Возвращение Дикой Розы

ГЛАВА 27

Как и предполагал Рохелио, Тино направился в ту сторону, где располагалось так хорошо знакомое ему ночное кафе «Твой реванш». Был еще день, и для посетителей кафе было закрыто. Тино, не раздумывая, свернул во двор, было видно, что он знает здесь все ходы и выходы.

Рохелио не рискнул сразу же идти за ним, потому что во дворе сын мог бы его заметить, и остался на улице. Минут через пять, когда сын, по его расчетам, уже должен был зайти помещение, Рохелио твердым шагом вошел во двор и огляделся. Сюда выходило несколько дверей, и он решительно не знал, за какой именно исчез Тино.

Внезапно небольшая дверца в глубине двора приоткрылась, и из нее показалось маленькое сморщенное лицо. Затем худая старушечья ручка махнула Рохелио. Он не сразу понял, что эти знаки обращены к нему. Старушка продолжала настойчиво махать рукой, подзывая кого-то. Рохелио обернулся — кроме него, во дворе никого не было, значит, звали его. Он несколько удивился, но пошел на зов.

— Ну что же ты медлишь, не ровен час, увидит кто, — зашептала старушка, когда Рохелио приблизился. — Ты своего сынка ищешь? — Старушка, это была, конечно же, тетушка Мими, не стала ожидать утвердительного ответа и снова зашептала: — Входи в следующую дверь, там прямо по коридору, а потом налево. Вторая дверь. У Койота твой сынок, у Койота.

Повинуясь указаниям таинственной старушки, Рохелио вошел в следующую дверь и оказался в слабо освещенном коридоре, который уводил в служебные помещения кафе «Твой реванш». Он прошел по коридору прямо, а затем завернул налево. «Вторая дверь», — вспомнил он указания. — «У Койота...».

Дверь в кабинет была приоткрыта, и, подойдя ближе, Рохелио смог довольно хорошо расслышать все, что говорилось внутри.

— Принес, значит, — насмешливо сказал голос, который показался Рохелио отдаленно знакомым. Где-то он его слышал, но сейчас решительно не мог припомнить, где именно. — Подействовала наша воспитательная беседа. — Невидимый человек, которому принадлежал этот голос, захохотал.

«Койот», — понял Рохелио. Его буквально передернуло от ненависти и отвращения. Он не видел говорившего, но судя по тону, представлялся ему отъявленным бандюгой. Было даже удивительно, что он занимает такой приличный кабинет и, видимо, входит в администрацию большого кафе.

Койот говорил еще что-то в таком же духе. Тино все это время молчал. Наконец, когда его собеседник, видимо, истощил запасы своего юмора и замолчал, раздался тихий голос Тино:

— Здесь еще пять тысяч... на порошок...

Голос сына прозвучал так жалко, так просительно, что у Рохелио закололо сердце. Он никогда не думал, что Тино может дойти да такой степени падения, — он умоли, клянчил, просил у человека, который не только наглый образом ограбил его, но и избил!

— Хорошо, сейчас принесут, молодой человек, — хохотнул Койот.

В его голосе звучала такая неприкрытая издевка, то Рохелио не выдержал. Он понимал, что поступает неразумно, но просто не мог спокойно стоять и слушать то, то происходит за дверью. Рохелио рванул за ручку так, то дверь широко распахнулась, едва не слетев с петель, и решительным шагом вошел в кабинет. Каково же было его изумление, когда за полированный столом, на котором стояли два телефона и факс, он увидел того самого юркого молодого управляющего, который когда-то разговаривал с ним и Исабель. Вот почему его голос сразу показался знакомым!

— Вам что здесь надо? — строго спросил Койот. — Вы что, не видели таблички «Посторонним вход воспрещен»?

Тино молча, с изумлением смотрел на отца.

— Я бы хотел узнать, что здесь происходит, — заявил Рохелио и подошел прямо к столу.

Койот внимательно присмотрелся. У него была очень цепкая память на лица, иначе он не мог бы работать управляющим такого большого кафе, в котором к тому же посетители обслуживались не только ужином и напитками.

— Aга! — рассмеялся он все тем же кудахтающим смехом. — Папочка снова пришел за своим непослушным сыном!

Рохелио сдерживался из последних сил.

— Покажи документ, по которому мой сын задолжал тебе миллион.

— Пожалуйста, — сладко улыбнулся Койот. — Тут все написано черным по белому. И подпись твоего сыночка стоит — подлинная, не поддельная. Так что с него и спрашивай. Нужно смотреть, под чем подписываешься. Тебе бы следовало научить этому ребенка.

— Ты уже научил, — прорычал Рохелио, внимательно изучая документ. — А теперь давай расписку.

— В чем? — поинтересовался Койот.

— Как в чем? В том, что ты получил миллион двадцать тысяч песо в уплату долга, — сказал Рохелио. — А то ведь ты завтра скажешь, что к тебе никто не приходил и никаких денег не приносил.

— Вот за кого ты меня держишь, — покачал головой Койот. — У меня все по-честному.

Тогда давай расписку, — настаивал Рохелио.

Расписки я не дам, а документ уничтожу. — Койот ловко выхватил долговое обязательство из рук Рохелио и вмиг порвал его в мелкие клочки. — Вот, ничего не было. Теперь никто никому не должен, все довольны.

— Не все, — заметил Рохелио. Ты что-то еще хотел вручить моему сыну на сумму в пять тысяч песо.

— О чем ты, не понимаю? — Койот картинно пожал плечами. —- Какие пять тысяч песо?

— Папа! — это было первое слово, которое за все время произнес Тино.

— Возьми деньги, и мы пойдем отсюда! — строго сказал ему отец.

— Я не могу, папа! — Тино чуть не плакал, понимая, что лишается дозы, на которую рассчитывал.

— А ты нашлепай его, чтобы он больше нс дружил с такими нехорошими мальчиками... а-та-та по попе... — хохотал Койот, наблюдая эту сцену.

— А ты помалкивай, дрянь вонючая, — сквозь зубы бросил ему Рохелио.

— Что ты сказал? — Койот перестал смеяться, и его лицо исказилось в злобной гримасе.

— Я сказал, что ты вонючая гадина, — ответил Рохелио. Не сдержавшись, он сказал то, чего говорить ему совершенно не следовало. — Я прекрасно знаю, чем вы здесь ты и твой начальник, как его, дон Альфонсо! Наркобизнес — вот как это называется, не так ли? И не думай, что вам это сойдет с рук. Я пойду в полицию, я весь город подниму на ноги, но уничтожу ваше осиное гнездо. Так знай и передай своему начальнику!

Рохелио схватил Тино за руку и потащил к двери. Койот молча следил за ним, и в его глазах появилось новое выражение, какое бывает у готового прыгнуть на жертву ягуара,

— Ты сам этого хотел, — коротко сказал он.

— Не запугаешь, — ответил Рохелио, и они с Тино исчезли за дверью.

Когда Роза и Лаура впервые подплывали к Венеции на катере, который возил туристов через лагуну, они не могли сдержать восторга. По обе стороны широкого канала простирались удивительные здания, похожие на театральные декорации: величественные палаццо, украшенные статуями, церкви и соборы, которые были увенчаны круглыми куполами или остроконечными шпилями в зависимости от религии и от времени постройки. Наконец катер подплыл к площади Святого Марка, и Роза ахнула, увидев перед собой удивительные здания, которыми она столько раз любовалась, листая альбомы с фотографиями.

Лаура приникла к окошку и смотрела на берег, не отрываясь, позабыв о своем фотоаппарате. Когда катер причалил, она чуть ли не бегом бросилась на берег и только потом спохватилась и оглянулась на Розу. Но Роза сама шла как зачарованная, не зная, как ей успеть рассмотрел тысячи чудес, которые открывались ее взору.

Лаура и Роза заранее заказали номер в гостинице «Эксельсиор» прямо на набережной Большого канала. Они решили прожить в Венеции дней пять, чтобы успеть насладиться всеми сокровищами этого удивительного города.

В номере гостиницы Лаура и Роза подошли к окну и ахнули. Перед ними расстилалась великолепная панорама, так что им казалось, что они перенеслись в какую-то сказочную страну. Разумеется, им не терпелось пойти посмотреть на город, и, как только самые необходимые вещи были разложены, подруги стали собираться на прогулку. Лаура, которая всегда с восторгом окуналась в новые впечатления, еще до отъезда штудировала книги и путеводители и составляла маршрут путешествия и список мест, которые они должны посетить. Во время прогулок она вынимала записную книжку и отмечала галочкой выполненные пункты программы. Роза добродушно подшучивала над своей подругой, но признавала, что благодаря энергии и энтузиазму Лауры они хорошо изучили Рим и повидали его самые интересные уголки.

С чего начнем, Роза? — нетерпеливо теребила подругу Лаура. — Пойдем смотреть собор Святого Мари? Или лучше посмотрим картины во Дворце дожей? Я знаю, что там бывают экскурсии.

— Как хочешь, — отвечала Роза. — Ведь ты у нас специалист по изучению достопримечательностей Италии.

— Нет, знаешь что? — вдруг воскликнула с энтузиазмом Лаура. — Я знаю, что мы сейчас сделаем. Наймем гондолу и попросим провезти нас по каналам. Таким образом, мы сразу увидим всю Венецию.

Я не против, хотя меня предупреждали, что нанять гондолу — удовольствие недешевое.

— Пустяки, — ответила Лаура. — Ради такого сказочного путешествия никаких денег не жалко. А ты видела, какие тут гондольеры? Какие у них живописные шляпы!

— Ладно, ты меня уговорила, — засмеялась Роза. — Плывем на гондоле.

Как только Роза и Лаура подошли к причалу, к ним навстречу подбежали сразу несколько лодочников, которые зарабатывают на жизнь, катая в гондолах приезжих.

— Сеньоры, сюда, пожалуйста, здесь отличные гондолы» Пятьдесят тысяч лир в час, и вы увидите всю Венецию.

У Лауры сначала разбежались глаза, но потом она сообразила:

— А кто из вас может петь? Мы хотим послушать баркароллу.

— Берите Пьетро, сеньора, — заговорили лодочники. — У Пьетро самый лучший голос. Он споет вам такую серенаду, что вы не захотите уезжать из Венеции.

— Только не забудьте, за песни еще двадцать тысяч лир, — предупредил один из гондольеров, когда Роза и Лаура усаживались на обитое бархатом сиденье гондолы, принадлежавшей лодочнику Пьетро.

И началось сказочное путешествие по венецианским каналам. Роза и Лаура только успевали поворачивать головы, стараясь охватить взглядом, все великолепие дворцов, мостов и каналов, а над ними плыла нежная и страстная песня гондольера Пьетро. Он пел о любви и о разлуке, а гондола, которой он управлял с помощью длинного шеста, мягко скользила по зеркальной глади.

Роза и Лаура заслушались. Лаура махнула рукой на свой блокнот с перечнем достопримечательности, решив, что этим она займется попозже. Она смотрела по сторонам, а мимо, как в сказке, проплывали старинные фасады дворцов и особняков, подступавшие к самой воде.

Вдруг Лаура услышала, как к мелодии, исполняемой Пьетро, присоединился другой голос, тоже исполнявший песню на итальянском языке. Прямо навстречу плыла другая гондола, в которой было двое пассажиров: мужчина и молодая женщина.

Сначала Лаура решила, что вел второй гондольер. Но, подплывая поближе, она, к своему удивлению, поняла, что эти мощные рулады выводил пассажир гондолы, лицо которого трудно было разглядеть из-за широкополой шляпы.

Роза тоже смотрела в сторону приближающейся гондолы и прислушивалась и вдруг воскликнула:

— Это дон Серхио! Ну конечно же. Лаура, смотря, это дон Серхио.

Ее возглас привлек внимание пассажира гондолы. Он оглянулся на них, прервал песню и приветственно замахал в сторону гондолы, на которой плыли Роза и Лаура Одновременно он пытался привлечь внимание своего лодочника криками: «Остановитесь! Постойте, прошу вас!» и дергая его за шест, которым он правил.

Сбитый с толку гондольер не сразу понял, что происходит. Никаких падений в воду вроде бы не было, и он вез своих пассажиров по заранее намеченному пути. В это время обе гондолы практически поравнялись, и дон Серхио, протягивая руки в сторону Розы и Лауры, так сильно перегнулся через борт, что еще через секунду мог бы выпасть сам или перевернуть лодку. К счастью, лодочник успел схватить своего экстравагантного пассажира за полы куртки и таким образом спас и его, и свою гондолу. Разобравшись, что иностранец во что бы то ни стало желает пообщаться со своими знакомыми, гондольер сделал знак своему коллеге и причалил у ступенек, ведущих от одного из дворцов. Остановилась и вторая гондола.

Роза невольно улыбнулась, наблюдая эту сцену, Конечно, она не ожидала встретить здесь дона Серхио Кастанеду, отца ее зятя Пабло. Но с другой стороны, в этом не было ничего удивительного: дон Серхио чуть ли не половину своего времени проводил в путешествиях. Он называл себя человеком искусства и занимался живописью, ваянием, писал стихи и научные эссе и вдобавок, как было известно Розе от Лус и не только от нее, был весьма любвеобилен и много, времени посвящал ухаживанию за прекрасным полом. Теперь, когда гондола остановилась, Роза узнала и спутницу дона Серхио. Это была подруга Лус со студенческих времен, Инес Кинтана.

— Мое почтение, высокочтимая донья Роза! Мое почтение, донья Лаура! Я счастлив, что наши пути пересеклись в этом волшебном городе, — заговорил дон Серхио.

Во время гибели Рикардо дон Серхио был за границей, поэтому он прислал Розе сочувственную телеграмму и позвонил ей по телефону. Но, разумеется, тогда разговор не шел о путешествию и Роза даже не знала, что отец Пабло собирается в Италию.

— Теперь, когда мы так счастливо встретились, я хотел бы пригласить вас выпить кофе на площади Святого Марка — самый знаменитый кофе в мире, — торжественно произнес дон Серхио.

Лаура взглянула на молодую спутницу дона Серхио. На лице Инес промелькнуло легкое раздражение, которое тут же сменялось вежливой улыбкой.

Дон Серхио уже бурно обсуждал что-то с обоими гондольерами. Беседа велась на итальянском языке с густыми вкраплениями испанского. После жарких дебатов решено было, что оба гондольера доставят своих пассажиров прямо к площади Святого Марка. Гондолы тронулись в путь, и обрадованный дон Серхио снова запел итальянскую песню, которую подхватили гондольеры.

На площади Святого Марка дон Серхио захлопотал, усаживая своих спутниц за столик открытого кафе, которое занимало большой участок площади и примыкало к эстраде, на которой непрерывно играли музыканты. Эти знаменитые купола Святого Марка, колонна с крылатым львом, здания, помнившие Наполеона, и множество голубей, гуляющих по площади, — все это походило на ожившую картинку из знакомой детской сказки.

Дон Серхио заказал официанту кофе «капучино» и бутылку красного вина. Посмотрев на Розу, он сказал серьезным голосом;

— Я узнал о вашей поездке от Пабло, когда звонил ему на днях, но нс знал, и каких именно городах вы остановитесь. Я очень рад, что мы с вами встретились. — И тут жё, переведя взгляд на Лауру, произнес: — Скажите, донья Лаура, когда вы прибыли в Венецию?

— Только сегодня днем, — ответила Лаура.

— О, я счастлив. Это дает мне возможность стать первым, кто откроет перед вами тайны этого города. Пусть я не венецианский дож, но я влюблен в Венецию, и мне доставляет неизъяснимое наслаждение щедро дарить его тем, кто впервые ступает на эти улицы.

Лауре показалось, что на лице Инес опять промелькнуло раздражение, но она быстро справилась с собой.

— Благодарю вас, дон Серхио, — сказала Лаура — Мы как могли готовились к путешествию, и Роза уже смеется над тем, какое количество путеводителей я проглотила. Но, конечно, будет очень приятно походить здесь с кем-нибудь, кто знает Венецию.

Дон Серхио опять обратился к Розе:

— Я знаю, что наша несравненная Лус сейчас гастролирует в Вене. Есть ли у вас какие-нибудь новости о ней?

Роза оживилась.

— Вы знаете, доя Серхио, как раз позавчера мы прочитали в итальянской газете отчет о Фестивале пяти континентов. Рецензент очень высоко отзывается о Лус, я в газете помещена фотография, где она в роли Изольды. Когда я увидела, я купила сразу десять экземпляров этого номера. Они у меня в гостинице, и я с удовольствием вам их покажу.

Все наперебой стали обсуждать успехи Лус. Когда в разговоре наступила пауза, Роза, сидевшая рядом с Инес, обратилась в ней:

— Лус говорила мне, что вы вышли замуж и что работаете Этнографическом институте. Но это было еще в прошлом году, и с тех пор мы не виделись.

— Ах, сеньора Линарес, я уже не замужем, — спокойно ответила Инес. — Мы с Фермино развелись два месяца назад.

— Ох, простите, Инес, я не хотела...

— Ничего страшного, я спокойно могу говорить об этом, — сказала Инес. — Мой психоаналитик объяснил мне, что тут нет ни моей вины, ни вины Фермино, а все дело во взаимодействии наших комплексов.

— И вас удовлетворило такое объяснение? — спросила Лаура, прислушивавшаяся к разговору.

— Оно помогает мне глубже осознать себя, — ответила Инес. — Психоаналитик говорит, что, согласившись на этот брак, я понизила уровень притязаний...

— Простите, как это? — переспросила Лаура.

— «Уровень притязаний» — это термин в психологии, — не смутившись, объяснила Инес. — Ну, если объяснить попроще, я согласилась на этот эксперимент с человеком, который уступал мне по своим качествам.

— Но он вам хотя бы нравился? — спросила Роза.

— «Нравился» слишком расплывчатый термин, — наставительным тоном сказала Инес. — Как бы то ни было, мой психоаналитик говорит, что, пойдя на этот эксперимент, я компенсировала некоторые из своих комплексов и теперь могу начать более глубокую работу над своей личностью уже на новом этапе.

— С помощью психоаналитика? — язвительно спросила Лаура.

— Не только, сеньора Наварро. Мой психоаналитик сказал, что для обретения внутренней гармонии мне неплохо совершить путешествие за рубеж, а поскольку Серию как раз собирался в Италию, он любезно согласился взять меня с собой.

«Ловко придумано, — сказала про себя Лаура. — Эта юная особа не теряется, когда надо «обрести внутреннюю гармонию».

Но дону Серхио не терпелось снова завладеть вниманием слушательниц.

— Мои прелестные дамы, — произнес он. Поскольку время уже не раннее, я предлагаю сопроводить вас сейчас во Дворец дожей, пока он не закрылся.

— С удовольствием, — сказала Роза.

— Но, Серхио, ведь мы уже там были, — недовольно сказала Инес.

— Дитя мое, — ответил дон Серхио. — Что значит один раз, когда созерцаешь бесценные полотна Тьеполе и Веронезе! Мы вновь насладимся ими, а после этого я приглашаю всех присутствующих на обед в мой любимый ресторан.

С этими словами он торжественно поднялся и с видом полководца, готового к битве, повел своих спутниц к Дворцу дожей...

Исабель была недовольна собой. Да, она с легкостью могла управлять Гонсалесом, он был у нее как на ладони, но ведь она была здесь не для того, чтобы очаровывать или сводить с ума старого сластолюбца, готового бегать за любой юбкой. Ее задача была куда сложнее — выяснить теневую сторону дел Гонсалеса — с кем он связан, чем занимается на самом деле, ведь было очевидно, что все проповеди в парке — лишь ширма, прикрывавшая его истинную, весьма сомнительную детальность. Как проникнуть в эти дела — этого Исабель пока не знала.

Разумеется, она могла воспользоваться испытанным женским способом: довести Гонсалеса до безумия, влюбить его в себя так, чтобы он окончательно потерял голову, а затем, став его любовницей, понемногу вытянуть из него все тайны. Но этот способ Исабель сразу же отмела. Ни за что, ни при каких обстоятельствах она не желала быть неверной Густаво, пусть даже от этого зависела ее жизнь. Ведь встретив его, она смогла перечеркнуть прошлое, к которому теперь возврата не было.

Она понемногу присматривалась к ближайшему окружению проповедника. Пожилых поклонниц можно было вычеркнуть сразу — они, разумеется, видели в докторе Гонсалесе только человека, который всенародно вещает истину, без пяти минут святого, и ничего более.

Исабель несколько удивляло то поклонение, с которым относились к Гонсалесу некоторые из его последователей. На второй день после ее появления к нему приехали какие-то люди с юга Мексики. Сам проповедник объяснил Исабель, что он проповедовал у них в небольшом городке некоторое время назад, и ему удалось сколотить целую церковную общину, так что теперь посланцы этой общины время от времени навещают его, чтобы рассказать о том, что у них происходит, спросить совета, поделиться новостями.

Эти южане немного удивляли Исабель — все пятеро мужчин и три женщины имели, видимо, очень большую примесь индейской крови, а возможно, были и чистыми индейцами. В первый же день высокий, совсем не старый мужчина провел не менее двух часов в комнате Гонсалеса, видимо, рассказывая о том, как идут дела. Остальные держались все вместе и ни с кем особенно не общались. Они ежедневно посещали проповеди и высиживали от начала до конца мрачно, солидно, без тени улыбки. Они с совершенно одинаковым суровым выражением на лицах слушали хоровое пение, встречали девушку-ангела и внимали проповедям Гонсалеса, не принимая участия в лотереях и не поднимая рук, когда проповедник задавал вопросы присутствующим. Вообще они производили очень странное впечатление.

Исабель попыталась как-то заговорить с ними. Она поинтересовалась у одной ив женщин, откуда она родом. Та сурово ответила:

— С юга.

И больше ни слова. И все же Исабель показалось, что они говорят с каким-то иным акцентом, какого в Мексике не встретишь. Она стала прислушиваться к их разговорам — так явно говорили в какой-то другой латиноамериканской стране, но в какой? Исабель казалось, что она когда-то слышала такую речь, но ничего более точного сообразить не могла.

Как бы там ни было, эти мрачноватые индейцы обращались к доктору Гонсалесу всегда с исключительным почтением.

Несколько иначе относились к нему девушки-хористки. Они были знакомы с проповедником чуть ближе и не могли не замечать, с каким интересом он рассматривает женские ножки и какие взгляды бросает на самых хорошеньких из них. Исабель даже предполагала, что с одной или двумя у него были еще белее тесные отношения, хотя эта связь носила скорее мимолетный характер. Но то, что хористки были ни о чем не осведомлены, в этом Исабель не сомневалась.

Оставался еще один в высшей степени загадочный человек, которого Исабель пока не видела. Хористки говорили о нем со страхом и неприязнью. Исабель пыталась у них что-то выяснить, но их описания сводились главным образом к неприятной внешности этого субъекта. По словам девушек, это был очень странный человек, гринго с бесстрастным лицом, белобрысый, безбровый, в любую жару носивший серый костюм и галстук. Они упоминали его противный акцент, клялись, что ни разу не видели, как он улыбается. Звали его Джон Адамс. Исабель чувствовала, что копать нужно именно здесь, и с нетерпением ждала, когда же таинственный американец вернется в Куэрнаваку из Мехико, куда Гонсалес послал его «делам церкви».

Прошел еще день. Утром Исабель встретилась с Чатой, получившей письмо от Рохелио. Ее очень огорчила история, приключившаяся с Тино. Было очевидно, что мальчик попал в скверную историю. Кроме того, Исабель крайне неприятно поразил тот факт, что торговцы наркотиками, на чьей совести, безусловно, было это варварское избиение, орудуют в кафе «Твой реванш». Ведь Исабель сама испытывала по отношению к этому месту чувства, подобные тем, которые вызывает в нас воспоминание о доме, где мы жили и не были счастливы, но который все же был нашим родным домом, пристанищем на какое-то время.

Но не это сообщение показалось ей самым важным. Рохелио, который навестил накануне Кандиду и Томасу, с изумлением обнаружил, что в доме появился еще один жилец. Томаса по секрету рассказала Рохелио все, что знала со слов Сесарии, и это показалось Рохелио важным — ведь, как он понял, девушка бежала именно от Гонсалеса. В заключении он передал адрес, где жила Сесария. Какие-то подробности Исабель могла узнать непосредственно от нее.