Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону. Часть 1

ГЛАВА 3

Река, несущая свои воды вдоль городских стен, была поболее версты в ширину, но даже на ее столь обширной глади королевская бирема выглядела огромной. А обычные, в пятнадцать — двадцать саженей речные суда, стоящие на якоре рядом с ней, казались простыми рыбачьими лодками. При этом сей монстр украшали многочисленные резные золоченые детали и многоярусные растяжки с пестрыми флажками и развивающимися лентами. И даже свернутые пока паруса были сшиты из ярких полос плотного шелка. А количество шатров и тентов расположившихся под ними, казалось невозможно было подсчитать — так много островерхих конусов, заканчивающихся родовыми флагами, режущим глаз разноцветьем торчало над палубой.

Так же с первого взгляда поражало то, что количество весел только в одном ряду, так — навскидку, насчитывалось… более полусотни!

Стоя на набережной друзья долго таращились на это невероятное произведение корабельных дел мастеров, пока Ворон, первым придя в себя, не озвучил общую мысль:

— Да уж, его величество Ричард был прав, когда сказал тебе Вик, что мы сразу поймем на какое судно садиться.

— Я не хочу… — только и смог ответить тот.

Когда после похорон отца прошло четыре десятницы, и строгий траур был снят, светская жизнь во дворце стала понемногу входить в привычное русло. Тем более что приближалось время королевской свадьбы, назначенной еще самим покойным правителем, находящимся на тот момент уже на ложе смерти. Это, можно сказать, было его последней волей.

И с чисто придворным лицемерием знатный люд, скорбя лицом, а в тайне предвкушая скорые радости помолодевшего двора, начал эту волю усиленно выполнять. Так что, буквально со следующего дня после окончания строгого траура, стали устраиваться немноголюдные, но вполне светские мероприятия — утренние трапезы на природе и званые вечера в гостиных. Без танцев конечно, но с музыкой.

Постепенно эти сборища становились все многолюднее, наряды ярче, а музыка веселее. А в последние перед отплытием дни собрания придворных совсем перестали носить хоть какие-то признаки недавнего траура.

И, естественно, искренне скорбящий по отцу Виктор был очень недоволен, когда ему, как Наследнику, Рич вменил в обязанности присутствие на некоторых из них. Поначалу, не имея должного воспитания, весь отдавшись тоске по безвременно ушедшим родителям, он не воспринял всерьез свой новый статус, но, после памятного разговора с Ройдженом, вынужден был принять и его, и прилагаемые к нему обязанности. Почему? Частично все-таки подчиняясь приказу, частично из сочувствия к молодому королю, а еще из-за уязвленного обвинением в инфантилизме самолюбия.

В общем, после того разговора, отчаянно завидуя Рою, который имея сан, сам-то просто-напросто удалился в Обитель от всей этой придворной суеты, младший принц, скрепя зубами, вынужден был присутствовать на тех светских мероприятиях, на которые перегруженный делами Рич не успевал.

Но, как он начал понимать только сейчас — это еще были цветочки! Во дворце, выказав свое «благорасположение», через какие-нибудь полчаса — час с приема можно было уйти, сославшись на занятость, и скрыться в своих покоях или в тренировочных залах казармы, или, в конце — концов, вообще выехать с друзьями в город. Последний вариант особенно был хорош — прожив много зим в далеком замке, он, как член королевской Семьи, простому народу был неизвестен, так что в городе его никто не узнавал и не докучал своим вниманием.

А вот сможет ли он уединиться по своему желанию там, на палубе этой гигантской биремы? Вот тогда, кажется, и ягодки пойдут…

Худшие его опасения подтвердились уже в тот же день, ближе к вечеру.

Сначала все шло неплохо. Их на лодке, со всеми положенными принцу и его свите почестями, перевезли с берега на это устрашающего вида судно, которое, как они поняли с облегчением, оказалось фактически пустым. Только немногочисленные слуги сновали между колышущимися драпировками шатров, обустраивая временные приюты своих хозяев.

Поднявшись на палубу, друзья огляделись — становилось ясно, что с этого ракурса гигант кораблестроения производит такое же подавляющее впечатление, как и издалека. Но если не брать во внимание непривычные размеры судна, то в принципе оно смотрелось весьма органично, ведь создатели его, не нарушая основных принципов построения биремы, создали корабль, просто втрое увеличив почти все размеры. Оставалось только надеяться, что они, создатели то есть, знали, что творили, и этот гигант не затонет после пары дней пути, а фарватер реки позволит ему добраться до цели.

На палубе, шириной порядка пятнадцати и длиной более семидесяти саженей, ближе к кормовой надстройке, возвышались три вызывающе богато украшенных шатра.

Впереди самый большой, весь в золотом шитье и лентах по синему атласу, был явно предназначен королю. Он располагался так, что по бокам от него было достаточно места для прохода к двум другим чуть меньшего размера палаткам, уже голубым с серебром — это, понятное дело, для принцев. А сзади, во всю ширину палубы, виднелось что-то скромно-серое, скорее всего, жилье для охраны и слуг.

Перед королевским жилищем раскинулось большое возвышение под тентом. По периметру его, как бы огораживая, размещались длинные столы. За ближайшим из них стояли три кресла с высокими спинками, а за дальним — дополнительные столы для менее знатных гостей.

Тай, хмуро поглядев на это сооружение, буркнул себе под нос:

— М-мда, в ближайшее время пожрать спокойно, видать не получится, — стоящий рядом Ворон, услышав это, только мрачно угукнул, соглашаясь.

Сразу за этой «трапезной» и, казалось, до самого носа высились в три ряда шатры — яркие, атласные, но без драгоценного шитья. Сколько их понаставили всего, с того места где стояли друзья, было, опять же, не сосчитать, только и видно, что убегающий вглубь меж ними проход простирается не на один десяток локтей.

Пораженный Виктор, прикидывая в уме и так и эдак, попытался прикинуть, какую же толпу собрались втиснуть на этот корабль. Думал-то он про себя, но вот вопрос произнес вслух, впрочем, на ответ не рассчитывая:

— Сколько же человек вмещает это судно?

Но парнишка-слуга, что приветствовал их по прибытию, оказался вполне себе человечком знающим и, восприняв прозвучавший вопрос на свой счет, с готовностью принялся отвечать на него. Поклонившись с достоинством, гордый тем, что к нему напрямую обратился сам Наследник, парень начал перечислять, где и какой народ размещаться будет. А по мере того как он перечислял, друзей брала нешуточная оторопь — да, такого корабля еще не было.

Оказалось, что основной периметр стола вмещает в себя шестьдесят человек. Дополнительные ряды — еще примерно столько же.

Те, что будут трапезничать постоянно с королевской семьей, ну, те первые шестьдесят, разместятся в шатрах, что стоят на палубе этой биремы. А вот остальным придется каждый раз, получив приглашение, добираться сюда с других судов. Да-да, еще не менее трех бирем будут заняты представителями знати, сопровождающими своего молодого короля в этом путешествии.

— Как вы, наверное, заметили… — вещал разошедшийся слуга: — Этот корабль очень необычен — у него, в отличие от других, меньшего размера судов, три уровня внутри корпуса и два паруса. И верхний из них — под смену гребцов и их кухню, чтоб, значит, и наверх не поднимались — господ не тревожили, — сказав это, молодой человек для пущего эффекта притопнул ногой.

В итоге получалось, что количество и гребцов, и команды на этом монстре втрое больше, чем на обычном корабле. Потом последовало перечисление слуг — из дворца для общих нужд и тех, что привезут сюда господа. Охраны, опять же королевской и личной. Ну, и еще кого-то жизненно необходимого для размеренного быта короля и знати народа.

Хотя паренек и оказался весьма шустрым, да и в теме ориентировался неплохо, в этом месте своих рассуждений он все-таки споткнулся и видимо осознав, что столь крупные числа для его разуменья великоваты, решил побыстрее свернуть разглагольствования и округлить результат:

— В общем, получается, что на корабле разместится… примерно… тыщей полторы народу!

Но, возможно, дело было не в умственных способностях парня, а в том, что в этот момент к ним подошли те, кто были истинными хозяевами положения на плавучем дворце, и простому слуге пришлось замолчать.

Командовали всем беспокойным хозяйством на гигантском корабле, впрочем, как и в замке, королевский сенешаль дин Майси и главный распорядитель дин Грабор. Эти дины, незнатные по рождению и не обремененные титулами, благодаря только своим навыкам и умениям, утвердились вполне уверенно на верхушке дворцовой иерархии.

Виктор помнил, что говорил про них отец Ричу в одной из последних бесед с сыновьями:

«— Если человек, только благодаря своему уму и хитрости, может урезонить какого-нибудь чванливого герцога и настоять на своем, да при этом он верен тебе и не замечен в воровстве, то сынок, такого человека надо ценить и стараться удержать при себе, несмотря ни на что. Так как ценность такого человека только увеличивается от безвестности его рода и низкого звания».

Вот таким образом и смогли эти двое завоевать уважение не только придворных, но и самого покойного короля. Так что не удивительно, что, взойдя на престол, Рич оставил их при тех же должностях. Вик, собственно, тоже не имел ничего против достойных динов, так как не раз наблюдал, как они спокойно и ненавязчиво, взяв на себя мелкие проблемы и неурядицы беспокойной жизни двора, обустраивали досуг правителя. Часто в ущерб себе ограждая его личную жизнь и покой, шли на конфликт с самыми родовитыми представителями знати.

В общем, когда достойные дины, с присущим их должностям придворным славословием, приветствовали его королевское высочество и приближенных соратников, Вик, помня о заслугах, весьма терпеливо и уважительно их выслушал. А затем, раскланявшись и расшаркавшись, столько, сколько раз положено было по этикету, также спокойно и достойно дождался, пока их проводят в подготовленный для него шатер.

Зайдя в него и поблагодарив уважаемых динов, принц отпустил их, пожелав остаться наедине со своей свитой. Покончив с еще одним туром церемониальных поклонов и кивков, Виктор облегченно вздохнул и, наконец-таки, опустил полог, тем самым отгородившись от всего и всех, находившегося на палубе биремы.

Как оказалось, при ближайшем рассмотрении их временный дом на самом деле не был шатром, хотя и выглядел таковым — легкий дощатый корпус настолько плотно задрапировали яркой тканью, что снаружи не было видно ни одной деревянной составляющей.

В центре этого разукрашенного строения, судя по имеющейся мебели, располагалось что-то вроде гостевой комнаты. А прямо по курсу, за очередной тяжелой драпировкой, находилась спальня принца с довольно большой кроватью.

«— И не лень им было тащить такую громадину на корабль?! Или ее прямо здесь сооружали?» — подивился Вик размерам нехилого лежбища и досадливо поморщился выставленным напоказ красивостям.

— Ладно, это я переживу — спать-то в принципе не мешает… — махнул он рукой на это безобразие, состоящее из фалдящего балдахина, воланов из ардинских кружев и атласных бантов. Но про себя, все же подумал, что вечером, улегшись посреди этих изысков, опять, наверное, почувствует себя изнеженной капризной девицей.

— Да можно же все это ободрать, как мы в королевском дворце сделали! — предложил было Ли.

— Оставь, и так сойдет. Мы не в замке. Месяцок перетопчусь… — отмахнулся от этого предложения Вик, заглядывая в соседнюю комнатенку.

В маленьком отсеке, рядом со спальней, разместилась самая настоящая ванная — медная, большая, в которой взрослый высокий мужчина мог без труда улечься, не подгибая коленей.

— А вот это хорошо придумано! — прокомментировал увиденное Вик. На этот раз не досадливо, а как бы с благодарностью к тем, кто, корячась, тащил сюда и этот немаленький предмет.

— А почему здесь по две кровати, нас же трое? — раздался громкий и удивленный возглас Лиона из-за занавески в боковую комнату. Как оказалось, по сторонам от гостевой расположились маленькие спаленки, вмещавшие только по две узкие кровати.

— Да, забыл сказать… — почесав затылок, неохотно стал пояснять принц: — Два спальных места предназначены для моих личных слуг, — и глядя, как вытягивается симпатичная мордаха Ли, а Корр и Тай начинают откровенно ухмыляться, продолжил: — Я же принц, как-никак! Предполагается, что я не должен уметь ни одеться сам, ни причесаться. Если в городском дворце, в своих покоях, каждый мог устанавливать любые порядки, а дин Майси делал так, что все шито-крыто, то здесь, на глазах у всех, придется кое-какой необходимый политес все-таки исполнять. Ну, хотя бы для вида. Так что, одна комната для этих парней, а вот вторая — для вас.

— Подожди, все равно не стыкуется — нас-то трое, а кроватей по две в комнате! Сначала я думал, что та лишняя, а теперь получается, что и не хватает одной? — не унимался Ли.

— А ты, мой друг, плохо смотрел в моей спальне. Оборки разглядел, а походную кровать — нет. Топчан этот следует на ночь возле моей постели ставить и кому-то из вас ночевать на нем.

— Да ладно! И тебе это понравится? — на полном серьезе поразился неугомонный эльфенок.

— Ага, я, прям, счастлив! — саркастически усмехнулся Вик. — Мелкий, я тебя умоляю! Вот кому скажи, это может понравиться?! Объяснил же — здесь живем по протоколу. По крайней мере, пытаемся. А с топчаном этим… вот возьмешь его и поставишь между койками зверушек — и будешь спать спокойно.

Тем временем на палубе биремы что-то происходило. Слышались многочисленные голоса: разговор, громкие приказы, кто-то что-то считал. По доскам гулко стучали каблуки и деревянные подошвы. Что-то упало и рассыпалось. Создавалось впечатление, что рядом с их шатром вдруг откуда-то взялись не один десяток человек.

Озадаченно переглянувшись, друзья подошли поближе к дверному проему. Отдернув тяжелый полог и, оставив только кисейную занавеску, выглянули наружу.

А там… там было уже полное столпотворение! Мужички и парни в ливреях разных домов на себе и за собой тащили тюки и сундуки, а служаночки в белых фартуках корзины и коробки. Меж всеми ими, кто с полным достоинством, не замечая мельтешащих слуг, кто с раздраженной миной, а кто и ругаясь в голос, пробирались господа и дамы. По всей видимости, заселение на борт биремы Наследника послужило своеобразной командой и для них.

Ну, а через два часа этой сумятицы доложили о прибытии и самого короля.

От этого известия в первый момент все это скопище людей подорвалось и забегало с утроенной скоростью. Но, когда лодка с Величеством стукнулась о борт биремы, все вдруг замерли и в мгновении ока, подобно волне, откатывающейся с берега, прислуга схлынула с палубы, оставляя на ней, как оказалось, довольно немногочисленных господ.

Что еще можно сказать о первых минутах плавания? Да ничего… все поприседали, как обычно, покланялись, и его величество ступил на борт. Кстати, Рой, или в данном случае вернее будет сказать, его светлейшество, ступил вместе с ним. А потом, слава тебе Светлый, стронулись, наконец!

С каждым следующим днем, проводимым на корабле, предсказанных Виком для себя «ягодок» становилось все больше — он уже практически давился от их количества, а впереди предполагалось, по самому скромному расчету, еще дней двадцать таких мучений!

Пятый вечер на королевской биреме проходил уже вполне предсказуемо — торжественная трапеза, со всем возможным числом приглашенных к ней, а затем нехитрые развлечения, допускаемые размером площадки под тентом.

С помоста сразу после трапезы слуги быстро, а к пятому дню и вполне привычно, растащили столы и стулья. В мгновении ока отработанными действиями, ускоренными суровым взглядом дина Майси, вкруг на уже пустой помост раскинули ковры и накидали подушек.

И вот, откушав вместе со всеми пирога с курятиной и рыбы, запеченной с лимоном, Вик теперь сидел на ковре в окружении юных девиц. Именно так! Да, а кто из знатных папаш и мамаш не воспользуется случаем подсунуть принцу свое драгоценное чадо? А вдруг и прорежет — и разглядит Наследник именно в их доченьке ту, что составит его счастье на долгие и долгие годы!

Понятное дело, что самого Виктора никто и не спрашивал, а хочет ли он вообще кого-то разглядывать… вот и сидел он пятый вечер, окруженный глупо хихикающим «цветником».

И началось «веселье».

Как обычно, сначала несколько молодых придворных и знатных пажей поупражнялись в боевых искусствах с разным некрупным и, конечно же, вблизи Величества, тренировочным оружием. Потом на середину помоста вышли актеры — мимы, жонглеры, чтецы и певцы. Этих товарищей, чей целый корабль тащили вслед двору. И последним, но не самым коротким номером обычной вечерней программы, случились музыка и танцы.

Этот момент был самым тяжелым для Вика. Если девицы, что раскинув пестрые юбки, тесным кружком сидели вокруг него, показательные поединки и выступления комедиантов смотрели увлеченно, то вот при начале танцев они, как правило, впадали в тоску. Ножки их, укрытые расшитым шелком, притопывали в такт, а вот по личикам юных дам тем временем разливались разочарование и обреченность.

Им-то родителями велено развлекать Наследника, беседы с ним вести, внимание его завоевывать. А как то внимание завоюешь? Какие разговоры поведешь? О нарядах с мужчиной не поговоришь, об украшениях и прическах — тоже. Посплетничать о слугах и других придворных, кто там с кем и когда, тоже не вариант. В принципе и сплетничать-то можно, пока только с собственной горничной, потому что считается, что они еще слишком юны и чисты для этого грязного дела. Вот узнает маменька, что всякими шуры-мурами интересуешься, и останешься тогда без нового платья, или того хуже, отправят от дворцовых радостей в деревню под замок!

А как развлекать того Наследника? Сидит себе дундук-дундуком, даром что принц — ни тебе обходительности, ни обаяния, ни даже малейшего желания светские приличия соблюсти! А как бы они сейчас побежали в круг, да встали в пары с веселыми пажиками, да как бы ножками своими резвыми пируэты фигуристые повыделывали!

В общем-то, Вик читал все эти мысли на их еще не привыкших скрывать эмоции мордашках, как в раскрытой книге. Но приглашать тех девиц на танец, искать темы для разговоров и, вообще, потакать матримониальным пожеланиям их родственников, пристроивших к нему своих чад, ни в коей мере не собирался.

Да он, если честно, и не помнил, как тех девиц по именам-то кличут! Вот эта, например, рыженькая, манерная, на лисичку похожая, как ее зовут? А она, козявка, еще губки обиженно поджимает — как будто он ей что-то обещал!

А вот эта — русоволосая, что ручки благостно складывает и с постным личиком уж второй час как сидит? И эту он не помнит, каким имечком ему представляли…

О, вот и узнаваемое лицо! Вик аж обрадовался, что хоть одну из девиц признал — ну, так она уже не в первый раз рядышком с ним располагается. Он даже приметил, что у нее есть привычка: что бы она ни говорила, встряхивать головой, как норовистая лошадка. При этом тугие сосисочки тщательно закрученных локонов смешно пляшут вокруг миленького лупоглазого личика девочки.

«— Ага, вот поэтому она и сидит рядышком уж какой вечер подряд!» — вдруг догадался Вик. Он-то, при виде ее «лошадкиных» манер и пляски «сосисочек» каждый раз усмехается! А ее родне, со стороны глядючи, наверное кажется, что он улыбается их дитятке и из всех прочих выделяет.

«— Ну да ладно! Как напридумывали себе — так и раздумают. Но, вот хотя бы, как эту девочку зовут, я вспомнить должен! М-м-м… Розалин? Ум-м… Розамунд? Хм-м… Розалил? Ну, да Светлый с ним! Плевать!» — отмахнулся от поисков имени Вик. Надоело все — ему бы сейчас встать и в шатер уйти, да чтобы никто ни цеплялся!

В подобном тусклом настроении он, совсем перестав обращать внимание на соседствующих с ним девиц, направил свой взгляд на танцующие пары.

«— Может тоже пойти, пройтись пару кругов — хоть ноги размять…» — но, тут же вспомнив о девице со смешными кудряшками, от этой мысли отказался. Приглашать-то пару придется из девчонок, что его окружают, а тем самым, ненароком, выказывать свое якобы расположение к одной из них — так потом от ее родственников и не отделаешься!

Вон, хорошо эльфенку, уже час, как скачет — щеки румяные, глаза блестящие, волосы белоснежные развеваются — красавец, да и только! И никто за ним не следит, каждое движение не подмечает, каждую улыбку к своей дочурке в брачных фантазиях не прикладывает. Положено юному пажу дам развлекать — вот он и развлекает.

А Корр?! Этот тоже ногами кренделя выписывает, и даже каждой даме, с которой танцует, недвусмысленно в глазки заглядывает. И пары у него все — не юные девицы, а дамы постарше — мамашки тех куколок, что его, Вика, облепили. Ну, так оно и понятно — у этого одна проблема, вечно нерешенная! Как говорит Тай: «— В какую бы теплую щелку свой вертлявый стручок сегодня пристроить!»

Вспомнив, меж тем, про Тая, которого на придворных игрищах никогда и видно не было, Вику захотелось к нему — большому, спокойному и надежному. Опять с неумолимой силой потянуло в шатер.

И неизвестно, что бы он предпринял — толи, нарушая все предписанные этикетом правила ринулся с места, толи продолжал бы киснуть среди девиц и дальше, если бы не его светлейшество.

Рой подошел плавно и, если бы не его весьма мужественная фигура, можно было бы сказать, и грациозно. Наверное, такому впечатлению способствовала его струящаяся бело-серебряная мантия и манера поведения изысканейшего придворного. Самому-то Виктору именно этой манеры и не хватало, чтоб стать по-настоящему интересным объектом для кокетства окружающих его цыпочек. А вот с приближением Роя они все оживились, защебетали, завитые прядочки запоправляли, и это несмотря на то, что старший принц был облечен саном и достойную брачную партию составить не мог.

В общем, в очередной раз с «утертым братом носом», Вик ожидал окончания всех этих положенных щебетаний и кивков головы, в предвкушении, что же Рой скажет ему. Ну, не для того же тот подошел к ним, чтоб банальности с «птичками» перечерикивать, в самом-то деле?

И точно, когда тема приятности плавания на корабле была исчерпана, Рой обратился к девицам, с деланно виноватым видом:

— Милые дамы, я украду у вас на время вашего достойного кавалера?

«— Да, да! Укради меня! Стащи меня! Вырви меня из цепких ручек!» — возопило все внутри Вика в ответ на эти слова. А сам он, не сказав ни слова и наступив на пару раскинутых подолов, уже уходил с насиженного и такого надоевшего ему места.

И проследовал за братом в его шатер, благо и идти-то было три шага.

«— Как и повсюду, на этом только казавшемся громадным корабле!» — раздраженно подумал Виктор, когда молоденькие служки в белых балахончиках, исполнявшие роль пажей при Светлейшем, открывали перед ними полог.

Обстановка в передней комнате шатра старшего принца была такой же, как и у них, так что устроились они вполне ожидаемо — расселись в кресла по разные стороны стола, напротив друг друга. Служки тотчас же поднесли им графин с вином и чашу с фруктами.

Брат молчал, пока мальчишки мельтешили вокруг них, а потом жестом руки отослав служек, заговорил:

— Вот что, Вик, наблюдаю я за тобой не первый день и кажется мне, что тут, на корабле, ты совсем несчастлив стал…

— Да о каком счастье тут можно говорить?! Тут о простой нормальной спокойной жизни мечтать не приходится! — воскликнул тот. — Эти девицы совсем меня достали, я шагу ступить не могу, что бы пара из них рядом не оказалась! И в шатре порой скрыться не получается! Нет, конечно, девчонки ко мне туда не заходят — слава великая законам этикета! Но вот их папаши вечно суются! Значит, когда король уходит к себе отдохнуть, ни одна тварь его покой потревожить не может! А ко мне — пожалуйста, можно каждому встречному-поперечному вламываться — я ж не велика птица! Чё там, принц какой-то!

Рой, при этой его эмоциональной речи, сидел спокойно, трубку раскуривал и его не перебивал. Только короткие взгляды, бросаемые им между делом на брата, были очень даже насмешливыми. Эти-то взгляды и прервали распаленный раздражением монолог Виктора, а то бы он мог еще чего больше наговорить по данному-то поводу. Но насмешка в глазах старшего брата всегда заставляла Вика приостанавливаться и начинать соображать, а не лишнее ли он плетет.

Собственно, сегодня, слава Светлому, все сказанное было по делу, хотя… как подумалось младшему принцу, с эмоциями он, похоже, и в этот раз перебрал…

— Вот об этом я и говорю, — согласился Рой, когда Виктор все-таки сподобился заткнуться. — Устал ты тут, младший братец. И так как ты достойно проявил себя при дворе, а я позволил себе удалиться в Обитель, оставив на тебя и Рича с его горем, и проблемы дворцовые, то теперь, думаю, тебе положен отдых.

Вик вытаращился на брата. Он ушам своим не верил и мозгам — тоже! Потому что, слыша то, что он услышал и, делая логическое умозаключение, выходило, что… да-да, ему позволят удрать с этого плавучего дурдома, прикидывающегося королевским двором!

И вот, уже следующим днем, Вик сошел с борта королевской биремы, чтобы уже до самого завершения речной части путешествия больше на нее и не подниматься. Можно еще добавить, что мероприятие это проделывалось не только с великой радостью самим младшим принцем, но и при активной поддержке всей его компании.

И, когда весь остальной двор в очередном городке, что был у них на пути, собирался высаживаться на берег, чтоб поучаствовать в торжественном приеме, который организовали горожане своему королю, они уже спешно двигались в сторону предместий. А там, в соседнем с городком селе, им предстояло подняться на борт одной из конюшенных бирем. К слову, на самый последний корабль огромной свадебной флотилии.

Поспели они едва-едва, так как остановка была короткой, предусматривающей в городе только приветственную речь Совета и распитие пары бокалов вина, а потому на всех судах растянувшегося каравана народ лишь замер в ожидании, но сильно не расслаблялся. То есть, команды на берег не выпускались и животные на прогулку не выводились.

— Вот! — сказал Корр, широким жестом руки указывая друзьям на шеренгу мужиков, выстроившуюся перед ними. Впрочем, мужиков было трое, а вот четвертого вполне можно было назвать дином или даже настоящим господином — столько достоинства и даже можно сказать величавости, содержал в себе его облик. И это несмотря на его потрепанную, как и у остальных одежду, да совершенно «негосподскую» лопатообразную бороду. Лицо дина привлекало внимание своей значимостью и спокойствием. Подобное выражение обычно бывает у людей, безоговорочно разбирающихся в своем деле и имеющих полную уверенность в собственных силах.

И когда Ворон представил его, как капитана Волча, все вздохнули с облегчением — они явно оказались в надежных руках. Не то чтоб плавание по спокойной реке, пролегающей посередине королевства, предполагало какие-либо особые опасности, но под началом такого капитана «дышалось» все-таки спокойнее. Манера же его поведения вызывала безоговорочное уважение и подначивала, как адмиралу военного флота отдать честь: «— Есть, дин!».

Он степенно и внятно представил своих подчиненных, как будто и они были не простыми работягами с небольшой речной биремы, а капитанами все тех же военных грозных кораблей под его началом. Но те, в отличии от своего начальника, ничем примечательным не славились — так мужички и мужички, коих в каждой деревне в базарный день с полсотни на рынке встретишь и, ни одного не заприметишь. Так что кроме занимаемых ими должностей: помощник капитана, комит — главный над гребцами, и старший конюх, с первого раза ничем, собственно, и не запомнились.

— Добро пожаловать, ваша светлость, на «Зимнюю сестру». Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома, — закончив представление подчиненных, с благообразной величественностью провозгласил дин Волч, как если бы не на старый корабль приглашал, а в огромный, достойный присутствия короля замок.

«— Да уж, за те деньги, что теперь бренчали в капитанском кошельке, нам только и остается, что чувствовать себя как дома — минимум половина этого корыта теперь точно наша собственная!» — с усмешкой подумал Вик, но, конечно же, ничего подобного дину не сказал.

— Спасибо за гостеприимство, уважаемый капитан, — и постарался с не меньшим достоинством кивнуть головой — он же, как-никак, «их светлость» все-таки!

А когда мужички и уважаемый дин рассосались с палубы по своим делам, тут уж Корр продолжил ознакомительный экскурс:

— Я конечно не уверен, что сия обстановка достойна твоего высочества… но, что уж смог… — теперь он повел рукой и указал на их новое жилище.

— Да ладно, ты же знаешь, для меня все что угодно будет лучше, чем тот бедлам, который называется королевским двором, втиснутым на одну бирему, — со смехом ответил Вик, разглядывая предложенные удобства.

Обычное, в восемьдесят локтей речное судно, на котором они сейчас находились, было, по сути, плавучей конюшней. Сорок локтей длины сего кораблика занималось непосредственно тем, для чего оно и было предназначено, то есть легким дощатым строением, в котором размещалось двадцать денников. Если учесть, сколько занимали места приподнятая над палубой корма, а также фал и короба с зерном, то становилось понятно, что свободного пространства на этом судне оставалось совсем немного. А именно — пятнадцать локтей в длину и, в соответствии со стандартной шириной грузовых бирем, двадцать в поперечине. В общем, почти столько же, сколько занимал шатер принца там, откуда они сбежали.

И то, эта небольшая площадка официально предназначалась для выгула лошадей во время шестидневного прохождения вдоль Дриадового Леса, когда стоянки не предусматривались.

Но, благодаря нескольким полновесным серебряным на этом пятачке теперь была разбита небольшая палатка и рядом с ней столь же крохотный навес.

— А лошадей, при необходимости, можно будет поводить вокруг, аккуратненько. Так уверили меня наши гостеприимные хозяева, — пояснил Ворон.

Принц с Таем прошли к палатке и заглянули в нее. Там, почти впритык одна к другой, стояли четыре узких походных кровати, а в изножье каждой размещалось по небольшому деревянному коробу для вещей. Дальняя стенка из тяжелой водонепроницаемой ткани была скатана и подвязана к крыше, спущенной оставалась только тонкая сетка от комаров. Видимо и с другими стенами можно было проделать то же самое, что позволило бы ветерку свободно продувать все внутреннее пространство.

«— Очень удобно, кстати, в такую-то жару!» — отметил про себя Вик. В его роскошном и большом шатре на королевской биреме такого удобства не предусматривалось. При таком скоплении народа как там, полупрозрачных стен у жилища принца, понятное дело, быть не могло.

— Ну, меня все устраивает, а вас? — спросил он, а сам в это время уже усевшись на раскиданные под полосатым тентом подушки, стаскивал с себя сапоги.

— Уф, хорошо-то как! Больше до следующей стоянки не одену, — пошевелив пальцами ног, добавил Вик. — А если кого-то что-то не устраивает, можете вернуться и воспользоваться моим шатром. У вас-то в отличие от меня никаких обязательств не имеется — так что можете жить спокойно.

— Ага, щас! — воскликнул Ли, с разбега падая на горку подушек. — Лично я туда — ни ногой!

— Малыша тоже придворные красавицы достали? — поддел его Коррах, приземляясь рядом.

— Да эти красавицы своим чириканьем кого хошь достанут, — присоединяясь к друзьям, прогудел Тай. — Лицемерные стервы, а как защебечут, защебечут — прям птицы райские! — раздраженно добавил он.

— Тигрище, твое мнение о придворных красотках мы все прекрасно знаем. Но к нашему мальчику они не с разговорами пристают, а кое с чем другим, — посчитал нужным разъяснить и так всем известную ситуацию Корр: — К тебе-то бояться с этим подходить, меня на всех не хватает, а к неженатому принцу для дела полезней — дочь приставить, вот и взялись за Малыша.

Действительно, за последние три месяца маленький полукровка совершенно преобразился. Конечно, положенного роста не набрал, но от сытой, а главное от спокойной жизни он окреп. Постоянные физические нагрузки, во время тренировок на мечах, тоже сделали свое дело. В результате болезненная худоба его тела уступила место гибкой стройности. Отмытые и отросшие волосы были гладкими и белоснежным, как у чистокровного эльфа. А и без того красивенькая мордаха округлилась и засияла, приобретя приятный румянец и ровный тон. И если на свой возраст он еще и не выглядел, то годков на шестнадцать уже всяко тянул.

Ну и скажите на милость, какая избалованная роскошью и вседозволенностью, пресыщенная развлечениями дама откажется от такого трофея? Во-первых, эльф… ну, почти. Во-вторых, красавчик. В-третьих, кажется девственник.

В общем-то, ситуация, в целом, была довольно забавной, так что на шутки друзей Ли и не подумал обижаться. И стянув с себя сапоги и закатав повыше штаны, он, как и все, завалился на подушки, при этом и не думая препираться с Корром. Но, Вик догадывался, что его желание слинять с королевской биремы не уступало по своей силе его собственному.

Теперь дни пролетали легко и беззаботно — всех-то проблем, что пережить все более распаляющуюся день ото дня полуденную жару. Но, возлежа на сразу же полюбившемся всем месте — на ковре под тентом, и попивая тепловатое, правда, но все равно приятное кисленькое винцо с водою, эту беду вполне можно было пережить. Речной ветерок приносил легкую свежесть, винцо не давало иссохнуть изнутри, а заковыристая шика впасть в тоску однообразия.

В принципе, и однообразия-то особенно им пока не грозило — день через день, они приставали к берегу.

Господские корабли, идущие впереди, причаливались в городе, и их пассажиры придавались господским же развлечениям — слушанию торжественных речей, приемам у местной знати или хотя бы потреблению деликатесов, выставленных для их радости на коротких фуршетах прямо на пристани.

А вот они вкушали совсем других развлечений — попроще конечно, но душе и ногам более приятных.

Корабли сопровождения, как правило, швартовались в больших прибрежных селах — версты за две до посещаемых знатью в это время городов. Конюхи по возможности сводили лошадей к берегу, а команды и гребцы тем временем успевали посетить и рынки, раскидываемые прямо подле сходней, и трактиры, которые чтоб не утерять прибыль, мостились тоже поближе к причалам.

Ну, и Вик с компанией, конечно же, присоединялись к ним. Потрапезничав в трактире, не всегда, правда, вкусно, но, как правило, сытно, прикупали на рынке каких-нибудь незамысловатых яств и винца полегче и покислее, и довольные возвращались на бирему играть в шику.

В общем, дней семь такой вольной и приятной жизни, пролетели незаметно. Но вот как-то на излете тех славных дней, дин Волч подпортил им настроение, сообщив, что грядут тяжелые времена — они в дне пути от Дриадового Леса.

А дело было так! Жара в тот день стояла несусветная и в ожидании очередной стоянки они, как всегда разморенные, возлежали под тентом. Ветерок был совсем слабеньким, а винцо порядком перегретое. Так что сил ни у кого не было даже на шику. Круглая доска валялась поодаль, а короб с фишками стоял рядом с подушкой Вика — ни у кого не нашлось сил, чтоб оттащить их в палатку.

Спать, в общем-то, не хотелось, но и шевелиться лишний раз было неохота. Впрочем, Мелкий, кажется, все-таки задрых, но вот оборотни еще пытались беседовать.

Слушая в пол уха, как они перекидываются фразами, Вик, не поднимая головы от подушки, лениво перебирал фигурки в коробе. Его всегда завораживала тонкая работа, с какой были выполнены фишки именно из этого комплекта, что таскал повсюду за собой Тай. Хотя, как подозревал принц, утянул он их все-таки из какого-то дворца — уж больно дороги и хороши были они для дорожной сумы простого странствующего оборотня.

В эту игру играли все и везде — и крестьяне, и торговцы, и господа. Круглую доску, с расставленными на ней разноцветными фишками, можно было встретить и во дворце, и в комнате за гончарной мастерской, и в самом захолустном притоне. Так что обычно фигуры для пущей простоты изготовления и, соответственно, дешевизны и доступности, выполнялись в виде разноцветных кубиков разного размера. А вот столь красиво сделанные комплекты, что стараниями Тая была у них в пользовании, попадались крайне редко.

Он покрутил в руках маленькую белую фигурку соловья — прэма стихии воздуха, затем минут пять разглядывал синего дельфинчика, серда стихии воды и, наконец, извлек из короба любимую фишку — красного дракона, монстра огня.

Почему любимая? Притом, что изображения драконов и в книгах, и на фресках, и вообще, где бы то ни было, он, по понятным причинам, терпеть не мог с детства?! Неизвестно. Но, вот эту самую фишку Вик способен был рассматривать часами. Что-то притягивало его в ней, привораживало…

Несмотря на то, что фигурка была размером не более трех перстов, мастером изумительно тонко была вырезана каждая деталь — и острые изогнутые когти, и выставленные в оскале клыки, и шипы, бегущие по хребтине. Крылья у статуэтки он расположил так, что они казались всего лишь полуоткрытыми. А глаза сделал из кровавого граната и они сверкали, как у настоящего дракона… уж это-то Вик знал получше всех, живущих в нынешнем Мире.

Вскинув над собой руку с фишкой, он представлял, что дракон летит. Да, летит, ближе… дальше… над теми холмами, мимо которых они сейчас проплывали, над берегом реки, над темнеющим вдалеке лесом.

И так бы и играть ему, дурню великовозрастному, как дитю, в игрушечки, если б не дин Волч, который с легким поклоном, большего его преизбыточное достоинство даже при Вике не позволяло исполнить, заговорил с ними:

— Ваша светлость, господа, — затем, тот самый легкий поклон, — мы приближаемся к последней стоянке перед Дриадовым Лесом. Так что советую вам прикупить нонче на рынке всего поболее. Так как следующая остановка возможна будет только через шесть-семь дней.

— Да ладно! Нас и с королевской кухни неплохо кормят! — воскликнул вдруг проснувшийся эльфенок, видно имея ввиду, что к ним дважды в день, как по часам, приплывала лодка, доставляя еду с кухонной биремы. В общем-то, сия забота в большей мере относилась к нему, Вику — беглому принцу, а вовсе не к мелкому оглоеду. Но кто ж попрекает куском друзей? Впрочем, чего рядиться? Тех доставленных харчей и ему, и эльфенку, и оборотням хватало за глаза.

— Ну, как знаете… — ответствовал капитан и отправился распоряжаться насчет стоянки.

Э-эх, знали бы они…

А на деревенском рынке, раскинутом у самых сходней, сегодня, как назло, вкусного было мало. Все больше сало в толстой корке крупитчатой соли, сухари вязанками, да копченое до черноты мясо. А еще, разноцветными горками сухофрукты везде были разложены. Они, конечно, всяко лучше, чем пересушенное мясо, но это если зимой. А вот что за дурость выкладывать их посредь лета, когда свежего всего полно?

С трудом отыскав яблок сочных и вишенок аж переспелых, подались друзья почти без покупок до дому — до конюшенной биремы.

А вечером, когда серая дымка стала опускаться на воду, левый берег круто полез вверх. По правому борту, правда, еще расстилались луговые просторы, но уже впереди, на фоне розовеющего заката, стал проявляться чернотой Дриадов Лес. И та, темнеющая пока еще ниточка, простиралась вправо до самого горизонта.

Да, этот загадочный лес был огромен. И кортеж из карет и повозок, что должен будет подхватить их свадебную делегацию в конце водного пути, вышел из Эльмера чуть не на месяц раньше, чтоб объехать эти чудовищные кущи.

А по нему-то дорог не проложено — он валом высоким обнесен. Но главное, народ там живет — очень недружелюбный! И сказывают, что через вал тот перебираться опасно, да и мимо сего леса плыть, тоже. А обитают в нем испокон веков, со времен гибели драконов, страшные народы: рогатые сатиры со своими дриадами, хвостатые тритоны с русалками, кентавры с лошадиными телами и тролли лохматые.

И еще каким-то боком эльфы туда затесалися. Войны что ли какие-то в древние времена случились… и пришли они в Лес, да остались там. И хотя говорят, что были они из светлых, но помешавшись с местными облик свой природный, Многоликим даденный, утеряли. И теперь они не беловолосые, а с зелеными космами ходят.

Вик сидел и ел вишни вместе с эльфенком, в дальний горизонт вглядывался и народные поверья да присказки о Дриадовом Лесе вспоминал. Неужели уже завтра он этот знаменитый Лес увидит?! Может и русалка где промелькнет…

Но не успел он о том подумать, промечтать, как со стороны плывущих впереди кораблей послышался грохот. Он все приближался и приближался, и вот уже их команда забегала, засуетилась и стали мужички и парнишки… поднимать щиты, обитые бронзовыми пластинами, что до этого за бортом висели, и крепить их поверх него, наклоняя слегка внутрь. Вот и стало понятно, откуда грохот тот, раскатами прокатившейся по реке, ничего необычного и страшного в нем нет — просто на впередиидущих биремах щиты те, раньше поднимать начали.

А когда с той работой команда управилась, стало понятно, что они загородку от Леса ставили — щиты те, были локтя четыре в высоту, и теперь даже такого здоровяка, как их Тай, они с головой укрывали.

«— Мда, вот и посмотрел на Дриадов Лес…» — расстроено подумал Вик, пялясь в дощатую загородку. А дин Волч еще и полешков в огонь подкинул, в смысле разочарований добавил:

— Самый нос открыт остается, на него господа не ходить! — грозно велел он, нарисовавшись около них. — Тебя, молодой человек, особо предупреждаю! — свел он брови сурово, вперив взгляд в эльфенка. Тот от неожиданности и страха косточку проглотил, да поперхнулся. Вик не задумываясь, полез через «стол» по спине того стучать:

«— Да-а, с кем-то может, можно было бы и поспорить, но только не с нашим капитаном…»

А утром, когда из палатки вышли, вообще запертыми в глухой трубе букашами себя почувствовали. Левый берег вознесся уже казалось под самые облака, громоздясь отвесной стеной. А справа над щитами нависали кроны гигантских деревьев — таких, говорят, нигде больше и не растет. И то, что река в этих местах широка и мощна была… по ощущеньям-то… как бы и не считается. А знание того, что так и придется плыть, чувствуя себя тараканами в бумажном хлипком кораблике, угнетало и раздражало.

Правда, дин Волч сказал, что они теперь в основном под парусом идти будут — дескать, древней магией здесь так обусловлено, что ветер всегда в обе стороны дует: вверх по течению вдоль Леса, а вниз — под крутым обрывом. И то хлеб! Хоть не придется страдать от стоячей влажной духоты, что «убивала» их в последние дни — паруса-то вон, как надуваются.

Проснулся Ли от грохота и легкой тряски опускаемых надстроек фальшборта — от удара обитых медью щитов о деревянный бок биремы, глухой дрожью прокатившейся по всему кораблю.

В рассветном мареве он окинул взглядом палатку и понял, что находится в ней один. Кутаясь в покрывало, он отдернул полог и вывалился на палубу, с ходу угодив в густой липкий туман, в котором у правого борта неясными силуэтами виднелись потерянные друзья.

Где-то послышался еще один дробный удар, глухо увязший все в том же тумане. Парень посмотрел в ту сторону и далеко впереди заметил маячивший призрачным светом огонек другой биремы. К бортам их корабля тоже были прикручены факелы, тусклыми размытыми пятнами обозначавшие его размеры.

— Сами вышли, а меня не позвали! — обиженно выдал Ли старшим друзьям.

— А че тебя звать-то? Ты че видишь? Я — нет… — пророкотал Тай, обводя глазами молочную завесу, наглухо отгородившую их от всего остального мира.

Бирема и та, казалось, зависла в неподвижности в этом неопределенном облачном пространстве. Ли перегнулся через борт, разглядывая весла. Те, с каким-то утробным «у-упль-ль-ль» вырвались из воды, как будто она тоже была густой и вязкой, подобно окружающему их кашеобразному месиву, и неспешно поднялись. А потом так же медленно-медленно, пропадая с глаз, опустились, с тем же жутковатым звуком входя в невидимую от перил воду.

Частота гребков при такой-то скорости составляла, наверное, не меньше сотни ударов сердца между ними! И это притом, что работало, дай Светлый — только каждое третье весло, а парус был спущен.

— Дин Волч, а че мы так медленно идем? — спросил Ли у капитана, как только заметил в густой мути, что тот стоит рядом с ними.

— А в тумане быстрее нельзя, парень. Вот ткнемся носом в зад впередиидущему, что тогда? То-то! — степенно ответил уважаемый дин.

Он вообще был мужик с большим чувством собственного достоинства и строгим нравом, как успел приметить за время совместного плавания юный эльф. Даром, что командовал простой речной биремой, подвизающейся разовым фрахтом на перевоз скотины.

«— Ему бы с таким самомнением, флотом командовать!» — в очередной раз уважительно подумал о нем Ли.

— Эт всегда так, когда на рассвете входишь, аль выходишь с местностей Дриадова Леса, — сподобился дать еще кое-какие объяснения капитан.

В это время, сквозь облапившую их со всех сторон душную кашу, потянуло свежестью. Сначала слегка, а потом и вполне ощутимо.

Тут и туман, до этого стоячим болотом висевший в воздухе, неохотно надрываясь, стал трогаться с места. И сразу сверху надвинулись темные тени все тех же нереально громадных деревьев, которые составляли стену противоположную каменной, что тянулась на протяжении всего их пути вдоль Леса.

— Дин Волч, а вы не рано разрешили борта-то опустить?! — заволновался Ли, поняв, что они плывут все еще вдоль зачарованных берегов.

— Да не-ет, историю-то небось учил, молодой человек? — ответил тот вопросом на вопрос, и, дождавшись утвердительного кивка головой от своего собеседника, продолжил: — Тогда должон знать, что прямых нападений обитателей Леса на проходящие суда документально не фиксировалось уже много стозимий. А обязательный подъем щитов — это, скорее, уже общепринятая традиция, да еще… чисто людская перестраховка. Знаешь пословицу: «Береженого — и Светлый бережет»? — и, услышав очередное «— Угу» от парня, заговорил дальше:

— Вот, то-то и оно — все с этой пословицей живем…так что, вы бы проводили его светлость куда-нибудь с открытого места, — вдруг, с легким поклоном в сторону принца, изрек он неожиданно противоречащее своим же предыдущим словам предложение. Видать вспомнил невзначай, что «светлость» плывущая на его корабле как никак, а второе лицо в королевстве.

— Ага, как же, уйду я! Я, может, полжизни ждал — увидеть воочию Дриадов Лес! — воскликнул в ответ на это Вик, жадно вглядывавшийся в редеющий туман за бортом.

— Ну-у, я тоже думаю, что ничего страшного не случиться. Мы когда пустые без фрахта идем аль в конце путины домой возвращаемся, щитов-то вообще не поднимаем — и не че, ни разу беды не случилось… — опять вернулся к своей философской, полной достоинства манере разговора их капитан — его дело предупредить, а их господское решать, чай не маленькие.

Тем не менее Корр с Таем заметно напряглись. Один, прищурив черные глаза, стал напряженно всматриваться во все более проявляющийся сквозь туман Лес, а другой, чуть заметно подергивая носом, принюхивался, ловя уже вполне ощутимый ветерок.

А между тем, мутная хмарь развеивалась, отрываясь большими клоками от общей массы и уплывая по ветру. Звуки стали четче и ближе — всплеск весел, прибавившей ходу биремы, возгласы команды, засуетившейся на уже хорошо просматриваемой палубе, и нетерпеливое ржание коней, как будто почуявших скорый выход на берег.

Но Лес, сбрасывая полог тумана, все также не желал открывать им свои тайны — обычный лес, просто с очень большими деревьями. Каменистые неровные берега и густой подлесок, сбегающий лохматыми кустами к самой воде — вот все, что было видно.

— Хоть бы одна русалка, что ли показалась! — досадливо сказал Корр, жадно вглядываясь в однообразные камни и макающиеся от легкого ветерка в реку ветки.

— Не, русалок вы здесь уже не увидите, — со знанием дела изрек дин Волч. — Тут уж до самого конца ни одной речки иль ручейка из Лесу не выходит, ни одного затона иль отмели, где ж им тут появиться? А в большую воду они мож и выплывают, да я за несколько десятков зим, что по реке хожу, такого не видел.

— А не на большой воде значит видели?! — воскликнул Ли, ловя капитана на слове. — Какие они?!

— Ну-у, волосы у них длинные… цвета обычного: черные, белые, рыжие. Не зеленые, как говорят. То у дриад, но их я только раз и видел… давно. В общем, девки, как девки — эт если в воде. А если на отмели или на камне развалятся, то хвост у них рыбий вместо ног, а сверху груди оголенные — у нас, у людей, самые, что ни на есть непотребные так не ходють! — и сплюнул сквозь зубы за борт, выказывая свое отношение к ним.

— А говорят, они поют зазывно… — не унимался парень.

— Можа и поют — я не слышал, — закончил разговор капитан.

А между тем, Лес на берегу менялся. Деревья становились ниже, и чтоб видеть их кроны уже не приходилось задирать головы, а подлесок редел, позволяя заглянуть немного вглубь. Но и теперь ничего интересного заметить не удавалось — обычные поляны и стайки молодой тонконогой поросли.

В какой-то момент взрослые деревья пропали совсем, а кусты и молодняк стали забираться вверх по вырастающему прямо на глазах склону холма.

— Это Охранный Вал начинается? — спросил капитана принц.

— Угу… первый. Там еще второй после оврага с речкой будет, — подтвердил тот.

Лесная растительность отхлынула от берега, забираясь ввысь там, где была земля, а взгляду друзей предстал видно основной состав насыпи, что отгораживала Лес от всего остального Мира. Так сказать, Вал на срезе — огромные правильной формы валуны громоздились, как будто уложенные рукой великана в вполне определенном порядке, выдаваясь в реку не сильно выпирающим молом.

Бирема шла совсем близко от гигантского каменного сооружения, и сквозь плавающие в воздухе клочья тумана были отчетливо видны проступающие на плитах барельефы. Полустертые дождем и ветром за многие тысячезимия, с кое-где обвалившимися фрагментами, они все равно впечатляли. Огромного роста воины, вроде как с крыльями за спиной, держали высокие, с них размерами луки и щиты. Женщины с длинными развевающимися волосами и с теми же крыльями за спиной, но с цветами и фруктами в руках. Животные, своими размерами превосходящие фигуры людей, были и известные, такие как черный вепрь с винтообразными клыками, и мифические, как белый единорог. И все это на фоне чего-то неимоверно огромного, что проплывая так близко было трудно объять одним взглядом — только выхватывались отдельные фрагменты: когтистая лапа, глаз, гигантский завиток шипастого хвоста.

— Да это же дракон!!! — завопил Ли, обрадованный своей догадкой. От его воплей все, стоящие рядом и как будто завороженные грандиозным зрелищем, отмерли. И тут же заговорили, наперебой обсуждая увиденное.

— Ты прав парень. Когда идешь обратно, придерживаясь той стороны, да без туману — то видно лучше, — подтверждал догадку Ли и махал рукой на противоположный берег реки капитан.

— Я столько слышал о нем и вот теперь увидел собственными глазами! — восторженно восклицал Вик.

— Наверно, локтей под сотни две будет? — рассуждал Тай, прикидывая высоту сооружения.

— Ага, где-то так… — соглашался с приятелем Ворон.

А тем временем громада уже сдвинулась вправо, открывая их глазам глубокий овраг, скорее похожий на горное ущелье, обрывистые стены которого образовывали тот Вал, мимо которого они уже проплыли и второй такой же, но размерами вдвое меньше и ниже первого.

Тонкая ленточка, толи мелковатой реки, толи просто бурного ручья на его дне, впадала в реку. В том месте, где речушка потихонечку вплеталась в косу своей полноводной «сестрицы», образовался довольно обширный затон. Видимо «младшая сестра» в половодье не была столь убога, а приобретала вполне бурный характер и силу, и, вырываясь из зажимавших ее сезонный нрав крутых склонов оврага, за долгие годы, которые почти уничтожили барельефы первого вала, она основательно размыла начало второго.

Как успели разглядеть друзья, проплывая мимо, затон довольно большим прудом лежал в глубокой чаше, стены которой когда-то выступающим в реку молом второго вала. То место, которое соединяло пруд с речушкой, в такую бы жару пересыхало, если б норовистая «младшая сестра» не размыла и весь выход из оврага, тем самым позволив «старшей» распускать свои воды до самого затона.

Когда уютный прудик скрылся за размытой, но еще довольной высокой грядой вала, они обратили внимание на берег впереди. А там…

Монстр его величества и те биремы, на которых плыли и, по всей видимости, еще спали придворные господа и дамы, прошли хорошо вперед — на середину реки, где и кинули якоря, легонько покачиваясь на волнах течения.

А вот все остальные, что составляли этот огромный караван, мостились — подгребая, отгребая, разворачиваясь, у пяти причалов пристроившихся к выступающей бочине второго вала. А впереди на многие версты расстилались знаменитые заливные луга Прилидья.

Близ Дриадова Леса больших поселений и городов традиционно не строили — только маленькие деревушки отважных, как во все времена считалось, людей.

Но на лугах, прилегающих к Лесу, останавливались все, и те, кто уже сделал многодневный безостановочный переход вдоль Леса, и те, кто только собирался его совершить.

Поэтому, с одной стороны — никаких построек обозначающих обжитую гавань здесь не было, но с другой, в том высоком месте, где многие тысячи зим «оплывал» в реку второй вал, пять грубо сколоченный причалов все-таки присутствовало.

Ответственность за них нес городской Совет Лиделя, города, что в полутора днях пути отсюда. И, если до столицы доходили слухи, а корабли-то мимо проплывали разные, и военные, и почтовые, и посольские, что с причалами что-то не так, у них там, в Лиделе, кто-то показательно «получал по шеям». С кого-то деньгу хорошую брали, кого-то выгоняли с прибыльного места, а кому-то, и посидеть в крепости приходилось. Так что, как правило, причалы содержались в надлежащем виде, и на радость местным поселянам, каждый раз устраивавшим бойкую торговлю харчами, корабли приставали здесь регулярно.

И вот теперь, когда к берегу подошла их необычайно большая флотилия, на пляже, несмотря на ранний час, творилось самое настоящее светопреставление!

Так как причалы выходили на взгорок, то людской муравейник разворачивался у спуска с него. С «Зимней сестры», хоть и приблизившейся только к первым мосткам, было хорошо видно, какой бедлам там твориться.

С уже отчаливших хозяйственных бирем были снесены и свалены на самом проходе кучи разной поклажи. И теперь слуги перетаскивали на луг все эти тюки, утварь, палатки и ковры, чтоб, значит, достойно обустроить знать, пока еще спящую на кораблях.

Со стоявших сейчас у причала судов начали сводить лошадей, застоявшихся за время долгого пути в стойлах, и конюхи выбивались из сил, одергивая и окрикивая пытавшихся взбрыкнуть.

При этом целая толпа гребцов и команд, с тех — уже освободившихся кораблей, сошла на берег. И теперь несколько сотен человек сновали по нему перекликаясь меж собой и громко торгуясь с деревенскими, покупая у них свежую еду и пиво.

А торговцы — мужики, с только что освежеванными тушами на плечах, бабы с корзинами, какой-то посудой и груженными доверху тачками, метались меж всеми этими людьми, зазывно крича и пытаясь всучить свой товар. Во всю эту какофонию вклинивалось мемеканье баранчиков, визг свиней и кудахтанье кур, живьем приведенных на продажу.

Самый крайний причал был занят биремой, отданной под королевскую кухню. Когда корабль, на котором плыли друзья, проходил мимо, стало заметно, что та почти пуста, а значит, команда давно на берегу и эта посудина с места скоро не сдвинется.

Чертыхаясь, мимо пробежал дин Волч, устремившись на нос корабля, и стал кричать оттуда в медный раструб. Что именно он кричал, тем, кто стоял на палубе его биремы, было совершенно непонятно — только гулкое нечленораздельное бу-бу. Но они надеялись, что тот, кому «бу-бу» предназначалось, все-таки разберет его. И точно, не прошло и минуты, как откуда-то с бирем, стоящих у причалов, ответили:

— Я «Речная красотка», отхожу от второго причала, «Зимняя сестра» готовься! — в другую сторону медный раструб звучал не в пример разборчивей.

Пока их бирема пристраивалась к мосткам под грозные окрики дина Волча, друзья нетерпеливо толклись у борта, ожидая, когда он даст отмашку на высадку.

— Знаете, что-то не хочется мне идти туда… — произнес Тай, кивая головой в сторону людской толчеи на берегу, но при этом глядя на принца.

— Да мне тоже, не охота… здесь где-то совсем недалеко должна быть деревня, уж больно быстро они набежали, — ответил тот, подразумевая, видно, бойко торговавших крестьян на импровизированном рынке. — А в деревне, наверное, таверна приличная есть, — добавил он.

Ли и Корр, не вмешиваясь в разговор старшего с главным, только молча кивали головами, соглашаясь со всем сказанным.

Когда они, наконец-то, ступили на деревянный настил причала, их радости не было придела.

Чтоб не мешать конюхам, начавшим сводить лошадей с корабля, друзья отошли в сторону, к краю довольно большой хорошо утоптанной площадки, на которую выходили причалы. Надо было решать — как бы так выйти на дорогу к деревне и при этом не попасть на берег заполненный народом. Не лезть же, в самом деле, на самый верх вала, чтоб обойти толпу.

— А может, все-таки, спустимся, прикупим чего-нибудь, а-а? Хоть молочка свежего… — от долгого ожидания начал поднывать потихоньку Ли. Он со своим эльфийским желудком больше всех страдал от скудного харча последних дней — бесконечной ухи с сухарями и пересоленного сала.

Еду с королевской кухни им, плетущимся в конце флотилии, в течение долгих шести дней, что они шли вдоль Леса, не доставляли, как было то прежде. А они, понадеявшись, ничегошеньки тогда на последней перед Лесом стоянке, так и не купили. И пришлось им довольствоваться тем же, чем питалась и команда биремы. А какая пища может быть на «оторванном» от мира корабле в жаркие дни? Да во-от… хорошо, хоть рыба свежая — прямо из реки в котелок!

Тут им навстречу выдвинулась интересная компания: один толстый на пони, двое воинственного вида на лошадях, три перегруженных мула и пятеро пеших парнишек, так же обвешанных поклажей не меньше бедных животин.

Наши-то друзья может и не обратили бы внимание на эту процессию — слишком много разного народа сновало и суетилось рядом, если б толстяк, возглавлявший ее, не разглядел бы их сам.

А толстяка этого звали дин Гульш, и помимо того, что он с большим достоинством и знанием дела много зим уже занимал должность Главного повара короля, сей достойный дин был еще умнейшим и проворнейшим придворным. А как же иначе? Вот смог бы он без этих качеств, да без знания лиц, имен и пристрастий в еде всех значимых лиц при дворе долго и успешно сохранять свою немаленькую должность? То-то же! Поваров с умелыми руками много, но Главный повар — всегда один!

И, конечно же, такой замечательный человек не мог не разглядеть принца царствующей Семьи, в каком бы неподобающем ему месте тот не находился.

— Ваше высочество! Господа! — он довольно ловко слез с пони и поклонами поприветствовал компанию друзей, кучкой стоящих у самого склона. — Какое чудесное утро! Как хорошо, что я вас встретил, а то меня совсем совесть замучила! — провозгласил он. — Хочу принести свои извинения за ваш скудный, как я подозреваю, рацион последних дней. Но, — он скорчил досадливую мину, — гребцы и лакеи, что отвечают за доставку еды, ни в какую не соглашались плыть в самый конец флотилии, пока мы следовали вдоль этого жуткого Леса. Я каждый раз чуть ли не пинками заставлял их везти еду на королевский-то корабль! Я накажу, конечно, этих оглоедов, но потом — сейчас во время путешествия мне и заменить-то их некем… — он горестно всплеснул руками:

— А между тем, как оказалось, местные-то в деревне — этих, что в Лесу обитают, с рогами и хвостами, совсем не бояться! Остерегаются — да, не любят — тоже, да! Но не бояться! Вот ужо я своим надаю, что б панику не раздували — а то мне с ними еще в обратный путь плыть! — и грозно потряс кулаком в сторону своей «кухонной» биремы.

— А вас господа, в искупление своего позора, приглашаю на мой корабль. Вам сей же момент чудесную утреннюю трапезу накроют: сырнички зажарестые, яйца в мешочке под масляным соусом, сырок со слезой, блинчики со свежей малиной и взбитыми сливками, — от его перечислений оголодавший Ли только успевал сглатывать слюну и кивать головой. «— Да, да!» — он на все согласен!

— Спасибо, дин Гульш, за приглашение. Но мы — вот, в деревню в трактир собрались уже, — за всех ответил Вик, чем вызвал злое голодное урчанье в возрадовавшемся было животе эльфенка. — Вот только не знаем, как на дорогу выйти, что б туда не заходить, — и принц кивнул вниз, на суетящуюся толпу.

— О, ваше высочество, деревенька крайняя тут недалеко совсем — меньше, чем в версте. И трактир там неплохой, чистенький — с краюшку самого стоит. А пройти туда можно, вон видите? — махнул рукой, показывая, дин. — На середине спуска от тропы, что к пляжу идет, другая отворачивает. Вокруг холма этого прям по склону пошла — она так до самой деревни и будет посредь насыпи-то идти, по над лугом. Но, вы не думайте — она широкая, утоптанная, по ней видно давно ходют. А пока идете… вот вам… — и, забрав из рук у одного из поварят берестяной коробок полный белой с чуть розоватым боком ароматной ягоды, подал Ли: — Клубника луговая в этих местах уж больно хороша! — заметил-таки голодные взгляды парнишки.

А затем, раскланявшись и пожелав им хорошего дня, бодро пошагал к своей биреме. Было заметно, что настроение у него отличное — доволен, видно, что терзавший его совесть недогляд в недокормленности принца благополучно разрешен. Охранники и замученные поварята, подтягивая за собой не менее уставших мулов, двинулись за ним следом.

А друзья, получив желанные указания, устремились в обратном направлении. Чуть спустившись по общей тропе, они свернули на боковую уходящую по склону размытого Вала дорожку.

Когда они уже удалялись прочь от шумного пляжа какая-то тетка, приметившая их компанию и решившая, что негоже потенциальным покупателям уходит с пустыми руками, попыталась было нагнать их — полезла в гору, что-то крича и размахивая связкой тушек ощипанной уже птицы. Но ускорив шаг, они быстро оторвались от нее. Тут еще и тропа вывела их на самый верх чаши маленького пруда, а открывшийся вид был всяко интересней какой-то тетки с все равно еще не готовой к потреблению пищей.

Впереди расстилался вид на луга и деревню, прижавшуюся к валу. А внизу, по правую руку, полностью открывался взгляду небольшой затон.

От протоки, что соединяла его с рекой, в сторону деревни тянулась тропинка, к которой прижались несколько мостков с привязанными к ним лодками. В том месте, где по другую сторону размытого вала располагалась импровизированная пристань для больших кораблей, прудик плотно зарос камышом и осокой. А вот большая часть чаши представляла собой насыпь из огромных гладких валунов. По-видимому, размывая затон в валу, река постепенно отодвигала камни, из которого он был построен, заодно основательно работая и над ними. Большие, обмытые водой за многие тысячезимия, они были похожи на черные яйца громадных неведомых птиц.

На одном из них, в равном удалении и от лодочных мостков, и от заросшего края, сидела деревенская девчонка и преспокойно удила рыбу.

Когда они подошли ближе и им перестали мешать высокие стебли колышущегося камыша, стало понятно, что это не девочка, а вполне уже сформировавшаяся девушка. Только странная какая-то…

Она сидела на одном из громадных яйцеподобных камней, поставленном на попа. Босыми ступнями девчонка опиралась о его гладкие бока, отчего колени длинных хорошей формы ног торчали в разные стороны, а задранная юбка, пропущенная меж ними, еле-еле прикрывала самый срам. Вот скажите на милость, какая даже деревенская девица больше десяти зим от роду, так усядется? Даже если она полностью уверена, что ее никто не видит и при этом занята интереснейшим делом…

Так же, эта сельская красотка имела совершенно ужасный лохматый венок на голове, плетеный не столько из цветов, сколько из сорной травы, целыми пучками соцветий торчащих в разные стороны. А в длинные светлые косы, спускающиеся ниже ее седалища на черный камень, как у обычных девушек шелковые ленточки, у нее были вплетены те же трава и простенькие луговые цветочки.

Друзья аж остановились, разглядывая это юное явление, толи полной наивности, толи полной распущенности.

А девчонка тем временем, поводив прутом, служившим ей удочкой, резко выдернула его из воды, и ловко поймав прямо в воздухе трепыхающуюся серебристую рыбку, отправила ее в ведро. А потом задрала голову к стоящим над ней мужчинам и вместо того, чтоб смутиться и натянуть юбку на голые коленки, она довольно нахально крикнула им:

— Господа, чё стоим, мешаем человеку рыбу ловить?! Идем в деревню? Ну, так топаем дальше! — и, лихо размахнувшись, отправила крючок опять в воду.

— Милая, а ты не боишься с незнакомыми господами так разговаривать? — вкрадчиво спросил ее Ворон.

Она, даже не отрывая взгляда от поплавка, ответила спокойно:

— Вас не боюсь…

— Ладно, мы действительно детей не обижаем, а вот другие могут оказаться и не такими добрыми, — не унимался Корр, стараясь раззадорить девчонку. Уж какая-то она не по-девичьи спокойная и самоуверенная — одним словом, странная!

— А другие, если надо, меня и не заметят, — опять как-то… не так, как положено милой заневестившейся девушке ответила та.

— А почему не заметят? — тут уже влез Вик, в заинтересовавшую и его беседу.

Девчонка еще раз подняла на них глаза и молча, не отвечая на заданный ей вопрос, стала их разглядывать. А потом вдруг выдернула удочку из воды и поднялась на камне:

— Я думаю, что должна побыстрее проводить вас до деревни — потрапезничать. А то вон тот щас свежей ягодой на голодное пузо обожрется, а потом — продрищется, — сказала она, указывая рукой на него, Ли. Он аж поперхнулся клубникой:

— Ты чего?! — начал, было, заводиться эльфенок.

Но девчонка рассмеялась и вроде как смягчила прямолинейность своего высказывания:

— От того, что я более приличными словами выскажусь, твоя проблема никуда не денется — ты это учти, — и, увидев, как после ее слов он быстренько сунул короб с ягодой в руки Вика, что стоял с ним рядом, она, расхохотавшись, добавила: — А так, ты хотя бы меня услышал! — и, продолжая смеяться, подхватила ведро и поскакала по громадным камням в сторону тропы с грацией и ловкостью горной козочки.

Пока друзья обходили по кругу затон, она успела доскакать до лодочных мостков и подняться на общую дорогу. Там они и встретились.

Девчонка оказалась довольно высокой, всего лишь чуть ниже Корра и не успевшего еще до конца вытянуться его самого — Ли. Правда, чересчур худощавой, но гибкой и изящной. Лица ее полностью было не видно из-за свисающих на него пучков травы. Только точеный подбородок, резные пухлые губки насмешливого рта, да остренький кончик носа — вот все, что удалось разглядеть парню под дурацким лохматым венком.

Несмотря на затаившуюся обиду от ее резкого высказывания, выставившего Ли полным дураком в глазах друзей, что-то в этой девице его ужасно привлекало. Вообще… его чувства пошли в разброд — необъяснимая радость и облегчение охватили его, когда девчонка стремительно взлетела по склону и нарисовалась у них на пути.

Чего вдруг? Чужая, дерзкая, даже нахальная… но, бросив взгляд на ее лицо и поняв, что оно наполовину прикрыто, Ли посетило просто непреодолимое желание увидеть ее глаза. И до того сильное, что он, не совладав с собой, непроизвольно ступил вниз с тропы, чтоб заглянуть под растрепанный веник, который был у нее вместо венка.

И он заглянул… сердце его захолонуло, пропустив пару — тройку ударов: глаза были, как первые березовые листики весной, сквозь которые просвечивает солнышко — нежно зеленые, прозрачные и теплые…

А после этого стало еще хуже! Захотелось взять девчонку за руку и подержаться, а может и не только за руку…

«— Тьфу ты, что за гадости лезут в голову?!»

От наваждения Ли спас голос Тая, снисходительно прогудевший сверху:

— Зовут-то тебя как, дитё? — спросил он чересчур «вумную» девицу, мягко поглядывая на нее с высоты своего роста, как на расшалившуюся малышку.

— Льняна, господин, — смиренным голоском ответила та.

«— Знать действительно „вумная“… раз так быстро сориентировалась — кому можно хамнуть, а кому не стоит и пытаться…», — подумал Ли, вроде как даже с завистью — сам-то он до сих пор не научился сдерживать свои порывы.

— Ты из деревни? — спросил девушку Вик.

— Не совсем. Я с мамой и бабушкой в доме живу, что в полуверсте от села на опушке Леса стоит, — ответила та и пошла по тропе вперед, окруженная с двух сторон Таем и Виком.

Дорожка, по которой они двинулись, действительно, как и сказывал дин Гульш, была широка и хорошо утоптана. Так что, втроем можно было идти свободно, не толкаясь. Но вот им с Корром места уже не хватало и пришлось топать за ними следом, еле — еле слыша их разговор.

— Вы живете на большом валу, за оврагом? А не боитесь, что так близко к Дриадову Лесу? — спросил заинтересованно Виктор.

— Да мы, вообще — смелые! Глядя на меня, разве не заметили? — в ответе девчонки опять послышалась насмешка.

— А почему тропа так странно расположена — посредь Вала? А не поверху его… и не понизу — вдоль? — задал вопрос уже Тай.

— А поверху вал неровный — там пробовали ходить, но тропу, то дождем размоет, то суховеем выдует. А если понизу, то весенней водой топит. Здесь же, посередине, видно уступ каменный проходит, и тропа не проседает — она тут давно…

«— Вот ведь, с Таем-то опять без издевки, по человечески разговаривает…», — как-то тоскливо, про себя заметил Ли. А он и сунуться боится — опять, чей поди, высмеет… коза драная!

Тут верхушка вала, высокой травой и кустарником нависающая над их головами, начала спускаться, и через десяток саженей сошла совсем на нет — прямо к тропе, по которой они шли. А в образовавшейся прорехе стали видны дощатый мостик через овраг, ступени вверх, выложенные камешками, и в отдалении крытая дранкой двускатная крыша.

— Ну вот, я почти дома. Думаю вас не надо дальше провожать — не заблудитесь… — резные губки опять сложились в улыбку. Но, как ни странно, в этот раз не насмешливую, а вполне дружелюбную:

— Счастливого вам дня! Еще увидимся, наверное. А ты, — она повернулась лицом к Лиону и ткнула в него пальчиком, — не вздумай молока свежего напиться, а то точно… того… это самое все-таки случиться! — и опять рассмеявшись, развернулась и направилась по боковой тропке к мостику.

Все, кроме Ли — понятное дело, тоже хохотнули и сказав девчонке «— Пока!», направились дальше в деревню.

А он плелся опять в хвосте и чувствовал почему-то не радость от расставания с наглой девицей, а ощущал себя побитым щенком, которого хозяйка от себя погнала…

От поворота к лесному домику большое село было уже видно, как на ладони. Высокие дома, сильно приподнятые над землей на добротных каменных основаниях, с большими деревянными помостами, скорее похожими на лодочные причалы, чем на обычные крыльца, и соединенные меж собой рядами врытых в землю деревянных столбов.

— Похоже, половодье их регулярно топит, а они мостки меж домов стелют… — предположил Корр, придирчиво разглядывая сверху странные двухрядья деревянных стоек, тянущихся по всему селу.

Меж тем они подошли к развилке, где дорога раздваивалась, и второй, не менее утоптанной тропой, спускалась вниз на единственную, как во многих деревнях, улицу.

Крайний большой дом привлекал внимание висевшей прямо на углу вывеской, где без большой претензии на искусство были намалеваны бутыль и каравай хлеба. Вот и трактир.

Поднявшись на высокий лодочный настил, традиционно служивший в этой деревне крыльцом, они вошли в широко распахнутую прикрытую лишь занавеской из редкой ткани дверь.

Когда глаза привыкли к полутьме, а после слепящего утреннего солнца и комната с несколькими окнами казалась затемненной, они увидели обычную трактирную залу с несколькими столами вдоль стен и хозяина сего заведения за стойкой.

Тот видно был занят очень важным и увлекательным делом — прищурив один глаз, другим он, то ли любовался, то ли пересчитывал монеты, которые держал меж двух пальцев, зажав их столбиком. Занятие это его столь захватило, что на них он никакого внимания не обратил. Пришлось его окликнуть:

— Эй, любезный! — повысил голос Корр, чтоб привлечь хозяина.

Тот, наконец-то, с неохотой оторвался от своего всепоглощающе-важного дела и обернулся к ним. Но когда он увидел в дверях трактира нескольких весьма прилично одетых господ, то заулыбался во все свои толстые щеки и с видимой радостью кинулся к ним. В их лице он явно углядел продолжение столь удачно и прибыльно начавшегося дня.

Усадив дорогих гостей за стол возле западного окна, чтоб уже высоко поднявшееся солнце не слепило глаз, он унесся на кухню, откуда вернулся буквально через несколько минут в компании девчонки подавальщицы и гружеными доверху подносами. Через мгновение замелькали руки, меча на стол тарелки, блюда, кружки и кувшины.

Голодный взгляд Ли жадно метался по заполненной плоскости стола, не зная на чем остановиться и с чего начать. Тут тебе и толстые ломти буженинки — серовато-розовые, с белой сальной прослоичкой и черными зернышками перца. И брюшинка мясная красноватая — в луковой шелухе вареная. И целая горка копченых колбасок — маленьких, тоненьких, с выпученным из-под кожицы жирком. Еще глубокие глиняные миски: одна с клубеньками отварными в масле и укропе ароматном, а вторая с лисичками жаренными. А на сладкое — блины стопочкой, и к ним несколько чашек с разным вареньем — сразу и не разберешь каким, пока все не перепробуешь!

От такой вкусноты нетронутой голодный живот Ли окончательно взбунтовался и пропел всем громко и настойчиво: «Пора жра-а-ать!»

Этому настырному зову не мог внять только мертвый, так что не мешкая все тут же принялись нагружать свои тарелки.

Сбив первый голод и промочив съеденную еду кружечкой светлого некрепкого пива народ потянуло на разговоры. Тай подозвал хозяина к столу, предложив присоединиться и разделить с ними трапезу.

— Как зовут тебя, уважаемый? — спросил он трактирщика, когда тот, пододвинув табурет, пристроился с торца их стола.

— Папашей Кролом кличуть, — ответствовал хозяин, наливая себе пива и беря маленькую сухонькую колбаску.

— Вот расскажи нам, мил человек, как вы тут живете-то рядом с Дриадовым Лесом? Не боитесь, что ль? — задал мучавший всех вопрос Тай.

— О-хо-хоюшки, — протяжно, с придыханием начал трактирщик. И сразу стало понятно, что не в первый уж раз отвечает он на этот вопрос:

— Вот уважаемый дин, что был тут до вас, тоже с этого начал. А че их бояться-то? Уж тыщу зим, поди, никого не убивали не мучали… так только, молошное бывает с подвалу утянуть, да с какой бабой, шо по ягоду в лес пошла, пошалят. А так, никого не трогають, не обижають…

— А как они с подвала воруют? Прям, вот так? Выходят из леса, и в подвал лезут? — живот Ли насытился и отпустил бразды правления — заработали мозги, появился интерес к разговору.

— Да, не-е… я несколько раз видал, как они это проделывають — стоишь себе спокойненько в погребе, клубеньки от проростков перебираешь, а тут рука прям из стены над молошной полкой вылазиет и хвать крынку с молоком аль горшочек со сметаною, и опять в стенку уходит, — пояснил папаша Крол.

— А рука, какая? Волосатая, когтистая, страшная, наверно? — не унимался Ли.

— Да что вы! Нормальные у них руки-то! Только не мужичьи, с куцыми пальцами да земляными ногтями неотмытыми, а… да как у вас — господские такие… красивые даже. У эльфов, у тех вообще, как у наших девок молоденьких — нежные, гладкие, вроде как, даже светятся. А у фавнов, как от солнца летнего — потемней, значит, будут. И все в перстнях — уж очень эти рогатые побрякушки блестючие любят. У тритонов наоборот, бледные руки сильно, чуть синюшные даже, как вообще солнышка не видевшие. Ну, так это и понятно — в воде ж горемычные живуть, не вылазиють. Но молочко и сливочки — все уважають! — степенно разъяснял трактирщик гостям тонкости соседства с обитателями Дриадова Леса.

После этих его пояснений, было проснувшийся и возжжаждовший жути да всяких страхолюдств интерес Ли стал сникать, загибаясь на корню — чего ж такого завлекательного может быть в обычных-то руках, пусть даже бледных или загорелых?! И тогда, в последней надежде на интересности, он спросил трактирщика:

— А что, у троллей-то тоже руки обычные — людские?

Тот посмотрел на парня, как на наивное дитя, но все-таки ответил:

— Нет, конечно! У тех лапки когтистые, мохнатые, но ведь они-то не вороють — им деревенские сами несуть! Чтоб, значит, по своему мосту в Лес пропустили.

— А сами-то они страшные?! — возрадовался Лион.

— Да, не-е… чё там страшного? Ну, лохматые, ну, носатые, ручки-крючки загребущие, а так-то мелкие, с мальца десятизимку, не выше. Их даже бабоньки молоденькие, что по первому разу в Лес идуть — сразу, после этого первого раза, и бояться перестают.

Услышав это, Лион сник и более вопросов не задавал. Теперь уж Ворон вступил:

— Ну а тем, что все-таки воруют, вот так запросто это проделывать и позволяете? Вы ж говорите, что их не боитесь.

— Господин, дело-то ведь не в страхе. Вы вот нашу деревню-то видали? Большая, дома все крепкие да ладные, и корова не одна, и лошадки, и хрюши — овцы — в каждом дворе, уж про птицу разную и не говорю. И телега, и лодка — тож. У любой бабы не один платок расписной имеется, а у девок наших самые бохатые во всей округе сундуки с приданым. Хорошо живем мы, даже очень. А все откуда? Лесом мы живем — Лесом! Слышал я, что в других деревнях жадничали им, — трактирщик мотнул головой в сторону Леса, — да потом на самую ближнюю поляну ступить не могли. А кто ступал, тот потом год ломотой в костях мучался, аль струпьями чесучими покрывался. Ну, им-то можно и без Лесу прожить, у них и сады огромные, и огороды большие, — развел руками хозяин, — а у нас-то все топит по весне, ни одного деревца яблоневого, ни одного кустика крыжовенного не выживает. Только то и сажаем, что за одно лето вырастить можем. Да нам уж и не надо. В Лесу-то тебе и яблочек, и груш, и слив наберешь, да еще лучше, чем садовых — без червяка, без порчи болезненной. И даже персиков с абрикосинами, чего в обычном-то саду, вроде как, нам по природной прохладе и не положено — это ж Дриадов Лес! А в нем и лесная ягода крупней и ароматней, чем в простом, и грибов видимо — невидимо все лето, и орешков разных опять же… Так что вот и получается, что и заботы-то у нас не такие, как у других — что б свекла сахарная на заливных грядках хорошо взошла, да уксус яблошный в меру настоялся. А всякие там капусты да клубеньки — так только, себе по чутку сажаем, и все, — махнул он рукой, а потом значимо так, горделиво:

— К нам за вареньями да соленьями в конце лета торговцы со всей Эльмерии съезжаются. И под следующее лето тару да денюшку оставляють — чтоб значит, другой не перекупил. А вы сами-то попробуйте, попробуйте… вот айва с орешками — это еще с прошлого году, для айвы-то время по осени наступит. А вот это, с розовых лепестков, уже свеженькое. И это из земляники. Еще джемы: из смородинки и персиков — нежные да вкусные такие, что аж сами в горлышко проваливаются! — стал потчевать гостей трактирщик, видно надеясь, что гости, уходя, еще и с собой прихватят по горшочку сладостей.

«— А мы и прихватим! Обязательно!» — пообещал себе Ли, полной ложкой наяривая персиковый джем, который действительно был так хорош, что, как и обещал хозяин, ласково и нежно сам пролетал в обалдевший от такого счастья Лионов желудок.

— Ну, а то, что они ваших женщин обижают — это ж не крынку молока стащить… тут как дело обходится? — дальше продолжил расспросы о житье-бытье подле Дриадова Леса Вик.

— Да-а… тут, конечно, по-тихому дело не проходит… — с философской задумчивостью протянул папаша Крол, обдумывая, как бы подоходчивее обсказать дотошным гостям и эту ситуацию. — Ну, девок молоденьких мы в Лес, понятное дело, не пущщаем — чтоб эти их не попортили, а баб… всякое бывает. Уж больно оне, особенно сатиры, до энтого делу… ну, с бабами… сильно охочи. Но, как уж там часто это случается, никто не знает — бабаньки-то за себя, да за подружек своих, с коими по лесу ходють, помалкивают. А узнается, только когда уж рожать время придеть. Тут ведь до последнего не знаешь, что из утробы-то выскочит, мож и мужнино дитё-то… ну, человечье в смысле. А если нет, то, конешно, благоверный по деревне прилюдно дрыном погоняет ее разок, да и забудется — чей не раз и не два такое бывает. Что ж теперь и в лес по грибы, да по ягоду не ходить? А жить-то как? Где мы такое место еще доходное найдем? — вздохнул тяжело трактирщик, кося взглядом на приезжих — дошли ли до них доводы его убедительные, аль нет.

А поняв, что не очень, еще добавил:

— Вон, опять же, и река рядом. Только кораблик пристал, а наши — тут как тут! А с других-то деревень еще дойди надоть… или выпасать… пока сливки-то на солнце не скиснуть! — он показал рукой на южные окна, в которые хорошо проглядывалась дорога на склоне вала, по которой теперь тянулась цепочка крестьян с тачками, направляющихся к реке. — Ваша-то флотилия, когда уж пристала, а они только идуть… — пояснил папаша Крол свой жест.

— А вы женщин своих охранять не пробовали? — вернулся Виктор к предыдущей теме, пораженный таким прагматичным равнодушием местных жителей к этой проблеме.

— Э-эх, мил человек! Да как не пробовали, раз зим в пять какой-нибудь молодой муж, не слушая стариков, дружков кликнет да отправляется свою женку сторожить. Ну и че?! Раз обойдется да два обойдется, а потом выйдет на поляну рогатый, дунет — плюнет в сторону ревнивого муженька, да и спать отправит всех парней под куст, а сам ну гоняться за молодухами. А там уж, какую поймает… да они, вроде как, и не насильничають, бабаньки-то на болячки ни разу не жаловались… на них-то тож, наверное, ворожат, чтоб не брыкались.

— А дети… — никак не мог оставить эту тему Вик.

— Да какие тож дети, господин? Это выродки ужо! Их как кутят лишних — в ведро, да и все дела! Кому ж такие рогатенькие да лохматенькие нужны? — как на недогадливого воззрился папаша Крол на принца. Но тот не унимался:

— Что всех?!!

— Да-а-а… почти. Вон только ведьмы наши, что на опушке живуть, парочку можа забрали. Оно ж, ведь, когда подозрение есть, что дитё не человечье, их-то не зовуть на роды, только если уж молодуха совсем помирать наладится — тогда уж да-а. А выродков-то они топить не дают, а с собой забирають. Куда уж потом они их девають не скажу — не знаю, можа че сами ворожат на них, можа в лес к папашам отправляють… кто ж знает? Хлавное, средь людёв не живуть — и ладно. Да-а… вот только ихняя, ведьм значит наших, выродка такая одна по деревне и бегает — уж зим пятнадцать как…

Услышав это, друзья переглянулись, сообразив, что за девчонку у реки встретили. Как тут новую тему в разговоре не поднять?

— А что за ведьмы-то… — аккуратненько подступился к трактирщику Тайгар.

Тот, услышав вопрос, надолго замолчал, видно никогда и не задумывался раньше о них. Живут себе на опушке и живут…

«— Ох, не сделать бы худо! Так годами обитают рядом, а как растревожат они своими вопросами этот осиный улей и погонят дремучие крестьяне женщин с места!» — пронеслась у всех друзей одновременно в головах неприятная мысль. Но заслышав первые слова папаши Крола, все вздохнули с облегченьем.

— Да как у всех… только наши-то посильней других будуть. Знахарки хорошие — у них ни одна роженица, ни один младенчик еще не помер. Да и калеченных, и хворых выхаживают всех — если, конечно, позвать успели. Да и скотину могуть подлечить. Дождик, опять же, накликать, аль наоборот тучи многодневные разогнать. Еще погреба наши заговаривають. Мы ж к реке-то близко — копни на пару локтей и вот она сырость-то, а весной вода вообще под самый порог приходит… а без погреба-то куда? Ни молочка, не сохранить, ни овощичек там, ни соленьев. Так что нормальные у нас ведьмы… только вот девка их, выродка эта… — трактирщик как-то замялся.

— А что девка их? — подтолкнул его Корр.

— Парни молодые уж больно падки на нее. В деревню-то придет — ко мне там зачем-нибудь, аль мальцов лечить, таких, что еще не говорють — они ж, когда хворые, даже мать к себе не подпущают, а к ней льнут! Ну что с них возьмешь? Глупые еще… ну, так вот, пройдет она по деревне-то, а те хлопцы, с которыми она повстречается — потом на деревенских девок дён пять, еще не глядят. Подавай им эту выродку с зелеными волосьями!

Как он это сказал, так Ли аж вздохнул свободнее:

«— Значит и меня через пять дней попустит!»

А Корра другой вопрос заинтересовал:

— Так мы ее видели — она вроде светленькая, а не зеленоволосая?

— Э-э, господин, она, наверное, опять травы в косы-то наплела? Ну, это она так зелень в них скрывает. Когда совсем малая была, так голова у ней, как морковкин вершок зеленела. А подросла, ей мать с бабкой, а може и папаша эльф, зелень-то и повывели, но не всю. Когда она в возраст-то вошла да в ночь на Великий праздник летом в деревню приходить стала, чтоб, значит, через костер прыгать, косы-то свои распускает, как положено — все и видят. О-охо-хо, в этом-то году чуть две свадьбы не отменили — парней-то совсем переклинило! — сокрушенно повздыхав, папаша Крол махнул рукой, как если б разрешенье самому себе дал — видно тема эта совсем уж наболевшая была и сильно выговориться хотелось:

— Да че говорить, если честно, у них все такие. Только мужики постарше себя в руках держат лучше… я вот сам на Маслянку-то, бабку выродкову, только гляну, так и глаз оторвать не могу. А спрашивается, че глядеть? Она ж древняя — ей зим двести, а можа и все триста… хоть и выглядит, как наши деревенские бабы в тридцать с гаком небольшим. А молодой когда был — на дочь ее заглядывался, хоть и она меня чутка постарше. Да я вот седой и толстый ужо, а она чуть взрослей своей выродки до сих пор смотрится! — выдал таки он, на одном дыхании. А потом так обреченно, жалостливо:

— Вот они какие, ведьмы-то наши… да и потом, куда без них? Помрем же все… к ним уж деревенские мужики-то и не клеються давно, акромя парнишек молоденьких к девахе ихней. Да и они на нас не глядят… бабка-то, в свое время, замуж за пришлого отставного вояку пошла — ей и тогда своих ненадобно было. Говорют мужик при ей больше сотни зим протянул! А доча ее, вообще, эльфа себе в Лесу нашла да выродку от него родила… тьфу ты, мерзость какая! — смачно сплюнул на пол трактирщик. Чувствовалось, что грубостью этой пытается он зависть и обиду скрыть свою. Да как, наверное, и остальные мужики в этой деревне…

После этого его плевка как-то сразу расхотелось всем беседовать с трактирщиком дальше. Скоренько подобрали, что на столе вкусного осталось, кое-какие припасы подкупили да и подались до дому — до биремы своей конюшенной.

Э нет — сегодня они палаточку-то на берегу раскинут!