Все наши разницы

Глава 21

Перед экзаменом у бухгалтеров меня в коридоре поймала Наталья Владимирова и отвела в сторону. Я предполагала, о чем девушка собиралась говорить, но не ожидала высокомерного тона с нервными нотками:

– Ну простите меня, Анна Андреевна! Я была неправа, но вы тоже из мухи слона раздули. То есть про вас даже упоминать нельзя, а мне можно прямым текстом угрожать? – она сделала паузу, вдохнула и вспомнила, зачем меня выцепила: – Ладно-ладно, извините! Я совершила ошибку! Разозлилась на вас, а Женька Латов вообще всех бесит. Поэтому так и получилось.

Она красивая: яркая блондинка с потрясающей фигурой. Судя по одежде, укладке и массивным сережкам, не из слишком богатой семьи – я по модницам из финансисток теперь с легкостью видела разницу, но природными данными наделена с избытком. Училась средне, талантами не блистала, вот тут еще и зависть к чужим успехам проклюнулась. И сейчас как-то вся их история стала казаться банальной: Дима запал на нее из-за внешности, но в ее характере не нашлось ничего, чтобы его удержать. Просто потому, что для таких, как он, обычные красавицы всегда найдутся – предыдущую в любой момент можно разменять на двух посвежее. Я вежливо улыбнулась и сообщила:

– Благодарю, Наталья, тронута до глубины души. Похоже, вы не знаете, что Жуковский уехал и вряд ли вернется до вашего выпуска. Значит, все его угрозы были пустыми словами.

– Уехал? Совсем? – она изменилась в лице и задумалась. Новость ее расстроила – и тем еще четче стали понятны ее интеллектуальные способности. То есть после всего и спустя столько времени она еще на что-то рассчитывала? Но девушка собралась и выдохнула: – Да и черт с ним. Тогда перед Латовым тем более извиняться не буду. С чего вдруг на меня все взъелись из-за шутки? Я же просто…

– Вы просто дура, – с доброжелательной улыбкой подсказала я.

А что ужасного в том, чтобы хоть изредка говорить студентам правду? Побежит с докладной? Так ведь не побежит, иначе ей придется рассказывать, в каком контексте прозвучало это слово – и еще неизвестно, чем это для нее самой закончится. Но Наталья не стала изображать оскорбленный вид и хмыкнула:

– Тут вы правы, не поспоришь. Придумала себе, что раз он обратил на меня внимание, то выписал билет в счастливое будущее. Я полная дура. А вы?

Надо же, иногда даже со дна звучит мудрость. Дима же не только по ее чувствам проехался. Владимирова не может знать наверняка, что между нами было, но явно догадывается, исходя из того намерения, которое выразил Жуковский еще в сентябре. Он ведь особенный – сломает любые принципы и барьеры, если ему чего-то сильно захочется.

– Не опаздывайте на экзамен, Наталья, – закруглила я разговор.

Евгений Латов, как обычно, получил пятерку автоматом, а явился лишь затем, чтобы поставить в зачетку. Я расписалась с явным удовольствием – размашисто, немного выходя за пределы строчки. До меня точно так же успел отметиться преподаватель по организации расчетов с бюджетом – тот слово «отлично» вывел крупными печатными буквами. Закончив, я тихо поинтересовалась:

– Женя, как чувствует себя мама?

Он вновь заволновался и слегка покраснел. Когда уже этот замечательный мальчик осознает свое превосходство и обретет уверенность в себе?

– Лучше, Анна Андреевна. Впереди реабилитация, но прогнозы хорошие. Она сама уже смеется – говорит, это все нужно было для того, чтобы узнать, как ей идет платок на голове.

Я встала, протянула ему зачетку, а потом, не мешкая, коснулась его плеча.

– Обязательно передайте ей пожелания здоровья. Она счастливица, раз такого сына вырастила, пусть живет долго! – Глянула на студентов, которые готовились по билетам – все неотрывно наблюдали за нами. И уже громче обратилась к ним: – Что тормозите, уважаемые? Почему не достаете телефоны и не делаете чудесные фотографии?

Наталья, которая тоже сидела в аудитории, опустила голову. А Решетников глупо объяснил:

– Так на экзамене же нельзя телефоны…

Остальные все-таки осознали быстрее, кто-то заметно удивился, а кто-то усмехнулся, уловив намек. Закинула утку одна девица, но многие поучаствовали – пусть запомнят этот момент. А понимающе улыбались сейчас те, кто хоть попытки защиты предпринимал или вообще остался в стороне. Пусть и в их умах закрепится позитивная модель поведения, а я имею право давать уроки, покуда я до сих пор педагог. Странный выдался год, он изменил меня сильнее, чем десятилетие до него.

Второй семестр набирал обороты вместе с предвкушением весны. Я не пропустила ни единой тренировки – даже с простудой собиралась и плелась в зал, ведь знала: стоит мне остановиться и пожалеть себя, как мигом накроет. Слабину себе давала раз в неделю в качестве напоминания, насколько это глупо. В такие моменты открывала профиль Димы в соцсети и часами рассматривала его фотографию на аватарке. Он так ее и не заменил, а на стене не появилось ни одного нового поста, хотя онлайн бывал регулярно. После мне неизменно становилось хуже, тогда я твердо решала, что больше подобного не повторится. Понятное дело, настроя с трудом хватало на следующую неделю. Что за ерунда с моей головой? Он не умер, не заболел, никакой свежей информации не подкинул, но я будто осознанно выбрала иногда страдать без причины. Вот был бы повод – я бы оторвалась! В ошибке, которую я совершила, был лишь один изъян: она оказалась слишком маленькой. Ни стыда, ни сожалений от такой мелочи не испытать. Всего два месяца общения, несколько поцелуев и одна ночь – об этом пустяке на пенсии с романтическим вздохом не вспомнишь. Жаль, не протянулось дольше, за полгода или год я бы столько шоковых моментов накопила, что сейчас сокрушалась бы основательно и бесповоротно.

В феврале съездила на день рождения папы. Родственники были очень рады концу конфликта и старались вести себя дипломатично. Решили, что раз уж я так сильно соскучилась и сделала первый шаг, то запинывать меня необязательно. На самом деле Юлька по телефону мне мозг выносила и в итоге убедила, что я не очень-то верно поступаю, отворачиваясь от семьи. Она была права до того момента, пока не упомянула, что я единолично в общей реакции и виновата – кто меня заставлял такую дичь творить? Поэтому шаг-то обратно я сделала, но заодно предупредила, что каждую неделю бывать у них не смогу – сослалась на желание начать писать докторскую, а при моей учебной нагрузке времени не хватает. Про себя отметила, что и на это мама с усилием сжала зубами язык и промолчала. Значит, постепенно все наладится.

Но натянутое терпение длилось недолго. Когда я пришла на празднование Восьмого марта, за столом она очень осторожно поинтересовалась:

– Анюта, так ты больше не встречаешься… с тем парнем?

– Нет, – преспокойно призналась я. – Давно уже расстались. Он в другой стране теперь живет.

Ее глаза на секунду расширились, а голос сделался еще мягче:

– Доченька, может, тогда позвонить Юрию? Вдруг не откажется забежать к нам на чай? – вскинула ладони и предупредительно запричитала: – Я не настаиваю! Но ты одинокая женщина, а он одинокий мужчина! Что странного в том, чтобы об этом подумать? Да, получилось некрасиво, но он не производит впечатление слишком щепетильного человека.

Надеюсь, она в моей улыбке прочитала мнение. Рано я вернулась, еще старое не окончательно вытравилось, чтобы новое сеять. А ведь Дима наглядно показывал, что вначале нужно тщательно готовить почву, а уже потом действовать.

Золотой Сереженька выступил в мою защиту:

– Дарья Максимовна, не стоит. Уже ничего не поделаешь. Если Юрий женится на девушке родного сына, пусть даже бывшей, то это какое-то извращение! Вы можете себе представить, на что способен человек, если ему подобное гнильцой не будет отдавать?

– Извращение, – решительно согласился папа. – А я в сомнениях был еще с тех пор, когда мы к нему в гости ездили. Слишком богато живут, а у них еще особняки есть. Ни разу такое масштабное неравенство в социальном статусе не приводило к счастью в доме. У нашей Ани тоже характер ого-го, а таким, как он, нужны или равные, или послушные. Хорошо, когда мужчина крепко стоит на ногах, но важно еще и мыслить в одном направлении.

Я сдержала смешок. Где же раньше были его сомнения? Почему только теперь озвучены? Так долго придумывал правильные слова или не хотел спорить с любимой женой, которая слишком агрессивно нацелилась и не услышала бы аргументов?

– Тоже верно, – нехотя смирилась мама и посмотрела на меня: – И пусть летит, такой напыщенный и зажравшийся. Наша доченька в сто раз лучше себе найдет!

Да, в предыдущем взгляде она определенно не все смыслы расшифровала.

– Душно здесь, – намекнула я.

Не знаю, правильно ли меня поняли, но покосились на окно, неподалеку от которого рабочие установили внутренний блок сплит-системы. Одна сестра продолжала беззаботно развивать тему:

– Анечка у нас идеальная, это правда! Принцесса! И, наверное, поэтому ждет исключительно сказочного принца. Так же, Ань?

Воздуха в помещении стало еще меньше.

– Сказочного короля, – поправила я, поднимаясь на ноги. – Я его уже дождалась, но вам не понравилось.

– Ты издеваешься? – Папа нахмурился. – Зачем его хвалишь, если вы расстались?

– Расстались, – подтвердила я. – Сложно обняться через тысячи километров. Но он же когда-нибудь вернется. Характер мы ему не исправим, но молодость – легко. Не пройдет и десяти лет, как Диме стукнет тридцать два – прикиньте, какая магия!

– Шутки шутишь, – отец был недоволен моим выпадом, но старался говорить спокойно и обстоятельно: – И даже в них есть над чем подумать. Может, и вернется твой Дима. И уж точно повзрослеет. Но с чего ты взяла, что ему в тридцать два будут интересны сорокалетние женщины?

– Да, не повезло мне, – признала я с улыбкой. – И Юрия упустила, и для Димы неликвид. Но я уже решила, что сменю гордую фамилию художника только на такую же гордую фамилию поэта. Лермонтовых на прошлой неделе разобрали, поэтому придется заниматься самореализацией до конца дней. Зато докторскую напишу быстрее всех!

– Аня, ты куда?! – воскликнула мама с беспокойством и кинулась за мной.

– Подышать. Вот как раз до Андрюшкиного дня рождения надеюсь продышаться.

Они успокоятся только тогда, когда станет совсем поздно меня кому-то пристраивать. Возможно, после упомянутых сорока лет и сдадутся. А тут всего ничего продержаться осталось.

Но это были легкие времена, а настоящей бедой, с которой никак не справиться, стал апрель. Сами улицы провоняли мечтой и предвкушением перемен – под таким давлением невозможно игнорировать ощущение предстоящего счастья. Не сегодняшнего – будущего, психике требовалась капля надежды. В университете находиться стало практически нестерпимо. Снаружи я сходила с ума, хотя там ничего не напоминало мне о «предновогоднем приключении», как теперь мысленно называла минувшую историю. А внутри даже стены какими-то абсурдными отголосками пропитались. Финансистов я видела редко, но встречи с ними были особенно невыносимы.

– Анна Андреевна, мы на практику уходим! Будете по нам скучать?

– Конечно, буду, Богдан, – я из последних сил давила из себя улыбку. – Еще и на вашу защиту загляну!

Так, скорее всего, и поступлю. Ведь июнь – это не апрель. В июне точно уже жизнь заново запустится.

– По мне скучать не получится, – заверила Канерская. – Я решила в магистратуру пойти.

– Молодец, Зоя! – в полном удивлении одобрила я. – А там, глядишь, и до аспирантуры недалеко.

Странно все это. Канерская ведь тоже дочь каких-то шишек, но покидать альма-матер не спешит. В науку девушка вряд ли пойдет, хотя откуда мне знать? Я только мельком прошмыгнула мимо жизни этих ребят, ничего не успев о них понять. А у всех них есть цели, предыстории и заботы, которые и сделали их столь сложными и интересными.

Периоды слабости участились. Два раза я даже разблокировала Диму, но через три секунды возвращала в черный список, пока он не заметил и не начал что-нибудь писать. Злорадно посмеивалась. Не успел, не успел! Мне становилось смешно от представления, что он вообще собирался.

В один из майских дней меня после работы на крыльце встретил Юрий Владимирович. Я от изумления едва не покачнулась. Он, что же, совсем из ума выжил? Думал, что достаточно несколько месяцев подождать?

– Анна Андреевна, поговорим?

– Да как-то не горю желанием, – произнесла я и попыталась пройти мимо.

Но этот настырный ледокол схватил меня за локоть и буквально поволок к парковке на глазах у кучи свидетелей, на ходу убеждая:

– Двигаем ножками. Я же тебя не в ЗАГС тащу. Про Димку надо поговорить.

После этого я уже послушно поплелась. Просто стало интересно, что скажет. Николай, кивнув, вышел из машины, оставив нас наедине. А старший Жуковский сосредоточенно принялся рассматривать свои сцепленные пальцы, когда уселся рядом.

– С ним же ничего не случилось? – я полюбопытствовала без волнения и лишних эмоций.

– А что с ним случится? – отозвался Юрий Владимирович. – Проходит элитный курс в одном из лучших университетов мира. Мой балбес наконец-то попал в идеальную среду обитания, где все такие же, как он.

– Тогда чем я могу помочь?

Мужчина поморщился и заговорил тише:

– Когда он внезапно сорвался, я не до конца все понял. Был уверен, что он уехал от тебя. Не срослось у вас, а если бы он остался, то вы бы еще долго ковыряли друг другу мозги. По себе знаю – до сих пор не могу видеть Машу с другим, хотя эта стерва мне литры крови высосала. Но чем больше проходит времени, тем сильнее беспокойство – не от меня ли Димка так когти рвал? Как думаешь, я его потерял?

У меня не нашлось причин выступать посредником или кого-то прикрывать, поэтому и ответ был максимально честным – уйдет в пустоту или принесет добро, мне плевать:

– Если я правильно тогда поняла вашего сына, то все наоборот – он пытается найти дорогу к вам. И для этого ему нужно сначала от вас отмежеваться. Хотя бы финансово.

Для Юрия Владимировича это явно не стало шокирующей новостью, однако он с тяжелым вздохом признал:

– Он об этом много говорил, но я не могу согласиться. Сама посуди: зачем я столько лет пахал? Ради кого? Чтобы всю эту базу посторонним людям отдать? Какого лешего он уперся, что мы не сработаемся? Даже если так, это же мелочи в сравнении с потерями!

Я безразлично пожала плечами.

– В таких случаях советуют сесть вдвоем и все обсудить. Но я по себе знаю, что с родителями никакие разговоры не помогают. Понимаю только одно: чем лучше образование вы ему сейчас оплачиваете, тем быстрее это произойдет. Но у вас уже нет выхода, можно лишь смириться. Вырастили бы глуповатого и несамостоятельного сына, он бы за вашу штанину до последнего держался. Однако вас бы такой не устроил уже из других соображений, все верно?

Юрий Владимирович угрюмо покачал головой.

– Это я знаю. А если прекращу финансировать его учебу, то он прямо там себе работу и найдет. Моя вина – у него даже языкового барьера нет, а остальные пробелы я тщательно закрыл еще раньше. По последним разговорам с ним становится очевидно, что уже что-то мутит.

Я устало поторопила:

– И снова тот же вопрос – я-то чем могу помочь? Вы умнее и опытнее меня. Все, что скажу, вы лучше меня понимаете.

Жуковский вновь посмотрел прямо, отчего его слова зазвучали с бóльшим весом:

– Анюта Андреевна, если я прав, то ко мне он уже не вернется. Может, вернется к тебе?

Я засмеялась:

– Нет. Мы даже не общаемся!

– Допустим, – продолжил он. – Но если ты позвонишь и спросишь о планах, то вдруг тебе ответит? Мне просто нужно быть в курсе, чтобы подготовиться.

С каждой фразой разговор принимал все более веселый оборот:

– Как замечательно! Хотите манипулировать сыном через меня? Следующим предложением будет миллион на счету за полезную информацию, да? Или я опережаю события?

– Прекрати ржать, – попросил он. – Никто не собирался тебя подкупать и манипулировать. Но почему я не могу знать, что намерен делать единственный мой родной человек? Я половину жизни ему посвятил, чтобы меня сейчас отодвинули в сторону?

Я обдумала его слова – возможно, право на понимание он все-таки имеет. Но марионеткой я быть отказалась:

– Не убеждайте – помочь все равно не смогу. У меня даже номера его нет. А у него нет моего.

Юрий Владимирович вздернул брови от прилива веселья:

– Действительно? И он так же сказал, а я не поверил. Как же вы тогда встречались? То есть между вами ничего серьезного не было? Я-то себе надумал, что там такая любовища случилась, от которой сын на реабилитационную учебу сорвался.

– Вот именно, ничего серьезного, даже телефонами не обменялись, – подтвердила я.

Юрий Владимирович долго над этим не размышлял:

– У него там в любом случае другой номер. Я сейчас скину.

– Не надо! – впервые с начала беседы я воскликнула неуместно эмоционально.

Но мужчина отправил сообщение, после чего мой сотовый в сумке пиликнул.

– Ну удалишь, если не надо, – припечатал он, явно не пропустив мою реакцию.

Я поспешила покинуть машину, пока Жуковский снова не начал убеждать держать его в курсе, если что-нибудь о лондонских планах Димы узнаю. До чего же трудный человек! Хотя это с первой же встречи было понятно, а долго я на его счет не обманывалась.

Удалю, конечно. Отойду подальше, достану телефон, открою СМС и удалю! Мне даром не сдалось иметь где-то в зоне досягаемости его контакт. Я буду рада, если Дима в Англии останется. Желаю ему процветания и удачи во всех делах. Сегодня я даже лучше стала его понимать – мои родители не настолько отмороженные, хотя и от них бежать хочется.

Отошла, достала, открыла. Зарычала. Отправила сотовый обратно в сумку. Прошла полквартала, сообразила, что иду не в том направлении, остановилась. Нашла телефон, он как будто специально затерялся между вещами. Остыла. Будь я влюбленной идиоткой, которая несмотря ни на что скучает, давно бы уже разблокировала Диму в соцсети. Будь я сумасшедшей, сама бы ему написала. Но я этого не сделала! То есть остаюсь взрослой адекватной женщиной, которая ничего не забыла и вынесла правильные выводы. И очевидно, что уж тем более не начну звонить бессовестному хладнокровному цинику, который только на аватарке очаровательный. Но сообщение все-таки лучше удалить – оно будет раздражать в фоновом режиме. Оказывается, до этого момента моя жизнь была прекрасной. И ее легко откатить к предыдущему уровню: нажать четыре кнопки. Сразу станет хорошо, как было полчаса назад. Потом вернусь домой, вечером на тренировку, перед сном книжка или фильм. Можно ли придумать существование приятнее? Четыре клика – и да здравствует прежний благословенный коматоз! Все равно же не позвоню, даже если на последнем издыхании в канаве случайно ткну пальцем на его номер. Но пока цифры записаны прямо здесь, в моем собственном девайсе, я буду об этом постоянно помнить. Поехали, Анечка, ты Крамская или где? Раз, два, три… Черт!!!

Какая же лютая гнида этот Юрий Владимирович, ведь он знал наверняка, что выдергивает чеку́.