Ты меня никогда не прогонишь:
Не отталкивают весну!
Ты меня и перстом не тронешь:
Слишком нежно пою ко сну!
Ты меня никогда не ославишь:
Мое имя — вода для уст!
Ты меня никогда не оставишь:
Дверь открыта, и дом твой — пуст!
— Ты полегче, Первенцева, полегче. Не напрягайся…
Константин Иннокентьевич вытер вспотевшую лысину и вновь нахлобучил на лоб неизменную бейсболку.
Ирина только зыркнула на него и пружинисто уперлась ногами в полотняное покрытие тренировочной дорожки.
Предатель! Глазки так и бегают…
Думает, она не понимает, что у него в голове вертится единственная осторожная мыслишка: как бы поделикатнее намекнуть, чтоб не рассчитывала на сборную, не отнимала у тренера драгоценное время и внимание — их надо уделить более перспективным…
В инвалидки зачислил! Надо же! А ведь как сладко пел: наша гордость… наша надежда… юная звезда…
Теперь с другой звездой возится… Ирина наметанным глазом сразу определила, что отныне место фаворитки занимает шестнадцатилетняя Вика Соболева.
Что ж, у нее даже имя позволяет надеяться на рекорды… Виктория — победа. Да еще Соболева… Так и видится царственная мантия, подбитая белоснежным мехом с черными кисточками…
Хищный маленький грызун… Рановато показываешь зубки…
Противно слышать, с какой отеческой заботой он дает ей наставления:
— Викуся, резче выпад… Полшага назад… Так…
Не выдержал, подбежал к Вике и положил свою руку поверх ее на рукоятку рапиры.
— Финт, финт… укол!
Ирина покосилась на них и тут же молниеносно проделала то же самое. Тонкая звенящая сталь только тихо взвизгнула, рассекая воздух…
Рука моментально заныла. Резкое движение отозвалось болью в месте перелома.
Проклятие! Как трудно смириться с тем, что тело подчиняется с трудом, недовольно напоминая о травмах. А кажется, так легко… ведь каждая мышца еще помнит привычные движения…
Ирина подавила желание обхватить ладонью ноющую кисть и понянчить ее. Вместо этого она независимо подтянула потуже короткий задорный хвостик и откинула назад челку.
Нога тоже болит. Трудно удержаться долго в полуприседе. А раз трудно, то именно этим она и займется.
Не расслабляться! Не горбиться! Спину ровно! На губах улыбка!
Со стороны казалось, что чемпионка страны Первенцева скользит по покрытию легко и непринужденно. Упор, поворот, наклон, выпад…
А мелкие капельки пота, выступившие на лбу и носу, вполне объяснимы июльской духотой. И покрасневшие щеки с брызгами веснушек — это от жары.
Рановато списали в резерв! Посмотрите все, как грациозно изгибается тонкий стан, как стремительно взлетает в молниеносном выпаде рука, как точно и экономно, без лишних суетливых движений перемещается Ирина по дорожке…
Смотрите и завидуйте! Есть что-то, чего не выработаешь в себе никакими тренировками. Оно врожденное. Эта энергичная резкость, это удовольствие от борьбы присуще всем рожденным под огненным знаком Овна.
Правда, астрологи часто изображают Овна несущимся вперед с повернутой назад головой, символизируя этим то, что стремление действовать опережает здравое размышление.
Вот и Ирина постаралась выбросить из головы все мысли, мешающие сосредоточиться на главном — на преодолении резкой ноющей боли, на укрощении и покорении собственного тела.
А думать ей было над чем. Необходимо как можно скорее разобраться в своих отношениях с Владимиром. И с Андреем. И объяснить это дурацкое недоразумение…
Но мысли скакали в голове, опережая друг друга, и ни на одной из них невозможно было сосредоточиться. Кроме одной, самой главной: я вам всем докажу!
Ирина стиснула зубы и ловко повернулась на больной ноге, бросив быстрый торжествующий взгляд на Константина Иннокентьевича.
Ага! Проняло! Неподдельное изумление в маленьких цепких глазках.
Фаворитка Соболева застыла на месте и тоже смотрит на Ирину. По-детски пухлая нижняя губка у нее упрямо закушена. Такая ни за что не расстанется с отвоеванным под солнцем местом.
— Встань в пару! — велел тренер.
Вика с неудовольствием поплелась к Ирине.
Для чего Костику вздумалось устроить им спарринг? Чтобы унизить ее? Ведь Первенцева непревзойденная рапиристка. Вике ли тягаться с ней?! Или, напротив, он хочет показать Ирине, что ее шанс безвозвратно упущен? После таких травм ее «уделает» даже девчонка… Поди разбери, что за мысль шевелится под этой бейсболкой в лысой, как шар, голове…
А Первенцева встретила соперницу холодным голубым прищуром. Костик ждет, что она откажется от схватки? Что заноет просительно: нет-нет, я просто хотела немного размяться… Мне не под силу сразу такие нагрузки…
Не дождется!
Он еще секунду выжидал, глядя на замерших друг против друга девушек.
Они деловито проверили датчики, забросили за спину контрольные шнуры и опустили на лица сетчатые маски. Обе по-кошачьи изогнутые, в одинаковых серебристо-белых костюмах, обтягивающих напряженные икры. И обе — на поводочках, подключенных к электронному табло, словно две марионетки. А он их повелитель…
Две пары глаз напряженно смотрят на него из сетчатых прорезей масок. Только в Ирининых — решимость, а в Викиных — растерянность.
Взмах руки — и белые фигурки пружинисто присели, ощетинившись тонкими рапирами. Выпад — отскок. Финт, поворот и снова выпад…
Соболева пропустила один укол. На табло замигала лампочка.
Ответный выпад — и такой же сигнал зажегся у Первенцевой.
Ирина бросила быстрый взгляд на табло — и Вика тут же воспользовалась секундной заминкой, чтобы нанести еще один укол.
Еще не хватало проиграть схватку этой малолетней выскочке!
Для Ирины не было разницы: тренировка это или соревнования — каждый поединок, словно последний бой.
Она упрямо набычилась, чувствуя, как внутри поднимается знакомое чувство азарта. И злость. Не та, которую осторожно называют «спортивной», а обычная женская злоба… И стоящую перед Ириной соперницу необходимо было уничтожить.
Константин Иннокентьевич усиленно делал вид, что этот бой — обычная тренировка, крутился вокруг Вики с советами, подсказывал под руку, пытаясь предугадать Иринину реакцию на долю секунды раньше.
Все пристойно: чемпионка натаскивает перспективную ученицу. Вот только счет пока не в пользу чемпионки…
…Ирина вдруг вспомнила, как несколько лет назад Константин Иннокентьевич уговаривал ее перейти под его патронаж, бросив прежнюю тренершу Тамару Степановну.
Ну что ж, все наказуемо… Ирина предала тогда Тамару, а теперь Костик готов предать ее.
Еще бы, чемпионат мира на носу, а претендентка явно не успеет восстановиться. О чем говорить, если даже юниорка очевидно сильнее…
От неосторожного движения ногу свело пронзительной болью, так, что даже в глазах потемнело.
Ирина еще не успела осознать эту боль, как уже рванулась вперед, в кромешную тьму, наугад, туда, где за мгновение до этого маячил гибкий белый силуэт соперницы.
Звонок… еще один… опять звонок…
Она наносила стремительные уколы один за другим, не чувствуя сопротивления, даже не понимая, коснулся ли кончик рапиры контрольного щитка на груди Соболевой.
И только резкий выкрик тренера, почему-то, как в боксе, выпалившего:
— Брек!
Ирина продолжала наступать, тесня Вику за край дорожки.
— Назад! Стоп! Хватит!
Константин Иннокентьевич метнулся ей наперерез, словно пытался грудью защитить свою юную ученицу.
Наконечник рапиры уткнулся во что-то мягкое, и тонкая сталь изогнулась, накрепко ухваченная сильной ладонью.
— Ослепла, Первенцева?!
Он тяжело дышал, сверля Ирину тяжелым взглядом, а за его спиной жалась испуганная Вика.
Если бы он знал, как близок был к истине…
Глухая тьма перед глазами перешла в зыбкий серый свет… нет, это серая футболка Костика, натянутая на объемистом животе…
Ирина рванула с лица маску и оттянула тугой ворот костюма.
Ноги подкашиваются, а по телу струится холодный липкий пот… Кажется, сейчас она потеряет сознание…
Только не здесь. Удержаться хоть минутку… Дойти до раздевалки…
Шаг правой ногой… теперь левой… Надо глубоко дышать и думать только о том, что делаешь.
Еще шаг… Сколько их до дальнего угла спортзала, до двери, за которой длинный коридор к душевым и раздевалкам…
Ирина сцепила зубы и скомандовала себе: «Иди, да поживее! Слабачка! Да не дрожи ножонками, смотреть противно!»
Она терпеть не могла слабость, ни чужую, ни свою собственную. За это недостойное чувство она люто ненавидела хлипкое существо по имени Ирина Первенцева. Это существо не имело к ней ни малейшего отношения…
Дверь… прохладный темный коридор… Здесь уже можно схватиться руками за стену, помогая подтягивать непослушные ноги…
Последним усилием воли Ирина рванула на себя дверь раздевалки и рухнула на мягкий кожаный диванчик. И сейчас же все закружилось перед глазами, поплыло в дурном хороводе, будто с похмелья…
— Ирина! — Тренер деликатно стукнул в дверь.
Она не ответила, и тогда он нахально вперся в раздевалку без приглашения.
— Как не стыдно? — возмущенно забубнил он над ухом. — Нашла кому силу показывать! Загоняла девчонку…
— Сама напросилась, — безразлично выдавила Ирина.
И мир опять погрузился во тьму.
— Ну, как ты на это смотришь? — ласково и проникновенно спрашивал Константин Иннокентьевич.
— На… что?
Ирина открыла глаза и повернула голову. Тренер сидел рядом с ее диванчиком, оседлав стул, и ждал ответа.
Интересно, сколько она была в отключке? Похоже, Костик ничего и не заметил, распинался, думая, что Ирина его слушает.
Она обратила внимание, что машинально приняла позу «нирваны», классического расслабления для аутотренинга.
Да… мастерство не пропьешь…
Ирина усмехнулась и осторожно села.
— Я устрою так, что по старым зачетам, несмотря на то что ты пропустила Европу, нас возьмут в сборную на чемпионат мира…
— Ну…
— Что «ну»! — взорвался тренер. — Надо подавать заявку! Время-то идет!
«Ага! — злорадно подумала Ирина. — Переметнулся… Быстро же ты меняешь свои пристрастия… Ну как, хорошо я вас умыла? Получили? То-то! Вы еще увидите, кто такая Ирина Первенцева! Все увидите!»
А самое главное, это должен увидеть и оценить Владимир…
И у него обязательно будет такая возможность…
Ну что за идиотская ситуация?! Вечно я умудряюсь влипнуть в историю, оказаться без вины виноватой!..
Дурацкая жизнь! Дрянной характер!
Вот меряю теперь шагами свою крохотную квартирку и киплю от возмущения…
Да как он посмел?! Как он мог такое подумать?! По какому праву отказал мне в элементарной возможности объясниться?!
У каждого человека есть своя правда, своя точка зрения, свой взгляд на события. И я имею право ее высказать. Непременно. Иначе просто не должно быть!
А Владимир, как назло, не звонит. Не появляется, не интересуется мной… Он вычеркнул меня из своей жизни. Ему не интересны мои успехи, мои победы…
Да он даже сегодняшнюю «Спортивную жизнь», наверное, не просмотрел. Не увидел мою фамилию в списке сборной мирового чемпионата…
А ведь должен понимать, чего мне стоило вернуться на свое законное место, продолжить тренировки… Именно по его вине я не смогла попасть на европейский чемпионат…
Ну… пусть по собственной… если честно… Все равно…
Хоть бы позвонил…
А впрочем, у нас равноправие… С какой стати я должна ждать от него милости, снизойдет ли его светлость до беседы? Я вполне в состоянии сама позвонить. Раз мне хочется. Что тут такого?
И я решительно сняла трубку и набрала номер.
— Будьте добры господина Львова…
— Он на совещании, — сухо ответил мелодичный женский голосок. — Вы хотите передать информацию?
— Хочу, — с вызовом заявила я. — Передайте, что госпожа Первенцева ждет его звонка.
— Он вам обещал? Вы договаривались? Минуточку… я проверю… Нет, у меня ничего не записано…
— Так запишите.
— Хорошо… — секретарша помедлила. — Я напомню ему в шестнадцать десять. Вы по какому вопросу?
— По личному.
— Простите, видимо, вам лучше записаться на прием…
— Я сама решу, что для меня лучше, — отрезала я.
Хамство какое! Она мне будет советовать! Держите меня! Упасть и не встать!
И где он только откопал такую нахалку?.. Интересно, она симпатичная? Наверное, спит и видит, как бы обольстить своего импозантного шефа…
А он… он позволяет всякой финтифлюшке, которая только и умеет, что печатать на машинке да варить кофе, говорить со мной в таком вызывающем тоне…
Нет, он же на совещании… Если бы он слышал, то показал бы своей секретутке, как следует с людьми разговаривать…
А может, совещание только предлог? И он просто не хочет брать трубку… Скрывается? Прячется от меня? Трус!
Боится объяснений… Конечно… Стыдно небось за свое поведение. Теперь должен в ножках валяться и вымаливать прощение!
Только… почему-то он не торопится этого делать…
Надо успокоиться, а то я скоро взорвусь от возмущения, как кипящий котел. Лучше всего выпить чашечку кофе. Хоть и говорят, что кофе возбуждает, да и вообще вреден для спортсменов, я лично придерживаюсь другого мнения: подобное следует лечить подобным.
Но по закону подлости в доме ни единого зернышка, а в банке с растворимым — только жалкая пыльца на стенках…
Не хочу тащиться в магазин. Раз нет горячего кофе — тогда горячий душ.
Ну и пусть за окном асфальт плавится от жары! Только глупцы ищут облегчения в прохладе. А мудрые азиатские аксакалы в сорокаградусный зной прихлебывают из пиалушек обжигающий зеленый чай.
Льется вода, впивается в тело острыми иголками…
Как хорошо, что я все-таки выбросила ванну и устроила на ее месте стильную душевую кабину! Сердце радуется, когда со всех сторон начинают покусывать, пощипывать тонкие стремительные водяные фонтанчики: сначала крутой кипяток, потом ледяные до озноба, и снова обжигающие…
Дыхание перехватывает. Жар — холод, жар — холод, жар…
Струи такие тугие, что кажется — звенят… Еле слышно, но настойчиво…
Стоп! Да это телефон! Сквозь шум воды прорывается тихая заливистая трель…
Наконец-то! Это Володенька!
Я выскочила из душа и помчалась в комнату, оставляя на полу мокрые следы.
Ага! Не выдержал! Все-таки решился признать свои ошибки…
Или внял настойчивым напоминаниям секретарши? Зря я о ней плохо думала, она отлично справляется со своими обязанностями…
Надо было бы перевести дыхание, помедлить и сказать ленивым, отчужденным голоском:
— Алло… Это кто?.. Ах, ты… Не ждала…
Но я сообразила это слишком поздно, когда уже схватила трубку и выпалила, задыхаясь от бега и волнения:
— Это ты?!
— Я, — ответил чужой голос. И польщенно хмыкнул: — Соскучилась? Старая любовь не ржавеет…
Да кто же это?
Я секунду ошарашенно молчала. Может, номером ошиблись?
— Что молчишь? Дар речи потеряла? Надеюсь, от счастья?
Господи, Андрей… Вот уж кого я меньше всего хотела бы сейчас слышать…
Мое молчание он принял за согласие.
— И я соскучился… если честно… — Голос потеплел и дрогнул… — Через минуту буду. Нет, через тридцать секунд. Ты как раз успеешь дойти до двери.
Я не успела ничего возразить, даже не осознала толком, что он мне сказал, а в дверь уже звонили. Требовательно и настойчиво.
Всего лишь полгода назад я бы умерла от счастья, увидев Андрюшу, робко стоящего на пороге с букетом цветов и огромным шоколадным набором в руках.
Раньше вообще все было по-другому. Или я была глупой и неразборчивой, или мне просто льстило внимание «самого Галибина», от которого все наши девчонки были в диком восторге…
А мне нравилось, что холодный, надменный красавчик становится со мной пылким и страстным. Это была наша тайна, таким он был в моей власти, собственный, особенный… И я гордилась, что никто не подозревает, какие ласковые слова Андрей шептал мне ночью, бессовестно нарушая спортивный режим…
Тогда я совсем потеряла голову. Стоило только закрыть глаза, как я снова и снова чувствовала прикосновения его рук, ощущала на губах быстрые нетерпеливые поцелуи… Я с ума сходила. Казалось, ни у кого в мире не было такой неистовой любви, как у меня…
А вот поди ж ты! Вспоминаю, и даже ничто внутри не шелохнется. Было — и нет. И куда подевалось? Даже странно. Разве это все со мной происходило?
— Ты меня пустишь?
Андрей нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— А если нет?
— Почему?
— Потому что, — отрезала я и попыталась эффектно захлопнуть дверь перед его носом.
Андрей подставил ногу — молниеносная реакция — и оставил довольно большую щель, в которую протиснулся букет роз и больно уколол мне руку.
— Ай!
Он только этого и ждал. Я ослабила напор, и Галибин со всей силы навалился плечом на хлипкую фанеровку и ворвался в квартиру.
— Убери свой дурацкий веник! — прошипела я, слизывая выступившую на запястье капельку крови.
— Как прикажете, мадам. — Он швырнул розы в угол и обхватил меня за плечи.
Лицо его было близко-близко… Глаза сощурены, в них полыхал холодный яростный огонь.
— Пусти. Мне больно.
— Не ври. Я видел тебя на тренировке, ты уже вполне в форме…
— Для чего?
— Для всего…
Андрей явно стремился взять реванш за прошлый раз. Я и опомниться не успела, как он уже подхватил меня на руки и потащил в комнату.
А я только сейчас сообразила, что стояла перед ним совершенно голая, еще мокрая после душа… Получается, что сама спровоцировала. Какой же мужик не поймет это как приглашение к действию?
Опять влипла… и снова по собственной глупости… Ну хоть бы полотенцем прикрылась, халат накинула… А то выставилась на обозрение…
Хотя Андрей это уже сто раз видел. Мне и в голову не пришло, что его надо стесняться…
Только когда я поймала на себе знакомый жадный взгляд, увидела раздувающиеся, как у жеребца, ноздри, тогда пришел страх…
Не люблю чувствовать себя беззащитной! Такое ощущение, что вместе с одеждой с меня содрали кожу…
А Андрей нагнулся и слизнул с моего соска капельку влаги…
Странно, я даже не почувствовала возбуждения… Я не хочу его. Не хочу! И не буду! Ишь, ведет себя как хозяин! Пришел взять свое. Отложил на время за ненадобностью, как сломанную игрушку, а теперь явился забрать после ремонта… А что? Видимых дефектов нет, совсем как новенькая… Можно опять пользоваться…
Только забыл на минутку, дорогой, что я не игрушка, не вещь, я живая. И неплохо было бы у меня тоже поинтересоваться, нужен ли мне прежний хозяин?
— Ирка… — выдохнул он и потянулся к моим губам.
Ждешь сладостного поцелуя? Ну так получи!
Я с «готовностью» приоткрыла рот, а едва Андрей коснулся его — крепко впилась зубами прямо в оттопыренную нижнюю губу.
Ну как? Бешеная страсть, не правда ли?
Его короткого замешательства было достаточно, чтобы выскользнуть из его рук, подхватить с дивана плед и сорвать со стены рапиру.
— Не подходи!
— Ирка, с ума сошла?
Он двинулся ко мне, но наткнулся на выставленное вперед острие.
— Осторожно, — сквозь зубы предупредила я. — Я не шучу.
— Я тоже.
Красивое лицо исказилось и стало неприятным. Как хищник… Под ногами хрустнула раздавленная коробка с конфетами…
Андрей наступал, а я пятилась в угол, не находя в себе мужества кольнуть его по-настоящему.
А он дразнил меня, подзуживал:
— Ну что же ты? Давай, валяй… Проткни дырочку в любящем сердце…
Ну, сам напросился…
Я сделала резкий выпад, а Андрей молниеносно уклонился в сторону и перехватил ладонью мою кисть. То, что я левша, дало ему преимущество: ведь он действовал правой. Сжал со всей силы, крутанул, пальцы разжались, и рапира упала на пол… Ему плевать, что косточки только что срослись… Да ему вообще, по большому счету, на меня плевать… Я это вдруг поняла так ясно и четко, что стало смешно, как раньше не видела… Андрей всегда был эгоистом. А все остальное я просто нафантазировала, окружила его ореолом романтического героя…
— Скажи: «Да»… Или вместо чемпионата опять будешь гипс таскать…
— Сволочь!
Больно-то как! Но фиг тебе! Не уступлю!
Я сжала зубы и выдавила надменную улыбочку.
Он продолжал выкручивать руку и при этом смотрел мне прямо в глаза…
— Ну… Да?
— Нет!
— Ирка, прекрати… Я тебя сейчас изнасилую…
— Спасибо, что предупредил. Сила есть, ума не надо?
Он подтолкнул меня к дивану. Чтобы удержаться и не упасть, пришлось изогнуться всем телом, как акробатке.
— Имей в виду, — прошипела я, продолжая улыбаться, — если ты это сделаешь, я заявлю в милицию. И ты вместо чемпионата будешь нары полировать.
— Кто тебе поверит? Вся команда знает, что ты моя любовница, — усмехнулся он.
— Откуда?
— От верблюда.
Вот скотина! Я тешилась нашей «маленькой тайной», а он самодовольно растрепал всем, кому мог!
— А за клевету и распространение сведений, порочащих честь и достоинство, есть статья…
— Испугала! — хмыкнул он. — У тебя духу не хватит.
— Хочешь убедиться?
И тут опять зазвонил телефон.
Я быстро глянула на стенные часы: шестнадцать десять… Это Володя!
Откуда только силы взялись! Я рванула руку, упала на спину и обеими ногами резко толкнула Андрея в грудь. Вскочила с дивана и метнулась к телефону.
— Слушаю…
— Госпожа Первенцева? — раздался голос Володиной секретарши…
И тут Андрей сделал мне под ноги классический подкат и повалил на пол. Трубка осталась висеть на шнуре. Он схватил ее и быстро сказал:
— Перезвоните попозже. Мы заняты.
Короткие гудки сопровождали нашу борьбу… Начали с фехтования, заканчиваем татами…
— Скажи: «Да»… — прижимая меня к ковру, хрипло шепнул Андрей.
Зачем ему мое согласие? Он уже давно мог подавить сопротивление и добиться своего. Максимум, что он получил бы, — пара укусов да царапины…
— Я не люблю тебя. Нет!
— Ты нарочно… Несговорчивые женщины возбуждают… Хорошая игра… — бормотал Андрей.
И тут меня осенило: он ревнует! Как же! Собственность из рук ускользнула… Значит, Владимир произвел на него впечатление…
А я еще подлила масла в огонь:
— Я люблю другого.
— Кого? — Андрей скрипнул зубами.
— Ты видел…
— А… — процедил он. — Этого старичка?
— Он всего на десять лет старше тебя.
— Вот-вот, из папика уже песок сыплется…
Этого я стерпеть не могла. Полоснула ногтями по спине, как кошка…
Андрей охнул и еще крепче сжал меня.
— Говорят, у него денег много… Крутой… Продажная шлюха! — с ненавистью бросал он мне в лицо. — Ничего… меня устраивает… Пусть он тебя содержит, а я трахать буду… Хороший альянс…
Я изогнулась, вытянула вверх руку и схватила стоящую на журнальном столике вазу. Один удар по голове — и Андрей обмяк. Я отпихнула его и вскочила на ноги.
Ничего с ним не будет… Это просто шок… Не такой уж и сильный удар…
Почему-то стало жаль не Андрея, а вазу, расколовшуюся на несколько частей… Глупо…
Ее мне подарили на новоселье интернатские друзья… купили вскладчину, выбирая помассивнее, побольше, чтобы было куда ставить огромные букеты, преподнесенные будущей чемпионке…
Я оделась, собрала осколки — может, можно склеить? — и склонилась над бывшим возлюбленным.
Он не шевелился. Хотя тихое дыхание было ровным. Жив, и слава Богу… Я раздвинула пальцами густые каштановые волосы и осмотрела голову. Нет раны — едва заметная царапина… Нечего притворяться! Сейчас вылью тебе на голову холодной водички — живо в себя придешь!
Я принесла чашку с водой и полила Андрея. Безрезультатно…
Господи, что я натворила?! Руки задрожали, а зубы сами собой принялись выбивать мелкую дробь…
Он без сознания… Ну не убила же я его?! А если… Ведь сотрясение мозга может быть смертельным…
Когда мне надо срочно что-то решить, я совершенно перестаю соображать. Мозги превращаются в кисель… Совсем не то, что во время боя — там я реагирую молниеносно, даже подумать не успеваю…
Вот-вот… как показывает практика — думать вредно.
Я заметалась в поисках выхода: позвать соседей? позвонить в «Скорую»? вызвать милицию? И чем сосредоточеннее старалась «обмозговать», тем с большим ужасом убеждалась, что в голове ворочается вязкий клейстер из разрозненных обрывков мыслей…
А Андрей по-прежнему лежал на полу у моих ног…
Фу… надо освежиться… Может, тогда начну соображать лучше…
Я вышла на балкон и крепко сжала ладонями виски.
Что заставило меня оглянуться? Спортивный инстинкт? Еле уловимый шорох за спиной… молниеносный поворот… И что я вижу?
«Бездыханный пострадавший» осторожно меняет неудобную позу, поэффектнее заламывает руку… и встречается со мной взглядом…
Вот притворщик! Сволочь! Не по-мужски это — бить на жалость и испуг!
— Вставай! — громко велела я. — Хватит валяться. — И тут же окликнула появившуюся на соседнем балконе старушку: — Баба Вера, вы не зайдете ко мне на минутку?
— Зачем, Ирочка?
— Запах странный… Мне кажется, утечка газа, — на ходу сочинила я и тут же пожалела об этом, потому что соседка побледнела и всплеснула руками:
— Ты только спички не зажигай и свет не включай! Я сейчас…
Андрей понял, что разоблачен, и нехотя поднялся.
— Чем это у тебя воняет? — Он принюхался. — Ничего не чувствую.
— Тобой!
Андрей как ни в чем не бывало пожал плечами и прищурился:
— А ведь ты через меня перешагнула… Неужели ничего не дрогнуло, а?
— А ты думал, я буду рыдать у тебя на груди? — парировала я.
— Как же ты могла?
— А ты?
Он усмехнулся:
— А я привык добиваться победы любой ценой.
— Вот как?! — воскликнула я. — Представь себе: я тоже!
— Ну и чья взяла?
— Один — ноль в мою пользу, — заявила я, услышав спасительный звонок в дверь.
Ах, бдительная баба Вера… спасительница моя… Вслед за ней буквально через пять минут примчалась служба газа, а за ними, подвывая сиреной, две пожарные машины…
Андрей успел ретироваться, пока я объяснялась с газовщиками и пожарными, подписывала бланки вызовов, оправдывалась перед соседями…
А они толпились в моем тесном коридорчике и на лестничной площадке, громко обсуждая, что могло бы быть, если бы произошла утечка газа. Вспоминали случаи один страшнее другого, живописали жуткие картины разрушений…
А баба Вера, поняв, что поторопилась с вызовом, бочком-бочком — да и скрылась за своей дверью, предоставив мне одной расхлебывать эту кашу.
И только поздним вечером, выпроводив всех соседей и замыв в коридоре и на кухне грязные следы, оставленные ремонтной бригадой, я наконец-то смогла передохнуть.
Растянулась на диване, уставилась в потолок… Господи, как я устала!
Почему другие люди живут нормально, и только со мной вечно что-нибудь приключается?!
Вон Светка Зарубина из нашей сборной меняет кавалеров с поразительной легкостью, и хоть бы раз хоть бы кто-нибудь из них на нее обиделся, или начал мстить, или решил добиться силой…
Наоборот, крутятся вокруг нее: Светочка… конфеточка…
Самое смешное, что я попала в самую заурядную, тысячу тысяч раз уже повторявшуюся на земле ситуацию: банальный любовный треугольник… Он любит ее, а она другого… А другой ее?
«Любит!» — уверенно ответила я самой себе. Иначе и быть не может! А вот Андрей вряд ли…
Почему я так решила? Что-то внутри подсказало. Может, у меня наконец-то проснулась женская интуиция?
Все подруги замечали у меня ее отсутствие. Жалели, как будто это было физическим недостатком:
— Ах, Ириша, тоньше надо быть… Ты слишком прямолинейна, рубишь сплеча. В любви надо действовать ин-ту-и-тив-но… Это же игра…
А у меня все внутри протестует. Почему игра? Какая? Теннис или поддавки? Или поединок на рапирах?..
Да. Поединок. Так мне понятнее.
Я пропустила удар, допустила оплошность… Пускай не по своей вине, все равно… Значит, теперь моя очередь. Мой выпад!
Вот только трудно сражаться сразу с двумя… Стремиться к победе над одним и держать оборону от другого…
— Я сама!
Именно эта фраза была первой, которую сумела самостоятельно произнести годовалая Ириша.
В первый раз она поднялась на пухлые ножки и сразу же бойко протопала от дивана к трюмо, уверенно балансируя на ходу.
Позже мама уверяла, что Ириша, остановившись у зеркала, с удовольствием и некоторым вызовом посмотрела на свое отражение.
— Подумать только! Уже кокетка! — со смешком воскликнула мама.
А отец покачал головой.
— Не кокетка, а… победительница.
Он не мог простить маме того, что вопреки его желанию дочь назвали Ириной, а не Викторией или хотя бы Никой. А больше всего — того, что у него родился не мальчик, а девочка, такое, по сути своей, бесполезное существо…
Он терпеть не мог бантики, кружавчики и пестрые девчачьи тряпочки, всех этих кукол и плюшевых мишек, сопли, слезы и капризы…
Но Ириша, подрастая, не разочаровывала отца, а, напротив, убеждала в том, что не так уж и слаб женский пол, как ему казалось…
Вся ее недолгая жизнь протекала под этим изреченным в младенчестве девизом. Ей нравилось всего добиваться самой, она с упоением и необъяснимым упорством создавала себе трудности и тут же их героически преодолевала.
Наравне с мальчишками Ирина лихо карабкалась по железным перекладинам на детской площадке, в то время как послушные девочки мирно возились в песочнице. Она лазала по деревьям с ловкостью молодой обезьянки, а короткая стрижка и потертые джинсики делали ее похожей на мальчика.
Отец гордился, если после учиненной в песочнице бури возмущенные мамаши кричали ему:
— Уберите подальше вашего сорванца!
Именно отец купил Ирише детский пластмассовый набор, состоящий из красного щита с гербом и желто-красной гибкой шпажки…
Может быть, именно его отсутствие так тяжело переживалось Ириной после развода родителей.
Отец как бы подстегивал в Ирише это желание во что бы то ни стало быть первой во всем, а мама… Ей, наверное, уютнее было бы растить похожую на нее куколку, а не рыжую веснушчатую бестию, с которой нет никакого сладу…
Понемногу, незаметно, исподволь стремление выходить из жизненных передряг со щитом, а не на щите сменилось хладнокровным умением добиваться победы на дорожке спортивного зала.
Но это было лишь подобием тех настоящих битв, которые было бы суждено выиграть Ирине, если бы…
Она всерьез считала, что родилась слишком поздно.
Так сказать, не достигла единства времени, места и образа действия…
В мечтах Ирина видела себя отважным мушкетером, рыцарем меча и шпаги и ужасно злилась, что глупая судьба предназначила ей родиться в этом глупейшем женском обличье, в этом пошлейшем двадцатом веке, в этой лишенной рыцарских традиций стране…
Впрочем, женская сущность все-таки порой брала свое. Например, как и многие ее сверстницы, в пятнадцать лет Ирина начала писать стихи…
Но если девушки описывали робкое томление первого чувства, всякие там «розы — мимозы», рифмуя «кровь — любовь», то Иринин стихотворный опыт не пошел дальше задорного начала предполагавшейся поэмы. На поэму, впрочем, терпения не хватило.
— Эй, д'Артаньяны! Эй, мушкетеры!
Острее точите звонкие шпаги!
Вновь надевайте в раструбах ботфорты,
Рыцари мужества и отваги!
Время, постой, оглянись на мгновенье!
Время, прошу тебя, остановись!
Через века, сквозь все поколенья
Мне руку протягивает Арамис…
Здесь Ирино творчество запнулось. Предполагалось, что Арамис должен забрать ее с собой и сделать пятой в знаменитой четверке друзей…
Но как раз в это самое время на Ирину обрушилась лавина пылкой полудетской любви к… в общем, к одному мальчику… И он поневоле стал ассоциироваться и с образом Арамиса, и с образом отважного гасконца… И ей захотелось не сражаться рядом с ним, а… в общем, сами понимаете…
И детской, глупой, смешной стала казаться игра в мушкетерское братство, рыцарские повадки Федора-Атоса и ее собственная мальчишеская кличка д’Артаньян…
Ей было бы больше по душе стать… госпожой Бонасье…
Ириша восприняла это как оглушительный позор.
Подумать только! Ей захотелось… стать слабой!
Бедный мальчик не мог понять, отчего он вдруг стал объектом уколов и насмешек, отчего рыжая девочка записала его в свои злейшие враги…
А Ирина боролась с постыдным чувством, до блеска оттачивая виртуозное владение рапирой. Может быть, из этой борьбы и родилась ее первая победа на первенстве Москвы…
Но это была пиррова победа…
Коварный противник, скрывавшийся в ней самой, был повержен в прах, но прах оказался плотью и продолжал кровоточить… Зато Ирина поднялась еще на одну ступеньку, освоив новый этап науки побеждать.
А теперь ей предстояло одолеть следующую ступень. Она снова готовилась вступить в бой с любовью, только в этот раз Ирина собиралась биться на ее стороне. Она не будет лелеять свою слабость и ждать милостей, она должна отвоевать свое право, покорить этого неосмотрительного глупца: ведь только глупец мог не заметить ее чар и пренебречь, выбросить из сердца неотразимую Ирину Первенцеву.
О! К каждой битве необходимо тщательно подготовиться.
На этот раз ее помощницей станет не звенящая сталь, а тонкое очарование — самое сильное женское оружие.
А натолкнуло Ирину на эту мысль завалявшееся в сумочке глянцевое приглашение на презентацию какого-то очередного детища возглавляемого Владимиром фонда. Там была вписана ее фамилия, указано время и адрес, куда ей необходимо прибыть…
Ирина забыла об этом приглашении, она и не собиралась тащиться на «званый вечер», да и понятия не имела, как по такому случаю следует одеться. Ее излюбленный спортивный стиль явно не годится, а чувствовать себя белой вороной она не хотела.
Как учил великий полководец, не проигравший в жизни ни одного сражения, в нападении главное — внезапность. И непредсказуемость. Недаром же тащил он свою армию через альпийские вершины…
А Иринин «милый, дорогой, любимый, единственный» явно не ждет ее появления. Значит, внезапность обеспечена.
Ах, как здорово застать его врасплох…
К тому же Ирину терзали смутные подозрения, что здесь не обошлось еще без одной дамы…
Допустим, Владимир заподозрил треугольник… А кто поручится, что в отместку он не решил составить другой?
Ирина даже потерла ладошки в предвкушении схватки с неведомой соперницей. Пусть только попробует заявить свои права на Владимира! Полетят клочки по закоулочкам… Пожалеет, что столкнулась нос к носу с разъяренной рыжей кошкой…
Против обыкновения, в этот раз Ирина решила все тщательно обдумать. Во-первых, необходим соответствующий наряд. Она перебрала в уме всех знакомых девчонок и остановилась… на Вике Соболевой.
Да, у ее спортивной соперницы водились шикарные шмотки. Папаша работал в каком-то банке и баловал свое перспективное чадо. Но не идти же к ней на поклон?!
А почему бы и нет? Главное, не выглядеть просительницей, а сделать вид, что принимаешь одолжение…
Эта хитрость не была записана на скрижалях «науки побеждать», но ведь каждый последователь вправе внести в нее что-то свое.
Вика дар речи потеряла, когда увидела на пороге Ирину.
— Проходи… пожалуйста… — пробормотала она, отступая в глубь коридора…
Обратите внимание! Отступая! С первого же мгновения!
Вот почему надо приходить, а не приглашать к себе, — в самом соотношении позиций у входящего уже есть преимущество…
— Как тебе понравился наш спарринг, Викуля? — обезоруживающе улыбнулась Ирина, мельком оглядывая холл величиной со всю ее крохотную квартирку…
Обезоруживающе! Вика просто вынуждена была выжать ответную улыбку. Ирина, обогнув соперницу, прошла на полшага впереди. Впереди! Тоже важно, между прочим…
Вика еще не успела ответить, как Ирина уже благосклонно изрекла:
— Ты была великолепна! Очень выросла за последнее время…
— Правда? — обрадовалась Вика. — Ты так считаешь?
Ага! Ей таки ценно мнение Ирины…
— Выпад справа слегка слабоват был… — подлила ложку дегтя Ирина.
Главное — вовремя указать на ошибки с высоты своего положения…
— Да, я знаю… С левшами вообще трудно драться, — вздохнула Вика.
Ирина устроилась в мягком кресле и закинула ногу на ногу.
— Могу открыть один секрет. Никому не скажешь?
Вика затаила дыхание и замотала головой.
— Ты что?!
— Надо работать по диагонали. Ты встань перед зеркалом. Где у тебя слабая зона? А теперь взгляни на отражение…
— Я это знаю, — вздохнула Вика, — но не получается. Когда я помню, то стараюсь бить так, а в запале — по привычке…
— Между прочим, Линда Груэрман тоже левша. А она точно приедет на чемпионат…
Вика округлила глаза и прошептала с придыханием:
— Ты думаешь… я могу попасть в пару… с ней?!
Ирина безмятежно пожала плечами.
— А почему нет? Всегда надо готовиться взять более высокую планку. Ты ведь способная…
— Я думала, ты меня ненавидишь, — призналась Вика.
— Глупости! — Ирина махнула рукой. — На дорожке мы соперницы, а в жизни… Что нам делить?
— Нечего, — подтвердила Вика.
— В конце концов, мы за один клуб выступаем, за одну страну… — Ирина дала Вике возможность переварить пафос и добавила: — А в бою я всех ненавижу. И тебя. Без этого нельзя. Надо разозлиться…
— Ой, я не могу… — протянула Вика.
Она была в принципе добрая, никогда не знавшая проблем девочка. Кого ей ненавидеть?
— Представь, что я у тебя жениха увела, — посоветовала Ирина.
Вика засмеялась:
— Хорошо, в следующий раз постараюсь…
Она выжидательно посмотрела на Ирину. В самом деле, Первенцева ведь пришла не просто так? Не делиться же с ней секретами спортивного мастерства — это можно сделать и на тренировках…
— Да, чуть не забыла! — Ирина хлопнула себя по лбу и достала из кармашка джинсов сложенное вдвое приглашение. — Вот, пропадает. Возьми, может, тебе интересно?
Конечно, она рисковала. Вика могла запросто согласиться… Но… риск — благородное дело.
— Ой, презентация… — Вика двумя пальчиками небрежно развернула глянцевый билетик. — А что там интересного?
— Не знаю… Тусовка… Всякие важные люди… Говорят, нужно с ними общаться…
— Мне папашины нужные люди до смерти осточертели, — призналась Вика. — Он обожает меня по всяким тусовкам таскать… А ты сама почему не пойдешь?
В каждой дезинформации должна быть хоть доля правды. И Ирина честно сообщила напрямик:
— А мне не в чем.
— Как это? — обалдело уставилась на нее Вика.
— Ну, у тебя же по этой части есть опыт… Ты же видела, в чем там дамы щеголяют…
Вика приосанилась. Приятно чувствовать себя хоть в чем-то опытнее… Она сосредоточенно наморщила лобик.
— Все почему-то выбирают черное… И все одинаковые… Как на похоронах… Ну длинное, конечно… Лучше, чтоб плечи были открыты… А вообще, сплошь Диор и Карден…
— Не выношу инкубатора! — фыркнула Ирина.
— Я тоже! Вот посмотри…
Вика скрылась в глубине квартиры и через несколько минут вынесла на вешалке ярко-красное шелковое платье с открытой спиной и волочащимся шлейфом.
— Тебе нравится?
— Обалдеть! — искренне заверила Ирина.
— А меня папа так ругал… Ни разу не дал надеть… Говорит: «Дурак любит красное…» — пожаловалась Вика, радуясь, что хоть кто-то ее понимает.
— Да если бы у меня было такое — я никого бы не слушала!
— Правда? — Вика поколебалась, видимо решая, прилично ли это, и смущенно предложила: — А может… лучше ты возьмешь это платье и пойдешь в нем сама?
Ирина так «удивилась» предложению… Взяла из ее рук вешалку с огненным нарядом, приложила к себе, прошлась по комнате, искоса поглядывая в огромное зеркало… «посомневалась» для достоверности:
— Ты думаешь? А мне идет?
— На все сто! — с жаром заверила Вика. — Ты в нем прямо горишь вся…
— А смеяться не будут?
Очень важно, чтобы Вика почувствовала укол стыда, словно предлагала сопернице что-то заведомо неподходящее.
— Честное слово… Я бы и сама… Если б не папа…
— Ну ладно, — великодушно махнула рукой Ирина. — Когда-нибудь надо ломать стереотипы, правда?
А Вика уже стрекотала, уговаривая ее непременно взять наряд и самой отправиться на презентацию.
— Эти условности такая глупость! Тебе просто необходимо встряхнуться! Нельзя же всю жизнь прожить по режиму! А хочешь, можешь его вообще себе оставить… Я, наверное, все же не рискну надеть…
— Я отдам тебе за него свои командировочные…
— Не вздумай! Могу я сделать подарок?!
— С какой радости?
— А просто так! — Вика улыбалась легко и бесшабашно. — Почему обязательно нужен повод? Это тоже условности!
И Ирине поневоле стало ее немного жаль. Бедную девочку в золотую клетку загнали… Может быть, ее папаша тоже мечтал о сыне?
Видимо, есть у них что-то общее при всем резком различии судеб…
Может быть, они действительно могут стать подругами?
…Нет, Овну не свойственно загадывать так далеко. Овны привыкли действовать спонтанно.
Пока достаточно и этого, а дальше… видно будет…
И Ирина была довольна блестящим решением тактической задачи. А вот стратегия… она пока в тумане…
Главное — повергнуть в глубочайший шок сбежавшего без всяких объяснений возлюбленного, а там посмотрим… Как повернется… Как карты лягут… Важно сразу показать, что именно у нее в руках козырный туз.
И пусть это против правил игры — Овны умеют придумать свои правила. Иначе они не умели бы побеждать…
Наука наукой, но надеяться лучше на экспромт.
Хорошо, что у них с Викой примерно одинаковая фигура.
Ирина вертелась перед зеркалом, придирчиво оглядывая себя со всех сторон.
Все-таки Вика немного выше… И платье ее длинновато Ирине, шлейф волочится по полу, а узкий подол мешает при ходьбе — так и норовит угодить под носки лакированных алых туфелек.
Ну и пусть! Можно приподнять его двумя пальчиками, так даже эффектнее получится.
На алые туфли и такие же кружевные перчатки Ирина сама раскошелилась. Решила, что небольшая диета даже полезна. Ведь, честно говоря, Викино платье слишком плотно обхватывало талию, и это наводило на ужасную для всякой девушки мысль: она худее и изящнее, чем я! Кошмар!
Но не стоит думать, что Ирина с ног сбилась в поисках недостающих деталей туалета — ей всегда все само в руки плыло.
Ну и что из того, что все женщины проходили мимо этих выставленных в витрине кричаще-красных лодочек? Ну и что, что они презрительно посматривали на длинные, по локоть, кружевные перчатки?
Когда Ирина купила их, одна элегантная дама рядом с ней шепнула подруге:
— Боже, какой кошмар… Совсем нет вкуса…
— Интересно, где она их собирается носить? — хихикнула та, косясь на Ирину.
— Наверное, на карнавале…
— Балаган…
— Цирк… — наперебой изощрялись они в остроумии.
А Ирина с удовольствием соглашалась про себя: вот именно! Она там такой балаган устроит… Цирк, да и только…
Пожалуй, не мешало бы и в волосы добавить красное пятно… Хотя они и так горят на солнце нестерпимой рыжей охрой…
Роза! Вот что ей нужно! Наглая, распустившаяся роза, раскрывшая все лепестки, а не какой-то жалкий бутончик…
Она покосилась на стоящие в вазе розы, принесенные Андреем. Выкинуть их рука не поднялась — все же живые… Чем они-то виноваты?
Розы как раз успели за это время раскрыться до последней стадии, за которой уже следует увядание. Крупные кровавые лепестки развернулись до предела, едва удерживаясь у основания. Еще ночь — и они опадут вокруг вазы ровным, шуршащим слоем…
Ирина тронула один цветок — и он тут же стряхнул с себя пунцовое одеяние. Другой дотерпел только до примерки — и осыпал волосы пахучими лепестками… Зато следующий был еще крепок, мужественно перенес и косой надрез ножом, и закрепление в металлической заколке, и водружение посреди рыжих упрямых кудрей…
Впрочем, он немедленно отомстил за это — вонзил шипы рядом с виском и намотал на них перепутанные пряди. Шипы Ирина срезать не сообразила, а теперь было уже поздно: повторной экзекуции цветок не выдержит.
Наверное, это было несколько вульгарно… Ей бы кудри не рыжие, а смоляные — и вылитая Кармен. Причем не оперная, а опереточная.
А если честно, то Ирине ее вид нравился, и смутно шевельнувшиеся сомнения были тут же задвинуты в дальний уголок сознания. Кыш!
Солнце еще вовсю палило, припекало открытые плечи, а руки в перчатках моментально вспотели.
В шесть часов вечера жарким июльским днем москвичи разморенно брели с работы, мечтая о поездке за город, в тень и прохладу… И конечно, удивленно косились на странное чудо, на полыхающий пожар на краю мостовой, призывно вскинувшее руку, словно испачканную по локоть в красной краске.
Ирина с удовольствием добралась бы до цели на своем мотоцикле, но платье было очень узким. Будь оно пошире — и движение в центре Москвы было бы парализовано: все водители пялились бы на несущийся по магистрали огненный сгусток…
Ирина возбужденно предвкушала свое появление на презентации. Она явится, вся в огненном сиянии, ослепительная, как солнце…
Но все машины проносились мимо, и только один водитель наконец затормозил рядом и с усмешкой распахнул дверцу:
— Садись, рыжая, а то сгоришь…
Но он ошибался. Внутри у Ирины был леденящий холод… Особенно когда она, подбадривая себя, подошла к чинному швейцару у дубовых дверей. Холодный липкий пот намертво приклеил к телу платье, а ноги, и так едва семенившие в узком подоле, отказывались идти дальше.
Да, ей вдруг стало страшно. Каждый человек имеет право испугаться. Другое дело — как он будет действовать под влиянием этого страха.
Ирину это только подбодрило. Она дерзко вскинула голову, чуть прищурила глаза и посмотрела на неприступного величественного швейцара так, что он, секунду помешкав, распахнул перед ней входную дверь, даже не спросив пригласительный билет.
За дубовыми дверьми оказались стеклянные, и их охраняли двое молодых людей, под серыми костюмами которых угадывались могучие бицепсы. Наверняка бывшие спортсмены, переквалифицировавшиеся в вышибал…
Им Ирина протянула билет, не дожидаясь напоминания.
Ребята очень добросовестно относились к своим обязанностям и потому не только тщательно изучили тисненную золотом обложку, но и заглянули внутрь: все приглашения на нынешний вечер были именными.
— Первенцева… — протянул один из них. — Что-то знакомое…
— Может, мне паспорт показать? — фыркнула Ирина.
Один из парней что-то зашептал другому, но тот презрительно хмыкнул:
— Не может быть…
— Вы о чем? — как можно высокомернее поинтересовалась Ирина, а сердце в тревоге забилось: а вдруг Владимир велел не пускать ее? Вот позор-то будет!
— Вы к спорту отношение имеете? — осторожно поинтересовался мускулистый парень.
— Самое непосредственное. Я чемпионка России.
— Точно! Я же говорил! — обрадовался парень. — На шпагах.
— На рапирах, — надменно поправила его Ирина.
И они оба посмотрели на стоящую перед ними рыжую, нелепо выряженную крошку с нескрываемым уважением.
— Проходите, Ирина Владиславовна…
Стеклянные двери распахнулись, и ее плавно передали в ведение элегантного благообразного господина, исполнявшего роль мажордома. Он выслушал горячий шепот охранника, покосился на Ирину и сделал ей знак следовать за ним.
Она просеменила по мягкому ковру фойе, преодолела еще одну дверь и остановилась как вкопанная. В огромном залитом солнечным светом зале маленькими группками прохаживалась уйма людей. Мужчины в черных смокингах, невзирая на жару, туго затянутые у кадыков галстуками-бабочками под крахмально царапающими краешками воротничков. А дамы… Их было раз-два — и обчелся, однако все они, словно сговорившись, нарядились в бледно-жемчужные тона, а на открытых шеях крупными каплями блестели бриллианты и изумруды.
Как жаль, что у нее нет подходящих к случаю украшений… Только броская дешевая бижутерия… Хорошо, что ей не пришло в голову надеть сюда любимые рябиновые бусы, искусно имитирующие настоящие ягодки.
Все присутствующие одновременно повернули головы в ее сторону, словно там, где стояла Ирина, вдруг внезапно вспыхнул вощеный паркет и вверх взметнулся столб обжигающего пламени.
Мажордом стукнул об пол золоченым посохом (прямо как в королевском дворце…) и зычно объявил:
— Заслуженный мастер спорта по фехтованию, чемпионка России госпожа Ирина Первенцева!
Господи! Да прямо титулованная особа!
Интересно, это ему ребята охранники сообщили о ее званиях, или… или она все-таки есть в списке гостей и Владимир ждал ее?..
Ирина бегло обвела зал прищуренным взглядом — Владимира нигде не видно… Жаль, что он не был свидетелем ее триумфального появления… Ну что ж, подождем…
Господин Львов появился из боковой двери, галантно поддерживая под локоток крупную даму бальзаковского возраста.
Ирина моментально краем глаза отметила его присутствие, а также то, с какой почтительностью ее Владимир ворковал что-то даме на ушко.
— Кто это? — небрежно спросила она у стоящего рядом молодого человека.
Надо сказать, что вокруг Ирины уже собралась стайка восхищенных мужчин, наперебой оказывающих ей знаки внимания: один подносил бокал с шампанским, которые разносили гостям юркие официанты, другой предлагал тарталетки на фуршетной тарелочке, третий пытался завязать светскую беседу… Дамы же сторонились яркой гостьи, почуяв опасную соперницу.
Иринин спутник округлил в удивлении глаза.
— Это же… — И он с благоговением прошептал фамилию известной московской режиссерши.
— Фонд будет спонсировать ее новую постановку, — поспешил вклиниться в разговор другой. — Моя дочь обожает ее сериалы.
«Вероятно, твоя дочка мне ровесница», — усмехнулась про себя Ирина, заметив, что у галантного господина даже шея вдруг залилась краской.
Она повернулась вполоборота, чтобы видеть Владимира, и отпила глоток шампанского.
Владимир не мог оторвать взгляд от яркого краснорыжего пятна, вокруг которого теснились черные смокинги. Этот нахальный, вызывающий огонек словно выжег вокруг себя пространство и теперь метался, плясал на сверкающих углях…
Такой рыжей, такой притягивающей могла быть только одна женщина… Та, чьего появления он в глубине души ждал… и боялся…
Легкое чувство досады, смешанное с радостью… Зачем она явилась? Ему лучше не видеться с ней, не ворошить в памяти то, что следует забыть побыстрее и безвозвратно… В его ли возрасте тягаться с молодыми сопляками? С его ли положением унижаться, как мальчишке, и вступать в борьбу с соперником?
Он привык строить свои отношения с женщинами на принципах взаимной свободы. «Ты уверена, что тебе это нужно? — Я твой. Нет? — Разбежались». И ни слез, ни объяснений, ни унижающего чувства ревности…
Только этот рыжий огонек зажег в нем давно позабытое пламя…
Нет, он совсем не стремится опалить себе крылья, он вышел из этого возраста, он мудр и опытен… Зачем по доброй воле корчиться и обугливаться? Она свободна. И она не сумела его оценить…
— Простите, что вы сказали?
Владимир невпопад ответил что-то своей спутнице, пожал руку знакомому банкиру, но поневоле все косился туда, где в броуновском движении гостей мелькала рыжая шевелюра…
Он, такой сильный, такой властный и уверенный в себе, боялся приблизиться к ней. Ярко-красная роза в ее волосах — как красный глазок светофора. Стоп-сигнал. Проезд запрещен.
Цветок, как у цыганки… Обманщица Кармен! Если бы у него достало сил, как у Хосе, вонзить в ее грудь широкий нож…
Глупости, он цивилизованный человек. Лучше всего сделать вид, что он ее просто не заметил. Ведь здесь так много людей, которым необходимо уделить внимание…
Броуновское движение в зале продолжалось. Одна группка плавно перетекала в другую, но эти потоки словно покорялись некой силе, которая старательно разводила в стороны хозяина вечера и его огненную гостью.
Массивный господин, дочь которого любила сериалы, взял на себя труд представить Ирине тех, кого он считал достойными ее внимания. Он подвел ее к высокому худощавому мужчине с приятной обаятельной улыбкой.
— Познакомьтесь, этот улыбчивый господин весьма влиятельная личность в финансовых кругах. Господин Соболев…
— Ну что вы, просто Илья Николаевич, — остановил его Соболев, сгибаясь, чтобы поцеловать Ирине руку.
При этом он как-то странно взглянул на ее платье.
— А я вас знаю, — объявил он. — Всегда слежу за успехами.
— Вы поклонник фехтования? — улыбнулась Ирина.
— Поневоле, — вздохнул он. — Стечение обстоятельств. Моя дочь тоже в этом сезоне вошла в сборную…
«Боже! Да это Викин отец! — в ужасе ахнула про себя Ирина. — Конечно, он узнал платье… Какой позор!»
Если бы было возможно, она выскользнула бы из этого наряда, как из шкурки, и ящерицей юркнула бы сейчас куда-нибудь в угол, подальше от его внимательных глаз…
Но Соболев вовсе не был похож на злобного тирана, которого Ирина представляла себе по Викиным описаниям. Он смотрел на нее с восхищением.
— Вам очень идет этот цвет. Признаться, я был не прав, когда запрещал Вике носить его…
— Да, она мне говорила, — дерзко глянула ему прямо в глаза Ирина.
— Я исправлюсь, — поспешил он заверить ее и опять пристально глянул на платье.
— У вас очень перспективная дочь, — быстро сказала Ирина. — И талантливая…
— Правда? Весьма польщен вашей высокой оценкой.
Папаша Соболев наконец оторвал взор от ее подола, поискал кого-то в толпе и подхватил Ирину под руку, к явному неудовольствию ее прежнего сопровождающего.
— Я хочу познакомить вас с одним замечательным человеком. Он вам обязательно понравится, — заговорщицки шепнул он, тесно прижимая к своему боку Иринин локоток.
Э… да он еще тот ходок! Домашних держит на привязи, а сам предпочитает гулять без поводка…
И что подталкивает этих солидных отцов семейства, гордящихся своими взрослыми дочерьми, увиваться вокруг молоденьких девушек? Ведь их отцовский инстинкт уже реализован…
Соболев нарушил плавное течение, пересек зал наискосок и тронул за плечо стоявшего к ним спиной мужчину.
«Не надо!» — хотела крикнуть Ирина и постаралась выдернуть руку, но Соболев уже обхватил ее за плечи, как бы выдвигая перед собой.
— Володенька, — ласково сказал он, — посмотри, какую я жар-птицу поймал.
Владимир повернулся и уставился Ирине в лицо с непроницаемым, чуть насмешливым выражением.
Она замерла ни жива ни мертва, чувствуя, что ноги, как в ночном кошмаре, прилипли в полу.
— Нравится? — улыбался Соболев. — Я ее еле отбил от целой стаи коршунов. Они так и кружили вокруг нее…
Владимир молчал. Повисшая пауза становилась просто невыносимой…
«Что делать? — лихорадочно думала Ирина. — Допрыгалась… Ну что? Ты этого хотела? Ты ради этой встречи спешила сюда, как последняя дура? Ну же! Дар речи потеряла? Вот он. Он смотрит на тебя. Можно протянуть руку и коснуться его…»
Как под гипнозом она вдруг действительно протянула руку… и ухватила двумя пальчиками приставший к лацкану его пиджака… длинный обесцвеченный волосок… Явно женский…
Ирина секунду подержала его перед собой, как бы рассматривая, и брезгливо стряхнула на пол. Владимир залился густой волной краски.
Внезапно вспыхнувшая отчаянная ярость придала Ирине сил. Она в упор пронзила его прищуренным взглядом и процедила:
— Извините, я не хотела вас смутить…
Кто это припадал головкой к его плечу? Интересно…
Соболев поспешил загладить возникшую неловкость, преувеличенно бодро заявив:
— Господин Львов возглавляет этот фонд. Он хозяин сегодняшнего вечера. — Он повернулся к Ирине. — А эта юная дама, представь себе, Володенька, настоящая королева фехтования.
Ирина с трудом подавила свой гнев и выжала улыбку, стараясь, чтобы та вышла как можно очаровательнее…
Она протянула руку для поцелуя, подняв ее гораздо выше, чем полагалось для рукопожатия, и томно мурлыкнула:
— Давайте без официальных титулов… Для вас я просто Ирина…
Он сверкнул глазами и тут же легко склонился к ее руке.
— Владимир…
Губы едва тронули глубокую ложбинку рядом с выступающей косточкой на запястье.
Взъерошить бы сейчас эту светлую гриву, прямо как у настоящего льва, создать художественный беспорядок на приличном официальном зачесе… впиться пальцами в его волосы, как тогда… в ту памятную ночь…
Она едва удержалась, чтобы не поддаться внезапному порыву, только голосок предательски дрогнул:
— Вла-димир? Это тоже официально… Вы позволите мне называть вас, как и ваш товарищ, Володенькой?
— Да… пожалуйста… — пробормотал он.
Распрямился, горделиво откинул назад свою гриву и преувеличенно деловито посмотрел поверх Ирининой головы на кого-то в толпе.
Ирина тут же догадалась: сейчас он сделает попытку ретироваться, придумает повод, чтобы срочно отойти к кому-нибудь, лишь бы подальше от нее.
И Владимир действительно кашлянул, хмыкнул и уже раскрыл рот, чтобы произнести:
— Прошу прощения… я…
— Прошу прощения, я хотела бы вас попросить… — синхронно с ним сказала Ирина.
Она едва уловимым движением освободилась от лежащих на ее плечах крепких ладоней Соболева и… грациозно оперлась о руку Владимира.
— О чем? — сипловато спросил он, старательно избегая смотреть ей в лицо.
— Расскажите мне поподробнее о вашем фонде… — словно капризная девочка, протянула Ирина. — Мне так интересно… Вы ведь делаете такое большое и важное дело…
— И правда! — тут же подхватил Соболев. — Я думаю, ты мог бы открыть еще одну программу… целевую… Наш спорт нуждается в финансовой поддержке…
Владимир усмехнулся. Он не стряхнул с себя Иринину руку, но… он как бы ее не заметил. Ирина только почувствовала, как неестественно окаменели мышцы в том месте, где их легонько касалась ее ладошка…
— Ты ошибаешься, — сказал Владимир Соболеву и наконец-то удостоил Ирину насмешливым взглядом. — Наши спортсмены сами оказывают нам помощь… Кстати, я очень рад представившемуся случаю лично выразить госпоже Первенцевой мою признательность…
Тут он все же снял со своего предплечья ее руку, поднес к губам, едва обозначив поцелуй, и… опустил вниз…
Вторую попытку Ирина предпринять не решилась.
— За что? — удивился Соболев.
— Так ведь именно она сделала нам щедрое пожертвование: подарила детскому реабилитационному центру уникальный и очень дорогой тренажер.
— Великолепно! Что же вы молчали? — воскликнул Соболев.
— Так ведь скромность украшает девушку… — многозначительно изрек Владимир.
— Только не в этом случае!
Соболев подхватил Ирину под руку и вывел на середину зала, вскинул руку, привлекая к себе внимание:
— Господа! Я знаю, что все вы в какой-то мере помогаете детскому фонду в его благородной миссии… Но ведь, честно признайтесь, для вас не имеют большого значения те суммы, которые вы жертвуете…
По залу пронесся ропоток, смешанный со сконфуженными смешками…
— А эта девушка, простая спортсменка… Пардон, не простая, знаменитая… Из личных сбережений, которых, как вы знаете, у наших спортсменов не так уж и много, преподнесла уникальный тренажер для лечения детей с ДЦП. Это конкретное, важное и полезное дело…
Откуда ни возьмись, прямо из воздуха материализовались корреспонденты, плотным кольцом обступили Ирину, защелкали блицами фотовспышек…
— Чемпионка России по фехтованию Ирина Первенцева! — словно глашатай выкрикнул Соболев, перекрывая возникший шум. — Она сама недавно перенесла сильную травму, сумела встать на ноги, вернуться в сборную и по собственному опыту знает, что именно нужно для того, чтобы помочь…
Он запутался в своих цветистых выражениях, но его все равно уже не было слышно. Корреспонденты обрадовались возможности получить свеженький материал и попросту оттеснили от Ирины Соболева, засыпав ее вопросами.
— К тренажерам какой марки вы прибегали, проходя курс реабилитации?
— Это тот самый тренажер, что помог вам?
— Каковы ваши спортивные планы?
— Вы пропустили чемпионат Европы из-за травмы? Вы получили ее на тренировке?
— Вы чувствуете себя в форме, чтобы сражаться на первенстве мира?
Ирина едва успевала поворачиваться и отвечать. Неожиданно она стала центром всеобщего внимания, словно устроенная Владимиром презентация была лишь поводом для ее триумфального чествования.
— В этом нет ничего особенного…
— Терпение и тренировки…
— Просто надо уметь превозмогать боль… — коротко бросала она в ответ корреспондентам.
…Просто надо уметь превозмогать боль… Но не только физическую, а душевную… Почему никто не спросит о том, как трудно, как невозможно порой унять ее, разрывающую грудь посильнее инфарктной? И разве они не видят сейчас, что, стоя посреди зала, как на чемпионском пьедестале, купаясь во всеобщем восхищенном внимании, «железная» Ирина Первенцева едва удерживается от того, чтобы не прикусить губу от нечеловеческой боли, разрывающей ее сердце?
Ее план провалился! Ей не удалось растопить ледяной взгляд Льва… Даже ее прикосновение показалось ему неприятным…
Ах, жар-птица, твоего огненного оперения оказалось недостаточно…
Если бы можно было сейчас ускользнуть незаметно, словно Золушка с королевского бала, оставив на ступенях хрустальную туфельку… и разбитые надежды…
Но у Ирины нет такой возможности. К ней подходят знакомиться все новые и новые люди, и вовсе не оттого, что тронуты щедростью юной спортсменки… Да они в состоянии закупить для фонда хоть миллион таких тренажеров… Просто приятно познакомиться с этой яркой во всех отношениях молодой женщиной: и своими спортивными успехами, и щедростью, и даже нарядом, затмившим все изысканные туалеты… Чувствуется, что она умеет бросать вызов — недаром же ее спорт сродни дуэли, — а какой мужчина откажется от чести принять его?
Но всех, даже нахальных журналистов, сумел оттеснить полненький, лысоватый дядечка с маленькими пронзительными глазками, которого смокинг делал похожим на жучка.
Он галантно подал Ирине руку и всего лишь коротким взмахом пухлой ручки велел толпе расступиться.
— Позвольте сопровождать вас к столу…
Он повел ее к распахнутым предусмотрительным швейцаром дубовым дверям, за которыми открывался вместительный зал с накрытыми для банкета столами. И они были первой парой, возглавляющей это торжественное шествие…
Вернее, второй…
Откуда-то перед ними возник сам Владимир Львов под руку с неизвестной Ирине дамой лет тридцати, которая, к Ирининому неудовольствию, оказалась вполне симпатичной…
Львов как руководитель фонда, естественно, и здесь должен был оказаться во главе. Даже его прямая массивная спина выражала горделивое первенство… Про такую величественную поступь говорят: как аршин проглотил.
Он что-то любезно нашептывал своей даме на ушко. И они неплохо смотрелись вместе… по крайней мере сзади…
Ирина буравила глазами эту независимую спину, как будто могла своим взглядом прожечь в дорогой ткани дыру… А если возможно, то и плоть под этой тканью, чтобы достать ледяное сердце и растопить его.
Надменный… высокомерный… Да что он о себе воображает?!
К тому же спутник Ирине в пару подобрался просто комичный. Словно выпорхнувшая из цветка Дюймовочка семенит ножками рядом с приземистым уродливым жуком…
Как, наверное, потешаются над ними те, кто идет следом! Ведь у «жука» фалдочки смокинга точь-в-точь как сложенные под панцирем крылышки…
Ужин был легким и изысканным. Однако Ирине кусок в горло не лез. Может быть, поэтому она незаметно нечаянно выпила больше, чем нужно…
Как прав был папа, когда на семейных торжествах после лихо опрокинутой в себя рюмки от души налегал на мамину стряпню… Он вкусно жевал и приговаривал поучительно:
— Не бывает много водки — бывает мало закуски…
За столом Ирина оказалась на одном из почетных мест, поскольку сопровождавший ее «жук» был вторым заместителем Владимира Львова и, по счастью, явился на банкет один за неимением супруги.
От Владимира Ирину отделяли только два человека — первый зам и его жена. И Ирина остро завидовала ей оттого, что та сидела с ним совсем рядом… А еще больше — той, что восседала по левую руку, ей Владимир уделял уж слишком много внимания…
Зато ей грех было жаловаться на то, как ухаживали за ней оба зама, Иван Алексеевич и Алексей Иванович, причем Ирина после нескольких бокалов шампанского начисто забыла, кто из них Иван, а кто Алексей, и потому обращалась к ним игриво-жеманно:
— Мальчики…
«Мальчики», годившиеся Ирине в отцы, то слева, то справа все подливали и подливали ей то красное, то белое вино. Одно к рыбе, другое к мясным закускам… А Ирина, привыкшая соблюдать спортивный режим, даже не могла предположить, что у нее так быстро зашумит в голове…
Голоса сливались в общий гул, а люди за столами словно покачивались из стороны в сторону…
Говорят, что вино веселит. Но Ирина испытывала не веселье, а отчаянную, глухую тоску…
Ей уже сообщили кавалеры, что рядом с их шефом весьма важная персона — член думского комитета по делам молодежи. И Ирина с неприязнью думала, что товарищ депутат могла бы и мужчиной быть для разнообразия…
Наверное, ему интересно с этой элегантной дамой… Конечно, она умна… красива… опытна… Гораздо интереснее, чем с неразумной девчонкой, не знающей ничего, кроме изнуряющих тренировок и яростных схваток на чемпионатах.
Она высокая, эта депутатша, под стать царственно-массивному Владимиру… Не то что Ирина, едва достающая ему до плеча… И у нее гладко зачесанные вверх блестящие густые волосы, уложенные на макушке в затейливую прическу. Куда там Ирине с ее рыжими кудряшками и глупой розой, впивающейся шипами прямо в висок…
Она запустила руку в волосы и с силой рванула противный цветок.
Ужасно больно… но ей не привыкать терпеть…
Шипы впились в ладонь, роза вырвалась из кудрей вместе с внушительным пучком волос, а едва державшиеся лепестки моментально осыпались на скатерть и тарелку с недоеденным салатом.
Оба кавалера вздрогнули от неожиданности и захлопотали вокруг Ирины, протирая ссадину водкой, перевязывая кровоточащую ладонь крахмальной салфеткой.
— Ой, бросьте! Не надо! — отмахнулась Ирина.
Фу, какой у нее высокий, визгливый голос… Совсем незнакомый… Кажется, все в этот момент посмотрели на нее…
Все, кроме хозяина торжества. Он даже головы не повернул.
Толстенький «жук», видимо, тоже изрядно выпил, потому что вдруг выдернул из стоявшего на столе букета пятнистую оранжевую лилию и вдел ее в Иринину гриву вместо розы.
«Лилия… — подумала Ирина. — Теперь я не мушкетер… Я теперь Миледи… Как в отечественном фильме пел Атос… «Там лилии цветут…»
А символ французской королевской власти неожиданно увенчал ее голову короной.
И королева вдруг поднялась на ноги и сказала:
— У меня есть тост!
— Просим! Просим! — пьяно закричал кто-то на дальнем конце стола, а кто-то даже захлопал.
— Давайте выпьем за скромных помощников господина Львова, — тут Ирина поставила бокал и обеими руками оперлась о плечи своих кавалеров. — Потому что один он… Лев… то есть Львов… ничего не стоит, как бы ни пыжился… И совсем он тут не самый главный…
Мысли скакали и путались еще сильнее, чем обычно.
«Боже, что я несу!» — ужаснулась про себя Ирина, а вслух громогласно продолжала:
— Не замечать близких людей… которые любят… не ценить их…
— Нельзя! — выкрикнул «жук», перехватывая у Ирины инициативу и пытаясь спасти положение. — И очень хорошо, что Владимир Павлович так много внимания уделяет именно живым людям…
К счастью, ему не пришлось продолжать, так как конец странного, бессвязного тоста потонул в общих выкриках и звоне бокалов.
Это чопорное общество, оставшись в узком кругу, могло себе позволить вести себя так, как им было привычно, а не корчить из себя великосветских господ. Ведь господами они стали не так уж давно…
Один Владимир Павлович Львов остался спокоен и невозмутим, как и подобает царю природы. Больше того, он приподнялся со своего места и сделал шаг к рыжей царице с лилией-короной в волосах. Галантно изогнулся в поклоне:
— Благодарю за комплимент.
И только Ирина уловила в его тоне неприкрытую издевку…
Да ну его к черту! Задавала! Воображала! Да что он о себе возомнил?! Думает, что если крутой начальник, так ему можно на всех наплевать?
Вероятно, он и их близость расценил всего лишь как ее «пожертвование» в его фонд…
Ирина мелкими шажками, путаясь в длинном платье, преодолела огромный полутемный зал приемов и рванула тяжелую дверь.
Мажордом мирно дремал на стульчике в углу. Зато ребята-охранники были на посту.
— Оп-па! — удивленно воскликнули они, увидев Ирину. — Не рассчитала дозу?
— Давай ее на воздух!
Один из них сунул Ирине в рот кисленькую, как витаминка, таблетку.
— Не глотай. Соси. Сейчас полегчает.
Несколько минут Ирина судорожно вдыхала прохладный ночной воздух, борясь с подступающей тошнотой.
«Кажется, я пьяна… Как странно… Надо взять себя в руки… Нельзя так бесславно покидать поле боя… Я не признаю поражений!»
Однако, видимо от таблетки-витаминки, в голове понемногу стало проясняться. Вот только воспринимала происходящее Ирина как бы со стороны, словно наблюдала за происходившим на экране.
— Вам вызвать такси? — спросил охранник.
Ирина горделиво вскинула голову.
— Бал продолжается, господа! Еще не вечер! — и уже гораздо более уверенным шагом направилась обратно.
— Боец! — уважительно сказал ей вслед плечистый парень.
…Ну где же эта «маленькая комнатка для леди» с силуэтом на двери? Она же должна быть!
Ирина заплутала в узком, темном, запутанном коридоре со множеством переходов. Только откуда-то издалека доносились приглушенные звуки продолжавшегося банкета… Если бы не они, можно было бы подумать, что ее забыли, заперли в пустом официальном здании…
В темноте она шарила ладонями по стене в надежде отыскать выключатель. Ведь он тоже должен быть!
Ей было просто необходимо обдать ледяной водой раскрасневшееся лицо, привести в порядок встрепанные волосы, придирчиво оглядеть себя в большом безжалостном зеркале: так ли сильно бросается в глаза ее состояние? Ужасно не хотелось выглядеть глупой пьяной дурой… У нее совершенно другая задача…
Чьи-то осторожные, вкрадчивые шаги послышались в дальнем конце коридора. В этой тьме не разобрать, близко ли они и кто это мягко ступает по толстой ковровой дорожке: зверь или человек?
Да откуда тут звери?! Не в тайге же она!
Но что ждать от этого незнакомца? Отец всегда говорил, что честный человек шагает навстречу твердо и открыто, а крадется и стелется враг, хищник, подстерегающий добычу…
Это хищник. А она — добыча…
Ирина замерла, стараясь не дышать, вслушиваясь в едва заметное поскрипывание паркета.
Звук шагов тоже замер на секунду… потом возобновился, словно некто сумел увидеть ее в темноте…
Ну что ж! Иди, иди… кто б ты ни был…
Она напряглась и сгруппировалась, готовясь выпрыгнуть неожиданно навстречу неведомому коварному противнику. Ее голыми руками не возьмешь! Не огорошишь внезапным нападением!
Ирина уже чувствовала в двух шагах чье-то прерывистое дыхание, а упругий воздух, словно рябь по воде, доносил до нее каждое следующее осторожное движение незнакомца…
Он тоже замер. Остановился совсем рядом, кажется, на расстоянии вытянутой руки…
Теперь кто кого. А Ирина твердо знала, что преимущество в нападении…
Все тело напряглось, как струна, распрямилось с легкостью, и она быстрым внезапным прыжком метнулась прямо на это неведомое «нечто», выставив вперед два тугих кулачка… вместо шпаги…
Они уткнулись во что-то теплое, мягкое, живое… И оно тут же спружинило, отшатнулось назад, потом вдруг рывком подалось вперед… И чьи-то руки сильно и цепко обхватили ее с обеих сторон, сжали в тугом кольце…
Какой знакомый запах… пьянящий… волнующий…
Сердце вдруг дернулось и ухнуло вниз… в пятки ушло… Но не от страха… а от внезапного узнавания…
Только один-единственный «хищник» с мягкой повадкой и светлой гривой мог пахнуть именно этим одеколоном, только у одного могли быть такие сильные, уверенные руки… И только одни губы могли так властно впиться в ее рот поцелуем… И только от таких поцелуев у Ирины перехватывало дыхание…
Кулачки разжались, руки медленно поднялись, и пальцы зарылись в мягкую шелковистую гриву…
Атака захлебнулась… Нападавшая сторона нежданно-негаданно попала в плен и сдалась на милость победителя.
Когда оборвался этот сладостный нескончаемый поцелуй, это падение в бездну, в неизвестность?.. И сколько он длился? Секунду? Час?
Ирина потеряла ощущение времени и пространства. Она не помнила, как разжались сильные руки, как она оказалась перед этой массивной дверью и куда делся тот, чей поцелуй еще хранили ее губы…
Они полыхали, словно опаленные огнем… А ноги подкашивались и мелко дрожали…
«Это был Владимир! — радостно скакала в голове торжествующая мысль. — Гордец! Глупец! Он не может без меня! Он тоже поддался внезапному порыву!.. Нет… Он меня специально караулил… — И тут же к ней примешивалось сожаление: — Ну хоть бы словечко сказал… шепнул, что любит… что раскаивается… — И опасение: — А может, он и не понял, что это я… Может, это просто шальной поступок, пьяная выходка… Просто какая-то женщина сама прыгнула в объятия… а он и воспользовался…»
Но внутри все протестовало против такого объяснения. Она-то его узнала!
Ну, посмотрим, как теперь ты будешь себя вести, уважаемый!
Ирина потянула тяжелую дверь, из-под которой просачивались тонкие лучики света, и шагнула в банкетный зал.
…Владимир Львов по-прежнему сидел на своем месте. Похоже, он и не уходил никуда…
И даже головы не повернул, чтобы взглянуть в ее сторону…
А может, и не он это был вовсе?
Кто же?!
Нет, она не могла обознаться!
Но он мирно беседует со своей депутатшей, такой вальяжный, словно ленивый кот, подливает ей в бокал вина, небрежно промакивает губы салфеткой…
Ирина невольно прижала к щекам ладони, ей показалось, что они внезапно стали пунцовыми. Она терпеть не могла эту дурацкую способность мгновенно краснеть как маков цвет. Казалось, что тонкая кожа сейчас лопнет и наружу брызнет горячая алая кровь…
Зато и Алексей Иванович, и Иван Алексеевич не оставили ее появление без внимания. И они восторженно поспешили ей навстречу, одновременно подали руки, чтобы проводить к столу. Ирина, естественно, демонстративно протянула свои ладошки обоим.
Они провожали ее к месту как истинную царицу, чуть приподняв две тонкие вытянутые ручки, приноравливая свои размашистые шаги к ее мелкому церемонному шагу… Вернее, поступи…
— Вам вина, Ирочка? Освежитесь… Здесь жарко…
— Да, я вся горю…
Хорошо, что можно сослаться на духоту.
— Может, лучше шампанского?
— Нет-нет, просто воды…
Хватит пить, а то уже мерещится Бог знает что… Уже неясно даже, было или не было это внезапное объятие в темноте… Может, приснилось?
— Да. «Боржоми». Спасибо…
Надо залить полыхающий внутри огонь, погасить этот пожар…
— Мы уже испугались, что вы нас покинули… Исчезли так внезапно…
— Ускользнули, как Золушка с бала… Ха-ха…
— Ха-ха… — серебристо вторит им Ирина, демонстративно не замечая того, кто так занят своей дамой. И заверяет громко и задорно — пусть слышит! — своих верных пажей: — Ну разве я могла уйти? Я никогда не схожу с половины дистанции!
— Да, все еще впереди, — шепчет на ушко не то Иван, не то Алексей…
И она подхватывает звенящим голоском:
— Все еще впереди!
Она не смотрит на него — упаси Боже! Не смотрит! Но все же видит, как он медленно поднимается и ведет через весь зал свою даму под локоток к выходу…
Она не смотрит! Она специально отвернулась!
Но за ними закрылись тяжелые дубовые двери…
Неужели бал все-таки окончен?
…Только чувство обвальной, глухой пустоты внутри…
Зинаида Леонидовна просто с ног сбилась. Как важно не ударить в грязь лицом! Как необходимо провести празднество достойно, на высшем уровне…
В глубине души она считала — и не без оснований — нынешнюю презентацию и последующий банкет их общим «семейным» торжеством.
А как же иначе? Разве она в этом доме никто? Ведь именно в ее сильных и уверенных руках находятся бразды правления, на ее широких плечах лежат заботы по хозяйству, и она старается как можно лучше заботиться о «своих мужчинах».
Ведь с какой стороны ни посмотри, по сути, они действительно живут одной семьей: она подает Владимиру завтрак, стирает рубашки, планирует по своему разумению покупки — совсем как настоящая жена.
И Петька ее побаивается и старается слушаться. Конечно, она не мать ему… Но ведь, как выяснилось, и Владимир не отец. И следовательно, права на мальчика у них равные…
И глупо было бы ждать от взрослого человека пламенных объяснений, объятий, игривых намеков… В их-то возрасте! Достаточно того, что они сумели «сжиться», притереться друг к другу, нашли взаимопонимание…
Нет, она и не ждала никакой внезапной любви… Просто Владимир за это время успел понять, что она ему необходима. Не страсть их связывает — страсть имеет обыкновение вспыхивать и гаснуть, — а более прочное чувство: стабильность быта.
И Зинаида Леонидовна расстаралась вовсю, чтоб в грязь лицом не ударить, чтоб лишний раз ее обожаемый Владимир Павлович убедился, что так накрыть, приготовить, принять гостей умеет только она.
Но Зинаида не была бы истинной женщиной, если бы сосредоточилась только на готовке, махнув рукой на свой внешний вид. О! Она и сама сегодня собиралась блеснуть во всей красе.
Зинаида Леонидовна надела на крахмальные салфетки серебряные витые колечки и с удовлетворением осмотрела стол, как художник, положивший на полотно заключительный мазок.
Все идеально. Тускло поблескивают золотом края тонких фарфоровых тарелок, аппетитно «пускают слезу» ломтики ветчины и сыра, розовые бока лобстеров и креветок, искусно завернутых в нежно-зеленые листья салата, густые жюльены осталось только подогреть в микроволновке, а «тройные» мясные рулетики с грибной начинкой уже томятся в чудо-духовке, которая запрограммирована именно так, чтобы они были с пылу-жару ровно к намеченному часу…
Теперь можно перевести дыхание и заняться собой.
Зинаида Леонидовна сняла кокетливый фартук с оборочками, распустила собранный на макушке тугой пучок и направилась в ванную.
Она сама подбирала по каталогам лучших фирм все эти мази, кремы, шампуни и лосьоны, нимало не смущаясь, что ни Владимир, ни тем более Петька не пользуются ими. В конце концов, они же не одни в доме!
А как приятно развести в огромной ванне-джакузи ароматную пену, скинуть одежду, с удовольствием осмотреть себя в огромном, во всю стену, зеркале и натереть свое сильное упругое тело сначала одним кремом, потом другим, затем растереть специальной массажной рукавичкой, чувствуя, как хваленые липосомы начинают ликвидировать уплотнившийся жирок…
Кожа начинает гореть, тело словно наливается изнутри, молодеет на глазах… А потом медленное погружение в розоватую пену и еще один массаж — теперь уже душем с вакуумной подсоской, после которого на животе и бедрах остаются красные полосы. Приятно думать, что это следы разрушенных целлюлитных образований…
Затем следует повернуть ручку, нажать на блестящую золотую кнопочку — и со всех сторон ударят тугие струи гидромассажа. Как сладко расслабиться и поворачиваться с боку на бок, чувствуя, как уходит усталость, приходит бодрость. Как она рождается заново из этой взбитой пены, словно богиня Афродита из пены морской…
Дорогой, роскошный шампунь, от одного запаха которого дыхание перехватывает, такой же гель для тела… Одно сознание того, что Зинаида пользуется той же парфюмерной коллекцией, что и звезды подиума, уже вселяет в душу уверенность в себе…
Водные процедуры оканчиваются контрастным ледяным душем, за ними следует сушка… Упаси Боже — не обычное полотенце! Кожа должна высыхать естественно, впитывая в себя влагу, и уже только после этого можно снова втереть немного крема…
Длинная вереница баночек, тюбиков и тубочек напоминает витрину магазина, но Зинаида Леонидовна с уверенностью ориентируется в них. Этот тюбик для груди, этот — для шеи, этот — для ног. Крем для пяток, для ногтей, для век, для щек, для губ…
После священнодейственной процедуры притираний и похлопываний переходим к тонкому и трепетному процессу макияжа.
Для этого следует сесть поудобнее в широкое мягкое кресло, направить свет лампы на лицо, отражающееся в выпуклом, безжалостно увеличивающем зеркале. Надо немного подправить брови, выщипать лишние волоски, портящие безукоризненную гордую ниточку соболиного разлета. Надо мягкой губкой нанести светлый тон — основу. И уже по нему рисовать заново свои черты, уверенной рукой проводя кисточкой по разноцветным шарикам румян, обводя глаза, удлиняя тушью белесые ресницы…
От объемной французской туши они становятся мохнатыми и густыми, глаза — в пол-лица, щеки трогает нежный румянец, а губы окаймляет бархатистая несмывающаяся помада, поверх которой, в самую серединку, следует положить перламутровый мазок. Он делает увядающий рот пухленьким и сексуальным. И, может быть, именно сегодня Владимиру Павловичу придет в голову мысль наконец-то запечатлеть на ее губах долгожданный поцелуй…
Памятник надо поставить тому, кто изобрел такую косметику, позволяющую скрыть возраст, сбросить груз прожитых годов, омолодить свои черты и замаскировать предательские морщинки!
Зинаида Леонидовна удовлетворенно осмотрела себя и осталась довольна результатом: сходство с Клаудией Шиффер достигнуто.
Теперь волосы… Они почему-то выпадают в последнее время, несмотря на титанические усилия и все мыслимые и немыслимые снадобья… Может, от постоянного осветления «под Клаудию»? Но ведь если не осветлять, то станет заметна пробивающаяся на висках седина…
И какую сегодня выбрать прическу? Высокую, элегантную или молодежную, позволяющую локонам небрежно ниспадать на плечи? Конечно, локоны! Фен «Браун» со специальной насадкой превращает жидковатые пряди в пышную кудрявую волну.
Пожалуй, даже у самой Клаудии причесочка попроще и похуже… А на некоторых фотографиях, простите, даже кажется, что голова недостаточно промыта…
Но она-то даже с грязными волосами звезда, а Зинаида Леонидовна себе такого позволить не может…
Итак, пора покинуть ванную и перейти к гардеробу.
Зинаида рискнула перевесить свои самые лучшие наряды из шкафчика в своей комнатке в огромный раздвижной шкаф в спальне Владимира.
Он не возражал, а может, просто не заметил, что его пиджаки теперь соседствуют с несколькими женскими платьями. По крайней мере — ничего не сказал, а значит… все возможно… и ее надежды не беспочвенны…
А как приятно перебирать его одежду, отыскивая нужный наряд… Как будто они и в самом деле муж и жена и вместе вешают сюда одежду перед тем, как вместе лечь на широкую манящую кровать…
Когда Зинаида в банном халате и мягких тапочках входит в спальню и отодвигает зеркальную дверцу, она чувствует себя настоящей хозяйкой, а не просто помощницей по дому…
Пожалуй, ей подойдет блестящий зеленоватый костюм, плотно обтягивающий высокую грудь и широкие бедра. Владимир Павлович еще не видел его… Правда, он вообще не обращает внимания, во что она одета… Но сегодня непременно должен заметить!
Что-то ей подсказывает, что именно сегодня…
Ирина понятия не имела, что было запланировано после официальной части продолжать празднество в «неформальной обстановке». Она не знала о приготовлениях Зинаиды Леонидовны. И о самом ее существовании.
Просто злость и досада после ухода Владимира подхлестнули азарт.
Не жди, драгоценный, что буду слезы лить! У меня есть все основания для того, чтобы всласть повеселиться. И пусть потом твои замы рассказывают, как классно и с удовольствием они оттянулись в компании очаровательной молодой спортсменочки…
И она ничуть не сожалела о твоем отсутствии! И вообще о тебе не вспоминала! Так что это тебе придется кусать локти и сожалеть об упущенных возможностях!
Уход Владимира послужил сигналом и остальным гостям. Чуть помедлив, они потянулись к выходу. А Ирину ее кавалеры придержали за локоток.
— Вы не устали? Составите нам компанию?
— Да! — лихо кивнула она. — С удовольствием! Я готова кутить до утра!
— Мы тоже! — с воодушевлением подхватили они.
Ирине было совершенно безразлично, куда именно они поедут «кутить до утра». Она видела, что кроме нее и жены первого зама, в собравшейся компании больше женщин не было.
С десяток подвыпивших мужчин разместились по трем солидным иномаркам с безукоризненно трезвыми шоферами. Здесь они могли уже расслабиться, распустить тугие узлы на чопорных галстуках, расстегнуть рубашки, скинуть слишком жаркие для летнего вечера смокинги…
Автомобили мчались по центральным улицам прямо по разделительной полосе, с ветерком…
Зинаида Леонидовна только успела брызнуть капельку сладковато-пряных духов «Сальвадор Дали» за ушки и в вырез зеленого костюма, как раздался требовательный звонок в дверь. Во внутреннюю дверь, а не в вынесенный к будке охраны домофон, значит — свои.
Наконец-то! С сияющим лицом Зинаида поспешила открыть…
Но это оказался не Владимир Павлович с гостями, а вернувшийся с прогулки Петька.
Фу ты! Она и позабыла о его существовании! Вот, спрашивается, чего ради мальчишка торчит летом в Москве? Из чистого упрямства. И отец ему потакает. А мог бы отослать в детский заграничный тур или просто отдохнуть в «Артек»… Она бы на Петькином месте с удовольствием поехала… Так нет же, ему надо болтаться тут под ногами, дышать горячей пылью, но следить ревниво за своим папашей…
Странно, конечно, но Зинаида интуитивно чувствовала в мальчишке соперника.
Он скинул в прихожей грязные кроссовки и прямиком направился в кухню, словно и не заметил Зинаиду. Только бросил через плечо на ходу:
— Дай поесть.
Ишь, барчук! Прислуга она ему?! Никакого уважения! Вздуть бы как следует ремнем, как ее учили в детстве почтению… Да нельзя…
Зинаида Леонидовна подавила раздражение и сухо сказала:
— Помой руки и садись за стол.
— Не хочу, — огрызнулся Петька.
— Есть не хочешь?
— Нет, — ухмыльнулся он. — Руки мыть.
— Придется, — решительно возразила домоправительница. — Иначе ничего не получишь.
— Ну и хрен с тобой! — нахально заявил Петька. — Возьму деньги и в бистро поем.
Конечно, поест. Стрескает гамбургер, надуется кока-колы, а потом расскажет отцу, и Зинаиде придется выслушивать упреки, что она не следит за питанием ребенка…
И надо же ему начать выкобениваться именно сегодня!
— Петр, — сдержанно сказала она, — тебе не следует так со мной разговаривать.
— Почему это? — неподдельно изумился он. — А кто ты такая?
Зинаида Леонидовна аж задохнулась от возмущения:
— Как… «кто»?!
— Ну кто? — откровенно дразнил ее мальчишка.
— Я… я… веду… слежу… — запуталась в словах Зинаида.
Он усмехнулся по-взрослому и смерил ее взглядом.
— Ты домработница. И не имеешь права здесь командовать.
— Твой отец… — взвизгнула Зинаида.
— Да и он мне не отец! — тряхнул смоляным чубом мальчишка. — То-то я удивлялся, чего это я не в породу пошел…
Зинаида Леонидовна потеряла самообладание. Ее впервые прямо в лицо назвали этим унизительным словом: домработница. И кто? Сопляк!
Ладони чесались влепить ему хорошую затрещину. Но…
— Немедленно мой руки! — крикнула она. — И садись жрать! Да еще спасибо скажи, что я тебе приготовила!
— А тебе за это деньги платят! — продолжал хамить Петька.
В запале пререканий они оба не заметили, как дверь вновь открылась и в квартиру вошел Владимир.
— Что за шум, а драки нет? — неожиданно спросил он.
— Щас будет, — заверил его Петька. — Эта гадюка уже хотела мне в патлы вцепиться.
— Я? — онемела от неожиданности Зинаида. — Да он сам…
— Стоп-стоп — Владимир развел их руками в стороны, как боксеров на ринге. — Выкладывайте по порядку.
— Она мне есть не дает, — пожаловался Петька, в одно мгновение превратившись из наглого хама в милого, послушного мальчика.
— Он врет! — обиженно выкрикнула Зинаида Леонидовна. — Он руки не вымыл!
— Фу-ты ну-ты… — облегченно протянул Владимир. — А я уж думал… Но вопрос, конечно, кардинальный. И стоит ребром. Так?
— Так, — преданно глядя ему прямо в глаза, подтвердил Петька.
— Мыть иль не мыть — вот в чем вопрос?
— Ага.
— И к решению надо подойти со всей ответственностью?
«Да что он с ним сюсюкает?! — ужаснулась Зинаида Леонидовна. — Неужели тоже боится?»
А пай-мальчик Петенька сделал умное личико и повторил шекспировскую фразу на языке оригинала, заменив «быть» на «мыть» в полном соответствии с английской грамматикой.
Владимир улыбнулся и взъерошил ему чуб.
— Тогда решим не мыть. Зинаида Леонидовна, может человек хоть раз в жизни позволить себе поесть грязными руками?
Она не успела ничего ответить, как тут же вновь встрял Петька:
— Пап, а я не хочу ее суп…
— Бывает, — так же мягко и терпеливо ответил Владимир. — А что ты хочешь? Что у вас на второе, Зинаида Леонидовна?
— Я хочу хот-дог, — скромно потупился Петька. — Мне не нравится, как она готовит…
— Ну… — Владимир не нашелся что возразить и развел руками. — А мне кажется, вкусно…
— На вкус и цвет товарищей нет…
— В принципе ты прав, сынок… Но давай мы наше меню обсудим попозже, сейчас я жду гостей…
— Давай, — вскинул глазенки Петька. — Тогда я пошел, да?
— Куда?
— Гулять. В какой-нибудь кафешке перекушу…
Владимир суетливо полез в карман:
— У тебя есть деньги? Вот возьми…
Сынок снисходительно усмехнулся:
— Да не надо, пап, есть…
«Да он же все понимает! Он видит, что от него откупаются, что ему во всем потакают… Да он из Владимира веревки теперь вить будет!» — подумала Зинаида.
Но Владимир просто в упор не замечал настроя сыночка.
— Конечно, иди. Только недолго, уже поздно.
— Пап… я уже не маленький…
— Да… Ты взрослый…
Владимир приподнял было ладонь, чтобы погладить Петьку по голове, но не решился…
…— А куда мы идем? — кокетливо спросила Ирина, когда машины остановились во дворе недавно отреставрированного дома неподалеку от Садового кольца.
— К хозяину, — многозначительно вскинул палец Иван Алексеевич.
— А кто хозяин?
Ирина оглядела вышколенного вахтера в стеклянной будке. Для него в подъезде специально выгородили уголок. И сидел за пуленепробиваемым стеклом здоровенный бугай, а не хлипкая пенсионерка…
Интересно, кого это так берегут и охраняют?
Широкая парадная лестница была выложена мрамором, на лестничном пролете — настоящие витражи из смальты, а не цветного стекла, а по бокам вьются кованые перила. По таким ступеням следует подниматься чинно и неспешно, придерживая двумя пальцами длинный шелковый подол… О! Кстати! На ней сегодня именно такой наряд, что так и тянет поиграть в «прошлый век»…
Вот только лифт, аккуратно и незаметно встроенный в боковую стену, заставляет думать скорее о веке будущем. Бесшумный, с тонкими сенсорными пластинками вместо привычных кнопок… и весь в зеркалах…
Интересно, кто так самозабвенно любуется собой, каждый день поднимаясь и спускаясь в этом лифте?
— Ну, какая квартира?
Ирина огляделась и изумленно замерла. На площадке была только одна дверь.
— Ха-ха… Сюда, Ирочка! Не ошибетесь…
Алексей Иванович нажал кнопку музыкального звонка, а Иван Алексеевич ловко подхватил Ирину под руку, точь-в-точь так же, как когда они шли в банкетный зал: жук и Дюймовочка…
— Проходите, милости просим… Мы вас уже заждались… — улыбнулась им статная красавица хозяйка.
Ирина уже расплылась было в приветливой ответной улыбке… и осеклась.
За спиной хозяйки она увидела… Владимира.
Вот и весь секрет… Хороший сюрприз… Это его дом. А это… жена…
А все, что он ей до этого рассказывал, просто ложь. Гнусная, мелкая и тем более пакостная, что бьет по сентиментальным женским стрункам. «Одинокий вдовец… чужой ребенок…»
Не так уж он и одинок… Такая и приголубит, и согреет, и к сердцу прижмет…
Ого! Как у него вспыхнули глазки! Испугался… Раскрылся обман…
Ну а ей что делать-то? Картина Репина «Приплыли»… Надо повернуться и уйти. Да. Уйти. Немедленно…
Но ноги сами собой перешагнули порог.
Ноги сами перешагнули порог, ладонь протянулась навстречу хозяйке… А губы тоже сами собой произнесли:
— Ирина… Очень приятно…
— Зинаида Леонидовна, — чопорно ответила дама, с неприязнью окидывая Ирину быстрым оценивающим взглядом.
…Какая у нее гнусная улыбка… И это зеленое платье… Бр-р… Как змеиная кожа… Змея подколодная. Гадюка. Вползла, скользнула на мое место…
Это я должна была бы открывать двери и встречать гостей… Это я должна говорить «мы», от своего и его имени…
Да как она посмела?!
Интересно… Это прихожая или уже комната? Кажется, вся Иринина квартира занимает меньшую площадь…
Ну и хоромы! И не скучно вам вдвоем, голубки, на таком большом пространстве? Или Владимир здесь целый гарем содержит?
Ирина его в упор не замечала. Осматривала шикарно отделанную квартиру и презрительно кривила губы.
А что, удивляться? завидовать? Чему?
Может, им столько комнат надо, чтоб друг дружку подольше не видеть… Пока найдешь в таком лабиринте…
А Зинаида Леонидовна церемонно подавала ручку для поцелуя мужской половине.
— Я так рада вас видеть. Алексей Иванович… Что-то вы давно к нам не заходили…
Ах, давно!!! Эта зеленая гадюка здесь не первый день. Она уже была, когда он…
Наглый трепач! Вот только зачем врал? Сказал бы прямо: был грех, соединил себя узами…
Но тогда не было бы всех остальных слов… Про неземную внезапную любовь… И я бы не растаяла как последняя дура…
Все было бы банально. «Извини, мне пора к жене…» Пошло.
А так была сказка… Сладкая ложь…
— Прошу к столу, — широко махнула рукой хозяйка, распахивая двери в парадную комнату.
И тут же глаза резанул ослепительный, яркий свет, словно какой-то садист направил Ирине в лицо тысячу лампочек одновременно…
Она зажмурилась.
«Жук» покосился на нее и покатился от хохота.
— Это с непривычки. Все шарахаются…
Ирина осторожно приоткрыла глаза.
Тысяча не тысяча, но пожалуй, лампочек тут добрая сотня…
Огромная люстра, метров пять диаметром, висела посередине большущей комнаты с высоким потолком. И казалось, что в комнате ничего нет, кроме этой несоразмерной люстры…
Из Большого театра ее притащили, что ли?
Люстра была настоящим произведением искусства: расписные фарфоровые патрончики усеяны миллионами, нет — миллиардами крохотных хрустальных подвесок. Они сцеплялись друг с другом миниатюрными серебряными колечками и свисали целым каскадом тихонько позванивающих гирлянд…
И невозможно оторвать взгляд от этого чуда…
Нижние подвески почти что касаются Ирининой головы, и так и хочется нагнуться, чтоб не задеть драгоценное сокровище…
Ирина бы еще долго стояла и неприлично пялилась на необыкновенную люстру, но тут Владимир взял Зинаиду Леонидовну за локоть и что-то тихо сказал, указывая глазами на Ирину…
Ну можно хотя бы не при мне?! Хоть бы постеснялся демонстрировать…
А она-то как на него преданно смотрит… Как собачка…
Конечно, с такой удобно… Сразу видно, что его Зинка себе никаких выходок не позволяет. Не то что я…
Ну уж фигушки! Я подстраиваться не собираюсь! Люби такой, какая есть!
Только люби… А ты ведь любишь… Не может быть, чтобы эта зеленая мымра могла затмить меня…
— Ирина Владиславовна, если вам надо умыться, я провожу…
«Зеленая мымра» так и сверлила Ирину своими нарисованными глазками. А тон был безукоризненно выверенным: в меру вежливым, в меру холодным…
Ирина в ответ смерила ее гневным взглядом.
— А что, я разве плохо выгляжу? У меня сажа на щеке?
— Ну что вы… — стушевалась от ее напора Зинаида. — Пыльно… освежиться…
А что? Интересно же взглянуть, где эти голубки трут друг дружке спинки…
— Пожалуй, — милостиво кивнула Ирина и пошла вслед за Зинаидой Леонидовной по широкому бесконечно длящемуся коридору.
Ого! Да здесь мрамор и золото… Конечно, его гадюке просто необходимо гадить именно в золотой унитаз…
Гадюка… Гадит. Вот уж точно! И от этой гадости надо срочно вымыть руки с мылом.
Только непонятно, как здесь включается вода… Страшно дотронуться до этих краников и кнопочек — еще сломаешь…
Ну и сломаю! Подумаешь! Так им и надо!
Жаль, не сломала… А лицо в зеркале такое противное… Красное, злое, губы поджаты, брови сведены на переносице…
Ну-ка, улыбочку! Разве я переступила этот порог, чтобы сразу признать поражение? Разве я смогу уступить его этой змеюке без боя?!
Погоди, милочка… Ты еще не знаешь, на кого нарвалась…
Ирина быстро умылась, вынула из волос поникшую лилию и хорошо расчесала их щеткой.
Ух, сколько баночек и тюбиков помогают «блестящей змее» в искусстве обольщения! Ох, как тщательно она старается сохранить свою привлекательность…
Ничего, на ее поле Ирина будет бороться ее же оружием!
Тональный крем прекрасно маскирует противную красноту. Рассыпчатая пудра придает лицу матовую бледность. Объемная тушь делает рыжеватые ресницы неправдоподобно длинными… И этот оттенок губной помады в точности совпадает с цветом ее платья…
Да, так гораздо лучше! А то за время банкета Иринин лоск успел поблекнуть, и она уже заранее проигрывала во внешнем виде этой холеной даме…
А ведь это Владимир любезно предоставил мне шанс вооружиться… Он надоумил свою Зинку предложить мне умыться…
Господи! Он меня просто пожалел… Или ему было противно смотреть на растрепанную разгильдяйку, да еще под хмельком?
Ничего, теперь мы на равных! Нет! Я лучше! Я маленькая, гибкая, тонкая… А она широкая, высокая, массивная…
Хотя, наверное… Ему нравятся именно такие, как она.
— Ирочка, я специально занял вам местечко рядом с собой… — заговорщицки шепнул «жук», галантно подвигая ей стул. — Надеюсь, вы не против…
Не слишком удобное он выбрал место: точно посередине, плохо видно Владимира, на правах хозяина занявшего торец.
Стол ломился от яств, а на сервировочном столике теснилась целая вереница диковинных бутылок.
Боже! Сколько можно пить?!
Ирина незаметно придвинула к себе минералку и плеснула в хрустальную рюмку.
— Ирочка, вам мартини или джин?
— Спасибо, я пью водку.
— Это по-нашему! — одобрительно кивнул ее кавалер.
Интересно, почему гадюка не села с нами за стол? Суетится, носится с блюдами из кухни в комнату…
Вот это муштра! Как у восточного падишаха… Женщина должна знать свое место…
Но со мной у тебя так не выйдет!
А Зинка дура, раз позволила так с собой обращаться. Мне ее даже жалко…
…— Нет-нет, вы непременно должны попробовать этот коньяк, — настаивал «жук». — Настоящий французский, сорок лет выдержки…
Ирина поколебалась и взяла протянутую рюмку. В конце концов, от пары глотков ничего не будет. Интересно, что из себя представляет «сорокалетний» напиток, за что его так ценят?
Ирина ни в чем не могла остановиться на золотой середине. Любить так любить! Кутить так кутить! Один раз нарушив спортивный режим, тут же начинаешь понимать, чего был лишен все это время. Запретный плод сладок.
А сколько она еще даже не знает! В вечной муштре, в постоянной форме проходит ее юность…
Ни прогулок до рассвета, ни сладкого безделья… Даже за границей все тот же жесткий режим и тренировки до потери пульса. Нервотрепка, врачебные комиссии, крики тренера…
А все заманчивые зарубежные красоты — только из окошка мчащегося автобуса.
Конечно, приятно быть первой, отвоевывая в сражениях чемпионский титул. Но хочется блистать, чтобы тебе поклонялись не только на пьедестале… И хочется жить жадно, взахлеб, наверстывая все, что уже упущено…
Коньяк сорокалетней выдержки… Его принято смаковать, чуть согревая во рту, чтобы распробовать неповторимый букет… А Ирина и простого-то никогда не пробовала. Сказать кому — засмеют, не поверят…
Она зажмурилась и лихо опрокинула в рот стопку. Проглотила обжигающую жидкость, не успев понять вкуса, и протянула руку за своим боржоми.
Глоток… и дыхание перехватило. Ирина замахала ладошками, хватая воздух открытым ртом.
— Что случилось? Что с вами? — испуганно захлопотал вокруг нее Иван Алексеевич. — Воды…
Только после большого фужера минералки Ирина сумела прийти в себя.
— Ирочка, кто же коньяк водкой запивает? — укоризненно шепнул «жук», вынимая из ее крепко сжатых пальцев хрустальную рюмку.
— У меня здесь был боржоми… — пролепетала Ирина.
— Как? — изумился «жук». — Вы же сказали, что пьете водку… Рюмка была пустая, я и налил…
Ах, благодетель… Ну, спасибо большое!
В голове начало шуметь, застучали в висках частые молоточки… Все поплыло перед глазами…
Ирина опустила голову на руки. Нет, так еще хуже… Тогда она сделала над собой усилие и поднялась.
Это водка… Вот теперь я точно пьяна… Фу, какое противное состояние… В рот больше не возьму эту гадость… Надо уйти… Пока я еще могу ходить…
На удивление, мысли работали ясно и четко, а не путались, как обычно. Вот только были они короткими и обрывочными, так было проще…
«Жук» чувствовал себя виноватым. Он тоже вскочил и взял Ирину под руку.
— А что мы все сидим? Вы ведь впервые у Владимира Павловича? Хотите я вам что-то покажу? Ты разрешишь, Володенька? Знаете, у него есть такое… Вам, Ирочка, будет очень интересно…
Владимир хотел что-то возразить, но «жук» уже резво тащил Ирину в коридор.
— Пустите, — она резко вырвалась из его цепких лапок. — Я сама ходить умею!
Что он ей хочет показать? Что ей здесь интересно еще увидеть?
Наверное, спальню… На что ей хотелось бы взглянуть — так это на широкое супружеское ложе… Наверное, шикарнее ее продавленного диванчика…
Давай, насмотрись вдоволь.
Она решительно зашагала вперед и наугад распахнула одну из дверей.
Надо же, не ошиблась! Точненько угадала.
Массивная темно-шоколадная кровать, застеленная шелковым золотистым покрывалом, стояла точно посередине спальни. Две тумбочки с двумя настольными лампами ясно говорили о том, что спят здесь все-таки двое… А рядом с огромным, во всю стену раздвижным шкафом стояла «зеленая гадюка»…
Впрочем, она больше не была зеленой. Свой шелковистый костюмчик, свою сброшенную шкурку она как раз аккуратно вешала на плечиках рядом со знакомым светлым костюмом Владимира…
Зинаида Леонидовна натянула на тугое литое тело кокетливое платьице с открытыми плечами почти такого же густо-кровавого цвета, как и у Ирины…
Она испуганно дернулась, оглянулась на распахнувшуюся дверь, словно ее застигли на месте преступления.
В одну секунду Ирина женским чутьем поняла, что ей подражают и что соперница потеряла уверенность…
— Вам это не поможет, — с вызовом заявила она.
Но тут «жук» подоспел на своих коротких ножках и опять ухватил Ирину за талию.
— Не сюда, не сюда… Нам напротив…
…Куда он меня ведет? Я хочу лечь на эту кровать… Зарыться лицом в подушку… Нет… Там чужой запах… Там властвует эта женщина…
Все равно хочу… Я уверена, что он тут же прибежит за мной следом, запрет двери… А всех выгонит… И ее тоже выгонит…
Зачем ко мне прицепился этот противный «жук»? Пусть отпустит! Я вернусь обратно…
— Ну как? — «Жук» был горд и доволен тем, что у Ирины глаза зажглись неподдельным восхищением.
Еще бы! Такой коллекции только позавидовать!
И хотя не он, а Владимир собирал эти раритеты, «жук» поневоле чувствовал и свою причастность — ведь именно он продемонстрировал их Ирине.
А она была единственной женщиной, способной оценить драгоценную коллекцию по достоинству.
И Ирина разом забыла и о Владимире, и о его «зеленой гадюке».
В большой комнате, служившей Владимиру кабинетом, на высокой стене висел огромный восточный ковер. Он поневоле притягивал внимание тем, что совершенно не гармонировал с остальной обстановкой дома.
А на ковре, в лучших традициях горских народов, были размещены шпаги, кинжалы, кривые турецкие ятаганы, шашки, сабли.
Да легче сказать, чего там не было, чем перечислять с любовью и знанием дела подобранное холодное оружие.
Ирина подбежала к ковру, протянула руку…
Глаза разбегаются… Хочется тронуть и старинные посеребренные ножны, и длинный, прекрасно сохранившийся клинок с узкой бороздкой на лезвии…
О! По этому углублению должна стекать вражеская кровь после меткого, решительного удара…
Ирина без спросу снимала со стены то червленую тонкую сабельку, то массивный, тяжелый палаш. Прикидывала, взвешивала в руке, примеривала к себе…
Ну почему она не родилась мужчиной?! Сердце поет от восторга, а пальцы крепко и прочно ложатся в отполированные, едва заметные выемки на рукоятках — так привычно, словно это умение всосала она с молоком матери…
Нет, она наработала его тяжелым, изнурительным трудом… И тем приятнее, что труд этот был не напрасным…
Чуть позванивает гибкая дамасская сталь легкой изящной сабельки. Она как раз по руке Ирине… Может, ее делали для девушки? Для отважной амазонки? Или для хрупкого отважного юноши, по заказу, соразмеряя с его еще не великими силенками?
Кто был ее хозяином? Кому этот звонкий точеный клинок помогал в битвах?
На эфесе выгравирован 1837 год и что-то написано незнакомой вязью, видимо — имя мастера…
В этот год погиб на дуэли Пушкин… Глубокая старина для Ирины…
«Я вам пишу, чего же боле? Что я могу еще сказать?»
Интересно, почему только сейчас пришло в голову, что затертый и заученный образ Татьяны Лариной чем-то сродни ей, Ирине? Ведь Татьяна тоже бросилась в бой за свою любовь, сделала первый решительный шаг…
Но у пушкинской Татьяны не было такой острой легкой сабельки…
Выпад… укол… размах…
Со свистом рассекается воздух…
А «жук» почему-то испуганно отскочил в сторону…
Ирина улыбнулась и вложила свое оружие в потертые ножны.
— Не бойтесь. Не задену. У меня хорошая реакция.
— Ну что вы! Я просто отошел, чтоб не мешать… Вы, Ирочка, виртуоз! Просто загляденье!
В его лобастую голову пришла великолепная идея, и он опять потащил ее за собой, не дав вдоволь насладиться коллекцией, рассмотреть ее тщательно и с должным вниманием…
— Здорово… — бормотал он под нос, семеня короткими ножками. — Сейчас все обалдеют! Мы им покажем…
Первое, что Ирина увидела, были глаза Владимира.
Ага! Он невольно выдал свой восторг!
Не слабая нелепая девушка, перебравшая лишку, явилась перед ним, а воительница, амазонка с гордо поднятой головой… Рыжая Жанна д’Арк, сжимающая в хрупкой руке боевое оружие…
Хотя если бы не нелепая мешанина непривычных напитков, Ирине и в голову не пришло бы при всеобщем внимании обнажить свою саблю и сделать решительный взмах над головой…
Это было эффектно. В наступившей тишине раздался тоненький посвист, мелькнула в воздухе стальная молния и с оглушительным звоном высекла из рассеченного пространства тысячи ослепительных искр…
И в первую секунду никто не понял, что звонкий клинок со всего размаху вонзился в массивную хрустальную люстру…
С жалобным блямканьем рухнули срезанные подвески, лопнули лампочки, а вся массивная несоразмерная люстра покачнулась на крюке и рухнула вниз…
Оглушительный грохот…
Вспышка короткого замыкания…
И полная, непроглядная темнота…
Свет разом погас во всей квартире…
И хорошо, что погас. Страшно было бы взглянуть, что сталось с изящно сервированным столом, погребенным под обломками люстры… И ужасно было бы встретиться взглядом с кем-нибудь из присутствующих… А уж о том, чтобы найти в себе силы посмотреть в глаза Владимиру, и речи быть не могло…
Весь мир разом померк и погрузился во мрак.
Мамочка! Что я наделала! Надо срочно провалиться сквозь землю… Исчезнуть… Как будто и не было меня вовсе…
Или… Надо просто проснуться… Это дурной сон. Кошмар.
Я сейчас сделаю усилие… И открою глаза…
Они открыты. А вокруг темнота… И только пронзительно звенит тонкий, противный женский визг.
Мужчины молчали в шоке. Слава богу, люстра никого не задела, расплющив только стол и осыпав сидящих вокруг него осколками хрусталя.
Визжала Зинаида Леонидовна. И не столько от страха, сколько оттого, что кто-то из этих приличных чопорных мужчин во внезапно наступившей темноте вдруг молниеносно задрал ей юбку и крепко ущипнул налитую ягодицу. Больно, до синяка…
Визг длился и длился на одной пронзительной ноте, а потом перешел в бурные рыдания.
…Петька был ужасно доволен. Как вовремя он вернулся с прогулки, как раз успел к кульминации представления.
Он неслышно открыл дверь и на цыпочках подкрался к банкетному залу точно в тот момент, когда рыжая отцовская пассия со всего размаху саданула саблей по люстре.
Ого! Он даже невольно зауважал ее. Давно пора было расколотить эти противные стекляшки, к которым их «домомучительница» ему и близко не позволяла подходить.
Мрак! Блеск! Красота!
В такой ситуации можно употреблять только знаменитый лексикон Эллочки Людоедки…
И как выгодно он оказался как раз позади застывшей столбом в дверях Зинаиды Леонидовны! Разве он мог упустить такой шанс?
Задрать юбчонку старой дуре и отомстить за все ее нравоучения! Класс!
Щипок получился что надо! Крепкий, сильный, что называется — от души. Интересно, сколько она не сможет сидеть на своей толстой заднице?
Почему-то все стоят столбом, как в параличе… Не понимают, глупые, какой простор для действий открывает им наступивший мрак…
У Петьки глаза были как у кошки, он прекрасно видел в темноте и наслаждался этой своей внезапной властью. Теперь со всеми можно рассчитаться…
«Домомучительнице» уже досталось — на очереди эта рыжая выскочка. Тоже ведь к папаше клинья подбивает. Или папаша к ней? Не важно. Главное — она угроза Петькиному безмятежному существованию.
Отчим у него уже имеется… Не хватало еще мачехи!
Одно останавливало его — по-прежнему крепко зажатая в Ирининой руке сабля. Еще рубанет, пожалуй, как по люстре, — полетят от Петьки клочки по закоулочкам…
— Зинаида Леонидовна, хватит рыдать, как на поминках, — послышался раздраженный голос отца. — Несите свечи. И позвоните в аварийку.
Значит, он уже опомнился и опять начинает отдавать руководящие указания. А при его энергичном напоре все всегда совершается в одно мгновение…
Надо спешить. Зинаида уже прошаркала по коридору, хватаясь руками за стену и подавляя приглушенные всхлипы…
Петька осторожно подкрался к Ирине, схватил за плечи, повернул и подтолкнул к выходу.
Неизвестно почему, но рука не поднялась сделать этой рыжей воительнице какую-нибудь гадость. Пусть просто исчезнет. С глаз долой — из сердца вон.
Чья-то невидимая рука повернула меня… Рука судьбы?.. Да… Все правильно… Мне надо бежать отсюда… Это само провидение толкает меня в спину…
А все мои надежды рухнули и раскололись, как эти хрупкие хрусталики…
Я ухожу… Я повинуюсь судьбе…
Резкий свет на лестничной площадке заставил ее зажмуриться.
— Отдай. Это папино, — сказал ломкий мальчишеский голос.
И Петька отобрал у Ирины старинную саблю.
Она увидела близко-близко его смеющееся лицо. Мальчишка смотрел на нее с ненавистью… и симпатией…
— Дуй отсюда! — как можно суровее сказал он, ухмыльнулся и добавил: — Пока они не сообразили, что к чему…
И Ирина предпочла последовать его совету.
…В глубине коридора уже колебались зыбкие огоньки свечей, которые Зинаида Леонидовна осторожно несла перед собой, крепко сжимая тяжелый бронзовый шандал.
С легкой сабелькой в руках Петька тенью скользнул в комнату, чувствуя себя нашим лазутчиком в стане неприятеля.
Осколки хрусталя громко хрустнули под чьими-то ногами, и Петька скорее угадал, чем увидел, что это отец протиснулся к нему, отодвинув в сторону застывших замов…
Отцовская рука скользнула по клинку и крепко обхватила Петькино запястье. Другой рукой он вдруг порывисто прижал Петьку к себе и быстро прижался губами к его виску…
Мальчишка обалдело дернулся от неожиданной ласки и хрипло бормотнул:
— Ты чего, па…
— Ничего… — Владимир отпустил его, кашлянул… и взял шандал из Зинаидиных рук.
Высоко подняв свечи, он осматривал «мамаево побоище»… или искал кого-то?
Петька с саблей в руках чувствовал себя полным идиотом. И зачем-то попытался оправдаться:
— Это не я…
— Я знаю. — Владимир забрал у него саблю. — Где ты ее взял? Это не игрушка…
— Поднял… в коридоре, — глядя прямо ему в глаза, соврал Петька и отчетливо увидел, что отец разочарован…
Все ясно! Он хотел видеть свою рыжую бестию… И… А не ей ли предназначался тот неловкий поцелуй?.. Между ними двумя уже давно кончились всякие там телячьи нежности…
— Это он! Ах ты, дрянь! — завопила Зинаида, увидев Петьку.
Ей моментально стало очевидно, кто позволил себе тот обидный щипок. Но Петька изображал наивного ребенка. Хлопал глазами…
— А что, люстру сшибли? Ух ты! А кто?
Он отскочил от Зинаиды за отцовскую спину и на всякий случай сообщил:
— А я сейчас вошел… Смотрю, сабля наша валяется… А Зинаида Леонидовна свечи несет…
— Ладно, иди спать, — буркнул отец. — Все равно света нет.
Петька бочком протиснулся мимо Зинаиды, которая растерянно соображала, кому из этих солидных, уважаемых господ взбрело в голову щипать ее за задницу… И зачем? На что намекали?
Фу… стыдно вспомнить, что она вчера натворила… Лучше бы забыть, да не получается…
Ирина с ожесточением поливала себя холодным душем. И от резких щекочущих струек к ней постепенно возвращались оптимизм и уверенность, что все не так уж и плохо…
А что, собственно, плохого произошло? Всегда лучше знать горькую правду, чем верить сладкой лжи.
Несомненно лучше. Ведь продолжай она верить в трогательную сказку, поведанную ей Владимиром, так и оставалась бы дура дурой. А теперь, когда она уличила его во вранье, перевес сил снова на ее стороне.
И она имела полное право расколотить эту вызывающе роскошную люстру! Да еще мало ему досталось! Надо было разнести в пух и прах все их уютное семейное гнездышко!
Непонятно только, зачем он прибегнул к такому унизительному средству, рассказывал о печальной участи неприкаянного вдовца, усыновившего чужого ребенка… Думал, что она смягчится, станет податливой и из нее можно будет вить веревки, играть на ее чувствах…
Дудки! Не выйдет! Здесь ты просчитался, дорогой!
Вот только зачем было уверять ее в своей любви? Зачем понадобилось заставлять ее верить в возможность невозможного?
Гораздо проще и без проблем он мог бы заранее определить для нее «свое место». Стоило только сказать: «Я женат и не хочу ничего в своей жизни менять. Если тебя устраивает такой расклад, то…»
А ее устраивает? Надо подумать…
Что бы она сделала, если бы услышала такое спокойное циничное предложение? Разозлилась бы и прогнала его в гневе или…
Честно говоря, пожалуй, Ирина такое предложение приняла бы…
Какая разница, каково семейное положение человека, сумевшего разбудить в ней незнакомые, такие волнующие ощущения… Разве имеет значение то, что в его паспорте стоит штамп или он просто живет с той женщиной в гражданском браке?..
Да разве ее волновало бы существование другой женщины, знай Ирина наверняка, что ее любимый искренен в своих чувствах к ней? Она все равно была бы счастлива.
И совершенно не имеет значения, сколько продлилось бы это счастье. Месяц, год или всю жизнь…
Ирина не привыкла заглядывать далеко в будущее. Она бы хватала и старалась удержать каждый миг, каждое мгновение, которое они проводят вместе… И она бы не терзалась муками ревности.
Разве можно ревновать к пустому месту? Разве можно ставить настоящую любовь на одну доску с долгом, обязанностью и удобством?
Ирина растерла всклокоченную голову жестким мохнатым полотенцем и решительно тряхнула мокрыми кудряшками.
Если бы Владимир нашел в себе мужество сказать правду, она бы считала свою борьбу за безраздельное владение им честным поединком с той, другой… Она вышла бы на тропу войны с открытым забралом. И ее оружием была бы только ее любовь.
Да и ему было бы проще не оставлять ей напрасных надежд, предоставить право бороться…
А он посчитал ее за идиотку! За маленькую глупышку… Интересно, сколько он рассчитывал скрывать свое вранье и пудрить ей мозги?
Да… расколоченной люстры действительно мало! Внутри все клокочет от жажды мести… И Ирина уже знает, какой должна быть эта месть…
Она быстро натянула привычные джинсы, просторную футболку, стянула волосы на макушке и помчалась оседлывать верного Росинанта — свой отремонтированный после аварии мотоцикл.
Сверкающая, как новенькая, «хонда» резво сорвалась с места. Ирина с удовольствием сжимала рукоятки руля.
Вперед, Мотенька! Поторопись. Твоей хозяйке просто не терпится…
В магазине электротоваров глаза разбегались от изобилия. Люстры, светильники, торшеры, бра… Хрустальные, фарфоровые, бронзовые, под старину и ультрасовременные, модерновые… А цены просто зашкаливали… Хвостик из шести нолей заставлял волосы вставать дыбом…
Ни одно из этих дорогущих чудес и в подметки не годилось угробленному ей сокровищу…
Да… она его и так крупно наказала… Но материальный ущерб ничто по сравнению с моральным… И ее обманутые чувства стоят несравненно дороже!
Ну что она застыла с раскрытым ртом, вытаращилась на эти люстры, словно выбирает? Можно подумать, она собирается купить ему взамен нечто подобное… Да ее тошнит от этой мещанской пышности!
В дальнем углу огромного зала скромно притулились несколько уродливых произведений отечественного ширпотреба. Без слез не взглянешь на убогие, блеклые абажуры, на пластмассовые плафончики, на кривобокие рожки…
Ирина же смотрела на них с радостью. Как раз то, что надо!
— Доченька, — обратилась к ней подслеповатая бабулька, — прочти, сколько вон тот плафончик стоит.
Ирина назвала цену, и бабулька тяжело вздохнула:
— Нет… не по карману…
— А что вам нужно, бабушка?
— На кухню что-нибудь… Только подешевле…
— И посимпатичнее, — кивнула Ирина.
Из этих уродцев трудно было выбрать что-то приличное, но Ирина ухитрилась углядеть вполне миленький скромный абажурчик в деревенском стиле.
Когда-то в далеком детстве на их кухне висел точно такой же… А потом мама выбросила его, заменив на какую-то деревянную каракатицу… Как раз тогда она и отца выбросила из их жизни, поменяв на придурковатого Стива…
Время перемен…
Неужели их до сих пор выпускают?
Обрадованная бабулька поспешила к кассе, а Ирина задумалась.
Может, и ей взять? Нет, это все равно что подарить чужим людям частичку своего детства… Абажурчик слишком хорош для исполнения ее плана.
Теперь ее задача стала совершенно противоположной: надо не лучше, а хуже… Тоже совсем не просто. Попробуй реши, что здесь уродливее…
Молоденькая продавщица удивленно уставилась на Ирину, когда та скромненько ткнула пальчиком в линялую пластмассовую «грушу», висящую на толстом черном шнуре.
По ободу этого «произведения искусства» тянулся унылый, облупленный узор из яблок и почему-то огурцов…
— Девушка, вы уверены? — свистящим шепотом спросила продавщица, округлив хорошенькие глазки.
— Вполне, — подтвердила Ирина и расплылась в улыбке. — Всю жизнь о такой мечтала.
— Да?.. — протянула бедная девушка, вызывая подсобных рабочих, чтобы снять со стенда уникальный экспонат. — Она здесь лет пять уже висит… Одна осталась… Видите, даже краска стерлась…
— Ничего, — заверила ее Ирина. — Отреставрируем.
— А… вы потом не будете предъявлять претензии? Это же брак…
Брак? Прекрасно! Как раз то, что сгодится «брачной паре»!
Ирина смотрела, как продавщица брезгливо, словно боится запачкаться, заворачивала «шедевр» в упаковочную бумагу.
— Девушка, знаете что… Вы не сочтете меня идиоткой? — вдруг спросила она.
— П-постараюсь… — выдавила продавщица.
— Тогда… Не могли бы вы упаковать это покрасивее? В какую-нибудь нарядную коробку… И еще бантиком перевязать…
— Б-бантиком? — поперхнулась девушка и посмотрела на Ирину как на сумасшедшую.
— Да. Я хочу сделать подарок.
— Вы… — осторожно сказала девушка. — Вы… в соседнем магазине сами ленту купите… А я пока на складе коробочку поищу…
И, опасливо поглядывая на Ирину, она бочком-бочком стала медленно продвигаться в сторону подсобки.
…В маленькой галантерейке Ирина выбрала роскошную гофрированную ленту такого же алого цвета, как и ее вчерашнее платье. Наверное, десяти метров на упаковку должно хватить…
Она вернулась к прилавку с люстрами и с удивлением обнаружила, что продавщица теперь не одна — рядом с ней стоит милиционер.
Девушка заклеивала скотчем огромную яркую коробку из-под чего-то импортного. Ирина протянула ей ленту, и продавщица дрожащими пальчиками принялась скручивать подарочную розу.
— Можно ваши документы? — козырнул Ирине милиционер.
Ирина порылась в сумочке.
— У меня с собой только пропуск в спорткомплекс ЦСКА…
— Давайте пропуск.
Милиционер долго изучал его, вертел со всех сторон, а потом с видимым сожалением вернул Ирине и козырнул.
— Вы психушку вызовите на всякий случай… — донесся до Ирины сдавленный шепот продавщицы. — Мало ли что…
— Да видно же, что ненормальная… — тихонько подтвердила толстая тетка.
— Можете забрать вашу покупку, — вежливо сообщил Ирине милиционер. — Не вижу оснований для задержания.
— Большое спасибо, — с иронией ответила Ирина.
Что значит красочное оформление! Три великолепных банта имитировали пышные хризантемы, делая Иринино приобретение похожим на рождественский подарок.
Кажется, у О. Генри она читала рассказ о том, как скупой молодой человек купил в подарок вместо целой вазы разбитую, заставил красочно упаковать осколки, чтобы потом сделать вид, что только что нечаянно разбил им же самим преподнесенную дорогую вещь… Но вышколенные продавцы… завернули ему каждый осколок отдельно…
Вот и в ее подарочной коробке тоже лежат осколки… того, что так небрежно разбил Владимир…
— Девушка, — остановил ее милиционер, — если не секрет… Зачем вам это убожество?
Ирина улыбнулась и подмигнула ему.
— Это прикол. Розыгрыш. Понял?
— Понял… — И он тоже заговорщицки подмигнул ей в ответ. — Вот умора будет!
Крепкий, накачанный вахтер в подъезде Владимира с недоверием покосился на Иринину коробку.
— Я бы хотела передать это в восьмую квартиру…
— А что там?
— Подарок.
— Распакуйте, — велел он.
— Думаете, бомба? — усмехнулась Ирина.
— Мое дело не думать, а реагировать, — хмуро сообщил ей вахтер.
— Боитесь, что я вас подорву?
— Ничего я не боюсь. — Он взвесил коробку на ладони и с сомнением сообщил: — Легковата для такого объема… Что там?
— Люстра, — невинно заявила Ирина.
— А здесь написано, что микроволновая печь.
— Разве?
— Ты что, читать не умеешь? — ткнул он пальцем в японские иероглифы и решительно рубанул: — Распаковывай!
И тут, на Иринино счастье, в подъезд влетел Петька. Он хотел было проскользнуть мимо вахтера к лифту, но заметил Ирину и затормозил.
— Ого! Какие гости! И с подарочком? — ехидно протянул он, бесцеремонно оглядывая Ирину. — Головка не болит? Проспалась?
К его глубокому удивлению, Ирина не вспылила в ответ, не выпалила надоевшее: «Как ты со взрослыми разговариваешь?!» — а улыбнулась обезоруживающе:
— Вообще-то подарочек что надо! Только ваш охранник подозревает, что я туда упрятала взрывчатку…
— Вот было бы клево! — восхитился Петька.
— Ты можешь за меня поручиться? Жаль распаковывать…
Петька почувствовал гордость оттого, что он здесь хозяин и поручитель.
— Могу, — важно кивнул он и небрежно бросил вахтеру: — Пропустите. Она со мной.
Но тот, убедившись, что мальчишка знает странную визитершу, моментально потерял к ней всякий интерес.
Только Ирина вдруг испугалась. А Петька уже представлял, как вытянется физиономия «домомучительницы», когда они появятся вместе с папашиной пассией…
А пассия торопливо забормотала:
— Нет, я не пойду… Ты сам… Не надо, чтоб меня видели… Ты только не говори, от кого подарок…
— А почему?
— Так надо…
— А что там?
— Компенсация, — загадочно сказала Ирина.
— Говорит, что люстра, — бросил через плечо вахтер.
— Люстра? — фыркнул Петька. — Наша вроде побольше была!
— А эта… поменьше…
Он увидел, как в глазах Ирины заплясали озорные чертики, и кажется, начал догадываться…
— Папане отдать или Зинке? — как заговорщик, уточнил он.
— Лучше обоим.
Ирина махнула ему, выбежала из подъезда и оседлала свой мотоцикл.
При взгляде на роскошную «хонду» Петька поневоле сглотнул слюнки.
Клевая у нее техника! Если бы и ему купили такой же…
Петька ехал в лифте и злился на себя.
Что он, завидует этой рыжей дурочке?! И чего это он размяк? Она ему совершенно несимпатична! И отцу абсолютно не пара… Не хватало ему еще мачехи в тертых джинсах и верхом на мотоцикле!
Хотя… ребята бы точно обалдели!
Но он совсем не собирается ей помогать. Пускай не думает, что сделала его своим сообщником. Ему просто интересно посмотреть, что она затеяла… Нутром чует, что рыжая подготовила папаше с Зинкой какую-то пакость… А пакость — это здорово!
— Папаня! — с порога заорал он. — Тебе сюрприз!
— Петя, разве можно так кричать? Ты не в лесу, — моментально зашипела на Петьку Зинаида Леонидовна. — Отец отдыхает…
Сама она старалась перемещаться исключительно на цыпочках, с уморительной слоновьей грацией.
— Ничего… — ответил Владимир. — Я уже встал. Мне интересно… Неси сюда, сын…
В гостиной было непривычно просторно без громоздкой люстры и большого обеденного стола. Только посреди потолка торчал огромный чугунный крюк, напоминающий коготь хищной птицы из сказок про Синдбада-Морехода.
Отец сидел в кресле рядом с вертящимся баром и лениво потягивал текилу. Он прожевал кружочек лимона и встал.
— Ну-ка, ну-ка… Что ты нам приготовил?
— Это не я, — усмехнулся Петька. — Я только курьер.
— А кто?
— Понятия не имею.
Владимир нахмурился:
— Подожди, где ты взял эту коробку?
— На вахте. Не бойтесь, проверено. Мин нет!
При этих словах Зинаида Леонидовна вдруг побагровела и взвизгнула:
— Не юродствуй! Ты забыл, какой пост занимает твой отец?!
— А какой? — прикинулся дурачком Петька.
— Перестаньте кричать, — поморщился Владимир. — Зря волнуетесь, Зинаида Леонидовна. Петя разумный мальчик и прекрасно понимает, почему нужны меры предосторожности. — Он повертел в руках коробку и пожал плечами. — Вот только кому понадобилось меня одаривать? И в честь чего? День рождения только через месяц…
— А презентация? — всплеснула руками Зинаида.
Странный подарок вызывал у нее смутные подозрения. Все эти ленточки… бантики… Как будто для женщины… Может быть, это предназначено ей? Но по какому поводу? Она и думать не смела о каком-нибудь тайном воздыхателе… Да и все знакомые Владимира Павловича задерживали на ней взгляд не дольше, чем на донышке пустого бокала…
А может… от женщины?!
Она напряженно следила за руками Владимира. Он так медленно развязывал ленточные хризантемы, никак не мог разобраться, где начало, где конец хитроумного переплетения…
От женщины… точно… Она предчувствовала, что это когда-нибудь случится…
Зинаида Леонидовна гневно сузила глаза, быстро вышла из комнаты и вернулась с огромными портновскими ножницами.
Так ей! Вот так бы и ее!
И она решительно раскромсала гофрированную ленту на мелкие кусочки.
Воспользовавшись секундным замешательством Владимира, Зинаида взяла все в свои руки. Она сноровисто раскрыла коробку, вынула оттуда объемистый пакет из грубой оберточной бумаги и полоснула по нему ножницами.
Петька затаил дыхание и с интересом наблюдал за развитием событий. Зинка явно от ревности бесится… Это хорошо. А папуля невозмутим. Ему, похоже, совершенно безразлично, что и кто притаранил ему, изукрасив ленточными бантиками. Ладно… посмотрим дальше…
Зинаида Леонидовна выпростала из шуршащего бумажного вороха какую-то блеклую штуковину из тонкой пластмассы, изумленно повертела ее в руках и подняла высоко над головой.
Это была люстра!
Петька икнул, охнул и скрутился пополам в приступе безудержного хохота.
Достойная замена! Ну, дает рыжая! Этот жалкий колпак… над головой Зинаиды… как крышка фена…
— Что это?! — патетически воскликнула Зинаида Леонидовна.
— Что это? — одновременно с ней брезгливо поморщился Владимир.
— Это… к-к-компен-сация… — икая, выдавил Петька.
Он ловко выхватил у Зинаиды пластмассового уродца, как мартышка, вскарабкался по спинке кресла на шкаф с обеденной посудой, дотянулся до крюка и подвесил Иринин подарочек прямо посреди потолка.
Видочек что надо!
Зинаида Леонидовна замахала руками и зашипела, проглатывая окончания слов:
— Сними… немедленно… это убожество… Это издевательство…
Она даже попыталась подпрыгнуть, чтобы достать до раздражающе-дразнящей люстрочки…
А отец, как искоса заметил Петька, почему-то густо покраснел, крякнул, словно боксер, пропустивший удар под дых, и быстро вышел из комнаты…
Как невыносимо сидеть и ждать, когда наконец кончится противное воскресенье…
Ирина терпеть не могла выходных. В будни все понятно, все расписано до последней минуты. Две тренировки, отдых, просмотр видеозаписи спаррингов и анализ ошибок своих и чужих…
А в воскресенье она оставалась одна. Раньше одиночество скрашивал Андрей… Но о нем теперь нечего вспоминать. Он недостоин даже крошечной мыслишки…
А о Владимире думать просто физически больно. Тем более что ей ужасно хочется знать, что же он делает после получения ее компенсации… Как он это расценил? Понял? Принял вызов?
Ирина по привычке торопила время. Скорей бы понедельник… Тогда она выяснит это наверняка… Тогда она все выяснит…
Но, к Ирининому изумлению, ее нетерпеливое ожидание было прервано появлением Вики Соболевой.
Странно… Это становится похожим на дружеское общение… С какой стати соперница забегает к ней в свободное время? Поболтать по-девичьи? Больше разве пойти не к кому? Ирина была уверена, что Вика даже не знает ее адреса.
— Тебе что надо? — неприветливо поинтересовалась она, когда Вика, возбужденно щебеча какую-то чушь, осмотрела ее квартирку, брезгливо пожала плечиками и осторожно примостилась на краешке продавленного дивана.
Вика замялась, залилась краской и промямлила:
— Ты только не считай меня жадиной…
— А какая разница, кем я тебя считаю? — хмуро спросила Ирина.
— Я помешала? Ты кого-то ждешь? — с беспокойством спросила Вика.
— Какая разница? — повторила Ирина.
— Просто… я знаю, что Андрей сегодня собирался с ребятами в Серебряный бор…
— А разве я тебя спрашивала, куда он собирается?
— Нет… просто… — Вика растерянно замолчала.
— А может, тебя интересует, кто занял его место? — ядовито осведомилась Ирина.
— Н-нет… это твое личное дело…
— Вот именно.
— А… тебе не скучно? Сидишь одна…
— Ты пришла меня развеселить?
Вика вскочила. Всему есть предел. Ее уже достало такое отношение чемпионки. Она-то в чем виновата? Что ей на пятки наступает? Или же она знает о том, что Андрей… Да нет, откуда? У них, кажется, все уже кончено… и Вика вполне имеет право занять освободившееся место… Она же не виновата, что ей и Первенцевой нравится один тип мужчин…
И чего Ирина от нее хочет? То сама прибегает с приглашениями, а то фырчит, как фурия…
— Ладно. Я пойду. Только не надо на меня орать. Сиди одна, как сыч! Только… платье верни…
Ирина ехидно прищурилась:
— Вот как? Ты всегда берешь свои слова обратно?
Вика потупилась.
— Нет. Я сама понимаю, как это выглядит… Но ты меня выслушай… Мне всего на один день. Папа… В общем, он почему-то хочет, чтобы я пошла с ним в гости именно в нем… Не понимаю, с чего он вдруг переменил свое мнение?
Она не понимает! Зато Ирина отлично поняла. И даже по коже мурашки пробежали. Папаша Соболев узнал надетый на ней дочкин наряд…
Впрочем, гораздо приятнее думать, что Ирина настолько покорила его, что он моментально сдал свои позиции и пожелал, чтобы его Вика хоть отчасти напоминала ту огненную леди…
В мгновение ока Ирина превратилась из ехидной фурии в милейшую хлопотливую хозяйку дома.
— Извини, я не поняла… Я сама собиралась его тебе вернуть. Для меня это слишком вызывающе… Сводит с ума только таких примитивных донжуанов, как Галибин…
— Правда? — Вика оторопела от такой резкой перемены настроения.
Не понять эту Первенцеву… Но по крайней мере, кажется, Андрей ей действительно безразличен…
— Да… — Ирина достала платье из шкафа и, похоже, даже смутилась. — Только я здесь немного запачкала… Вино пролила.
— Это не страшно, — великодушно решила Вика. — Я постираю. Спасибо, а то я боялась, как папе сказать…
— Что ты, тебе спасибо, — перебила Ирина.
Смешно, что они минуту назад готовы были вцепиться друг в друга, а теперь расточают любезности.
Вот и хорошо, что Ирина избавилась от этого платья. Все, что ни делается, все к лучшему. Она выглядела в нем глупо. Не по Сеньке шапка. И отныне она ничего в своем имидже менять не собирается.
А ради кого? Выряжаться перед Владимиром? Она это уже сделала, и ничего хорошего не вышло. Надо мужественно признать свою ошибку — не ее это стиль. Чувствуешь себя, словно в чужой шкуре…
Она сама по себе и останется собой в любом случае. Такая, как есть. Нравится — принимай. Не нравится — сам дурак.
«Полюбите нас черненькими…» — как обычно говорила Тамара Степановна…
Вот и Ирина больше ни под кого не собирается подстраиваться. И корчить из себя знатную леди тоже не будет.
Все эти игры, полунамеки, брошенные исподтишка взгляды — не для нее. Она лучше вызовет Владимира на прямой разговор, и пусть он объяснится с ней честно.
Как мужчина с мужчиной…
Нет… как мужчина с женщиной…
Стоп. А это уже изначально предполагает игру и нечестность…
Что-то она совсем запуталась.
Понедельник — день тяжелый. И только у одной Ирины в начале недели прилив сил и бодрости.
О! Ее подстегивает нетерпеливое желание поскорее расставить точки над «и»… Лучше один раз рубануть сплеча, чем маяться в неизвестности…
Интересно, а он примет ее вызов?
Пускай Вика красуется в своем элегантном наряде, пусть соблазняет стареющих мужчин из отцовского окружения. Ирина отправится на решительную встречу нарочито небрежной.
А какого изысканного вкуса можно ожидать от молоденькой спортсменки? У нее по жизни — тренировочный костюм и парадные латы для выступлений. А для того чтобы оседлать «хонду», длинный подол ни к чему. Здесь уместны только джинсы…
И все же она немного кривила душой, натягивая вместо потертых джинсиков плотные, в облипочку кожаные брюки.
Немного жарковато… Зато в них она чувствует себя настоящей воительницей. Есть в коже что-то агрессивное, чисто мужское… И в то же время — вызывающе сексуальное… женское…
Это для нее. Она тоже колеблется на этой грани… Девушка с мальчишескими замашками… Или «отважный парень» с девичьей ранимостью…
А в комплекте с брюками просторная рубаха навыпуск с открытым отложным воротником. Просто и строго. Белое — черное. Никаких полутонов.
Ирина быстро оглядела себя и осталась довольна. В таком виде она похожа на мушкетера, только высоких ботфортов не хватает. И шпаги на боку.
Нет, шпага ей сегодня ни к чему, она собирается сражаться другим оружием.
…Секретарша с нескрываемым удивлением оглядывала странную девицу в кожаных штанах. Она видела в окно, как девица соскочила с огромного мощного мотоцикла…
И девица эта даже не затормозила в приемной, не справилась для приличия, можно ли ей войти к Владимиру Павловичу… Она направилась прямиком в его кабинет так быстро и решительно, что видавшая виды, вышколенная секретарша даже рта не успела раскрыть, не то что остановить ее…
Однако, как бы быстро Ирина ни шагала, она успела отметить, что секретарша вовсе не так молода, как ей показалось по голосу в телефонной трубке, и совсем не хороша собой.
Это успокоило и вселило дополнительную уверенность.
Дверь кабинета широко распахнулась, и Владимир поморщился.
Кому взбрело в голову врываться к нему посреди важного разговора? Можно воспользоваться селектором.
Он уже приготовился прочесть секретарше гневную отповедь, как запнулся на полуслове…
В дверях стояла Ирина.
Она наслаждалась его замешательством. Это было понятно по сияющей на лице победной улыбке.
Заместитель директора крупного банка, который сидел в кресле напротив Владимира, изумленно уставился на странную визитершу.
А в еще больший шок его повергло то, что солидный руководитель престижного фонда вдруг смущенно заерзал при виде девицы в кожаных штанах и совершенно невежливо заявил ему:
— Извините, мы продолжим позже.
— Когда? — Банкир выразительно посмотрел на часы, давая понять, что его время крайне дорого.
— Завтра, — дерзко заявила рыжая девица.
Она остановилась посреди кабинета, уперев руки в бедра и слегка расставив ноги, в агрессивно-напористой стойке.
И Владимир Павлович не возразил ей, а как-то неуверенно покосился на банкира и подтвердил торопливо:
— Да-да, давайте завтра… В это же время…
И крайне невежливо поднялся из-за стола, протягивая гостю руку для прощального пожатия.
— Итак… — остановившись напротив Ирины, начал Владимир, заперев дверь кабинета.
— Итак! — с вызовом глянула на него она.
Целую вечность они просто испепеляли друг друга взглядами… Пока Владимир не шагнул в сторону.
«Ага! Отступил!» — обрадовалась Ирина.
Но он просто обогнул стол и вновь уселся в свое «руководящее кресло», превратив ее таким образом в обычную просительницу, застывшую перед начальником.
Теперь преимущество явно было на его стороне, и он мог ждать, невозмутимо поигрывая паркеровской ручкой и перебирая какие-то бумаги.
— Ну! — не выдержала Ирина.
Владимир с деланным изумлением приподнял одну бровь.
— Что «ну»?
— Объясни…
— Нет, это ты объясни, — перебил он. — Кажется, это именно ты ворвалась ко мне, а не наоборот…
Ирина запнулась. Непоколебимая уверенность в собственной правоте почему-то стала куда-то улетучиваться…
Он смотрел на нее холодно и враждебно, а что-то внутри подсказывало Ирине, что человек, сознающий свою вину, так смотреть не может…
Тогда… как же это все объяснить?.. Впрочем, именно за этим она сюда и пришла…
Не дожидаясь приглашения, Ирина уселась в освобожденное банкиром кресло и закинула ногу на ногу.
— Я не отниму много времени. Тем более что оно у тебя дорого… Время — деньги, так?
— Допустим… — выжидающе протянул Владимир.
— Я задам несколько вопросов…
— Начинай без прелюдий. Пункт первый…
Он думает, что так легко сразу сформулировать то, что бессвязно крутится в голове… Да у нее не несколько вопросов, а целая сотня!
И все же с языка поневоле сорвалось то, что больше всего волновало:
— Почему ты мне не сказал, что женат?
Владимир молча уставился на ее покрасневшее дерзкое лицо и почему-то насмешливо фыркнул.
— Огласите весь список, пожалуйста…
— Отвечай!
— Я отвечу на все твои вопросы разом. Мне так удобнее…
— А мне нет!
— Не забывай, что в этом кабинете я хозяин, — напомнил он.
— Хорошо…
Ирина перевела дыхание. В конце концов, ей тоже проще вывалить на него все разом, весь этот мучительный клубок… и пусть только попробует увильнуть от ответа…
— Кто эта женщина?
— Какая?
— Не притворяйся! — Она топнула ногой. — Та, с которой ты живешь! И почему ты бросил меня? Без объяснений… как последний… трус?! И… и еще…
«Разве это важно? Да. Очень…»
— И… почему тогда ты целовал меня в коридоре?.. Это был ты?.. И еще… Ты любишь меня? Только «да» или «нет».
Она замолчала, и повисла невыносимая пауза. Владимир поигрывал ручкой, чертил что-то на листочке блокнота.
— Это все, что тебя волнует? — наконец спросил он.
— Почти.
— Хорошо. У меня тоже есть ряд вопросов. Ответишь?
— Постараюсь.
— Почему ты решила преследовать меня, крутиться на глазах, флиртовать с другими? Ты что, надеялась вызвать ревность? Зря старалась. — Он рубил фразы жестко, но при этом избегал смотреть на Ирину. — Для чего ты прислала мне свою «компенсацию»? Тебя бесит мой достаток? Но я сам его заработал… С кем это ты целовалась в каком-то коридоре, если не уверена, что это был я?.. И последнее… ответ на твой предыдущий вопрос: что я должен объяснять после того, как застал тебя с другим?
Ирина дернулась, но он остановил ее повелительным жестом:
— Не трудись объяснять, кто он. Мне это неинтересно.
«Врешь! — подумала Ирина. — Как раз это тебя больше всего и волнует!»
— Я давно порвала с Андреем…
— Я же сказал: мне безразлично.
— Это он пытался… восстановить…
— Прекрати. Я же не слепой.
— Но я ни в чем не виновата! — выпалила Ирина. — А вот ты…
Да что это она перед ним оправдывается?! Подумаешь, Отелло! И пусть не пытается оправдать свою ложь ревностью! Она-то прекрасно помнит, что было раньше, а что позже…
— Не стоит валить с больной головы на здоровую и разыгрывать здесь сцены оскорбленного самолюбия, — парировал Владимир.
Ирина вскочила.
— Нет! Это ты меня обманул! А теперь нашел себе оправдание?!
— В чем обманул? — разъяренно зарычал он.
— Смотри пункт первый!
— Я тебе все рассказал о своей жене.
— О которой? — криво усмехнулась Ирина.
Владимир побагровел и тоже пружинисто поднялся из кресла.
— В чем ты меня обвиняешь? Оставь эти свои уловки…
На столе трезвонил телефон, но Владимир не обращал на него внимания. Внезапно включился еще и селектор, и взволнованный голос секретарши произнес:
— Владимир Павлович! Только что угнали вашу машину!
— К черту! — рявкнул он. — Звоните в милицию.
— Подождите! — выкрикнула секретарша прежде, чем он отключил селектор. — Видели двух взрослых парней… А с ними… Петю…
Петька был необычайно горд тем, что эти взрослые, серьезные парни считают его за своего.
Когда он впервые увидел Стаса и Леху, то сразу был покорен их неспешной уверенностью, немногословием и той полнейшей свободой, которая ему пока что была недоступна. Это среди школьных приятелей он считался крутым и самостоятельным, а у улицы свои законы…
Рядом с Лехой и Стасом Петька чувствовал себя примерным домашним мальчиком, несмотря на то что пыжился изо всех сил, чтоб доказать обратное. Куда там! Они и внимания на него не обращали. Потягивали лениво пивко, купленное в соседнем киоске, развалившись на их дворовой лавочке. И даже строгая дворничиха не решалась их прогнать.
Они были не из их двора и не из их района… И ни с кем из местных пацанов общаться не собирались. Только по обрывкам коротких фраз Петька мог догадаться, что они приезжают в их двор из Подмосковья…
Как был изумлен Петька, когда однажды Стас поманил его пальцем и попросил сбегать в ларек за пивом.
— Сдачу себе возьми, — покровительственно сказал он.
Петька в ответ с гордостью продемонстрировал парням содержимое своего кошелька и небрежно бросил:
— Не бедный… — И словно раздумывая, добавил: — Пожалуй, и себе возьму баночку…
Он выпил ее, пристроившись рядом с ними на лавочке, изо всех сил стараясь казаться независимым. Смотрел в сторону, сплевывал небрежно, а уши, как локаторы, жадно ловили каждое слово, брошенное этими шикарными парнями.
— Что-то у меня в брюхе урчит…
— И у меня… Перекусить, что ли?
— Это мысль… А где здесь приличная забегаловка?
Петька понял, что это шанс включиться в разговор:
— Здесь бистро недалеко.
Парни покосились на него.
— А там не отравят?
— Да не! — заверил Петька. — Я сам там часто ем.
— То-то одни кости торчат, — окинув его взглядом, хмыкнул Стас.
А Леха подумал и добавил:
— А пошикарнее?
— Есть шведский ресторанчик… Только до Пушки пройти… Здесь дворами недалеко, — заторопился Петька.
— Покажешь?
— А то!
И поскольку он был платежеспособен, то с чувством собственного достоинства присоединился к парням и плотно подкрепился, несмотря на то что час назад Зинаида почти насильно впихнула в него обед.
Ему льстило, что они спокойно приняли его в свою компанию, как своего, и держались с ним на равных, не выказывая больше пренебрежения из-за разницы в возрасте.
Он и пить старался столько же, сколько они, не рискуя показать себя слабаком. Вот только потом с трудом добрался до дома, не понимая, куда подевались его новые друзья…
Зинаида тогда решила, что он отравился… Его так бурно выворачивало в туалете… К счастью, Петька отбил запах специальными отцовскими таблетками. А потом еще свалил все на Зинаидину некачественную стряпню…
А сейчас они мчались по улицам, скрываясь от погони, как в настоящем вестерне…
Здорово!
Вот только Петька был уверен, что различил за прорезями жалюзи лицо отцовской секретутки… Или показалось?
«Показалось», — утешил он себя. Чего ради ей выглядывать то и дело? Тем более в тот момент, когда они с ребятами садились в машину… Делать ей больше нечего?
Стас уверенно выжимал газ и восхищенно крутил головой:
— Во класс! Птичка! Уже сто двадцать… а совсем незаметно!
— Жми еще!
Леха нервно оглядывался, высунув голову в приоткрытое окно.
— Нас никто не видел?
— А кому? — как можно небрежнее пожал плечами Петька, решив скрыть от парней свои подозрения.
— Точно?
— Я все рассчитал! — хвастливо заявил мальчишка. — В это время на стоянке пересменка. И антиугонку эту хрен отключишь! Батя не знает, что я сам навострился!
— И сколько они нас не хватятся? — повернувшись к нему, уточнил Стас.
— Полчаса точно! — заверил Петька. — Главное — успеть вернуться, пока панику не подняли.
— Успеем… — ухмыльнулся Леха.
Они дружили уже целую неделю. Петька с уверенностью называл это дружбой, хотя почти ничего не знал о своих старших приятелях.
Но ему казалось, что этого и не нужно. Какая разница, где они живут, чем зарабатывают на жизнь… Это все проза… А в их отношениях была настоящая романтика.
Стас и Леха всегда появлялись примерно в одно и то же время, как раз перед тем, как возвращался с работы отец.
Петька не спрашивал, откуда им известно, что он сын руководителя фонда. Это в их дворе знала каждая собака. И как-то само собой получилось, что он рассказал новым друзьям, небрежно сплевывая сквозь зубы, что на самом деле вовсе ему не сын.
Не хотелось, чтоб его барчуком считали. Вот пасынок — другое дело. Вроде он и не имеет отношения к этому крутому дядечке. Тот сам по себе — а Петька сам по себе.
— Хорошая тачка, — как-то сказал одобрительно Стас, провожая глазами новенький «сааб». — Покататься бы на такой…
— Да кто тебе даст! — хмыкнул Леха. — На свою копи.
— Ага! Как раз к пенсии…
Они замолчали, ковыряя носками кроссовок сухую, утоптанную землю.
— Если не дадут, можно и самим взять… — как можно независимее произнес Петька.
Ему почему-то было стыдно перед друзьями, словно это он жмотится и не дает им прокатиться на своей машине.
— Там сигнализация такая наворочена… — протянул Стас.
— Фи! — презрительно фыркнул Петька. — Я давным-давно знаю, как ее отключать! У отца есть специальный пульт…
— Так то у отца…
На этом они тогда закончили бесполезный разговор.
Петька несколько дней приглядывался к Владимиру Павловичу, пока не заметил, что пульт от сигнализации отец обычно небрежно сует в карман пиджака.
И вот сегодня наконец Петька провернул блестящую операцию.
Он напросился, чтоб отец подвез его по пути на работу, а когда выходил из машины, его рука ловко скользнула в отцовский карман — и через минуту Петька уже мчался прочь по улице, сжимая в потном кулаке пульт.
Отец ничего не заметил.
Друзья поджидали за углом. Они не верили, что Петька окажется настолько отважен, что сумеет спереть пульт сигнализации. А он еще и ключи прихватил!
До назначенного часа они прохлаждались в баре напротив. Потягивали холодное пиво и поглядывали сквозь стеклянную витрину на автостоянку фонда.
У Петьки уже даже горло начало болеть от ледяного пенистого пива, но неудобно было отказаться, потому что угощал сегодня Стас.
Он небрежно поднимал три пальца, и официант вновь приносил им три кружки взамен опустошенных.
Петька видел, как рядом со входом остановилась «хонда», и рыжая бестия решительно толкнула крутящуюся дверь.
Все ясно! Она собирается выяснять отношения с его папашей. Это понятно даже издали, по резко вздернутому вверх подбородку и заносчивому хвостику на макушке.
Отлично! Ему сегодня точно везет! Рыжая прекрасно отвлечет отца. И, судя по ее виду, она там собирается надолго задержаться…
Наконец они дождались пересменки, охранник вошел в помещение, а Петька разом покрылся холодным потом… Он понял, что пора… Отступать некуда…
Честно говоря, было ужасно страшно красться вдоль стены, потом молнией перебегать улицу, потом снова красться и чувствовать в коленках предательскую дрожь и слабость…
Петька выждал минутку, перевел дух и выглянул из-за угла.
Порядок. Около машин никого нет.
Он дернулся было… но ноги словно прилипли к асфальту, налились свинцовой тяжестью… Ему пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы перебороть свой внезапный страх. Тем более что позади уже слышались осторожные, крадущиеся шаги Стаса и Лехи… Они подумают, что он струсил в последний момент!
Эта мысль испугала мальчишку еще больше. И он, как вьюн, скользнул к «саабу». Лихорадочно защелкал кнопками на пульте…
Из головы почему-то начисто улетучилось, в каком порядке их следует нажимать…
Неожиданно у автомобиля включились все фары… Это было так странно посреди ослепительно ясного дня, что Петька невольно сжался, чтобы стать как можно незаметнее.
Сейчас завоет сирена… И все… конец… Выскочит охрана, позовут отца… и придется объяснять, как у него оказались пульт и ключи…
Зажмурившись, от ткнул еще одну кнопку наугад… И вдруг с тихим щелчком у машины распахнулись все двери…
Класс! Петька моментально позабыл о страхе и поскорее влез в салон. Он хотел усесться за руль, но подоспевшие Стас и Леха оттеснили его, и Петьке пришлось довольствоваться задним сиденьем.
Ну и тут неплохо! Главное — все удалось! А Стас так здорово водит, словно всю жизнь за рулем провел! Он-то сразу сообразил, как выключить нелепо горящие фары.
— Эй, Стас! — встревоженно окликнул приятеля Петька, когда они свернули с Садового на радиальное шоссе. — Пора поворачивать! Они заметят…
— Не дрейфь, детка, — усмехнулся Стас. — Мы только во вкус вошли.
— Но… ты говорил на полчаса…
В горле у Петьки что-то шершаво ворочалось… Точно от холодного пива…
— Да разве в полчаса уложишься, когда в руках такая красавица?
Стас нежно погладил обтянутый мягкой кожей руль «сааба».
— Да уж! — подтвердил Леха. — Просто душа поет. Надо еще погонять.
— Но отец меня…
Леха повернулся к Петьке и смерил его презрительным взглядом.
— Ты что, отца боишься? Да какой он тебе отец? Отчим… Он тебя даже не хватится!
— Небось рад только лишнюю обузу с шеи стряхнуть! — как-то нехорошо засмеялся Стас.
Петька старательно поддержал их смех, но под ложечкой что-то холодно и противно засосало… как перед прыжком с высоты…
— Да я могу хоть три дня домой не появляться! — хорохорился он. — И искать никто не будет! Ему на меня плевать! И мне на него тоже!
— Вот видишь, — тихо сказал Стасу Леха. А Петьку подзадорил: — Тогда айда за город!
— Айда! — лихо подхватил мальчишка, понимая, что пути к отступлению у него все равно нет.
Только как же он будет объясняться с отцом?! Теперь ему точно нельзя возвращаться.
А парни перемигнулись и успокаивающе сказали:
— Да все путем будет! Мы вечерком его тачку бросим на окраине. А ты ненароком подскажешь, где поискать…
— И чего ты дрожишь? Тебя ведь никто не видел?
— Не-ет…
— Ну а ключи он сам мог обронить… или сунуть куда…
К Петьке вновь вернулась уверенность.
Он ведь не обязан караулить папашину машину! С какой стати ему связывать угон тачки с Петькой? Мало ли кто на нее позарился?! А пульт и ключи они бросят в салоне… Может, отец сам мимо кармана положил.
Незаметно Москва осталась позади. Они мчались на полной скорости по загородному шоссе, лихо обгоняя еле ползущие «жигули» и тяжелые грузовые фуры.
— Дай мне! — попросил Леха. Ему не терпелось тоже усесться за руль.
— Успеешь, — коротко бросил Стас. — Потом…
— А потом я… — подал голос Петька.
Парни засмеялись и опять переглянулись.
— Нет, малыш, это в наши планы не входит… — прищурился Стас.
Они назвали его малышом! Петька оскорбленно засопел.
Забыли, на чьей тачке катаются?!
— Между прочим, это наша… — начал было он.
— Было ваше — стало наше, — оборвал его Стас. — Леха, ты помнишь, где сворачивать?
Тот ткнул рукой на боковой проселок, тянущийся сквозь густой лес.
Машину затрясло на раздолбанной дороге… Да разве здесь покатаешься с ветерком?!
У Петьки вдруг появилось нехорошее предчувствие.
— А… куда мы едем? — враз пересохшими губами выдавил он.
Но ему никто не ответил.
…Теперь его взрослые друзья, казалось, совершенно потеряли к нему интерес. Мальчишка ерзал на заднем сиденье, но они переговаривались о своем, будто позади них пустое место.
— А ты сам с Тенго договаривался?
— Сам.
— И сколько он обещал?
— После продажи двадцать.
— А сразу?
— Сразу пять…
— По две с половиной? — прикинул Леха. — Мало…
— Ты знаешь, где взять больше? — огрызнулся Стас.
— А он нас не кинет?
— А как?
— Угонит на продажу, а потом ищи-свищи…
— А… что вы продаете? — попытался вклиниться в странный разговор Петька.
— Школьные тетрадки, — отрезал Леха.
Стас глянул на часы и помрачнел.
— Ну где эта свалка? У нас на все про все меньше часа остается.
— Управимся, — буркнул Леха и смерил Петьку оценивающим взглядом.
От этого взгляда у мальчишки вновь засосало под ложечкой.
— А… что будет через час? — как можно бодрее спросил он.
— Для тебя уже ничего, — не оборачиваясь, бросил Стас.
И Петька понял, что тот говорит правду…
Только ее невозможно было принять и осознать.
«…Они хотят меня убить! — бешено колотилось в мозгу. — Нет! Это неправда! Не может быть! Мы же друзья… Мы решили просто покататься… Они шутят…»
Но ему уже было понятно, что его просто обманули, обвели вокруг пальца, как маленького дурачка, заманили в ловушку…
Клетка захлопнулась. И не выбраться из нее глупому птенчику…
Они все рассчитали наверняка… Они знали, чей он сын… И им был нужен совсем не Петька, а роскошная отцовская машина…
И не таким уж дураком он был, чтоб не понять из обрывков их разговора, что парни выполняют чей-то заказ и вовсе не собираются возвращать в Москву ни машину, ни… Петьку.
Лес кончился, и впереди открылся простор. Свалка… Страшное и пустынное нагромождение мусорных куч… Только стаи ворон с громким карканьем носились над ней… Вороны… и почему-то чайки…
Как странно… ведь здесь нет моря… Откуда же они?
Почему в голову лезут какие-то глупые посторонние мысли, когда думать надо сейчас о самом главном: как спастись…
Сколько раз он выкручивался из угрожающих ситуаций… а теперь…
Стоп! Он ведь сын своего отца! И в их интересах будет вернуть его живым… Надо только пообещать, что папаша им отвалит крупную сумму… Сами же говорили, что этот неведомый Тенго даст им пока маловато…
Петька приосанился и кашлянул.
— А что, парни, — с нарочитой небрежностью сказал он, — если нам деньжат по-легкому срубить? Только поделим на троих, идет?
— Это как же? — бросил через плечо Стас.
— Да разыграем батю… Вы меня здесь спрячете, а сами ему письмо отправите насчет выкупа…
— Н-ну… — неопределенно бормотнул Леха.
Петька воодушевился:
— Отец знаешь сколько отвалит! Да хоть полмиллиона баксов! Ему раз плюнуть! Он меня знаете как любит!
— А как мы их получать будем? — недоверчиво поинтересовался Леха. — Он же со всей Москвы ментов сгонит. Оцепят все…
— Так надо такой план придумать, чтоб не оцепи-ли… — горячо заторопился Петька. — Здесь как раз свалка… Так? Как в фильме «Гений», помните? У меня есть классная идея…
— Ну-ну… — подбодрил его Леха.
— Да что ты его слушаешь? — оборвал Стас. — За него никто гроша ломаного не даст. Был бы еще сын родной… а то пасынок!
— Меня дома сразу хватятся… искать будут… в милицию заявят… — хватался за соломинку Петька.
— Как же! Сам говорил, что дня три и не вспомнят! Потом, может, и заявят… для отмазки… А не вернешься — отчиму же легче.
— А что, если… — покосился на Петьку Леха.
— Никаких «если»! — отрезал Стас. — Врет он все. А ты уши развесил. Ему красная цена — пятак, да и то в базарный день. Так что, мальчик, ты нас в эти игры не втянешь.
— А что, слабо рискнуть? — из последних сил подначивал Петька. — А вдруг выгорит?
Но Стас молча завел машину между двумя зловонными кучами, заглушил мотор и велел:
— Вылазь, сопляк.
— Не пойду! — уперся Петька. — Мне и здесь хорошо.
— Леха, помоги ему.
Леха распахнул дверцу и силой выволок Петьку наружу. Тот вцепился пальцами в сиденье и тут же получил сильный удар по почкам.
— Не лапай! Порвешь!
Все пропало… Это конец… И он будет гнить здесь, среди этих мусорных куч… и сам станет таким же мусором…
Петька сжался в комочек, присел и закрыл голову руками. Он хотел закричать что было мочи, но из горла вырвался только приглушенный шип…
— Где шнурок?
— Сейчас. Стас… Вот черт… Держи его…
— Быстрей ты! Не копайся!
И тут до них донесся приближающийся рев мотоцикла…