Все дело в кепке

Глава третья

И вот поход начался. «Нет, все же наши люди в булочную на такси не ездят, — смеялась над собой Ленка, ожидая такси, которое опаздывало уже на час. — Почему нельзя было доехать до Машкиного дома на метро? Ну почему?! И как мне пришла в голову идея начать поход с такси! И уж не знак ли это, что не надо мне никуда ехать?»

Ленка была слегка помешана на вещих снах и знаках судьбы, видя их буквально во всем. Это «буквально все», как правило, оказывалось простым совпадением. Хотя именно эти совпадения и мнимые знаки привели Ленку в Крым в первый раз. Как же это случилось? А вот как…

— Илья, привет. — От неожиданности Ленка больше ничего не могла из себя выдавить, почти сбив с ног бывшего мужчину своей мечты на самой оживленной улице Москвы, да еще и в самое странное время — в полдень рабочего дня.

— О, здорово! А ты что тут делаешь? — так же, как и Ленка, оторопел Кораблев.

Они оба проглотили языки — даже стандартных «хорошо выглядишь» и «созвонимся» не последовало.

Когда через три дня они так же неожиданно встретились в «Седьмом континенте» на окраине города, потеря дара речи усугубилась. Словарный запас исчерпался на третьей минуте, язык жестов — на четвертой. «Интересно, что хочет мне сказать судьба? Ведь мы не виделись с ним около года», — рассуждала Ленка. Судьба в тот момент ничего не ответила, но организовала им еще одну встречу, и с третьей попытки ей удалось свести этих двоих дольше, чем на три минуты. Со стороны это выглядело как настоящее свидание: они шли, чуть ли не за руки держась, по Ботаническому саду, разглядывая деревья и смеясь. Кораблев поведал Ленке, что вскоре собирается в Крым: пройтись по горам, вдоль побережья — в общем, в поход. Как бы между прочим сообщил, что идет один, и поинтересовался, любит ли Ленка ходить. Ходить Ленка любила, а еще она, кажется, до сих пор любила Кораблева.

Целый день пробродив, они расстались, как и всегда расставались, — молча. А через два дня Ленка сделала то, чего не делала уже целую вечность, — позвонила Кораблеву.

— Возьми меня с собой в поход, а? — выпалила Ленка на одном дыхании. Она безумно хотела пойти в поход с мужчиной своей мечты! Собственно, в фантазиях двух последних дней она туда уже сходила, и ей понравилось. Она не боялась отказа, она была в нем уверена на сто процентов. «Просто надо убедиться и не мечтать понапрасну», — успокаивала она себя.

— Хорошо, пойдем, — ответил Кораблев с такой готовностью, будто давно уже ждал этого вопроса. — Надо встретиться, все обсудить.

«Хорошо, пойдем» — так просто! Ленка не поверила своим ушам, но переспросить не решилась. Она места себе не находила от счастья, которое буквально распирало ее изнутри, заставляло бежать на улицу, улыбаться незнакомым людям. «Я уже забыла, как приятно просыпаться счастливой», — радовалась она по утрам, улыбаясь своему отражению в зеркале. Но, как известно, буйная радость вкупе с безудержным восторгом отнимает массу сил. Через несколько дней Ленка устала непрерывно радоваться и вернулась к анализу знаков судьбы. «Теперь ясно, зачем судьба сводила нас, — чтобы отправить в поход. А вот зачем она решила нас туда отправить?»

На этом воспоминании ее прервал телефонный звонок.

«Такси подано, не прошло и года». Зато прошло уже полтора часа.

Выбившись из запланированного графика, серебристый «ситроен» с тремя девушками и собакой на борту ровно в полдень выехал из Москвы.

С тихой истерикой вспоминая свой опыт дальних переездов и перелетов, Ленка, мягко говоря, опасалась предстоящей дороги общей протяженностью тысяча шестьсот километров плюс непредсказуемая российско-украинская граница. И очень зря опасалась! Дорога была чудесной. Все, включая собаку, буйно радовались тому, что «а дороги-то в России хорошие!». Средняя скорость их передвижения редко опускалась ниже ста километров. «Это гордость за российские дороги меня так окрыляет», — смеялась Машка, и никого особенно не удивило, когда буквально через шестьдесят километров пути им помахал полосатой палочкой доблестный гаишник. Сто рублей — и путь продолжается.

— Машка, а как ты им деньги предлагаешь? Тебе, вообще, не противно взятки давать? — Ленку начинало мучить чувство гражданской ответственности.

— «Как, как» — совершенно обычно, по обстоятельствам. И я не взятки им даю, я за свой комфорт плачу. Я ведь даже и не знаю, как и где надо по правилам платить штрафы.

— Но ведь ты нарушала не их личные правила, — не унималась Ленка, — а правила, установленные государством.

— Да какая разница, все равно государство деньги не на то тратит, а гаишник, может, подарок ребенку купит на эту сотню, — вступилась за права гаишников на «хлеб насущный» Люда.

— В общем, мне все равно, кому я плачу. Главное, чтобы все было быстро, — резюмировала Машка.

— Не знаю, есть в этом что-то глубоко неправильное, — вздохнула Ленка.

— Ага, ты у нас известный борец за права государства и «вообще», — возмутилась Машка. — А где логика в этом и рациональность? Ты же даже диски пиратские не покупаешь, хотя это дешевле и удобнее, чем лицензионные.

— Да, не покупаю, — с гордостью ответила Ленка. Она была принципиальна в своей беспринципности, поэтому особенно дорожила теми немногими принципами, которые все же не нарушала. Среди них было и «никогда не покупай пиратскую продукцию, уважай авторские права».

Поехали дальше, не сбавляя скорость. Как результат, с милыми гаишниками приходилось периодически общаться, и когда накопленная цена приятного общения достигла восьмисот рублей, Машка решила: «Баста! Соблюдаем скоростной режим». Остальные с готовностью поддержали ее в столь благородном решении. Это оказалось даже забавным — следить за знаками, резко снижать скорость и поражать гаишников своей законопослушностью, при этом тихо злорадствуя.

Через полдня пути очень захотелось есть, а найти на трассе Москва — Белгород ни ресторана с официантами в «белых рубашечках», ни даже «Макдоналдса» не удалось. Поэтому Машке пришлось практически переступить через себя и отобедать в придорожной кафешке, которая прошла строгий отбор: не пластиковые столики, многоразовая посуда, нет мужиков в маечках. И все же Машка была неумолима — кафешка получила твердый «неуд». Ленке с Людовиком (так все звали Люду) понравилось — вкусно и дешево, официантки милые. А мухи и пыль на столах — ну так, а что вы хотели, сударыня, в пяти метрах от трассы, где до ближайшего города по сто километров в любую сторону.

К границе подъехали ровно в полночь. Никакой шестичасовой очереди, которой так пугали на всех автомобильных интернет-форумах, не было. И хотя украинские пограничники работают еще медленнее, чем просто не спеша, на переход границы ушло не больше часа. Все подивились чувству юмора украинских пограничников, пограничники тоже подивились, когда на фразу: «Средство самообороны, я вижу, взяли» — Машка бойко ответила: «Ага, у нас топор в багажнике». — «Вообще-то я про собаку», — ошарашенно ответил пограничник.

— Вот мы и за границей! — объявила Ленка.

За границей было темно и страшно. Освещения на трассе резко поубавилось, как поубавилось и указателей. Их будто не было вовсе. Потом, правда, выяснилось, что указатели все же имеются в должном объеме, только висят они либо уже за поворотом, либо старательно замаскированы деревьями. Благодаря этому украинскому приколу девушки и собака посетили славный город Харьков, который должны были объехать стороной. Харьков им понравился! Настолько понравился, что они проехали по центральной улице туда-сюда три раза. Проехали бы и четвертый, если бы не доброжелательный мальчик-харьковчанин, который в буквальном смысле слова вывел их из этого Бермудского треугольника.

— Эх… ма-а-альчик, — демонстративно вздохнула Ленка, когда «ситроен» вернулся на заданный курс.

— Ты ж не любишь мальчиков, а предпочитаешь дядечек предпенсионного возраста, — съязвила Машка.

— Это из ленкомовской «Женитьбы Фигаро», Машка, — с сожалением о том, что никто «не понял и не оценил», вздохнула Ленка.

Украинская ночь становилась все темнее и страшнее. Усталость и сон накатывали, девчонки становились злыми, раздражаясь друг на друга и завидуя собаке Динке, которая мирно сопела и храпела на заднем сиденье. По счастью, в багажнике были обнаружены запасы противоядия против «сна и нытья». Может, «Red Bull» и не окрыляет, но точно поднимает настроение, отгоняет сон и вдыхает второе дыхание. Выпив по баночке, девчонки окончательно развеселились и поехали практически с песнями и плясками. При этом твердо решив «не кормить чужих гаишников», сдержали слово. «Тем более они не гаишники, а «даишники». И вообще, их вроде как упразднили», — заметила Люда.

На рассвете предательский сон все же почти вырубил Ленку. К жизни ее вернули несмолкающая трескотня Машки и удар чем-то легким по голове. После этого Ленка решила вернуть к жизни Люду, которая мирно спала на заднем сиденье в обнимку с мягкой Динкой. Способ был выбран более человечный, чем удар по голове: Ленка просто заговорила с Людой. Та проснулась на удивление быстро. «Может, так принято на Востоке», — подумала Ленка. Ленка, вывернув шею на сто восемьдесят градусов, начала расспрашивать Люду про восточную культуру, традицию чаепития и айкидо, про все то, что так интересовало Люду. Ленку это не интересовало ни капли, но ее интересовал сам процесс задавания вопросов человеку про то, что он любит больше всего.

Чтобы взбодриться утром, кто-то пьет кофе, кто-то делает зарядку, кто-то спит до обеда и бодрится уже днем. А у Машки был другой способ: она выбирала что-то, что ей не нравится, и начинала на это что-то изо всех сил злиться. Этим утром Полякова решила позлиться на «засорение великого и могучего русского языка». Она была лингвистом по образованию и яростным борцом за чистоту русского языка по призванию. Ленка зачем-то взялась ей возражать, хотя с самого начала было ясно, что дело это гиблое.

— Нет, Ленка, ну как вы с Людой разговариваете? — заводилась Машка. — У вас в речи сплошные «прикольно», «круто» и «зашибись».

— Ну и что в этом плохого?

— Как — что? Это же слова-паразиты!

— Слова-паразиты — это «вот», «типа» и «как бы», — вздохнув, начала отстаивать свое право на свободу лингвистического самовыражения Ленка. — Эти слова, как ты заметила, я не употребляю. А слово «прикольно» несет совершенно конкретную смысловую нагрузку. Ты ее, видимо, просто не понимаешь.

— Да, не понимаю и понимать не хочу, — не на шутку разбушевалась Полякова.

— А еще я иногда говорю «ехать на метре» и «ходить в пальте», — не унималась Ленка.

— Нашла чем хвастаться! Я вообще не понимаю, как тебя только в этой газете держат с таким русским языком!

— Во-первых, не газета, а журнал. Во-вторых, ты что, Полякова, и правда думаешь, что пишу я так же, как говорю?

— Боюсь, что примерно так ты и пишешь, — раздраженно ответила Машка.

— Представь себе, Машка, по-другому! Более того, с разными людьми я по-разному разговариваю.

— Не очень верится, — продолжала подстрекать Машка.

— Ну, если бы ты почитала мои тексты, то поверилось бы. Правда, Машка, почитай. Кстати, некоторые находят их гениальными. — Сама Ленка тексты свои гениальными не считала, но такое лестное мнение редакторов и читателей ее забавляло.

— Не, Ленка, не буду я ваш журнал читать, он же про политику. Я политикой не интересуюсь, меня это не касается.

— Ну да, Шерлока Холмса тоже не касалось, что земля круглая, но есть в этом какая-то ограниченность, — вздохнула Ленка.

Люда признавала Машкин авторитет, особенно в деле лингвистики, поэтому сначала молчала, а потом еще долго напрягалась изо всех сил, чтобы следить за языком. Ни Машка, ни Ленка никаких авторитетов не признавали. Поэтому они бы, наверное, так и спорили и вызвали бы друг друга на дуэль, если бы не появились так знакомые Ленке пейзажи. Машина подъезжала к Судаку.

У Ленки в животе начали летать бабочки. Она выпрямилась по стойке «смирно» на переднем сиденье — чтобы видеть дальше.

— Старикова, сядь нормально! — скомандовала Машка. — Ты мне боковое зеркало загораживаешь, ничего не вижу, что сзади творится.

— Зачем тебе смотреть назад? Мы же вперед едем, — пошутила Ленка.

Полякова шутку не оценила и продолжала что-то бубнить про то, что «пешеход никогда не поймет водителя, и наоборот».