Время страстей

Глава четвертая

Какое счастье, что в комнате темно! Лицо Коула и его тело скрывала темнота, и Кристин молила Бога, чтобы ее собственные лицо и действия тоже скрывала ночь. Ей хотелось ненавидеть его, но она не могла. И еще она не могла думать ни о чем другом, кроме этого сильного мужского тела, такого горячего и близкого.

Он пришел сюда, обнаженный, чтобы принять ее предложение, так, по крайней мере, ей казалось. И все же он снова злился, злился даже больше, чем раньше.

Луна, внезапно выглянувшая из-за тучи, осветила комнату. Кристин увидела его лицо с резкими чертами, лицо почти жестокое, напряженное, будто он переживал какую-то внутреннюю боль.

– Вести переговоры? – шепотом пере спросила она.

– Во-первых, мисс Кристин, если вы собираетесь вести игру, убедитесь, что играете с полной колодой карт.

– Я не знаю, что…

– Это точно, – перебил он ее. – Именно поэтому я и хочу вам кое-что объяснить. Я люблю встречу в честном, открытом бою, но не пойду и не совершу убийства ни ради вас, ни ради себя, ни ради кого бы то ни было. Вы это понимаете?

Она кивнула. По правде говоря, она не понимала его, но боялась это признать. Она запуталась. Война и убийства все перевернули с ног на голову. Она, Кристин Маккайи, воспитанная в лучших традициях добропорядочного Юга, лежит в постели с голым незнакомым мужчиной… И не выражает при этом протеста.

– Все очень просто, мисс Кристин. Никакой сентиментальности.

Намеренное растягивание слов раздражало Кристин. Она боялась Коула. Она снова вспомнила, как быстро он выхватил кольты и ружье, и вздрогнула. Вокруг Коула была аура опасности, которая, как ни странно, притягивала девушку.

Кристин чувствовала, как пульсирует его плоть рядом с ее животом, и прилагала титанические усилия, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Она помнила, что хотела соблазнить его, оставить его вздыхающим, сгорающим от желания, обезумевшим от вожделения.

Теперь Кристин поняла, что такого никогда не будет. Она не сможет, торжествуя свою победу над ним, отвергнуть его. Он сначала посмеялся над ней, но теперь решил взять ее, и она была уверена, что он презирает ее с каждой минутой все больше. Она собралась с силами и шепотом сказала:

– Все очень просто. Мне нужен опытный стрелок. И все. А насчет сентиментальности не тревожьтесь, я вряд ли способна кого бы то ни было полюбить.

Легкая ухмылка искривила его губы.

– Эта сделка, леди, будет заключена на моих условиях. Никакого вторжения в чужую жизнь, никаких вопросов. И я не стану убивать Зика. Я буду преследовать, когда надо. Я сделаю все, чтобы вы с Шеннон были в безопасности на вашем ранчо. Но у меня также есть и другие обязательства, Кристин. О них я тоже не могу забывать.

Она молча слушала его, не зная, что сказать или сделать. У него все так просто. Поразительно бесцеремонный тип. Похоже, ему и дела нет до собственной наготы.

Коул потрепал ее по щеке.

– Но почему? – спросил он.

Она изумленно тряхнула головой.

– Что «почему»?

– Ты предлагаешь мне то, что хотел Зик.

– Я ненавижу его. Ненавижу больше, чем вы можете себе представить. Он убил моего отца. Я скорее лягу в постель с бизоном, чем с этим мерзавцем.

– Понимаю. А я, надо полагать, на ступеньку выше бизона?

– На ступеньку ниже.

– Может, мне лучше уехать?

Кристин охватила паника. Она готова была на все, лишь бы удержать его, но гордость не позволяла унижаться. Кристин заметила, что он снова улыбается, снова его забавляет ее замешательство. Он наклонился и тихо заговорил. Его дыхание щекотало ей кожу, и мягкая борода ласкала ей подбородок.

– Будет еще один пункт в нашем договоре, мисс Маккайи.

Ее сердце немилосердно забилось, все тело напряглось.

– Какой же, мистер Слейтер?

– Я люблю, чтобы мои женщины испытывали голод. Нет, мэм, пожалуй, этого мало, я хочу, чтобы они умирали от желания.

Его слова и шепот делали свое дело. Как, впрочем, и ленивая едкая улыбка. Дрожь пробежала по телу Кристин. Она чувствовала себя раздавленной, и ей снова захотелось ударить его, но она боялась. Нет, не того, что он обидит ее. Может, это безумие, но она верила, что он никогда ее не обидит. Она терялась в догадках, что было причиной того безумия. Новые ощущения, которые породил в ней этот мужчина? Он заставил ее ощутить себя живой, как никогда прежде, терзаемой противоречивыми мыслями, потрясенной и… жаждущей каких-то сладких переживаний.

А между тем она лежала холодная и неподвижная, оцепеневшая от страха, страха, что ей не удастся удовлетворить его требования, что у нее нет того, что способно удержать его. Женщины… Во множественном числе. Ему нравится, чтобы его женщины испытывали голод… Нет, чтобы они умирали от желания.

Кристин совсем не знала его и, как и он, не хотела никаких осложнений, но то, что грозило произойти между ними, весьма и весьма осложнило бы им жизнь. Лежа с ним рядом, не в силах шелохнуться, она вдруг ощутила горькую обиду. Она жертвовала своей гордостью, своей честью ради этого чело века, а он ставил ее в ряд с другими женщинами, с которыми когда-то имел дело.

Коул коснулся ее подбородка, затем прижался губами к ее губам, щекоча усами ее кожу.

– Голод, моя прелесть. – В темноте Кристин почувствовала, что он улыбается. – Это так же возбуждает, как лежать в постели с куском льда.

Она, не глядя, шлепнула его, но он поймал ее руки, придавив к постели. Она сжала зубы, когда его смеющиеся глаза приблизились к ней.

– Простите, мистер Слейтер. Я неопытна. Отпустите меня. Вы же не хотите, чтобы я своим криком подняла на ноги весь дом.

– Кристин, черт тебя побери…

– Нет, черт вас побери! – Она готова была заплакать. Ну почему все получилось именно так? Не такой должна быть эта ночь, не такой она виделась Кристин в ее грезах. Совсем не такой. Эта ночь должна была быть после свадьбы. И всегда рядом с Кристин был Пол. В этом не было ничего отвратительного или неловкого. В ее грезах не было даже обнаженных тел, они были прикрыты покрывалами, и даже там она была одета в белое, и Пол шептал ей, как он ее любит и какая она красивая, и все это было необыкновенно чисто и невинно…

Тогда она не знала этих новых ощущений. И она не знала, что сможет продать себя мужчине, которому совершенно безразлична.

– Пожалуйста, – вдруг вскрикнула Кристин, пытаясь ускользнуть от его прикосновений. Слезы хлынули из ее глаз, и она отвернулась, чтобы он их не заметил. Она не могла больше вынести унижения. – Оставьте меня! Я… я не могу быть такой, как вы хотите, я не могу…

– Кристин!

Она затихла, услышав страдание и нежность в возгласе Коула. Он легко коснулся ее щеки. Затем придвинулся и обнял ее. Кристин с удивлением обнаружила, что он тоже дрожит, весь горит, как в лихорадке. Он снова и снова повторял ее имя, целовал ее лицо.

– Разве ты не видишь? Я не хочу привязываться к тебе. Я не хочу желать тебя вот так!

В его голосе она слышала страсть, глухую, тревожную. В его голосе была также и горечь, жгучая и болезненная. Он продолжал гладить ее руки, целовать ее, и это распаляло его. Каждое его прикосновение обжигало Кристин. Его руки были то нежными, то требовательными, то снова ласковыми и кроткими.

– Я не хочу желать тебя, – бормотал он, – но, Боже правый, я хочу тебя…

Затем он поцеловал ее, и все доводы разума испарились. Не о чем было говорить, поздно было рассуждать. Кристин прижалась к нему, позабыв обо всем на свете.

Казалось, все чувства нахлынули на нее разом. Голод… его рот был ненасытен, и он готов был поглотить ее всю. Его губы мяли, терзали ее губы, его язык, казалось, погружался в самые глубины ее существа, лаская, мучая, еще больше возбуждая ее.

Руки Коула скользили по ее телу, страстные и дерзкие. И в то же время его ласки были нежными, даже трепетными, но вдруг он с силой прижался к ней, будто желая на веки соединиться с ней.

Кристин не заметила, когда страх и дрожь прекратились, и началось что-то совсем иное. Она даже не заметила, когда успела снять тонкую ночную рубашку, не заметила, потому что его прикосновения были такими легкими, такими сладостными, стремительными. Может, это он ее снял? Она только видела, что Коул склонился к ее груди. Ласкал рукой ее грудь, целовал сосок, осторожно касался его зубами, сосал самый кончик его. Ласки Коула становились все требовательнее. Кристин готова была кричать. Никогда ни с кем она не была так близка, не знала, что способна испытывать подобные ощущения, что эти самые ощущения могут породить пальцы мужчины. Она вцепилась Коулу в плечи, едва сознавая, что делает ему больно. Сейчас ей казалось, что ее носит по волнам бушующего моря и Коул – ее спасательный круг.

А буря грозила перерасти в ураган. Губы Коула целовали ее шею, руки ласкали ее бедра, ягодицы. Движения его тела были быстрыми, и Кристин пыталась приноровиться к его ритму, но не могла. Она задыхалась, в изумлении ловя каждое новое ощущение. Он снова и снова ласкал ее. Его губы спускались от груди к животу. Его борода и усы безжалостно дразнили ее нежную кожу. Кристин почувствовала, как Коул коленом раздвигает ей ноги, и поняла, что наступает решающий момент, который изменит ее жизнь навсегда. Но даже тогда она не остановилась. Да и могла ли она бороться с ураганом?

И вдруг Коул замер. Его руки лежали по обе стороны от ее головы, он целовал ее с удивительной нежностью и шептал ей прямо в рот:.

– Ты чувствуешь голод?

Кристин не хотела отвечать. Все было настолько ново, настолько удивительно. Она лишь кивнула, но ему этого было мало.

– Кристин!

– Пожалуйста…

– Скажи мне.

– О Господи! – вскрикнула она, пытаясь выскользнуть из-под него. Но не смогла, Коул крепко держал ее. Она вскинула на него глаза, ее припухшие губы были полураскрыты, волосы золотой массой разметались на груди.

Коул улыбался, глядя на нее. Он положил руку на пульсирующую жилку на стройной шее, затем его рука скользнула ниже, коснулась груди, сделала круг на животе, опустилась еще ниже… Он гладил ее бедра и, не отрываясь, смотрел на нее. Внезапно Кристин почувствовала его руку внутри себя, двигающуюся в каком-то расслабляющем ритме.

Кристин снова вскрикнула и попыталась вывернуться из-под Коула, но он ее не отпускал. Он смотрел ей в глаза, следил, как поднимается и опускается ее грудь, как Кристин ловит губами воздух. Он прижался ртом к ее губам, целовал их, затем снова начал шептать:

– Да. Теперь ты… испытываешь голод.

Было ли это правдой? Было ли голодом то, что она ощущала? Ей казалось, она вся горит. Это скорее пожар… Она радовалась, что сейчас темно, что сейчас ночь и луна спряталась за тучу; она верила, что ее грех скроет эта ночь, все то, что она дает и что получает. Кристин все еще не могла понять, как такое случилось, что она лежит здесь с ним, и все же, вопреки здравому смыслу, она ни за что на свете не хотела, чтобы все было иначе. Она снова тихо вскрикнула и обвила руками его шею, уткнулась в его грудь. Непонятное чувство нарастало в ней, Кристин задыхалась, что-то бессвязно бормотала, прижимаясь к его груди и едва осознавая, что ее бедра двигаются в одном ритме с ним, что он не пере стает гладить и ласкать ее и эти ласки становятся все более волнующими и опасными.

Коул смутно чувствовал, что не должен быть здесь. Он должен был сказать ей сегодня утром, что не сможет остаться на ранчо, что ничто не заставит его помочь ей. Менее всего он хотел связываться с ней. У него есть свои обязательства, и ни смерть, ни дьявол не помешают ему выполнить их.

А тут эта девственница…

Это тоже последнее, что ему было нужно. Она ожесточилась, была вся изломанная. Война сделала ее такой, война, и смерть, и боль, и кровь. Но она оставалась невинной. Он подумал, что может заставить ее быть активнее, но он также подумал, что у него хватит выдержки не тронуть ее. Он был изнурен. Он был изнурен, а она заслуживала большего. Но он живой, вполне нормальный мужчина, и она возбудила в нем желание. Возможно, он знал, что это должно было случиться, а может быть, и не ожидал этого вообще, но теперь, когда это случилось, он уже не мог даже пытаться препятствовать этому. Она билась в золотых сетях желания и страсти, обволакивающих ее, как и ее золотые роскошные волосы, влажные от испарины, покрывающей их жаждущие освобождения тела. Кристин была изысканно красива, с тонкими чертами лица, высокими скулами, маленьким прямым носом и небесно-голубыми глазами, оттененными густыми ресницами. Сейчас он видел страсть в этих глазах, они сверкали от страсти. И ее рот… с полными податливыми губами, чувственный… Она была такой мягкой, сладкой, созданной для любви. Высокая упругая грудь, гибкая талия, округлые бедра. Он не собирался оставаться. Он и ехать-то сюда не собирался. Он не собирался прикасаться к ней…

Но он прикоснулся.

И она отвечала на его движения, двигалась с изумительной грацией. Она издавала милые тихие звуки, которые отзывались в его теле, волновали его кровь, мутили рассудок. Только одна мысль вела его: он должен обладать ею, она должна стать его, или же он сойдет с ума. Прижимаясь к нему, Кристин выгибалась в его объятиях. Несмотря на все его усилия, агония прошлых месяцев стерлась из его памяти, месть, которую он вынашивал, тоже забылась. Даже настоящее ничего не значило. Все, что имело значение сейчас, – эта женщина, и она рядом, горячая, влажная, жаждущая удовлетворения.

Коул почти грубо потянул к себе Кристин. Глаза девушки расширились. Он поцеловал ее долгим страстным поцелуем, обхватив руками за спину. Он все время боролся с собой, думая о том, что она девственница. Наконец он снова поцеловал ее и… вошел в нее.

Он сделал это медленно, до боли медленно, а она была уже влажной, готовой принять его. Но он чувствовал, что она дрожит, слышал приглушенный вскрик, когда Кристин уткнулась в его грудь.

Коул слышал такой же вскрик раньше. В день своей свадьбы. В первую брачную ночь. На мгновение он увидел в этом иронию судьбы и возненавидел и ее, и себя. С минуту он лежал неподвижно. Затем почувствовал, как Кристин дрожит. Должно быть, она плачет, догадался Коул и стал шептать ей что-то успокоительное.

Да, с ним подобное уже случалось. Он нежно обнимал женщину. И тоже был ее первым мужчиной.

Он ласкал Кристин, обещал свою помощь. И затем снова овладевал ею, сначала медленно, осторожно, нежно. И она двигалась под ним сначала робко. Она принимала его, перестав плакать, шок прошел, и снова нарастало напряжение.

Осторожность и рассудительность покинули Коула. Жажда, которую ему неистово хотелось утолить, захватила его. Он не помнил, когда еще был так возбужден, а возбуждение все возрастало. Он ласкал ее грудь, восхищался нежностью кожи, вдыхал чистый сладкий запах разметавшихся волос, и опьянение страстью захватывало его все больше и больше. Наконец, откинув назад голову, он вскрикнул, все его тело молнией пронзила судорога. Снова и снова он входил в эту женщину. Она закричала, и он понял, что она достигла сладкого удовлетворения, и был рад, что сумел ей подарить его. Она лежала притихшая. Последние всплески возбуждения пронзили его огнем, и последний раз он глубоко вошел в нее. Это было потрясающе, он не помнил, когда еще испытывал такое не обыкновенное наслаждение.

Коул упал обессиленный, тяжело дыша; пот струился по его телу. Кристин молчала. Он дотронулся до ее щеки, она была мокрой от слез.

Внезапно он разозлился на себя и на нее. Этого не должно было случиться. Она должна была выйти замуж за какого-нибудь молодого парня, одетая в белое подвенечное платье, и должна была быть любима, а не просто желанна.

От прикосновения Коула Кристин резко отодвинулась, и он позволил ей отвернуться. Плечи ее вздрагивали – похоже, плачет. Конечно, она имела право плакать, но это его обидело. Он был с ней нежен, еще нежнее, чем с Элизабет. С Элизабет…

Ну вот… Он осмелился мысленно произнести ее имя.

Коул сжал зубы, но мучительная боль не отпускала. Он хотел, чтобы она исчезла, но, видимо, эта боль навсегда останется с ним.

– Вы можете… можете идти теперь к себе, – отчужденным голосом произнесла Кристин.

– Что? – резко переспросил он.

– Наша сделка. – Она говорила тихо, слезы душили ее. – Теперь… можно считать, мы ее заключили…

Он колебался какое-то мгновение.

– Да, ваша чертова сделка заключена, мисс Маккайи, – ответил он.

– Тогда вы можете… уйти. Через дверь…

Коул не понимал, какой бес в него вселился. Он уже не думал о том, услышат ли его другие обитатели дома, не думал ни о чем вообще. Он вскочил в ярости и повернул Кристин лицом к себе. И заговорил колко, стараясь, чтобы каждое его слово мучило, жалило, причиняло боль, как удар хлыста:

– Ни за что на свете, моя крошка. Это ты пригласила меня сюда. И вот я здесь. Это была игра, Кристин, и ты знала, что мы будем играть по моим правилам.

– Господи! – воскликнула она, вырываясь из его рук. – Неужели в вас нет ни капли уважения, ни капли…

– Жалости? Ни на йоту. Ты получила то, что хотела.

Ах, чертовка, до чего же красива, подумал он. Лунный свет играл на ее груди, влажная кожа чуть блестела… соски по-прежнему твердые. Он снова почувствовал, как внутри все напряглось, и вновь накатила жаркая волна. Снова вернулась боль. Боль измены. Боль предательства. Он не испытывал этой боли, когда развлекался со шлюхами или трактирными девками. Но с этой юной и невинной красавицей все было иначе.

Он выругался и повернулся к ней спиной.

– Ложись спать, Кристин.

Она застыла в недоумении.

– Ложиться спать? – переспросила она.

– Да, черт подери, ложись спать. – Он повернулся к ней и внезапно придавил ее к кровати. Она стала вырываться, однако он был не склонен продолжать борьбу. Им овладела ярость, ярость и гнев, и он не мог с собой совладать. Коул хорошенько встряхнул ее. – Спокойной ночи, Кристин. Ложись спать.

– Уходите, – упрямо проговорила она.

– Будь я проклят, если это сделаю.

– Тогда уйду я.

– И будь я проклят, если ты уйдешь. А теперь спи!

Он снова повернулся к ней спиной. Он и сам не знал, для чего решил настоять, но отступать было уже поздно.

Он почувствовал, когда она начала подниматься, и с пугающей быстротой повернулся, удержав ее рукой за талию. Кристин затихла, но он слышал, что ее сердце билось как у испуганной лани.

– Ложись спать!

У нее стучали зубы, но она не двигалась. Коул знал, что она решила ждать до тех пор, пока он не заснет, и тогда она тихонько выскользнет из комнаты. Он улыбнулся. Нет, у нее ничего не выйдет. Он ведь почувствует ее малейшее движение и проснется.

Когда она попыталась сдвинуться с места, он не открыл глаз, но сильнее сжал ее. Он слышал, как она тихо произнесла молитву, слышал звуки, подозрительно похожие на всхлипы, примешивающиеся к шепоту.

Вышло так, что первой уснула Кристин, совершенно обессиленная, а он первым проснулся утром. Коул встал, не одеваясь, и смотрел в окно на ясный летний день. Прекрасное ранчо, подумал он. Он понимал, что Кристин проснется с мыслью, что этой ночью она продала себя задорого.

Коул тоже продал себя дорого. Он продал свою честь, и теперь ему придется остаться и защищать эту девушку и это ранчо. Он подошел к постели. Смятые простыни напоминали о бурной ночи.

На лицо Кристин упали длинные пряди волос, закрывая глаза от слепящих солнечных лучей. Одну руку она прижимала к сердцу. Коул укрыл Кристин простыней и легким пледом. Затем направился к двери, оглянулся и вернулся в комнату в противоположном конце коридора, чтобы умыться и одеться.

Проснувшись, Кристин сразу поняла, что уже поздно. Она открыла глаза и увидела, что солнце стоит высоко; она снова закрыла глаза и вздрогнула. Она почти убедила себя, что все, что произошло ночью, ей всего лишь приснилось. Но нет, Коул Слейтер определенно был здесь. Она залилась краской. В дверь постучали.

– Кристин? – раздался голос Шеннон. Кристин села на кровати прямо, подтянув повыше простыню. Плед, наброшенный сверху, казалось, скрывал грехи этой ночи.

– Шеннон, минутку! – крикнула она. Ее ночная рубашка валялась на полу возле кровати. Кристин потянулась за ней, поморщившись от какой-то тянущей боли внизу живота. Увидев, что рубашка разорвана, Кристин скомкала ее, сунула в шкаф и натянула на себя старую фланелевую рубашку. Затаив дыхание, она пригласила Шеннон войти. Та вошла с кофейником, чашкой и завтраком на серебряном подносе. Кристин с удивлением взглянула на младшую сестру.

– Доброе утро, соня, – поздоровалась Шеннон.

– Завтрак? В постель? – На ранчо много работали, и завтрак в постели был роскошью, которой они себе никогда не позволяли. – Это после того, как я проспала все утро?

– Далила собиралась тебя разбудить, но Коул сказал, что у тебя был слишком тяжелый день и тебе надо дать выспаться.

– Коул так и сказал?

– Я ездила на северное пастбище с Коулом и Питом, там все в порядке, – не ответив на ее вопрос, сообщила Шеннон.

Кристин чмокнула сестру в щеку и порхнула обратно в постель, снова ощутив уже знакомую тянущую боль. Ей было даже немножко больно сидеть. Она почувствовала, как ее лицо заливается краской, и опустила голову, стараясь скрыть смущение. Волосы упали ей на лицо. Она все еще не знала, ненавидит ли она Коула, или же чувства к нему изменились, стали теплее.

Кристин отчего-то не могла унять дрожь. Она прерывисто дышала, и сердце ее билось так сильно, что казалось, даже Шеннон может услышать его удары. Она не могла забыть эту ночь, не могла забыть свои новые ощущения, не зная, то ли удивляться им, то ли быть за них благодарной, то ли пугаться, то ли стыдиться. Будущее виделось ей в тумане. Они заключили сделку. Он сказал, что останется, и не ушел из ее комнаты, и она…

Она не могла не думать о том, что он собирается делать дальше. Собирается ли он повторить такую ночь снова?..

– Господи, Кристин! Ты вся горишь! – с тревогой воскликнула Шеннон.

– Нет-нет, все хорошо, – быстро сказала Кристин. Она слишком торопилась выпить кофе и обожгла губы. Поставив чашку на поднос, поблагодарила: – Очень вкусно. Такой завтрак…

– Это тоже была идея Коула, – с улыбкой прощебетала Шеннон. – Ему казалось, ты после вчерашнего будешь не в себе.

– Он так и сказал? Да? – Кристин яростно откусила кусок бекона. Он опять смеется над ней. Как бы ей хотелось влепить ему пощечину! Но Кристин тут же остановила себя. Он ее предупреждал. Игра будет вестись по его правилам. И в этой игре у нее был единственный выигрыш – безопасность. Она сама согласилась с его условиями. Кристин хотела соблазнить его, она знала: то, что произошло, должно было случиться, она сама хотела заключить эту сделку. Правда, теперь она была не совсем уверена, кто кого соблазнил. – А где сейчас Коул? – спросила Кристин, удивляясь, что ест с таким аппетитом.

Шеннон пожала плечами.

– Точно не могу сказать. Но знаешь что? – Глаза Шеннон горели.

– Что?

– Он говорит, что поживет у нас немного. Правда, это замечательно?

Кристин кивнула:

– Да, замечательно.

– Самсон говорит, это чудо. Он еще говорит, что Бог, наконец, смилостивился над нами.

– Конечно, пути Господни неисповедимы, – сухо отозвалась Кристин.

Шеннон, сидевшая в изножье постели, вскочила и обняла сестру.

– Все у нас наладится, – прошептала она. – Все наладится!

Кристин подумала, что она явно недооценивала то влияние, которое война оказала на ее младшую сестру. Она не меньше самой Кристин переживала из-за смерти их отца. Она так же сильно научилась ненавидеть.

– Мне нужно идти вниз. Далила печет хлеб и что-то консервирует. Я обещала помочь ей.

– Я тоже сейчас спущусь, – кивнула Кристин.

Когда Шеннон ушла, она стала мыться, думая о прикосновениях Коула, о том, что он сделал с ней. И снова задрожала при воспоминании об ощущениях, которые испытала. Среди бойни, которая шла вокруг, короткий, украденный момент наслаждения…

Постыдного наслаждения.

Наслаждения…

Кристин гадала, действительно ли все это было и повторится ли снова. Она оделась, отчаянно стараясь отогнать все эти мысли. Если ей это не удастся, она будет ходить красная, как свекла, целый день.

Она надела свою рабочую одежду – рубашку, бриджи и сапоги. На северном пастбище упала ограда, и Кристин сказала Питу, что приедет посмотреть. Хотя денег становилось все меньше, все же они могли себе позволить починить ограду. И если Кристин удастся продержаться еще немного, весной она сможет диктовать своим покупателям хорошие цены. Она все время должна помнить, что борется за землю. Ничто другое не имеет значения.

Кристин уже направилась к дверям, затем вспомнила о своем белье и простынях.

Обычно постели убирает Далила, сама она и Шеннон убираются в доме. Самсон чинит, что необходимо. Пит и Кристин работают на ранчо. Так у них распределены обязанности.

Но Кристин не хотелось, чтобы Далила убирала ее постель. Только не сегодня.

Коул любит, чтобы женщины были голодными. Женщины. Во множественном числе.

Мысленно послав ему яростные проклятия, Кристин сорвала простыни с постели, бросила их на пол и принялась пинать ногами, потом, сообразив, как смешно вымещать свою злобу на белье, скомкала их. По дороге на конюшню она бросила белье в большой бак для мусора. Позднее она сожжет все это вместе с пустыми пакетами из-под продуктов.

Она шла на конюшню, чтобы оседлать Дебютантку и поехать на пастбище. У входа она остановилась, увидев, что там Коул. Он стоял и чистил своего черного породистого коня. Кристин еще раз отметила, какое это красивое животное.

Как и его хозяин…

Она была еще не готова встретиться с Коулом Слейтером. Она уже повернулась, чтобы уйти, но он, заметив ее, обернулся. Кристин ничего не оставалось, как взглянуть ему в глаза.

Он смотрел на нее долгим, задумчивым и, как ей показалось, беспощадным взглядом. Ей почудилось, будто он насмехается над ней, потому что на его губах блуждала улыбка. Временами у нее создавалось впечатление, что он ненавидит ее, но тут же его взгляд теплел, становился нежным. Все это было похоже на то, каким он был с ней этой ночью.

Она не должна думать об этом. Кристин снова зарделась и была вынуждена опустить глаза, чтобы успокоиться. Она горячо молилась, чтобы ей удалось казаться раскованной хотя бы во время этой встречи. Но было просто невозможно стоять сейчас здесь и не вспоминать, что было этой ночью между ними. Ничего не проходит бесследно. Она уже никогда не сможет смотреть на жизнь как прежде. Да и Коул… Забыть ту ночь нельзя…

– Хорошо спала? – спросил он после за тянувшегося молчания.

В этом вопросе было что-то дразнящее, насмешливое, и это помогло Кристин принять решение. Она распрямила плечи и попыталась пройти мимо него к стойлу Дебютантки. Коул поймал ее за руку и повернул к себе. Теперь его глаза были серьезными.

– Куда собираешься ехать?

– На северное пастбище. Я должна посмотреть ограду. Мне следовало туда съездить вчера, но… – Она остановилась.

Он нетерпеливо тряхнул головой.

– Я сам туда поеду и встречусь с Питом.

– Но это мое ранчо!

– Теперь это моя забота, мисс Маккайи. – Он выпустил ее руку и положил свои руки на бедра, в одной руке он держал щетку для чистки коня. – Ведь мы заключили одну забавную сделку…

– Забавную?! – Кристин задыхалась от ярости. На этот раз она его ударит, даст ему пощечину.

Она размахнулась, но осуществить свое намерение не смогла: Коул схватил ее за руку.

– Прости, Кристин. Я не хотел тебя обидеть. Так получилось.

– Очень сожалею, что разочаровала вас. Она подумала, что он смутится. Но ничего подобного. Это ей стало неловко, а он продолжал улыбаться.

– Ты не разочаровала меня. Напротив, превзошла мои самые смелые ожидания. Прости, я не хотел обидеть или оскорбить тебя. Я имел в виду только то, что тебе не следует ехать туда, вообще нечего здесь делать.

– Вы не измените своего решения? – спросила она.

На его губах снова появилась улыбка. Коул сдвинул на затылок шляпу с пером и покачал головой.

– Нет, Кристин, – тихо ответил он. От его низкого дразнящего голоса у нее поползли мурашки по спине. – Я всегда соблюдаю договоренности. Но будь я проклят, если позволю тебе удирать, когда тебе заблагорассудится.

– Но я…

– Запомни, Кристин, мы играем по моим правилам. И ты теперь не будешь ездить никуда.

– Но…

– Если только попробуешь, ноги моей здесь не будет!

– Но… я уже вам заплатила! – вырвалось у Кристин.

Его брови поползли вверх и губы скривились в подобии улыбки.

– Заплатила?

– Вы знаете, что я имею в виду.

Он покачал головой:

– Нет, черт возьми, не знаю. Так вот что это было? Одна ночь в твоих объятиях – и предполагается, что теперь я с удовольствием отдам свою жизнь за тебя?

– Вы не южанин!

– А разве я говорил что-то подобное?

– Да вы вообще не имеете представления об элементарных правилах приличия!

– Разумеется, ведь я не джентльмен. Может, уже жалеешь о нашей сделке? – поинтересовался Коул.

Кристин выпрямилась, отважившись на контратаку.

– Так, значит, вы не с Юга?

– Разве это так важно, откуда я?

– Может быть, и важно!

Коул взял ее руку и задержал в своей. Они смотрели друг на друга. За ними стоял и пофыркивал огромный черный конь. Коул долго не отводил взгляда. Лицо его было серьезно. Затем он сказал:

– Нет, Кристин, это не важно. Ничто меня касающееся не имеет сейчас значения. Ни каких вопросов. Никакого вторжения в мою жизнь. Помни это.

– Я запомню, мистер Слейтер. – Она вы дернула свою руку и пошла к стойлу Дебютантки. Пусть ехать она никуда не собирается, но, во всяком случае, уйдет от него. Она только погладит лошадь по бархатному носу, и все. Впрочем, она не представляла себе, как будет сносить подобное отношение Коула к себе в дальнейшем. Она была точно дикий зверь, запертый в клетку. Чувства кипели в ней, Коул поселил смятение в ее душе.

Потрепав по носу Дебютантку и пообещав ей шепотом, что вернется, чтобы почистить и покормить ее, как только Коул уйдет из конюшни, Кристин повернулась, чтобы уйти, полная решимости сохранить остатки достоинства.

– Кстати, Кристин… – начал Коул.

Она остановилась. Затем, вся как натянутая струна, повернулась к нему. Коул смотрел в ее сторону, в то же время чистя щеткой лоснящиеся бока своего коня.

– Почему бы тебе не перенести свои вещи в спальню твоих родителей? Нам было бы там просторнее.

– Что?

– Ты слышала, что я сказал.

– Но… но тогда все узнают! И вообще: сколько еще раз вы намерены…

– Получать оплату? – вежливо осведомился Коул. Он, казалось, даже не обращал на нее внимания. Он пощекотал уши лошади и только потом взглянул на Кристин. – Ты хочешь крови, Кристин. Заплатить придется дорого. А что до остальных, то да, я хочу, чтобы все узнали.

– Но…

– Правила устанавливаю я, забыла?

– Я не могу, не могу пройти через это…

– Далила поймет, и Шеннон, и Сэм тоже, и Пит, и все. И если Зик Моро что-то об этом услышит, он тоже поймет.

– Но…

– Сделай это, Кристин.

Она резко повернулась и, не оборачиваясь, в слепой ярости бросилась вон из конюшни. Вбежав в дом, она долго не могла успокоиться. Если бы она была мужчиной… она бы убежала отсюда и присоединилась к армии.

Ей было даже безразлично, к какой армии присоединиться. Лишь бы там был кто-нибудь, кто ненавидит Куонтрилла и его бандитов.

– Кристин, это вы? – Улыбающаяся Далила вышла в коридор. – Хотите нам помочь? Мы с Шеннон закатываем банки с вареньем. Я бы тогда поставила в печь хлеб.

– Д-да… конечно, – ответила Кристин. О да, с каким удовольствием она бы убежала из дому и присоединилась к армии!

В кухню с сияющей улыбкой вошла Шеннон.

– Ты нашла Коула?

– Да, я его нашла.

Шеннон радостно кивнула. Было очевидно, что ей по душе происходящее. Они все, должно быть, с ума посходили, решила про себя Кристин.

– Он хочет, чтобы мы с ним поселились в комнате родителей, – выпалила без всякого предупреждения Кристин.

Шеннон выронила из рук банку с вареньем.

Далила, вымешивающая тесто для хлеба, застыла.

Обе изумленно посмотрели на Кристин, затем – друг на друга.

– Ну скажите же что-нибудь! – не выдержала Кристин. – Помогите мне принять какое-то решение.

– Ты не можешь! – с трудом выдавила Шеннон.

– Мне кажется, вы уже приняли решение, – мягко проговорила Далила. – Но это несправедливо! Это просто несправедливо… И все же…

– Он во много раз лучше, чем Зик Моро, – рассудила Шеннон. Она наклонилась, чтобы собрать с пола осколки стекла. – Да, может быть, ты должна поступить именно так. Он действительно много лучше Зика.

– И поэтому я должна спать с ним? – Кристин рухнула в кресло возле камина. – Я не могу поверить, что способна так поступить, – пробормотала она.

– Сейчас другие времена, – тихо проговорила Шеннон, глядя куда-то в пол, затем подняла глаза на сестру. – Кристин, мы должны смотреть правде в глаза. Он нам нужен. Или придется бросить все и уехать отсюда.

– Шеннон! – взорвалась Кристин. – Не притворяйся, будто тебя это не шокирует. Отец перевернулся бы в своей могиле. Мы даже не знаем, откуда он родом, этот мистер Слейтер!

Голубые глаза Шеннон расширились.

– Ну почему же, Кристин, мы все знаем.

– Что?

Лицо Шеннон осветила улыбка.

– Он из Миссури. Нет, родом он из Виргинии, но его семья купила большой участок земли. Я думаю, они сделали деньги на табаке, много денег. Он поступил в Уэст-Пойнт[12] и учился вместе с Джебом Стюартом!

Кристин смотрела на сестру, которая, казалось, была в восторге от всего, что узнала. Шеннон считала генерала Армии Конфедерации Джеба Стюарта самым красивым и самым галантным джентльменом на всем белом свете, так что реакция младшей сестры ее не удивила. Удивило Кристин то, что Шеннон так много знала о Слейтере.

– Что? – снова переспросила она, пораженная.

Шеннон вздохнула и терпеливо, точно не понятливому ребенку, повторила:

– Он уроженец Виргинии, Кристин. Приехал в Миссури. Поступил в Уэст-Пойнт. Учился вместе со Стюартом. Воевал в Канзасе.

– Замечательно, – пробормотала Кристин. Итак, он южанин. Но армейской формы не носит. Он один из них, один из тех, кто бежал с Куонтриллом… Она сама тоже южанка, с тоской подумала Кристин. Но не все южане похожи на Зика Моро.

Однако Коул…

Коул многое рассказал Шеннон о себе. Хотя и не на все вопросы были получены ответы.

Он учился в Уэст-Пойнте, служил до войны в Армии Союза с галантным офицером кавалерии южан Джебом Стюартом. Но сейчас он не в военной форме. Не в форме Армии Союза и не в форме Армии Конфедерации. Почему же?

Далила помешала что-то на огне, вытерла руки передником.

– Ну, Кристин, что будем делать? Если хотите, я пойду и перенесу ваши вещи.

Кристин с трудом сглотнула ком, вставший в горле. Она хотела протестовать, хотела отказаться делить комнату с Коулом Слейтером. Она взглянула на Далилу. Та молчала. Кристин кивнула. Она должна либо уехать отсюда, либо держаться за Слейтера. Выбора у нее не было. Но она поклялась себе, что разузнает все об этом человеке.

Глава пятая

Весь день Кристин думала о том, что ждет ее ночью. Она ходила взад-вперед по лестнице. Хотя ей и претило, она сделала то, что сказал ей Коул: взяв несколько своих платьев и ночных рубашек, повесила их в шкаф в спальне родителей.

Шеннон поднялась наверх, когда Кристин была там. В ее понимающем взгляде было что-то, что заставило Кристин почувствовать ужасный стыд.

– Коул… мистер Слейтер… считает, что Зик должен думать, будто между нами есть что-то… ну, что он и я…

– Я все понимаю, – тихо проговорила Шеннон. Как она повзрослела, подумала Кристин. Последовала неловкая тишина, но затем Шеннон, стоявшая до этого в дверях, вошла в комнату и обняла сестру. – Мне он нравится, – сказала она. – Очень нравится.

– Только потому, что он знаком с Джебом Стюартом?

Шеннон состроила гримасу.

– Это способствует. – Она присела на кровать. – Объясни мне, что происходит? – спросила она тихо.

– Что ты имеешь в виду?

– Так много хороших людей. Генерал Ли[13] вот тоже джентльмен во всех отношениях, и Джеб Стюарт такой энергичный, решительный! И в то же время здесь…

– …у нас одни бушхокеры и джейхокеры, – закончила за нее Кристин. Она села подле Шеннон и обняла ее. – И не забывай, – напомнила она сестре, – наш брат воюет в Армии Линкольна.

– Я никогда не забываю! – ответила Шеннон.

Они долго молча сидели рядом. Внезапно во дворе раздались выстрелы. Кристин вскочила и подбежала к окну.

Там были Коул и Самсон. Коул надевал на колья ограды пустые бутылки из-под ликеров и тоников – они должны были служить мишенями. Он уже расставил первую серию таких мишеней. Кристин смотрела, как он установил новые бутылки, затем повертел на пальце свой кольт и вложил его обратно в кобуру. Постояв какое-то время неподвижно, он выхватил кольт и в мгновение ока расстрелял еще один ряд бутылок. После этого Коул заговорил с Самсоном, и Кристин поняла, что у них идет урок стрельбы.

Теперь настала очередь Самсона стрелять из ружья. Кристин напряглась, чтобы услышать слова Коула.

– Парни Куонтрилла обычно имеют при себе четыре или пять кольтов, дробовик или винтовку, а порой и то и другое каждый. Вот почему они бьют войска Армии Союза. Они хорошо вооружены, а эти мальчики в синем[14] все еще пытаются стрелять из карабинов, заряжающихся с дула. Зик всегда будет хорошо вооружен, а потому мы должны быть всегда готовы дать ему отпор. Понимаешь, Сэм?

– Да, мистер Слейтер, я это понимаю.

– Ну, давай снова. Держи руку твердо и сжимай курок, не двигай его.

Коул снял шляпу, пригладил волосы и вновь надел ее, надвинув на глаза.

– Давай! – сказал он, и Самсон принялся стрелять. Он разбил вдребезги множество бутылок и довольно засмеялся. Коул похлопал его по спине в знак одобрения и поздравил с первым успехом. Затем голоса мужчин затихли, Кристин больше ничего не услышала.

Внезапно Коул взглянул на окно, и Кристин не успела отойти.

Он улыбнулся и помахал рукой. Она уже хотела помахать ему в ответ, но заметила, что рядом с ней стоит Шеннон и что Коул машет рукой ее сестре, а не ей, потому что Шеннон радостно приветствует его.

– Мы перевозим Кристин! – крикнула ему Шеннон.

Кристин смешалась. Она почувствовала, что Коул смотрит на нее, видела его ленивую усмешку. Ей хотелось стукнуть Шеннон. Вместо этого она просто отошла от окна.

– Вы подниметесь? – спросила Шеннон.

– Шеннон! – зашипела на нее Кристин. Но Коул покачал головой. Он был красив в этот момент, такой же высокий, как Самсон, стройный и сильный.

– Скажи сестре, что я сейчас еду к Питу. Возможно, ненадолго. Если получится, постараюсь кое-что сегодня сделать.

Шеннон повернулась к Кристин.

– Коул сказал…

– Я слышала, что сказал Коул.

– Шеннон! – позвал Коул.

– Что, Коул?

– Скажи своей сестре, что я могу вернуться поздно. Скажи, что она не должна ждать меня.

Шеннон снова повернулась к Кристин.

– Коул сказал…

– Да слышала я все!

Кристин повернулась и пулей выскочила из комнаты. Она вбежала в свою спальню и захлопнула дверь. Сев на кровать, сжала руками виски. Голова раскалывалась, а нервы были в таком же состоянии, как бутылки, которые расстреливал Коул.

Он вдребезги расстреливал весь ее мир…

Ей нужно со всем этим справиться. Ей нужно, чтобы он был рядом. Она желала его. И ненавидела его.

Она молила Бога, чтобы тот помог ей узнать все о Коуле. Но не надеялась, что это у нее получится. Коул не позволит никому приблизиться к себе. Никому не позволит.

Никакого вторжения в его жизнь… Никакого.

Она и не думала вторгаться. И, вероятно, он не мог довести ее нервы до такого состояния, как Зик Моро, заставивший ее трястись от ненависти.

Или все же мог?

Если он и приходил ночью, Кристин об этом не знала. Она лежала с открытыми глазами, пока не забрезжил рассвет, и усталость не взяла свое. Когда она проснулась, был уже почти полдень. Будить ее никто не заходил. Когда она спустилась вниз, Далила возилась с огромным горшком с щелоком, а Шеннон занималась с их последним жеребенком-двухлеткой. Кристин тоже хотела что-то делать, объехать владения, но Самсон, застав ее в конюшне, предупредил, что Коул сказал, чтобы она оставалась дома. Она закусила губу, но послушалась, и Самсон с гордостью продемонстрировал ей, чему он научился.

Кристин и в самом деле была поражена, как быстро он одолел премудрости стрельбы, и не преминула сообщить ему об этом, но затем, посмотрев на ограду, вздохнула:

– Разве этого достаточно, Самсон? Разве этого достаточно? Против Зика?

– Может быть, меня одного и недостаточно, но мистер Слейтер собрал всех наших сегодня утром, он рассказывал про оружие, учил стрелять из него.

– Тебе он, похоже, пришелся по душе, Самсон?

– Да. Да, мисс, это верно. Он меня похвалил сегодня утром; и когда я ему рассказал, каким ученым был ваш отец, он сказал, что считает, будто учеными могут быть и черные, и белые люди, и будто он гордится, что познакомился со мной.

– Вот и замечательно, Самсон. Просто замечательно, – улыбнулась Кристин.

Они оба замолчали; вдруг Кристин стало неловко: интересно, а что на самом деле думает Самсон о ней и Коуле Слейтере?

– Мир уже не тот, что прежде, мисс Кристин, – наконец проговорил Самсон. – Мир совсем другой. – Он пожевал травинку и посмотрел вдаль, на пастбища. – Мир изменился, и нам остается только молиться, чтобы все снова стало как прежде, когда кончится война.

Кристин кивнула. Затем повернулась к Самсону и обняла его. Что бы она делала без него и Далилы?

И снова Кристин не видела Коула весь день и весь вечер; и только когда уже стемнело, она услышала смех и звуки скрипки Пита, доносившиеся из дома для слуг. Ночь Кристин снова провела одна на широкой постели в родительской спальне.

К утру она опять не знала, ложился ли Коул здесь спать или нет. Почему-то ей казалось, что не ложился, и Кристин старалась понять, зачем он затеял все это, если, как выясняется, мало интересуется ею. Возмущение ее росло, но надо было помнить, скольким она ему обязана: он остался с ними. Кристин боялась, что он может уехать.

И все же она ничего не могла поделать с собой. Обида, ненависть – назови это как хочешь. Предполагалось, что он желал ее, что у них соглашение, сделка. Но он попросту пользуется ее слабостью. Нет, лучше покончить со всеми мыслями о нем, со всякими желаниями. А то, что произошло, – это просто из любопытства, убеждала она себя. Но не могла отрицать, что с момента, когда он появился, она все время в напряжении. Кристин ясно понимала, что испытывает какие-то новые для нее чувства.

Следующий день Коул провел на ранчо, никуда не отлучаясь. Встретив ее в коридоре, он нацепил на нее свою шляпу, и на смешливая, озорная улыбка появилась на его лице.

– Подождите, – крикнула она, когда он двинулся дальше. – Куда вы?

– Сгонять отбившихся от стада животных.

– Позвольте мне поехать.

– Нет. – Его улыбка погасла.

– Но…

– Играем по моим правилам, Кристин.

– Но как же?..

– По моим правилам.

Она стиснула зубы и вся сжалась, молча глядя на него. Он снова улыбнулся.

– Вечером я вернусь к ужину. Мечтаю полакомиться бифштексом со сладким картофелем и горохом, который так хорошо готовит Далила, ну и конечно, черничным пирогом на десерт. А потом… – Он понизил голос до шепота, но, не договорив, приподнял шляпу, повернулся и вышел.

И снова Кристин не знала, где он провел ночь.

Наступил день, неудачный день. Кристин кормила цыплят, чистила лошадь. Затем играла с маленьким Дэниелом, не уставая удивляться, несмотря на свое дурное настроение, как с каждым днем взрослеет ребенок. Несколько раз она поднималась наверх. Потом вдруг обнаружила, что сидит в изножье большой родительской кровати.

Мешок с вещами Коула лежал на полу возле шкафа. Кристин долго смотрела на него, затем, решившись, поднялась с постели и подошла к нему. Открыв мешок, Кристин стала перебирать его содержимое. Там было совсем немного вещей. Кошелек Коул, наверное, взял с собой. Она увидела кружку для бритья и оловянную тарелку, кожаный мешочек с табаком, другой с кофе и пакет сухарей.

Еще там была серебряная рамка-футляр. Мгновение Кристин колебалась, потом нашла зажим и, нажав на него, открыла рамку. Она была двойная, и на каждой ее стороне было по фотографии. С одной на Кристин смотрела женщина, очень красивая, с огромными глазами, темными волосами и ослепительной улыбкой. На другой эта женщина была вместе с мужчиной. С Коулом. Видимо, они снимались до войны, так как Коул был в форме кавалерии Соединенных Штатов. На женщине – красивое длинное платье с кринолином и изящная шляпка со множеством перьев. Они не смотрели в объектив фотоаппарата, они смотрели друг на друга. И в их глазах было столько нежности и столько любви, что Кристин почувствовала, что вторгается во что-то священное. Она закрыла футляр и положила назад в мешок, стараясь сложить все так, чтобы Коул не заметил, что кто-то касался его вещей. Впрочем, это не имеет никакого значения, сказала она себе уныло, он должен предвидеть, что люди, в доме которых он живет и которые ничего о нем не знают, постараются найти возможность узнать его лучше. И все же ее поведение не заслуживало оправдания.

Эта женщина умерла, подумала Кристин.

Она не могла объяснить, почему так решила, но была уверена в этом. Коул Слейтер любил ее, и Кристин знала, что он не находился бы сейчас здесь, будь эта женщина с фотографии жива.

Приближалось время ужина, и в доме, как казалось Кристин, стояла зловещая тишина. Далила ушла кормить слуг, стол накрыли для семьи. На троих…

В этот вечер не поставили их лучший сервиз. Шеннон разложила оловянные тарелки, и атмосфера в столовой казалась такой же гнетущей, как уныло-серый цвет посуды.

Весь день Коул отсутствовал. Кристин изо всех сил старалась быть полезной в домашних делах, но день все равно получился каким-то бездарным. Ей не удавалось справиться со своим настроением. Из головы не шло обещание Коула быть дома этой ночью. Не могла она забыть и женщину с фотографии, не могла забыть удивительного наплыва чувств, которые вызвало это фото.

Кристин оделась к обеду.

Она была хозяйкой ранчо. Оно находилось на границе штатов Канзас и Миссури, и все здесь резко отличалось от изящных домов и плантаций, расположенных дальше на восток, но Кристин была женщиной, и она очень любила наряды. Однажды отец ей даже сказал, что это ее слабое место, но в глазах его сверкнули озорные искорки. Отец всегда хотел, чтобы его дочери росли настоящими леди. Работящими, умеющими делать все – и, не смотря ни на что, настоящими леди. Ему всегда доставляло удовольствие выполнять капризы Кристин, позволять ей рассматривать ткани, покупать последние номера журнала мод «Леди Годой», как только они появлялись в продаже в их местах. Ее шкаф до сих пор был полон платьев, а в сундуках лежало множество нижних юбок и кринолинов, шемизеток и корсетов, чулок и панталон. Когда-то все эти вещи придавали ее жизни на ранчо определенную утонченность. Когда-то… до того, как началась эта резня. Днем они работали в поте лица. Пыль и грязь оседали на их одежде. Вечером они умывались, переодевались, и после ужина отец усаживался с сигарой в свое любимое кресло, а Кристин и Шеннон по очереди играли на спинете. Что до Кристин, у нее был довольно сносный голос, а вот Шеннон пела – как соловей.

Случались вечера, когда с ними был Пол. Иногда зимой за окнами завывал ветер, но дома им было тепло и уютно – тепло от огня в камине и от любви и веселья, которые их объединяли.

Она подумала, что все это Зик особенно ненавидел. Он никогда не мог понять, что веселье и любовь нельзя купить или украсть. Он называл ее предателем дела южан, но она ни когда не предавала свой Юг. Она только научилась презирать Зика, и еще она потеряла своего отца и Пола.

Сегодня Кристин много вспоминала Пола. Он любил книги и выглядел особенно красивым, когда сидел у камина, такой оживленный, рассказывая о трудах Готорна[15] и Вальтера Скотта. Никто не сказал ей, что Пол помчался за Зиком. У нее не было возможности остановить его. Теперь Кристин мучительно размышляла о том, любила ли она Пола на самом деле. О, конечно же, любила! Он был таким чудесным, добрым, скромным, заботливым. И с ним она часто смеялась.

Но она никогда не думала о Поле так, как о Коуле Слейтере, никогда не представляла себя делающей с Полом то, что она делала недавно с Коулом. Нет, она не любила Коула Слейтера. Она не могла его любить даже теперь. Разве женщина способна любить мужчину, который так с ней обращался?

Но как выбросить мысли о нем из головы? Как могла она забыть все, что пережила и перечувствовала с тех пор, как впервые увидела этого человека? Как могла она забыть то, что произошло между ними? Кристин понимала, что теперь ей будет трудно даже просто находиться с ним в одной комнате. У нее мгновенно подступал комок к горлу и учащалось дыхание, она не могла оставаться спокойной, ей хотелось убежать всякий раз, когда она встречала его. Глядя на него, Кристин вспоминала ночь, которую они провели вместе, и не знала, куда деть глаза. Она мечтала только о том, чтобы спрятаться куда-то. Кристин больше стыдилась не того, что произошло между ними, а того, что это произвело на нее такое впечатление. Потому что она все еще чувствовала, как вспыхивают внутри ее искорки возбуждения, когда он входил в комнату, когда она ощущала его присутствие.

И сегодня инстинктивно почувствовала, когда он вошел в дом.

Уже наступила осень, и вечера были прохладными. Кристин надела белое платье из мягкого бархата с черным кантом. Лиф платья был с низким вырезом. Под широкую юбку она надела кринолин и три нижние юбки. Она попросила Далилу так туго стянуть ей корсет, что не была уверена, сможет ли вообще дышать в этот вечер.

Внезапно забота о своей внешности стала для нее необыкновенно важна. Коул не был с ней жесток, но он насмехался над ней, будто снова и снова предупреждал, что их близость не имела ничего общего с его личной жизнью, не была частью этой его жизни. Это сильно ущемляло ее гордость, и она мечтала оставить его валяться в пыли. Когда-нибудь. Когда она больше не будет нуждаться в нем.

Девушка подобрала волосы и сделала высокую прическу, оставив одну длинную прядь, которая спускалась по шее и красиво ложилась возле ложбинки на груди.

Кристин никогда не пользовалась губной помадой – отец не позволял ее вообще держать в доме. Она пощипала себе щеки и слегка покусала губы, чтобы сделать их поярче. И все же, взглянув в зеркало, она увидела, что ужасно бледна и выглядит скорее как испуганная девчонка, нежели как женщина, владелица ранчо, хозяйка собственной судьбы.

Кристин старалась грациозно спуститься с лестницы, но, чувствуя какую-то слабость в коленях, передумала и быстро сбежала вниз.

Шеннон ставила чашки на стол. Она взглянула на сестру, но ничего не сказала. Кристин не спросила о Коуле.

– Он в кабинете папы, – не выдержала Шеннон.

Кристин кивнула и вышла из столовой. Подойдя к кабинету, толкнула дверь и остановилась на пороге.

Коул сидел за письменным столом отца, читал газету. Его брови слились в одну темную линию. Кристин еле сдержалась, чтобы не уйти. Он оторвался от газеты и взглянул на нее. Кристин была уверена, что он вздрогнул от неожиданности, но Коул сумел быстро скрыть это и вежливо поднялся, не отрывая от нее взгляда.

– Плохие новости? – спросила она, указывая на газету.

Коул пожал плечами.

– Сегодня ничего особенного.

– Не пишут о великой победе южан? О замечательном поражении Армии Союза?

– Вы говорите это не без горечи.

– Так и есть.

– У вас родственник в армии?

– Мой брат.

– С северянами или с южанами?

– С северянами. Он в войске штата Иллинойс. – Кристин колебалась, ей не хотелось, чтобы Коул считал их предателями дела южан. – Мэтью был здесь, когда убили отца. Он научился ненавидеть.

– Понимаю.

Она кивнула, затем с любопытством спросила:

– А из ваших кто-нибудь служит, мистер Слейтер?

– Да.

– На стороне северян или южан? Он немного помолчал.

– И там, и там.

– Вы были в Армии Союза?

– Да. – Он снова помолчал. Потом тихо сказал: – И каждый раз, когда я просматриваю список убитых – с каждой стороны, – у меня, черт возьми, замирает сердце. Вы видели самое ужасное, Кристин. На каждой из сторон есть люди добрые и порядочные, самые лучшие из когда-либо появившихся на свет, не важно, откуда они родом.

Момент был необычный. Кристин была растрогана, она испытывала сейчас какое-то теплое чувство к Коулу, чувство, глубина которого была выше ее понимания; ей было радостно, что он здесь, что он остался из-за нее.

Но лишь на мгновение.

Коул повернулся, и она увидела его жесткий профиль. Кристин невольно вспомнила женщину на фотографии. Должно быть, он сильно любил эту женщину. Кристин вдруг стало неловко, нервы снова напряглись до предела.

– Ужин, наверное, уже на столе, – сказала она.

Коул кивнул.

– Хотите, я принесу вам выпить? Или что-нибудь?..

Или что-нибудь. Кристин видела, как при этих словах вялая усмешка искривила его губы. Она покраснела, чувствуя себя дурочкой. Он снова кивнул.

– Мадеру?

– Глоток виски было бы чудесно.

Кристин кивнула, гадая, что заставило ее сказать так. Коул сидел ближе к шкафу, где стояла бутылка виски, чем она, и он знал это, но не сделал ни малейшего движения, чтобы взять эту бутылку. Он не отрываясь, с на смешливой улыбкой смотрел на Кристин. Она подошла и взяла виски из шкафчика. Теперь они были очень близко друг от друга. Он по-прежнему неподвижно сидел за столом. На нем все еще были облегающие бриджи, хлопчатобумажная рубашка и сапоги для верховой езды. Она знала, что он ездил на дальний выгон к Питу, знала также, что, по всей видимости, он кое-что понимал в скотоводстве. И если верить Шеннон, то он жил где-то неподалеку отсюда.

Она налила двойную порцию янтарной жидкости, чувствуя, как Коул неотрывно наблюдает за ней. Протянула ему стакан, но казалось, он не замечал этого. Он смотрел ей в глаза, и его взгляд потемнел, как небо перед торнадо.

Коул потянулся и дотронулся до золотой пряди ее волос, лежавшей у ложбинки, разделявшей ее груди. Он накрутил ее волосы на палец, большим пальцем коснулся ее кожи. Кристин застыла. Странный звук вырвался из ее горла, и внезапно множество адских огней обожгли ее, отнимая все ее силы. Она смотрела на Коула, но его взгляд был прикован к ее волосам и тому месту, которого он коснулся. Она почувствовала жар, излучаемый его телом, и задрожала, вспоминая его мощные обнаженные плечи, твердый живот, сильные бедра.

И еще она вспомнила быстроту его движений. Он опытный стрелок, подумала она, привыкший к жестокости.

Нет. Он учился в Уэст-Пойнте, был капитаном кавалерии в армии Соединенных Штатов. Во всяком случае, так он сказал Шеннон.

Разве все это имеет значение? Он сейчас здесь, и пока он здесь, она может не бояться всех зиков моро, какие только есть на свете. И еще, подумала она, они заключили не иначе как дьявольскую сделку, потому что, когда он смотрит на нее, когда он до нее дотрагивается, даже так легко, как он это только что сделал, она чувствует, как вершится адское проклятие и тысячи медленных огней терзают ее.

– Вы всегда так одеваетесь к ужину? – поинтересовался Коул, и от одного звука его голоса у Кристин по спине пробежали мурашки.

– Всегда, – ухитрилась она пролепетать в ответ.

Его пальцы по-прежнему были в опасной близости от ее груди. Затем он поймал ее взгляд и медленно выпустил золотую прядь ее волос. В воздухе повисло тревожное молчание, и Кристин испугалась, что колени ее вот-вот подогнутся, и она упадет. Рука дрогнула, она едва не разлила виски. Коул взял стакан и поставил его на стол. Кристин почувствовала горячий след его пальцев на своей руке, и казалось, воздух между ними гудит от напряжения.

– Вы очень красивая женщина, мисс Маккайи, – проговорил Коул тихо, и она почти осязаемо ощутила его голос, необычайно чувственный.

– Значит, вы не… не слишком разочарованы нашей сделкой?

Коул улыбнулся, и его серые с серебристым отливом глаза озорно блеснули.

– А была ли нам нужна сделка?

– Я не понимаю, о чем вы, – проговорила Кристин, хотя отлично понимала, что он хочет сказать.

Блеск в его глазах исчез. Он поднял стакан с виски и залпом выпил его.

– Я по-прежнему не знаю, что, черт возьми, я здесь делаю, – пробормотал он.

– Я думала… – начала Кристин, и ее лицо залилось краской.

Он дотронулся до ее щеки.

– Вы думали, оплата поступила своевременно и сполна, так ведь?

Она оттолкнула его руку, не желая, чтобы он до нее дотрагивался. Не теперь.

– У вас прямо-таки талант заставлять женщину чувствовать себя ничтожеством, – проговорила Кристин так сладко, как только могла. Он приподнял бровь, и она увидела, как насмешливое выражение снова появилось на его лице. Она не трусиха, нет, но сейчас бороться с ним у нее не было сил. Сейчас ей больше всего хотелось убежать.

– Я и не думал заставлять вас чувствовать себя ничтожеством.

– И, тем не менее, вы это сделали. Прошлой ночью. – Пристально взглянув на него, Кристин собралась уйти.

Затем, помедлив немного, снова повернулась к нему. Она совсем забыла, как нуждается в его помощи. Видимо, Коул все понял, судя по циничной усмешке, заигравшей на его губах.

– Не волнуйтесь, – мягко произнес он. – Я не ухожу от вас. Пока еще нет.

Кристин облизнула пересохшие губы.

– Нет? – переспросила она.

– Ну, мисс Маккайи! Я не посмею бросить леди в таком отчаянном положении. Как я могу?

– Что вы имеете в виду?

Он поднял стакан.

– Понимайте, как вам будет угодно, мэм. Кристин мысленно наградила его крепким словцом и подошла к столу. Она выхватила стакан из рук Коула, и в этот миг ей захотелось вылить его содержимое ему на голову, но она передумала.

Кристин залпом выпила виски, у нее закружилась голова, и в горле разгорелся костер. Двойной виски, разом… Но она взяла себя в руки и даже умудрилась изобразить улыбку.

– Вы ничего не должны мне.

– Нет, дорогая. Это вы должны мне. – Коул улыбнулся, взял у нее стакан и налил себе виски. – И я с нетерпением жду очередного взноса.

Кристин опять выхватила у него стакан и выпила до дна. Она не понимала, гнев или желание движет ею. Со звоном поставив стакан, она хотела уже повернуться и уйти, но Коул поймал ее за руку и потянул назад. Кристин откинула голову, глядя ему в глаза.

– Разве это не то, чего вы хотите? – спросил ее Коул.

– Я хочу отомстить, и ничего больше, – ответила она.

– Так уж и ничего больше?

– Я хочу, чтобы вы… у нас остались. Хочу продолжать вести хозяйство на ранчо. Хочу иметь то, что мне принадлежит.

– Драгоценное ранчо, – мрачно пробормотал он.

Страх постучался в ее сердце.

– Коул… мистер Слейтер, вы ведь… вы не возьмете назад свое слово? Правда?

– Нет, пока вы будете соблюдать мои правила.

У Кристин кружилась голова. Она выпила так много виски. Коул был таким теплым, близким, таким чертовски привлекательным и волнующе мужественным. И она уже делила с ним постель.

Мама перевернулась бы в могиле, подумала Кристин.

Он использовал ее. Использовал ее, потому что любил другую женщину и теперь ему на все наплевать.

– Ваши правила! Но не забывайте, что это ранчо принадлежит мне!

Она высвободила свою руку и на этот раз ушла. Она не боялась, что Коул покинет их. Он слишком хорошо проводил здесь время, мучая ее, чтобы теперь уехать.

Дойдя до столовой, она очень удивилась, обнаружив его за своей спиной. Коул следовал за ней совсем тихо. Это привело ее в бешенство.

– Прекратите! – зашипела на него она. Шеннон вышла из кухни. Далила – следом за ней. Они обе остановились, пораженные. Коул не обращал на них внимания.

– Прекратить что? – спросил он, явно поддразнивая Кристин.

– Красться за мной!

– Но я не крался за вами. Вы мне сказали, что пора идти ужинать, вот я и пошел.

– Вот те на! – пробормотала Шеннон, глядя на сестру. – Кристин, да ты выпила!

– Да! – отрывисто бросила Кристин, метнув сердитый взгляд на Коула. – И возможно, я еще выпью, много больше, до того… до того как…

– Сядьте, черт вас дери! – гаркнул Коул. Он схватил Кристин за руку, придвинул стул и не слишком галантно усадил. Ее широкие юбки разметались. Он пригладил их и пододвинул стул к столу.

Кристин хотелось вести себя с достоинством. Ей хотелось быть утонченной и элегантной, и более того: ей хотелось контролировать себя.

– Вы наглый негодяй! – медленно прошептала она.

– Кристин, замолчите.

Она начала отодвигаться от стола, но он не позволил ей.

– Не смей!

– Него…

– Ну же, Кристин. – Он наклонился к ней. – Или хочешь выйти? Подышать свежим воздухом?

И тут виски ударило ей в голову. Она расхохоталась.

– И пострелять из пистолетов?

– Не думаю, что это поможет, дорогая.

Рюмка ликера, которую она выпила, пришлась как нельзя кстати. Если Коул здесь пробудет долго, подумала Кристин, она рискует превратиться в пьяницу.

– Так как же насчет ужина? – вежливо поинтересовался Коул.

В комнате стояла тишина. Шеннон во все глаза смотрела на него.

– Садись! – сказал ей Коул.

Шеннон поспешно села и тут же низко опустила голову, исподлобья поглядывая на Кристин, которая вдруг громко икнула.

Коул застонал, затем взглянул на Далилу.

– А разве вы с Самсоном не едите здесь?

– О нет, сэр! – запротестовала Далила. – Вы же знаете, для черных людей это было бы неправильно…

– Далила, не мели ты… – Он оборвал себя на полуслове, глядя то на подошедшего Самсона, то на Кристин. Шеннон чувствовала, что вот-вот расхохочется.

– …чушь, – добавила за него Кристин.

Шеннон не выдержала и рассмеялась. Да же на лице Далилы появилось что-то вроде улыбки.

– Возьми своего мужа, женщина, и садись за стол, – проговорил Коул. – Однажды я имел возможность убедиться, что черный человек ничем не хуже белого. Он спас мне жизнь. Ну, ладно, хватит разговоров, давайте ужинать.

– Конечно, сэр, конечно, – проговорила довольная Далила. – Ну и ну! Ну и ну! – бормотала она, направляясь на кухню.

Кристин сидела, чопорно сложив руки на коленях. Ее платье отчего-то показалось ей удивительно тяжелым. Она чувствовала себя так, будто вот-вот упадет. Кристин видела, что Коул смотрит на нее, и, хоть она и старалась не обращать на него внимания, ей это было приятно.

Далила вернулась с кухни.

Коул выжидательно смотрел на нее.

– Вы никогда не моете ей рот мылом? – Он указал на Кристин.

Кристин выпрямилась и сказала Коулу, что он напоминает ей нечто, что люди должны стирать со своих башмаков, возвращаясь в дом со скотного двора.

Шеннон затаила дыхание, затем начала тихонько хихикать. Далила застыла на месте. Лицо Самсона посерело.

Коул сохранял спокойствие. Но это было спокойствие перед грозой. И вдруг он взорвался. Он резко встал, и Кристин вся сжалась в комочек, когда он, подойдя к ней, отодвинул ее стул от стола. Он поднял ее, перекинул через плечо. Кристин бранила его, молотила руками по спине. Что за манеры у этого человека, которого она впустила в свой дом, мелькнуло в голове Кристин. Он направился к лестнице.

– Что вы делаете? – пронзительно закричала она.

– Хочу уложить тебя в постель.

– А я не хочу!

– Играем по моим правилам, мисс Маккайи.

Все смотрели на нее: Шеннон, Далила и Самсон, и они не сделали даже попытки прийти ей на выручку. Они просто внимательно следили за происходящим. Кристин подняла голову и увидела, что Далила открыто посмеивается, а Самсон старается скрыть улыбку.

– Вот сукин сын! – вскрикнула Кристин.

– Мы сейчас должны будем что-то сделать с твоим ртом, – мрачно пообещал ей Коул.

– Это мой дом!

– Но правила игры – мои!

Кристин высказала ему все, что он может сделать со своими правилами, но было уже поздно. Они уже поднялись наверх. Коул толкнул дверь в комнату, которую по его распоряжению они должны были делить, и в следующий момент Кристин оказалась на кровати. Она хотела, было подняться, но, застонав, обхватила голову руками.

Прямо перед собой Кристин увидела Коула, с хитрой усмешкой взиравшего на нее.

– В чем дело? Я думал, что вы можете пить наравне с любым мужчиной к западу от Миссисипи, пока тот не свалится под стол.

– Мадеру, – пролепетала Кристин. – Не виски.

Внезапно она почувствовала, что рука Коула оказалась на ее ноге – он снимал с нее туфлю. Кристин удалось сесть, и она снова принялась кулачками бить его по спине.

– Что вы делаете?

– Снимаю с вас туфли.

Но вот туфли уже были сняты, однако он не собирался оставлять ее в покое, его руки касались ее ног, скользили по икрам. Когда Кристин почувствовала его пальцы на своем бедре, она вскрикнула и попыталась остановить его.

– Черт возьми, Коул Слейтер…

Договорить ей не удалось, потому что он быстро повернулся и так потянул ее за коле но, что она снова распласталась на кровати. В руках Коула оказались ее шелковые чулки, которые он небрежно бросил на пол. Кристин попыталась подняться, но он опустился на кровать и весом своего тела придавил ее.

– Где же проклятые шнурки от всех этих штук? – бормотал он, стараясь разобраться с кринолином.

Кристин вырывалась, мешая ему, но он все-таки нашел шнурки. Она дотянулась до его рук, но они работали проворно, освобождая ее от кринолина и нижних юбок. Теперь он потянул ее к себе и стал расстегивать крючки на платье. Через несколько секунд он справился со своей задачей, и Кристин осталась в панталонах, шемизетке и корсете.

– Иди сюда! – скомандовал он.

Кристин вскрикнула, стараясь высвободиться, но он притянул ее к себе за шнурки корсета. Коул ослабил шнурки, и Кристин глубоко вздохнула, удивляясь потоку воздуха, хлынувшему в ее легкие. Теперь на ней не было ничего, кроме тонкой шемизетки и панталон. Кристин терпела явное поражение.

Она начала громко протестовать. Коул взял ее за плечи и опрокинул на кровать.

– Успокойся и ложись спать! – скомандовал он.

Коул навис над ней, и глаза его были цвета стали. Кристин хотелось ударить его по самодовольному лицу. Она сделала попытку, но промахнулась. Он дернулся в сторону и поймал ее руку.

– Играем по моим правилам.

И снова Кристин высказала ему, что он может сделать со своими правилами.

– Оставайся здесь, или я останусь здесь с тобой.

Она лежала спокойно, стараясь уловить смысл его слов. Комната плыла перед глазами. Вдруг до нее дошло. Он смотрел на нее, затем опустил голову ниже и поцеловал, и где-то в глубине замутненного алкоголем разума и оскорбленного сердца она поняла, что он желал ее. Она знала также, что он ее не любил, совсем не любил.

Поцелуй был тяжелым, требовательным, этим поцелуем, он как бы наказывал ее. Но уже следующий долгий поцелуй выдал растущую страсть Коула. И снова предательская дрожь охватила Кристин, внезапно она ощутила горячее желание, но ей хотелось, чтобы он любил ее нежно, чтобы не один животный инстинкт двигал им.

Кристин задыхалась, боролась с туманом от выпитого виски, застлавшим ей разум и сердце. Ей нужно остановить Коула. Он не должен делать это сейчас. Будет лучше, если он уйдет. Кристин знала это. Ведь он не хотел никакого вмешательства в личную жизнь. А она могла так легко влюбиться в него.

Кристин заставила себя отвлечься, не отдаваться чувствам, позволить всей горечи за хватить ее, чтобы исходящий от Коула жар не коснулся ее. Она встретила взгляд его серо-стальных глаз и сказала ему спокойно, каким-то бесцветным голосом:

– Кем она была тебе? Женой?

Коул застыл, слова окатили его точно ледяной волной. Он хмуро смотрел на Кристин, сжав губы, затем отпрянул от нее и сел на край кровати. Провел рукой по волосам, зажал висок, будто стараясь унять нестерпимую боль.

– Ложись спать, – устало проговорил он. – И держись подальше от крепких напитков.

Кристин заслонила глаза рукой.

– Ваши правила, – пробормотала она.

– Мне не нравится такая борьба, Кристин, – сказал он угрюмо, – но…

– Но что?

– Ты начинаешь ее, и я буду заканчивать. Всякий раз.

Он поднялся с кровати. Кристин вновь начала бить дрожь. Он накрыл ее пледом, ей стало теплее. Он наклонился к ней.

– Спи, – тихо проговорил Коул, и голос его звучал почти нежно. Почти…

Он вышел. Кристин слышала, как медленно закрылась дверь, и она испугалась, когда слезы полились у нее из глаз. Она не плакала с тех пор, как ей сообщили, что умер Пол.

Глава шестая

Это все виски, думала Кристин, лежа в темноте. Она чувствовала себя несчастной, голова у нее кружилась. Положив руку на глаза, она пыталась понять, что заставило ее выпить так много. Все, что произошло, было для нее унизительно, но она сама виновата. Сейчас уже ничего не поправишь, ей остается только лежать вот так и переживать.

В каком-то смысле она ни о чем не сожалела. Она смутно слышала звуки, доносившиеся из столовой. Там ужинали, и она задавалась вопросом, сели ли за общий стол Самсон и Далила. Коул Слейтер был необычный человек. Очень необычный.

Темнота сгущалась вокруг нее. Она знала, что должна сожалеть, что позволила себе взорваться, но была тому рада. Виски помогло ей забыться. Впервые она не чувствовала ужасной, постоянно терзавшей ее боли. Она не помнила сейчас, как умер отец, как ее брат Мэтью выступил против своих и ушел с Армией Союза.

Она даже не помнила отчетливо свою близость с Коулом Слейтером; не помнила, что значит быть настолько возбужденной, чтобы утратить всю житейскую мудрость, какую она постигла за последние суровые годы. Не помнила, что значит бояться и в то же время желать чего-то, страстно желать чего-то непостижимого.

Странно, но благодаря выпитому виски она ощутила мир и покой.

Кристин закрыла глаза и, должно быть, задремала. Потом – она не помнила, наяву все происходило или же ей это приснилось, – когда она открыла глаза, вся комната купалась в лунном свете. В голове у нее все еще стоял туман, и на душе было покойно.

Коул был с ней в комнате.

Он осторожно вошел, и дверь за ним тихо закрылась. Он стоял, упершись руками в бедра, и смотрел на нее. Лунный свет освещал его лицо, оно было одновременно суровым и красивым. Он долго стоял не шелохнувшись. За окнами поднялся ветер, оттуда раздавались не то стоны, не то шепот. Ей представлялось, что там за окнами перекати-поле, подхваченные ветром, кружатся в странном сладострастном танце, уклоняясь от наносимых со всех сторон ударов, – очень похоже на нее. Сердце Кристин падало и подскакивало, как легкие кустики перекати-поле на ветру, металось в отчаянии.

Нет…

Коул был похож на фантастическое существо, хитрый, как пума, сильный, как орел. И он стоял здесь, держа руки на бедрах, прислонившись к стене, будто ожидал кого-то, будто прислушивался к звукам ночи.

Наконец Коул шевельнулся, расстегнул манжеты, снял сапоги, стянул носки. Подошел к постели молча, босой, кинул свой пояс с кобурой рядом. Затем взглянул на Кристин и заметил, что она открыла глаза.

– Проснулась?

Она кивнула с серьезным видом, но тут же улыбнулась.

– Простите меня. Этим вечером я была не в себе. И я… я не хочу бороться.

Расстегивая свою рубашку, он сел подле нее на кровать. Все так же продолжая смотреть на нее, он протянул руку и коснулся ее щеки.

– Я тоже не хочу бороться, Кристин. На твою долю выпало немало испытаний, но ты справилась. Любой другой давно бы сломался.

Голос его звучал тихо, пальцы нежно гладили ее по щеке. Кристин молчала, но он по-прежнему не отводил глаз от нее, и вдруг ей показалось, что шепот ветра проник в нее, пробежал по ее телу, заполнил вены. Ей было тепло. Она едва понимала, что с ней. Конечно же, она еще спит. Конечно же, все это ей снится. И этот человек – всего лишь блик луны. Видение, рожденное в облаках воображения.

Но все было наяву. Все было реально. Он склонился над ней и поцеловал. Сначала он только легко коснулся ее губ, затем языком провел по ним и, почувствовав их вкус, скользнул языком к ней в рот. Кристин обвила руками его шею и ощутила твердую, как сталь, грудь. Его руки обняли ее одновременно сильно и нежно. Он гладил ее волосы, перебирая пальцами шелковистые локоны, ласкал руки, целовал шею, спускаясь ниже, к месту, где отделанный кружевом вырез рубашки открывал ложбинку между грудями. Он остановился и поцеловал сосок сквозь тонкую ткань. Кристин тихо вскрикнула. Он быстро поднял голову, снова поцеловал ее в губы, а за тем, встав с кровати, сбросил рубашку и бриджи. Луна освещала его. Он был высокий и сильный, худой и мускулистый, его кожа отливала медью, плечи блестели. Кристин смотрела на него. Если бы ей это снилось, она была бы благодарна за подобный сон. Она желала его. Отчаянно. Желала душой и разумом, желала каждой клеточкой своего существа.

И он не отвергал ее.

Он сел рядом, взял ее руки в свои. Она напряженно ждала, что он снова ее поцелует, но он потянул ленты ее рубашки и освободил грудь, после наклонил голову, коснулся языком ее соска, и тот напрягся. Кристин, не отдавая себе отчета в том, что делает, выгнулась ему навстречу, вцепилась в его волосы и бес связно попросила прийти к ней. Его руки дарили ей ласки, и ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно. Его поцелуи, казалось, настигали каждый участок ее тела. Кристин старалась удержать его, прикрепить к себе намертво. Она вся извивалась, чувствуя, как что-то зарождается внутри ее, будто лава поднимается к поверхности земли. И земля кипела, извергала жар и клубы пара. Коул прижимал ее к себе. Ее руки касались его тела, ощущая напряжение сильных мускулов. Эти прикосновения распаляли ее, звали к еще более острым ощущениям. Она не узнавала себя. Превратилась в какую-то распутницу! Чувствовала его руки то на своих бедрах, то на животе и двигалась навстречу его прикосновениям, навстречу тому, что они сулили. Она заставила себя дотронуться до его жаркой пульсирующей плоти – и была потрясена своей смелостью. Странный восторг охватил ее, на мгновение она испугалась, что потеряет сознание.

Время остановилось, оно утратило свое значение. Единственное, что было для Кристин реальным, – это сила мужчины рядом с ней и его требовательный взгляд. Его дыхание превратилось в ветер, настойчивость – в бурю. Он больше не дразнил ее. Его ласки уже не были осторожными. Она вскрикивала, а он ловил губами ее вскрики. Он накрыл ее своим телом, и ее ноги оказались у него за спиной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Кристин открыла, было, рот, чтобы остановить его, но так ничего и не смогла сказать. Он коснулся самых ее чувствительных мест, и она дернула головой и закусила губу, чтобы не закричать, но сдержаться ей не удалось, и из уст ее вырвался крик. Она вся подалась вперед, судорожно двигаясь, и услышала тихий смешок Коула. Ей хотелось ударить его, спрятаться. Но он был сверху и держал ее руки в своих, и внезапно он вошел в нее, и огонь обжег всю ее. Его руки обнимали ее ягодицы, и снова он вводил ее в захватывающий ритм движений.

Кристин закрыла глаза и спрятала лицо на его груди, почувствовав языком солоноватый вкус его кожи. Куда-то исчезла его нежность. Движения стали быстрыми, резкими, истовы ми, она боялась потерять себя в нем и все же следовала каждому его движению. Ее охватил экстаз еще более сильный, чем прежде. Вдруг он упал рядом с ней, гладя спутанные пряди ее влажных от пота волос.

Они молчали.

Ветер стих.

Сердце Кристин неистово билось. Должно быть, Коул почувствовал это, потому что обнял и притянул ее к себе. Спать так было чудесно, ее спина касалась его груди, и Кристин не думала ни о ветре, ни о ночи. Лунный свет все еще лился сквозь окна в комнату и освещал их. Может быть, все это ей снилось? Кристин не могла точно сказать. Она закрыла глаза и уснула.

Коул тоже уснул. И настал черед его снам. Ночной кошмар прошлого, ночной кошмар, который мучил его в любое время – спал он или бодрствовал.

Страшные картины медленно проплывали перед ним… Этот сон всегда начинался с определенного звука: тихого, продолжительного рокота, как бой множества барабанов. Это был звук топота копыт несущихся лошадей.

Звук нарастал, приближался. Коул слышал крики, их невозможно было разобрать, совершенно невозможно… Затем он начинал понимать, что эти копыта стучат под ним, что всадник он. Он мчится на огромной скорости, он отчаянно спешит, он стремится попасть домой, до того как…

Дым. Он проникал в поры его кожи, наполнял нос и рот, он чувствовал кисловатый привкус дыма. Этот запах ему что-то напоминал. Холод пробежал по его спине. Он узнал этот запах – запах обгоревшего тела.

Ужасная картина предстала перед ним. Горел дом, горел амбар.

И он увидел Элизабет.

Она бежала к нему, бежала со всех ног. Он выкрикивал ее имя, его голос срывался, это уже был хрип. И все время он слышал под собой бесконечный топот лошадиных копыт. Он мчался по равнине, сквозь низкорослый колючий кустарник. И она бежала навстречу. Она звала его, но он не слышал ее голоса. Она никак не могла добежать до него.

Вот она упала, исчезла из виду. Он мчался все быстрее и упал с лошади, выкрикивая ее имя снова и снова.

Он искал в траве, пока не нашел ее. Ее волосы, длинные роскошные волосы цвета эбенового дерева, мягкими шелковистыми волнами разметались по земле.

– Элизабет…

Он приподнял ее и посмотрел вниз – все внизу было красным. Красная жидкость струилась по нему, стекала с его рук. Красная жидкость, реки красной жидкости… все кругом было красным. Это был цвет крови…

Он откинул назад голову и закричал, и крик его эхом разнесся по бескрайней равнине…

Коул проснулся весь в поту. Его била дрожь. Он тряхнул головой, стараясь сбросить остатки сна, и увидел женщину рядом с собой. Увидел ее золотистые волосы, увидел, как легко поднимается и опускается ее грудь. Она спала.

Коул встал и подошел к окну. Светила луна. Он не разбудил Кристин, она даже не пошевельнулась. Возможно, он постепенно поправляется – во всяком случае, не кричит так громко во сне.

Он подошел к кровати и посмотрел на Кристин. Она лежала перед ним такая красивая, юная, чистая. Ему вдруг до дрожи в руках захотелось встряхнуть ее, сказать ей, что она не понимает, какой невероятно опасной может оказаться игра, в которую она играет. Возможно, она знает…

Он вернулся к окну и снова стал смотреть на луну. Постепенно напряжение стало спадать. Он вздохнул. Постояв немного, пошел к кровати и не мог удержаться, чтобы не дотронуться до нее. Ему это было нужно как воздух.

Коулу не спалось. Он лежал без сна до самого рассвета. Потом встал, оделся и вышел из дома. Он смотрел на равнину, расстилавшуюся перед ним, и вновь видел Элизабет, бегущую к нему. Он закрыл глаза, и она пропала, но осталась боль, боль, которая всегда была с ним. Она переполняла его, грызла изнутри. Коул распрямил плечи, и боль начала медленно рассасываться, но он знал, что полностью она никогда не исчезнет. Она ледяными пальцами сковывала его сердце, и он вновь и вновь задавался вопросом, что, черт возьми, делает здесь, затем напоминал себе, что согласился на «сделку» и дела его шли успешно. Он обернулся и стал смотреть на окно спальни. За этим окном спала Кристин. Он зашагал обратно к дому.

Кристин не ожидала, что он так грубо разбудит ее. Еще секунду назад она нежилась в блаженном сне, и вот уже он сдернул с нее одеяло.

Протестуя, Кристин ухватилась за одеяло и села, натянув его до подбородка, глаза ее сверкали от ярости и возмущения. Она видела, что он, полностью одетый, стоит у посте ли, холодно глядя на нее.

– Я хочу, чтобы мы прошли в кабинет. Прямо сейчас. Если вы ждете моей помощи, вам лучше показать мне расчетные книги.

– Я спущусь в кабинет, как только буду готова, – заявила она. Кристин не могла понять этого человека. Она не могла понять его странное поведение. После всего, что было у них ночью, он вел себя с ней как чужой. Это ранило и оскорбляло ее.

– Вставай.

Глаза ее сузились, она была готова растерзать его.

– Как только вы выйдете, я встану. И спущусь, когда буду готова.

Коул снова стянул с нее одеяло. Кристин потянулась за ним, но опоздала – оно оказалось на полу. Коул бесстрастно смотрел на нее, взгляд его серо-стальных глаз скользил по ее обнаженному телу. Кристин спрыгнула с постели, осыпая его проклятиями, и подскочила к нему. Он поймал ее руки, и на лице его появилась мрачная и какая-то самодовольная усмешка. Казалось, он ищет повод для ссоры. Она старалась высвободиться из его рук. Ее смущал дневной свет и то, что она стоит перед ним нагая, в то время как он полностью одет. Он притянул ее ближе к себе. Кристин почувствовала, как царапнула ее пряжка его ремня, почувствовала прикосновение ткани его рубашки к голому телу, но более всего она почувствовала жаркое кипение в его груди, несмотря на то, что внешне он казался спокойным, даже холодным, и контролирующим себя.

– Я же сказал тебе, – резко бросил он, – я решаю, что и как делать. И ты не должна нежиться в постели целое утро. Ты хозяйка ранчо, и тебе не следует это забывать. Или ты просто играешь в хозяйку ранчо? Ты чувствуешь себя таковой, только когда скачешь с парнями на лошади? Или когда изображаешь из себя высокородную леди?

Кристин была возмущена, хотя и старалась это скрыть за улыбкой. Вся в напряжении и все еще прижатая к его груди, она смотрела ему в глаза и улыбалась.

– Я ни во что не играю, мистер Слейтер. Я, в самом деле, хозяйка ранчо, и, возможно, гораздо лучшая, чем вы были или будете. Так говорите, вы решаете, что и как делать? Ну что ж, прекрасно. Но только отныне, если вы захотите меня разбудить, пожалуйста, стучите в дверь. Один стук в дверь, мистер Слейтер, и я обещаю вам, что буду в порядке менее чем через пять минут. И никогда не ведите себя со мной так, как сегодня!

Его брови медленно поднялись, к улыбке добавилось удивление. Он выпустил ее и уперся руками в бедра.

Коул, не отрываясь, смотрел на Кристин, и его взгляд обжигал ее. В какой-то момент ей показалось, что он собирается прямо сейчас, здесь, при ярком свете дня схватить ее в объятия. В какой-то момент она была даже уверена, что он отнесет ее в постель и немедленно овладеет ею при свете солнца.

Ей нужно протестовать, кричать…

Но она не могла понять, боится ли она или желает, чтобы он сделал это, чтобы она оказалась в его объятиях…

Он вежливо прикоснулся пальцами к шляпе, прежде чем уйти.

– Я решаю, что и как делать. Все решаю я, Кристин. – Он резко захлопнул за собой дверь.

Кристин умылась и оделась, снова и снова гадая, что за чудовище она привела в свой дом. Она дотронулась до своих щек – они горели.

Когда она спустилась в столовую, Коул заканчивал свой завтрак. Он бросил на стол скомканную салфетку и встал, увидев ее. Кристин подошла к столу.

– Вам блинов, моя милая? – спросила ее Далила.

Коул оказался возле Кристин раньше, чем она успела сесть, и взял ее за руку.

– Дай ей чашку кофе, Далила. И больше ничего. Нам нужно идти работать.

Кристин могла устроить сцену, как сделала это накануне за ужином. Далила вопросительно смотрела на нее, Самсон и Шеннон с интересом следили за развитием событий. Все ждали.

Негодяй! – подумала Кристин. Он во всем виноват! Но вчера вечером была виновата она… Кристин знала, что снова сядет в лужу, если позволит разразиться новому скандалу.

– Все верно. У нас сегодня очень много дел, – мягко подтвердила она. – Дай мне только кофе, Далила. – Она взяла чашку, улыбкой поблагодарила Далилу и высвободила руку из пальцев Коула. Быстро выпила кофе и сказала: – Пойдемте, мистер Слейтер. Время не ждет.

Он последовал за ней в кабинет. Кристин была уверена, что он уже побывал здесь сегодня. Бухгалтерские книги лежали на столе, и, прежде чем она успела сесть, на нее обрушился шквал вопросов. Где она закупает продукты, сколько и как часто? Думала ли она над тем, как следует перегонять стадо, чтобы избежать столкновений с солдатами, будь то конфедераты или унионисты? Рассчитывает ли она оставлять скот пастись более длительное время? Есть ли у нее планы введения в стадо новых пород? И так далее и так далее.

Кристин ни разу не сбилась, отвечая на вопросы. Она была хозяйкой ранчо, сообразительная, решительная, образованная, и ей хотелось, чтобы Коул знал это. Временами ей казалось, что он просто бродяга и не имеет никакого права на все эти расспросы. Но потом она вспоминала, что сама просила его остаться, что ей отчаянно нужна его по мощь.

Она вспоминала, на что пошла, лишь бы он остался. И он остался, а она стала совсем другой, во всех смыслах другой. Но как бы то ни было, он не имеет права так с ней обращаться.

Внезапно Коул закрыл бухгалтерскую книгу и поднялся. Он пристально посмотрел на Кристин. Похоже, он собирался ей что-то сказать. Коул нетерпеливо тряхнул головой.

– Мне пора ехать, – проговорил он. Нахлобучив шляпу на голову, он обошел стол.

Кристин встала из-за стола быстро и, как она надеялась, с достоинством.

– Вы позволите мне сопровождать вас?

– Нет, я не хочу, чтобы ты ехала со мной.

– Я могла бы показать вам…

– Ты разве не слышала, что я сказал? Или ты просто не способна что-либо слышать? Я все посмотрю сам. Я посмотрю все, что хочу посмотреть. А ты будь здесь, дома. Если забредешь слишком далеко и встретишься с Зиком, на этот раз тебе придется выпутываться самой.

Может быть, так было бы лучше! – хотелось ей крикнуть. Но она не сделала этого. Зик убил ее отца. Какими бы отвратительными ни казались ей манеры Коула, его нельзя сравнивать с Зиком.

Скрестив руки на груди, Кристин высоко вскинула голову.

– Не смею задерживать вас, – сказала она с издевкой.

Он прошел мимо нее.

Кристин не знала, куда он отправился. Она была почти уверена, что он никогда не ездил далеко.

Коул оставил на столе газету, и Кристин присела и стала просматривать статьи. Война. Только о ней и писали, о войсках Армии Союза, удерживающих Канзас, о мерах, которые они намерены предпринять против Куонтрилла и его головорезов.

Война и еще раз война… Армия Союза захватила Новый Орлеан, и Грант[16] клянется, что скоро он возьмет Виксберг. Но независимо от того, одержит ли победу Армия Союза или нет, есть что-то, что останется неизменным. На востоке генерал Ли попусту тратит время и силы. У него намного меньше людей, амуниции, его солдаты хуже питаются. Но он человек исключительных способностей, и даже тот факт, что газета выходила в городе, кишевшем янки, не мог изменить тональность статей. Юг все еще силен. Они могут бить его и бьют, но на Юге есть такие одаренные люди, как Ли и Джексон Каменная Стена[17], такие бесстрашные, как Джеб Стюарт и Морган Хант, и другие, подобные им.

Кристин положила голову на прохладное дерево письменного стола. Новости не сделали ее счастливее, не заставили гордиться. Напротив, они испугали ее. Все, что она прочитала, означало, что война будет продолжаться бесконечно. Никто, ни одна из сторон, не собирался уступать противнику.

И головорезы Куонтрилла будут бесконечно совершать свои налеты…

В дверь постучали. Кристин подняла голову. В кабинет заглянула Далила; мгновение поколебавшись, спросила:

– Как насчет того, чтобы поесть чего-нибудь? Блины, бекон?

В животе у Кристин заурчало. Ей хотелось есть. Вчера она осталась без ужина, сегодня ничего не ела на завтрак. Она встала и поло жила руки в задние карманы бриджей.

– Блины – звучит соблазнительно.

– Хорошо, приходите.

– Далила, подожди.

Далила остановилась. Их глаза встретились.

– Как ты думаешь, я правильно поступаю?

– Милая вы моя, а что еще остается? Кристин покачала головой.

– Вчера вечером он выставил меня полной дурой, Далила.

– Вы это сами допустили.

– Да, я позволила. Но…

– …он нам нужен, – закончила за нее Далила. Затем она как-то смущенно улыбнулась, и Кристин была уверена, что та покраснела, только, будь ее кожа оттенком светлее, это было бы заметно. – Он нам нужен, и он нам нравится. Мне так он по душе. Вы правильно поступаете.

Кристин зарделась.

– Я же не вышла за него замуж, Далила. Я… я его любовница.

– Вы хорошо поступаете, – повторила Далила. – И не важно, каким он кажется. Парень он приличный и честный. Вот как я думаю. – Она помолчала. – Ну, так пойдемте и поешьте чего-нибудь.

Кристин последовала за ней.

После завтрака она занялась с жаром домашней работой: чистила, подметала дом, по том отправилась на конюшню – там работы всегда было невпроворот. Вернувшись в дом, приняла ванну. Мысли ее были заняты Коулом. Чувства, которые она испытывала к нему, были не похожи на те, что она испытывала к Зику, и все же она ненавидела Коула Слейтера. Только и делает, что думает о нем все время. Ей хотелось быть чистой, хоте лось, чтобы от нее хорошо пахло, просто по тому, что он все время присутствовал в ее воображении.

Она дала себе зарок, что будет холодной и неприступной и исполненной достоинства и за обедом, и весь вечер.

Но он не вернулся к обеду. Он вообще не вернулся. В полночь Кристин уже не могла больше ждать и поднялась наверх. Ей удалось не заснуть еще в течение часа, но затем сон сморил ее. Она предусмотрительно надела пуритански скромную ночную рубашку со множеством маленьких пуговиц у ворота.

А Коул не спешил возвращаться в дом, ожидая, когда Кристин заснет. Он курил сигару и тянул бренди, гадая, где могут находиться молодчики Куонтрилла.

Куонтрилл, думал Коул, конечно, не подарок, но он еще не самое худшее. Его приспешники – вот кого следует опасаться. Билл Андерсон, Зик – кровавые убийцы. Коул слышал, что некоторые из парней Куонтрилла хотят, как индейцы, снимать скальпы со своих жертв.

И Куонтрилл за южан…

А подобные Лейну и Дженнисону – за северян. Они убивают каждого, кто стоит на их пути. Высмеивают войну, которую обе стороны ведут, отчаянно сражаясь каждая за свои идеалы.

Высоко над ним курился дым, и внезапно он вздрогнул. Весь день перед ним стояло лицо Элизабет, но сейчас, когда закрыл глаза, он увидел Кристин. Увидел, как она смело отбивается от нападавших на нее бандитов. Увидел ее упавшую в грязь.

Он отряхнул пыль с рук и отер их о брюки.

Кристин была жива, Элизабет – умерла. Она умерла из-за Дока Дженнисона и его джейхокеров; на Кристин напали партизаны-конфедераты. Вдруг Коул поймал себя на мысли, что зол на Кристин за то, что она жива, а Элизабет – нет. И он знал, что не сможет никогда ей это объяснить.

Он бросил сигару на землю, задавил ее каблуком сапога. Затем обернулся. Он не мог отказаться ни от одного из требований, которые ей предъявил. И очень важно, чтобы Куонтрилл знал об их интимных отношениях.

Коул посмотрел на дом и вошел в него. На какой-то момент задержался в прихожей. Это был хороший дом, добротный и вместе с тем уютный и красивый. Коул постоял не много, затем прошел к лестнице и стал тихо подниматься. Добравшись до своей комнаты, он открыл дверь, гадая, не вернулась ли Кристин к себе в спальню.

Но она не вернулась к себе. Свернувшись калачиком, она спала здесь на кровати. Ее волосы разметались по подушке. Коул быстро сбросил одежду и подошел к кровати; перед тем как откинуть покрывало и лечь, он убрал со своей подушки прядь волос Кристин и по чувствовал легкий запах роз. И тотчас же его бросило в жар. Он вовсе не хотел этого. Все, что он сделал, – это дотронулся до ее волос, увидел ее спящую, такую беспомощную, – и вот уже охвачен страстью.

Коул вытянулся на кровати и уставился в потолок, выстукивая что-то у себя на груди. Она крепко спала, и даже если бы бодрствовала, то, конечно же, не слишком-то желала бы его в этот момент.

Минуту спустя он смотрел на нее, не в силах сдержать желание, требующее выхода, по том склонился над ней. Он снова коснулся ее волос, напоминая себе, что они должны быть черными. Он не любил эту девушку.

Скользнув рукой под ее ночную рубашку, он медленно, легко гладил ее тело, следуя от икры ноги выше, выше, по изгибу бедра. Его рука обогнула, едва коснувшись, ее ягодицы. Коул обнял спящую девушку, притянул к себе, прижался ртом к ее губам.

Кристин инстинктивно ответила на его по целуй. Ее руки обняли его, и всем телом она прижалась к нему. Губы ее раскрылись и пропустили его язык. Он сильнее обнял ее и, потянув вверх ее рубашку, накрыл ее своим горячим телом. Она не открывала глаз, еще не вполне проснувшись.

Он попытался снова поцеловать ее, но она отвернула голову, и его губы оказались у нее на шее.

– Ты ведешь себя как тиран.

– Знаю. Я сожалею.

– Ты ведешь…

Коул заглушил протесты Кристин поцелуем. Затем он обнял ее, начал гладить по волосам. Но когда Кристин оторвалась от него, ловя губами воздух, он снова быстро поцеловал ее.

– Я сожалею, я черт знает, как сожалею. Кристин молчала, глядя на него в темноте ночи. Она лежала неподвижно, чувствуя, как жарко пульсирует рядом с ней его плоть. Если она будет бороться, он уедет от них. И она подчинилась его страсти, глядя на Коула широко раскрытыми глазами. Когда он овладел ею, Кристин тихо вскрикнула, обвила руками его шею и спрятала лицо на его влажной груди. А он погружался все глубже, глубже…

Кристин, сама, о том не догадываясь, была очень чувственной и открывала перед Коулом настоящую бездну наслаждений, о чем он не мог и мечтать. Некоторое время спустя, когда он лежал обессиленный и пряди ее волос касались его груди, он опять напомнил себе, что они золотистые, а не цвета эбенового де рева. Они с Кристин чужие друг другу люди, которых столкнула судьба на дорогах жизни. Они просто были нужны друг другу, и… все.

Если он сейчас закроет глаза, то увидит Элизабет, бегущую к нему. Она бежит, бежит, бежит…

Но не лицо Элизабет видел он теперь в своих снах. Мягкие светлые волосы развевались за спиной женщины, которая бежала к нему в его грезах. Кристин бежала к нему во тьме ночи, и он хотел, чтобы она достигла его, но боялся этого. Он боялся, что, обняв ее, увидит кровь на своих руках. Боялся, что поймает взгляд удивительных голубых глаз Кристин и увидит ее кровь, стекающую по его рукам.

Глава седьмая

Проснувшись, Кристин услышала выстрелы – Самсон и Далила тренировались в стрельбе из кольта. Быстро надев хлопчатобумажную рубашку, бриджи и сапоги, она поспешила вниз и вышла во двор. Стреляя, Далила всякий раз отскакивала из-за отдачи, но на лице ее было выражение упорства и решительности. Коул улыбнулся. Взглянув на Кристин, он заметил недовольство на ее лице. Она покраснела. Ночь они провели вместе, думала она. Но ночь-то – это одно, а яркий свет дня – совсем другое. Она не будет больше вести себя как ребенок. И она не собирается делать вид, что его ласки ничего для нее не значат, что он не разбудил в ней женщину, жаждущую удовольствий. И что из того, если это не соответствует всем моральным устоям? Убийство тоже не соответствует. Мир больше не живет согласно прежним моральным устоям. Кристин ничего не имела против близости с Коулом. Он умел обращаться с женщинами, умел быть нежным, страстным и вызывать ответную страсть. Даже сейчас, когда он смотрел на нее, Кристин чувствовала возбуждение, и ей это было нисколько не неприятно. Похоже, Коул не понимает, что с ней делает. Он молчит. Он смотрит на нее. Ожидая…

– Миз[18] Кристин, я сейчас собью все эти бутылки, – похвалилась Далила.

Кристин попыталась улыбнуться.

– Далила, ты можешь научиться всему, если захочешь. – Она сунула руки в карманы бриджей и обратилась к Коулу: – Можно мне поговорить с вами минутку?

– Говори, – сказал Коул.

Он говорил, что сожалеет о том, как вел себя с ней, но его поведение сегодня немногим отличается от того, что было ранее. Он даже не слез с ограды, когда отвечал ей.

– Наедине, – попросила Кристин.

Коул пожал плечами и уже собрался спрыгнуть вниз.

– Не стоит беспокоиться, мистер Слейтер, – проговорил за спиной Кристин Самсон. Она удивленно обернулась. Самсон смотрел на нее почти жалостливо, с печальной улыбкой. – Нет тут неуважения, миз Кристин, вы знаете это. Но ведь вы собираетесь ему сказать, что не хотите, чтоб он учил нас стрелять. Мы ведь свободные черные люди. Она думает, если мы будем стрелять, нас просто выставят на аукцион и не станут убивать или вздергивать на виселице. Мы с Далилой много говорили об этом. Мы здесь все заодно. Если опять, какая беда придет, мы должны держаться вместе. Далила может стрелять, как и все. Вы видите, миз Кристин, я вот свободный человек уже давно, и это очень хорошо.

– Самсон… – начала Кристин, но от волнения запнулась, – Самсон, если ты останешься жив, ты сможешь снова получить свободу. А если ты умрешь…

– Я верю, что Бог наш милостив, миз Кристин. Мы здесь все заодно, миз Кристин.

Она серьезно взглянула на Коула. Тот только пожал плечами.

– Вы глупец! – бросила она ему. – Самсон – черный человек.

– Самсон – прежде всего человек, – ответил он. – Свободный человек. Твой отец сделал его свободным. Как я погляжу, он сделал свой выбор.

Все смотрели на Кристин. Стояли неподвижно и молчали. Солнце лило свой яркий свет на всех. Коул буравил ее взглядом. Она так и не научилась читать его мысли и движения души по глазам. Я не знаю этого человека, совсем не знаю его! Ее внезапно охватила паника. Но разве это имеет значение? – спрашивала она себя. Какая теперь разница! Выбор сделан.

– Мне пора по хозяйству хлопотать, – сказала Далила. – Я должна забрать Дэниела и отпустить Шеннон, чтобы она пришла сюда.

– Шеннон? – прошептала Кристин. Коул, наконец, спрыгнул с ограды. Он взял кольт у Далилы и медленно перезарядил его. Шляпа, низко надвинутая на лоб, скрывала его глаза, когда он заговорил.

– Ты хочешь, чтобы твоя сестренка была беспомощной? – Он пристально посмотрел в глаза Кристин.

Она одарила его лучезарной улыбкой и взяла у него оружие. На задней ограде был установлен ряд бутылок. Она тянула время, целясь так же медленно и тщательно, как он только что заряжал кольт. Она помнила все, чему когда-то отец и Пол учили ее. Помнила об отдаче и помнила, что это может быть очень опасно для женщины. Мягко нажми на курок. Не толкай его резко назад…

Кристин ни разу не промахнулась. Шесть выстрелов – и шесть бутылок разбилось вдребезги. Осколки искрились на солнце. С радостной улыбкой она повернулась к Коулу, изящным жестом протягивая ему кольт.

Он не был поражен, не похоже даже было, что он удивился. Он изучал ее. Затем вытащил из кобуры за поясом другой кольт и подал ей.

– А если цель будет двигаться? – спросил он.

– Испытайте меня.

Коул кивнул Самсону. Тот одобрительно ухмыльнулся. Подняв бутылку, он высоко подбросил ее. Кристин поймала цель, когда бутылка была в самой своей высокой точке, перед тем как начала падать. И снова солнце играло и переливалось в осколках всеми цветами радуги.

– Неплохо, – пробормотал Коул. Он снова надел шляпу и пристально посмотрел на нее. – А как дела у Шеннон?

Шеннон как раз выходила из дома. Далила спешила ей на смену. Сегодня Шеннон надела одежду для работы. Она выглядела в ней еще женственнее, чем в платье, – бриджи и строгая рубашка подчеркивали ее формы. Она лукаво взглянула на Кристин, и та поняла, что ее сестра думает о вчерашнем инциденте за ужином. Ей захотелось хорошенько отшлепать ее, но она сдержала себя – не стоит обижаться. Кристин решила проигнорировать насмешку сестры.

– Шеннон, Коул хочет посмотреть, как ты стреляешь.

– Знаю. – Она улыбнулась Коулу. Он ей нравился. Очень нравился. Кристин готова была поколотить ее. В один прекрасный день он испарится, хотелось ей сказать сестре. Не трать силы!

Потом ей подумалось, кому больше нужно такое предупреждение: Шеннон или ей самой?

– Покажи ему, – проговорила она.

Шеннон не заставила себя долго ждать.

Она стреляла даже лучше, чем Кристин, и Коул отметил это. Он не был склонен расточать комплименты, но всегда был с Шеннон предупредительнее, чем с кем-либо другим.

– Хорошо, просто чертовски хорошо, – похвалил он.

Шеннон зарделась, радуясь этой похвале.

Кристин пошла к дому. Коул настаивал, чтобы она никуда не отлучалась. Если она его ослушается, он уедет и оставит их на милость головорезов Зика. Она постарается быть сегодня сдержанной, сохранять чувство собственного достоинства и не втягиваться ни в какие ссоры.

– Кристин! – окликнул ее Коул.

Она обернулась.

– Что ты делаешь? – Его шляпа с пером лихо сидела на макушке. Он стоял, упершись руками в бока. Было в нем что-то непримиримое, непостижимое и жестокое. И поэтому она желала его. Его нельзя покорить. Это не удастся ни банде Куонтрилла, ни… ей.

От этой последней мысли ее бросило в дрожь.

– Мне нужно кое-что записать, проверить счета, в общем, бумажная работа, – спокойно ответила Кристин. – Я не помышляю делать что-либо против ваших правил, мистер Слейтер, – добавила она и ушла.

Позднее он куда-то ускакал на лошади. Кристин знала, что он уехал, – слышала цокот копыт его лошади, когда сидела в кабинете, стараясь сосредоточиться на работе. Подойдя к окну, она посмотрела Коулу вслед, и на сердце у нее было неспокойно. Она привыкла принимать живейшее участие во всех делах на ранчо.

Но сейчас ставки были высоки. Чертовски высоки. Она заставила себя сесть за стол. Под считала деньги, которые сможет получить за говядину, прикинула расстояние, на которое придется перегонять скот. Карандаш остановился, она подняла голову от бумаги и задумалась: интересно, как поведет себя Коул, когда вернется домой к ужину сегодня вечером?

Если он вообще вернется к ужину сегодня вечером.

Это не имеет значения, сказала она себе. Она постоянно забывала, что происходящее между ними – всего лишь сделка. Кристин была уверена, что он-то уж ни на секунду этого не забывает.

Ей следует научиться быть равнодушной. Вежливой, услужливой, сдержанной и… равнодушной. Она должна сохранять расстояние между ними. Если она этого не сделает, по том будет больно.

Возможно, сейчас уже поздно. Возможно, она уже подошла слишком близко к огню. Она не настолько наивна, чтобы не видеть, что нравится ему, но она также не настолько наивна, чтобы не понимать, что это ничего не значит для него. Он был холоден, как зимняя стужа. Нет, нельзя сказать, что она его не интересует. Но мало. И она была уверена, что большего интереса с его стороны она никогда не дождется.

Кристин мысленно встряхнулась и решила, что будет постоянно напоминать себе, что это вынужденная мера. И все же она все время возвращалась к мысли о том, как он поведет себя, если вернется к ужину, и снова клялась себе, что ее поведение будет самым достойным на всем Юге Америки.

Коул вернулся вечером.

Кристин выглядела очаровательно. Она тщательно оделась к ужину, выбрав элегантное платье из мягкой голубой парчи на легкой подкладке с объемной, по последней моде, юбкой. Она помнила, какой была мать, и старалась быть такой же изящной, элегантной и немного церемонной, как она. Во время ужина Кристин обращалась к Коулу не иначе как «мистер Слейтер». Он смотрел на нее и отвечал добродушно и вежливо, будто всю жизнь вращался в самом аристократическом обществе.

После ужина он как-то сразу выскользнул из дома. Кристин долго не ложилась спать, но, наконец, когда все остальные отправились по своим спальням, она тоже пошла наверх. Подойдя к окну, она увидела Коула на крыльце дома. Он курил сигару и потягивал бренди. Опершись о колонну, он смотрел вверх на ночное небо.

Интересно, о чем он сейчас думает? В душе Кристин зашевелилось любопытство. Вдруг он повернулся и посмотрел на ее окно. Лицо Кристин залилось краской. Коул улыбнулся ей.

– Добрый вечер, – тихо сказал он.

Она не могла ответить. Он внимательно смотрел на нее еще несколько мгновений, его улыбка стала мягче, усы и ухоженная бородка не могли скрыть ее.

– Я сейчас поднимусь.

Сердце Кристин бешено заколотилось, и она едва не ушиблась головой об оконную раму, торопясь спрятаться. Стараясь совладать с собой, она напомнила себе, что решила вести себя сдержанно, с достоинством и уж никак не волноваться.

Но, услышав его шаги на лестнице, вновь затрепетала. Вот он уже в коридоре, открывает дверь, входит в комнату. Коул несколько секунд смотрел на нее, наблюдая, как поднимается и опускается ее грудь в глубоком вырезе платья. Видел, как пульсирует голубая жилка на ее длинной изящной шее. Он улыбался, и Кристин почувствовала необыкновенную нежность в улыбке, в устремленных на нее глазах.

– Иди ко мне, – тихо проговорил он и протянул ей руку.

Кристин взяла ее и очутилась в его объятиях. И в этом не было для нее ничего не ловкого. Он поцеловал ее, коснулся рукой ее лица, потом повернул к себе спиной, и от каждого прикосновения его пальцев к ее обнаженной спине, когда он расстегивал ей платье, горела кожа. Кристин казалось, что ее кожа так же бьется и пульсирует, как ее сердце. Ей вдруг пришло в голову, что его умение раздевать женщин пришло с опытом, их у него наверняка было немало… Но разве это сейчас имело значение? Имело значение лишь то, что ее одежда была на полу. Коул поднял ее на руки, и снова мягкий свет луны струился в комнату. Коул отнес ее на кровать и бережно опустил. Она видела, как страсть зажигает искры в его глазах, и обняла его, вдыхая его запах, ощущая силу его мускулов, требовательное напряжение всего его тела. Где-то по равнине, гонимые ветром, метались кустики перекати-поле, где-то выл и стонал ветер, но здесь буря чувств двух людей была сладостной и волнующе неистовой; эта буря сулила им исступленную радость.

Где-то далеко бушевали битвы. Где-то северяне сражались с южанами, и страна захлебывалась в крови, в которой гибла ее молодежь, убивая друг друга. Потоки крови заливали Канзас и Миссури, как будто их общая артерия была разрезана. Но сегодня Кристин не думала обо всем этом.

Она была в объятиях Коула. Она училась, где следует прикасаться к нему, как двигаться, как забыть обо всем на свете от его близости. И никакое вино не способно было до вести до такого исступленного восторга, такого сладостного и обволакивающего.

В эту ночь он уснул раньше ее. Кристин разглядывала его лицо, и ей страстно хотелось протянуть руку и коснуться его, но она не смела. Она будто впервые видела его прямой нос, высокие скулы, широкий лоб, красивой формы подбородок, скрытый бородой. Она гадала о происхождении тонких шрамов на его плечах и груди, вспомнила, что он служил в кавалерии Армии Союза до войны. В каких же сражениях ему пришлось участвовать?.. Ей так хотелось дотронуться до него.

Кристин было, потянулась, но тут же отдернула руку. Коул был для нее загадкой, волнующей, неразрешимой. Он притягивал ее, как огонь бабочку, и одновременно пугал. В нем было столько неизвестного. Но страх ее усиливался от сознания, что он никогда не останется здесь, хоть она и нравится ему. Да, она ему очень нравится. Он даже терпит ее вспышки гнева и непредсказуемость поведения. Он может быть предупредительным, нежным, и, как ей кажется, он искренен – как и она – в своей всепоглощающей страсти.

Но она чувствовала, что он не останется, не может остаться. Во всяком случае, надолго. Хуже того, она чувствовала, что он никогда не сможет полюбить ее, в то время как она очень легко может влюбиться в него. Кристин пришло на ум, что другие мужчины бледнеют рядом с ним. Другие мужчины… если вообще кто-нибудь останется, когда эта бойня закончится.

Она встала с постели и, подойдя к окну, вгляделась в темноту ночи. Луна стояла высоко, все казалось таким мирным. Кристин вздохнула. Для остальной страны война началась с первыми выстрелами, которые прозвучали в форте Самтер в апреле 1861 года, но Канзас, казалось, всегда истекал кровью, и Миссури вместе с ним. Армия Северной Виргинии[19] нанесла поражение Потомакской армии[20] в битве при Манассасе дважды, в то время как вдоль реки Миссисипи войскам северян везло намного больше. Северяне выиграли битву при Шилоу, а в прошлом апреле Новый Орлеан пал под напором войск Армии Союза под командованием Фаррагута.

Все это для нее важно, думала Кристин. Для нее важно, кто выиграл сражение, и кто потерпел поражение. Все заботит ее. В Шарпсберге, на реке Антиетам-Крик в штате Мэриленд, обе стороны понесли огромные потери. Кристин как раз приезжала в город, когда поступили списки погибших, – количество их было огромным. Все газеты буквально крича ли, что там состоялась самая кровавая за всю войну битва, что люди шагали по крови, что тела погибших падали на груды мертвых тел. Она видела кругом слезы матерей, жен и воз любленных – как из семей, где молодые люди ушли на войну, чтобы сражаться на стороне Армии Союза, так и из тех, чьи сыновья и мужья присоединились к конфедератам. Она искала в списках погибших имя Мэтью и, не обнаружив его, возблагодарила Бога. Но она видела слезы вокруг, видела отчаяние родителей, сестер, братьев. И все же иногда ей казалось, что настоящая война где-то далеко. Здесь война сводилась к актам терроризма. Люди здесь не сражались с другими людьми, они просто убивали. Все, что она хотела, – это выжить.

Внезапно Кристин почувствовала озноб. В комнате было прохладно, а она ничего не на дела на себя. Обернувшись, она увидела, что Коул не спит и смотрит на нее. Его глаза таинственно блестели, и снова она подумала, что не знает, какие мысли его одолевают. Его взгляд скользил по ней, точно ласкал.

– С тобой все в порядке? – спросил он. Кристин почувствовала, что вот-вот расплачется, сама не зная, почему.

– Просто я думала о войне, – тихо ответила она.

Его взгляд померк.

– Она теперь кажется чем-то далеким, правда? И еще я думаю, что мы воевали со всем не на той войне, что остальная страна. – В его голосе слышалась горечь, и Кристин вдруг почувствовала холод отчуждения, сквозивший в его словах. Коул словно забыл, что она здесь. Но вот он снова посмотрел на нее, и взгляд его был печальным и удивительно нежным. – Не думай об этом, – сказал он Кристин. – Не думай о войне. Ты все равно ничего не сможешь изменить.

Кристин хотела что-то сказать, но от волнения у нее сел голос, и она только кивнула в знак согласия.

– Ложись. Уже очень поздно, – произнес он. Даже когда он говорил шепотом, его голос был глубокий и сильный. Этот голос словно входил в нее и поднимал в душе ветер. Она забыла о войне, забыла обо всем на свете. И откуда только взялась такая смелость? Стоит перед ним нагая… Надо что-то накинуть на себя, чтобы соблюсти приличия.

Но Кристин этого не сделала. Она выпрямилась, откинула назад голову, и волосы ее золотым огнем рассыпались по спине. Она подошла к Коулу. Если между ними ничего другого нет, пусть будет хотя бы честность. Она хотела его. Она ждала ночи, ждала ощущений, которые испытывала в его объятиях, ждала экстаза, который был сладостнее, чем сама жизнь.

Коул подумал, глядя на нее, что она нарочно дразнит его: походка медленная, двигается с кошачьей грацией. Он был рад, что прикрыт одеялом, – он воспламенился сразу. Сжав пальцы, он ждал ее. Ждал, когда она окажется рядом с ним. Едва она приблизилась, он потянул ее к себе и обнял. Он цело вал ее губы и стонал от сладкой истомы и исступленной радости.

Коул никогда не думал, что такое может случиться, но Кристин стала своего рода оазисом в пустыне этой жизни. Она красива, как солнечный восход, как бескрайнее поле пшеницы до этой кровавой войны. И он желал ее. Он и не заметил, как она стала ему необходима. Ее глаза казались ему далеким морем, которое звало его; золотые пряди ее волос были сетями, в которые он попался и которые сулили ему рай. Коул не мог ее полюбить, но мог желать ее. И он страстно желал. Чувствовал голод и не мог насытиться. Казалось бы, лежал, уже полностью удовлетворенный, но одно ее движение – и страсть вспыхивала в нем снова. Он сделал ее женщиной, но даже сейчас в ней оставалось что-то беспомощно-невинное, и это поражало и озадачивало его. И вечно хотелось прикасаться к ней, ласкать изысканно красивое лицо, наслаждаться опьяняющими округлостями ее грудей, вдыхать ее запах.

Этому надо положить конец, Коул понимал это. Но когда она вот так обвивала его шею руками… Нет, так не должно продолжаться.

Но какие бы доводы он ни приводил, страсть рассудку не подчинялась. Он смотрел в ее глаза, голубые глаза, нежные, лучистые, напоенные страстью. Прижав ее к себе, он погружался в нее, как погружаются в сон. Она утишала его боль, дарила ему мгновения экстаза. Он не мог вспомнить, чтобы так нуждался в какой-либо другой женщине. Не мог вспомнить, чтобы так неистово, так отчаянно билось его сердце.

Он никогда не испытывал ничего подобного. Красивая, грациозная, чувственная, она двигалась под ним. Он весь превратился в туго натянутую пружину, потом качнулся и задрожал, и спазмы сотрясали его тело…

Она заснула. Коул положил локоть себе под голову и уставился в потолок, испещренный странными в лунном свете тенями.

Так не должно быть, думал он. Когда месть теснит его душу и сердце опустошено, он поступает нечестно по отношению к ней. Но он ничего не мог с собой поделать. Она сама попросила его об этой сделке. Он не принуждал ее.

Но это не служило ему оправданием.

Она была нужна ему…

И это не оправдывало его. Но истина заключалась в том, что каким-то образом их жизни переплелись. Этого отрицать никак нельзя.

Коул повернулся к ней. Теперь он видел всю ее: гибкое тело, пряди ее волос на плечах, непокорные и в то же время какие-то по-детски мягкие. Он видел ее лицо, полураскрытые губы, чувствовал легкое дыхание. Видел бровь и осторожно к ней прикоснулся, точно стараясь смягчить немного суровую линию. Она такая юная и так много выстрадала. Но она борец по натуре. Неважно, что ей пришлось испытать, она все равно не сдается, борется. Может быть, поэтому он и не мог покинуть ее.

Но ему придется ее покинуть, напомнил он себе. И скоро. Коул встал с постели и подошел к окну. Он должен будет скоро покинуть ее, по крайней мере, на время.

Коул стоял и думал. Завтра он поедет в город и зайдет на телеграф. Он надеялся получить известие, которого ждал. Ему нужно будет уехать, но он не хочет оставлять ее здесь одну. Не теперь.

Но сколько времени он сможет охранять ее?

И сколько времени он может предаваться мечтам? Он закрыл глаза. И думал, думал об одной смерти, о другой…

Назревающая проблема мучила его. При мысли, что Кристин останется на ранчо одна, у него холодело сердце. Он не знал, как поступить. Нет, он знал. Что бы ни случилось: придут янки или рейдеры Куонтрилла, – он сумеет найти способ охранять ее. Он был уверен в этом, хотя и не знал, откуда бралась такая уверенность. Возможно, все объяснялось тем, что это для него было делом чести, а в этом мире осталось слишком мало места для чести.

А может быть, и тем, что он так страстно желал ее. Тем, что она одна могла заглушить его постоянную, непроходящую боль. Тем, что, когда был с ней, он почти забывался…

Но он не хотел ничего забывать…

Нет, хотел. На короткие сладостные мгновения, что она дарила ему.

Какова бы ни была причина, пришел Коул к выводу, они заключили сделку. Он должен защищать ее, даже если все ее тело зарастет волосами, и у нее появятся усы, поклялся он себе.

Коул вяло улыбнулся. Ну почему он не может быть честен с самим собой? Он нужен ей, и она желанна ему. Такова суть их сделки.

Нет, он должен защищать ее, и он, черт возьми, сделает это, и никогда не будет держать ее в руках истекающую кровью. Он защитит ее, чтобы не повторилось то, что было однажды.

Он попытался привести мысли в порядок. Он защитит Кристин. У него есть силы. Он нашел выход. Они должны помогать друг другу, и он сможет уехать. Когда-нибудь эта война кончится.

Боже, сделай это, просил он. Она должна, наконец, кончиться.

Дни тянулись однообразно. Однажды Коул позволил Кристин поехать с ним. Это было необходимо, так как все мужчины с ранчо были заняты скотом. Кристин показала Коулу границы своих земель, пруды и водопой, показала места, где во время сильных дождей происходит затопление. Они вместе искали отбившегося от стада теленка и ездили в город покупать ограду для северного выгона.

Хотя они и были вместе, но чувствовали себя как-то неловко. Они вели себя как самые вежливые товарищи по работе, обходительные и доброжелательные знакомые.

Кристин и Шеннон всегда переодевались к ужину, потому что Кристин решила соблюдать хотя бы какие-то традиции. Разговор за ужином велся неспешный, немного чопорный. Впрочем, Коул редко говорил с ней о чем-либо, кроме как о делах на ранчо и о том, что ей надо быть осторожной. Она ни когда не должна ходить без оружия, ни она, ни Шеннон. Предупреждать Далилу и Самсона он отчего-то не считал нужным.

Коул всегда подчеркнуто вежливо относился к Шеннон. Кристин видела, как прямо на глазах взрослеет ее маленькая сестренка. Скоро Шеннон исполнится восемнадцать, она уже почти взрослая женщина. Коул обращался с ней как с ребенком, не уничижительно, но с мягким терпением, которое раздражало Кристин. Ей хотелось, чтобы часть этого терпения перепадала и ей. Иногда она задавала Коулу глупые вопросы, но в таких случаях он не обращал на нее внимания или же менял тему разговора. Когда она спрашивала его, почему он так стремится сохранить в тайне все, что касается его прошлого, он неизменно отвечал, что не желает посвящать ее в свои дела, так что нечего и спрашивать.

И не важно, что она в бешенстве убегала из комнаты, не важно, что слишком резко отвечала ему. Он позволял ей выговориться.

Но ночью все было по-прежнему.

Временами Кристин не могла поверить в перемены, произошедшие с ней. Неужели когда-то она была такой – невинной, испуганной, наивной девушкой? Что бы между ними ни происходило, как бы временами она ни была зла на Коула, она с нетерпением ждала ночей. И, даже если она отворачивалась от него, он осторожно гладил ее спину, его пальцы спускались к ягодицам так легко, что она думала, будто ей это кажется. Но его прикосновения пронзали ее молнией, они всегда роняли в нее семена желания. Когда Кристин делала вид, что не обращает на него внимания, Коул отворачивался. Она тихо вздыхала, притворялась спящей и сворачивалась калачиком… И лежала без движения до тех пор, пока он снова не дотрагивался до нее. И тогда она чувствовала, как он улыбается, догадываясь, что она не спит и совсем не против близости.

Так все и шло…

Так все шло до тех пор, пока однажды холодным утром Кристин не проснулась одна. В этом не было ничего необычного. Коул часто вставал раньше ее. Но почему-то она подумала, что сегодня все не так, как обычно. Она почувствовала, как в ней нарастает страх.

Он ушел…

Кристин услышала цокот копыт. Всадник. Схватив покрывало с кровати, она подбежала к окну и посмотрела вниз. К загону только что подъехал мужчина на большом гнедом коне.

Кристин закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Он был одет в серое. Кристин внимательно рассматривала его – униформа с золотым кантом. Кавалерия. Этот человек был южанин, офицер кавалерии.

Она быстро оделась, натянула рубашку, бриджи и сапоги. Она говорила себе, что и она южанка, она родилась южанкой, и только Куонтрилл заставил ее бояться и ненавидеть собственный народ. Кристин попыталась улыбнуться, вспомнив, что любимый герой Шеннон, Джеб Стюарт, офицер кавалерии южан.

Но это не помогло. Страх охватывал ее все сильнее, она гадала, не подослан ли этот офицер Зиком и его людьми. Коул велел ей никогда не ходить безоружной. Она доказала, что может пользоваться кольтом, и делать это хорошо. Она надела узкий пояс с кобурой и, нервничая, проверила, заряжен ли кольт. За тем стала спускаться по лестнице.

В доме было тихо. Где Шеннон? – подумала она, и сразу ей представилась ужасная картина: ее красавицу сестру затащили в конюшню бандиты и зверски насилуют.

Кристин глотнула воздуха и попыталась успокоиться: она волнуется напрасно. Но в доме было как-то уж слишком тихо, и она все еще не могла избавиться от чувства, что Коул ушел. Ушел не просто куда-то, чтобы вскоре вернуться, он ушел… Кристин не могла объяснить, почему она это знала. Была какая-то пустота. Эта пустота терзала ее, вселяла в нее тревогу.

– Далила?

Никто не отозвался. Ни Далилы, ни Самсона нигде не было видно. Кристин не слышала, чтобы плакал ребенок, понятия не имела, где может быть Шеннон.

Офицер-кавалерист не спешил стучать в дверь.

Кристин выскользнула через черный вход, осторожно, стараясь не хлопнуть дверью. Ступая быстро и тихо, как только могла, Кристин подошла к углу дома. И человек, и лошадь исчезли. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она бросилась бежать к амбару, стараясь держаться ближе к стенам построек. На миг она остановилась, чтобы перевести дыхание. Кровь стучала в висках, и Кристин отчаянно старалась унять бешеное биение сердца.

Обогнув угол, она наткнулась на винтовку. Подняв глаза, увидела того самого незнакомца, который приехал на ее ранчо. Его одежда была покрыта пылью и потрепана, золотые эполеты потерлись.

– Бросьте оружие! – крикнул он ей. Взгляд его темно-голубых глаз был пристальный, даже, скорее, острый как бритва.

Кристин только сейчас заметила, что нацелила на него кольт.

– Это вы бросьте оружие! – выкрикнула она.

Офицер улыбнулся. Кристин обратила внимание, что он молод и очень хорош собой. И еще он ей кого-то напоминал, но она не могла понять кого.

– Эта винтовка может продырявить вас.

– Нет, это не столь уж надежное оружие.

– На таком расстоянии промахнуться не возможно.

– Кольт продырявит вам голову раньше.

Он был высокий, мужественный. И Кристин была уверена, что он не собирается обидеть ее. Но все же она не опустила кольт. Жизнь научила ее учитывать любую возможность.

– Вы Кристин Маккайи?

– Да.

Он засмеялся и опустил винтовку.

– Ради Бога, скажите, почему вы так боитесь меня?

Кристин сунула кольт в кобуру; инстинкт подсказывал ей, что она вне опасности.

– Поймите, это мое ранчо. Кто вы такой – не знаю. Въехали на чужую территорию, вынюхиваете здесь что-то… Кто вы, черт возьми?

– Вынюхиваю? – возмутился он, но в глазах его засветились искорки. Он снял с головы шляпу и отвесил низкий поклон с поистине рыцарской галантностью. – Мисс Маккайи, смею вас уверить, что Слейтеры вынюхиванием не занимаются.

– Слейтеры? – переспросила Кристин и нахмурилась.

– Разрешите представиться: капитан Малакай Слейтер, мэм. Я брат Коула. Нахожусь в отпуске или же, точнее будет сказать, при исполнении нового задания. Вы, конечно, сейчас мне скажете, что Коул ни о чем вас не предупреждал?

Кристин почувствовала, что у нее подгибаются колени. Коул уехал. И даже не попрощался с ней.

– Коул…

– У него неотложные дела. Какое-то время я побуду здесь с вами. Если не возражаете.

Она, конечно, возражала. Она решительно возражала. И не против того, чтобы Малакай был здесь, а против того, что уехал Коул. Она заставила себя улыбнуться и протянула ему руку.

– Что вы, мистер Слейтер, я очень рада и благодарна вам за то, что вы приехали.

– Спасибо вам, мисс Маккайи. – Он взял ее протянутую руку и поднес к губам. Затем его голубые глаза встретились с ее глазами, и она поняла, что он все знает. И было… в его взгляде что-то, что говорило ей – он понимает ее чувства.

Кристин вдруг отдернула руку.

– О Господи!

– В чем дело?

– Вы же офицер Армии Конфедерации!

Он выпрямился, и лицо его приняло упрямое выражение, так напомнившее выражение, нередко появлявшееся на лице Коула.

– Мисс, я слышал, что жители штата Миссури все еще считают себя южанами – во всяком случае, в большинстве своем.

Кристин кивнула.

– Да, вы правы, мистер Слейтер. Но здесь граница штата. Добрая половина территории здесь занята федеральными войсками.

– Не волнуйтесь за меня. Я быстро переоденусь в штатское платье, и федералы меня не узнают.

Она снова покачала головой.

– Видите ли, дело в том, что у меня есть брат, который…

– Янки?

– О… да, янки.

Этот молодой человек был очень похож на Коула. Несомненно, очень похож. Высокий, широкоплечий. Сейчас, казалось, он взорвется от ее слов. Но он сдержался и неожиданно рассмеялся.

– Ну, разве не адская штука эта война? Адская штука.

И тут раздался выстрел. Пуля пришлась в стену позади них. Деревянные щепки полете ли во все стороны.

– Что за черт? – выругался Малакай. Он пригнул Кристин к земле, закрывая ее своим телом. И снова раздался выстрел, и другая пуля попала в стену, вызвав каскад щепок, осыпавших их. – Проклятие! Что происходит, черт возьми? – повторял Малакай.

В самом деле, что происходит? Кристин не имела ни малейшего представления, кто стреляет в них.

Глава восьмая

Кристин лежала лицом к земле, песок скрипел на зубах. Малакай лежал на ней сверху, защищая ее. Наконец стрельба прекратилась, и они услышали тихие шаги.

– А ну слезай с нее, мерзавец!

Кристин чуть не расхохоталась с облегчением. Это была ее младшая сестра.

– Осторожно с этой штуковиной, девочка, – медленно проговорил Малакай, поднимаясь. Он смотрел сузившимися от гнева глазами на Шеннон.

Кристин вскочила на ноги и встала между ними.

– Я вам не девочка и, клянусь, умею обращаться с этим кольтом, – парировала с вызовом Шеннон.

– Ах ты, маленькая… – начал Малакай.

– Стойте, остановитесь! – попросила Кристин, потянувшись за кольтом Шеннон. Она не могла себе представить, как будет объяснять Коулу Слейтеру, почему убили его брата на ее ранчо, если вдруг, не дай Бог, та кое произойдет. – Шеннон…

– Кристин, он же, может быть, один из головорезов Куонтрилла…

– Ты что, не узнаешь форму кавалерии? Кристин окончательно потеряла терпение и выскочила вперед.

– Да помолчите же хоть минутку, мистер Слейтер. Шеннон, это брат Коула.

Глаза Шеннон расширились от удивления. Она посмотрела на Малакая, потом снова на Кристин.

– Ты уверена? Он же совсем не похож!

– У нас одинаковые большие пальцы на ногах, – язвительно ответил Малакай. Шеннон вся сжалась.

И вдруг снова раздался выстрел. Все трое растерянно уставились друг на друга. Град деревянных щепок посыпался на них, когда еще одна пуля угодила в стену амбара.

– На землю… – крикнул Малакай.

– Брось оружие! – приказ был отдан тоном командира. Стрелявший был мужчиной.

Шеннон не собиралась слушаться. Она обернулась, целясь в Малакая. Тот выругался и ударил ее по запястью. Кольт упал на землю, и Шеннон разразилась ругательствами. Малакай не остался в долгу, бросив Шеннон что-то обидное. Кристин была в замешательстве. Как эти двое могут стоять тут и переругиваться, когда кто-то стреляет в них? Она поняла, что выстрелы были предупредительными. Кристин оглядела двор и увидела, что из тени от ворот вышел какой-то человек. Он был молод, одет как фермер: в высоких сапогах, куртке и шляпе с широкими, опущенными книзу полями, надвинутой низко на лоб. Малакай не обращал на него внимания. Подойдя к Кристин, незнакомец приподнял шляпу.

– У них обоих жуткие характеры.

– Вы так думаете? – Кристин скрестила руки на груди и посмотрела на молодого человека, который только что стрелял. Шеннон все еще дралась с Малакаем. – Зачем вы стреляли в нас?

– Мне показалось, что эта малышка задумала продырявить старину Малакая, – серьезно ответил молодой человек. У него были глаза какого-то странного серо-голубого цвета и рыжеватые волосы. Он снова улыбнулся. Его улыбка была такой располагающей, что Кристин невольно улыбнулась ему в ответ.

– Как я понимаю, вы еще один Слейтер? Или вы друг их семьи?

Он протянул руку:

– Джейми, мэм.

Малакай в этот момент издал какой-то странный звук, похожий на рычание.

– Проклятая девчонка укусила меня! – пророкотал он.

– Шеннон! – не выдержала Кристин. Малакай продолжал держать Шеннон, обвив рукой ее талию, хоть она и больно укусила его. Ноги Шеннон едва доставали до земли.

– Ай да Малакай! – Джейми горестно покачал головой. – Он доблестно сражался с Грантом при Шилоу, но не может сладить с маленькой девчушкой.

– Я не… – успела произнести Шеннон.

– Ты глупая девчонка! – крикнул Малакай, наконец, выпуская ее и подталкивая к Кристин. Шеннон хотела, было снова наброситься на него с кулаками, но Кристин удержала сестру:

– Шеннон, пожалуйста!

Но Шеннон все еще испепеляла взглядом Малакая.

– Я вовсе не глупая девчонка. Ты напал на мою сестру.

– А ты напала на моего брата, – весело вставил Джейми. – Вы оба виноваты, и будь Коул здесь, он бы сказал, что мы сборище идиотов, но так как Коула здесь нет, Малакай и я приехали вместо него. Может, попытаемся начать все сначала?

– Вас тоже прислал Коул? – спросила Кристин у Джейми.

– Да, мэм, так точно.

– Понимаю, – проговорила Кристин.

– Нет, мэм. Сомневаюсь, что вы что-то понимаете. Ему надо уладить одно дело.

– Я так ей и сказал, – вставил Малакай.

– Мой брат – офицер кавалерии! – не унималась Шеннон. – Если он узнает, что ты побывал на его ранчо, он тебя уничтожит!

Малакай качнул головой, и было видно, что он с трудом сдерживается. Затем он вздохнул и подчеркнуто спокойно произнес:

– Я думал, что буду искать банду Куонтрилла, а не охранять никудышный товар! – Нахлобучив шляпу на самый лоб, он направился к дому.

Кристин, немало забавляясь сценой, смотрела ему вслед. Шеннон, пораженная, стояла, уперев руки в бедра.

– И куда же это ты направился? – окликнула она Малакая.

Тот остановился и обернулся.

– В дом. Чтобы выпить чашку кофе и позавтракать. И если тебе это не по душе, девочка, так тебе же и хуже. Будешь все объяснять Коулу, когда увидишь его. Он попросил меня побыть здесь, и я здесь и не уйду отсюда, пока он не вернется. До этого времени тебе придется быть с нами обоими любезной. А вообще, держись подальше от меня. Не попадайся мне на глаза. – Он помолчал, затем снова тихо выругался. – Черт подери, я мог бы себе воевать с янки, и мне бы это стоило меньше нервов, чем сегодняшнее утро! – Он пошел к дому. Кристин видела, что Далила стоит на ступеньках и с улыбкой наблюдает за ними.

– Вы, должно быть, мистер Малакай? – услышала Кристин голос Далилы и удивленно подняла брови. Ни сама Кристин, ни Шеннон не знали, что должны приехать братья Коула, а вот Далиле это было известно. Значит, Коул сообщил Далиле о своем отъезде, а с ними даже словом не обмолвился.

Кристин сжала кулаки, мысленно тысячу раз проклиная Коула. И что же это за дело, которое ему нужно уладить? Они заключили сделку. Зик все еще где-то рядом. Ей не нужна эта парочка нянек, его братья. Ей нужен человек, который сможет защитить ее от Зика.

И еще ей нужно, чтобы Коул поговорил с ней, чтобы он рассказал ей о своей жизни, а не просто – вот как сегодня – ушел от нее на рассвете.

– Заходите, – между тем пригласила Далила Малакая. – Завтрак на столе.

Кристин почувствовала на себе взгляд Джейми. Она повернулась к нему и покраснела, удивленная глубоким пониманием в его глазах. Он словно читал ее мысли или же догадывался о ее отношениях с Коулом. Нет, похоже, он уже знал об их отношениях, когда ехал сюда. Она могла прочесть это в его глазах, устремленных на нее.

Затем он улыбнулся, как если бы решил для себя, что она ему по душе, и Кристин улыбнулась ему в ответ. Джейми ей решительно нравился. И Малакай ей тоже нравился. Ей даже понравилась их перепалка с Шеннон. Глядя на них, ей хотелось смеяться. А желание улыбаться в последнее время у нее возникало нечасто.

– Я тоже ужасно голоден, – сказал Джейми. Он подал ей руку. – Пойдемте завтракать.

Секунду поколебавшись, Кристин взяла его под руку, и они вместе пошли к дому. Остановившись, она обернулась и взглянула на сестру.

– Шеннон, а ты?

– Я не буду завтракать, – в сердцах заявила Шеннон, провожая сердитым взглядом Малакая. – Я не хочу сидеть рядом с… – Она за молчала, заметив, что Джейми напряженно следит за ней. – Я не голодна. – Повернувшись, она решительно зашагала к амбару.

Кристин вновь посмотрела на Джейми.

– Ну, так, где же все-таки Коул? Вы знаете, за мной не надо так уж присматривать, но у нас с Коулом соглашение.

Кристин пыталась по его глазам что-нибудь понять, одновременно прилагая усилия, чтобы не покраснеть.

– Вы потом сами поговорите с Коулом о том, где он был, – ответил ей Джейми, и она поняла, что никто из Слейтеров не собирается рассказывать ей о том, где Коул и что он делает. – Что до вашего соглашения с Коулом, то потому мы и здесь. Мы знаем Куонтрилла и его парней. Мы приехали сюда, что бы защитить вас, если понадобится. Вы что, возражаете?

– Нет… я… ну, конечно же, нет. Мы вам очень рады, – проговорила она с вымученной улыбкой. Им тут действительно рады. Так оно и есть…

Но как же ей хотелось знать, куда уехал Коул! Она гадала, не связан ли его отъезд с другой женщиной и, если это так, сможет ли она это перенести.

Только бы не влюбиться в него, снова предупредила она себя. Но он уехал, а она сама не своя, и, пожалуй, уже поздно предупреждать себя. Он не принимает их отношения близко к сердцу, в отличие от нее, и это мучило ее.

– Джейми, мы действительно вам очень рады. – Улыбка словно приклеилась к ее лицу. – Пойдемте, Далила готовит необыкновенно вкусно.

Коул держал путь на юго-восток. Чем больше он углублялся в земли штата Миссури, тем менее откровенны и словоохотливы были люди, когда речь заходила о Куонтрилле и его банде. Коул считал это естественным, хотя и отвратительным явлением. Причина его уходит корнями в 1850-е годы, когда Джон Браун[21] прибыл в Миссури со своими последователями и перебил всех рабовладельцев. Коул не мог понять, что за человек Джон Браун. Он видел его на суде, и тогда ему показалось, что Джон Браун просто фанатик. Но тогда же он еще подумал, что Джон Браун глубоко убежден в своих словах. По его мнению, только кровавая резня может смыть со страны позор и грех рабства.

Джон Браун со своими сторонниками напал на арсенал в Харперс-Ферри[22]. Роберта Ли, тогда офицера Армии США, послали захватить Джона Брауна. Джеб Стюарт с воина ми тоже был туда послан. Коул был тогда с ними, скакал бок о бок с Джебом. Они захватили Джона Брауна и передали его в Чарлстон, чтобы он предстал перед судом. Тогда не было никакой Конфедерации. И Коул не знал, что будет дальше.

На Севере скоро стали распевать слезливые песенки типа: «Тело Джона Брауна в могиле истлевает», позабыв о том, что, даже если человек и был богобоязненным, убийца есть убийца.

И в Миссури научились мстить.

Куонтрилла и его парней здесь почитали, народ не видел ничего, кроме смерти и погромов от джейхокеров. Коул старался действовать осторожно. Когда он останавливался на какой-нибудь ферме, то просил сначала глоток воды из колодца, затем спрашивал, не знает ли кто-нибудь, где можно найти Куонтрилла или кого-то из его парней. Он вел себя вежливо, улыбался, старался подражать речи селян, говорил с неизменным уважением.

В ответ ему указывали все далее и далее на юг. Наконец в маленьком городке, почти в пятидесяти милях к югу от Оцеолы, он услышал, что Куонтрилл сидит в местном салуне.

Здесь никто никого не боялся: город охраняли парни Куонтрилла. Позиции южан здесь были сильны. За городом, на ферме, Коула пригласили к столу, и словоохотливый хозяин заверил его, что этим вечером, около шести часов, Куонтрилла можно встретить в салуне. Коул ехал очень осторожно. Если он сначала увидит Куонтрилла или Андерсона, это хорошо, но ему не хотелось бы наткнуться на Зика, только не теперь. И все же, если это случится, у него наготове шестизарядные кольты и две винтовки – все заряжено.

Когда он въехал в город, все кругом было спокойно. Почти не чувствовалось, что идет война. Красиво одетые женщины в модных шляпках толпились возле магазина. Когда Коул, проезжая мимо, приподнял шляпу, приветствуя их, они покраснели и зашептались.

Потом уже Коул понял, что этот тихий маленький городок имеет бурную внутреннюю жизнь, и он вовсе не такой спокойный, каким кажется на первый взгляд. Он услышал впереди взрывы смеха и звуки музыки: играли на пианино. Вскоре он увидел вывеску «Салун "Красная дверь"». Перед входом стояли на привязи восемь лошадей.

Там явно гуляют Куонтрилл и его компания, подумал Коул. Остановив лошадь, он спешился, кинул поводья на столб и отряхнул руки. Затем направился к красной двери, которая и дала название салуну.

Коул вошел и остановился, вглядываясь в зал. Когда глаза привыкли к полумраку, он быстро обвел оценивающим взглядом посетителей салуна «Красная дверь».

Зика среди них не было.

Но Уильям Кларк Куонтрилл был, он играл в карты за круглым столом, откинувшись на спинку стула, держа тонкую сигару во рту. Это был человек с очень бледным лицом, темными волосами и аккуратно подстриженными рыжеватыми усами. Он увидел Коула в тот же момент, когда Коул увидел его, и улыбнулся. Потом бросил карты на стол и поднялся. Куонтрилл был среднего роста, где-то пять футов девять дюймов. Ничего в этом человеке не выдавало грозу Запада. Ничего, за исключением глаз. От его бледно-голубых глаз веяло смертью.

– Коул. Коул Слейтер. Ей-Богу, он, разрази меня гром! Чему обязан такой честью?

Коул не ответил. Он оглядывал зал, оглядывал внимательно. Зика здесь определенно не было, но Коул знал точно, что Куонтрилл здесь со своими приспешниками. И верно. Коул узнал других четверых, сидевших за столом. Это были молодые новобранцы. Джеймсы – Джесси и Фрэнк – сидели рядом с Биллом Андерсоном и недоростком Арчи Клеменсом. Коул также был уверен, что в салуне есть и другие люди из отряда Куонтрилла. Конечно, здесь ему нечего бояться. Его в этих местах считали героем.

Коул явился сюда не для того, чтобы затевать драку. Он вошел в салун и направился к столу, где играли в покер. Пианист перестал играть. Все в зале смотрели на Коула. Он подошел к Куонтриллу. Тот протянул руку. Коул пожал ее.

– Куонтрилл, – приветствовал его Коул, кивая остальным сидящим за покерным сто ликом: – Джесси, Фрэнк, Арчи, Билл. Вы все здорово выглядите. Похоже, война – это для вас то, что надо.

– Быть бушхокером мне и впрямь подходит, – согласился Арчи Клеменс. – Черт подери, Коул, я бы не мог это сделать в обычном воинском подразделении. Кроме того, я воюю с янки за Миссури, так-то вот. Конечно, ты тоже не в регулярной армии, так ведь, Коул? Как теперь тебя называют? Шпионом? Разведчиком? Или ты все еще просто грабитель с большой дороги?

– Я майор, Арчи, так меня и называют, – решительно ответил Коул.

Куонтрилл внимательно наблюдал за Коулом, потом, повернувшись к пианисту, сказал:

– Ну, что там у тебя случилось, Джуда? Сыграй нам что-нибудь, да повеселей. Арчи, и ты, Билл, заберите этих парней Джеймсов в бар и угостите их виски. Мне кажется, Коул проделал этот путь, потому что у него есть, что мне рассказать. И я хочу его послушать.

Арчи встал, но посмотрел на Коула с подозрением.

– Ты один, Коул?

– Да, Арчи, я один.

Арчи кивнул. Джесси Джеймс, совсем юнец, уставился на Коула.

– Приятно видеть вас снова, майор Слейтер. Нам вас не хватало.

Разумеется, такого стрелка, как он, нужно поискать. Потерянные парни, что они будут делать, когда война кончится? Если, конечно, они останутся живы.

– Береги себя, Джесси. И ты тоже, Фрэнк, – сказал Коул. Он подвинул стул рядом с Куонтриллом. Куонтрилл начал сдавать карты.

– Ты еще играешь, Коул?

– Никогда не бросал, – ответил тот, забирая свои карты.

Полная брюнетка с кудрявой шевелюрой в черных ажурных чулках и ярко-красном платье подошла к их столу. Слегка подтолкнув локтем Куонтрилла, она дружески улыбнулась Коулу.

– Ты ведь угостишь своего приятеля стаканчиком виски, Уилли?

– Само собой. Принеси-ка самое лучшее. У нас в гостях настоящий разведчик Армии конфедератов. Но раньше он был среди моих парней, Дженнифер. Да, когда-то он был одним из лучших моих парней.

– Он и должен быть одним из лучших, я уверена, – растягивая слова и хлопая накрашенными ресницами, произнесла Дженнифер.

Коул поблагодарил ее легкой улыбкой, с удивлением обнаружив, что не испытывает никаких эмоций по отношению к ней. А она между тем была прехорошенькая, очень сексуальная, однако ничего внутри него не шевельнулось. Что это с тобой, парень? – спросил он себя. Ладно, еще будет время разобраться. Впереди долгий путь, вот и подумает. Нет, он не должен думать ни о чем таком. Не теперь, когда его красавица жена лежит в земле.

– Принеси ему виски, – бросил Куонтрилл. Дженнифер, недовольно надув губки, ушла. – Ну, так о чем ты хочешь поговорить? – обратился Куонтрилл к Коулу.

– О сестрах Маккайи, – прямо заявил Коул.

Куонтрилл нахмурился. Ясно было, что это имя он слышит впервые, о чем он и сказал:

– Я их не знаю.

По всей видимости, это была правда, игру Коул распознал бы сразу.

Вернулась Дженнифер с бутылкой хорошего ирландского виски и парой стаканов. Она собралась, было обслужить посетителей, но Куонтрилл велел ей уйти и сам налил виски в стаканы.

– Это твой парень, Зик, наведывался к ним.

Куонтрилл встретил нахмуренный взгляд Коула.

– Зик? Зик Моро? Я даже не подозревал, что вы с ним знакомы. Зик присоединился к нам, когда ты уже ушел.

– Не совсем так. Мы с ним встречались. Но в последнюю нашу встречу он не узнал меня.

В холодных глазах Куонтрилла засветилась догадка.

– Ранчо неподалеку от границы? Так это был ты, Коул?

– Да, это был я. – Коул подался вперед, взял свой стакан и одним глотком выпил его содержимое. Ничего не скажешь, виски было отменное. Мягкое и крепкое, такое редко встретишь теперь на Юге. Он налил себе еще. Он чувствовал на себе взгляд Куонтрилла. И чувствовал, что Куонтрилл не сердится на него, скорее, то, о чем рассказал Коул, его забавляет.

– Так, значит, ты приезжал проучить моих парней?

Куонтрилл налил себе еще виски, затем откинулся на спинку стула и поболтал жидкость в стакане, любуясь ее янтарным цветом. Коул посмотрел на него.

– Нет, случайно оказался поблизости и увидел твоих парней. По правде говоря, меня чуть наизнанку не вывернуло, когда я узнал, что за войну они ведут. Сначала они зверски расправились со стариком. Потом пришли за его дочерьми. Похоже, молодой леди уготована злая судьба из-за того, что ей не понравился Зик Моро.

Куонтрилл пожал плечами. Лицо приняло натянутое выражение.

– Тебе не по душе мои методы?

– Ты превратился в хладнокровного убийцу, Куонтрилл.

– Я понятия не имел, что произошло на этом ранчо.

– Я тебе верю, – проговорил Коул. Куонтрилл какое-то мгновение молча смотрел на него, потом слабая улыбка скривила его губы.

– Черт подери, Коул, ты мне напоминаешь проклятых янки, говоришь прямо как они.

– Я не янки.

– Ну, тогда влюбленного в янки.

– Я не хочу, чтобы трогали эту девушку, Куонтрилл.

– Вот тебе на! – Куонтрилл откинулся назад, лениво водя пальцем по краю стакана. – Сдается мне, вы не были таким разборчивым в методах в феврале шестьдесят первого, мистер Слейтер. Кто в то время командовал джейхокерами? Джим Лейн? Или Док Дженнисон? Разве не они отдавали приказ стрелять? Теперь это уже не важно? Они нагрянули в Миссури как ураган. – Куонтрилл наклонился вперед и оперся локтями о стол. – Да, сэр, как ураган. Они сожгли твой дом, но этого им показалось мало. Им надо было еще позабавиться с миссис Слейтер, Конечно, она была красавицей, правда, мистер Слейтер?

Коул почувствовал, как внутри него все сжалось. Ком подступил к горлу. Он страстно желал задушить в этот момент Куонтрилла.

– Нет, Коул Слейтер, ты с обидчиками не церемонился, когда я встретил тебя впервые. У тебя на уме была месть, и ничего больше.

Коул заставил себя улыбнуться.

– Ты ошибаешься, Куонтрилл. Да, я хотел отомстить, но я никогда не убивал хладнокровно, просто ради того, чтобы убить. Я не способен был вытаскивать из постелей испуганных, ни в чем не повинных женщин, что бы надругаться над ними. Или же расстреливать стариков и детей.

– Черт возьми, Коул, дети сражаются на этой войне.

– И в этом весь ужас, Куонтрилл. Весь кровавый ужас войны. Это ад, дикость, жестокость.

– Мы воюем так же, как воюют с нами, – такова простая истина. Ты поговори с такими, как Лейн или Дженнисон. Расскажи им о ни в чем не повинных людях. Ты не можешь ничего изменить, Коул. Ни ты, ни кто-то другой. Никто…

– Сегодня я приехал сюда не для того, чтобы положить конец войне, Куонтрилл, – спокойно сказал Коул.

– Ты просто хочешь, чтобы я приструнил Зика, так ведь? Я правильно понял тебя?

– Правильно, – кивнул Коул, – ты его приструнишь, или же я убью его.

Куонтрилл осклабился и пожал плечами.

– Ты переоцениваешь мою власть, Слейтер. Ты хочешь, чтобы я держал в узде Зика, в то время как эта девушка тебе никто. Вообще никто. Она тебе не сестра, не жена. И, черт возьми, если я верно понял, Зик первый положил на нее глаз. Так что же ты хочешь от меня? Что я могу сделать?

– Ты можешь остановить его.

Куонтрилл снова откинулся назад. Казалось, он был в недоумении. Рассеянно подняв руку, он уронил ее на колени.

– Что, собственно, ты так волнуешься? Ты ведь сам можешь справиться с Зиком. На сколько я знаю, ты можешь справиться с дюжиной любых парней.

– Я не стремлюсь к расправе, Куонтрилл.

– А… и ты не собираешься проводить зиму здесь. Хм… Ну, да и мы тоже. Мы скоро двинемся на юг…

– Я хочу гарантий, Куонтрилл.

Куонтрилл молчал. Он поднял стакан, откинул назад голову и залпом выпил виски, затем вытер рот рукавом. Глаза его были устремлены на Коула.

– Женись на ней.

– Что? – изумился Коул.

– Ты хочешь, чтобы я гарантировал этой девушке безопасность? Но Зик первый ее заприметил. И, похоже, он очень хочет ее заполучить. Так что ты должен дать мне какую-то зацепку. Какую-то причину, почему ему следует держаться от нее подальше. Давай я скажу моим парням, что это твоя жена и потому им следует ее обходить стороной. Она станет женой добропорядочного конфедерата. Это они поймут.

Коул покачал головой.

– Я никогда снова не женюсь, Куонтрилл. Никогда…

– Тогда кто же тебе эта Маккайи?

И, правда, кто? – спросил Коул себя.

– Просто я не хочу, чтобы ее трогали, и все.

Куонтрилл медленно покачал головой, и в его бледно-голубых глазах Коул заметил что-то вроде сочувствия.

– Тогда я ничего не могу сделать, Слейтер. Ничего. Пока не появится убедительная причина.

Как выбраться из этой ситуации? Куонтрилл вроде бы готов помочь ему. Он ничего не хочет усложнять.

– Мы скоро уйдем отсюда, – сказал Куонтрилл. – Возможно, это будет еще один месяц рейдов. Затем настанет зима. К этому времени я думаю быть много южнее. Зимой в Канзасе трудно добывать продовольствие и воевать. Может быть, эта девчонка будет в безопасности. Во всяком случае я со своим отрядом буду уже где-нибудь там, где потеплее. Но джейхокеры могут нагрянуть к ней на ранчо.

– Еще один месяц, – пробормотал Коул. Куонтрилл пожал плечами.

Несколько секунд оба молча смотрели друг на друга. Затем Куонтрилл налил в стаканы виски.

Коул не мог жениться на Кристин. Она не может быть его женой. У него была жена. Теперь она мертва.

Он взял стакан и опрокинул его содержимое в себя. Огненная жидкость обожгла горло.

– Ты направляешься на восток? – поинтересовался Куонтрилл.

Коул кивнул. Может, ему и не следовало сообщать об этом Куонтриллу, но тот все равно узнал бы, что рано или поздно он поедет в Ричмонд, и, вероятно, довольно скоро.

Коул поставил стакан на стол. Пианист снова прекратил играть. В салуне повисла тишина. Глаза всех присутствующих были устремлены на Коула и Куонтрилла.

Коул поднялся.

– Я собираюсь жениться на ней, – сказал он Куонтриллу. Затем обвел взглядом лица сидящих вокруг. – Я собираюсь жениться на Кристин Маккайи и не хочу, чтобы кто-нибудь обидел ее. Ни ее, ни ее сестру. Ранчо Маккайи будет моим ранчо, и я обещаю медленную, мучительную смерть любому, кто только задумает посягнуть на мою собственность.

Куонтрилл тоже встал и посмотрел на своих людей.

– Черт побери, Коул, мы ведь здесь все заодно, правда, парни?

Какое-то время стояла тишина, потом послышался шепот одобрения. Куонтрилл поднял бутылку виски.

– Давайте выпьем! Выпьем за мисс Маккайи, невесту Коула Слейтера! Не бойся, Слейтер, никто здесь и не подумает посягнуть на твою собственность или на твою женщину. Она под нашей защитой. Даю слово чести.

Куонтрилл говорил громко и отчетливо. Он знал: как он сказал, так и будет. Кристин опасность больше не грозит.

Куонтрилл протянул руку Коулу, и тот пожал ее. Они стояли какое-то время, глядя в глаза друг другу. Куонтрилл улыбнулся. Коул отступил назад, осмотрел зал салуна и повернулся, чтобы уйти. Он был сейчас спиной к этим людям, но, вероятно, никогда не был в большей безопасности, чем сейчас. Куонтрилл гарантировал его безопасность.

Он вышел, широко расправив плечи. Светило солнце, его лучи приятно согревали своим теплом, но ветер был холодный. Осень кончалась, уступая дорогу зиме.

Он только что сказал, что женится на ней.

Проклятие…

Коул взял поводья своего коня, вскочил на него и поехал вниз по улице.

Теперь уже нельзя отступать. Он сказал, что сделает это, и должен сдержать слово. Он должен жениться на ней.

Но в действительности это было невозможно. Он ни о чем таком и не думал. Однако получается, что это единственный выход, – значит, так тому и быть.

Холод сдавил его сердце. Он не может сделать это. Не может жениться на другой женщине, не может назвать ее своей женой.

Он женится на ней. Но никогда не назовет ее своей женой.

Малакай был куда серьезнее Джейми, поняла Кристин. Как и Коул, Малакай учился в Уэст-Пойнте. Он изучал военное дело, историю войн, начиная от военных кампаний Александра Македонского до наполеоновских попыток установить власть над Европой и Россией. Он понимал ситуацию на Юге сейчас, во время Войны за независимость, и, быть может, это понимание и было причиной его серьезности. Отпуск его продлится не более трех недель, так что вскоре ему придется вернуться в свою часть. Означало ли это, что Коул так скоро приедет назад, гадала Кристин. Малакай относился к ней с большим уважением, предупредительно. Он ей казался последним из настоящих джентльменов-южан, быть может, последним из настоящих офицеров кавалерии. Между тем Шеннон по-прежнему относилась к нему враждебно. Со времени его приезда она превратилась в унионистку. Ей очень нравилось стращать Малакая и Джейми тем, что ее брат вернется и сотрет их в порошок. Джейми забавляло наблюдать за Шеннон. Малакай считал ее ужасной надоедой. У Кристин было много своих проблем, так что она решила оставить Шеннон разбираться с ее собственными самой.

Кристин не думала, что Мэтью вернется домой в эти три недели. В последнем из по лученных от него писем он сообщал, что его часть посылают на восток и что он сражается вместе с Потомакской армией. Пока оставался на ранчо, Малакай не надевал своей серой униформы. По слухам, патрули федералов доходили до границы, так что лучше для него было ходить в штатском.

Сегодня – прошло уже две недели после его приезда – Кристин, едва услышав цокот копыт, поспешила к воротам. К величайшему своему удивлению, она увидела, как Джейми сидит на ступеньках, и что-то строгает, а Малакай держит Шеннон в объятиях и страстно целует. Пораженная увиденным, Кристин взглянула на Джейми, и тот указал ей на двоих удалявшихся всадников в голубой форме Армии Союза.

– Она тут начала городить невесть что, – растягивая слова, сказал Джейми. – Малакаю вовсе не улыбается просидеть до конца войны в тюрьме у янки, вот и пришлось заткнуть ей рот.

Раздался звук пощечины. Кристин обернулась и увидела, как Малакай потирает щеку.

Речь Шеннон, мягко говоря, была цветистой. Она сравнивала Малакая Слейтера с крысой, с гремучей змеей и техасским скорпионом. Малакай не обращал внимания на ее слова. Кристин охнула, когда он схватил Шеннон поперек туловища и приготовился отшлепать ее. Та закричала. Джейми сохранял нейтралитет. Кристин решила, что ей пора, наконец, вмешаться. Она стала просить Малакая отпустить Шеннон. Сначала он был глух к ее просьбам. У Кристин не хватило бы сил высвободить сестру, вступив в драку с молодым человеком, так что ей оставалось только взывать к его рыцарскому великодушию.

– Малакай, я уверена, она не имела в виду…

– Черт подери, именно имела, – закричал, не выдержав, Малакай. – И я мог попасть под пули янки, но будь я проклят, если сгнию в тюрьме по милости этой маленькой мерзавки со злобным сердцем!

Его ладонь со всего маху опустилась на мягкое место Шеннон.

– Крыса! – взвизгнула Шеннон.

– Пожалуйста… – начала Кристин.

Малакай поудобнее перехватил Шеннон, готовый на этот раз по-настоящему проучить ее. Джейми вдруг поднялся на ноги, бросил нож и деревянную чурку, которую выстругивал, и схватился за кобуру.

– Лошади! – шепотом произнес он.

Все затихли. Не отпуская Шеннон, Малакай застыл на месте. Шеннон тоже замерла и, наконец, замолчала.

Кристин взглянула на Джейми. Она увидела страх в его глазах. Патруль унионистов вполне мог вернуться, не слишком убежденный игрой Малакая.

И вот показались всадники. Их было двое.

Кристин заметила, как несколько ослабло напряжение Джейми. Малакай, похоже, тоже спокойно вздохнул. Его желание проучить Шеннон остыло. Он отпустил ее и присел на деревянную ступеньку. Шеннон начала что-то лепетать. Малакай не обращал на нее внимания. Кристин не могла отчетливо видеть всадников, но ей показалось, что Джейми и Малакай знали что-то такое, что ей было неизвестно.

Потом она узнала лошадь Коула. Это возвращался Коул.

Ее вдруг бросило в жар, потом она почувствовала озноб. Ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В душе точно бились легкими крылышками множество бабочек. И снова ее бросало то в жар, то в холод. Коул…

Как бы то ни было, она думала только о нем с того самого момента, как он уехал. Спала она или бодрствовала, ее сердце и разум были полны только им. Она касалась подушки, где лежала его голова, и вспоминала, как он стоял нагой у окна. Она вспоминала его лежащим рядом с ней, ощущение, которое оставляло прикосновение его пальцев к ее телу, вспоминала ошеломляющий жар его сильного мускулистого тела, бурю его страсти. Все эти мысли обжигали ее, она старалась освободиться от них, но они оставались с ней. В ее снах Коул вновь и вновь приходил к ней, молчаливый и прекрасный. И он нежно обнимал ее…

И в снах ее бушевал пожар страсти. Коул улыбался, улыбался с обволакивающей нежностью. Что-то шептал ей.

Он любил ее…

Он не любил ее.

Коул подъехал ближе. Рядом с ним был полный человек средних лет. Кристин едва взглянула на него. Она видела только Коула, и его глаза тоже были обращены на нее. И сердце ее похолодело, потому что он смотрел на нее с каким-то исступлением и ненавистью. Она схватилась за горло и невольно отступила назад, гадая, что же такое случилось, почему он так смотрит на нее.

– Коул вернулся. – Реплика Джейми показалась всем излишней.

– Коул! – вырвалось у Шеннон, и она со всех ног бросилась к нему. Кристин не могла сдвинуться с места.

Лошадь Коула перебирала ногами, и Шеннон стояла рядом, восхищенно глядя на него, протягивая к нему руки. Кристин заметила, с какой добротой смотрит он на ее сестру, и, если он и волновался, то хорошо скрывал это. Возле дома Коул спешился. Оба его брата – Джейми и Малакай – стояли здесь, молча ожидая, когда он заговорит. Он подошел к ним и поздоровался:

– Малакай… Джейми…

Он пожал руки братьев, и Джейми хитро улыбнулся, в то время как Малакай продолжал оставаться серьезным. Коул снова взглянул на Кристин, и она готова была вновь попятиться назад, если бы уже и так не упиралась спиной в дверь. Он окинул ее взглядом, холодным, как ветер во время торнадо, и, как показалось девушке, зловеще усмехнулся.

У Кристин пересохло во рту, запершило в горле. Говорить она не могла. Она была благодарна Шеннон, которая без умолку тараторила, как она рада видеть Коула, как благодарна ему за то, что он вернулся.

Затем она вдруг замолчала, и Кристин вспомнила, что спутник Коула все еще сидит верхом на лошади. Ведь она была здесь хозяйкой. Она должна пригласить его в дом, предложить ему выпить что-то освежающее после долгой дороги. Она должна что-то сказать Коулу тоже. Если ей только удастся сдвинуться с места. Ей тут же подумалось, что и Коул тоже должен что-то сделать, оказать внимание этому человеку, не оставлять же его вот так сидеть верхом на лошади.

Кристин оторвала глаза от Коула и тут же встретилась взглядом с незнакомым пожилым человеком. Ей удалось изобразить на лице какое-то подобие улыбки.

– Добрый день, сэр. Входите, пожалуйста. Джейми улыбнулся.

– Коул, ты забыл представить нам своего спутника. Кто он?

Коул повернулся к нему.

– Простите меня, преподобный отец. Пожалуйста, спешивайтесь.

– Премного обязан, – ответил тот, слезая с лошади.

Джейми вышел вперед, чтобы привязать лошадей.

– Это преподобный отец Сэмюэл Коттер; _ представил Коул. – Преподобный отец, это мои братья Малакай и Джейми, у двери стоит мисс Кристин Маккайи, а рядом со мной – мисс Шеннон Маккайи.

Священник приподнял шляпу.

– Рад познакомиться, леди. Джентльмены…

Они еще немного все постояли. Преподобный отец неловко вертел в руках шляпу. У него хорошее лицо, подумала Кристин, открытая улыбка и такие сияющие хитрые маленькие глазки. Она чувствовала, что ей следует быть более гостеприимной, но она никак не могла справиться со своим замешательством.

– Может быть, нам всем пройти в дом? – сказал Джейми.

– Преподобный отец, вам можно предложить шерри? – пробормотала Шеннон.

– Преподобный отец предпочел бы виски! – проговорил священник, маленькие глазки его лукаво сверкнули.

Малакай рассмеялся. Коул подошел к Кристин, глаза его были того же цвета, что кавалерийская сабля Малакая. Он положил руки ей на плечи, и она едва удержалась, что бы не вскрикнуть.

– Ты загородила дверь, Кристин, – сказал он.

– О! – Она быстро отскочила, высвободившись. Лицо ее залилось краской. Кристин взглянула на священника. – Простите, сэр, я так невежлива. Пожалуйста, пожалуйста, входите. – Она замолчала, глядя на суровое, бесстрастное лицо Коула, потом снова перевела взгляд на священника. – Вы… вы приехали к нам?..

– Чтобы обвенчать вас, мисс. – Брови маленького человека взлетели вверх.

– Обвенчать меня? С кем?

– Ну не со мной, конечно. – Преподобный отец весело рассмеялся, забавляясь собственной шуткой. – Я приехал, чтобы обвенчать вас с мистером Слейтером.

– Что? – Кристин чуть не задохнулась. Она снова посмотрела на Коула, увидела ледяной холод и ненависть в его глазах, и тут же решила, что это, должно быть, злая шутка. – Нет! Я не могу выйти замуж за мистера Слейтера, – сказала она с отчаянной решимостью.

Коул опять положил руки ей на плечи. Его глаза смотрели на нее с вызовом, требовательно. Его пальцы впивались в ее тело грубо и безжалостно.

– Ты выйдешь за меня замуж, Кристин. Сейчас. Пока у нас гостит наш добрый друг, преподобный отец. Мне потребовалось четыре дня, чтобы отыскать его, и теперь я не хочу новых хлопот.

Она сжала зубы; он больно давил на ее плечи, на ее волю. Ей хотелось заплакать, но она не могла этого сделать, как не могла объяснить, почему не может выйти замуж за Коула, поскольку сама эта мысль заставляет его смотреть на нее с такой ненавистью.

– Я не буду…

– Нет, будешь!

Он повернул ее за плечи и почти втолкнул в дом. Она еще чувствовала его прикосновение, его тело излучало тепло и силу, и они передавались ей.

– Черт возьми, Кристин, перестань! Ты это сделаешь!

Внезапно слезы брызнули из ее глаз. Она мечтала о свадьбе, но все должно было быть совсем по-другому. Почему он так смотрит на нее? Он не должен так смотреть.

– Почему? – наконец пролепетала она.

– Мы должны это сделать.

– Но… – Ей нужно было спасти остатки гордости. – Я не люблю тебя.

– А я не люблю тебя.

– Тогда…

– Кристин, ты должна выбирать.

– Понимаю. Это угроза. Если я откажусь, ты уедешь.

– Я должен уехать, Кристин. В любом случае. И это единственное, что я могу для тебя сделать. Это единственный способ, каким я могу спасти тебя, обеспечить тебе безопасность.

– Но я не могу пойти на это…

– Тогда тебе придется ждать в гости Зика Моро. И если ты не думаешь о себе, подумай о Шеннон.

– Это ведь насмешка, пародия!

На мгновение его глаза блеснули. Он снова превратился в незнакомца, каким она впервые увидела его. Коул, хоть и был рядом, казалось, находился где-то далеко.

– Война и есть пародия, Кристин. Не унывай! Она когда-нибудь закончится, и ты сможешь развестись со мной. Уверен, у тебя будет масса причин для этого. Но сейчас, мисс Маккайи, прошу вас, идите в гостиную и мило улыбнитесь славному отцу Сэмюэлу.