Время страстей

Глава девятая

День свадьбы был совсем не таким, каким он виделся Кристин в грезах.

Коул и священник все еще были покрыты дорожной пылью. Сама Кристин так и осталась в простом хлопчатобумажном платье с единственной нижней юбкой, потому что Коул нетерпеливо выругался, когда она только заикнулась о том, чтобы переодеться. На Шеннон были рубашка и бриджи. Единственной деталью, как-то напоминавшей венчанье, был маленький букетик цветов в ее руках – букет из папоротника и поздних маргариток, которые нарвала Далила.

Они стояли в гостиной. Коул выглядел мрачным, священник старался быть любезным. Малакай был шафером, Шеннон исполняла роль подружки невесты, Джейми, Далила и Самсон были гостями. Священник долго прочищал горло. Он хотел сказать много, хо тел сказать о святости брака и взаимных обязательствах, которые берут на себя мужчина и женщина. Коул нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Затем, не выдержав, он гаркнул на преподобного отца:

– Ну же, начинай церемонию, священник!

И преподобный отец торопливо начал.

Кристин слушала его монотонный голос, оглядывала красивую гостиную матери и думала о свадьбе ее родителей. Все у них было иначе. Она знала: они любили друг друга. Она вспоминала глаза отца и то, как их застилал туман, когда при нем произносили имя матери. Ее родители строили свою жизнь, мечтали, и эта мечта была прекрасна в мире грез, и сами их грезы были прекрасны. Но они с Коулом не живут в мире грез, и Коул не любит ее. Он даже не скрывает этого.

– Кристин?

– Что?

Она испуганно подняла на него глаза. Кристин наблюдала за всем как бы со стороны: она в простом бумажном платье, он в костюме из грубой ткани, на котором осела дорожная пыль. Коул взял ее за руку, ладонь его была сухой и горячей. От волнения Кристин едва дышала, глаза ее расширились.

– Кристин! – Глаза Коула отливали стальным блеском, в них таилось раздражение. – Преподобный отец задал тебе вопрос.

Она перевела взгляд на священника. Он покраснел и явно чувствовал себя неловко, но старался улыбаться.

– Кристин… берешь ли ты этого мужчину в законные мужья, чтобы любить, беречь и слушаться его? И в горе, и в радости? Отныне и навсегда?

Она рассеянно смотрела на него. Это все неправда. Он не любит ее. И она не любит его.

– Я…

– Кристин! – Коул сжал ее руку.

– Коул… – Она повернулась к нему, пытаясь высвободить свою руку. – Коул, это необычайно благородно с твоей стороны, честное слово. Но очень жаль, я не думаю…

– Кристин! – выдохнула Шеннон.

– Послушай-ка… – начал Коул, и в его тоне звучала неприкрытая угроза, как раскат грома. Но что он может сделать ей здесь, перед всеми этими людьми? – подумала она.

Он схватил ее за плечи и резким движением притянул к себе. Священник занервничал.

– Мистер Слейтер, если юная леди не готова сделать такой шаг, если она не столь сильно любит вас…

– Она любит, любит! – оборвал его Коул. Он провел руками по волосам Кристин и жарко поцеловал ее. Он целовал ее с такой страстью, что она почувствовала, как краска заливает всю ее, от корней волос до кончиков пальцев на ногах. Его губы жгли огнем, язык погружался глубоко в ее рот. Она не могла дышать, едва держалась на ногах, у нее начали дрожать колени.

– В самом деле, если… – вновь запротестовал священник.

– Они действительно любят друг друга, – искренне заверил его Джейми.

– Коул… – Малакай тронул брата за плечо. – Я… считаю, ты уже ответил за себя.

Коул оторвался от Кристин, обратив к ней горящие мольбой глаза.

– Скажи: «Я согласна», скажи это, Кристин, – прошептал он.

Она судорожно глотнула воздух. Она хотела качнуть головой и не могла.

– Скажи: «Я согласна», – настаивал Коул. Кристин казалось, что ее сердце сейчас разорвется. Она с трудом разжала припухшие губы.

– Ради Бога, скажи это! – шептала ей Шеннон. – Он нужен нам. Не будь такой наивной!

Кристин кивнула, но не могла вымолвить ни слова. Коул схватил ее пальцы и переплел со своими.

– «Я согласна», Кристин! Ну же, давай!

Наконец она пролепетала:

– Я согласна.

– Продолжайте же! – пророкотал Коул, обращаясь к священнику.

Тот задал Коулу тот же вопрос, что и Кристин.

– Я согласен! – почти выплюнул Коул. Его губы сложились в какое-то подобие презрительной усмешки, или Кристин только так показалось? Она старалась выдернуть свою руку, но Коул крепко держал ее и надел кольцо на палец. Это было широкое золотое кольцо, слишком большое для нее.

Кристин слышала, как Далила заметила, что если перевить кольцо проволочкой, то будет в самый раз. Затем преподобный отец объявил их мужем и женой, и только тогда Коул отпустил ее. Все молчали, никто не проронил ни слова. В комнате повисла тишина. Наконец Далила сказала:

– Думаю, бутылочка белого вина была бы сейчас в самый раз. Самсон, пожалуйста, сходи в погреб принеси ее.

– И правда, на венчании всегда пьют вино, – согласился Самсон.

В комнате снова воцарилось молчание. Кристин была все еще в оцепенении. Ей то становилось жарко, то ее знобило. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой. Коул отодвинулся подальше от нее, как будто теперь, когда необходимые слова были произнесены, ему неприятно было даже прикасаться к ней. Коул поблагодарил священника и расплатился с ним. Только потом он, казалось, вспомнил о существовании Кристин. Ей следовало подписать свидетельство о браке.

Она снова замялась. Он схватил ее руку и стал водить ею по бумаге – так она нацарапала свое имя. Все происходило словно во сне. Далила сообщила, что накроет холодный ужин, и Шеннон вызвалась помочь ей. Кристин опустилась в одно из глубоких плюшевых кресел, стоявших в гости ной. Джейми встал рядом с ней, положив руку ей на плечо.

– На самом деле он не такой плохой, – шепнул он Кристин на ухо.

– Настоящее чудовище. – Девушка сжала кулаки.

Джейми засмеялся, потом его лицо посерьезнело. Он сел на диван напротив нее и взял ее руки в свои.

– Кристин, вы должны попытаться понять Коула.

– Он не хочет, чтобы я его понимала, – тихо отозвалась она.

– Вы ведь не боитесь его, правда? – спросил Джейми.

На мгновение она задумалась, потом со слабой улыбкой покачала головой.

– Бояться Коула? Никогда. Он спас мне жизнь. Нет, Джейми, я не боюсь его. Я просто хочу, чтобы…

– Что? – подтолкнул ее к ответу Джейми, увидев, что Кристин запнулась, уставившись в одну точку.

Он проследил за ее взглядом. Девушка смотрела на Коула. Почесывая затылок, он разговаривал с Малакаем. Он выглядит усталым, отметила Кристин. Она закусила губу, ей вдруг захотелось, чтобы венчание было настоящим. Как было бы приятно, подумала она, подойти к нему сзади и, поднявшись на цыпочки, дотронуться до его плеч, прижаться щекой к его спине и представить на миг, что нет войны, нет Зика, нет хаоса…

– Я бы хотела понять его, – наконец проговорила она, глядя на Джейми. – Вы поможете мне?

Он выпрямился и выпустил ее руки.

– Извините, Кристин. Я не могу. – Он встал с дивана и улыбнулся. – Взгляните-ка, Далила – настоящее сокровище. Она уже подает холодный ужин. У нее и печенье, и соус, и овощи, да еще и ветчина. Пойдемте! – Он снова взял Кристин за руки, помогая встать. Неожиданно, в порыве чувств он горячо поцеловал ее в щеку. – Теперь ты моя сестричка! – прошептал он.

Кристин взглянула через плечо Джейми и заметила, что Коул пристально наблюдает за ними. Порыв младшего брата заставил его нахмуриться.

– Я не очень голодна, Джейми, – сказала Кристин. И это действительно было так. Ей во все не хотелось есть. Она улыбнулась юноше и шепотом проговорила: – Спасибо, Джейми. – Почувствовав, что вот-вот расплачется, она встряхнулась. Все это просто абсурд. Да, сейчас они смущены, минутное замешательство, все взволнованны.

Коул, по всей видимости, тоже не проголодался. Он ждал с едва скрываемым нетерпением, когда его братья закончат трапезу. Когда же они закончили, он решительно направился к двери, и братья последовали за ним. На пороге Коул остановился и сказал Кристин:

– Мы поедем посмотреть, как обстоят дела на ранчо. Хочу поговорить с работниками.

Он торопился сообщить об их свадьбе, поняла Кристин. Она кивнула, снова увидев лихорадочный блеск в его глазах – не может дождаться момента, когда покинет ее. Но тогда зачем же, со злостью размышляла она, Коул устроил все это? Уж конечно его обязательство перед ней не требовало жениться на ней.

Коул взглянул на священника, еще раз поблагодарил его за то, что тот проделал такой путь, и посоветовал скорее отправляться домой. Затем снова застыл, словно пытался что-то вспомнить. Малакай и Джейми неловко переминались с ноги на ногу, обмениваясь тревожными взглядами.

– Напиши брату, – обратился Коул, наконец, к Кристин. – Немедля напиши ему. Не исключено, что я могу остановить пулю янки до того, как произойдет непоправимое, не хочу, чтобы произошла глупая ошибка.

Братья ушли. Кристин встала и смотрела, как за ними закрылась дверь, слушала, как затихали вдали их шаги. Внезапно в глазах у нее потемнело, к сердцу подступила боль.

– Кристин! – сквозь туман услышала она голос Шеннон.

Это было последнее, что она услышала. Потеряв сознание, Кристин упала на пол.

Несколькими часами позднее братья Слейтер вернулись после поездки по ранчо. Они рассказали всем неграм, работавшим на ранчо, о том, что хозяйка вышла замуж. Старый Пит сплюнул на землю и заявил Коулу, что он чертовски рад. Казалось, он понял, что брак Коула и Кристин защитит их всех от Зика Моро. Его мало интересовало, будет ли настоящим этот брак. Он, видимо, считал, что это не его дело.

День выдался тихий. Когда братья повернули к дому, уже подступала ночь, и тьма быстро сгущалась. И все же, когда до дома было рукой подать, Коул вдруг остановился на привал.

Джейми разжег костер, Малакай расседлал лошадей, Коул вынул бутылку виски, сушеную говядину и сухари. На черном бархате ночного неба одна за другой зажигались звезды.

Малакай чувствовал, что нервное напряжение не оставляет брата. Пусть отдохнет, подумал Малакай. Пусть все идет своим чередом. Кристин Маккайи, нет, теперь уже Кристин Слейтер, – молодая, красивая и умная женщина, и, если он не ошибается, она любит Коула. Коул еще весь во власти воспоминаний о пережитой трагедии, чтобы понять это. Впрочем, даже если бы он и понял, вряд ли что-либо изменилось бы. Малакай знал, что его брат разыгрывает из себя благородного рыцаря. Он знал также, что Кристин предпочла бы, чтобы он этого не делал. Малакай вздохнул: как сложится жизнь этих двух людей – им одним решать. А он должен уехать. Он солдат на службе в регулярной армии, и его отпуск подходит к концу.

– Все молчат, точно языки проглотили, – заметил Джейми, отпив немного виски.

– Языки проглотили? – переспросил Коул.

– Черт возьми, да! Ты взял себе в жены отличную женщину, молодую, с роскошным телом…

– А что, собственно, ты знаешь о ее теле? – вспылил Коул.

– Ну-ну, не заводитесь! – проворчал Малакай. Он один был настроен на мирный лад. Он, впрочем, как и Джейми, понимал, что беспокоит Коула. – Джейми, прекрати.

– Почему? Коул думает, что одному ему война причинила страдания?

– Да что ты, молокосос… – начал Коул со злостью.

– Этот молокосос со всех ног примчался, когда ты его позвал, – остановил его Малакай. – Так что замолчи. И вообще, черт подери, вы оба, прекратите!

– Просто я считаю, что он должен ценить эту женщину. Вот и все. А если он не собирается этого делать, нечего было связывать ее обязательствами.

Коул, взбешенный, посмотрел на Малакая.

– Заставишь ты его замолчать или это сделать мне?

– Идет война, парни! – напомнил им обоим Малакай.

– Он должен быть добрым и порядочным с ней. – Джейми не слышал его.

– Проклятие! Я и так с ней добр и куда уж более порядочен! – взревел Коул.

– Ты оставил ее одну в первую брачную ночь…

– Оставить ее одну – это самое доброе и порядочное, что я мог сделать! – воскликнул Коул. Он выхватил бутылку виски из рук бра та. – Ты еще слишком молод, чтобы понимать такие вещи.

– Черт возьми, я слишком стар, – тихо сказал Джейми. Он грустно улыбнулся брату, и напряжение между ними стало рассеиваться. – Мне двадцать, Коул. По некоторым стандартам это весьма почтенный возраст. Семнадцатилетние мальчишки сплошь и рядом гибнут в этой войне.

– Куонтрилл набирает в свой отряд одних юнцов, – сказал Коул, как-то неопределенно махнув рукой. – У него Джеймсы, Янгеры. И этот мясник Билл Андерсон. А он совсем ребенок…

Коул глотнул виски. Он сегодня изрядно набрался.

Малакай потянулся за бутылкой. Отблески огня играли в его волосах. Золотистые брови поползли вверх.

– Ты думаешь, Куонтрилл может действительно контролировать этих людей? Думаешь, что, женившись на Кристин, ты тем самым обеспечишь ей безопасность?

Коул посмотрел вдаль, на равнину перед ним, терзаемую порывами ветра. Выплюнув травинку, которую жевал, он посмотрел на своих братьев, с нескрываемой тревогой взиравших на него. Внутреннее напряжение мешало ему улыбнуться. Они переживают за не го. Есть что-то в этом ранчо Маккайи, что привораживало его. Здесь была совсем другая жизнь, и даже сражение между Севером и Югом, казалось, переставало иметь значение. Ранчо – как раз то место, где можно обрести покой, когда кругом царит такая жестокость, что ум цепенеет.

– Я знаю, что Куонтрилл вот-вот двинется на юг, чтобы перезимовать там. Он не любит холод. Еще один рейд, и он двинется на юг, я уверен. Может, в Арканзас или Техас. Я буду держаться поблизости, пока он не уедет. Затем я отправлюсь в Ричмонд[23]. Если смогу найти железнодорожные пути, которые еще не разрушены, я успею.

– Если Джефферсон Дэвис[24] все еще в своем кабинете, – мрачно заметил Джейми.

Коул внимательно посмотрел на него.

– Почему ты так говоришь? Ты что-то слышал?

– Ничего. Просто это сражение при Шарпсберге… Там было столько убитых. Горы трупов…

– Будь осторожен даже здесь, – предупредил Коула Малакай. – Патруль федералов все время рыскает вокруг ранчо Маккайи.

– Да, я знаю.

– Эта маленькая ведьма сегодня чуть меня им не сдала.

– Ведьма? – переспросил в недоумении Коул.

– Шеннон, – внес ясность Джейми.

– С женой тебе повезло, Коул, но вот с золовкой и шурином… – проворчал Малакай.

– Он, конечно, не имеет в виду брата-янки, – засмеялся Джейми.

Малакай выглядел так, будто готов был кого-нибудь убить. Коул рассмеялся.

– Я, похоже, пропустил немало интересного. Что тут у вас произошло? – поинтересовался он.

– Так, детские шалости, – ответил Малакай, небрежно махнув рукой. Он потянулся за бутылкой виски. Гнев его быстро угас.

– Она еще совсем ребенок, – сказал Джейми. – Когда повзрослеет, станет такой же милой, как твоя жена, Коул.

Малакай и Коул переглянулись.

– Нам удастся покончить с войной, если мы сейчас же отправим этого парня в Вашингтон, чтобы он там заговорил командование Армии Союза.

Коул одобрительно хмыкнул. Джейми улыбнулся и, откинув голову назад, стал смотреть на звезды.

– Знаешь, Коул, – вдруг сказал он, – прости меня, право же… – Последовало молчание. Только сучья потрескивали в костре. – Будь я на твоем месте, я не сидел бы здесь. Имея такую жену, которая ждет тебя. Жену, у которой такие красивые золотистые волосы и глаза как сапфиры. А походка… как она покачивает бедрами… Ох, я могу только вообразить, что бы я…

– Сукин сын!

Коул вскочил и бросил в огонь почти пустую бутылку виски. Жидкость зашипела. Джейми вмиг тоже оказался на ногах, глядя на потемневшие от ярости глаза брата. Малакай встал между ними. Он не верил в то, что Коул бросится на Джейми, но знал и то, что Коул ни когда не был в таком состоянии, Не понимал он, и что случилось с Джейми, зачем он так раздражает брата.

– Коул… – Малакай взял брата за руку.

– Нет! – Джейми остановил Малакая. – Если он хочет ударить меня – пусть. Дай ему это сделать. Если он думает, что после того, как побьет меня, ему станет легче, – прекрасно. Дай ему сделать больно мне, а не этой бедной девушке, что ждет его дома. По крайней мере, я знаю, почему он меня бьет. Она же, черт возьми, даже не знает, откуда у него такая ненависть к ней.

– Какая, к черту, разница? – снова загремел Коул. – Все, что ей от меня нужно, – это защита!

– Она заслуживает хотя бы вежливости от тебя.

– Я сказал тебе…

– Да, да, ты пришел с каким-то хилым извинением. Ты негодяй.

– Ты не знаешь…

– Я знаю, что не мою жену убили джейхокеры, но мы тоже любили ее, Коул. И она любила тебя, и она не хотела бы, чтобы ты превратил свою жизнь в одну слепую месть, в одну отвратительную месть.

– Но я должен…

– Коул! – закричал Малакай.

Спиртного было выпито слишком много.

Сейчас не стоило доводить Коула до бешенства, но Джейми, казалось, было все равно. И вот Коул потерял контроль над собой. Он выхватил свою руку из рук Малакая и с внезапной яростью набросился на Джейми. Мгновение – и они оба уже катались в пыли.

– О Господи! – выдохнул Малакай. – Да успокойтесь же вы оба!

– Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! – яростно выкрикивал Коул. – Не ты нашел ее, не ты чувствовал, как ее кровь сочится по твоим пальцам. Не ты видел, как умирает любимая. Не видел ее закрытых глаз, не чувствовал, как холодеет ее тело!

– Коул!

Коул вцепился Джейми в шею, но тот даже не пытался сопротивляться, он позволил Коулу душить себя. Малакай старался оттащить его, и Коул наконец осознал, что делает. В ужасе он отпустил брата. Затем, постояв немного, отошел в сторону и встал спиной к братьям.

– Мне надо держаться подальше от Кристин, – тихо сказал Коул.

Джейми смотрел на Малакая, потирая свое горло.

– Ошибаешься, братец, – возразил Малакай. – Тебе нужно быть с ней.

Коул повернулся, подошел к Джейми и положил руки ему на плечи.

– Ты в порядке?

– Да, живой, – кивнул Джейми и улыбнулся.

Коул подошел к своей лошади, отвязал поводья и вскочил на нее, даже не оседлав.

– Ты возвращаешься? – спросил его Малакай.

– Только чтобы взять еще одну бутылку виски.

Малакай и Джейми понимающе кивнули. Они смотрели вслед Коулу. Казалось, его лошадь не скакала, а летела в темноте ночи.

– Он отправился домой, просто чтобы взять еще одну бутылку виски, – повторил слова брата Джейми.

Малакай рассмеялся.

– Давай заключим пари. Как ты думаешь, когда он нам ее доставит?

Джейми улыбнулся.

– Тебе придется утром везти его седло. – Он снова улегся на землю и вытянул ноги. – Плохо, что на меня сестры не хватило! Их только две… – простонал он, трогая снова себя за горло, болевшее после стычки с Коулом.

Малакай что-то невнятно пробормотал, натянул свою шляпу на лоб и закрыл глаза. Костер постепенно догорал. Наконец братья заснули.

Подъезжая к дому, Коул услышал лай одной из собак Пита. Затем появился сам Пит, без рубашки, в явно наспех натянутых брюках, из-под которых торчали кальсоны.

– Это я, Пит, – окликнул его Коул.

– Добрый вечер, хозяин, – приветливо поздоровался Пит и пошел обратно, в дом для прислуги.

Коул спешился, соскользнув со спины лошади без обычного для него изящества. Он тряхнул головой. Виски явно подействовало на него сильнее, чем он ожидал, но недостаточно, чтобы заставить его забыть боль, постоянно мучившую его. Он не хотел шуметь, но ему казалось, что ступеньки неимоверно скрипят от каждого его шага.

В доме было темно. Коул прошел через переднюю и гостиную в комнату, которая была кабинетом Гейбриэла Маккайи. Он нашел спички и зажег масляную лампу на письменном столе, затем сел в кресло, положив ноги на стол, и стал шарить рукой в ящиках в поисках бутылки.

Внезапно он услышал шум и напрягся. Все его рефлексы, на время подавленные алкоголем, ожили. Он быстро спустил ноги на пол, вскочил и потянулся за кольтом.

Направив кольт на дверь, он увидел в проеме Кристин с двустволкой в руках, которая целилась ему прямо в голову. Коул выругался, сунул револьвер обратно в кобуру и нырнул в кресло.

– Какого черта ты здесь делаешь? – проворчал он.

– Что я здесь делаю? Сукин ты сын… – Опустив ружье, Кристин вошла в кабинет и остановилась перед письменным столом. Мягкий свет лампы освещал ее. Волосы были распущены, они, точно солнечные лучи, падали ей на плечи. Кристин была в наглухо за стегнутой ночной рубашке, но свет масляной лампы проникал сквозь легкую ткань, и Коул мог видеть ее чуть покачивающиеся бедра, округлые груди, мягкие и плавные линии девичьей фигурки, и вдруг от одного ее вида ему сделалось больно. Как будто чья-то могущественная рука настигла его, схватила и по капле выжимает из него жизнь. Он почувствовал, как сильно стучит его сердце, как дрожь пробегает по его телу. Ему хотелось протянуть к ней руки, коснуться ее. А в голубых глазах Кристин застыл гнев, но этот гнев не охладил его, напротив, он только заставил его сердце биться еще яростнее.

Он не любил ее. Любить ее было бы несправедливо. Но он женился на ней. Что же ей, черт возьми, еще нужно?

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она.

– Кристин, положи ружье и иди спать.

– Ты до смерти перепугал меня! И ты сам учил меня не ходить без оружия.

– Кристин, положи ружье. – Мгновение он колебался. Потом вдруг улыбнулся. – Ну же, пойдем спать. Вместе.

Она широко открыла глаза.

– Ты сошел с ума, Коул Слейтер.

– В самом деле? – Он обошел стол, двигаясь медленно, лениво, но с видимой целью.

Кристин снова подняла ружье.

– Точно! Ты и впрямь не в своем уме.

– Ты моя жена.

– И поэтому ты ушел из дома после полудня и возвратился только в три ночи? Говорю вам, мистер Слейтер, если только вы собираетесь дотронуться до меня, значит, вы не в своем уме.

Он действительно был не в своем уме. Коул яростно глотнул воздух. Он так много забыл, пытался забыть. Он забыл, как горделиво она держала голову, забыл, как она красива и чувственна и что ее прикосновение пьянило его сильнее, чем виски или вино или самое лучшее бренди. Он так много забыл…

Но теперь он вспомнил. Напряжение внутри него нарастало, становилось почти невыносимым. Он сделал шаг вперед, Кристин вскинула ружье. Он широко улыбался.

– Стреляй, Кристин.

– Я так и сделаю, черт возьми!

Коул расхохотался. Приблизившись к ней, он выхватил из ее рук ружье и притянул девушку к себе. Он наклонил голову и впился губами в ее губы. Его поцелуй не был грубым, Коул будто утолял жажду. В какой-то момент Кристин хотела высвободиться из его объятий, но поцелуй опалил ее жаром, желание стало невыносимым; ей хотелось, чтобы он крепче сжал ее в своих объятиях.

Кристин подняла лицо, и их глаза встретились.

– Нет! – сказала она сердито, но Коул, не обращая внимания на протест, поднял ее на руки. Ее глаза все еще метали молнии, но руки, будто сами собой обвили его шею.

Он легко понес ее через темный коридор вверх по лестнице в спальню. Затворив дверь ногой, он опустил Кристин на пол у окна. Лунный свет высветил ее женственные фор мы.

– Ты ужасный! – прошептала она.

Он с нежностью смотрел на нее и улыбался.

– А ты красивая.

– Ты отвратительный!

Он поцеловал ее в лоб, в щеки, провел кончиком языка по ее губам. Его пальцы нащупали крошечные пуговицы на ее рубашке, он попытался их расстегнуть, но тщетно, тог да Коул нетерпеливо рванул рубашку. Лунный свет упал на ее обнаженное тело. Коул застонал и поцеловал ее в плечо, в шею, чувствуя, как все сильнее бьется ее сердце.

– А и в самом деле, какая теперь разница? – прошептал он.

Она ничего не сказала. Он гладил ее грудь, затем коснулся губами соска. Щекотал его зубами, глубоко вобрал в рот, ласкал языком. Реки удовольствия разливались внутри нее, Кристин потянула пальцами его волосы. Соскользнув вниз, он обхватил ее бедра.

– Какая теперь разница?.. – повторил он, глядя в ее удивленные глаза. Влажным язы ком он коснулся ее пупка.

– Да! – пролепетала она.

Он начал постепенно отодвигаться от нее, но она не отпускала его. Он покрывал ее живот поцелуями, держа за ягодицы, прижимал к себе, скользил языком к золотистому треугольнику между ног. Она задрожала и вскрикнула, но он крепко держал ее и, когда ноги уже отказывались держать ее, осторожно опустил Кристин на пол и нежно накрыл ее рот своим.

– Разве это действительно так важно? – снова спросил он.

– Нет! – прошептала Кристин и отпустила его, дала ему раздеться.

Она была так красива сейчас в лунном свете!.. Желание росло в нем, захватывало его целиком. Он вздохнул. Она была здесь, с ним, так близко, теплое и тайное убежище от его боли. Ничего на земле больше не существовало.

И он бросился в это убежище. Она отвечала ему, понимала каждое его движение. Обжигала его жарким пламенем, заставляла его любить ее. Радостное облегчение они почувствовали одновременно. Она задрожала, судорожно ловя воздух ртом, и он с силой сжал ее в объятиях. Пот струился по его телу, он слышал ее частое дыхание, слышал, как постепенно все ровнее начинает биться ее сердце.

Он погладил ее по волосам, наслаждаясь их мягкостью. Вдруг он вспомнил, что женился на этой женщине, и ненависть снова охватила его.

Он должен был что-нибудь сказать ей. Что-нибудь нежное и ласковое. Но он не мог заставить себя сделать это.

Коул встал. Нагнувшись, он поднял ее, нагую, на руки. Она молчала, опустив глаза, волосы падали ей на лицо. Он положил ее на кровать. Наконец их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах ту же муку, что терзала его сердце. Кристин была так красива… Сейчас, обнаженная, она казалась ему богиней. Он накрыл ее одеялом. Ее глаза-сапфиры с мольбой смотрели на него.

– Прости… меня, – наконец пробормотал он.

Она что-то пролепетала в ответ и отвернулась.

Какой-то момент Коул смотрел на нее, потом лег рядом. Скрестив руки за головой, он уставился в потолок. Сон долго не приходил к нему, и Коул знал, что Кристин тоже не спит.

Когда рассвело, он оделся и вышел.

А Кристин, наконец, заснула. Она с горечью сказала себе, что имеет право оставаться в постели хоть целый день. Она молодая жена, и наступало утро после ее первой брачной ночи.

Когда она поднялась, Коула в доме не было. Шеннон сказала, что он куда-то ушел с Малакаем.

Джейми остался в доме. Он рассказал Кристин, что у них кончается соль и необходимо иметь на зиму пару блоков, чтобы хватило скоту. Коул распорядился, чтобы, когда встанет, она съездила с Питом в город и купила соль.

Армия Союза контролировала большую часть приграничной территории; несмотря на спорадические набеги Куонтрилла, в городе было спокойнее, чем на ранчо Маккайи. Кристин обрадовалась, что можно уехать из дома.

Езды было часа три. Городок Литтл-Форд был маленький, но имел два салуна, один вполне приличный отель, двух врачей достаточно почтенного возраста, чтобы их освободили от военной службы, и три магазина с самыми разнообразными товарами; как раз в магазине она встретила Томми Норлея, журналиста и старого друга Пола еще со времен их службы на канзасской границе.

– Кристин! – Прихрамывая, он подошел к ней, приподнял шляпу в знак приветствия и взял ее руки в свои. – Кристин, как вы? Думаю, вам с Шеннон надо уехать отсюда. Или, может быть, переехать в город. Или даже в Калифорнию!

Она улыбнулась. Томми был стройным юношей с бледным лицом и темными живыми глазами, над верхней губой – тонкая полоска усов.

– Спасибо, Томми. У меня все хорошо. – Последний раз они виделись, когда хоронили ее отца. Он тогда написал острую статью о набегах партизан.

– Вы должны уехать, Кристин.

Она предпочла сменить тему:

– Томми, вы хромаете? Он горестно усмехнулся.

– Попал в капкан Куонтрилла.

У Кристин тревожно забилось сердце.

– Как это произошло?

– На прошлой неделе этот негодяй напал на Шонитаун. Я как раз сопровождал продовольственный поезд конфедератов. Его головорезы остановили поезд. – Томми замолчал и взглянул на нее, раздумывая, можно ли рассказывать леди обо всем, что с ним произошло.

– Томми, говорите! Я хочу знать!

Он вздохнул.

– Это было ужасно. Куонтрилл и его бандиты напали на нас, как стая индейцев, с криками, визгом, улюлюканьем. Они убили пятнадцать человек, машинистов и сопровождающих. Я скатился на обочину дороги в листву. Пуля задела мне икру, но я остался жив. Потом эти подонки вошли в город и расстреляли с десяток или больше ни в чем не по винных людей. А после, двигаясь дальше, они сожгли дотла деревню, что попалась им на пути.

– Господи! Как ужасно! – охнула Кристин.

– Уезжайте в Канзас. Я открываю офис в Лоренсе. Уверен, там вы будете в безопасности.

Она улыбнулась.

– Томми, мой дом – в Миссури.

– Но здесь вам грозит опасность.

– Я не могу бросить ранчо. – Кристин подумала, стоит ли ему говорить о своей не давней свадьбе, целью которой было спасти ранчо, и что ей, вероятно, будет действительно грозить опасность – только от ее мужа, если она оставит его и убежит в Канзас.

– Видели бы вы этих мерзавцев, – пробормотал Томми. – Кристин, это же не люди, это дикари…

Она подошла к прилавку магазина, внезапно почувствовав себя совсем разбитой. Томми продолжал что-то говорить, она кивала из вежливости. Кристин искренне переживала за Томми. Он был хорошим другом Пола. Не то чтобы она начала забывать Пола. Не то чтобы она перестала любить его. Нет… Но Коул был живой и сильный, и он был рядом с ней, сейчас.

Кристин поколебалась, затем все-таки спросила Томми, не может ли он передать Мэтью письмо от нее. Он согласился, и она, купив бумагу и конверт, быстро написала письмо брату. Ей нелегко было объяснить скоропалительное замужество, но она постаралась сделать это по возможности осторожно и деликатно.

Поцеловав Томми на прощание, она вы шла из магазина. Пит купил блоки соли и за полнил оставшееся в повозке место мешками с люцерной. По дороге домой Кристин рассказала ему, что случилось в Шонитауне. Новости, услышанные от давнего друга, необычайно взволновали ее.

Когда они приехали на ранчо, Кристин все еще чувствовала себя неважно. Она отправилась на семейное кладбище и постояла у могил родителей. Продрогшая, она пыталась молиться, но мысли в голове путались. Внезапно Кристин почувствовала, что сзади нее кто-то стоит, и в тот же миг поняла, что это Коул. Она разозлилась, сама не зная почему, – быть может, потому, что догадывалась: Коул не испытывает к ней никаких чувств. А вот она, похоже, любит его. Конечно, его влекло к ней, быть может, он даже нуждался в ней, но не любил ее.

Она резко обернулась, готовая к сражению.

– Куонтрилл и его зверье на прошлой неделе напали на Шонитаун. Они убили людей, сопровождавших поезд с продовольствием, вошли в городок и расстреляли несколько человек, потом сожгли близлежащую деревню дотла.

Глаза Коула сузились. Он искоса взглянул на нее, но ничего не сказал. Кристин подошла к нему и уперлась кулачками в его грудь.

– Ведь он капитан! Конфедераты сделали его капитаном!

Он сжал кисти ее рук.

– Я не одобряю действия Куонтрилла, и ты знаешь это. Губернатор Миссури смотрит на все, что он вытворяет, сквозь пальцы.

– Пусти меня! – сердито проговорила она.

– Нет, послушайте меня минутку, леди. Куонтрилл не один такой жестокий. Он появился после подобных действий других. Лейна и Дженнисона. Юнионисты, Кристин! Джейхокеры! Хочешь узнать о некоторых их делах? Они нападали на фермы, вытаскивали из домов людей и убивали их – муж чин и женщин! Они их пытали, мучили, насиловали точно так же, как это делает Куонтрилл! Запомни это, Кристин! Хорошо запомни это!

Он оттолкнул ее от себя и зашагал к дому.

Немного подождав после того, как за ним захлопнулась дверь, Кристин пошла следом. Она уже не знала, хочется ли ей продолжать борьбу или как-то поладить с ним.

Но это уже не имело значения. Этой ночью он не ночевал дома.

Глава десятая

Где Коул провел ночь, неизвестно, но за завтраком он сел за стол вместе со всеми. Кристин злилась. Что могут подумать другие? Он уходил и приходил, как ветер, не считаясь с ее чувствами. На вопросы Коула Кристин отвечала резко. Когда он попросил ее передать ему молоко, ей вдруг захотелось плеснуть им ему в лицо. Словно догадавшись, он поймал ее руку раньше, чем она успела это сделать. Он сверлил ее взглядом, и она отвела глаза в сторону.

Ей не нравилось, что Коул так холодно держится с ней. А так хотелось сделать все, чтобы он снова был рядом!

Коул весь день пребывал в скверном на строении. Надо было успеть переделать массу дел до прихода зимы. Коул волновался, что может не успеть всего до того, как уедет на восток, а Малакай и Джейми вернутся в свои воинские части. Они провели день, собирая скот, чтобы Пит смог перегнать его на рынок. Кристин удивилась, узнав, что Коул собирался позволить ей продать скот на территории юнионистов, но он напомнил ей, что ранчо принадлежит ее брату Мэтью, который сражается на стороне юнионистов. Коул сам не мог двинуться на север, но Питу ничто не препятствовало отправиться туда со скотом. Малакай и Джейми останутся на ранчо до конца недели, пока он не вернется.

К ужину настроение Коула немного улучшилось, но Кристин старалась держаться от него на расстоянии. В этот вечер Коул, Джейми и Малакай сели за стол вместе с Кристин и Шеннон, только Далила отказалась – она прислуживала за ужином. Джейми всех весе лил. Он рассказал сестрам историю о паре молотков, которые его мать купила для Коула и Малакая, когда они были еще маленькими. Мальчишки, разумеется, использовали их по назначению – набросились с ними друг на друга. Даже Шеннон смеялась и на время оставила словесную войну, которую беспрестанно вела с Малакаем. Коул с улыбкой слушал эту историю и, когда в какой-то момент его глаза встретились с глазами Кристин, одарил ее чарующей улыбкой и застенчиво пожал плечами.

После ужина Кристин играла на спинете, а Шеннон пела. Она исполнила несколько веселых песенок, потом популярное переложение «Лорены» – баллады о солдате, который вернулся домой с войны и узнал, что любимая не дождалась его. Когда песня кончилась, все замолчали. Коул встал и взволнованно сказал Шеннон, что она очень красиво пела, а затем, извинившись, вышел.

Закусив губу, Кристин смотрела ему вслед. Джейми, желая подбодрить, похлопал ее по плечу. Малакай, воспользовавшись паузой, оттеснил Шеннон и затянул «Дикси»[25]. Когда он кончил, Шеннон заняла место у спинета с другой стороны и спела «Тело Джона Брауна».

– Шеннон Маккайи, вы глупая девчонка, – небрежно бросил Малакай.

– А вы – крыса, – тут же парировала Шеннон.

– Ну же! Вы как маленькие дети! – попытался утихомирить их Джейми.

Но Шеннон опять что-то выпалила, и хотя Кристин видела, что Малакай изо всех сил старался стерпеть, он все-таки снова резко ей ответил, и их перепалка возобновилась.

Кристин встала и оставила их перебраниваться друг с другом. Поднявшись в спальню, она удивилась, что Коул уже в постели. Кристин подумала, что он спит, и осторожно, чтобы не беспокоить его, легла рядом, но он повернулся и обнял ее. Она пыталась разглядеть выражение его глаз в темноте, но видела только их серебристый блеск. Она хотела, было сказать ему что-то, но он накрыл ее рот поцелуем. Сначала нежно, потом со все возрастающей страстью. Утолив свой голод, он прижал ее к себе, уткнувшись подбородком в золотистые волосы. Они молчали. Кристин знала, что он долго ждал ее, лежа без сна, и хотела сказать что-нибудь. Просить прощения было глупо, поскольку она не сделала ничего плохого, а потому молчала.

В конце концов, Кристин заснула.

Среди ночи ее что-то разбудило. Сначала она не могла понять, что это. Она слышала какой-то хрип, слова, которые не могла разобрать. Борясь со сном, открыла глаза как раз в тот момент, когда рука Коула взметнулась к ее плечу.

Она села в постели и позвала его. Он не отвечал, тогда она потянулась за спичкой, чтобы зажечь масляную лампу на прикроватном столике. Тусклый свет осветил комнату, упал на Коула. Его глаза были закрыты, плечи и грудь блестели от пота, мускулы были напряжены, пальцы рук судорожно вцепились в покрывало. Внезапно лицо Коула исказила судорога, голова заметалась по подушке, и он закричал: «Нет!»

– Коул! – затрясла его Кристин. – Коул!

– Нет! – снова вскрикнул он.

Коул приоткрыл глаза, но явно не видел ее. Он снова вскрикнул, наклонился к ней и с силой ее толкнул. Кристин упала на пол. Он вздрогнул и распахнул глаза.

– Кристин?

Он прошептал ее имя медленно, с испугом. Было что-то в его голосе, чего она не слышала никогда раньше, какие-то нотки страха, и это тронуло ее.

– Я здесь, – так же шепотом ответила она, потирая ушибленный бок.

Он увидел, что ее нет рядом, и выругался. Быстро вскочив с постели, взял ее за руки. Она услышала, как сильно бьется его сердце; когда он укладывал ее снова на кровать, она почувствовала, как он все еще дрожит.

– Ты ушиблась. Я сделал тебе больно. Извини… – хрипло проговорил он.

Она покачала головой и прижалась к его груди.

– Нет, мне совсем не больно. Я не ушиблась, это правда.

Коул ничего не сказал, даже не пошевельнулся, просто сидел на кровати и обнимал ее.

Она хотела, чтобы эти мгновения длились вечно. С ней никто никогда не был так не жен. Она была желанная, ею восхищались, в ней нуждались. Но никогда никто не проявлял к ней столько нежности.

– Тебе приснился страшный сон, – осторожно сказала она.

– Да, – ответил Коул.

– Может, расскажешь?..

– Нет.

Его ответ прозвучал не грубо, но категорично. Кристин вся сжалась, и она знала, что Коул это почувствовал. Она смотрела, как он встал, подошел к окну, и чувствовала, как темная паутина боли оплетает его сердце. Свою тайну он предпочитал держать в себе… Коул долго стоял у окна, глядя в ночь. Кристин видела, как постепенно он успокаивается, страшное напряжение спадало.

– Коул, – тихо позвала она.

Наконец он обернулся и подошел к кровати. Кристин была рада, когда он снова лег рядом с ней, обнял и положил её голову себе на грудь. Он гладил ее по волосам.

– Коул, пожалуйста…

– Не надо, Кристин.

Она замолчала. Коул по-прежнему нежно обнимал ее.

– Завтра мне нужно уехать, – проговорил он.

– Куда ты едешь?

– На восток.

– Зачем?

Он долго молчал.

– Кристин, есть вещи, которые ты, возможно, не хотела бы услышать, и мне незачем говорить их тебе.

– Никаких вопросов, никакого вмешательства в личную жизнь, – пробормотала она. Коул не ответил, но она ощутила, как снова напряглись его мускулы.

– Поздно, – произнес он. – Ты должна…

Она приподнялась и накрыла его рот своими губами, не дав договорить. Вероятно, ей следовало рассердиться или, по крайней мере, быть холодной и сдержанной. Ничто не изменилось. Он женился на ней, но по-прежнему не допускал никакого вмешательства в свою жизнь.

Для нее это не имело значения. Не сейчас. Сейчас она осознавала лишь, что он уезжает и что в такое время будущее любого человека неопределенно. Она остановила его слова легким поцелуем и накрыла его тело своим. Ее бедра независимо от ее воли совершали плавные движения, соски, касавшиеся его груди, напряглись.

Кристи щекотала волосами шею, плечи, грудь Коула, ласкала все его тело губами и кончиками пальцев. Временами у нее вырывались страстные стоны, жаркое пламя жгло ее. Она скользила все ниже и ниже по его телу. Погрузив свои пальцы в ее волосы, он, задыхаясь, произносил ее имя. Она уже не помнила себя. Она была уверена в своей власти над ним. Он подтянул ее к себе и стал лихорадочно целовать в губы, затем перевернул на спину и лег на нее. Он овладел ею с дикой страстью и одновременно с бесконечной нежностью.

Кристин думала, что умрет от восторга.

Коул крепко держал ее в своих объятиях. Он молчал и гладил ей волосы, и сейчас ей было этого достаточно…

Наутро, когда она проснулась, его уже не было рядом – он уехал.

Через три дня, когда Кристин набирала воду в поилку для скота, она увидела вдали одинокого всадника, направлявшегося к их дому. На мгновение ее сердце забилось, она подумала, что это возвращается Коул. Но уже в следующее мгновение поняла, что ошиблась. Лошадь была не его, и всадник сидел в седле иначе, чем Коул.

– Малакай! – позвала она. Братья Коула останутся с ней еще на несколько дней. Кристин нахмурилась и закусила губу, глядя на приближающегося всадника. Она знала, что это не Зик. Зик никогда не ездил один. Но ведь ей нечего бояться парней Куонтрилла. Коул женился на ней, чтобы защитить ее, и, кроме того, Куонтрилл на зиму отправляется на юг. У нее нет причин для тревоги.

И все же она боялась.

– Малакай! – снова позвала она.

– В чем дело? – Он появился в дверях амбара, заложив большие пальцы рук за ремень. Подойдя к ней, он тоже стал смотреть на приближающегося всадника. Глаза его сузились. – Андерсон, – прошептал он.

– Кто?

– Его зовут Билл Андерсон. Он… из отряда Куонтрилла.

– Что ему здесь нужно? Похоже, он едет один, – с тревогой сказала Кристин.

– Да, один, – подтвердил Малакай.

Из амбара вышел Джейми, без куртки, в рубашке с засученными рукавами. Взглянул на всадника.

– Я думал, Куонтрилл уже двинулся на юг. Это же Билл Андерсон.

Малакай кивнул.

– Похоже, он один.

Между тем всадник был уже совсем близко. Он был молод, очень молод. Несмотря на густую бороду и усы, видно было, что он еще совсем мальчишка. Кристин содрогнулась при мысли, что он с отрядом Куонтрилла совершает набеги, грабит и убивает людей.

Юноша остановил свою лошадь перед ни ми. Кристин видела, что он хорошо вооружен, с кольтами на поясе и винтовками по обе стороны седла.

– Привет, Малакай, Джейми.

– Привет, Билл, – довольно дружелюбно отозвался Малакай. Джейми кивнул.

– Коул направился на восток, верно? – спросил Андерсон. Он улыбнулся Кристин, ожидая, когда его ей представят. – Вы его новая жена, мэм? Рад познакомиться.

Он протянул ей руку. Кристин отчего-то подумала: сколько крови пролила эта рука?.. Но протянула в ответ свою и заставила себя улыбнуться.

– Да, я его новая жена, – проговорила она. О том, что испытывает радость из-за знакомства с ним, заставить себя сказать Кристин не могла. Она и находиться-то рядом с ним не хотела.

– Кристин Слейтер, это Билл Андерсон, – представил Малакай и спросил: – Какого черта ты здесь делаешь, Билл? Ты ведь знаешь, вокруг ранчо рыскают соддаты-юнионисты.

– Вот именно, – подтвердил Джейми. – Тучи федералов в этих местах. И ты знаешь, что они поговаривают о вас? Никакой пощады. Если попадете в их лапы, они тут же вздернут вас.

– Слышал, слышал. Но вы-то тут разве в безопасности? Ты, Малакай? И ты, Джейми?

– Мы в регулярной армии, как-никак, – сказал Джейми.

Андерсон пожал плечами:

– Прежде чем повесить, им нужно сначала изловить нас. А мы не стоим на месте. У меня… тут были дела неподалеку. Я собираюсь присоединиться к Куонтриллу в Арканзасе. Вот и подумал: заеду-ка я сюда да поем чего-нибудь домашнего.

Малакай ответил прежде, чем это сделала Кристин:

– Конечно, Билл. Джейми, пойди скажи Далиле, чтобы приготовила что-нибудь вкусненькое. Скажи ей, что у нас в гостях один из парней Куонтрилла.

Джейми поспешил к дому. Далила уже стояла в дверях. Кристин увидела, как из-за плеча Далилы показалась светлая головка Шеннон. Всплеск возмущения – и дверь захлопнулась. Джейми уже торопливо шел обратно к ним.

– Малакай, Далила хочет поговорить с тобой. У нее какая-то проблема.

Малакай удивленно поднял брови и, ни слова не говоря, пошел к дому. Кристин стояла с застывшей на лице глупой улыбкой и глядела на Билла Андерсона. Ей хотелось закричать, расцарапать в кровь его детское лицо. Разве ему не понятно? Разве он не знает, что ему здесь не рады?

Молодчики Куонтрилла пришли и убили ее отца. Такие вот, как он. Он один из них. Ей хотелось плюнуть ему в лицо.

Но, очевидно, он появился здесь не просто так, и, похоже, Малакай считает необходимым, чтобы он убедился, что Кристин в самом деле жена Коула и теперь здесь его дом.

Кристин слышала возмущенные голоса, доносившиеся из дома. Она закусила губу. Наверное, Шеннон поняла, что приехал кто-то из отряда Куонтрилла, и не намерена была молчать. И уж конечно, она не будет сидеть с ним за одним столом.

Андерсон вопросительно посмотрел в сторону дома.

– Моя сестра, – вежливо пояснила Кристин.

– Ее младшая сестренка, – поправил Джейми. Он улыбнулся Кристин, но она видела в его глазах предупреждение. Им нужно сделать так, чтобы Билл Андерсон поверил, что Шеннон – совсем еще ребенок.

Им необходимо держать Шеннон подальше от него.

Видимо, именно это и делал сейчас Малакай, потому что крики постепенно затихали, и наконец воцарилась тишина.

На крыльце появился Малакай, на щеке его горел отпечаток ладошки – вне всякого сомнения, Шеннон.

– Заходи, Билл. Выпьем бренди, а Далила тем временем накроет на стол.

Билл смотрел то на Малакая, то на Кристин.

– Это сделала ваша… э… младшая сестренка, миссис Слейтер?

– Она просто взбалмошная маленькая девчонка, – проговорила Кристин, по-прежнему улыбаясь. Она взглянула на Малакая.

Он потрогал свою щеку и пожал плечами.

– Плохо, что ее не послали в Потомакскую армию, тогда бы мы в считанные часы выиграли эту войну. Сам старик Авраам Линкольн подумал бы, что сецессия[26] – это просто благо, пока Шеннон Маккайи на стороне Конфедерации.

– Малакай, – срывающимся голосом сказала Кристин, – вы говорите о моей сестре!

– Мне следовало бы отдать ее Биллу Андерсону, – пробормотал Малакай.

– Малакай!

Андерсон повернулся и с любопытством смотрел на них обоих.

– Так, где же ваша сестра? – поинтересовался он.

– Ребеночка уложили бай-бай, – усмехнулся Малакай. – Мы ей не позволяем есть за одним столом со взрослыми, когда у нас гости. Иногда она выплевывает пищу. Знаешь, как это бывает с малышами.

Кристин косо взглянула на Малакая. Тот посмотрел ей в глаза с самым невинным видом.

– Мистер Андерсон, могу я вам предложить что-нибудь выпить? Может быть, виски?

– С удовольствием, мэм.

Кристин провела его в кабинет отца и налила в стакан янтарного напитка. Когда он осматривал комнату, вошел Малакай и шепотом сообщил Кристин, что Шеннон в погребе.

– И она согласилась там сидеть? – удивилась Кристин, широко открыв глаза.

– Конечно, а что ей оставалось делать? – сказал Малакай.

Вскоре они сели за стол. Сочные куски мяса, жареный картофель, кабачки и яблочный пирог на десерт. У Билла Андерсона оказался отменный аппетит. Кристин мысленно усмехнулась, напомнив себе, что он еще растет.

За едой он был вежлив, как и полагается джентльмену-южанину. Лишь когда подали кофе с пирогом, он рассказал, зачем приехал сюда.

– Я тут видел вашего мужа, мэм. Кристин отрезала ему еще кусок пирога.

– В самом деле? – заинтересовалась она.

– Да, когда он приезжал повидать Куонтрилла. Он очень волновался за вас. Сцена, скажу вам, была прямо-таки трогательная.

Кристин положила кусок пирога на его тарелку.

– Вот как? – Она взглянула на Малакая. Его глаза сузились, но он оставался спокоен.

– Вы, наверное, знаете, он когда-то был одним из наших.

– Что? – От неожиданности Кристин села.

Джейми прочистил горло. Малакай сидел неподвижно.

Билл Андерсон вытер рот салфеткой и вежливо улыбнулся.

– Коул – один из самых метких стрелков, каких я когда-либо встречал. Черт возьми, он один стоит целой армии. Он чертовски хорош. Все были рады, когда он воевал среди нас.

Кристин молчала, чувствуя, как кровь отливает от щек.

Билл Андерсон подцепил вилкой кусок пи рога.

– Да, мэм, Коул Слейтер был таким же, как Зик Моро. Точно таким же.

В мгновение ока Малакай вскочил на ноги. В руках у него блеснул нож, и он приставил его к горлу Андерсона.

– Мой брат никогда не был таким, как Зик Моро.

Джейми вскочил вслед за ним. Но оттащить брата ему не удалось. Тогда Кристин схватила Малакая за руку. Тот, взглянув на нее, отступил на шаг. Билл Андерсон встал и поправил куртку. Он посмотрел на Малакая, и смертельная ярость застыла в его глазах.

– Ты умрешь за это, Слейтер.

– Может, и умру, но не за это, Андерсон! – бросил Малакай.

– Джентльмены, джентльмены! – Кристин едва дышала от страха, но старалась говорить, как могла, уверенно. – Успокойтесь, пожалуйста. Вы немного забылись…

Это возымело действие. Как большинство южан, их с малолетства учили быть вежливы ми с дамами, их учили, что дурные манеры – это недопустимо для джентльмена. Мужчины отошли друг от друга, но чувствовалось, что они еще не остыли.

– Значит, ты приехал сюда только для этого? – спокойно проговорил Малакай. – Только для того, чтобы расстроить мою свояченицу? Бьюсь об заклад, это Зик Моро просил тебя сделать это.

– Может, да, а может, и нет, – ответил Андерсон. Он потянулся к буфету, где лежала его шляпа. – Может быть, просто потому, что она имеет право знать, что Коул Слейтер был бушхокером. Ты будешь это отрицать, Малакай?

Кристин взглянула на Малакая. Тот скрипнул зубами, но промолчал.

Андерсон надел шляпу и повернулся к Кристин:

– Премного благодарен за угощение, мэм. Премного благодарен. Капитан Куонтрилл хочет, чтобы вы знали: вы можете ничего не бояться, мэм. И он сожалеет, что вам доставили неприятности, вам и вашим близким. Если б он знал, что все вы на стороне Конфедерации, ничего бы не случилось.

Все это была ложь, чистой воды ложь, но Кристин ничего не сказала. Андерсон направился к выходу, и Кристин слышала, как за ним захлопнулась дверь.

Далила вышла из кухни. Старые часы в прихожей пробили час. Все молча стояли в столовой, пока не услышали, как цокот копыт лошади Билла Андерсона не растворился в пыли миссурийской равнины.

Кристин резко повернулась к Малакаю, глаза ее метали молнии.

– Это правда?

– Кристин… – начал, было, он и замолчал.

– Это правда? – потребовала ответа она. – Коул – один из них?

– Нет! – воскликнул Джейми, выступив вперед. – Он не один из них. Теперь нет.

Кристин повернулась к юноше:

– Но он был с ними? Это правда или нет?

– Да, черт возьми, он был! Но у него имелась очень веская причина.

– Джейми! – остановил его Малакай.

– О Господи! – выдохнула Кристин. Она без сил опустилась на стул. Малакай взял ее за руку, но она вырвалась и снова вскочила на ноги. – Как вы не понимаете? Они же убийцы! Они убили моего отца!

– На этой войне много убийц, – сказал Малакай. – Куонтрилл – лишь один из них.

– Но именно бандиты Куонтрилла убили моего отца, – возразила Кристин. – Именно они приходили за мной.

На лице Малакая застыло напряженное выражение.

– Кристин, дела Коула – это дела Коула. Когда он найдет нужным, он, может быть, все объяснит. Он просил нас с Джейми не вмешиваться. Возможно, он знал, как вы отреагируете на подобные новости. Не торопитесь осуждать его. Помните, он пришел сюда не для того, чтобы обидеть вас. – Малакай повернулся и пошел к двери.

– Он участвовал в рейдах Куонтрилла, – прошептала Кристин.

– Коул сделал лучшее, что мог, для вас, – тихо сказал Малакай. Он оглянулся. – Вы можете позволить своей сестре выйти. Я связал ее там внизу, чтобы не вздумала появиться перед Биллом Андерсоном. Едва ли бы ему понравилось то, что она собиралась сказать ему, а вот то, как она выглядит… ему могло даже слишком понравиться.

Малакай вышел. Внезапно всем показа лось, что часы тикают слишком громко. Кристин, совсем растерянная, взглянула на Джейми.

Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась какая-то жалкая.

– Похоже, я мало, что могу сказать. Но я люблю своего брата и считаю, что он хороший человек. Есть вещи, объяснить которые может только он. – Он помолчал, смущенно глядя на Кристин. Затем пожал плечами, и тоже вышел.

Кристин долго сидела в столовой. Она со всем забыла о Шеннон и, только почти через час, вспомнив о ней, спустилась в погреб. Шеннон была похожа на раненую тигрицу. Она возмущалась, сыпала ругательствами, клялась, что, если Малакая не убьют на войне, это сделает она.

Вполне возможно, что Шеннон разорвала бы его на мелкие кусочки, но, к счастью для себя, он уехал осматривать ограду на дальние пастбища.

Шеннон набросилась на Кристин:

– Как ты могла? Как ты могла? Впустить этого человека в наш дом, в папин кабинет! После того, что они сделали!..

– Шеннон, пойми, я сделала это, чтобы Куонтрилл раз и навсегда оставил нас в покое. Может, ты забыла Зика? Я – нет!

– Подожди, вот вернется Мэтью, – не унималась Шеннон, – уж он позаботится об этих убийцах из отряда Куонтрилла… и о Малакае, и…

– Шеннон, – устало проговорила Кристин, – я думала, ты сама собираешься позаботиться о Малакае. – Кристин чувствовала себя неимоверно усталой. – Если уж ты хочешь убить кого-то из братьев Слейтер, убей того, кого следует.

– Что ты имеешь в виду? – в недоумении спросила Шеннон.

– Коул… – тихо, но отчетливо произнесла Кристин, печально глядя на сестру. – Коул Слейтер, человек, за которого я вышла замуж, участвовал в рейдах Куонтрилла. Он был одним из них…

– Коул? – Глаза Шеннон лихорадочно блестели. – Я не верю тебе!

– Это правда, Шеннон. Билл Андерсон приезжал, чтобы сказать это мне. Он хотел, чтобы я узнала, что вышла замуж за человека, который ничем не лучше Зика Моро.

– Он лжет!

– Не лжет. Малакай подтвердил это.

– Тогда и Малакай тоже лжет!

– Нет, Шеннон. Малакай не станет мне лгать.

Несколько секунд Шеннон молчала. Затем повернулась к сестре:

– Они из Миссури, Кристин. Они не могут не быть конфедератами. Мы тоже были конфедератами. Я думаю, пока… пока не убили отца. Пока Мэтью не присоединился к юнионистам. И если Коул и участвовал в рейдах с Куонтриллом… ну что ж, думаю, у него были на то причины. Коул совсем не та кой, как Зик. И мы с тобой знаем это.

Кристин улыбнулась. Шеннон права. И Малакай тоже прав. Коул совсем не похож на Зика. И все же ей было больно. Она злилась, потому что была напугана. И потому что любила его.

– Может быть, ты и права, Шеннон, – тихо сказала она.

– Коул никогда не сделал бы ничего бесчестного! Он не сделал бы! – с жаром воскликнула Шеннон. – И…

– И что?

– И он твой муж, Кристин. Ты должна это помнить. Ты вышла за него замуж. Теперь он твой муж.

– Я дам ему шанс все мне объяснить, – сказала Кристин. Она даст ему шанс. Но когда? Он уехал, и неизвестно, когда она снова, увидит его.

Через два дня Пит с другими работниками вернулись после продажи скота. Джейми и Малакай готовились к отъезду в свои армейские части. Кристин сожалела, что повздорила с Малакаем. Она горячо обняла его, обещая молиться за них, затем поцеловала Джейми, и он заверил ее, что, как только его часть будет где-нибудь неподалеку, обязательно заглянет проведать их с Шеннон.

Шеннон поцеловала Джейми, а потом поцеловала Малакая. Он обнял ее на миг, печально улыбнулся.

И оба брата ускакали.

Кристин и Шеннон смотрели им вслед, пока те не скрылись из виду. Подул холодный ветер, растрепал волосы Кристин, запутался в ее юбках. Наступала зима. Кристин вздрогнула. Ей было холодно и одиноко.

Глава одиннадцатая

Зима была длинной и холодной. В декабре Шеннон исполнилось восемнадцать, а в январе Кристин отметила свое девятнадцатилетие. Зима оказалась не только холодной, но и спокойной – зловеще спокойной.

В конце февраля к ним наведывались юнионисты и забрали пахотных мулов. Молодой капитан, возглавлявший отряд, дал Кристин за них доллары янки. Капитан привез письмо от Мэтью, – письмо, которое передавалось от солдата к солдату, пока не пришло к ней.

Видимо, Мэтью не получил письмо, которое Кристин послала ему через Томми, – он никак не отреагировал на сообщение о ее за мужестве. Не знал он ничего и о набеге Зика Моро на ранчо после смерти их отца.

Грустно было читать это письмо. Сначала Мэтью писал, что он молится, чтобы у них с Шеннон все было благополучно. Затем шел долгий рассказ о трудностях военного быта: сон в палатках, подъем в пять утра, бесконечная муштра и в дождь, и в снег. Далее он рассказывал о первом большом сражении, в котором принимал участие. Страх ожидания, грохот пушек, ружейные залпы, крики и стоны умирающих. Хуже всего было ночью, когда пикеты находились так близко, что с ними можно было перекликаться. Он писал:

«Кристин, мы их предупреждаем, чтобы прятались, иначе наши снайперы перестреляют их. В прошлом месяце мы стояли лагерем на реке; днем сражались, ночью торговали с противником. У нас кончился табак, но оставалось много кофе, а эти ребята с Миссисипи, наоборот, имели полно табака и совсем мало кофе, так что мы исправляли эту ситуацию. А потом была перестрелка. Я столкнулся лицом к лицу с Генри – мы с ним только перед этим сделку совершили, если можно так сказать. Я не мог ни нажать на курок, ни поднять палаш. Вдруг раздался выстрел, и Генри повалился на мою лошадь и посмотрел на меня, перед тем как умереть, и сказал, чтобы я забрал его табак – не хочет огорчать мать, она не знает, что он курил. А потом спросил: «А что, если тебя убьют?» Я попытался засмеяться и сказал ему, что моя мать умерла, и отец тоже, а мои сестры все поймут, так что ничего, если я умру, и при мне будут и карты, и табак, и все такое. Он тоже попытался улыбнуться. Потом закрыл глаза и упал. Я был потрясен. Иногда и те, и другие пристают ко мне: что, мол, парень из Миссури делает в синей форме? Я могу им ответить только одно: они все равно не поймут. Самое худшее вот что: война – это, конечно, ужас но, но это все-таки лучше, чем находиться дома. Это лучше, чем Куонтрилл, и Джим Лейн, и Док Дженнисон. Здесь мы убиваем людей, но убиваем в бою, а не нападаем на безоружных, не убиваем хладнокровно. Мы не грабим, не насильничаем и не устраиваем резни. Иногда с трудом вспоминается, что я был хозяином приграничного ранчо и вообще не хотел никакой войны и что не питал особых симпатий ни к одной из сторон. Только Джейк Армстронг из Канзаса это понимает. Если джейхокеры забирают твое добро, убивают твоих близких, тогда ты становишься конфедератом. А если бушхокеры сжигают твою ферму, тогда ты присоединяешься к юнионистам, и никакого значения не имеет, где ты родился.

Вот так, сестренки. Я вовсе не хотел огорчать вас. Снова молю Бога, чтобы мое письмо застало вас здоровыми и благополучными. Кристин, еще раз прошу: возьми Шеннон и уезжай с ранчо, если почувствуешь хоть малейшую опасность. Они убили отца, они этого хотели, но я все еще волнуюсь за вас обеих и молю Бога, чтобы получить отпуск и поскорее повидаться с вами. За меня не беспокойтесь – у меня все хорошо. Пишу незадолго до Рождества 1862 года. С любовью, ваш брат Мэтью».

Он также прислал ей свое жалованье, выплачиваемое в Армии Союза. Кристин пересчитала деньги и вышла из дома. Неподалеку от амбара у нее был устроен маленький сейф, там хранилось золото, вырученное от продажи скота, и доллары, которые ей дал капитан-янки за мулов. Туда она добавила деньги, присланные Мэтью. Она чувствовала себя подавленной, волновалась, но теперь, несмотря на содержание письма Мэтью, она ощутила прилив новых сил. Ей надо продолжать бороться. Когда-нибудь Мэтью вернется домой. А до этого она сохранит ранчо.

К апрелю Кристин не удалось купить мулов, поэтому распахивать поле пришлось им самим – ей, Шеннон и Самсону. Работа была тяжелая и изнурительная, но Кристин знала, что, поскольку доставать продукты становится все труднее и труднее, им необходимо выращивать собственные овощи. Они с Шеннон по очереди шли за плугом, в то время как Самсон тянул плуг спереди. Стадо у них было небольшое, но вскоре должны были появиться на свет новые телята. По утрам Кристин планировала с Питом работу на день, потом работала без отдыха возле дома и садилась ужинать, только когда темнело. К вечеру Кристин так уставала, что думать о войне уже не было сил.

Она не позволяла себе вспоминать о Коуле, хотя иногда он являлся ей во сне. Порой, ложась спать, она представляла себе, что он с ней рядом. В такие мгновения она забывала, что он был одним из рейдеров Куонтрилла, она помнила только, что это был человек, который разбудил в ней женщину, вспоминала его прикосновения…

Но… Коул был когда-то одним из бандитов Куонтрилла, как и Зик Моро. Узнав та кое, она уже не сможет относиться к нему как прежде. Кто знает, чем он занимался в банде Куонтрилла? Жег, грабил, убивал, мародерствовал, а может быть, и насиловал женщин? Ей оставалось только догадываться. Он пришел к ней как спаситель, это так, но она знала, что людям Куонтрилла неведомы законы морали и порядочности. Она хотела, что бы он вернулся к ней и сказал, что все это неправда.

Но он не мог ничего опровергнуть, потому что это была правда. Так сказал Малакай. Он знал, что ее это ранит, но не посмел ей солгать.

Весна тянулась медленно. Как-то в мае, когда Кристин с Самсоном работали на южном поле, к ним внезапно прискакал с северного пастбища Пит.

– Он вернулся, миз Слейтер, вернулся. Говорят, что Куонтрилл и его отряд снова здесь хозяева!

До дома было еще далеко, когда Коул остановил лошадь и стал вглядываться. Пейзаж вокруг казался вполне мирным. Возле крыльца росли маргаритки, и кто-то – Кристин или Шеннон – повесил маленькие цветочные горшки над входной дверью.

Все выглядело мирно, вполне мирно. Его сердце забилось, он вдруг осознал, каким долгим было его отсутствие. Коул даже не знал почему, но его возвращение затянулось. Его это не волновало до той поры, пока он не узнал, что Куонтрилл решил вернуться на прежнее место. Всю зиму и ранней весной Коула не покидали мысли о Кристин. Он хотел ее. Хотел со страстью, которая обжигала его, заставляла подолгу мечтать, глядя на ночное небо. Иногда ему казалось, что стоит только протянуть руку, и он коснется ее. И тогда он видел как наяву ее волосы, спадающие на плечи, удивительную голубизну глаз…

А иногда по ночам ему снились кошмары: запах дыма, звуки выстрелов; его жена – его первая жена, – убегающая от грозящей ей опасности…

Коул страдал, находясь вдали от Кристин. Он нуждался в ней. Он желал ее. Со слепой, обжигающей страстью желал ее. Но он знал, что ночные кошмары не оставят его до тех пор, пока жив убийца его жены. Не оставят, пока идет война.

Он снова натянул поводья и медленно поехал к дому. Дыхание его становилось чаще, сердце колотилось сильнее. Казалось, кровь быстрее течет по жилам. Ему стало жарко, он нервничал. Он так давно не видел ее. Почти полгода.

Но она его жена.

Коул глотнул воздуха и стал представлять себе их встречу. Он вспомнил ночь перед своим отъездом, возбуждение, огнем горевшее в его теле, – огнем, обжигавшим его сердце, проникавшим в легкие, жегшим кончики его пальцев.

Не так уж плохо все у них было, подумал он. В подобных обстоятельствах могло быть и хуже. Вот когда кончится война…

Коул снова остановился, гадая, кончится ли вообще когда-нибудь эта война. Начиная с 1855 года в Канзасе и Миссури люди жили в условиях непрекращающихся перестрелок, первое сражение за форт Самтер произошло только в апреле шестьдесят первого. Затем Коул мрачно вспомнил, как повстанцы думали, что смогут наголову разбить янки за две недели, и янки перед битвой при Манассасе считали, что легко расправятся с конфедератами. Но Север был более непреклонен, чем это воображал Юг, а Юг – более полон решимости бороться, чем Север считал возможным. И война все тянулась и тянулась. Уже два года… и конца не было видно.

Состоялось немало крупных сражений. Восточный фронт, Западный фронт. Флот юнионистов, флот конфедератов, морские бои бронированных судов[27]. Пал Новый Орлеан, в осаде Виксберг. В памяти людей все еще битва при Антиетаме, когда на земле лежали горы трупов и текли реки крови.

Коул взглянул на свои потертые перчатки. Он был в полной форме. На серой шерстяной накидке и куртке сверкали золотые кавалерийские эполеты; теперь он официально считался разведчиком, приписан к кавалерии, и никто больше не мог его назвать шпионом. Это важное различие, подумал Коул. И особенно важно, что в качестве разведчика он мог проводить много времени, наблюдая за обеими сторонами границы, проходящей между штатами Миссури и Канзас. Он уныло вспомнил, чего это стоило. В январе он предстал перед Кабинетом правительства конфедератов и честно доложил о своих наблюдениях; так честно, как только мог, рассказал о действиях джейхокеров. Джим Лейн и Док Дженнисон, которые командовали джейхокерами, – красноногие, как их называли иногда из-за их формы, – были настоящие звери.

До конца своих дней Коул будет ненавидеть джейхокеров. До конца своих дней будет мстить им. Но ненависть его поутихла, когда он увидел, что идет настоящая война, в ходе которой люди в синем и люди в сером сражаются с определенной долей человечности и порядочности. Отдельные могущественные политики и военные руководители юнионистов осознавали жестокость джейхокеров, и люди, подобные генерал-майору Хэллеку, научились их контролировать.

Но никто не контролировал Куонтрилла.

Этой весной генерал Роберт Ли стал командующим Армией Конфедерации. Когда Коул познакомился с этим высоким, исполненным достоинства человеком, то высказал все, что думал по поводу войны: война отвратительна, отвратительны кровь и смерть, отвратительны стоны и крики солдат, искалеченных и умирающих на искореженной снарядами земле. Но ничего нет более отврати тельного, чем пренебрежение гуманностью, бесчеловечность, царившие на границе Канзаса и Миссури. Генерал Ли долго и внимательно слушал Коула, его сообщения выслушал и президент Конфедерации Джефферсон Дэвис. Джуда П. Бенджамин, военный министр, прислушался к советам Коула, и когда Куонтрилл попросил содействия и признания, его просьбу отклонили.

Коул думал о том, прекратится ли когда-нибудь насилие, о том, сможет ли он когда-нибудь очистить свое сердце от ненависти.

Внезапно он забыл о войне, забыл обо всем. Он увидел колодец слева от дома и Кристин, набиравшую воду. Она только что вытащила ведро воды.

Волосы ее были заплетены в косы, но несколько золотистых прядей выбились из плена заколок и упали на плечи. На ней была простая льняная юбка без кипы нижних юбок, верхние пуговицы блузки расстегнуты. Зачерпнув ковшом в ведре, разгоряченная, она жадно пила холодную воду, затем, откинув назад голову, стала лить воду из ковша прямо на лицо и шею.

У Коула засосало под ложечкой, сильнее забилось сердце. Она казалась ему сейчас та кой соблазнительной, такой чувственной… Он пришпорил лошадь.

Коул скакал галопом. Кристин обернулась, удивленная. Вода текла по блузке, и мокрая ткань обрисовывала ее грудь. При виде его глаза Кристин расширились – сначала от замешательства, как он думал, затем от радости узнавания. Он подъехал, спрыгнул с лошади. Ее лицо было влажным, губы приоткрыты. Она была сейчас изумительно хороша.

– Коул… – пролепетала она.

Он с силой притянул ее к себе. Отыскав ее губы, жадно поцеловал, и поцелуй этот оказался слаще, чем он мог себе представить. Она была так женственна… Он расстегнул блузку и дотронулся до ее груди, нащупав твердый, как камешек, сосок. Она обмякла в его объятиях. Она задыхалась и дрожала от его прикосновений. Губы раскрылись шире, впустив его язык в жаркую влажность ее рта.

И вдруг Кристин стала вырываться. Он, изумленный, ослабил объятия. Она попятилась назад, вытирая рукой рот, словно выпила яда. Ее широко открытые глаза горели ненавистью.

– Негодяй! – выдохнула она. Оглядев его с головы до ног, добавила: – В форме конфедератов! Разве ты не знаешь, что весь наш край кишит янки?!

– Я сейчас сниму форму, – пожал Коул плечами.

Она упрямо качнула головой. Ее все еще била дрожь, и он это видел. Ее пальцы теребили ткань юбки, то собирая, то отпуская ее. Влажная блузка все еще четко обрисовывала груди и маленькие бугорки сосков. Коул сделал шаг вперед.

– Ради Бога, Кристин, что с тобой? Ты моя жена, ты помнишь это?..

– Не притрагивайся ко мне!

– Почему, черт возьми?

– Ты бушхокер! – выпалила она. – Ты такой же, как Зик!

Коул застыл на месте, размышляя, как она узнала об этом. Легкий туман застлал его глаза, холодный туман отчужденности. Но это же в действительности не имеет значения. У него на то были свои причины. Он презирал Куонтрилла. Хотя, попадись ему в те времена, когда он был в его банде, те люди, которым он хотел отомстить, Коул вряд ли уступил бы кому-либо из молодчиков Куонтрилла в жестокости.

– Твой приятель заезжал к нам осенью, вскоре после твоего отъезда, – сказала Кристин. – Билл Андерсон. Ты помнишь его? Он тебя хорошо помнит.

– Я давно расстался с Куонтриллом.

– О, я это вижу. У тебя настоящая форма конфедерата. Красивая форма, Коул. И ты красиво ее носишь. Но она не скрывает твоего истинного лица! С кого ты ее стянул? С какого-нибудь убитого бедняги?

Он занес руку, но вовремя остановился.

– Эта форма – моя, – ответил он сквозь зубы. – Это правда, как, правда и то, что ты моя жена.

Кристин побледнела. И вздрогнула, когда он взял ее за плечи.

– Кристин… – начал, было, он, но мужской голос оборвал его на полуслове:

– Оставь ее в покое!

Коул развернулся, выхватив кольт.

– Нет! – услышал он крик Кристин. – Нет, Мэтью, не надо! Коул, нет! – Она метнулась к руке Коула, и он не успел выстрелить, а затем она заслонила его собой от высокого юноши в синей форме Армии Союза, который уже вскинул винтовку.

Прозвучал выстрел. Все произошло слишком быстро. Коул почувствовал, как пуля задела его голову. Теплая кровь обожгла висок. Глаза его затуманились. И все это из-за Кристин, подумал Коул. Если бы не стычка с ней, он не утратил бы бдительности и услышал приближающуюся опасность. Сквозь туман до него донеслись слова человека, который выстрелил в него:

– Ты сошла с ума, пусти! Я хочу избавить тебя от этого шакала.

– Мэтью, этот шакал – мой муж!

Коул постепенно приходил в сознание. Он был ранен и потерял много крови. Прошло уже немало времени, понял он, потому что за окном уже стемнело. Рядом с ним на столике стояла масляная лампа, ее мягкий свет озарял комнату.

Он находился в спальне, их спальне. Он несколько раз моргнул, чтобы сфокусировать взгляд. Он мог видеть окно и тонкую струйку лунного света. Дотронулся до головы – она была перевязана. Кто-то снял с него мундир, смыл дорожную грязь, положил на прохладные чистые простыни.

Кто-то. Его жена. Нет, не его жена. Кристин. Да, она его жена. Он женился на ней. Теперь она его жена.

Кристин остановила его, не дала убить человека. Но она остановила и этого человека, не дала убить его, Коула.

Внезапно он почувствовал острую боль в виске. Но понял и то, что пуля лишь слегка задела его.

По ступенькам лестницы застучали быстрые шаги, остановились возле двери в спальню. Коул быстро закрыл глаза. Кто-то вошел в комнату. Это оказалась Далила. Она говорила шепотом:

– По-прежнему без сознания. – Она потрогала его горло, потом грудь. – Живой, да и лихорадки нет, Бог миловал.

– Слава Богу! – услышал он еще один голос – Кристин. Коул почувствовал слабый запах ее легких духов, ощутил прикосновение ее пальцев, прохладных и нежных, к своему лицу. Затем зазвучал мужской голос. Мэтью… Она назвала его Мэтью. Конечно, это ее брат. Тот самый, кому он просил ее написать обо всем. Если б она написала, ничего бы не произошло.

– Он же мятежник, Кристин… После всего, что произошло…

– Да, черт возьми, после всего, что произошло, – прошептала молодая женщина. – И не пытайся меня осуждать! Ты уехал, присоединился к армии! Шеннон и я не имели такой возможности. К нам снова наведывался Зик…

– Моро вернулся? – ужаснулся Мэтью.

– Не так громко, – попросила Кристин. По ее голосу чувствовалось, что она очень утомлена. Коулу захотелось открыть глаза, обнять ее, отогнать все ужасы, которые принесла ей война. Но он не мог, что-то внутри не позволяло ему сделать это.

А может быть, она и не хотела этого. Может быть, она никогда не простит ему то, что он воевал в отряде Куонтрилла. Да он и не нуждается, чтобы ему это прощали, будь он проклят, если станет ей объяснять. И все же…

– Кристин, – севшим голосом попросил Мэтью, – расскажи, что у вас здесь случилось?

– Ничего не случилось. Но могло. Зик со своими головорезами хотел тут поразвлечься со мной, а потом, скорее всего, пристрелить. Еще он собирался продать Самсона и Далилу. Но ему не удалось, и все благодаря вот этому человеку. Он, к счастью, проезжал мимо, и Зику не повезло.

– Зик убит?

– Нет. Ему пришлось убраться. – Она помолчала. – Понимаешь, Мэтью, он не убивает людей просто так, хладнокровно. Я хотела, чтобы Коул убил его, но он не сделал этого. А потом… Ну, в общем, это долгая история. Но с тех пор как он на мне женился, здесь стало спокойнее. Они все… боятся его.

– Черт подери, Кристин… – Он осекся. Коул слышал, что Кристин тихо плакала, а Мэтью утешал ее. Коул сжал зубы: ее слезы были ему больнее, чем боль раны. Коул чуть приоткрыл глаза и искоса взглянул на Мэтью Маккайи. Это был высокий молодой мужчина с рыжеватыми волосами и голубыми, как у его сестер, глазами.

Коул пошевелился и широко открыл глаза. Брат и сестра отпрянули друг от друга. Кристин склонилась над Коулом и потрогала лоб. Ее мягкие волосы упали ему на грудь.

– Коул?

Он ничего не ответил, только кивнул. И увидел беспокойство в ее глазах. Это обрадовало его. Она ненавидит его за прошлое, но, по крайней мере, смерти его не желает.

– Познакомься, это Мэтью, мой брат. Я писала ему, но письма моего он не получил. Он не знал, что… что мы поженились.

Коул снова кивнул и перевел глаза на юношу. Тот все еще был в форме. От Коула не ускользнуло, что форма Мэтью Маккайи была куда лучше сшита, чем его собственная, и куда в лучшем состоянии, чем у большинства солдат-южан. Кольцо блокады сжималось. На Юге всего не хватало – лекарств, одежды, амуниции, продуктов. Всего. Он горестно улыбнулся. Юг гордился своим великолепием, своим блеском. Ли был великолепен, Джексон был великолепен, Стюарт был тоже великолепен. Но когда южанин погибал в бою, его некем было заменить. На войне люди самое ценное, а Конфедерации явно не хватало людей.

Юнионисты же, напротив, казалось, имели неистощимый запас солдат, добровольцев, наемников. И внезапная мысль, как вспышка молнии, мелькнула в голове Коула: южанам никогда не выиграть эту войну.

– Ваше имя – Коул, правильно? Коул Слейтер? – Мэтью обошел кровать и сел в изножье. Неловко глотнул воздуха. – Вы спасли жизнь и честь моих сестер, и я благодарен вам за это. Ни за что бы не выстрелил, если б знал. Виновата форма. Я с северянами. – Он говорил это, как бы оправдываясь. Нелегко было жителю Миссури воевать за северян.

– Вы имели на то причину. – Голос Коула звучал глухо.

Мэтью кивнул:

– Да, причина была. – Он колебался. – Сейчас я приехал домой в отпуск; наверное, и вы тоже?

– Что-то вроде того, – ответил Коул. Кристин вздохнула, но ничего не сказала. Коул не смотрел в ее сторону. Он улыбнулся Мэтью и потянулся к ее руке. Он знал, что Кристин разыгрывает из себя любящую жену перед братом, и гадал, как далеко она зайдет. Она позволила ему взять свою руку, обнять.

– Нам надо поладить, пока мы оба здесь, – проговорил Мэтью. Он протянул руку Коулу, и тот пожал ее. – Вам это подходит, мятежник?

– Вполне подходит, янки. Мэтью вдруг залился краской.

– Мне, пожалуй, лучше уйти, оставить вас вдвоем. – Он быстро встал.

Кристин тоже вскочила.

– Подожди! Я с тобой!

Мэтью подозрительно взглянул на нее.

– Но…

– Дорогая… – жалобно протянул Коул.

– Что, милый? – с невыразимой нежностью отозвалась Кристин. Казалось, сладкий сироп капал с ее уст. – Я не хочу беспокоить тебя сегодня. Тебе нужно отдыхать.

Поцеловав его в лоб, она выбежала из комнаты.

Мэтью улыбнулся.

– Скверная штука война, верно?

– Чертовски скверная, – согласился Коул.

– Она упрямая, – сказал Мэтью.

– Пожалуй, тут я согласен с тобой, янки. Мэтью засмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.

Прошло три дня. Коул уже чувствовал себя почти здоровым и как никогда одиноким. Кристин ухитрялась избегать его, ссылаясь на то, что ему нужен покой. А ночи проводила в своей спальне. Но на третью ночь Коул проснулся, услышав, как Кристин вошла к нему.

Она стояла, прислонившись спиной к двери, и прислушивалась, не спит ли он.

Коул тихо поднялся и подошел к ней, закрыл ладонью ее рот и притянул к себе. Она попыталась крикнуть и высвободиться из его объятий.

– Тише! – остановил он ее.

Она укусила его руку, и он тихо выругался.

– Пусти меня! – сдавленным шепотом произнесла она.

– Ни за что на свете, миссис Слейтер!

– Бушхокер!

Коул усмехнулся.

– Не забывай, ты моя жена, Кристин.

– Если попытаешься взять меня силой – закричу, и Мэтью убьет тебя.

– Если я захочу приласкать тебя, кто же назовет это насилием? – возразил Коул.

– Пусти…

Но Коул и не думал отпускать ее. Он прижался к ее губам, держа так крепко, что она не могла пошевелиться. Затем поймал кисти тонких рук и сцепил их за ее спиной, прижимаясь нагим телом к ней все крепче. На Кристин была легкая ночная рубашка, не скрывающая от Коула все соблазнительные изгибы ее тела.

Наконец он оторвался от ее губ, и она смогла вздохнуть. Он стал целовать ее грудь через тонкую ткань.

– Я закричу! – прошептала она.

– Кричи, – ответил Коул, поднял ее и понес в постель, лихорадочно нащупывая за стежку ее рубашки. Когда усилия его увенчались успехом, он принялся целовать ее всю, и его поцелуи оставляли жаркий след на ее коже. Она умоляла его остановиться, а потом обвила руками его шею и притянула его голову к себе, покрывая поцелуями. Она вновь и вновь целовала его, говорила, что он негодяй, и вздрагивала от наслаждения, когда он лас кал ее бедра. Его ласки становились все более интимными, все более требовательными.

– Ну же, кричи, – шептал он ей. – Кричи, если ты чувствуешь, что должна…

Она вскрикнула, когда он овладел ею, но его рот заглушил ее крик.

Сколько раз она мечтала вновь оказаться в его объятиях!.. Он ласкал ее, и она ощущала сладостное волнение, ожидание, облегчение. Затем он вдруг отодвинулся от нее, и ей стало холодно и одиноко. Но он вновь стал целовать ее лоб, щеки, грудь, бедра… Он осторожно перевернул ее, и его жаркие губы проложили огненную дорожку на ее спине. И снова она лежала на спине, и его отливающие серебристым блеском глаза оказывались над ее глазами, и она стонала от удовольствия, когда их тела сливались…

Проснувшись среди ночи, Кристин начала яростно корить себя за то, что изменила своим принципам. Ведь Коул участвовал в налетах Куонтрилла! Она чуть не плакала от ярости, от злости на него и на себя.

Остаток ночи она провела, повернувшись к нему спиной, и он не пытался дотронуться до нее. Утром Кристин ушла в свою спальню. За обедом она была вежлива, хотя ей хотелось кричать. Ее раздражало то, что ее брат и Коул беседуют о скоте, о делах на ранчо так, словно они старые друзья. Шеннон в разговорах с Мэтью не переставала восхищаться Коулом, он для нее был герой несмотря ни на что.

Но он же бушхокер! – хотелось крикнуть Кристин, но она не могла сделать это. Мэтью убил бы Коула, если б узнал.

Вечером, когда все расходились отдыхать, Мэтью поднялся наверх вместе с ними, и Кристин ничего другого не оставалось, как последовать за Коулом в родительскую спальню. Едва дверь закрылась, Кристин обернулась к Коулу. Он стоял так близко, что она могла чувствовать его теплое дыхание.

– Я ненавижу тебя, – проговорила она. Он долго молчал. Ей хотелось убежать, но она сдержалась.

– Сомневаюсь, Кристин, – произнес он, наконец. – Но если тебе так угодно думать…

Он снял с себя одежду и бросил там, где стоял. Потом лег в постель. Кристин осталась стоять неподвижно у двери. Он загасил лампу, а она все продолжала стоять. Потом, наконец, разделась и, оставшись в рубашке, робко прилегла на краешек кровати. Она знала, что Коул не спит, но он не сделал попытки дотронуться до нее. Так она лежала долго, пока сон не сморил ее.

Проснувшись, Кристин обнаружила, что ее рубашка соскользнула, открывая плечи и грудь, а Коул не отрываясь, смотрит на нее. Он подвинулся к ней медленно, очень медленно. При желании она могла бы убежать, но она лежала не двигаясь. Каждая клеточка ее тела была полна ожидания, желание наполняло всю ее, и, когда он накрыл ее своим те лом, она задрожала от восторга.

Она не знала, что сказать ему, как начать разговор. Быстро поднявшись с постели, она оделась, зная, что он не сводит с нее глаз.

– Где ты был? – наконец спросила она.

– В Ричмонде.

– Не с…

– Ты знаешь, что я не был с Куонтриллом. Ты видела мою форму.

Кристин пожала плечами.

– Некоторые из них тоже носят форму конфедератов.

– Я не был с Куонтриллом.

Кристин колебалась. Она стояла, теребя пуговицы. Коул встал и подошел к ней сзади.

– Ты долго у нас пробудешь?

– Еще неделю.

– Так же, как Мэтью, – пробормотала она.

– Так же, как Мэтью.

– И куда ты направишься теперь?

– В часть, где служит Малакай.

Она стояла в замешательстве. «Ты лжешь!» – хотелось ей крикнуть. Слезы навертывались на глаза. Она не знала, верить ему или нет.

Он повернул ее лицом к себе.

– Я специальный атташе генерала Ли, Кристин. Официально я в кавалерии. Я майор, но единственный человек, перед которым я в ответе, – это сам великий старик Ли. И по возвращении я постараюсь ему как можно точнее рассказать, что происходит там, где я был.

Кристин вскинула голову.

– И что же ты расскажешь ему?

– Правду.

– Правду?

– Да. Правду, как я ее вижу.

Какой-то миг они смотрели друг на друга.

Враждебность застыла в глазах Кристин.

– Мне очень жаль, Коул, – проговорила она. – Я не могу тебя простить.

– Черт возьми, Кристин, я никогда и не просил тебя об этом! – сказал он и отвернулся. Он хочет, чтобы я ушла, подумала Кристин. Закусив губу, она покинула комнату.

Весь день она избегала встреч с Коулом. За обедом была как никогда молчалива. Мэтью, обеспокоенный, спросил, не заболела ли она. Кристин ответила, что просто устала. Она рано пошла наверх в спальню.

Кристин разделась и легла в постель. Она лежала без сна и ждала. Когда Коул лег рядом с ней, она придвинулась к нему. В ту ночь, показалось ему, она была более страстной, чем всегда. Отдавалась ему с нежностью и отчаянием.

Так проходили день за днем, ночь за ночью, пока не настало время отъезда.

Коул и Мэтью стояли перед домом, готовые вскочить на лошадей, два человека, которых Кристин любила: один – одетый в серую, другой – в синюю форму. Оба красивые, молодые, оба уносили с собой частицу ее души.

Кристин молчала. Шеннон плакала и обнимала то одного, то другого. Кристин поцеловала и обняла брата, затем ей нужно было попрощаться с Коулом. Она вдруг подумала обо всех, кто погиб в эти дни и кто погибнет потом. Кристин не хотела отпускать Коула. Она не могла объяснить ему, не могла сказать, что ненавидит и любит его одновременно.

Она обняла его и страстно поцеловала. И они стояли так, задыхаясь от волнения, глядя друг на друга. Потом он вскочил на лошадь.

Шеннон и Кристин стояли и смотрели, как мужчины пожали друг другу руки. Один из них поехал на запад, другой – на восток. Коул – в Канзас, Мэтью – в Миссури.

Шеннон была готова заплакать.

– Они снова покинули нас, – вздохнула Кристин и прижалась к сестре. – Пойдем. Надо прополоть огород. Сейчас жарко, и работа будет не из легких. Мы и думать о них забудем.

– Мы будем о них думать, – возразила Шеннон. Глаза ее блестели от слез.

И это Шеннон, подумала Кристин, всегда такая непримиримая, категоричная. Она знала, если Шеннон даст волю слезам, то проплачет целый день.

– Ладно, пойдем работать.

Едва они принялись за прополку, как услышали приближающийся цокот копыт. Кристин обернулась в смутной надежде, что это возвращается Коул или ее брат. Шеннон ей что-то крикнула.

Неужели Зик? – мелькнуло в голове Кристин.

Но это был не он. Они увидели отряд юнионистов. Впереди скакал капитан в такой же форме, как у Мэтью. Перед домом они остановились, но не спешились.

– Кристин Слейтер! – позвал капитан.

Он, наверное, ровесник Мэтью, подумала Кристин.

– Да? – ответила она, подходя к нему.

Он неловко сглотнул.

– Вы арестованы.

– Что? – переспросила она, скорее удивленная, чем испуганная.

Его кадык смешно подпрыгивал.

– Да, мэм. Сожалею. Вы и ваша сестра арестованы по приказу генерала Хэллека. Я в самом деле сожалею, но нам велено арестовать всех женщин в округе, которые помогали Куонтриллу и его людям, оказывали им содействие.

– Помогали и оказывали содействие?! – вскрикнула Кристин.

Она начала смеяться так, что не могла остановиться.

– Возьмите ее.

– А ну-ка подождите! – крикнула с крыльца Далила.

Капитан покачал головой.

– Возьмите миссис Слейтер и ту, что помоложе, тоже.

Один солдат слез с лошади и потянул Кристин за руку. Она с силой вырвалась.

Молодой солдат беспомощно взглянул на капитана:

– Сэр…

– Мой брат в Армии Союза! – выкрикнула Кристин. – Моего отца убили бушхокеры, и вы арестуете меня за… за помощь Куонтриллу? Какого!..

Солдат снова протянул к ней руку, и она ударила его в живот. Шеннон закричала, Далила сбежала по ступенькам крыльца со скалкой в руках.

– Помоги нам Бог, – проговорил молодой капитан. – Мало нам мятежников, так Хэллек подкинул еще эту работенку с женщинами! – Он спешился и подошел к Кристин. – Возьмите же ее…

Двое солдат схватили Кристин за руки. Она со злостью посмотрела на капитана.

– Очень сожалею, мэм, – искренне проговорил он, затем ударил ее в подбородок, и она, как подкошенная, упала ему на руки.

Глава двенадцатая

– Какие же у тебя светлые волосы! Совсем белые! – Джозефина Андерсон восхищенно пропускала сквозь пальцы пряди волос Шеннон. Сама она была хорошенькой молодой женщиной с пухлыми щеками, улыбчивой и легко краснела. Но едва рядом оказывались янки, ее улыбка мгновенно гасла. Джозефину, последовательную конфедератку, и ее сестру Мэри взяли через несколько дней после ареста Кристин и Шеннон. Теперь все они делили угол в большой комнате на втором этаже ветхого дома в Канзас-Сити. Кристин прониклась искренней симпатией к сестрам, не смотря на их фанатизм. Их братом, как выяснилось, был не кто иной, как Билл Андерсон, тот самый Билл Андерсон, который сообщил Кристин о том, что Коул был некогда в отряде Куонтрилла.

Ну, так что же? Кристин с самого начала сообщила девушкам, что знает их Билли. Она также рассказала им, что случилось с ее отцом. Да, разумеется, ей бы хотелось жить в другой стране, где люди не разделены на два противоборствующих лагеря.

Слова Кристин удивили сестер, но они уважали ее право иметь свою позицию, даже если она и чужда им.

Когда было упомянуто имя Коула, Мэри отреагировала на это так же восторженно, как Шеннон.

– Ты действительно вышла за него замуж? – изумилась она.

Коул бывал у них, когда еще воевал в отряде Куонтрилла. Они не слишком много знали о нем, лишь то, что у него была какая-то тайна.

– Он очень скрытный, ну вы сами знаете, – сказала Мэри.

– А какие у него глаза… – Джозефина мечтательно вздохнула.

– Как жаль, что он покинул Куонтрилла! – с жаром проговорила Мэри. – Он бы уже наверняка очистил половину Канзаса к этому времени.

Кристин заверила их, что Коул по-прежнему служит в рядах Армии Конфедерации, в кавалерии, как и его братья. Затем Шеннон стала им рассказывать про Мэтью, и как он присоединился к Армии Союза после смерти их отца.

Ужасная трагедия, согласились Мэри и Джозефина.

– Удивительно, как он еще не стал джейхокером, – проговорила Джозефина. – Мне так жаль. Вы живете в Миссури, ваш брат – в синей форме, а муж одной из вас – в се рой. Как ужасно…

Понимание – вот что самое главное. Именно оно помогло женщинам найти общий язык и сблизиться.

Все лето генерал Юинг, командующий местным отрядом Армии Союза, держал женщин под арестом, чтобы их мужчины не могли прийти к ним за продуктами и одеждой. Власти не были к женщинам жестоки, их не обижали. Молодые офицеры вели себя сдержанно, несмотря на вспышки недовольства со стороны заключенных женщин. Их недовольство было вполне оправданно, если учесть условия, в которых их содержали: полуразвалившееся здание, готовое рухнуть в любой момент, скудная пища, антисанитарные условия… Да еще полнейшее бездействие.

Кристин отчаянно рвалась домой. Говорила, убеждала, что ее задержали напрасно, что ее должны отпустить. Тюремщики извинялись, неловко опускали глаза, но ничего не могли сделать. В конце концов, она смирилась.

Она чувствовала себя разбитой, сломленной. В первые недели после ареста ее часто тошнило. Кристин считала, что в этом виновата недоброкачественная пища. Но причина была совсем в другом, теперь она знала. Она беременна. В феврале будущего года она родит ребенка Коула. Это ее ошеломило. Хотя чему она удивляется? Если женщина спит с мужчиной, то у них вполне могут появиться дети.

Кристин сама не понимала, рада ли она своей беременности. Порой она лежала и мысленно бранила Бога, который допустил, чтобы ее ребенок появился на свет в то время, когда родные могут быть смертельными врагами, когда убийство и кровопролитие – обычное дело.

Порой ночью Кристин дотрагивалась до своего еще плоского живота и представляла себе, каким будет ее ребенок. И в эти мгновения, хотя и злилась на Коула, хотя и считала, что он такой же негодяй, как Зик, она знала, что любит его. И хотела его ребенка. Маленького мальчика с такими же, как у Коула, блестящими серыми глазами. Или девочку. А возможно, ребенок будет со светлыми, как у нее, волосами и голубыми глазами… На кого бы ни было похоже ее дитя, ему судьбой уготовано быть красивым. Кристин верила в это.

Ребенок Коула… Она мечтала взять его на руки. Мечтала увидеть Коула, все рассказать ему.

Но временами она начинала мучиться сомнениями. Возможно, Коул не обрадуется известию. Вероятно, он захочет развестись с ней, как только кончится эта война, с горечью думала Кристин.

Ну и пусть. Ей это не важно. Она хотела ребенка, хотела его растить и любить и хотела, чтобы он жил в мирное время. Война не может длиться бесконечно. И ей все равно, кто победит. Главное, чтобы кончилась война. Чтобы ее ребенок мог смеяться и бегать по полям, смотреть на солнце и радоваться его теплу.

И больше всего Кристин хотела, чтобы он родился дома. Не дай Бог, если он появится на свет здесь, в этом ужасном месте.

Кристин оторвалась от письма, которое писала брату, с просьбой сделать что-нибудь, чтобы освободили ее и Шеннон. Другие три женщины в комнате развлекались, представляя, будто бы собираются на бал.

Джозефина только что уложила волосы Шеннон в затейливую прическу.

– Шеннон, право же, ты выглядишь очень мило!

– Благодарю вас, мэм, – жеманно ответила Шеннон. Затем вздохнула. – Вот бы посмотреть на себя…

Мэри порылась под подушкой и нашла маленькое зеркальце.

– Вот, возьми, Шеннон.

Внезапно в комнате воцарилась тишина. Вошел капитан Элсворт, молодой офицер федеральных войск. Глаза женщин, полные тревоги, устремились на него.

Он обратился к Кристин:

– Миссис Слейтер, пройдите, пожалуйста, со мной.

Кристин быстро отложила бумагу и ручку, встала, нервно теребя юбку, попыталась сплести пальцы вместе, чтобы успокоиться.

Женщина средних лет окликнула капитана:

– Сынок, не топай ты так по этому полу! Уж больно он ветхий, провалишься еще, не приведи Господь!

Капитан Элсворт кивнул.

– Простите, миссис Тодд. Место это ужасное, я знаю, вот все собираюсь заняться ремонтом.

– А вы не утруждайте себя! – весело вставила Мэри Андерсон. – Просто скажите, что находиться здесь нельзя, и пусть отпустят нас домой. А еще скажите, что приедет мой брат и всех ваших командиров перестреляет.

– Да, мисс Андерсон, – сказал капитан Элсворт. – В том-то и дело, что ваш брат уже приходил убить нас всех. – Он вежливо поклонился. Затем взял Кристин за локоть и вывел из комнаты. Они сошли по шаткой лестнице вниз к двери в кабинет майора. Кристин с волнением смотрела на Элсворта. – Все в порядке, миссис Слейтер. Майор Эмери хочет поговорить с вами.

Капитан отворил перед ней дверь. Прежде Кристин не встречалась с майором Эмери. Это был высокий, плотного сложения человек, с вьющимися густыми седыми волосами и пышными усами. Из-под широких бровей смотрели спокойные голубые глаза. Он кажется добрым человеком, подумала Кристин.

– Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Слейтер. – Кристин молча села. Майор знаком отпустил капитана Элсворта и улыбнулся Кристин. – Могу я вам предложить чаю, миссис Слейтер?

– Нет, благодарю вас. – Кристин выпрямилась, напоминая себе, что, каким бы добродушным он ни казался, он для нее захватчик.

Майор снова улыбнулся и откинулся на спинку стула.

– Миссис Слейтер, я всячески стараюсь получить приказ на освобождение вас и вашей сестры.

У Кристин вырвался возглас изумления. Майор Эмери продолжал улыбаться. Он подался вперед.

– Боюсь, это займет несколько дней.

Кристин и Шеннон находились здесь уже почти три месяца. Разве еще несколько дней имели значение?

– Это благодаря моему брату? – спросила Кристин. – Мэтью узнал, что мы здесь? Я не хотела ему поначалу сообщать, чтобы он не волновался за нас, идя в бой, но как раз сейчас я писала ему…

– Нет-нет, миссис Слейтер. Я ничего не получал от вашего брата.

– Понимаю, – с горечью пробормотала Кристин. – Наконец-то вы пришли к заключению, что женщина, чей отец был убит людьми Куонтрилла, вряд ли станет оказывать содействие врагам. В этом причина? Майор Эмери покачал головой.

– Нет. Этому содействовал ваш муж, – спокойно ответил он.

– Мой муж? – подозрительно взглянув на него, переспросила Кристин. – Майор, ведь я здесь из-за того, что вышла замуж за Коула Слейтера. Ведь мне никто не верит, что он уже больше не с Куонтриллом.

Майор Эмери встал и посмотрел в окно. Затем повернулся к Кристин:

– А сами вы верите этому, молодая леди?

– Что? – Она почувствовала, что лицо ее заливает краска.

– Верите ли вы ему сами?

– Ну… конечно! – кивнула она, хотя это было вовсе не так.

Эмери снова сел и улыбнулся.

– Я знаю одно: вы должны верить вашему мужу. Полностью верить.

Кристин растерянно смотрела на майора.

– Держу пари, что знаю вашего мужа лучше, чем вы, миссис Слейтер. По крайней мере, кое в чем.

Кристин сжала губы под его насмешливым взглядом. Майор неплохой человек, решила она, обходительный, по-отцовски заботливый, но сейчас, похоже, развлекается, играя с ней.

– Майор…

Он посерьезнел.

– Коул Слейтер был военным. Он учился в Уэст-Пойнте вместе с Джебом Стюартом. Вы знали об этом?

Да, он что-то об этом говорил Шеннон. Шеннон, а не ей.

– Да, я знаю, что он был военным. Майор Эмери кивнул.

– Коул Слейтер был одним из самых многообещающих молодых кавалеристов, каких я когда-либо знал. Он воевал в Мексике, был со мной на Западе. Особенно он проявил себя в делах с индейцами – храбро воевал с ними и, что еще важнее, умел вести с ними переговоры. И еще он умел договариваться о сохранении перемирия. А потом началась эта война.

– И он вышел в отставку, – пробормотала Кристин.

– Не сразу. Он вышел в отставку только после того, как сожгли его дом и убили жену.

– Убили его жену? – Кристин так и подскочила. Майор заботливо усадил ее на место. Затем присел на стол и, скрестив руки на груди, посмотрел на нее с доброй улыбкой.

– Я так и полагал, что вы могли не знать этого. Коул скрытный человек. Молчаливый… Он был офицером Армии Союза, когда Южная Каролина вышла из Союза. Но это не имело значения для джейхокеров. Он был миссурийцем. Джим Лейн издал приказ, где говорилось, что любой, кто нелоялен к Союзу, должен быть убит. И джейхокеры Джима Лейна поспешили. Они устроили налет на его дом и сожгли его. В это время Коул объезжал округу. Его жена была красавицей, настоящей красавицей. Славная, милая девушка родом из Нового Орлеана. Она выскочила из дома, и эти бандиты набросились на нее. Но она умела стрелять, Коул научил ее. Она пристрелила нескольких бандитов. Коул как раз возвращался домой, когда увидел ее бегущую к нему навстречу. Какой-то негодяй выстрелил ей в спину… Когда Коул приблизился к ней, она уже умирала. Она ждала их первенца. Говорят, была на пятом месяце. Конечно, раз убили его беременную жену, то решили и его прикончить. Коула серьезно ранили и бросили умирать, но он крепкий орешек. Он выжил.

– И тогда он присоединился к Куонтриллу, – прошептала Кристин. – Ей не хватало воздуха. Перед ее глазами вставала страшная картина горящего дома Коула, она почти чувствовала запах дыма, слышала крики его жены. Внезапно ей стало нехорошо, к горлу подступила тошнота.

– О Господи! – выдохнула она.

Майор Эмери крикнул, чтобы принесли воды.

К ужасу Кристин, ее вывернуло наизнанку. Майор Эмери, как истинный джентльмен, положил ей на лоб мокрое полотенце и настоял, чтобы она выпила стакан чая с молоком, что бы успокоить боль в животе. Когда они снова остались одни, он спросил ее:

– Вы ждете ребенка, миссис Слейтер?

Она уныло кивнула.

– Теперь я абсолютно уверен, вы не должны здесь больше оставаться. Я не верю, что Коул Слейтер все еще с Куонтриллом. Хочу, чтобы вы знали, мэм, что я считаю наших джейхокеров такими же мерзавцами, как и бушхокеров. Все они просто убийцы. А Коул не убийца. Думаю, он присоединился к Куонтриллу только для того, чтобы найти человека, который устроил налет на его ранчо. Только для этого. Но его нелегко найти, потому что он вышел в отставку вместе с Лейном. А Лейн, черт подери, сенатор. Но этот человек, спаливший дом Коула, вернулся в Канзас и так же, как Лейн, разбогател, и в его подчинении много людей. Коул понял, что ему не добраться до этого типа, даже с Куонтриллом. И еще он понял, что Куонтрилл – убийца. Теперь Коул в регулярной армии, это точно.

Кристин отхлебнула немного чаю и кивнула. Боль захлестнула ее. Она была несправедлива к Коулу, забыла обо всем, что он сделал для нее, после того как Билл Андерсон сказал ей, что Коул участвовал в рейдах Куонтрилла. Ей отчаянно захотелось снова увидеть его. Обнять. Заставить забыть хоть на мгновение то, что случилось с ним.

Война делает людей жестокими. Кристин знала, что война ожесточила и ее. Что уж говорить о Коуле? Теперь, как никогда раньше, она с новой силой осознала жестокую реальность: он не любит ее и никогда не полюбит. Единственная любовь в его жизни – его первая жена.

– Миссис Слейтер?

Кристин взглянула на майора.

– Да… да, я думаю, он в регулярной армии. Так… так он говорил.

Вдруг майор нахмурился и поднял глаза к потолку.

И тогда это началось. Кристин почувствовала, как задрожал под ней пол.

– Гром и молнии! – Майор Эмери вскочил на ноги, перепрыгнул через стол и стащил Кристин со стула. Затем распахнул настежь дверь и прижал к косяку испуганную женщину, закрывая ее своим телом.

Внезапно отовсюду полетели доски, и клубы пыли наполнили комнату. Кристин услышала страшные крики. Здание начало оседать.

– Шеннон! – закричала Кристин. – Шеннон! – Она попыталась вырваться из рук майора, но не смогла. Он держал ее слишком крепко. Грохот продолжался, доски, куски штукатурки летели со всех сторон. Внезапно прямо перед Кристин, сорвавшись сверху, упала женщина. Кристин бросилась к ней.

Это была Джозефина Андерсон, и Кристин сразу поняла, что она мертва. В широко рас крытых глазах застыла смерть.

– Джо! – Кристин дотронулась до еще теплого тела и закрыла смотрящие в одну точку глаза. Потом взглянула вверх в образовавшуюся дыру.

– Шеннон! – позвала она, глядя туда, где еще недавно были коридор и лестница. Рыдания и крики звенели в воздухе. – Шеннон!

– Миссис Слейтер! Вы должны помнить о вашем ребенке! – убеждал ее майор.

Но Кристин не слушала; спотыкаясь, она пробиралась среди обломков досок. Она нашла Мэри Андерсон, скорчившуюся под завалом. Разобрав доски, Кристин наклонилась над девушкой и нащупала пульс. Мэри была жива.

– Джо? – открыв глаза, позвала она.

– Это Кристин, Мэри. Все… все будет хорошо. – Она сжала руку девушки и огляделась. – Здесь нужна помощь! – крикнула Кристин, чувствуя, как ее душат слезы. Где же Шеннон?

Подбежали несколько молоденьких медсестер. Кристин отошла, когда они склонились над Мэри. Откуда-то снаружи доносился звон колоколов и громкий цокот копыт.

– Миссис Слейтер! – Майор Эмери не отходил от Кристин.

– Шеннон!

Из кучи обломков торчала чья-то рука. Кристин начала разгребать доски. Женщина под ними была мертва. Кристин зарыдала и отвернулась.

– Кристин! – раздалось внезапно откуда-то сверху.

Молодая женщина подняла глаза. Шеннон, мертвенно-бледная, висела, уцепившись за доску, которая раскачивалась и, казалось, вот-вот оторвется.

– Шеннон! Держись! Еще немного, совсем немножко…

Раздался треск – это хрустнула доска. Ноги Шеннон болтались над самой головой Кристин.

– Держись!

– Нет, мисс Маккайи, теперь прыгайте! Не бойтесь, я поймаю вас.

Это был капитал Элсворт. Он оттолкнул Кристин и протянул руки к Шеннон.

– Ну же, прыгайте! Пожалуйста, пока доска не обломилась.

Если это произойдет, Шеннон рухнет на частокол досок, торчащих из пола, все это понимали.

– Шеннон! Черт возьми, где твое мужество? Прыгай! – закричала Кристин.

– А и, правда, два раза не умирать!

Шеннон разжала пальцы и упала прямо в объятия капитана Элсворта – тот, не удержавшись на ногах, постарался приземлиться на более или менее расчищенный участок пола.

– Надо уходить отсюда! – закричал майор Эмери. Он схватил Кристин и потащил ее из разрушенного дома. Капитан Элсворт с Шеннон на руках последовал за ними. Когда все наконец оказались на улице, Кристин и Шеннон, рыдая, бросились в объятия друг друга.

– Джо…

– Джо погибла, – тихо проговорила Кристин. Сестры взглянули друг на друга и вдруг поняли, как им повезло, что они остались живы. И снова они обнялись со слезами на глазах, прислушиваясь к крикам и стонам вокруг. Из дома выносили женщин, некоторые из них были живы, многие ранены, а некоторые… мертвы.

Неделю спустя Кристин и Шеннон находились в доме Бетти, сестры капитана Элсворта.

Кроме Джозефины Андерсон погибли еще четыре женщины. По слухам, Билл Андерсон пришел в бешенство и просто рвал и метал, когда узнал о гибели сестры. Многие конфедераты говорили, что генерал Юинг специально приказал, чтобы женщин разместили в ветхом строении, где неминуемо должна была случиться катастрофа. Мало того, генерал Юинг издал общий приказ номер десять, предписывавший всем женам и детям бушхокеров выселяться из штата Миссури.

В этот вечер майор Эмери отправился в маленький дом на окраине города вместе с капитаном Элсвортом. Между Шеннон и молодым капитаном явно возникла симпатия, и Кристин не препятствовала этому. Капитан нравился ей. Спокойный, начитанный, неизменно вежливый молодой человек. Шеннон исполнилось восемнадцать, она уже достаточно взрослая женщина и может иметь собственное мнение.

Хотя оба, капитан и майор, были, как всегда, любезны, Кристин чувствовала, что случилось что-то плохое. Майор вызвал ее на крыльцо. Он смотрел на луну, вертя свою шляпу в руках.

– Вчера Куонтрилл напал на Лоренс в штате Канзас.

– О Господи! – охнула Кристин.

– Там была страшная кровавая резня, – мрачно продолжал майор. – Почти весь город сровняли с землей. По меньшей мере, сто человек убито… одного двенадцатилетнего мальчика застрелили за то, что на нем была юнионистская форма. Куонтрилл потерял только одного из своих людей – Ларкина Скэгса, в прошлом баптистского священника. Он так напился, что не смог уйти с Куонтриллом. Один индеец нашел его и застрелил, потом уже те горожане, что остались живы, разорвали его на куски. – Майор Эмери помолчал немного. – Что же это происходит? Мы не лучше дикарей.

Кристин хотелось сказать что-нибудь, утешить его. Она знала, много хороших людей испытывали такое же отчаяние. Но она не могла придумать, что ему сказать.

Он повернулся и прикоснулся к шляпе, отдавая Кристин честь.

– Вы свободны, молодая леди. Я постараюсь проследить, чтобы вас и вашу сестру доставили домой с охраной.

– Но как…

Усмешка скривила его нижнюю губу.

– Кто-то связался с вашим братом, и он поднял всех на ноги, дошел до самых верхов. И потом…

– Что – потом?

Он пожал плечами.

– Видите ли, Кристин, я знаю Коула. И много людей в кавалерии его знают, нам прекрасно известно, что никакой он не преступник. Но другие по-прежнему считают его бандитом. Однако сейчас ходят слухи, что Коул, услышав о вашем с Шеннон аресте, разозлился невероятно. Люди боятся, что он нагрянет и разнесет весь город, чтобы освободить жену. Так что я решил, будет лучше, если я отпущу вас.

Кристин долго молча смотрела на него. Потом поцеловала его в щеку:

– Спасибо вам.

– Когда увидите Коула, передайте ему привет от меня. Скажите, что нам его недостает. Я никогда не встречал человека, который был бы лучшим наездником или стрелял так же хорошо, как он.

Кристин кивнула.

– Спасибо. Большое вам спасибо за все.

– Будьте с ним рядом. Вы нужны ему. Кристин печально улыбнулась.

– Он не любит меня. Он женился на мне лишь для того, чтобы защитить.

– Любовь приходит разными путями, молодая леди. Дайте ему немного времени. Эта война когда-нибудь кончится.

Он снова прикоснулся к шляпе и ушел.

Чтобы отомстить за нападение на Лоренс, генерал Юинг издал общий приказ номер одиннадцать, который предписывал почти всем жителям Миссури покинуть свои жилища. Этот исход был ужасным, самым ужасным зрелищем из тех, какие довелось Кристин видеть с самого начала войны. Бедные фермеры вынуждены были бросать то немногое, что имели; тех, кто отказывался покидать насиженные места, расстреливали. Майор Эмери отправил Кристин и Шеннон домой, сдержав свое обещание, потому что ранчо Маккайи принадлежало Мэтью – солдату Армии Союза.

Молодой лейтенант, который сопровождал их, ужаснулся, увидев эвакуацию жителей штата. Он даже сказал Кристин, что это одна из самых жестоких мер, какие он знал.

– Эта война никогда не кончится, – угрюмо проговорил он. – Мы, похоже, сами не даем ей кончиться. Мирные жители должны покинуть свои фермы, а потом, когда они уйдут, сюда нагрянут бушхокеры и разграбят все, что здесь останется!

Именно так все и вышло, Кристин в этом сама убедилась. Когда они вернулись на ранчо и жизнь начала входить в свое обычное русло, Пит часто приходил к ней вечером и рассказывал, что видел, как горит очередной фермерский дом, или же находил забитый скот – верный признак, что там побывали налетчики и поживились чужим добром.

В середине сентября пришло письмо от Мэтью. Он хотел взять отпуск, чтобы навестить их, но ему никак не удавалось. Мэтью писал:

«Мятежники в худшей форме, чем мы. Думаю, может быть, к Рождеству я смогу вы рваться домой. В маленьком городке Геттисберге в Пенсильвании было сражение[28]. Говорят, там творилось что-то страшное, но генерала Ли сумели остановить и вынудили отступить к югу. С тех пор появилась новая надежда, что война может кончиться. Некоторые считают, что южан поставят на колени, но они не знают южан. Я не могу представить твоего мужа, Кристин, на коленях, и еще я никогда не забываю, что сам из Миссури. Я молюсь, чтобы война кончилась. Вчера я видел, как умирал мой приятель от дизентерии. Похоже, совсем не обязательно воевать, чтобы погибнуть на этой войне. Джону Мэплу, которого ранило в последнем бою, ампутировали ногу. Морфия нет, в качестве анестезии – виски. Его крики невозможно было выносить. Люди гибнут в страшных мучениях от ран.

Прости, Кристин, я снова говорю о вещах, которые не предназначены для женских ушей, но ты моя сестра. Не могу нарадоваться, что вы с Шеннон снова дома. Все, кто слышал об этом несчастном случае в Канзас-Сити, были в ужасе. Я холодел при одной только мысли, что вы могли погибнуть, и с волнением ждал известий от вас.

Как я уже сказал, мятежников сильно потрепали. У них хорошие генералы, но им не кем заменить погибших. Я пишу тебе, зная, что ты, наверное, волнуешься за своего мужа. Если ты не видела его, не думай о худшем. Просто ему, вероятно, не дают отпуск. Они отчаялись удержать Вирджинию, и, возможно, теперь он на Востоке».

Кристин отложила письмо брата и устремила взгляд в окно. Когда в следующий раз она увидит Коула? И увидит ли вообще? Участвовал ли Коул в Геттисбергском сражении? Об этом сражении постоянно говорили в Канзас-Сити. Там погибло чудовищно много людей. Кристин регулярно просматривала списки убитых, искала его имя и не находила. Однажды она чуть не лишилась чувств, наткнувшись на сообщение об убитом Слейтере, потом увидела, что это был Сэмюэл Слейтер из Южной Каролины, а не Коул.

Нет смысла сидеть у окна и ждать, Коул от этого не вернется. Не вернется, как бы ей ни хотелось. Каждую ночь она оставляла на окне зажженную лампу в надежде, что он, подъезжая к дому, издалека увидит огонек. Но она знала, что ему было бы очень трудно прорваться домой. Юнионисты установили жесткий контроль над этой территорией. Почти всегда где-то поблизости находились их патрули.

Каждый вечер Кристин стояла на крыльце и ждала. Все напрасно.

Но одной сентябрьской ночью…

Весь день не было и намека на ветер, однако к вечеру погода переменилась, и шары перекати-поля начали подниматься от земли.

Сначала Кристин подумала, что ей просто показалось. Однако звук повторился. Она научилась слушать. Надо только закрыть глаза. Она вдруг почувствовала, как дрожит дощатый пол под ее ногами.

Кристин выскочила во двор. Цокот копыт приближался… Одинокий всадник…

Она вбежала в дом: нужно взять один из шестизарядных кольтов Коула или винтовку. Заняв выжидательную позицию, Кристин вскоре почувствовала, что продрогла насквозь на ветру, стоя босыми ногами на холодной земле, в одной только тонкой ночной рубашке.

И вот она увидела лошадь, увидела всадника, и радость охватила ее, она не могла поверить собственным глазам.

– Коул!

– Кристин! – Коул осадил лошадь и быстро спрыгнул на землю. Он нахмурился, увидев ее, но она подбежала к нему, смеясь, и бросилась в объятия.

Коул почувствовал ее, мягкую, свежую, чистую, такую, о которой он мечтал, какой представлял себе. Дорога домой выдалась для него долгой, трудной и опасной. Он скакал много дней, стараясь не столкнуться с патрулем юнионистов.

Но теперь Кристин в его объятиях. Не нужно никаких вопросов, никаких ответов. Она с ним, шепчет его имя. Ее шелковистые волосы рассыпались по его рукам. Она прижимается к нему, такая женственная, такая нежная. Коул чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он втянул в себя воздух, ее тонкий запах. Его сердце бешено забилось, по телу пробежала дрожь.

– Кристин…

Она обвила его шею руками и поцеловала. Она целовала его, изголодавшись, устав ждать, страстно, как только может целовать влюбленная женщина. Когда его язык проник в ее рот, она, обмякшая, вдруг ослабев, упала на его руки. Он долго смотрел в ее глаза, блестевшие, как голубые сапфиры в лунном сиянии.

– Что ты здесь делаешь?

– Жду тебя.

– Ты же не могла знать, что я приеду.

– Я всегда жду, – ответила она и робко улыбнулась.

Коулу показалось, будто земля ускользает из-под его ног, и он сильнее прижал ее к себе.

– Когда я услышал, что ты в Канзас-Сити, все рвался приехать к тебе. Но Малакай и Джейми остановили меня. Затем я узнал, что рухнуло то здание, где тебя держали под арестом, и почти в то же время узнал, что тебя отпустили…

– Не говори ничего! – Она прижала палец к губам. Снова улыбнулась. Теперь ее улыбка была радостной, сияющей. – Все хорошо. Мы дома. Шеннон и я – мы дома, и ты тоже вернулся домой.

Нет, это не его дом, хотел, было возразить Коул, но понял, что сейчас не время. Он гладил ее по голове, погружая пальцы в ее волосы. Затем поднял на руки и перенес через порог, не отрывая глаз от ее лица.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они оказались в спальне. Коул вспомнил о своем коне. Добрался ли он до поилки? Впрочем, если и нет, то этому животному доводилось коротать и более трудные ночи в пути.

Сейчас Коула занимала только женщина, которую он держал в своих объятиях, только сладость возвращения домой.

Он опустил ее на пол. Дрожащими пальца ми расстегнул пуговицы на ночной рубашке, и она соскользнула к ногам Кристин. Он смотрел на нее и хотел, чтобы этот момент запечатлелся в его памяти навсегда. Ее глаза блестели. Улыбка звала.

Он коснулся ее.

Ему захотелось запомнить ощущение, которое вызывала кожа Кристин, и он снова и снова дотрагивался до нее, восторгаясь ее мягкостью и шелковистостью. Желание росло в нем. Перевернув Кристин, он стал целовать ее спину, гладить руками ягодицы. Он хотел целовать и чувствовать всю ее, упиваться дивным и родным запахом… Кристин выдохнула его имя с такой страстью, что он схватил ее и отнес на кровать.

Она, задыхаясь от страстного желания, шептала ему, как хочет его, как он ей нужен; она судорожно помогала ему скинуть одежду. Мягкая, как пух, нежная, как бриз, чувственная, как земля, она дотрагивалась до него, гладила и любила его. И, наконец, они слились в единое целое, мужчина и женщина…

Всю эту ночь она ощущала, как свежий ветер любви разгоняет все ужасы страшного мира, унося ее на облаках счастья. Разлука и ожидание сделали свое дело, и первые часы, проведенные вместе, были оглушительными для них обоих. Утолив голод долгого ожидания, они ласкали друг друга теперь медленнее, нежнее.

И ночь окутывала их своим темным покрывалом.

Кристин не знала, сколько раз за эту ночь он овладевал ею, не знала, спала ли она, но Коул всегда был рядом. Она понимала лишь, что, сколько бы она ни прожила, сколько бы времени ни прошло, она никогда не забудет эту красоту желания, возникшего между ними.

Забрезжил рассвет.

Кристин лежала в объятиях Коула, раздумывая, как ему сказать о своей беременности. Не заметил ли он этого сам, ведь у нее уже немного изменилась фигура. Но нет. Она улыбнулась: ему, наверное, нужно, чтобы она совсем растолстела, только тогда он заметит. Едва она открыла рот, он заговорил сам. Война – вот что волновало его.

– Самая большая потеря – это Джексон Каменная Стена. Ли мог бы взять Геттисберг, если бы не потерял Джексона. Первое сражение Ли без Джексона. Господи, как мне недостает этого человека!

– Шшш… – прошептала Кристин. Она провела пальцем по лицу Коула и почувствовала его напряжение и боль.

– А Морган… Помоги, Господь, Моргану. Он должен спастись. – Коул покачал голо вой. Затем повернулся к Кристин, снова обнял ее и зарылся лицом в ее волосы. – Как я могу рассказывать тебе эти вещи? Ты столько сама перенесла, столько видела ужасов. Этот кошмар в Канзас-Сити…

– Там многие погибли, так страшно… – проговорила Кристин. Потом улыбнулась и добавила: – Но майор Эмери был очень добр ко мне.

Внезапно Коул весь напрягся и похолодел.

– Эмери?

Она не поняла внезапной перемены, произошедшей в нем.

– Да. Он сказал, что вы служили вместе до войны. Он…

Коул сел.

– Что – он? – потребовал Коул. Кристин не ответила, и он с силой схватил ее за плечи. – Что – он?

– Перестань! Ты делаешь мне больно! – Кристин вырвалась из его рук. – Он рассказал мне о твоей жене.

Коул вдруг улыбнулся. Улыбка получилась невеселая.

– Понимаю, – тихо сказал он.

– Что ты понимаешь? – спросила Кристин.

– Ничего, Кристин, ничего. – Отбросив в сторону покрывало, он встал и начал подбирать свою разбросанную по полу одежду.

– Коул!

Он влез в брюки, натянул рубашку. Не обращая внимания на Кристин, сел и принялся надевать сапоги. Она нахмурилась, когда поняла, что он надевает полностью всю униформу. Он бы не делал этого, если бы собирался остаться.

– Коул, ты ведь не можешь вот так уехать?

Он встал. Потом кивнул. Выражение его лица было, как никогда, серьезно. Коул приподнял ее голову за подбородок.

– У меня было только пять дней. Три из них я пробирался сквозь заслон федеральных войск. Нужно молиться, чтобы обратный путь занял меньше времени. – Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. – Ты очень красивая, Кристин, – пробормотал Коул. Но он был уже далеко от нее. Очень далеко.

– Коул… – выдохнула она. У нее заныло сердце. Ей столько нужно было ему сказать, но теперь все это уже не имело значения. Она его чем-то обидела. Но чем, она понять не могла. – Коул, я не понимаю…

– Кристин, я не хочу твоей жалости. Не хочу. Это бесполезно. Я гадал этой ночью, что же было между нами. Ведь когда я уезжал в мае, ты была со мной просто вежлива. Можешь ненавидеть меня, если хочешь, но, ради Бога, только не жалей!

Ошеломленная, она застыла, глядя на него, стараясь сдержать слезы, готовые хлынуть из глаз.

– Я думал о том, чтобы тебе с Шеннон перебраться в Лондон, пока здесь все не кончится. Я имею некоторое влияние на Куонтрилла, но боюсь, моего влияния на янки маловато. Это опасное место…

– Уходи! – проговорила Кристин.

– Кристин?..

– Возвращайся к своим проклятым конфедератам! – выкрикнула она. – Я уже сталкивалась с янки и благодарна им, они были со мной поразительно вежливы.

– Кристин…

– Мне и здесь хорошо! Клянусь! Нам здесь хорошо.

Он постоял молча, потом накинул мундир на плечи и надел шляпу.

– Кристин…

– Ты уберешься отсюда или нет? Тебе не нужна моя жалость, ты хочешь моей ненависти! Ну, так получай ее! Уходи!

– Как знаешь, Кристин!

Он снова подошел к кровати и прижал ее к своей груди. Она хотела вырваться, хотела сказать ему, что готова и в самом деле возненавидеть его. Но он снова покидал ее, снова уходил на войну. А она боялась войны. На войне слишком часто убивают…

И она ответила на его поцелуй со всей страстью, какую испытывала к этому человеку. Она старалась запомнить каждое свое ощущение. Ведь он снова уходит…

Потом он оторвался от нее, глаза их встретились, и он очень медленно и бережно уложил ее на кровать.

Они не сказали друг другу ни слова. Он легко поцеловал ее в лоб и вышел из комнаты.