Патрисия доложила ему, что Гонсалу никому не удалось вразумить — ни Флоре, ни Бобу, ни Арналду, ни даже Тьягу.

— Придется тебе идти к ней, Антониу, — сказала Патрисия. — делай с ней что хочешь: умоляй на коленях, целуй, гони в шею… Это единственное, что мы еще не испробовали. Иди, не бойся. Я буду тут поблизости.

Сан-Марино предпочел кнуту пряник, он буквально валялся в ногах у Гонсалы, моля ее о прощении, взывая к ее благоразумию, но все это оказалось бесполезным.

— Иди к гостям и выдумай красивую отговорку, почему меня нет, — сказала ему Гонсала. — Что-что, а врать ты всегда умел!

Он ушел, а Гонсалу вновь принялась обрабатывать Патрисия — уже по инерции, без всякой надежды на успех.

Теперь Сан-Марино не оставалось ничего, как воспользоваться подсказкой Гонсалы, то есть придумать правдоподобную отговорку.

Пока он думал, его отыскал всклокоченный Боб Ласерда:

— Что будем делать? Уже надо выносить торт. Обычно в таких случаях его разрезает хозяйка дома, «невеста». И предлагает гостям.

— На Гонсалу больше нельзя рассчитывать, — твердо произнес Сан-Марино. — Я найду другую невесту!

И он направился к Жулии.

— У нас вышла неприятность, — сказал он ей, — Гонсала залила вином свое праздничное платье, специально сшитое для этой торжественной церемонии. Ну и, конечно, расстроилась. Теперь ищет, чем бы его заменить, но ни один наряд ее не устраивает.

— Да, действительно неприятность, — согласилась Жулия. — То-то ее нигде не видно!

— И я хотел тебя попросить помочь мне, — продолжил Сан-Марино, наклонившись к самому уху Жулии: — Скоро подадут торт, его должна разрезать «невеста», но поскольку ее нет, то…

В этот момент, проходивший мимо Отавиу увидел Сан-Марино с Жулией, и вдруг из глубин его помутневшей памяти четко всплыла картинка: Сан-Марино целует Еву!

Находясь во власти этого видения, Отавиу закричал:

— Нет. Только не Ева, она моя невеста! — и, бросившись к Сан-Марино, ударил его кулаком в лицо. Потом обернулся к Жулии, крепко вцепился в ее руку и сказал:

– Она выйдет замуж за меня, Антониу! Ты ее не смей целовать!

— Папа, успокойся! Папа, это я, твоя дочь, – в отчаянии повторяла Жулия, но Отавиу ее не слышал.

Вокруг них собралась толпа зевак. Никто не мог понять, из-за чего Отавиу подрался с хозяином дома.

Жулия тем временем продолжала твердить свое, а Отавиу по-прежнему видел в ней Еву и все норовил поцеловать ее в губы.

Сан-Марино в течение всей этой сцены стоял ни жив, ни мертв. И все остальные, кроме Жулии, тоже оцепенели.

Но тут из толпы вынырнул Арналду и встал между Отавиу и Жулией.

— Тихо, успокойся, — сказал он Отавиу.

Тот медленно перевел на него взгляд и вдруг упал как подкошенный.

Арналду поднял его, усадил на стул. Обморок Отавиу длился не более секунды. Открыв глаза, он затуманенным взором огляделся вокруг, увидел Сан-Марино, виновато улыбнулся:

— Прости, Сан, у меня немного голова закружилась. Я посижу тут, отдышусь…

Жулия попросила для него стакан воды.

А Арналду предложил ей выпить шампанского. Жулия взяла из его рук бокал, они чокнулись, она стала благодарить Арналду за помощь и объяснять ему, что произошло с ее отцом.

Внезапно к ней подбежала Бетти и, выхватив у Жулии бокал с шампанским, швырнула его на пол:

— Мерзавка! Ты опять за свое? Пытаешься очаровать Арналдинью?

— Бетти, опомнись! — попыталась вразумить ее Жулия. — Ты ведь не знаешь, что туг произошло!

— Знаю! думаешь, я слепая?

Вокруг них вновь стала собираться толпа, и Арналду пришлось еще раз вмешаться:

— Бетти, не шуми! давай лучше выпьем.

Она посмотрела на него уничтожающим взглядом:

— А ты тоже хорош! Пошел за шампанским и пропал! Моя сестра тебя перехватила?

— Да нет же, Вот оно, шампанское!

— Спасибо. С меня хватит! В прошлый раз ты меня продинамил: назначил свидание и не приехал. Теперь опять то же самое. Нет, дорогой, поищи для таких развлечений кого-нибудь другого!

Ее последняя фраза потонула в хоре голосов, восторженно приветствовавших появившуюся, наконец, Гонсалу.

Она вышла из дома, поддерживаемая под руку Патрисией, и Сан-Марино тотчас же устремился ей навстречу. Патрисия передала ему из рук в руки «невесту», все зааплодировали, Ласерда подал знак дирижеру, и оркестр грянул свадебный марш Мендельсона.

Супруги прошествовали на украшенный гирляндами, подсвеченный со всех сторон подиум, сооруженный к этой дате вблизи бассейна. Виновникам торжества поднесли шампанское, музыка смолкла, и Сан-Марино, подняв бокал, произнес тост:

— Друзья мои, сегодня мы отмечаем двадцатипятилетние счастливого брака, от которого родились двое сыновей, — Арналду и Тьягу. Я благодарю Бога за то, что он свел меня с этой чудесной женщиной, которую я все больше люблю и уважаю. Пусть наше счастье послужит примером для молодого поколения. Если в семье есть взаимное доверие и уважение, любовь может длиться вечно! Я пью за тебя, Гонсала!

Он уже успел поднести бокал к губам, когда Гонсала, подняв руку, громко обратилась к гостям:

— Подождите минутку! Прежде чем выпить, я бы хотела сказать пару слов, если, конечно, муж позволит.

Не заподозривший подвоха Сан-Марино сделал галантный жест в ее сторону

— Прошу, дорогая!

— Я хотела сказать, — начала Гонсала, — что за эти пять минут услышала больше комплиментов и похвал в свой адрес, чем за все двадцать пять лет совместной жизни.

— Гонсала! — в шутливом тоне укорил ее Сан-Марино уже догадываясь, что у нее на уме, но, все же пытаясь спасти ситуацию.

— Я говорю правду! — продолжила она. — Если бы о нас каждый день писали в прессе, мы бы замечательно жили, совсем не так, как сейчас.

— Хорошо, а теперь давайте выпьем! — перебил ее Сан-Марино.

— Я еще не все сказала, — бросила ему Гонсала и вновь обратилась к гостям: — Знаете, почему я так долго к вам не выходила? Потому что мне было стыдно! Я ведь не актриса, а по сценарию должна была выйти на эту сцену. Или — на арену цирка, так будет правильнее.

На ее выпад ошеломленные гости отреагировали гробовой тишиной, и в этой тишине громом прозвучал голос Сан-Марино:

— Хорошо, достаточно. Маэстро, музыку! Друзья мои, продолжаем праздник!

Дирижер взмахнул палочкой, но уже на первых тактах оркестр вновь умолк, потому что Гонсала потребовала:

— Ну-ка перестаньте играть! Тихо! Ты двадцать пять лет затыкал мне рот, Антониу, но теперь я все скажу!

— Ради Бога, только не здесь и не сейчас! — взмолился он.

— Почему? Ты меня ударишь? — с вызовом произнесла она. — Все, что сейчас тут говорил мой муж, — сплошная ложь! Уважение, доверие… Как бы не так! Весь наш брак соткан из обид. Да, именно такой брак был предложен в качестве примера для подражания!

Сан-Марино, уже не заботясь о том, как это будет выглядеть со стороны, в буквальном смысле попытался закрыть ее рот ладонью, но она увернулась от него и закричала в толпу:

— Так выпьем же за долгие, мрачные, невыносимые двадцать пять лет! — Потом обратилась и к Сан-Марино — Прими мои поздравления, Антониу! Тебе удалось сделать из меня самую несчастную и униженную женщину на свете!

Пока она пила свое юбилейное шампанское, он обхватил ее обеими руками и поволок с подиума. А она упиралась и кричала:

— Ты недоволен мной? Ну да, я знаю, ты предпочел бы, чтоб она была рядом с тобой! Вместо меня!..

Жулия растолкала отца, который после приступа уснул сидя в кресле.

— Пойдем, папа, нам пора домой.

— Да? Уже все закончилось? А где твои сестры?

— Сели уехала давно, а Бетти… сама доберется!

Глава 24

В суете праздника Жулия потеряла из виду Сели и далеко не сразу сообразила, что ее вообще нет среди гостей.

— Куда подевалась Сели? — спросила она у Бетти. — Ты же вызвалась ее опекать!

— Не знаю… Она тут вроде бы подружилась с одной девочкой, Жуаной. Кстати, это племянница Шику! А потом ее пригласил на танец Тьягу. Сели, конечно, отказывалась, но я уговорила ее потанцевать. … Слушай, а может, она уединилась с Тьягу?

– Думай, о ком говоришь! Это же Сели! – одернула сестру Жулия.

Как раз в это время к ним подошел Тьягу и хмуро сообщил, что Сели уехала домой.

– Одна?! И ты ее отпустил? – возмутилась Бетти.

– Я ее не отпускал, – потупившись, ответил он. – Но вы не волнуйтесь: они с Жуаной уехали на машине моего друга, Сержинью. Он подвезет Сели прямо к ее дому. Извините, я должен идти… Меня зовут…

– Прямо беда с ней! – огорчилась Бетти. – Каких трудов стоило уговорить ее прийти сюда, да еще и надеть нормальное праздничное платье, и все напрасно. Сбежала!

– Не забывай, откуда она только вчера приехала. Не все сразу, – сказала Жулия.

Этот разговор состоялся между сестрами еще до того, как Бетти затеяла ссору с Жулией. А после ссоры они уже не общались, и домой вернулись порознь.

Едва Жулия ступила на порог, как к ней бросилась встревоженная Онейди:

– У Сели жар! Было почти тридцать девять. Я дала ей лекарство, сейчас температура немного спала.

– Она давно приехала?

– Давно. Я сразу почувствовала что-то неладное, несколько раз заглядывала к ней – она все молилась. И сейчас молится! Не знаю, разве так можно? Это, конечно, не мое дело, но мне кажется, что она просто изводит себя.

Жулия пошла к Сели и долго сидела у ее постели, пытаясь хотя бы таким образом отвлечь сестру от молитв.

– Ты уехала рано, потому что почувствовала недомогание, или вы все же поссорились с Тьягу? – задала ей прямой вопрос Жулия, а Сели, волнуясь, ответила:

– Тьягу тут абсолютно ни при чем! Я, наверно, там простудилась, выпила воду со льдом.

– А, по-моему, ты нервничаешь! Что случилось на празднике?

— Ничего. И я вовсе не нервничаю, тебе показалось.

Оставив Сели в покое, Жулия заглянула к отцу, который поселился, в бывшей спальне Григориу, не считаясь ни с какими доводами Алекса и дочерей, отговаривавших его от этого,

— Я должен здесь пожить! — настаивал на своем Отавиу. — У меня предчувствие, что эта комната всколыхнет мою память!

И теперь все домашние, за исключением не посвященной в некоторые подробности Сели, периодически подходили к спальне Григориу, напряженно прислушиваясь. У всех еще была свежа в памяти первая реакция Отавиу на эту спальню.

Когда Жулия зашла к отцу, то увидела его на балконе в очень странной позе: он словно завис в воздухе, сильно перегнувшись через перила. Тело его мерно покачивалось из стороны в сторону и набирало обороты…

Это был обморок.

Придерживая отца руками, Жулия громко позвала на помощь Алекса. Вдвоем они уложили Отавиу на кровать.

– Онейди, позвони доктору Сисейру, попроси срочно приехать! — распорядилась Жулия.

— Все-таки не следовало бы ему пока находиться в этой комнате! — сказал Алекс.

На шум прибежала Бетти, и даже Сели.

— Он умрет? – спросила Сели обреченно, так, словно и не могла ожидать ничего другого.

— Нет, это всего лишь обморок, успокойся, — обняла ее Бетти,

Отавиу том временем пришел в себя, а приехавший вскоре Сисейру сказал, что это, вероятно, реакция на переезд: усталость, избыток эмоций.

Жулия попросила доктора осмотреть заодно и Сели. Сисейру поставил диагноз: вирусная инфекция. Когда Жулия принесла Сели таблетку антибиотика, та отказалась от лекарства:

— Это не поможет. Я должна молиться!

— Хватит молитв! — строго произнесла Жулия. Тебе надо отдохнуть.

— Нет, я знаю, отчего папе стало плохо. Это я виновата, но я буду молить Бога, и он даст мне еще один шанс.

— Если ты сейчас же не уснешь, я затолкаю в тебя снотворное! — пригрозила Жулия.

Утром самочувствие Отавиу и Сели заметно улучшилось, и все стали понемногу успокаиваться.

Но тут между Бетти и Жулией вновь вспыхнула ссора – из-за того, что Арналду вздумал прямо с утра послать им обеим цветы. Бетти сразу же ополчилась на сестру и угомонилась, лишь прочтя записку, адресованную Жулии, — это было приглашение на работу в «Коррейу Кариока». А Бетти Арналду приглашал вечером в ресторан.

Наученная горьким опытом, Бетти уже не слишком доверяла Арналду, поэтому решила обезопасить себя от возможного подвоха. Позвонив Раулу, она пригласила его в тот же ресторан, на то же самое время, которое было указано в записке Арналду. При этом она была по-дружески откровенна с Раулом:

— Там будет Арналду Сан-Марино, и я хочу, чтобы он приревновал меня к тебе. Поможешь? Как друг!

— С тобой не соскучишься! — засмеялся Раул. — Конечно, помогу, раз уж мы с тобой такие друзья.

Еще на празднике, сразу после инцидента с Отавиу, Алвару потребовал от Сан-Марино:

— Ты должен, наконец, принять решение. Отавиу становится все более опасным. С ним надо кончать!

— Да-да, ты прав, — согласился Сан-Марино. — Тянуть с этим мы уже не можем. Бедная Жулия!..

Потом было скандальное выступление Гонсалы, и проблема Отавиу отступила для Сан-Марино на задний план.

Да и Алвару пришлось потратить много энергии совсем на другие дела: в течение всей ночи он выполнял поручение Сан-Марино— договаривался с различными влиятельными людьми о том, чтобы информация о вчерашнем скандале не просочилась ни в печать, на телевидение, ни на радио. В ход шли любые средства: от дружеской просьбы до неприкрытых угроз и шантажа.

К утру Алвару уже смог доложить Антониу, что ни одна газета не вышла с сообщением о семейном торжестве в доме Сан-Марино.

— А теперь готовь документы для развода — сказал ему Антониу. — Гонсала сделала все, чтобы получить развод, и она его получит! Я выпущу ее из этого дома без гроша! А ты обоснуешь все юридически.

— Но зачем тебе это нужно? Скандал мы уже практически заняли. Гонсала просто лишнего выпила, сорвалась. Все утрясется, — принялся отговаривать его Алвару. — Ты же сам утверждал еще не так давно, что развод может сильно повредить твоей избирательной кампании.

— Я повержен собственной женой, а ты говоришь о какой-то там кампании!

— Ну, Антониу, не ожидал я от тебя такой слабости, — покачал годовой Алвару.

— Это не слабость, а трезвомыслие, — возразил ему Сан-Марино. — Скандал удалось замять, и это хорошо. Но только при условии, что я лягу на дно. А если продолжу участие в избирательной кампании — мои конкуренты используют этот козырь в самый неудобный для меня момент. Поэтому я сниму свою кандидатуру. Я уже и Боба поставил в известность.

— А я советую тебе не торопиться. Время еще есть, сойти с дистанции ты всегда успеешь, — рассудил Алвару. — Там сейчас Патрисия беседует с Гонсалой. Вполне вероятно, что ей удастся отговорить твою жену от развода.

– Ты ничего не понял! — раздраженно бросил ему Сан-Марино. — Ее желание или нежелание для меня теперь ничего не значат. На разводе настаиваю я сам, по собственной инициативе!

— Ну, это уж совсем зря, – сказал Алвару. — Успокойся, одумайся. В любом случае не торопись, чтобы потом не раскаиваться.

Пока они спорили, Гонсала и Патрисия тоже обсуждали тему развода.

— Он мне прямо сказал: «Я даю тебе развод»! Значит все уже решено, отступать некуда, — говорила Гонсала.

Но ты же не хочешь развода, я вижу это, – отвечала ей Патрисия. — Ты по-прежнему ревнуешь Сан-Марино, а значит, любишь его! Вчера ты выплеснула все, что в тебе накипело за долгие годы. Так почему бы теперь не начать с чистого листа? Мой тебе совет: не разводись. Отстаивай свои права, дерись, но не так, как прежде. Попробуй использовать совсем иное оружие!

— Какое, Патрисия? Где его взять?

— А вот об этом стоит хорошенько подумать!

После завтрака Отавиу уединился с Алексом в бывшей спальне Григориу и рассказал ему о своем ночном кошмаре.

Я вспомнил, Алекс, как все было!

— Что было?!

— Я вспомнил сон. Сначала был сон. И мне опять привиделось, будто я убил своего отца! Признайся, ты мне чего-то недоговариваешь? Может, это было на самом деле?

— Ну, опять ты за свое! — рассердился Алекс. — Прислушайся к тому, что ты несешь! Разве ты способен убить человека?

— Нет. Но почему же мне это снится? Вчера ночью я даже не сразу понял, что это был сон. Мне вдруг стало страшно, и что-то подтолкнуло меня к балкону. Потом я услышал чьи-то голоса, голова закружилась, и я упал в обморок!

– Да, ночные кошмары – это ужасно, – посочувствовал ему Алекс. – Но доктор Сисейру сказал, что ты здоров, а о6морок твой всего лишь от усталости и перенапряжения.

– Но почему я пошел на балкон? — не унимался Отавиу. – В тетрадке у меня записано с твоих слов, что я упал с балкона. С этого балкона?

— Да. Сколько можно возвращаться к одной и той же теме!

— А ты точно знаешь? Ты ведь не жил тогда с нами. Откуда тебе известно?

— Об этом тогда все говорили. Наверняка это записано даже в твоей истории болезни.

Отавиу его ответ не удовлетворил, и он стал собираться в дорогу.

— Куда ты? — встревожился Алекс.

— Пойду к Сану, его расспрошу. Он уж точно знает все подробности.

— Не стоит этого делать сегодня, после обморока.

— Нет, я пойду к нему прямо сейчас.

Не в силах остановить Отавиу, Алекс обратился за помощью к Жулии, но и ей не удалось повлиять на отца. В итоге Отавиу поехал к Сан-Марино вдвоем с Жулией.

Бетти тоже вскоре ушла из дома, в парикмахерскую: она обстоятельно готовилась к решающему сражению за свое счастливое будущее, которое по-прежнему связывала с Арналду Сан-Марино.

И так уж получилось, что Тьягу посетил дом Монтана в отсутствие Отавиу и его старших дочерей.

Онейди сказала ему, что Сели заболела, однако навестить ее позволила и, более того, с нескрываемым удовольствием проводила Тьягу до ее комнаты.

Сели же, наоборот, сразу попыталась прогнать его:

— Уходи! Тебе нельзя меня видеть!

– Я уйду, но ты сначала выслушай меня!

– Нет. Я не могу. Уйди, пожалуйста!

– Прости меня, я не хотел тебя обижать, — не отступал Тьягу. А тот поцелуй…

— Я ничего не помню! Я много молилась и все забыла!

— Нет, не забыла. Я знаю. Не надо притворяться. Я помню твои губы. Вчера я понял, что тоже тебе нравлюсь!

– Ты заставил меня, так нельзя! Ты знаешь, что я стану монахиней, это грех!

— Я не смог удержаться, прости. Обещаю, в следующий раз, если только ты сама…

— Следующего раза не будет! Пожалуйста, забудь обо мне!

— Но я не могу тебя забыть! Я еще никогда никого так не любил, Сели! Что мне делать? Я просыпаюсь с мыслями о тебе и засыпаю с ними!

Он опять не удержался и, нарушив только что данное обещание, попытался обнять ее и поцеловать.

– Нет! Нет! — закричала Сели. — Пусти меня! Я все равно уйду в монастырь!

– Хорошо, ты имеешь на это право. Но у меня сеть право бороться за тебя, любить тебя. Ведь ты еще не дала обет!

Сил для сопротивления у Сели почти не осталось, она испугалась, что может опять не устоять, поддаться соблазну, и произнесла как заклинание:

— Тьягу, я тебя не люблю! Не люблю!

– Не верю! Ты меня любишь, я это чувствую!

— Нет, ты ничего не понял. Перестань меня мучить, а то я еще сильнее заболею и умру. Тебе это нужно? Оставь меня в покое и выйди отсюда!

— Я люблю тебя, Сели, — сказал ей Тьягу на прощание. И если ты передумаешь, знай: я жду тебя!

После ухода Тьягу Сели заметно повеселела и с удивлением обнаружила, что у нее уже нормальная температура. Произошедшую с ней метаморфозу Сели объясняла для себя тем, что она сумела устоять перед соблазном. А Онейди связывала это исключительно с визитом Тьягу, но помалкивала и лишь лукаво улыбалась.

Жулии было очень неловко оттого, что они с отцом приехали в дом Сан-Марино сразу после вчерашнего скандала, не дав человеку возможности прийти в себя. Но Отавиу вообще не помнил о том, что вчера был здесь в гостях, поэтому остановить его не представлялось возможным

Предупрежденный Жулией по телефону, Сан-Марино успел внутренне подготовиться к этому внезапному визиту, и встретил их с такой безоблачной улыбкой, как будто и впрямь не пережил никаких потрясений накануне.

— Отавиу, здравствуй, проходи… Мой друг, Жулия, как я рад! Усаживайтесь поудобнее.

— Ответь мне. Сан, на один вопрос. Я больше не могу ждать! — сразу же приступил к главному Отавиу.

— Спрашивай!

– Это очень важно, Сан. Пообещай, что скажешь только правду.

— Да, конечно!

– Это я убил отца?

— Да что ты такое говоришь, папа! — в ужасе воскликнула Жулия.

– Умоляю, Сан, не щади меня, — продолжал в том же духе Отавиу. — Скажи правду. Я должен знать! Это я убил отца?

Он так сильно разволновался, что Антониу м Жулия принялись вдвоем его успокаивать, А Сан-Марино при этом еще раз повторил всем известную историю про рак легких, от которого якобы и умер несчастный Григориу.

Отавиу несколько успокоился, но потом опять недоверчиво спросил:

— А ты меня не обманываешь?

Сан-Марино стало не по себе от пристального взгляда Отавиу, но ответил он твердо, уверенно:

— Истинная, правда! А с чего это ты вдруг?

— Понимаешь, мне снилось, будто я убиваю отца. Ужасное ощущение! Алекс говорит, что это всего лишь ночной кошмар, но я должен был спросить у тебя, у моего брата.

Сан-Марино вновь принялся успокаивать от Отавиу, уверяя, что это и вправду не более чем дурной сон.

В конце концов, Отавиу ему поверил и поблагодарил его.

— Спасибо, брат. Ты снял камень с моей души.

Домой Отавиу вернулся не просто в хорошем, а в приподнятом настроении. Да еще и Сели порадовала его своим чудесным выздоровлением.

— А где моя дочь Бетти? — спросил Отавиу. Вас должно быть трое!

— Мы разбирали вещи в подвале, Бетти нашла там какое-то платье и захотела примерить его у себя в комнате, пояснила Онейди.

— Платье? Это интересно! — оживился Отавиу. — Чье же это может быть платье? Пожалуй, я пойду к Бетти, посмотрю.

Он ушел, а Алекс с тревогой взглянул на Жулию.

— Я уже всего опасаюсь, — признался он. — Любая вещь из прошлого вызывает в нем болезненные реакции. Спальня сеньора Григориу, балкон… Кстати, там, в подвале, мы нашли портрет сеньора Григориу, но я пока его на всякий случай припрятал.

— А вы не видели там портрета моей мамы? — оживилась Жулия. — Он висел у нас над обеденным столом и очень нравился папе. Я это хорошо помню.

— Нет, не видели

— Куда же он подевался?

Возможно, еще найдется. Мы ведь не все ящики разобрали.

Пока они тут беседовали, Отавиу заглянул в комнату Бетти, увидел ее в свадебном наряде Евы и радостно воскликнул.

— Ева! Наконец-то ты приехала!.. Нам уже пора к венцу?

Он очень напугал Бетти. Она бросилась к отцу, подумав, что он сейчас опять лишится чувств. Но Отавиу лишь тряхнул головой, словно прогоняя остатки мелькнувшего перед его глазами видения, и произнес удивленно:

– Бетти?

— Да, папочка, это я, Бетти.

— А куда у тебя это платье? Точно такое я купил Еве к нашей свадьбе.

– Вероятно, это оно и есть. Я нашла его в подвале, в каком-то сундуке. Мне захотелось посмотреть, как я буду в нем выглядеть. По-моему, оно прекрасно сохранилось и мне к лицу.

– Ты тоже собираешься замуж? – удивился Отавиу.

— А почему бы и нет? — озорно улыбнулась Бетти.

— А кто твой жених? Я забыл.

— Мой жених — Арналду. Но он и сам еще об этом не знает, папа

Уверенность, с какой Бетти продвигалась к своей цели, в тот же вечер принесла первые плоды: Арналду заглотал крючок под названием «ревность» и, отшив соперника, роль которого успешно исполнил Раул, увез Бетти в роскошный отель, где они и провели ночь.

Глава 25

После того как Шику осознал, что любит Жулию, и признался в этом самому себе, а потом и ей, он уже ни от кого не скрывал ни своих чувств, ни своих намерений относительно строптивой Жулии Монтана. Коллеги сначала подшучивали над ним, так или иначе обыгрывая скандальные Таблетки Любви, а потом даже стали сочувствовать ему.

Были среди них и те, кто отказывался верить Шику: уж слишком долго он считал Жулию своим

заклятым врагом, имея на то все основания после колумбийской командировки. А потом ведь была еще история с украденной темой для статьи! Такое далеко не всякий сможет простить, не говоря уж о том, чтобы влюбиться в человека, поступившим с тобой так подло.

– Я понимаю, что это розыгрыш и мистификация — говорил Шику, например, его товарищ по работе Дину — никак не соображу, в чем же тут смысл. Что ты затеваешь? Это наверняка какой-то хитроумный план мести. Я прав?

— Тебе так же трудно что-либо втолковать, как и моей бывшей жене, – отвечал ему на это Шику. — Ты же знаешь Лусию Элену? Она если что вобьет себе в голову, то выбить это можно только вместе с головой. Мы пять лет в разводе, а она все думает, что я в нее тайно влюблен. Я ей уже открытым текстом сказал, что люблю Жулию, но она, точно как ты, не верит! У Лусии Элены своя логика: если не женишься, значит, не любишь, а просто блефуешь!

— У твоей Лусии Элены богатая фантазия! — засмеялся Дину. — А я даже представить не могу тебя рядом с Жулией, да еще в свадебном фраке! Ха-ха-ха!.. Не смеши меня!..

Между тем откровенный разговор с Лусией Эленой оказался не совсем бесполезным: до нее, наконец, дошло, что Жулия — не очередное мимолетное увлечение Шику, а нечто более серьезное. Об этом она и сказала Жудити. А та ее просто высмеяла:

— Я знаю эту Жулию! Она отдала Шику в заложники колумбийским боевикам! Ты что-то не так поняла и все перепугала.

— Нет, он мне прямо сказал, что любит ее и хочет на ней жениться.

— Если ты не бредишь, то, значит, мой сын сошел с ума, — пришла к заключению Жудити. — И его надо срочно лечить!

Приехав к Шику в редакцию, она громко, не обращал ни на кого внимания, спросила:

– Это правда, что ты влюбился в предательницу Жулию Монтана?

– Говори тише, мама, – поморщился от досады Шику.

— Франсиску Мота, отвечай, я приказываю! — произнесла она еще громче.

— Мама, пойдем, я тебя провожу, и по дороге мы поговорим.

— Не надо меня выгонять, я все равно никуда не уйду, пока не услышу от тебя да или ‘нет’.

— Да! — сделал ей одолжение Шику.

— Так, значит, ты все-таки спятил! И жениться на ней собираешься?

— Пока нет, мама.

– Тогда я ничего не понимаю. Ты выдумал все это, чтоб отвязаться от Лусии Элены?

— Да она-то тут при чем, мама?! — вышел из себя Шику.

— Ну вот, теперь я все поняла! — сказала Жудити. — А зачем же в таком случае надо медлить со свадьбой?

— Ты издеваешься надо мной?

— Нет, серьезно спрашиваю.

— Невеста еще не дозрела до столь ответственного шага.

— Понятно. То-то я вижу, что ты не похож на счастливого влюбленного!

— Мама, перестань! Ты отвлекаешь меня от работы.

— Я сейчас уйду. Но прежде скажу тебе вот что: если женщина не любит моего сына, то грош ей цена!

Дома, вспомнив эту сцену, Раул беззлобно уколол Шику:

— Что сидишь, пригорюнившись, Ромео? Обдумываешь замечание доны Жудити насчет твоей избранницы?

– Мои мысли действительно вращаются неподалеку от Жулии, — в серьезном тоне ответил ему Шику. — Я думаю об Отавиу. Ты помнишь тот эпизод во время серебряной свадьбы, когда Отавиу ударил Сан-Марино?

– Я был далеко от того места и ничего не видел.

— Я тоже не видел самого начала этой сцены, но успел заметить, что Сан-Марино был напуган до смерти. Его ведь не так просто испугать, ты знаешь, да и Отавиу человек миролюбивый, доброжелательный, он без причины махать кулаками не стал бы.

– Но говорят же, будто на него тогда нашло какое-то затмение.

– А если не затмение, а наоборот, прозрение?

— На что ты намекаешь?

— Мне кажется, Отавиу в тот момент что-то вспомнил, причем что-то очень неприятное, а может, даже и опасное для Сан-Марино. Мой нюх мне подсказывает, что наш шеф вообще не заинтересован в выздоровлении Отавиу. Я был свидетелем еще одного эпизода. Помнишь, я тебе рассказывал, как мы смотрели старую запись футбольного матча?

— Ну, припоминаю.

— Так вот, Сан-Марино в тот раз тоже чуть удар не хватил, когда он услышал, что к Отавиу вернулась память. Я тогда не придал этому значения… А он сказал, что задохнулся от радости за Отавиу.

— Слушай, зачем тебе нужно в этом копаться? — спросил Раул. — У тебя и так не слишком устойчивое положение в редакции.

— Нет, я хочу все выяснить, и уже запросил кое-какие материалы в архиве. Мне нужно доподлинно знать, что произошло в ту ночь, когда умер или был убит Григориу Монтана!

— Ты считаешь, в этом как-то замешан Сан-Марино?

— Пока это все лишь на уровне интуиции. Но я сам видел панический страх в глазах Сан-Марино и готов поспорить, что он боится разоблачения. А вот в чем — это вопрос! Я должен найти на него ответ!

— А я бы советовал тебе не ввязываться в эту темную историю, — еще раз повторил Раул.

Приехав к Сан-Марино и задав ему тот страшный вопрос об убийстве отца, Отавиу тем самым спас свою жизнь или, по меньшей мере, получил отсрочку в исполнении приговора.

Сан-Марино не мог удержаться от смеха, рассказывая Алвару о душевных терзаниях Отавиу:

— Ты можешь представить, какая ирония судьбы! Пришел ко мне спросить, не он ли убил своего отца!

— Значит, насколько я тебя понял, ты решил еще на какое-то время оставить его в покое, — недовольным тоном произнес Алвару.

— Ну, в общем, да. Знаешь, с ним была Жулия…

— Тогда мне тем более все понятно!

– Нет, ты не спеши с выводами. Я затем и позвал тебя, что нуждаюсь в твоем совете. Вопрос Отавиу ее очень испугал, и она теперь тоже невольно будет думать о вероятных причинах смерти Григориу.

— Ну да, а если учесть, что она еще и журналистка, — верно, понял ход его мыслей Алвару, — то ей проще всего будет покопаться в архивах. А дальше все покатится само, стоит только зацепиться за какую-нибудь подробность.… Так, значит, убрать следовало бы и ее, но на это ты не пойдешь…

— Нет! Это выше моих сил! — признался Сан-Марино.

— В таком случае, тебе надо прибегнуть к хитрости. Покажи ей все статьи о смерти Григориу, пусть она это узнает от тебя и угомонится. Ей ведь не захочется выискивать доказательства вины собственного отца!

На том они и порешили.

Сан-Марино, позвонив Жулии, предупредил ее, что беседа будет конфиденциальной, но она все равно сказала о своей поездке Алексу.

— Ты не говори папе, что я туда поехала. Сан-Марино хочет что-то рассказать мне без свидетелей. Я очень волнуюсь.

– Я тоже, — сказал Алекс. — Что же он может такого сообщить, чего мы не знаем о смерти сеньора Григориу?

Сан-Марино беседовал с Жулией долго, используя возможность любоваться ею. Постоянно повторял, что ему тяжело обо всем этом вспоминать, но раз уж Отавиу зацепил болезненную тему…

А если отбросить все ужимки и словесную шелуху, то сказал Сан-Марино о смерти Григориу примерно следующее: старик умер сразу же после ссоры с Отавиу, а тот, осознав свою вину, решил покончить с собой и выбросился с балкона.

Жулия, разумеется, была ошеломлена услышанным, и Сан-Марино обнял ее этак по-отцовски, а затем стал взволнованно говорить ей слова утешения:

— Не волнуйся, дорогая моя Жулия. Даст Бог, Отавиу никогда не вспомнит о той трагедии. А если это и произойдет, мы оба ему поможем… Ты такая красивая, Такая необыкновенная!.. Я никогда не брошу ни Отавиу, ни тебя!

– Спасибо! Вы так добры к нам, — растроганно отвечала ему Жулия. — Я даже не знаю, как вас благодарить.

Вернувшись, домой, она спросила у Алекса:

— Ты знал, что дедушка умер после ссоры с моим отцом? Почему ты мне об этом не сказал?

— Не хотел добавлять тебе хлопот.

— А о той публикации тоже знал?

— Но это же грязная ложь! Мало ли чего люди тогда болтали! Если хочешь знать, то я даже не уверен, поругался ли на самом деле Отавиу с твоим дедом.

— Это правда. Мне Сан-Марино сказал. Прости, Алекс, но ты не должен от меня ничего скрывать.

— Хорошо, — согласился он. — В таком случае, я должен рассказать тебе об Элиу Арантесе.

— Кто это?

— Бывший адвокат сеньора Григориу. Много лет о нем ничего не было слышно, а когда Отавиу очнулся, Арантес разыскал меня и хотел рассказать что-то важное о смерти твоего деда. Потом в него стреляли, и он снова исчез!

— Что же он мог знать?

— Понятия не имею! Но мне известно, что к той фальшивке в газете Арантес тоже приложил руку!

— Так это он организовал ту публикацию?

— Не могу этого утверждать. Но знаю одно: твой отец его не любил. Не доверял ему. Все время повторял, что Арантес занимается какими-то темными делами. Жулия, я опасаюсь, как бы сеньор Элиу не начал нас шантажировать. Скажет, например, что хочет показать Отавиу ту заметку об убийстве… Или рассказать ему о попытке самоубийства… Отавиу такого удара не переживет!

– Нет, мы не должны этого допустить! Где он сейчас?

— Не знаю. Кто-то его преследует, он скрывается. Но не так давно опять пытался поговорить со мной по телефону, только нас разъединили.

— Господи, что ему от нас нужно? — совсем расстроилась Жулия.

— Если бы я знал! Но этот человек всю жизнь был связан с бандитами, так что ждать от него чего-нибудь хорошего не приходится.

— Мы должны его найти! — решительно заявила Жулия. — До того, как он успеет что-то сделать папе.

— А как его найти? Мы можем только ждать, пока он снова не появится, — развел руками Алекс.

— Нет, я знаю, кто может нам помочь! — воскликнула Жулия. — Это влиятельный человек, и ему можно доверять. Я поговорю с Сан-Марино, Алекс!

Находясь под впечатлением от встречи с Жулией, Сан-Марино пришел в свою потайную комнату, к заветному портрету. А там его ждал сюрприз: Гонсала!

— Что тебе здесь нужно? Как ты сюда вошла? — рассердился он.

— Мне хотелось понять… — в задумчивости произнесла Гонсала. — Ведь это она лишила меня твоей ласки, твоего внимания.

— Ну и что, поняла? — грубо бросил ей Сан-Марино

— Да, кажется, сегодня до меня кое-что дошло

— И что же?

— А то, что этот портрет переживет нас всех, но не пере станет быть всего лишь картиной на стене! Эта женщина, к которой я ревновала тебя всю жизнь, мертва! Я соперничала с хостом и красками, а не с живой женщиной. Только сегодня я поняла всю абсурдность своей ревности, своих страданий. А ты продолжаешь жить в этом абсурде, воспринимая его как норму! Но ты взгляни: это портрет, и больше ничего, и ты не в силах что-либо изменить, Антониу!

— Гонсала, я не ожидал от тебя такого!

— Мне следовало давно это понять, чтобы не мучиться самой и чтобы вырвать тебя из твоего чудовищного плена. Надо было прийти сюда, позвать тебя и сказать: потрогай эту рогожку, эти засохшие краски, Антониу! Чувствуешь, они холодные, они отдают мертвечиной? А теперь дотронься до меня! — Говоря это, она взяла руку Антониу и приложила ее к своей груди. — Я живая! У меня горячее тело, гладкая кожа! Ты потрогай, потрогай! Я еще молода, мне нужна любовь, нужен секс… Господи, почему я раньше тебе этого не сказала? Почему не кричала, как я люблю тебя!.. Перед тем как мы расстанемся, я хочу быть с тобой здесь, у этого портрета! По-моему, это будет правильно!..

Ее страстный монолог закончился столь же страстными объятиями Сан-Марино.

— Как я соскучился по тебе, по твоему телу! — говорил он Гонсале. — Я уже и забыл, какая ты восхитительная женщина!..

В ту ночь они впервые за много лет спали в своей супружеской постели.

А утром Сан-Марино отозвал документы о разводе и приказал Бобу Ласерде с новой силой раскручивать избирательную кампанию

Он был счастлив, доволен жизнью и собой. А когда услышал, с чем к нему пришла Жулия, то и вовсе почувствовал себя на верху блаженства

— Значит, Алекс думает, что Арантес хочет вас шантажировать? — переспросил он, с трудом удерживаясь от смеха.

— Да, — подтвердила Жулия. — Не зря же он сказал Алексу, что знает какую-то тайну о гибели моего деда.

— А что еще он говорил Алексу? Какие-нибудь подробности сообщил?

— Нет, он обещал все это рассказать только при встрече.

— Тогда вы с Алексом абсолютно правы: он намерен вас шантажировать! Вот гад! Но ты успокойся, я его близко не подпущу к Отавиу! У меня есть способы его остановить. Как только он позвонит — немедленно сообщи мне!

— Да, конечно!

— Тут любая зацепка важна, понимаешь? Если ему нужны деньги, хорошо, я готов заплатить. Спокойствие Отавиу и всей вашей семьи не имеет цены!

После ухода Жулии Сан-Марино пригласил к себе Алвару, чтобы вместе с ним порадоваться такой немыслимой удаче.

— Да, за это, пожалуй, даже стоит выпить! — сказал, выслушав его, Алвару.

Сан-Марино с удовольствием произнес тост:

— За нежную Жулию Монтана и ее трогательную наивность! Она преподнесет мне Элиу Арантеса на блюдечке, и я же еще прослыву героем!

— Да, у этого официанта богатое воображение! — вспомнив о версии Алекса, захохотал Алвару.

— А представь себе, все чудесно укладывается в этот мнимый шантаж! Алекс — гений!

— А что ты скажешь Жулии, когда найдешь Элиу?

— Ты имел в виду, когда найдут его труп? – поправил Алвару Сан-Марино. — Просто сообщу ей эту новость и скажу, что кто-то добрался до него раньше меня. НО в любом случае бандит получил по заслугам!

— Вот теперь я узнаю старого доброго Сан-Марино, похвалил его Алвару.

Воскресный день Шику решил провести в библиотеке, но нужной ему подшивки газет за восемьдесят первый год получить он не смог.

— Ее уже взяли, — пояснила библиотекарша. – Кто-то еще изучает те же архивы, что и вы. Сейчас посмотрю Жулия Монтана! Вы с ней знакомы? Она в читальном зале.

— Спасибо, я думаю, мы сможем поработать вместе с ней, — улыбнулся Шику.

Отыскав Жулию в читальном зале, он подсел к ней за стол.

— Вижу, нас с тобой посетила одна и та же мысль?

— А зачем тебе надо копаться в прошлом моей семьи? Тебе-то что за дело? — как всегда не слишком любезно отреагировала на его появление Жулия.

— Затем, что мне нравится Отавиу, и я люблю тебя. Мне хочется вам помочь, и я знаю, что могу это сделать!

— Ладно, давай поговорим. Может, ты уже нашел что-нибудь такое, чего не знаю я.

— А что ты ищешь? Вообще, почему ты заинтересовалась событиями тех лет? Что-то хотела прояснить для себя? Или для Отавиу?

— И то и другое. Все началось с того, что отец видел кошмарный сон, связанный со смертью деда…

Она вкратце рассказала Шику все, что узнала от Алекса и Сан-Марино. А потом, словно спохватившись, вдруг осеклась:

— Не знаю, почему я это тебе рассказываю?..

— Потому, что мне можно доверять, я бы никогда не сделал ничего такого, что может навредить Отавиу.

– Кажется, ты говоришь искренне, — с некоторым удивлением отметила Жулия.

— Конечно, искренне!

— Шику, я запуталась, мне не на кого — призналась ему Жулия. — Алекс чудесный человек, но он знает все только с чужих слов. А Сан-Марино очень занят, я не могу все время отвлекать его своими сомнениями и перекладывать на него наши заботы.

— Он причастен к этой истории, — уверенно произнес Шику. — Я думаю, Сан-Марино многое мог бы рассказать, но почему-то не хочет.

— Мне кажется, ему просто больно об этом всем вспоминать. — Выдвинула свою версию Жулия. — Он всегда считал деда своим отцом, а папу — братом. Поэтому он всячески оберегает папу. Сан-Марино благородный человек, я им восхищаюсь!

Шику лишь озадаченно хмыкнул и не стал убеждать Жулию в обратном. Только произнес с уверенностью и даже с вызовом, мысленно брошенным Сан-Марино:

— И все же я не верю, что Отавиу мог причинить зло, кому бы то ни было, тем более родному отцу. Даже неосознанно! Что-то в этой истории не сходится, а что именно, пока не знаю. Но со временем все встанет на свои места.

Глава 26

Каждое утро Отавиу открывал глаза и замирал на секунду в тревоге ожидания: неужели сегодня? Он ждал свою жену Еву. Она должна была вернуться. Он это знал, он в это верил. С его верой смирились даже домашние.

— Папа отказывается верить, что умерла, говорила Жулия Сан-Марино, — И я не знаю, хорошо это или плохо.

Жулия была нео6ыкновенно доверчива с Сан-Марино и охотно делилась с ним и заботами и беспокойствами, а тот охотно выслушивал ее и давал советы.

Так, он посоветовал ей говорить подольше с наглецом и шантажистом Элиу Арантесом, если он вдруг снова позвонит.

— Нам важно выяснить, где он находится, и тогда, вот увидишь, мы избавим отца от его преследований — пообещал Антониу.

Жулия благодарно закивала, подумав про себя: «Какое счастье, что у отца есть такие преданные друзья».

Отавиу тоже с благодарностью вспоминал своего друга Сана. Сколько он для них для всех сделал! И каким дружеским и теплым был тот ужин, на который он пригласил Отавиу вместе с девочками. Отавиу непременно хотелось порадовать Сан-Марино с Гонсалой теплом и гостеприимством, и он позвонил другу и пригласил его к себе. А, пригласив, захлопотал, сам отправился сначала за покупками, а потом на кухню.

Отавиу уже не раз удивлял домашних своей изысканной стряпней. Он мог приготовить что угодно — блинчики, салаты, жаркое, заливную рыбу. Накрытый его руками стол выдавал профессионала.

— Откуда ты этому научился, папочка? — спрашивали дочери, садясь за стол, выглядевший как будто картина самого лучшего из любителей натюрмортов.

Я и сам не знаю, — пожимал плечами Отавиу. Я ведь был журналистом, а вот, оказывается, и готовить умею.

— Да вы же держали ресторан, — напомнил ему Алекс. — Люди дорого платили, чтобы посидеть у вас в «Тригу», и меня вы к себе взяли работать из небольшого кафе возле редакции. Наверное, не случайно вашей рубрикой была колонка, посвященная ночной жизни Рио. Эту жизнь вы знали как никто!

— Может быть, может быть, — задумчиво покачал головой Отавиу, — но я ничего про это не помню.

Голова не помнила, зато помнили руки, и ловко резали овощи, приправляли пряностями, смешивали, раскладывали, а у домашних текли слюнки от аппетитных запахов, которые неслись с кухни.

Гонсала пришла в восторг, увидев накрытый Отавиу стол и всю дружную семью, которая за него уселась. Она с грустью подумала о том, как холоден ее собственный дом и каким теплом дышит этот.

Но до настоящего тепла было далеко и этому. Однако сестры сделали уже немалые успехи в отношении совместной жизни, которая оказалась совсем нелегкой наукой и требовала очень большой любви друг к другу для того, чтобы из ада превратиться в рай.

Да, любому дому легко превратиться в ад; мешают друг другу привычки, сталкиваются характеры, темпераменты, вступают в спор убеждения и вот уже никому нет покоя под домашней крышей — всюду идет война, ожесточенная, непримиримая. Однако воюют всегда дети, подростки, а любящая мать умеет примирить их всех. Она терпеливо выслушает каждого, улыбнется резкости юношеского максимализма, утешит, посоветует, накормит, и вот уже под ее теплое крыло собрались все ершистые птенцы, раздумав враждовать, радуясь теплу и уюту…

Но эти птенцы, лишенные теплого материнского крыла, только искали живительного тепла любви, только жаждали его, но не знали, как и где его отыскать. У каждого под этой крышей были свои представления о ней и своя к ней дорога. И жизнь покажет, у кого она была короче и прямее и кого куда завела…

— Представляешь, Сан, я вспомнил свою свадьбу! — сообщил Отавиу.

Антониу метнул на него быстрый острый взгляд, но Отавиу не обратил внимания, каким взглядом смотрел на него друг детства. Он был погружен в свой внутренний мир и не спеша, говорил:

– Я спустился в подвал… Помнишь, мы часто там играли в детстве?

Антониу кивнул.

– Ну, так вот, там стояла моя средняя дочь Бетти нашла в сундуке материнское подвенечное платье и нарядилась в него. Как только я ее увидел, в моей памяти будто что-то сдвинулось, и картинки стали возникать одна за другой.

— Интересно, — протянул Сан-Марино.

— Я нашел очень много фотографий, каких-то вещей и вещичек, комодов, столов и статуэток из нашего детства. Этот подвал похож на мою голову, если в нем покопаться, многое может всплыть.

Разговор происходил в гостиной уже после десерта, и Сан-Марино загорелся:

— Я тоже хочу спуститься туда!

— Пойдем! — охотно согласился Отавиу.

Спустившись вниз, они оба попали в мир прошлого.

— Сколько времени мы тут провели, целыми днями не вылезали! — задумчиво проговорил Отавиу.

— Ты по целым дням читал, — подхватил Антониу. — Смотри, трость твоего дедушки! Он гонял ею Бибело, твою собачонку.

— А вот дедушкина шарманка! Она так мне нравилась… Мужчины путешествовали по стране детства, а женщины сидели тесным кружком в гостиной.

— Хорошо, если бы и мы время от времени могли убегать от реальности, – с вздохом сказала Гонсала.

Она убегала, но алкоголь — дурной друг, он только истощал душевные силы и делал все вокруг еще непригляднее.

— А зачем от нее бежать? — С удивлением спросила Бетти, сияя своими голубыми глазами. — С ней надо бороться и побеждать!

— Да, я уже поняла, что ты девушка настойчивая. — С улыбкой признала Гонсала, — И точно знаешь, что тебе нужно.

Что ей нужно, Бетти знала давно, а вот кто — узнала совсем недавно. Ей нужен был Арналду Сан-Марино. После того как она так оригинально возобновила с ним знакомство и была эта сладкая ночь на пляже, рассыпающаяся бубенцами смеха, Бетти твердо решила дождаться и звона свадебных колоколов. Ради этого она готова на все, даже на то, чтобы не встречаться с Арналдинью. Пусть в нем проснется охотник и кинется вслед за ускользающей добычей, пусть он ищет ее, пусть стремится к ней!

— Ты настойчивая, и Жулия тоже настойчивая, — продолжала задумчиво Гонсала.

— Только младшенькая у нас отстает, — улыбнулась Бетти.

— Нет, дона Гонсала. — обиженно возразила Сели, — это неправда, я тоже знаю, чего хочу. — Осунувшееся личико девушки говорило о тайном страдании, и глаза у нее были тоже очень печальными.

— Сели хочет уйти в монастырь, — вступила в разговор Онейди, — твердит, что таково ее признание, но мне ее решение не по сердцу.

Онейди всей душой привязалась к Сели, детей у нее не было, но Сели словно бы пробудила в ней материнский инстинкт, и она всей душой болела за милую беззащитную девочку.

Гонсала смотрела на Сели очень внимательно, она знала, что Тьягу теперь любит не одну только музыку, что под музыку он частенько уплывает в страну грез не один.

— В твоем возрасте ничего не знаешь наверняка, — ласково сказала она девушке, которая смотрела на нее так доверчиво, — но за свое признание, конечно же, нужно бороться.

Сели и боролась за свое признание. Боролась днями и ночами. Поцелуй, которым она обменялась с Тьягу на серебряной свадьбе его родителей, жег ей губы. Он был и сладким, и горьким. Она хотела забыть о нем, она молилась, но молитвы не помогали, и Сели считала, что уста ее осквернены.

Она наложила на себя жесточайший пост, закрылась в комнате, не желая никого видеть, и отсылала обратно всю еду, которую с такой любовью готовила для нее Онейди.

— Ты себя совсем изведешь, — Чуть не плакала жена Алекса. — Посмотри на себя! Скоро совсем растаешь!

Этого и хотела Сели. Ее плоть согрешила, и она должна была наказать ее, а главное, расправиться с источником соблазна, потому что она продолжала соблазнять ее, и вместо самых страстных молитв у нее в душе начинала звучать записка Тьягу:

«Сели! Сели! Я столько всего хотел сказать, но ты не стала слушать. Почему? Чем я тебя обидел? Мне хочется понять. Я пишу эти строки и словно смотрю в твои глаза, вижу твою чудесную улыбку, твои губы, вспоминаю нежный вкус твоего поцелуя. У меня даже сердце начинает биться сильнее. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я люблю тебя, Сели!»

И тогда Сели зажимала руками уши, закрывала глаза и настойчиво твердила привычные слова молитв, прося оградить ее от наваждения.

Собравшись с духом, она пошла к исповеди, приготовившись к страшной каре.

— Я не достойна, преклонять колени перед Господом, падре, — сказала она, и слезы полились у нее потоком из глаз, — я согрешила против обета безбрачия. Я обещала посвятить свою жизнь Господу, а сама поцеловала мужчину в губы и почувствовала то, что не положено чувствовать монашке.

— Сколько тебе Лет? — спросил священник.

— Восемнадцать. И еще я грешу, говоря неправду, отвечая на вопросы, я лгу. — Сели залилась краской, вспомнив, как на все расспросы Бетти о Тьягу, на все ее намеки, всегда отвечала: нет, нет и нет, а сама… — Но я раскаиваюсь, сразу же раскаиваюсь — торопливо прибавила она. — Если Бог не захочет простить меня, я пойму. Я достойна, гореть в огне преисподней веки вечно!

— Прочти три раза «Богородицу» и три раза «Отче наш», — сказал священник, — и больше не целуйся.

От такого легкого наказания Сели легче не стало, она казнила себя ежедневно и ежено1цно, но чем яростнее казнила, тем явственнее и горячее помнила грех.

Она не хотела и в этот вечер покидать свою комнату, но сестры уговорили ее. Сели уступила сестрам только потому, что для нее это было нелегкое испытание.

— Да, мы все упрямые, — улыбнулась Жулия. — Все в отца. Он ведь так и не хочет верить, что мамы больше нет с нами. Он ждет ее каждый день. Бегает, делает зарядку, чтобы быть в форме. Покупает каждый день мамины любимые фрукты… И мы не знаем, как нам поступить.

Гонсале было знакомо это странное наваждение, ее муж тоже был подвержен чарам покойницы. Может, она и впрямь обладала какой-то особой силой, но не создающей, а разрушающей, раз до сих пор не отпускала от себя тех, кто был нужен живым, не отпускала отца к своим детям?..

— А я уверена, что отец со временем примет правду, — уверенно сказала Бетти. — И как знать, может быть, найдет себе кого-нибудь…

Гонсала ожидала, что старшая и младшая возразят средней, что сама мысль о возможности личной жизни у их отца покажется им чудовищной, но Жулия задумчиво сказала:

— Мне показалось, что его лечащий врач Лидия как-то необыкновенно на него смотрела…

— Да что ты? — вдруг заинтересовалась Гонсала.

— Точно, точно, — кивнула головой Жулия. – Он ей очень нравится, у меня в этом нет сомнений, и сейчас, когда она, а очередной раз уехала в Англию, она присылает такие чудесные открытки и звонит часто.

— Я восхищаюсь вашим отцом, — искренне сказала Гонсала, — И лучшего ему пожелать не могу!

Когда она возвращалась вместе с Сан-Марино после вечера домой, она впервые думала не о прошлом, а о будущем, и это было так необычно, так странно… Может быть, оттого, что Отавиу так чудесно играл на пианино, а она пела, чего не делала так давно… Пение словно бы вернуло ее в давние времена девичества…

Обычно, если речь шла о будущем, Гонсала сразу представляла себе своих сыновей и погружалась в мысли об их проблемах: что будет с Тьягу? Что будет с Арналду? А о себе она думала только в прошедшем времени, и невозможность ничего поправить в этой несчастливо прожитой — уже прожитой — жизни мучила ее. Но если есть будущее и у Отавиу об этом говорят его собственные дочери, предполагая, что даже он способен найти свое счастье, хотя его больше чем кого бы то ни было, не отпускает прошлое, то почему нет будущего у нее, Гонсалы?

Эта простая мысль так потрясла ее, что она даже огляделась вокруг себя, жизнь перестала быть клеткой, тюремной камерой, о прутья которой она отчаянно и бестолково 6илась, она сделалась дорогой, и впереди замаячил свет.

Сан-Марино думал совсем о другом. Отавиу проявлял все большую активность. Сегодня он, правда, робко и деликатно, но попросил работу, и Антониу не отказал ему. Он должен был знать обо всем, что происходит с Отавиу Монтана, поэтому пусть пишет, пусть предоставляет материалы в редакцию, а Антониу посмотрит, что с ними можно будет сделать…

И особая улыбка зазмеилась на губах человека, который уверенно смотрел в темноту перед собой и вел машину.

Глава 27

Утро в доме Отавиу началось с того, что посыльный внес в столовую целый цветущий сад, и он был так прекрасен!

Бетти захлопала в ладоши: это мне! Арналдинью! Никто другой не мог послать такого роскошного букета, который стоил целое состояние! Она торопливо схватила карточку и удивленно взглянула на Жулию, которая завтракала, сосредоточенно о чем-то думая, наверное, об очередном репортаже.

— Сестричка, а ведь это тебе, — сказала чуть разочарованно, но и не без лукавства Бетти, протягивая карточку Жулии.

— От поклонника, но не тайного, а явного. Шику Мота, — прочитала Жулия, и тут же поджала губы. Букет был началом кампании по ее завоеванию, и она сама дала на нее согласие, заключив с Шику пари.

«Ты будешь встречаться со мной два раза в неделю, и, если спустя два месяца не скажешь, что любишь меня в ответ на мое «люблю», я навсегда исчезну из твоей жизни, — предложил ей Шику. — И знаешь еще что? Если ты устоишь, явлюсь в костюме уроженки Байи, с бусами и бананами на любом официальном празднестве при губернаторе и президенте!

Жулия не могла не рассмеяться, но, разумеется, отказалась. Но ее подначила Бетти, которой она рассказала об очередной выходке Шику.

— Шику Мота не способен любить, и я знаю, что он затеял, говорила возмущенная Жулия, — он хочет доказать, что возьмет надо мной верх, а потом посмеется мне в лицо и уйдет!

— Ну и трусиха же ты! — улыбнулась Бетти. Кто не любит, тот не старается так, как он. Но ты-то что теряешь, Жулия? Ты же уверена, что не полюбишь Шику. Или сомневаешься?

— Уверена! Жулия гордо вскинула голову.

— Ну, так принимай пари и обломай ему рога. Докажи что ты неукротимая! Вперед, сестренка! Мы же знаем, что ты навек останешься со своим шоколадом! Давай действуй!

И Жулия приняла пари.

– Сели, помолись за нас, — попросила Бетти, — обе твои сестры пошли на крутой вираж, и их ожидают большие перемены в жизни.

Раул, наконец, всерьез занялся ее альбомом, и во время съемок Бетти посоветовалась с ним насчет своей тактики относительно Арналду.

— Ты считаешь, меня бабником и поэтому советуешься? — поинтересовался Раул.

— Конечно, — серьезно ответила Бетти. — А разве это не так?

– Так, — согласился он.

Честно говоря, он уже устал от калейдоскопа своих бесконечных возлюбленных, но пока ничего не мог поделать: мужская честь вынуждала его соответствовать их желаниям. «Лучше много женщин, чем ни одной!» — по-прежнему оставалось его девизом.

— Ну, тогда как бабник я скажу тебе следующее: ничего не задевает нас так, как пренебрежение нашими мужскими достоинствами. Чего ты хочешь от Арналду?

— Чтобы он на мне женился, — твердо ответила Бетти.

— Молодец! Так и надо! — одобрил Раул. — Тогда секс только в медовый месяц! Я уверен, что ты победишь, Бетти, ты этого заслуживаешь!

Бетти подкрасила губы самой яркой кроваво-красной помадой и улыбнулась: она тоже так считала.

Теперь уже Бетти не исчезала из дома по вечерам, она сделалась такой же домоседкой, как Жулия.

— У Арналду везде полно знакомых, — говорила она, — я вовсе не хочу, чтобы ему кто-то донес, будто я веселюсь по вечерним клубам.

Зато проехаться по вечерним клубам пожелал Отавиу. Он всерьез собирался заняться прерванной журналистской деятельностью и мечтал восстановить свою давнюю колонку о ночной жизни Рио.

Его спутником и чичероне по ночному городу стал Раул, они объехали с десяток злачных мест, но Отавиу постигло огромное разочарование — куда девались маленькие уютные кафе, каждое со своими завсегдатаями и своими певцами или музыкантами? Где трогательное, берущее за душу пение? Где злободневный городской романс, чутко откликающийся на потребности публики?

Ор, несущийся с эстрады, напугал Отавиу. Вихляющиеся девицы, безвкусные костюмы или полное их отсутствие, мигание света, полупьяная публика произвели на него самое неблагоприятное впечатление. Вдобавок в одном из темных закоулков подгулявшая компания пьяных молодчиков едва не пристрелила их, и только благодаря ловкости и сообразительности Раула они избежали самых страшных последствий.

Отавиу был потрясен ночным путешествием.

— Мне кажется, я побывал в какой-то клоаке, — сказал он. — Раньше я странствовал по миру удовольствий и встречал в нем радости, которые объединяли всех, например пение и танцы. Люди собирались вместе, чтобы пошутить, посмеяться, словом, повеселиться. Теперь я попал в мир истерики.

Раул с удивлением посмотрел на этого человека, который считался больным, но судил не только здраво, но и проницательно.

— Я вижу, что рано сделал заявку. Мне нужно было бы сначала взвесить свои силы, — продолжал сокрушаться Отавиу.

— Вы могли бы вести какую-то тему из номера в номер, – предложил ему Шику.

— Нет, для этого нужны сквозные сюжеты, а у меня нет памяти, — вновь очень трезво оценил свои силы Монтана.

— Тогда напишите о том, к чему у вас душа лежит, а там будет видно, — мудро решил Шику, который, сменив Раула, взял на себя обязанности проводника в мире технических достижений и учил Отавиу, как обращаться с компьютером.

Отавиу охотно работал на нем, но искренне обрадовался, когда нашел на одном из шкафов пишущую машинку. Он снял ее, заботливо стер пыль и сел работать. Сотрудники редакции удивленно поглядывали на чудака, но ловили себя на том, что чувствуют к нему приязнь и симпатию. Отавиу словно бы замедлял сумасшедший темп жизни, расцвечивая ее давно забытыми нюансами: чувствительностью, добрым вниманием, юмором.

Шику проникался к Монтана все большим интересом, и желание писать о нем книгу крепло в нем с каждым днем.

— Кстати, вы не возражаете против того, что я ухаживаю за вашей дочерью? — нашел нужным осведомиться он у того, кого считал своим будущим тестем, а заодно и героем.

— Я очень рад этому, — искренне ответил Отавиу.

– А чем бы вы посоветовали мне ее порадовать? Что она любит?

— Молиться, — сразу же ответил Отавиу и тут же спохватился. — Нет! Ты же ухаживаешь за Жулией, а она любит шоколад.

На другой день Жулия получила, чуть ли не ящик лучшего шоколада, но не притронулась к нему. Она твердо решила не поддаваться ни на какие ухищрения Шику.

Теперь и Отавиу сидел вечерами, как Жулия, и писал. Он был благодарен дочери, потому что идея вернуться в журналистику исходила от нее, и вот эта идея осуществлялась, и он чувствовал себя счастливым.

— Я приготовлю вам всем сюрприз, — шептал он, — вам и моей дорогой Еве, которая вот-вот вернется.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги