Всего одна неделя

Глава 7

Я могла бы доехать до восточных пляжей, но решила, что жилье будет легче найти на южном побережье. Душа стремилась не к развлечениям, она искала тихое местечко, где можно было бы расслабиться, отдохнуть и переждать неприятности.

В Уиллиштон я приехала около шести вечера и сразу направилась к Райтсвилл-Бич. При первом же взгляде на Атлантику душа запела. Как мало все-таки нужно для счастья!

Судьба улыбнулась мне: с первой же попытки удалось найти маленький уютный пляжный домик, из него только что выехали прежние жильцы. Великолепно! Домик гораздо лучше комнаты в мотеле – ведь он позволяет уединиться. Тем более что этот оказался просто очаровательным: миниатюрное бунгало, аккуратно обшитое рейками и покрашенное в голубой цвет. Крыльцо застекленное, а слева от него даже устроен мангал. Внутри при желании можно было насчитать три комнаты: ближняя половина домика представляла собой крошечную кухню и подобие столовой, за ними расположилась гостиная. В дальней половине размещались очаровательная спальня и ванная. Тот, кто обустраивал домик, как будто думал именно обо мне – он даже не забыл натянуть над кроватью москитную сетку. Обожаю такие мелочи: маленькие радости, понятные только женщинам.

Пока я распаковывала вещи, снова зазвенел сотовый. Уже в третий раз на экране высветился номер Уайатта, но я опять переправила звонок на голосовую почту. Телефон требовательно пищал, заявляя, что непременно должен передать полученные сообщения, но я так ни одного и не прочитала, рассудив, что не несу никакой ответственности до тех пор, пока не знаю, о чем именно хочет поговорить лейтенант. Он может угрожать арестом или чем-нибудь в этом роде – зачем же расстраиваться? Гораздо спокойнее просто ничего не знать.

Разобрав и разложив вещи, я отправилась в грандиозный ресторан, где кормят лучшими дарами моря, и временно забыла обо всем на свете, целиком сосредоточившись на огромном блюде восхитительных вареных креветок. Ах, как же я их обожаю! Этот ресторан отличается непринужденностью атмосферы и быстрым, качественным обслуживанием. А мне к тому же удалось попасть в тихое время до вечернего наплыва посетителей. Ужин занял всего лишь сорок пять минут. Когда я вернулась в свой очаровательный домик, на пляж уже наползали сумерки, а жара спадала. Прекрасное время для прогулки.

Все складывалось как нельзя лучше. Подышав свежим океанским воздухом, я позвонила домой и сообщила маме, где нахожусь. Она ничего не сказала о лейтенанте Бладсуорте, так что, похоже, беспокоить родителей он не решился.

Ночью я спала как младенец, как камень, как убитая – выбирайте сравнение по собственному вкусу. Проснулась рано и решила для разминки пробежаться по пляжу. Предыдущий день прошел без физических упражнений, а подобные простои в работе мышц крайне отрицательно влияют и на самочувствие, и на настроение. Так что я в хорошем темпе пробежала по песку не меньше трех миль, а потом приняла душ и отправилась на поиски магазина, где можно было бы купить какие-нибудь злаки, молоко и фрукты.

Позавтракав, я с наслаждением облачилась в свой новый купальник, щедро намазалась защитным кремом, нацепила на нос солнечные очки, сунула в сумку большое купальное полотенце и книжку и отправилась на пляж.

Устроившись на теплом песке, для начала немного почитала, а потом, когда солнце начало припекать, нырнула в теплую океанскую пучину, поплавала, поплескалась и вновь погрузилась в чтение, на сей раз уже более основательно. К одиннадцати на пляже стало так жарко, что пришлось надеть сарафан, сандалии, положить книгу и полотенце в сумку и отправиться по магазинам. Замечательная особенность курортных городков: можно ходить в чем угодно, хоть в купальнике, и никто даже бровью не поведет.

В одном из магазинчиков удалось обнаружить чрезвычайно актуальные голубые шорты, а к ним очень симпатичный топ – белый с синим. Еше мне приглянулась сумка из соломки, украшенная вышитой металлической нитью рыбкой; она восхитительно сияла на солнце. Сумка великолепно подходила для пляжных принадлежностей. Время ленча прошло на открытой террасе прибрежного ресторана, под романтический шум океанских волн. Какой-то симпатичный парень изо всех сил старался завязать знакомство, однако потерпел полную неудачу – просто потому, что душа моя жаждала безмятежного отдыха, а не скороспелой любви.

Закончив все дела, я не спеша двинулась домой. Сотовый оставался на подзарядке и ни о каких пропущенных звонках не сообщил. Видимо, Уайатт решил отступиться. Обновив слой крема, я опять направилась в сторону пляжа. Там события развивались по прежнему сценарию: чтение, купание в океане, снова чтение. В итоге столь напряженной деятельности в половине четвертого я так захотела спать, что глаза закрылись сами собой. Отложив книгу, растянулась на полотенце и сладко уснула.

Не знаю, сколько времени я проспала, когда неожиданно ощутила, что меня поднимают. В самом прямом смысле. Как ни странно, не заволновалась и не испугалась, что меня пытается умыкнуть какой-нибудь пляжный маньяк. Едва открыв глаза, я увидела перед собой красивое, решительное, очень сердитое и очень знакомое лицо. Больше того, подсознание, а может, та самая таинственная химия заранее подсказала, кто оказался рядом. Можно было и не смотреть: сердце уже исполняло привычный безумный танец.

Он нес меня к домику.

– Лейтенант Бладсуорт, – произнесла я, словно истина нуждалась в подтверждении.

Уайатт нахмурился:

– О Господи! Заткнись, ладно?

Мне не нравится, когда кто-нибудь приказывает мне заткнуться.

– Как ты меня нашел?

Мама не могла меня выдать просто потому, что это мама. Она прекрасно понимает, что если мужчина не может меня разыскать, то ее это вовсе не касается, потому что в случае необходимости я быстренько найдусь сама.

– Очень просто. Ты везде расплачиваешься по кредитной карточке.

Он донес меня до домика, который я не стала запирать, так как расположилась на песке недалеко от входа, и развернулся боком, чтобы вписаться в дверной проем. От прохлады кондиционера моя кожа сразу покрылась мурашками.

– Хочешь сказать, что проследил кредитную карточку, словно я самая настоящая преступница?

Уайатт отпустил мои ноги, но продолжал держать за плечи, и, чтобы не потерять равновесие, мне пришлось уцепиться за его рубашку. Через секунду он снова меня приподнял и губами нежно накрыл мои губы. В народе подобное действие называется поцелуем.

Кажется, я уже говорила, что когда-то любое прикосновение Уайатта действовало на меня совершенно особенным образом: я моментально таяла. Два прошедших года ровным счетом ничего не изменили. Губы его остались такими же и имели тот же вкус; мускулистые руки казались отлитыми из стали. Каждый нерв, каждая клеточка моего существа взывали к немедленному пристальному вниманию. По телу словно пропустили слабый ток, и он магнитом тянул меня к этому человеку. По-моему, я даже тихонько заскулила, а потом обвила руками его шею, а ногами бедра и принялась целовать так же жадно, как он меня.

Существовало не меньше тысячи причин, по которым требовалось остановить процесс на первой же секунде, но ни к одной из них я даже не прислушалась. В голове мелькнула единственная связная мысль: слава Богу, что после той неожиданной встречи в четверг я не забываю регулярно принимать противозачаточные таблетки.

Верхняя часть купальника потерялась по дороге в спальню. Мне так не терпелось ощутить прикосновение его тела, что я начала дергать и тянуть рубашку. Уайатт любезно помог мне, подняв сначала одну руку, а потом другую, чтобы снять мешавшую одежду через голову. Под рубашкой открылась мускулистая, широкая, покрытая густой темной растительностью грудь. Я принялась тереться, словно кошка, а он тем временем пытался расстегнуть ремень и избавиться от джинсов. Думаю, глупые ласки только мешали, но останавливаться очень уж не хотелось.

Потом Уайатт уложил меня на постель и лишил нижней части купальника. Словно художник собственное произведение, окинул он горящим взором распростертое на покрывале тело. Пристально осмотрел каждый дюйм кожи, причем грудь и бедра привлекли особенно горячее внимание мастера. Бережно раздвинул мои ноги, заставив густо покраснеть. Однако уже через мгновение я ощутила внутри тела его пальцы и забыла обо всем на свете: колени сами собой согнулись, а бедра поднялись от внезапно нахлынувшего любовного восторга.

Уайатт пробормотал что-то не совсем приличное и сдернул джинсы, они послушно упали на пол. Куда делась обувь, понятия не имею. Самым разумным было бы снять ее еще на пляже; наверное, он так и сделал.

Сейчас он перешагнул через джинсы, словно через последнюю преграду, и оказался на мне. Потом я ощутила, как неуемный дьявол легонько укусил меня в шею, а в следующую секунду одним мощным движением оказался в сокровенной глубине.

Если бы я была ракетой, то непременно стартовала бы. Последние остатки самообладания унес страстный укус-поцелуй.

Когда же наконец я немного пришла в себя и с трудом приоткрыла тяжелые веки, то обнаружила, что победитель не просто смотрит сверху вниз, а поистине триумфально созерцает поле столь успешной деятельности. Убрал с моего лица волосы, коснулся губами виска:

– Кондом нужен?

Вопрос слегка запоздал, поскольку он уже прочно и основательно обосновался во мне.

– Нет. Я на таблетках, – удалось проверещать в ответ.

– Хорошо, – авторитетно заключил лейтенант Бладсуорт и принялся за дело.

Замечательно, когда страсти удается победить здравый смысл. Однако он имеет дурное обыкновение возвращаться.

Какое бы множество оргазмов вы ни получили, если здравый смысл изначально присутствовал рано или поздно он непременно возьмет свое.

Когда я наконец очнулась от глубокого счастливого сна рядом с красивым обнаженным мужчиной, день уже почти угас. Конечно, тот, в чьих объятиях я уснула, был поистине великолепен и на стройное мускулистое тело можно было бы любоваться без конца. Беда, однако, заключалась в том, что я не только грубо нарушила собственные правила, но и потеряла значительную часть тактического превосходства. Да, битва полов действительно сродни военному сражению. Если все проходит удачно, выигрывают оба. Если же что-то не получается, то всегда хочется оказаться наименее уязвимой стороной.

Что же произошло? Я предалась любви с человеком, с которым даже не встречалась и не имела прочных отношений. Вернее, когда-то встречалась, но слишком непродолжительное время. Ничего определенного между нами сказано не было, так что я просто-напросто малодушно отдалась ему, словно похотливая мартышка. Ведь он даже ни о чем не просил!

Уайатт оказался совершенно прав, и в этом заключалось главное унижение: стоило ему до меня дотронуться, как я тут же начинала срывать одежду. Не спасало даже то обстоятельство, что в действительности физическая любовь оказалась еще более интересной, приятной, насыщенной, забавной, серьезной, веселой, острой, сладкой и непредсказуемой, чем можно было бы ожидать от постоянно возникающей между нами химической реакции. Такого развития событий допускать было нельзя. Его следовало объявить вне закона. Но как я могла игнорировать лейтенанта Бладсуорта в соответствии со своими принципами, зная, что рядом с ним еще лучше – то есть хуже, – чем может нарисовать воображение? Но если бы я поддалась искушению раньше, то сейчас ощущение провала мучило бы меня еще острее.

Доведя мысль до логического завершения, я осознала, что вот уже минут десять созерцаю великолепный пенис, который за это время превратился из мягкого и спокойно

расслабленного в полную свою противоположность. Я перевела взгляд на лицо и обнаружила, что за мной внимательно следят не совсем проснувшиеся, но уже голодные зеленые глаза.

– Больше этого делать нельзя, – твердо заявила я, пытаясь опередить прикосновение. Ведь оно неизбежно лишило бы меня и без того слабой способности к сопротивлению. – Вполне достаточно и одного раза.

– Боюсь, что совсем недостаточно, – с ленивой уверенностью возразил Уайатт, проведя пальцем по моей груди.

Еще мгновение – и я снова окажусь в ловушке. Черт возьми. Ни в коем случае не поддаваться! Я оттолкнула его палец.

– Серьезно. То, что случилось, произошло по ошибке.

– Позволь не согласиться. Думаю, идея была просто великолепна. – Уайатт приподнялся на локте и навис надо мной. Я тут же запаниковала и отвернулась, чтобы он не успел поцеловать в губы. Однако, как оказалось, сейчас его интересовали вовсе не губы.

Уайатт прижался губами к уху, а потом начал мелкими поцелуями прокладывать дорожку по шее вниз, к выемке возле ключицы. Меня мгновенно захлестнула предательская горячая волна, и хотя я уже открыла рот, чтобы твердо произнести «нет», вместо короткого слова из губ вырвался лишь слабый стон.

Бладсуорт лизал, кусал, целовал и гладил, а я вздрагивала, таяла и стремительно сходила с ума. Так что, когда он вновь оказался сверху, я зашла уже слишком далеко и могла только как можно крепче его обнять и приготовиться к полету.

– Это нечестно! – кричала я полчаса спустя, шлепая в ванную. – Ты обманом заманил меня! Откуда тебе известно, куда надо целовать? Не смей больше так делать!

Уайатт со смехом залез в душ вместе со мной. Выкинуть его не представлялось никакой возможности, а потому пришлось просто повернуться спиной и сосредоточиться на удалении с собственного тела сложной комбинации защитного крема, соленой океанской воды и остатков мужского естества.

– Неужели ты думаешь, что я ничего не заметил и не запомнил? – Большая теплая рука легла мне сзади на шею, а палец начал осторожно поглаживать позвонок. Я вздрогнула. – Ты же сидела у меня на коленях обнаженной.

– Вовсе не обнаженной. В юбочке. А это одежда.

– Ну, почти обнаженной. Во всяком случае, я сразу обратил внимание, что прикосновение к груди ты едва замечаешь, но зато поцелуй в шею действовал безотказно и моментально доводил тебя до кондиции. Поэтому что же здесь загадочного?

Мне вовсе не нравились ни подобная проницательность, ни отличная память. Большинство мужчин считают, что если гладят или целуют грудь, то этим непременно тебя заводят, а значит, могут уговорить совершить то, чего ты на самом деле совсем не хочешь. Для меня же грудь как раз означает не так уж и много – я хочу сказать, как источник наслаждения.

Иногда я завидую женщинам, у которых грудь – эрогенная зона. Я не отношусь к их числу. Однако главное даже не в этом. Мне кажется, что умение сохранять трезвую голову гораздо важнее всех чувственных удовольствий и радостей, которые дарит отсутствие этого качества.

Но от поцелуев в шею я безнадежно таю. Это серьезная слабость, так как мужчина вполне может целовать вас в шею, даже когда вы одеты. Поэтому я не болтаю о своей особенности направо и налево. Так почему же Уайатт сумел так быстро ее заметить?

Секрет, видимо, кроется в его профессии. Он полицейский, а это значит, что замечать даже малейшие детали – неотъемлемая часть его натуры. В работе, в поисках преступников это свойство поистине бесценно, но пользоваться им в отношениях с женщиной вряд ли позволительно.

– Убери руки и губы от моей шеи! – Я повернулась и постаралась обжечь нахала взглядом. – Все равноздесь я этим заниматься не буду.

– У тебя удивительный талант игнорировать очевидное, – с улыбкой констатировал Уайатт.

– И вовсе я не игнорирую. Просто принимаю твердое решение. Не желаю больше заниматься с тобой сексом. Мне это не доставляет никакого удовольствия...

– Ложь.

– Кроме сексуального, – закончила я, стараясь придать взгляду должную суровость. – Так что тебе стоит вернуться к своей жизни, а я вернусь к своей. Постараемся забыть о случившемся как о досадном недоразумении.

– Вряд ли такое развитие событий возможно. Почему ты так решительно настроена против серьезных отношений? И почему мы не можем снова быть вместе?

– Мы никогда не были вместе. Это слово подразумевает глубокие чувства, а мы до этого так и не дошли.

– Не драматизируй. За два года я не смог забыть тебя, а ты так и не смогла забыть меня. Да, признаюсь: я надеялся, что разлука излечит, но этого не произошло.

Я снова повернулась спиной и начала мыть голову. Его слова разозлили меня. Оказывается, он хотел забыть меня. Можно было бы помочь ему в этом. Например, стукнув по голове чем-нибудь тяжелым...

– А тебе не хочется узнать, почему именно? – поинтересовался Уайатт и зачем-то начал помогать мне намыливать волосы.

– Нет, – отрезала я.

Он придвинулся ближе, так близко, что прижался ко мне всем телом, и при этом продолжал взбивать пену.

– Ну тогда ничего и не скажу. Когда заинтересуешься, тогда и поговорим.

Лейтенант Бладсуорт меня раздражал. Раздражал до такой степени, как еще никто и никогда. Я изо всех сил сжала зубы, чтобы не попросить рассказать, почему же все-таки он так упорно стремился меня забыть.

Разочарование, негодование и нетерпение нарастали и наконец вырвались на волю.

– Ты просто ничтожество, сопляк и вообще... задница!

Уайатт весело рассмеялся и запихнул мою голову под душ.