Все наши разницы

Глава 14

Вечером не произошло больше ничего, кроме звонка Аси.

– Анют, что у вас там случилось? На тебе лица не было! Опять поругались или наоборот?

– И поругались, и наоборот, – призналась я. – И я пока не хочу об этом говорить.

– Ясно, – недовольно отозвалась она и все же смирилась: – Потом расскажешь, как созреешь. Главное, помни, что мы с тобой. Если этот мерзкий гаденыш тебя обижает – дай знак! В сторону Мишани сигналь, чтобы он морду Жуковскому начистил. А если этот сказочный принц делает тебя счастливой – тоже сигналь, но уже мне. Хоть обзавидуюсь.

– Я пока не готова ничего обсуждать, – повторила я.

Чему тут, интересно, завидовать? Тому, что я теперь не до конца понимаю, кто я и какая я? Или тому, что все мои принципы разрушены за несколько минут? Или внезапно начавшейся бессоннице? И поделиться ни с кем не получится. Я впервые оказалась в ситуации, когда даже друзья не поймут: они оба слеплены из совсем другого теста. Не хуже и не лучше, просто иначе мыслят. Я не умею и не хочу уметь щекотать нервишки – а именно этой фразой и можно было описать мое теперешнее состояние. Заодно примешивалось и паршивое беспокойство о всплеске злости Жуковского. Если отныне начнет изображать, что мы не знакомы, я взвою, а уже после поблагодарю, что отделалась малой кровью.

Утром на выходе из подъезда сразу увидела синюю машину. Дмитрий вышел, заметив меня, но не спешил приближаться – знал, что в любом случае пройду мимо. Все равно ведь что-нибудь скажет, поэтому я взяла инициативу:

– С вечера тут ждете?

– Нет, только подъехал. Посмотрел на сайте, что вам ко второй паре – решил подхватить по пути.

Он снова расслабленно улыбался. И опять был одет не по погоде. Голая шея, краснеющие от мороза кончики ушей, руки в карманах, снежинки падают на русые волосы. А глаза глядят напряженно, выдавая фальшивость маски на лице. Подхватить он захотел, понятно. Хорошо, что я вышла заранее – думала, успею проверить самостоятельные работы. Но придется потратить это время на студента, из-за которого я сегодня уснула под утро.

– Разве вам тоже ко второй? – я поддержала тон неестественной беззаботности.

– Не совсем, – он не стал лукавить. – И это не проблема. Вы удивитесь, но я почти отличник – не Женька Латов, но несколько пропусков моя карма потянет.

Ничего странного он не сказал – и так знала, что учится хорошо. Как, впрочем, многие из его группы. Просто в нашем универе дисциплинарные нарушения не отражаются на успеваемости, а в уме и базовой подготовке финансистам не откажешь. Особенно этому. Я отчего-то ощущала лютую усталость, спорить о мелочах совсем не хотелось. Дмитрий, заметив мой растерянный вид, предложил:

– Может, все-таки в машину, пока я что-нибудь интригующее не отморозил? Обещаю быть паинькой. И я сегодня обращаюсь на вы – оцени́те мою покладистость.

Я и без подсказок заметила. Глянула вдаль на аллею и подумала, что если откажу, то настойчивый студент пойдет рядом. Когда Жуковскому хочется поговорить – мы будем говорить, даже если вокруг мир начнет рушиться. Так не проще ли перестать строить из себя неприступную крепость? Обошла автомобиль и молча села. Он присоединился через секунду и сразу посмотрел в боковое зеркало, примеряясь для выезда. Я опомнилась и попросила:

– Нет, дойду сама. Не хочу, чтобы кто-то увидел, как мы приехали вместе – замучаюсь оправдываться. Говорите, что собирались.

Ему вряд ли понравилось мое решение, но он не спорил, а последовал просьбе:

– Вчера я зря допустил, чтобы мы разошлись на такой ноте. Я был обязан добить до конкретики. Зато теперь вы в курсе, что и у меня сдают нервы.

От его мягкой интонации почему-то заныло в груди. Совсем мои дела плохи. И соображаю с перебоями, поэтому пришлось тупо переспросить:

– Добить до конкретики? Меня, что ли?

– А кого ж еще? Из нас двоих только у вас проблемы с конкретикой, – он хмыкнул. Моя левая скула горела от его взгляда, но я упорно смотрела на номер машины, припаркованной впереди. Дмитрий просто говорил, словно собирался еще раз вытрясти из меня всю душу, но уже словами: – Анна Андреевна, у нас с вами восемь лет разницы. Восемь, а не восемьдесят. Может, пора уже не падать в обмороки по такому мелкому поводу?

Я горько усмехнулась и вновь приложила усилия, чтобы не глянуть в его сторону. Так хотя бы получалось говорить осмысленнее, а подумать я успела – всю ночь только этим и занималась:

– Дмитрий, к сожалению или к счастью, наши с вами отличия возрастом не ограничиваются. Мы вышли из совсем разных миров, у нас разные привычки, разные моральные принципы и уж точно разные жизненные цели. Уверена, вы бывали в местах, о которых я даже не слышала. И воспитывали вас в другой среде – из вас растили лидера для уже готового бизнеса, вбивали в голову, что вы можете все. А если вдруг не сможете, то вам это дадут. Не принижаю ваших достоинств, но сама эта безусловная гарантия создает определенный тип личности. Я же с детства ощущала все ограничения: что можно, что нельзя, на что способна, а что недоступно. И знаю точно, что не познакомилась бы с таким человеком в библиотеке, где провела большую часть своей жизни. То есть абсолютно ни при каких обстоятельствах мы не могли бы просто встретиться и увлечься друг другом. Роль сыграли идиотский флер учителя и гонор одного студента, который не привык, что ему отказывают.

Хорошая речь, продуманная и аргументированная. Однако она вызвала лишь удивление:

– Все наши разницы – это плохо? Разве так не интереснее?

Я смиренно кивнула:

– Поначалу да. Но будь у вас больше опыта, знали бы, что любые мезальянсы – зло.

– Опять она про опыт… – тяжело вздохнул Дмитрий и отвернулся к окну. Возможно, решил скрыть от меня мгновенную эмоцию. Но быстро собрался и продолжил убеждать непонятно в чем: – Анна Андреевна, есть такие вещи, которые обязательно надо проверять лично. Так давайте я дамся вам в руки, чтобы вы меня как следует проверили?

Ага, «на зубок попробуйте» – именно так и прозвучало. Умеет ведь свои желания идеально формулировать – даже в самом плохом настроении я неожиданно для себя начинаю улыбаться. Но сейчас наихудшее время показывать, что внутри меня от его присутствия все кипит, а от каждого подобного слова еще и бурлить принимается. Минуты две мы сидели в полной тишине: я пыталась подобрать ту самую фразу, которая станет исчерпывающей, а Дима не мешал мне размышлять.

И начала я осторожно, поскольку сразу понимала, что именно это объяснение он не примет всерьез:

– Дмитрий, если бы я ополоумела и согласилась, то после пережитого просто не смогла бы. Во время слухов о Латове я такое о себе читала, что до сих пор тошнит. И начальство каким-то образом нашло, за что меня поругать. Вроде не пачкалась, а меня все равно в грязи изваляли. Но мне было легче от мысли, что я ни в чем не виновата. Не представляю, чтобы я решилась теперь встречаться со студентом – и старое вспомнят, и новое добавят. Только уже не без моего участия.

Как и ожидалось, он беззаботно пожал плечами:

– Я бы решился.

Вот он сам и подкинул отличный довод, который я немедленно использовала:

– Почему вы нас бесконечно сравниваете? Неужели до сих пор не видите, что мы мыслим с противоположных позиций? Я об этом как раз и говорю! Все наши разницы – это не про сумму на банковском счете, а про невозможность поставить себя на место другого. Вас с пеленок учили плевать на чужие мнения, а мне вдалбливали, что от отношения окружающих зависят зарплата, должность, скорость решения проблем. Даже комнату в студенческом общежитии не выбить, если не быть достаточно вежливым! И для моей жизни это сущая правда, особенно когда упорно идешь к своей мечте. Можете себе представить преподавателя, который говорит и делает что хочет, как поступаете вы? На моем месте вы послали бы проректора лесом. А я не послала, потому что для меня эта работа важнее минутного раздражения. Знаете, сколько раз я хотела послать лично вас и уже далеко не лесом? Намекну – намного чаще, чем проректора. И где бы я сейчас была?

– Ладно, признаю, что с этой точки зрения смотреть не умею, – неожиданно смирился Жуковский. – Зато уже вижу пользу – кто еще мне такие вещи объяснит? Кстати, я встречаться пока и не предлагал.

Я нервно усмехнулась. А ведь он действительно ни разу об этом не говорил! Все тексты и подтексты как-то миновали этот этап. Тогда чего он добивается – неужели только того, о чем так открыто заявляет? В неискренности этого парня не обвинишь, я сама какую-то чушь себе надумала. Если уж углубляться, то и про влюбленность ни слова не прозвучало. Безусловно, я ему нравлюсь, вызываю сексуальное желание – и, как следствие, Дима хочет интрижку. Тогда вопрос на миллион: хочу ли ее я? Прислушаться к гормонам – никаких сомнений! От одной мысли внизу живота что-то выкручивается. А если начать представлять, так еще и судорогами прошивает. И мне всего тридцать – вовсе необязательно прямо сейчас искать партнера для серьезных отношений, год-другой можно и кормить тех похотливых демонят, что во мне с недавних пор завелись. Родителям так и скажу – мне пока не до женихов, из меня молодой любовник все силы выжимает. Обрадуются, конечно, как тут не обрадоваться? Всего лишь пара инфарктов, зато повеселюсь от души. И все бы ничего, если бы подобное не претило всей моей сути – я не из тех людей, кто готов к мимолетным страстным приключениям. Изменить это – значит, ударить по собственной природе, а потом еще лет десять вспоминать, кто я есть на самом деле.

Я постаралась смотреть на него прямо, чтобы придать веса словам:

– Дмитрий, а кто вам сказал, что вы мне нравитесь? Милый избалованный мальчик с подвешенным языком – не больше. В каждом потоке хоть один такой студент попадается.

Его это развеселило:

– Ого, как вас зацепило! Даже не нравлюсь? – Он сделал паузу на то, чтобы подавить смех, после чего продолжил: – Я немного другое имел в виду. Если вас так парят отношения со студентом, то я через полгода выпускаюсь. Необязательно кому-то сообщать, раз это важно для… как вы там вежливо назвали тявканье посторонних? Ваш предмет сдаем в январе, весной уходим на практику – вообще никто не догадается, что я ночую у вас чаще, чем положено ночевать дипломнику у приличного научного руководителя.

Вот снова он своими изощренными формулировками путает все мысли! Но я оставалась собранной, только уточнила для лучшего понимания:

– Научного руководителя?

– Ну да, – добил он. – Что вы делаете в следующем семестре? Возьмете меня по знакомству? За результат не переживайте – любую тему раскрою. В смысле, мне за деньги напишут, если сам не справлюсь, так что тень на вашу репутацию в любом случае не падет.

И вновь непредсказуемая судорога – даже пальцы на ногах поджались. Я брала раньше дипломников и обожала этот вид учебной нагрузки, но с Жуковским у нас получится не работа, а черт-те что!

– Ну уж нет! – воскликнула почти с ужасом. И пока не начал спорить, добавила: – Но в целом вашу мысль стоит обдумать. Если через полгода ваш интерес не пропадет, то можем встретиться и еще раз об этом поговорить.

Лично меня это решение полностью устраивало. Я сейчас пребывала под каким-то гормональным шквалом – здраво рассуждать не была способна. А это отличная проверка для нас обоих. Остынет – замечательно. Остыну я – еще лучше. Зато дел не наворотим, поскольку вчерашний поцелуй показал, что мы оба в неадеквате.

Однако Жуковский мое одобрение воспринял как оскорбление – я уже заметила, что он начинал произносить слова тише и ласковее, когда его что-то давило:

– Аня, хорошая моя, ты ведь только что не предложила мне целибат на полгода? Я не то чтобы сексуальный маньяк, но за жизнь-то поберегись. Или намекни, если ты не против серии зверских изнасилований. Тогда, конечно, и годик протянем.

Пришлось спешно отвернуться к боковому окну, поскольку я представления не имела, какую эмоцию сейчас выражает мое лицо. Хотелось бы негодовать – как минимум по поводу фамильярного обращения, а на остальное словарного запаса не хватит, но вряд ли получилось именно это. Его распущенная откровенность и мне развязывала язык:

– Зачем целибат? До выпуска встречайтесь с кем пожелаете! Не удивлюсь, если уже к весне вы и имя мое забудете. Какие там полгода, когда вокруг столько красивых ровесниц?

– Так и сделаю, если предлагаешь. Люблю, знаешь ли, перед мишленовским рестораном пожрать пенопласта.

Не позволила ему опять увести меня в сторону своими шуточками и спросила напрямик:

– Решено? Вернемся к этой теме после вашего выпуска, если еще будет о чем говорить. Более разумных предложений все равно не поступит.

Он отвел глаза и подумал пару секунд над ответом:

– Договорились. В смысле, подожду неразумных предложений, они обычно интереснее.

Я глянула на часы и засуетилась:

– Черт, я ведь на пару опаздываю! Совсем о времени забыла!

– Такое случается, когда общаетесь с людьми, которые вам совсем-совсем не нравятся, – монотонно прокомментировал этот очаровательный негодяй, вновь перейдя на вы, что в последнее время все чаще стало напоминать издевку. – Давайте все же подвезу. Изображу такую физиономию, как будто ни разу в жизни не думал с вами встречаться, так что репутация в безопасности. Заметьте, на этот раз не я загнал вас в угол.

Несмотря на очевидность решения, я отказалась и выбежала из машины. Если поспешу, то и раздеться на кафедре успею. Ну а забегу со звонком – не беда. Я за все годы работы ни разу не опаздывала, а подобное может произойти со всяким. Однако это показатель, что со мной творится неладное. Сейчас я не поехала с Димой не только потому, что опасалась свидетелей, на самом деле я об этом и не подумала. После настолько откровенных разговоров мне надо было прочистить мысли и настроиться на предстоящую лекцию. Но за время пути ничего не удалось – наоборот, меня непрерывно накрывало непонятными эмоциональными волнами. А если мы действительно увидимся через полгода и попробуем встречаться? Он все еще младше, а наши различия испортят со временем даже самые жаркие отношения, но если?.. Как отлично придумалось: такую невозможную историю можно просто отложить, чтобы в начале лета взглянуть на нее совсем другими глазами! Есть шанс, что мне самой она тогда покажется не идиотской! Зато я уж точно приготовлюсь не расстроиться, когда все само собой отсохнет.

Ну а пока я тонула в ненормальной эйфории, настроение держалось на болезненно-приятном уровне. Хотелось непрерывно улыбаться, но никому о причинах не говорить – я сама те причины до сих пор никак не обозначала. Достал меня гаденыш, пролез куда-то под кожу и по-хозяйски там обосновывается. Теперь проверять сообщения приходилось едва ли не каждые полминуты – рука так и тянулась к телефону. И всякий раз накрывала злость от пустоты во входящих. Жуковский не обязан мне постоянно писать – я этого и не ждала! Тем не менее страшно раздражалась. Но и у этой ярости был привкус эйфории, чего-то неизведанного для моего разума. Смесь нервозности, радости и тоскливого ожидания ощущалась даже в мышцах, словно все тело готовилось к прыжку в гиперпространство. И если в скором времени не прыгну хоть куда-нибудь, то свихнусь. Но при этом подсознательно желалось продлить это состояние как можно дольше, ведь обезумевшей мне было ясно – любое решение означает конец этого мучительного, но такого томного напряжения.

Уже вечером кое-кому удалось вернуть меня в реальность. Позвонила мама и без приветствий начала:

– Слушай, Ань, а что за бизнес у твоего Юрия?

Я поинтересовалась самым нейтральным тоном:

– Когда это он стал моим?

– Да прекрати, серьезно же спрашиваю! – она говорила все более настойчиво, но как будто приглушала голос. – Я это к тому, чтобы примерно знать и не сказать при нем глупость!

Понятно, что любопытствовала она не о сфере деятельности, а о размерах доходов. Но пока я придумывала, как повежливее сообщить, что их это не касается, мама перешла уже к другому:

– Он нам сплит-систему прислал! Помнишь, за столом Юля между делом ляпнула, что в нашей квартире летом бывает жарко? Видимо, твой Юрий решил, что мы жалуемся, и сделал такой подарок. Ань, это очень дорогое оборудование!

– Не распаковывайте! – приказным тоном прокричала я.

– Так мы и не распаковывали, – успокоила она, но тотчас уничтожила мое облегчение: – Тут бригада рабочих – они уже заканчивают установку, давно возятся. Притаранили, когда отец еще с работы не вернулся, а я, честно говоря, совсем растерялась. Папа рядом на кухне сидит. Передать ему привет?

Я взмолилась:

– Мам, вы понимаете, что происходит? Идите в гостиную и орите, чтобы назад упаковывали! Пусть катятся ко всем чертям!

После короткой паузы ее голос прозвучал сухо и с ноткой обиды:

– Не забывай, с кем разговариваешь, доченька. И прекращай диктовать нам, как поступать. Человек хотел сделать приятное – и он обидится, если откажем! Чем он заслужил такую грубую реакцию, как ты предлагаешь?

Я отключила вызов, чтобы не заорать прямо на нее. А ругательствами разразилась уже в потухший экран телефона. От возмущения принялась шагать туда и обратно, но скромные размеры апартаментов не позволяли разгуляться. Немного успокоившись, сообразила, что мнение нужно высказать без обиняков и отлагательств.

Юрий Владимирович ответил сразу, а я старалась говорить как можно размереннее, но не всегда получалось:

– И вам доброго вечера. Вы знаете, почему я звоню. Какой грубый и топорный способ, я разочарована! Человеку вашего ума под стать более изысканные маневры.

– Анюточка Андреевна, – он явно пребывал в отличном расположении духа, – ты решила, что я тебя купить пытаюсь? Так подарок не тебе – просто благодарность хорошим людям за гостеприимство.

Я холодно усмехнулась:

– Дорого же вы оценили грудинку по особому рецепту.

– А, ты об этом? Мне этот сплит обошелся в ноль рублей ноль копеек, – он все-таки соизволил объясниться. – Работаем с одной компанией, они мне эту бандуру на пролонгации договора всучили. А у меня дома климат-контроль давно обустроен по высшему разряду. Лежал ненужным грузом два месяца – и выкинуть жалко, и носиться с продажей неохота. И тут так кстати придумалось, куда пристроить. Своим тоже скажи, чтобы не чувствовали себя обязанными. А к тебе это отношения не имеет.

Может, и не врал, что сплит-система стоимостью едва ли ни в четверть миллиона досталась ему бесплатно, но это не так уж важно. А я свое мнение откорректировала – его метод не грубый, а высчитанный до малейших деталей. Старший Жуковский будет уверенно наседать на меня через родных. И не то чтобы это давало стопроцентную гарантию, но сейчас мне было бы очень затруднительно представить им другого ухажера. Юрий Владимирович подминал их под себя, создавал единый фронт, а они и рады помогать, хоть не глупы и не хуже меня все понимают. Под лозунгом «не чувствуй себя обязанной» они навешают на меня хотя бы вину, если вдруг с «таким великолепно-щедрым мужчиной» не сложится. Нехилая база – такой у них еще не было. А я тем временем совсем немножечко запала совсем не на Юрия, а на его ближайшего родственника…

– Мне это не нравится, – отчеканила я, чтобы поставить точку в разговоре. А затем решила соврать: – Сразу скажу, что кое с кем встречаюсь. Просто пока не готова представить своего молодого человека семье. Извините, если ввела вас в заблуждение!

– Да ради бога! – он и не собирался напрягаться. – Но если надоедят простачки, я к твоим услугам. Это как на «Феррари» после «Запорожца» пересесть, потом сама увидишь, когда наешься полумерами.

– Да-да… Люблю, знаете ли, перед мишленовским рестораном пожрать пенопласта, – я произнесла это совершенно бездумно.

– Замечательно сказано! – благодушно расхохотался он, хотя я и не думала делать ему комплименты.

Дима похож на отца и тоже склонен к диктатуре, но манипулирует гораздо тоньше. Нет, он сначала выстраивает границы в выверенных местах, готовит почву, а потом бьет точно в цель, поэтому почти не промахивается. Юрий же рубит топором куда придется. Если говорить о честной конкуренции, то у старшего сразу не было ни единого шанса. И еще большой вопрос, кто из них в итоге оказался бы простачком. По-хорошему, умная женщина ни с одним из Жуковских связываться бы не стала. Интересно, а когда я прекратила быть умной?