Всего одна неделя

Глава 16

Нечего и говорить, что ужин прошел не слишком весело Мы с Робертой злились на Уайатта, а он злился на нас. Впрочем, напряженная обстановка вовсе не лишила меня аппетита, ведь предстояло восполнить серьезную потерю крови.

Настроение героя не улучшилось и после того, как, убрав вместе с Робертой со стола, он вознамерился везти меня к себе домой. Миссис Бладсуорт, видимо, решив отомстить за неприятные минуты, обняла меня и дала на прощание мудрый совет:

– Послушай меня, цетка, – не спи с этим злодеем.

– Вот спасибо тебе, мамочка, – саркастически заметил Уайатт. Ответом ему послужил презрительный взгляд.

– Я абсолютно с вами согласна, – улыбнулась я Роберте.

– Завтра приедешь? – заботливо поинтересовалась та.

– Нет! – отрезал ее сын, хотя его никто и не спрашивал. – Вы дурно влияете друг на друга. Посажу Блэр на цепь у себя в ванной, как и обещал.

– Не хочу ехать к тебе, – подала я голос. – Хочу остаться здесь, с твоей мамой.

– Цыц! Поедешь со мной, и все. – Уайатт крепко схватил меня за правую руку и решительно потащил к машине.

Ехали мы молча, так что мне вполне хватило времени обдумать, что именно означал недавний взрыв эмоций. Со стороны Уайатта, а не с нашей. Чем именно руководствовались мы с Робертой, я и так понимала.

Я испугала Бладсуорта. И вовсе не тем, что сделала стойку, не неожиданностью поступка, как решила сначала. Страх проник в самую глубину его существа и сковал душу.

Теперь я все поняла. Сначала меня подстрелили на глазах у Уайатта. На следующий день он упрятал меня в самое безопасное, по его мнению, место в городе – в дом собственной матери. И что же? После трудного, нервного рабочего дня лейтенант является туда и видит, как на глазах у восторженной опекунши раненая изо всех сил старается свернуть себе шею или на худой конец повредить совсем свежие швы.

Согласно моей личной шкате ценностей, искреннее извинение заслуживает ответного, столь же искреннего извинения. Если Уайатт нашел в себе силы попросить прощения, значит, я тоже смогу это сделать.

– Прости, пожалуйста, – негромко произнесла я. – Я не хотела тебя пугать, и мы с Робертой вовсе не собирались устраивать против тебя заговор.

Бладсуорт лишь молча сверкнул потемневшими от гнева зелеными глазами. Все ясно. Значит, он вовсе не настолько готов принимать извинения, как я. Обижаться не стоило, поскольку мрачное настроение означало, что человеку небезразлична моя судьба. Пока еще трудно было сказать, испытываетли он какие-то серьезные чувства, на которых можно строить отношения. Но во всяком случае, мне не приходилось оставаться наедине со своей проблемой.

Уже возле дома Уайатт наконец-то подал голос:

– Никогда больше не делай этого.

– Чего не делать? Ведь не о стойке же ты говоришь, зная, каким способом я зарабатываю свой хлеб? Я регулярно занимаюсь гимнастикой. Тренируюсь. А члены клуба видят меня в деле и начинают мне доверять. Настоящий, честный, надежный бизнес.

– Но ты же могла убить себя! – прорычал Уайатт. Я вдруг поняла, что в действительности он по-своему, совсем по-мужски, хватался за увиденное как за истинную причину собственных страхов.

– Уайатт, ты же полицейский, а пытаешься внушить мне, насколько опасна моя работа.

– Я не оперативник. Не выписываю ордера на арест, не останавливаю машины, не совершаю тайных закупок наркотиков. Опасность грозит тем ребятам, чья служба проходит на улице.

– Возможно, сейчас ты уже ничего этого не делаешь, но раньше-то занимался именно такой работой. – Я помолчала. – Если бы ты и сейчас служил простым полицейским, а я от волнения впадала бы в истерику, что бы ты сказал?

Бладсуорт молча свернул на дорожку и заехал в гараж. И лишь когда за нашими спинами опустились ворота, ворчливо ответил:

– Сказал бы, что это моя работа и я должен делать ее как можно лучше. Но это ни в малейшей степени не относятся к стойке на правой руке, исполненной в кухне моей матери на следующий день после ранения в левую руку.

– Истинная правда, – кивнула я. – Рада, что ты так хорошо понимаешь ситуацию.

Уайатт вышел из машины и, обойдя ее, открыл пассажирскую дверцу. Потом достал с заднего сиденья сумку с одеждой, которую привезла Шона, и первым вошел в дом. Поставил сумку на пол, повернувшись, крепко обнял меня за талию и прижал к себе в долгом, каком-то отчаянном поцелуе.

Я с энтузиазмом плыла по воле волн – до тех пор, пока не услышала внутри себя несколько запоздалые тревожные звонки. Слегка задыхаясь, отстранилась.

– Целоваться можно, а заниматься сексом нельзя, понял? Заметь, я сказала «нет» уже после того, как ты до меня дотронулся, так что отказ считается.

– А может быть, кроме поцелуев, мне больше ничего и не надо, – ухмыльнулся злодей, снова принимаясь за свое.

– Нуда, конечно.

Наполеон тоже обещал, что поход на Россию окажется всего лишь приятной прогулкой. Неужели же лейтенант надеется, что я ему поверю?

Поцелуи продолжались до тех пор, пока у меня не подкосились колени, а по коже не побежати мурашки. И именно в этот момент я оказалась на свободе. Нарушитель спокойствия выглядел вполне довольным, однако кое-что уже с трудом умещалось в брюках, так что я тоже ощутила нечто вроде злорадного удовлетворения.

– Линн нашла в файлах фамилию того человека? – поинтересовалась я. Пожалуй, этот вопрос следовало задать гораздо раньше, но однорукая стойка на некоторое время ограничила наше общение. Сейчас заграждения пали, и любопытство тут же одержало верх.

– Нет еще. Макиннис должен позвонить, как только они проведут предварительную проверку. Но дело в том, что у Линн проблемы с компьютером.

– Какие еще проблемы? И почему она не позвонила? Линн прекрасно знает все программы, так в чем же дело?

– Компьютер рухнул.

– О, только не это! Такого не может быть. Мы должны открыться завтра. Ведь мы завтра откроемся, правда?

Бладсуорт кивнул:

– Детективы закончили работу на месте преступления и убрали «безобразную желтую ленту». – «Безобразную желтую ленту» Уайатт взял в кавычки голосом. Это означало, что скорее всего Макиннис передал лейтенанту, а заодно и всему департаменту содержание нашего с ним телефонного разговора. Однако сейчас это меня не волновало.

– Компьютер, – настойчиво произнесла я, для убедительности махнув рукой.

– К вам поехал один из наших компьютерных гуру, чтобы что-нибудь предпринять. Однако это произошло уже вечером, и ответа я еше не получил.

Я достала сотовый и позвонила Линн – тоже на сотовый. Она ответила сразу, но голос ее звучал растерянно.

– Блэр, боюсь, нам придется покупать новый компьютер. Этот определенно спятил.

– Что значит – спятил?

– Ведет себя по меньшей мере странно. Говорит на каких-то непонятных языках. Во всяком случае, печатает. Не по-английски. Несет откровенную тарабарщину.

– А что говорит компьютерный коп?

– Сейчас он сам все тебе объяснит.

Через секунду раздался мужской голос:

– Обрушение очень серьезное, но думаю, большую часть файлов удастся восстановить. Сейчас сниму все программы и произведу перезагрузку, тогда уже будет ясно, что получилось.

– А в чем причина сбоя?

– Трудно сказать. Время от времени все компьютеры любят покапризничать. Вот сейчас, например, помимо тарабарщины на дисплее, он ктому же полностью завис. Мышь не работает, клавиатура не работает, ничего не работает. Но не волнуйтесь, я сумею восстановить программу – не впервые – и добуду нужные файлы.

– А что, если сегодня же поставить новый компьютер?

– Не помешает, – ответил инженер.

Я объяснила Уайатту ситуацию. Потом позвонила в один из больших супермаркетов офисного оборудования. Сообщила, что именно требуется, назвала номер кредитной карточки и попросила подготовить заказ, предупредив, что за ним приедет полицейский. Уайатт уже отдал соответствующие распоряжения по своему телефону. А я набрала номер Линн и сообщила, что новый компьютер уже в пути. Теперь оставалось лишь ждать, когда же компьютерный гуру сотворит обещанное магическое исцеление.

– Незапланированные расходы, целыхдвести долларов. – ворчала я. – Хорошо хоть налоги списываются.

Взглянув на Уайатта, я неожиданно обнаружила, что он улыбается.

– И что же здесь смешного?

– Ты смешная. Такая финтифлюшка – и вдруг разговоры о бизнесе.

Я едва не задохнулась от обиды и возмущения.

– Финтифлюшка?

– Ну да, – подтвердил Уайатт. – У тебя даже молоток розовый. Если это не кокетство, то что же?

– Я вовсе не кокетка и не финтифлюшка! Не смей меня так называть! У меня собственный бизнес, и я вполне достойно с ним справляюсь. Кокетки этим не занимаются – они заставляют других заботиться о себе.

Я не на шутку разозлилась: ненавижу, когда ко мне относятся снисходительно, а тем более дают такие уничижительные характеристики.

Не переставая улыбаться, Уайатт крепко обнял меня за талию.

– Все в тебе – одно сплошное кокетство. От вплетенных в волосы побрякушек до забавных сандалий с ракушками. Ты выглядишь, словно лакомый фунтик ванильного мороженого – так и хочется слизнуть.

Я всего лишь человек и вынуждена признаться, что фраза насчет мороженого не могла пройти бесследно. Воспользовавшись тем, что я несколько отвлеклась от спора, Уайатт снова принялся меня целовать, а потом действительно начал лизать и слегка покусывать шею, тем самым окончательно лишая воли к сопротивлению. В результате прямо здесь, в кухне, я потеряла и трусики, и самоконтроль. Больше того, через некоторое время Уайатту пришлось помогать мне обрести утраченное – нет, разумеется, не самоконтроль, а трусики.

– Все, начинаю новый список злоупотреблений, – яростно пообещала я спине нарушителя конвенции. Сам он в это время поднимался наверх, вполне умиротворенный и с моей сумкой в руке. – И непременно покажу его твоей маме!

Уайатт туг же остановился и смерил меня настороженным взглядом.

– Не хочешь же ты сказать, что собираешься разговаривать с ней о нашей интимной жизни?

– Я хочу сказать, что собираюсь сообщить ей, что ее сы н – законченный негодяй и шантажист!

Бладсуорт улыбнулся и покачал головой.

– Финтифлюшка, – произнес он и продолжил свой путь.

– Дело не только в этом! – крикнула я ему вслед. – В твоем доме нет ни единого растения, и от этого у меня стремительно развивается депрессия.

– Завтра же куплю самый большой куст, – не оборачиваясь, пообещал Уайатт.

– Если ты настоящий полицейский, то завтра мне уже не понадобится прятаться в твоем доме! – Вот так. Пусть возразит, если сможет.

Когда Бладсуорт снова спустился вниз, на нем были уже джинсы и белая футболка. К этому времени я нашла подходящий блокнот и устроилась в гостиной, в большом кожаном кресле, засунув пульт от телевизора в перевязь. В данный момент был включен канал «Лайфтайм».

Уайатт взглянул на экран и поморщился. Потом посмотрел на меня.

– Ты сидишь в моем кресле.

– Здесь лампа. Мне нужен свет.

– Но это мое кресло. – Он приближался, словно грозовая туча.

– Если ты потревожишь мою руку, я... – Договорить мне не удалось, поскольку Уайатт схватил меня в охапку и, опустившись в кресло, посадил к себе на колени.

– Ну вот, – пробормотал он, утыкаясь носом мне в шею. – Теперь владеем креслом на паях. Кстати, где пульт?

Слава Богу, он все еще был в моей перевязи. Там ему и надлежало оставаться. В правой руке я сжимала блокнот и ручку, одновременно изо всех сил пытаясь игнорировать манипуляции Уайатта с шеей. Пока можно было надеяться на относительную безопасность, ведь кухонный эпизод имел место совсем недавно. Что ни говори, а мужчине нужно некоторое время на восстановление сил...

– Пульт? Понятия не имею. Только что он был здесь, – с очень честным видом соврала я, оглядываясь по сторонам. – Может быть, упал или завалился за подушку?

Конечно, тут же начались поиски. Я соскользнула с коленей Уайатта, а он встал и проверил за подушкой. Потом посмотрел вокруг кресла. Даже перевернул его, чтобы убедиться, что пульт не провалился в недра. Наконец пронзил меня безжалостным взглядом.

– Блэр, где мой пульт?

Нельзя забывать, что этот человек служил в полиции и прекрасно знал все потайные места. Взгляд его неумолимо уперся в перевязь.

– Отдай, негодная воровка.

– Воровка? – Я начала отступать. – А мне почему-то казалось, что я всего лишь безвредная финтифлюшка.

– Никогда не говорил, что ты безвредна. – Уайатт шагнул ко мне. Я не выдержала и бросилась наутек.

Бегаю я здорово. Но во-первых, у Уайатта ноги длиннее, а во-вторых, сандалии – не самая удобная обувь. Так что погоня продолжалась недолго. Одной рукой он поймал меня, ослабевшую от смеха, а другой осторожно выудил из тайника пульт.

Разумеется, Уайатт хотел смотреть бейсбол. Я же в этом, признаюсь, не слишком сильна. Известно, что бейсбольные команды не привлекают группы поддержки, а потому мне не довелось узнать об игре ничего конкретного. Вот футбол и баскетбол – другое дело. В бейсбол же, по-моему, играют только снобы, а я не хочу иметь с ними ничего общего. Но в тот вечер мы сидели вдвоем в огромном кресле – Уайатт внимательно следил за ходом матча, а я уютно устроилась у него на коленях, вдумчиво работая над очередным списком. Каждый занимался своим делом. Лишь иногда, когда какой-нибудь пункт обвинения казался Уайатту особенно сомнительным, он недовольно ворчал.

Наконец перечень злоупотреблений иссяк, и мне стало скучно. Сколько же могут продолжаться эти глупые игры?

Меня сморила дремота. Широкое плечо оказалось рядом, сильная рука надежно поддерживала спину, так что я безмятежно свернулась калачиком и сладко заснула.

Проснулась я от того, что Уайатт нес меня по лестнице. Внизу было темно, так что скорее всего вечер уже перетек в ночь.

– Сегодня можно принять душ, – зевая, напомнила я, – и перевязать руку.

– Знаю. Сейчас все приготовлю, и пойдем в душ.

Уайатт достал бинт и стерильные тампоны, а потом долго и осторожно разрезал и разматывал толстую повязку, пока не добрался до тампона, приклеившегося к самим швам. Он действительно приклеился. Прилип. Я несколько раз легонько потянула, а потом решила довериться воде, чтобы она сделала свое дело.

Уайатт включил душ, чтобы вода согрелась, а потом раздел меня и разделся сам. Учитывая декларацию полного отсутствия секса (можно подумать, будто он собирался ее соблюдать), наверное, не стоило так дружно обнажаться. Однако мне это понравилось. И даже очень. Нравилось смотреть на обнаженного Уайатта. Нравилось, как он смотрел на меня, тоже обнаженную. Нравилось, как прикасался, словно не мог сдержаться, и нежно ласкал грудь, одновременно большим пальцем гладя соски. С тех пор как открылась страшная правда о моей шее, грудь не пользовалась особым вниманием. Однако можно смело сказать, что шея дарила наслаждение мне, а грудь – самому Уайатту. Он любил ее и не собирался скрывать своего пристрастия.

Мы вошли в душ и моментально оказались мокрыми и скользкими. Пришлось стоять очень близко, чтобы Уайатт смог снять с руки тампон, а потому мы прижались друт к другу животами и начали медленно покачиваться в чувственном водном танце. Вскоре обнаружилось, что прошло уже достаточно времени для восстановления мужской силы.

– Никакого секса! – быстро отреагировала я. Уайатт рассмеялся, словно восклицание ничего не значило, и принялся меня мыть. Да, восклицание действительно ничего не значило. Честное слово, я старалась. Старалась изо всех сил. Но только кто же знал, что он будет мыть меня именно так – нежно, аккуратно, не пропуская ни единого, самого укромного уголка?

– Хватит дуться, – потребовал Уайатт позже, когда я уже сидела на краю ванны, а он вполне разумно и сознательно занимался перевязкой. – Просто замечательно, что ты не в силах противостоять моим ласкам.

– Упорные тренировки непременно принесут плоды, – пробормотала я. – Надеюсь уже совсем скоро достичь успеха.

Уайатт распустил мои волосы и принялся их расчесывать, хотя я вполне могла бы сделать это сама – с чисткой зубов ведь успешно справлялась. Но раз ему так хотелось, то почему бы и нет? Я протерла лицо лосьоном, нанесла крем и попросила достать из сумки пижамные штаны на резинке и футболку, собираясь лечь в таком костюме. Однако Уайатт лишь фыркнул.

– Можно подумать, они тебе понадобятся.

Схватил меня на руки и понес в кровать в костюме Евы.

Бедный детектив Макиннис! Я совершенно забыла о нем, едва Бладсуорт появился в доме своей матушки. Телефон зазвенел в ту самую минуту, когда Уайатт укладывался рядом со мной. Трубку он схватил раньше, чем успел отзвучать первый звонок.

– Бладсуорт слушает. Все-таки нашли? – Затем взглянул на меня и произнес: – Дуэйн Бейли. Тебе что-нибудь говорит это имя?

Секундное раздумье, и вот уже в мозгу возник образ плотного мужчины шести футов ростом, с обильной растительностью на груди и спине.

– Да, я помню такого.

– Он мог бы оказаться тем человеком, которого ты видела?

У меня очень хорошее пространственное представление, так что мысленно поместить Дуэйна рядом с Николь и сравнить с образом убийцы оказалось совсем не трудно.

– Лицо, конечно, узнать было невозможно, но вот сложение похоже. Примерно шести футов ростом, солидный, даже несколько полноватый. И к тому же постоянно мрачный, словно вечно чем-то недовольный.

Эту особенность я запомнила потому, что однажды он повздорил из-за тренажера с одним из наших постоянных клиентов. Казалось, Дуэйн спешил и не хотел ждать, пока тот закончит упражнение.

– Отлично. Завтра займемся парнем, – заключил Уайатт. – А пока, Макиннис, постарайся хоть немного поспать.

– Разве ты не хочешь заняться Бейли прямо сейчас? – Медлительность в действиях детективов удивила и возмутила меня. Они получили шанс найти преступника, который убил Николь и ранил меня, но не хотят брать его сразу?

– Просто так арестовать невозможно, – объяснил Уайатт, выключая свет и залезая под одеяло. – Без веской причины ни один судья в городе не подпишет ордер. Сначала необходимо поговорить с человеком и установить сомнительные пункты. Именно так и ведется расследование – главным образом с помощью разговоров.

– А этот тип тем временем будет разгуливать на свободе и подстреливать ни в чем не виноватых финтифлюшек. Как-то не стыкуется.

Уайатт тихонько рассмеялся, взъерошил мне волосы и прижал к себе.

Я ткнула его в бок.

– Только представь, – голос мой должен был звучать мечтательно, – завтра вечером, примерно в это же время, я могла бы оказаться в своей собственной постели.

– Но не окажешься.

– Почему?

Уайатт снова засмеялся:

– Да потому, что финтифлюшка пока еще не в состоянии самостоятельно натянуть трусы...