Всего одна неделя

Глава 19

Говорят, в подобных случаях перед глазами проходит вся жизнь. Однако со мной ничего подобного не произошло. Времени на углубленное самосозерцание не осталось: я была слишком занята борьбой с рулем и, конечно, проклятиями.

Несколько драгоценных секунд ушли впустую, на отчаянное топтание педали тормоза – а вдруг все-таки каким-то чудом сработает? Нет, чуда не произошло. Уже возле знака «Стоп», потеряв всякую надежду, я со всей силы стукнула по педали экстренного торможения, и машина завертелась, войдя в штопор. Вот так, крутясь, словно безумная, под визг шин, окутанная дымом, я и вылетела на перекресток. Ремень безопасности натянулся до предела. Я пыталась обуздать вращение, но в этот самый момент несущаяся сбоку машина, гоже под визг тормозов, врезалась в задний правый бампер и лишь увеличила скорость вращения. Я внезапно почувствовала себя на бешеной карусели. На какую-то долю секунды оказавшись лицом к встречному потоку, мельком увидела летящий прямо на меня красный пикап и тут же ощутила резкий удар – «мерседес» стукнулся о бетонный бортик средней полосы, отскочил от него и, все еще продолжая крутиться, вылетел на две встречные полосы. Я в ужасе взглянула направо, через пассажирское окно, и увидела застывшее женское лицо. В последнее мгновение перед ударом мне показалось, будто время замерло. Черная волна страха захлестнула с головой, и мир померк.

Темнота длилась всего лишь несколько секунд. Я открыла глаза и заморгала, с удивлением обнаружив, что до сих пор жива. Однако пошевелиться оказалось невозможно. Да если бы даже я и могла это сделать, то так сразу не решилась бы проверить ущерб, понесенный собственным телом. Стояла полная тишина; казалось, в мире не существует никого и ничего, кроме меня. Глаза заволокло туманом, лицо онемело и в то же время ощущало боль.

– Ой! – громко произнесла я в странную, давящую тишину, и возглас вернул меня к жизни и реальности.

Хорошая новость заключалась в том, что сработала подушка безопасности. Но была и плохая новость: произошло это из-за насущной необходимости. Я посмотрела вокруг и едва не застонала. Мой прекрасный белый «мерседес» напоминал кучу искореженного металла. Я осталась в живых, но машина безвозвратно погибла.

О Господи, Уайатт! Он ехал следом за мной и все видел. Теперь он наверняка считает меня мертвой. Правой рукой я нащупала ремень безопасности и расстегнула пряжку. Попыталась открыть дверцу. Она не поддавалась, а нажать сильнее не позволяла больная рука – ведь дверца была именно с этой стороны. К счастью, ветровое стекло от удара разбилось. Я осторожно вылезла, вернее, вывернулась из-за руля и, проявив чудеса гибкости и ловкости, чтобы не порезаться об осколки, просочилась в пролом и выбралась на складную крышу. В этот момент подбежал Уайатт.

– Блэр, – позвал он, протянув ко мне руки, но так и замер, словно опасаясь прикоснуться. Лицо его было мертвенно-бледным. – Как ты? Ничего не сломано?

– Кажется, нет. – Дрожащий голос больше походил на скрип. Из носа текло. Смущенно проведя по лицу рукой, я обнаружила на ней кровавый след, а красный дождь из носа продолжался. – Ой, кровь. Опять.

– Вижу.

Уайатт осторожно, бережно, словно хрустальную вазу, снял меня с крыши и понес на газон разделительной полосы. При этом ему пришлось пробираться сквозь лабиринт стоящих машин. Движение в обоих направлениях полностью замерло. От смятой крыши стукнувшей меня машины поднимался пар, и окружающие помогали сидящей в ней женщине. На соседней полосе в самых невероятных положениях застыли еще несколько машин, но там ущерб ограничился лишь рамками мелкой дорожной аварии.

Уайатт опустил меня на траву и сунул в руку носовой платок.

– Подождешь, пока я посмотрю, как дела у второй пострадавшей?

Я кивнула в знак согласия и махнула рукой, показывая, что готова остаться без опеки.

– Уверена? – уточнил он, и я снова кивнула.

Уайатт быстро коснулся моей руки и ушел, на ходу разговаривая по телефону, а я лежала на спине, прижимая к носу платок, чтобы остановить кровь. В памяти остался сильный удар по лицу; должно быть, он произошел в тот момент, когда развернулась воздушная подушка. Ну что ж, жизнь стоит крови из носа.

Подошел мужчина в костюме и присел на корточки, пытаясь загородить мое лицо от солнца.

– С вами все в порядке? – участливо поинтересовался он.

– Наверное, да, – с зажатым носом гнусаво ответила я. так что получилось не «наверное», а «давердое».

– Лежите спокойно и не пытайтесь встать, ведь вполне; возможно, что травма серьезнее, чем кажется, и вы еще просто этого не чувствуете. Нос сломан?

– Давердое, нет.

Было больно. Но болело все лицо и нос не больше, чем все остальное, так что я решила, что он лишь разбит.

Со всех сторон стекались добрые самаритяне и предлагали самую разнообразную помощь. Протягивали бутылки с водой и детские гигиенические салфетки; нашлось даже несколько спиртовых примочек из чьей-то аптечки, чтобы протереть ссадины, стереть кровь и увидеть, насколько серьезны раны. Включая меня, на месте происшествия оказалось семь легко раненных с порезами и ссадинами, но женщина за рулем протаранившей меня машины пострадала настолько серьезно, что ее даже боялись вытащить из искореженной горы металла. Было слышно, как разговаривает Уайатт – голос звучал спокойно и уверенно, но слова казались какими-то стертыми.

Наконец мой организм начал реагировать на случившееся, и появилась неудержимая дрожь. Я медленно села и оглянулась на царивший вокруг хаос, на сидящих здесь же, на разделительной полосе, окровавленных людей. Вдруг очень захотелось плакать. Неужели во всем виновата я? Конечно, произошел несчастный случай, и все-таки... все-таки причиной его оказалась именно я. Мой белый «мерседес». Внезапно на меня обрушилось чувство вины. Я всегда тщательно следила за машиной, но, может быть, пропустила какой-то важный момент? Не обратила внимания на сигнал бедствия, который заранее подавали тормоза?

Вдалеке послышался вой сирен. Прошло всего лишь несколько минут, но время ползло так медленно, что казалось, будто на траве я лежу не меньше получаса. Закрыв глаза, я начала молиться о здоровье и благополучии тяжелораненой. Кружилась голова, двигаться не хотелось, и поэтому я просто легла на спину и уставилась в голубое небо.

Неожиданно возникло странное чувство дежа-вю. Вспомнилось, что совсем недавно, под вечер воскресенья, я тоже лежала, глядя в небо, но только не на душистой зеленой траве, а на асфальте автостоянки. Точно так же визжали сирены, и точно так же вокруг собирались полицейские. Может быть, на самом деле прошло больше времени, чем мне казалось? Когда здесь успели появиться полицейские?

Возле меня на колени опустился какой-то человек в медицинской униформе. Я его не знала. Хотелось снова увидеть шоколадную красавицу Кейшу, которая угощала меня печеньем.

– Посмотрим, как здесь обстоят дела, – произнес человек и потянулся к левой руке; он явно решил, что повязка наложена на свежую рану.

– Со мной все в порядке, – успокоила я. – Это швы от небольшой операции.

– А откуда столько крови? – Медик измерил пульс, затем посветил в глаза крошечным фонариком.

– Из носа. Меня стукнула по носу подушка безопасности.

– Если представить, что могло бы произойти, то благослови Господь подушки безопасности. А ремень был пристегнут?

Я кивнула, и медик проверил, не осталось ли ран от натянутого ремня. Потом смерил давление, закрепив манжету на правом предплечье. Как ни странно, давление оказалось в норме. Убедившись, что серьезных повреждений я не получила, он перешел к следующему пострадавшему.

Над тяжело раненной женщиной колдовала целая группа доброжелателей, пытаясь привести ее в чувство, а ко мне подошел Уайатт.

– Что случилось? – тихо спросил он. – Я ехал следом за тобой, и все было нормально. И вдруг твоя машина начала крутиться.

Мне показалось, что он до сих пор бледен и мрачен, но в глаза светило солнце, а потому нетрудно было и ошибиться.

– Сама не пойму. Перед знаком «Стоп» нажала на тормоза, но педаль провалилась до самого пола и я ничего не могла сделать. Поэтому пришлось со всей силы выжать аварийный тормоз, и после этого машина вошла в штопор.

Уайатт посмотрел на дальнюю полосу, где, задрав передние колеса на разделительный бортик, жутковато перекосилось то, что еще совсем недавно было белым «мерседесом» с откидным верхом. Я проследила за его взглядом и с минуту тоже с ужасом взирала на останки. Удар оказался настолько силен, что рама изогнулась в форме буквы U, а пассажирского сиденья больше вообще не существовало. Ничего удивительного, что ветровое стекло вылетело. Если бы не ремень безопасности, то я скорее всего вылетела бы вслед за ним. Я вздрогнула.

– А раньше тормоза барахлили? – поинтересовался Уайатт.

Я покачала головой:

– Никогда. К тому же я регулярно ездила на профилактику.

– Офицер, отгонявший машину домой, не сообщал ни о каких неполадках. – Уайатт помолчал. – Тебе надо срочно провериться в госпитале.

– Со мной все в порядке. Честно. Все жизненные показатели в норме. Так что, кроме разбитого носа, никаких нарушений.

Уайатт легонько провел пальцем по моей щеке.

– Ну и славно. Может быть, позвонить твоей маме, чтобы она сюда приехала? Думаю, тебе лучше не оставаться одной, хотя бы первые часы.

– Попозже, когда уберут машины. Не хочу, чтобы она видела, что стало с «мерседесом». Кошмарное зрелище. Наверное, понадобится моя страховая карточка и регистрационный талон, – добавила я обреченно, не в силах отвести взгляд от горы искореженного металла. – Они в бардачке, если тебе удастся его найти. И сумка тоже осталась в машине.

Бладсуорт слегка дотронулся до моего плеча, а потом встал и решительно направился к «мерседесу». Я видела, как он заглянул в окно, обошел вокруг машины, тщательно осмотрев ее снизу доверху, а потом сделал нечто очень странное: лег спиной на асфальт и засунул голову и плечи под машину, непосредственно за передними колесами. Я невольно поморщилась: дорога наверняка была усыпана битым стеклом, так что оставалось лишь надеяться, что Уайатт не поранится. Интересно, что он искал?

Наконец Бладсуорт вылез из-под машины, но ко мне возвращаться не спешил. Вместо этого он подошел к одному из офицеров в форме и что-то негромко сказал ему. Тот тоже подошел к моей машине и точно так же, как только что Уайатт, заполз под нее на собственной спине. А лейтенант уже снова разговаривал по телефону.

Появился отряд эвакуаторов, которому предстояло убрать с места происшествия искореженные машины. Приехала «скорая помощь», и медики принялись осторожно вынимать из железного плена серьезно пострадавшую женщину. Лицо ее было залито кровью, один из санитаров держал капельницу, а медбрат пристраивал корсет для фиксации шейных позвонков. Я же могла только молиться.

Улицу оцепили, и с обеих сторон полицейские направляли машины в объезд. Эвакуаторы стояли без дела, почему-то не приступая к работе. Появилось еще несколько полицейских нарядов. Чтобы приблизиться к месту происшествия, им пришлось ехать прямо по разделительной полосе. К своему удивлению, я увидела, как вместе с полицейскими из машины выходят мои добрые знакомые Макиннис и Форестер. Что привело детективов на место аварии?

Первым делом они поговорили с Уайаттом и тем офицером, который тоже лазил под машину. Потом пришла очередь Макинниса лечь на спину и засунуть голову за передние колеса. Что же так их всех привлекало? Что они там обнаружили? Макиннис наконец появился из-под машины и что-то сказал Уайатту. Уайатт, в свою очередь, что-то сказал офицеру. Но я так и не успела узнать, в чем дело, потому что офицер подошел ко мне, помог встать на ноги и повел к патрульной машине.

Боже милостивый, кажется, в итоге меня еще и арестовали. А может быть, и нет – ведь все-таки посадили на переднее сиденье. Мотор работал, кондиционер мирно жужжал. Я направила струю воздуха себе в лицо. В зеркало заднего вида посмотреть не отважилась: скорее всего там отразился бы лишь огромный синяк, а видеть его не очень-то хотелось.

Поначалу прохладный воздух казался приятным, но очень скоро моя кожа покрылась мурашками. Я отвернула струю, но это мало помогло. Пришлось поплотнее обхватить себя руками за плечи.

Не знаю, сколько времени я так просидела, но замерзла уже окончательно. В обычном состоянии давно переключила бы режим кондиционера, но сейчас как-то не хотелось возиться с оборудованием полицейской машины. Если бы речь шла о машине Уайатта, тогда другое дело, а патрульная – нет уж, спасибо. А может, мне было просто слишком не по себе, чтобы предпринимать активные действия.

Через некоторое время подошел Уайатт и открыл дверцу.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. – Конечно, если не считать дикого холода, онемения и такого ощущения, будто все тело долго и упорно избивали дубиной. – Только холодно.

Бладсуорт снял пиджак и, согнувшись в три погибели, старательно меня закутал. Тепло его тела подействовало на меня благотворно. Я как можно плотнее прижала пиджак к себе и взглянула на Уайатта:

– Меня арестовали?

– Ну что ты. – Уайатт ласково провел пальцем сначала по щеке, а потом по губам. Он постоянно прикасался ко мне, словно стремясь удостовериться, что я все еще жива и даже почти невредима. Потом он присел на корточки рядом с открытой дверцей и заглянул мне в глаза. – Ты не против прокатиться до департамента полиции и сделать заявление?

– А ты уверен, что меня не арестовали? – Меня не покидала тревога.

– Совершенно уверен.

– Тогда зачем же ехать в участок? Эта женщина погибла? Меня обвинят в ее убийстве? – Тревога перешла в ужас, губы начали дрожать.

– Нет-нет, не волнуйся. С ней все будет в порядке. Она в сознании и вполне внятно разговаривала с медиками. Просто существует вероятность повреждения шеи, поэтому с ней обращаются так осторожно.

– Я одна во всем виновата. – На глаза навернулись слезы. Уайатт решительно покачал головой.

– Только в том случае, если это ты перерезала тормозной шланг, – хмуро заключил он.

Дуэйна Бейли выпустили под залог, но снова вызвали в полицию и допросили. Меня на допрос не пустили, да это, возможно, и к лучшему, потому что к этому времени я уже успела впасть в полное отчаяние и глубочайшую депрессию. Тормозной шланг перерезан. Значит, машина испорчена намеренно. Я вполне могла погибнуть. Могли погибнуть и другие – те, кто даже не был свидетелем убийства Николь. В итоге я пришла в такую ярость, что трудно представить, что бы произошло, окажись я рядом с Дуэйном Бейли.

Теперь мне стало понятно, зачем Уайатт посадил меня в патрульную машину: просто для того, чтобы защитить. Сидя на газоне разделительной полосы, я представляла собой прекрасную мишень, если бы вдруг кому-то, а именно Дуэйну Бейли, захотелось еще раз попытаться свести со мной счеты. Трудно было понять, зачем ему это делать и зачем портить тормоза, раз он все равно признался в убийстве Николь. Моя смерть ничего не решала. Да она и с самого начала ничего не решала, но тогда он этого не знал. Правда, теперь, возможно, и знал, хотя вряд ли полицейские сочли нужным сообщить ему, что я не имела возможности опознать стрелявшего.

В дамской комнате я постаралась привести себя в порядок, бумажным полотенцем тщательно смыв с лица и волос следы крови. Понятия не имею, каким образом кровь из носа могла оказаться на волосах, но тем не менее это было так. Кровь запеклась на ушах, за ушами, на шее, на руках. Черт возьми, оказался испорченным еще один прелестный лифчик! Кровь обнаружилась даже на ногах.

На переносице я увидела небольшой порез, а обе скулы покраснели и распухли. Наверняка к утру под глазами появятся черные круги. Но главное, у меня возникло серьезное подозрение, что утром проявится такое количество болячек, ссадин, синяков и прочих неприятностей, что черные круги под глазами утратят актуальность.

Уайатт не нашел сумку, так что сотового телефона у меня больше не было. Сумка должна быть в машине... а машина уже стояла на полицейской парковке, за железным забором. Команда судебной экспертизы осмотрела ее останки прямо на месте, во всяком случае, снаружи, а эвакуатор должен был забрать ее, не нарушая существующих улик. Уайатт сказал, что внутри тоже будут осматривать, и тогда непременно найдут сумку. В принципе я могла бы обойтись без ее содержимого, за исключением бумажника и чековой книжки. Но возобновлять кредитные карточки, водительские права, страховку и прочее очень не хотелось, так что оставалось лишь надеяться, что все найдется.

Я до сих пор не позвонила маме, потому что сообщить о том, что кто-то снова пытался меня убить, оказалось куда труднее, чем просто сказать об автомобильной аварии.

Полицейские то и дело приносили мне еду, сладости и напитки. Наверное, до них дошли слухи о воскресной истории с печеньем, и они решили подстраховаться. Казавшаяся очень суровой и непреклонной дама в темно-синей форме и с гладко зачесанными волосами принесла целый пакет попкорна и извинилась, что не может предложить ничего сладкого. Я выпила кофе. Пила диетическую колу. Мне предлагали жевательную резинку и сырные крекеры. Картофельные чипсы. Арахис. Я взяла немного арахиса и поп-корн, а от остального отказалась, боясь растолстеть.

Офицер по фамилии Адамс, который отвечал за расследование на месте преступления, тщательно прорабатывал последовательность событий. Заставлял меня рисовать какие-то схемы. Сам рисовал схемы. Мне стало скучно, и потому рядом со схемами я принялась рисовать улыбающиеся рожицы.

Понятно, что полицейские изо всех сил старались меня занять. Сомневаться в их намерениях не приходилось. Возможно, делалось это по приказу лейтенанта, чтобы отвлечь внимание от допроса Дуэйна Бейли. Как будто кто-то собирался совать нос в их расследование. Как ни странно, я всегда чувствую, когда лучше остаться в стороне и не возникать. Однако, судя по всему, лейтенант Бладсуорт в этом сомневался. Он пришел за мной часа в два.

– Сейчас отвезу тебя домой. Ты примешь душ и переоденешься, а потом поедем к твоей маме, но только повидаться. А затем ты снова отправишься ко мне.

– Зачем? – удивилась я, вставая. Я сидела в его кресле, за его столом и составляла список неотложных дел. Увидев список, Уайатт помрачнел. Взял листок в руки, взглянул и, убедившись, что его собственная персона в новом произведении не фигурирует, удовлетворенно кивнул.

– Бейли утверждает, что не трогал «мерседес». Говорит, он даже не знает, где ты живешь. Кроме того, на все последние дни у него имеется алиби. Макиннис и Форестер проверяют его показания, но на всякий случай, для большей безопасности, придется снова спрятать тебя.

– Но Бейли в полиции, под арестом? – Уайатт покачал головой:

– Под наблюдением, но не под арестом. Без официального обвинения можно задержать его только ненадолго.

– Но если преступник здесь, то от кого же прятаться? – Лейтенант ответил строгим полицейским взглядом.

– Бейли – самый очевидный вариант в том случае, если машина была повреждена до вчерашнего дня, когда еще это мог сделать он. С другой стороны, если его алиби подтвердится, придется признать, что за тобой охотится еще кто-то. Тот, кто просто воспользовался стечением обстоятельств, когда у убийцы Николь появился повод тебя убрать. Так что придется повторить тот разговор, который состоялся после гибели мисс Гудвин. Подумай хорошенько, ты ни с кем серьезно не ссорилась?

– С тобой, – не задумываясь ответила я, так как это был совершенно очевидный факт.

– А кроме меня?

– Больше ни с кем. Хочешь – верь, хочешь – не верь, но я ссорюсь очень редко. Ты исключение из правил.

– Какое везение, – пробормотал Уайатт.

– А со сколькими людьми, кроме меня, за последние месяцы поссорился ты? – сердито спросила я.

Уайатт задумчиво потер лоб.

– Вопрос интересный. Ну ладно, пойдем дальше. Кстати, я отдал распоряжение допросить твоего бывшего мужа.

– Зачем?

– Да так. Уж очень странно, что после пяти лет полного молчания он вдруг решил тебе позвонить. Не верю я в совпадения.

– Но с какой стати Джейсону вдруг могло понадобиться меня убить? Ведь он не получит страховки и я не располагаю ничем, что ему необходи...

Я не договорила, так как вдруг вспомнила, что как раз располагала. Располагала губительной для его политической карьеры информацией и даже фотографией в качестве вещественного доказательства. Но с другой стороны, он не знал о фотографии, а я не была единственной, кому было известно о его изменах.

Взгляд Уайатта стал еще более пронзительным.

– Что? – резко произнес он. – Что ты знаешь?

– Вряд ли какую-то роль здесь могут играть его прежние измены, – задумалась я. – Это слишком нелепо. Пять лет я молчала, так с какой же стати он вдруг заволновался? Больше того, об этом знаю не я одна, так что моя смерть вовсе не поставит точку.

– А кто еще знает?

– Мама. Шона с Дженни. О самом факте обмана знает и папа. Мама в конце концов рассказала ему главное, но без деталей. Наверняка знают те женщины, с которыми Джейсон меня обманывал. Возможно, его семья. Кроме того, вряд ли сам факт измены первой жене пять лет назад, да еще не с той, которая стала второй женой, способен нанести серьезный ущерб политической карьере. Такая история способна только слегка подмочить репутацию, но не разрушить ее до основания.

Впрочем, карьеру могло погубить то обстоятельство, что Джейсон развлекался и с моей сестрой, которой тогда было всего семнадцать. Это сразу ставило талантливого политика в положение гнусного совратителя.

– Хорошо, пусть так. Вспоминай еще.

– Больше ничего не вспоминается.

Как я уже говорила, Джейсон не знал о том, что я сделала копии фотографии, так что с этой стороны опасность мне не грозила.

– В любом случае Джейсон неагрессивен.

– Насколько мне известно, он угрожал разбить твою машину. Подобная угроза уже не шутки.

– Но ведь это происходило пять лет назад. И для него было важно, чтобы я молчала об измене. В то время он баллотировался в законодательные органы штата, и подобная огласка наверняка бы здорово ему повредила. А если честно, угроза прозвучала в ответ на угрозу огласки в случае, если при разводе он не отдаст мне все, что я потребую.

Уайатт поднял голову и задумчиво посмотрел в потолок.

– Интересно, почему меня это совсем не удивляет?

– Потому что ты умный человек, – ответила я и покровительственно похлопала лейтенанта по мягкому месту.

– Ну хорошо, если ты не думаешь, что охоту на тебя открыл бывший муж – а я все-таки собираюсь его проверить, – то какие еще варианты существуют?

Я покачала головой:

– Кроме как у Дуэйна Бейли, поводов нет ни у кого.

– Ну же, Блэр, подумай хорошенько.

– Думаю изо всех сил! – раздраженно воскликнула я. Бладсуорт тоже начал терять самообладание. Воинственно сложил руки на груди и, глядя сверху вниз, приказал:

– Думай еще сильнее, чем изо всех сил! Ты член группы поддержки, а это означает, что есть сотни людей, которые могут жаждать твоей смерти!