На работе дела идут в гору. Выручка растёт в обоих заведениях, и я делаю всё возможное для этого. Реклама, новые предложения — отдел маркетинга в моём лице в восторге. На работе мы почти не встречаемся. Тимур занимается другой работой.
Если пересекаемся, то сохраняем серьёзный настрой и дистанцию. Но вот в кабинете…
— Виктория Андреевна, вас зовёт Тимур Рустамович.
Удивлённо вскинув брови, сразу направляюсь в кабинет.
— Звали, Тимур Рустамович? — спрашиваю
— Закрой на ключ, — твёрдо просит парень, а в глазах смешинки плещутся.
Я без вопросов закрываю, а спиной уже ощущаю его мерно вздымающуюся грудь.
Горячие губы целуют сзади шею, а потом меня плавно поворачивают:
— Если ты будешь так одеваться на работу, — якобы угрожающе, но улыбаясь, произносит Тима. — Я буду постоянно вызывать тебя на ковёр.
— Ты хотел сказать на стол или кожаный диван? — весело заигрываю. А что не так с моим нарядом? Ну да, юбка короткая, каблуки, водолазка просвечивающая слегка. Но ткань же прикрывает, где надо.
Он чмокает меня в губы, перемещая меня на стол. Что ж, стол так стол. Я попутно начинаю расстёгивать пуговицы на рубашке. Тимур одной рукой поглаживает ногу под юбкой, вторая покоится на пояснице.
— Как хорошо, что Никите ничего подобного не досталось. Я когда тебя там увидел и услышал, что он говорит о тебе — сразу захотел клуб этот чёртов подорвать, — признаётся. Могу представить, что ему говорил Сёмин. После увольнения он меня не беспокоил. Расчёта я не требовала, для меня главным было, чтобы просто в покое оставил.
— Им всем доставалось только облизываться, — отшучиваюсь. — Ну и рука в помощь.
Тима впивается в губы, словно пытается поставить печать. Глубоко, чувственно, грубо. Всё смешивается в одно.
С ним мне плевать на все правила и условности. Ну и что, что мы сейчас на работе? Подумаешь, занимаемся сексом прямо на столе.
Когда Тимур заканчивает, уперев руки в стол, а я обнимаю его, сцепив руки за спиной и уткнувшись подбородком в плечо, я всё же подмечаю:
— Ты плохо на меня влияешь.
— Да? — удивлённо спрашивает Тим. — А я думал, наоборот, хорошо.
— Мне — да, — усмехаюсь. — А влияешь плохо.
— Я твой начальник, — говорит серьёзно. — Я должен влиять на тебя. И, кстати, кому всем приходилось облизываться?
— Всем желающим, — уклончиво отмечаю.
— Пусть дальше облизываются, не отдам, — а вот это уже без тени смеха. Точно не отдаст. Не то чтобы я против.
Просто молчу в ответ. Зачем портить момент?
Однако, его всё равно портят, так как это мы устроили себе перерыв, а работа зовёт.
Когда мы приводим себя в порядок, я уточняю у Тимура, приедет ли он сегодня.
— Сегодня не смогу, уезжаю, но завтра уже вернусь.
Скрываю своё расстройство за шуткой:
— То есть, ты сам не сказал об этом Руслану, и теперь я буду слушать обиженный бубнеж твоего сына?
— Да нет, — смеётся, обнимая за плечи. — Я просто вот только узнал.
— Ну конечно, так я и поверила. Ладно, тогда у мамы останемся сегодня ночевать.
После череды приятных поцелуев я всё же покидаю кабинет.
После работы заезжаю за продуктами для мамы. Хоть она каждый раз и отнекивается, я всё равно везу. Заодно и ужин приготовим.
— Вика, девочка моя, ну зачем? Я ведь просила, — ожидаемо.
— Затем, — смеюсь. — Ужин будем готовить. У тебя сегодня можно остаться?
— Конечно, зачем ты спрашиваешь? Я всегда вам рада.
— Мама, — бежит Руслан.
— Привет, сынок. Как дела?
— Холошо.
— Сегодня у бабушки останемся, ладно?
— Ура! — бабушка нам позволяла всё, поэтому мы её очень любили. — А папа тоже приедет?
— Нет, малыш. Папа уехал по работе.
— А почему он мне не сказал? — расстроенно спрашивает.
— Он поздно узнал. Не успел, малыш. Завтра уже приедет. Будешь помогать нам ужин готовить?
— Ладно, — все ещё расстроен, но уже заинтересован.
Весело проводим время за приготовлением. Руслан у нас дегустатор. Особенно ему нравится брать на пробу крем для торта. Когда он весь угваздался этим кремом, который стекает по подбородку на пол, я делаю фото и отправляю его Тимуру.
Уже ночью, когда Руслан спит, мы с мамой болтаем о жизни.
— Как Анюта? — беспокоится.
— Врач говорит, что всё более-менее хорошо, но лежать ещё придётся, — даже разрешил посещение, но я схожу сама. Боюсь, Аня начнёт давить на жалость, а мама больше расстроится.
— Ну хорошо, главное, чтобы ей лучше стало, и она дурь эту бросила. Как Тимур? Я смотрю, Руслан к нему прикипел.
— Да, — улыбаюсь. Во мне не было ревности на это. Сыну не хватало присутствия отца, не удивительно, что он так его ждёт и расстраивается. — Мы без папы вообще не можем. Да и Тима без него тоже.
— А у вас как? Я же вижу, что глазки, вроде, сияют, но и грусть никуда не делась.
— Не знаю, мам. Мы это не обсуждали. Я просто боюсь, что он снова пропадёт. А он очень нужен Руслану… и мне тоже нужен. Идёт, как идёт. Я не могу его отпустить. Хоть это и неправильно, но я согласна на всё, что он предложит. На любые его условия.
— А если он сам уйдёт?
— Я держать не стану. Значит, мы останемся родителями Руслана, и всё.
— А сможешь? — я знаю, что мама не просто так спрашивает, она переживает.
— Не знаю, — шепчу. Я вообще с ним ничего не знаю. — Только не осуждай меня, пожалуйста.
— Ну что ты, девочка моя, как я могу тебя осуждать? Я прекрасно тебя понимаю. Ты любишь. Сильно любишь. А в любви нет правил. Она часто бывает противоречивой, сложной, непонятной. Но если она есть в жизни человека хотя бы даже и на короткий срок — это огромное счастье. Несчастные люди не те, которые потеряли любовь, а те, которым не довелось её найти.
— Спасибо, мам, — шепчу в слезах. Она как всегда права. Когда мы разошлись с Тимуром в первый раз, мне было очень больно, но спустя время я была благодарна, что он когда-то был в моей жизни. Я всё же верю в то, что всё не бывает просто так, и наша встреча не случайна.
Мы разбредаемся с мамой спать уже после полуночи, и я долго ворочаюсь. Как бы ни гнала эти мысли, всё равно думаю о том где он и с кем. Мы ведь в верности не клялись. Что, если я — это просто удобно? Подобие семьи, завтраки, обеды, ужины. Управляющая, юрист, мать ребёнка ещё и секс в одном флаконе. Кажется, мне мало платят. Горького усмехаюсь над вообще не смешной шуткой. На самом деле, Тимур платил огромные деньги, постоянно покупал Руслану всё необходимое и спрашивал нужно ли ещё что-то. Закрыл мой долг. Точнее, долг Ани. Определил её в клинику. Ну это же всё из-за чувства вины? Благодарности за сына?
Пока я ищу решение ребуса, слышу, как вибрирует телефон. "Тимур". Выхожу на балкон, чтобы ответить.
— Алло, — тихо произношу.
— Привет, Вик, — устало произносит, словно затягиваясь. — Разбудил?
— Да нет. Как раз уснуть не могу. Ты что куришь? — снова затяжка.
— Не, это пацаны курили, я рядом стоял, — смеётся. Видимо, что-то случилось. — Почему уснуть не можешь?
— Мозг отвлекает, думает обо всём. Такое чувство, что ты не приедешь завтра, а сейчас звонишь мне об этом сказать, — ощущала я это нутром.
— Ты ещё и экстрасенс, — улыбается, а мне вот не до смеха. — Прости, но да. У меня некоторые трудности, я не приеду.
— Хорошо, я поняла, — стараюсь сдержать обиду, разочарование, подступившие слёзы.
— Не обижайся, — просит Тимур.
— Какие обиды? — делаю вид уверенной в себе Вики, до боли впиваясь ногтями в ладошки. — Мы ничего не обещали друг другу. Руслану я постараюсь объяснить.
— Не обещали, — эхом повторяет за мной. — Ладно, поцелуй Руслана от меня. Спокойной ночи.
— Спокойной, — глушу слёзы ровно до тех пор, пока не кладу трубку. Ненавижу сентябрь. Всё как все эти четыре года. Его нет рядом. Появляется, когда удобно. Уезжает, когда надоело. Звонит, шутит, а у меня сердце разрывается.
Сижу на балконе, пока окончательно не замерзаю. Иду на кухню, чтобы выпить успокоительное, иначе вообще не усну. Гоню от себя вообще все мысли. Подумаю об этом в другой раз.
С утра понимаю, что сидеть холодной сентябрьской ночью на балконе была не такой уж хорошей. В горле режущая боль, голову ломит, глаза слезятся. Плевать, всё равно поеду работать. Иначе дома сожру себя.
Ближе к обеду, сделав все дела на работе, принимаю решение съездить к Ане. Ну чтобы совсем себя морально добить. Как бы я не старалась отвлечься, мыслями возвращалась к Тимуру. Почему всё так? Почему мы не можем жить обычной семьёй? Мне не нужны его деньги и авторитет. Я хочу полноценную семью. Я хочу состариться с ним. Я никого больше так не полюблю.
За дорогу два раза чуть не создаю аварийную ситуацию. Кажется, Вика, пора включиться. У тебя всё ещё есть сын и мама.
Вскоре я подъезжаю к клинике. Меня пропускают на территорию, и вскоре приходит врач.
— Доброго дня, Виктория Андреевна.
— Здравствуйте, — чуть сипло. — Как моя сестра?
— Лечение проводится согласно плану, но, я полагаю, займёт больше времени. Ваша сестра достаточно агрессивна. На групповых занятиях устраивает дебош, поэтому их пришлось отменить. В общем, мы делаем всё возможное, но она угрожает даже суицидом. Попробуйте поговорить с ней. Быть может, у вас получится что-то ей внушить.
Вхожу в палату. Аня сидит на кровати бледная и худая. Закрываю глаза, чувствуя, как по щеке скатывается слеза.
— О-о-о, какие люди! — ядовито подмечает. — Какие люди. Сестрёнка! Пришла полюбоваться? Нравится?
— Привет, — спокойно начинаю. Отвечать злом на зло ни к чему хорошему не приведёт. — Нет, разрешили посещения, я и приехала. Говорят, плохо себя ведёшь? Дебоширишь?
— Дорогая моя сестрёнка, а если бы тебя против воли закрыли в этой чёртовой палате, ты бы радовалась? — переходит на крик.
— Ты больна. И это для твоего же блага.
— Зато вы все здоровые, я смотрю. Живёте и жизни радуетесь. Ты думаешь, твой Тимурчик приехал, и всё? Жизнь удалась? Ты же ему всё простила, наверное. Ты же у нас мать Тереза. Вся такая добрая, вся такая правильная. Да? У тебя же всю жизнь всё на блюдечке. Все тебя любят, всё у тебя получается. Чего ты молчишь? Чего молчишь? — скатывается вторая слеза. Она уже не сидит на кровати, а стоит около окна. Меня предупредили, что за дверью санитары, и, если что, они войдут.
— Да, Ань, радуемся жизни, — спокойно начинаю я, утирая поток слёз. — У меня вот сестра больна и винит во всём окружающих. Мама каждую ночь слезами обливается по тебе и папе. Я сына полгода не видела из-за тебя! Антон, боже, как он страдал. Прятался полгода по твоей вине, и о тебе каждый раз спрашивал! Каждый чёртов раз, пока ты по клубам обдолбанная по кабинкам трахалась за новую дозу. Меня избивали, Аня. За бабки эти чёртовы, которые я обещала отдать за тебя. Тимур, да, Тимур мне помог. И да, я простила его, потому что нужно уметь прощать. Это всегда сложно, но нужно находить в себе силы. И да, у меня всё получается. Пахать на двух работах, сыном заниматься, маме помогать. Я со всем легко справляюсь. Только знаешь что самое страшное? То что папа умер, а я его поддержку чувствую каждый день. Я знаю, что он всегда где-то рядом, помогает и оберегает. А ты живая, стоишь в метре от меня, моя старшая сестра, с которой мы на вечеринки сбегали, перед родителями прикрывали, заступались друг за друга, только я тебя не чувствую. Ты просто выбрала себя, Аня, наплевав на всех нас.
Под конец слёзы уже ручьём бежали по щекам, мне казалось, что я в шаге от истерики. Аня молча слушала меня, и на секунду мне показалось, что взгляд стал осознанным.
— Зря я пришла.
Выхожу из палаты, чувствуя себя максимально разбитой. Подхожу к окну, глядя как за окном к некоторым больным приезжают родственники, и те обнимают их со слезами на глазах. Видимо, у Ани ситуация тяжелее. Она обижена на всех.
Слышу, как звонит телефон, но я не отвечаю. Судя по непрерывным повторяющимся звонкам, это Тимур. С ним у меня тоже нет желания говорить.
Сажусь в машину, уезжая подальше от этой клиники. Слёз нет, внутри тоже ничего нет. Пустота.
Тимур звонит уже пятнадцатый раз, и я ставлю на громкую, пока еду домой.
— Слушаю, — выходит совсем сипло и неважно.
— Какого чёрта, — рычит Тимур. — Ты не берёшь трубку?
— У меня не было возможности, — безразлично отвечаю я.
— И чем же ты была занята?
— Так меня же всегда твоя охрана пасёт. Позвони им и спроси.
— Вика, — угрожающе спокойно говорит Тимур. — Они не пасут тебя. Они охраняют. И я не требую с них отчёта, но если ты сейчас же мне не скажешь где ты и почему не брала трубку, то мне будут его предоставлять!
— Мм, — мычу, кривясь от боли в горле. — А где ты? Не хочешь сказать?
— Я работаю.
— Тогда можешь позвонить охране и попросить отчёт, — и сбрасываю.
Как же я устала. Я всегда старалась быть дипломатом, но мои силы на нуле. Это от усталости и переживаний, я понимала. Но я устала быть хорошей девочкой.
Тимур снова звонит, но я не отвечаю. Дома оказывается, что у меня температура. Сил и настроения и так нет, а дома ещё приходится выслушивать от сына, что папа обещал приехать. Мама, видя моё состояние, забирает Руслана с собой, увлекая какой-то игрой или упражнением. Уверена, что и спать уложит успешно. Прости, сынок, но сил нет сегодня ни на что.
Ночью встаю попить, чувствуя себя разбитым корытом, по пути проверяя Руслана, который сладко спит. Температура не спала или снова поднялась. Выпив жаропонижающее, собиралась идти дальше спать, но вижу СМС на телефоне от Тимура: "Открой дверь". Смотрю в окно, где стоит его царский кортеж. Видимо, увидел свет в окне, и написал. Выхожу к нему в подъезд, как есть в шортах и широкой футболке вкупе с красными глазами. Тимур смотрит исподлобья, стиснув зубы, и молчит.
— Если ты хотел помолчать, то я пойду, спать хочется, — хрипло и сипло, но с гордостью говорю я.
— Ты что, болеешь? — спокойно спрашивает Тимур, но это спокойствие пугает больше.
— Да, поэтому мне бы хотелось обратно в кроватку.
— Что происходит? — устало вздыхает парень.
— Сейчас?
— Вообще.
— Вообще ночь происходит, все спят. С утра поедут на работу. Если вообще-вообще, то осень на улице, двадцать первый век. Или тебе ещё раньше? — наверное, срываться на нём из-за собственных ожиданий и обид неправильно, но в данный момент мне слишком плохо и морально, и физически.
Тимур недобро усмехается.
— Вика, давай ты перестанешь клоунничать и так со мной разговаривать. Я не для этого среди ночи приехал.
— Кстати, да. Ты же был занят, не мог приехать.
— Но вот я здесь. Ты ездила к Ане, она наговорила гадостей? — всё же пытается понять Тимур мою агрессию, природу которой даже я не до конца осознаю.
— Ты переплачиваешь охране. Отдай приказ, чтобы в следующий раз под дверями стояли.
Я вижу, как Тимуру тяжело сохранять самообладание, но страха у меня не было. Может, он на меня разозлиться и дело с концом? Будет просто к сыну приезжать.
— Кстати, где они? — всё же хмурюсь. Они всегда рядом, мало ли где его будут поджидать. Его конкурентам явно известно, что он ко мне приезжает. Но угрожать всем, с кем он спит вряд ли будут. Другое дело Руслан.
— На улице, — внимательно разглядывает меня, пытаясь уловить хоть что-то. — А что, переживаешь?
Молча смотрю в его глаза. Не знаю, что видно в моих, но в его транслируется злость вперемешку с беспокойством и… нежностью что ли?
— Я сам себе охрана, — показывает пистолет, пока я хлопаю глазами. — Ты знаешь, когда-то любимая девушка мне сказала фразу, что когда человек хочет кого-то обидеть — это значит, что он сам глубоко ранен.
Я не успеваю отреагировать, когда Тимур резко притягивает меня в свои объятья. Врезаюсь носом в грудь парня. Чувствую его запах, его сильные руки на мне, но не сдаюсь. Кладу ладошки на его руки, пытаясь оттеснить:
— Отпусти, — тихо и без "клоунничества" прошу я. Но Тимур просто молчит. — Я не хочу сегодня разговаривать. Я хочу лечь и уснуть.
— Я сейчас уеду, а приеду неизвестно когда. У меня некоторые проблемы. Вас они не коснутся, но я очень прошу тебя, не делай так больше. Если я звоню, бери трубку. Если прошу о чём-то, старайся делать. Я начинаю нервничать.
— А это же только на меня распространяется, я правильно понимаю? Ты можешь пропасть и не звонить, не отвечать, заниматься неизвестно чем, а я должна просто ждать и верить, как жена декабриста, да? Я же не переживаю.
— Вика, тебя ещё недавно всё устраивало.
— А теперь перестало! — кажется, теперь вместе со злостью в глазах ещё и слёзы сверкают. Хорошо, что у мамы тамбур, а соседка уехала и не видит этот спектакль. Злилась я на всех: на себя за свою любовь и слабость, на него за его отсутствие, на Аню, на весь мир.
— Маленькая моя, прости. От меня ничего хорошего, согласен, но по-другому не будет. Мы не должны были всё это начинать, но мы перешли грань. Либо всё остаётся, как есть, либо… — не договаривает, а у меня сердце, кажется, остановится сейчас.
— Либо?
— Либо у нас будут только рабочие отношения и сын, — всё же проговаривает, также сильно сжимая меня в руках.
Я пытаюсь представить жизнь без него, и сразу становится тошно. Боже, как же сложно жить. Ещё пять минут назад сама хотела этого, а сейчас уже на грани истерики. Спокойно, Вика, ты уже пережила это когда-то.
— А ты чего хочешь? — всё же спокойно спрашиваю я.
— Больше всего на свете я бы хотел остаться здесь с тобой и сыном и никуда не уезжать, но есть определённые обстоятельства, изменить которые я не в силах. Однако насильно заставлять я тебя не собираюсь. Если это причиняет тебе боль, я уйду, обещаю. Руслана не брошу, буду помогать и видеться.
Взвешиваю и думаю. Я не готова пока без него.
— Я… — слова застревают в горле комом. — Я не знаю сколько ещё продержусь, но я не готова отпустить тебя.
Тимур до этого словно не дышавший, шумно выдохнул. Прижавшись лбом к моему лбу, Тима прошептал:
— В следующий раз, когда тебя накроет, позвони мне сразу, — просит парень, а затем впивается в губы сладким поцелуем.
Отчаяние — вкус поцелуя. Причём наше общее.
— Тима, — в перерыве говорю. — Я заразная.
— Я знаю, — смеётся парень. — Боюсь, этот вирус уже не вылечить.
И возобновляет поцелуй. Проводит руками по талии и пояснице, держа крепко, словно боится, что я исчезну. Только я не меньше боялась. Хваталась руками за чёрную рубашку, за крепкие руки.
— Когда ты вернёшься?
— Постараюсь как можно быстрее, — убирает прядь волос за ухо. — Думаю, меньше недели. Не делай так больше, малышка. Знаю, ты переживаешь, но рассказать тебе ничего не могу в целях твоей же безопасности.
Закрываю глаза и утыкаюсь лбом в его плечо. Безысходность. Ничего не могу сделать ни с этим, ни со своей к нему любовью. Даже признаться боюсь, вдруг он поймёт, что мы зашли дальше, чем он думал.
— Ты горячая, — констатирует факт Тимур.
— Спасибо за комплимент, — смеюсь.
— Как Аня?
— Отлично, гадостей наговорила и рада.
— Вик, она больна, ты же понимаешь.
— Всё понимаю, Тим, всё понимаю.
Тимуру звонят, и я слышу разговор:
— Бес, надо ехать, они сейчас там перегрызут друг друга. Пацаны готовы, стволы тоже.
— Иду, Вадик.
Мы молчим ещё пару минут.
— Пообещай, что с тобой всё будет хорошо.
— Я тебе когда-то обещал, что всегда буду рядом. И как-то не выходит. Давай без громких обещаний?
— Тима, ты мне душу рвёшь.
— Я не стою таких страданий, — усмехается. Всё ему смешно.
— Не смей так даже думать, — ударяю ладошкой по руке. — Я жду тебя. Руслан ждёт.
— Ты знаешь, жить легче становится, когда тебя кто-то где-то ждёт.
— Мы всегда ждём, помни это, — прошу.
На прощанье мы целуемся ещё раз пять, но Бесоев всё же находит в себе силы отлипнуть от меня. У меня таких возможностей не было. Я была готова повиснуть на нём, и ехать хоть куда. Однако, я все ещё мать. В первую очередь.
В квартире падаю на кровать и, утыкаясь в подушку, реву. Почему так? Почему судьба распоряжается именно так? Почему влюблённые не могут просто быть вместе? Почему этот мир такой сложный и противоречивый? Как бы я хотела в детство, когда не было проблем, и все мы были вместе.