Так жарко Киру было только однажды. В тот день он выволок обгоревшее тело имрахца, полыхая одеждой, волосами, кожей. Но остался жив. Потому, что когда-то он понял, что сила, энергия Жизни сильнее недвижимых гор, ледяных пустынь, полыхающих солнц…
Как и тогда, во время страшной аварии, он почувствовал, как ослепительная пленка, похожая на ту, что защищала его сознание и оберегала мозг от боли, медленно расползалась по телу, закрывая каждый кусочек, каждый клочок Кира.
Он знал, что это он сам.
Фризиец не желал погибать и пытался уберечь себя от испепеляющего пламени. Окутавшись в непроницаемый саван, он сделал вдох и, собрав каждую частичку собственного духа, единым мощным толчком вытолкнул всю без остатка энергию наружу, образуя непроницаемую сферу вокруг себя, точно такую же как и та что спасала его от ощущения боли. Но теперь эта сфера была так же материальна, как и миллиарды звезд, окружающих Кира и так же крепка, как и его вера в то, что сегодня он не погибнет.
Азул сидел в кресле Главного Инженера, забравшись в него с ногами и закрыв руками лицо. Ему казалось, что погиб он сам.
Азулу чудилось, что лютая ненависть к сопернику была сказкой. Вымыслом, случившимся вовсе и не с ним, ведь сейчас совсем не это чувство раздирало его на части.
Ему было горько, холодно и одиноко — он совсем не хотел смерти наглого придурка. Подумаешь, его выбрал Император, фризийцу все равно было не суждено занять трон. Но ведь когда он думал об этом, он ни разу не представлял его смерти или гибели, скорее провал и возвращение в свой никому не известный темный угол. А теперь его не стало.
Вместе они жили на Сидерисе, работая плечом к плечу, стараясь выбраться, выжить… вместе.
Кир исчез. Разве не этого он хотел? В этом не приходилось сомневаться.
Так когда же все успело измениться, перевернув личную вселенную Азула с ног на голову и заставив почувствовать признательность к фризийцу, дважды не бросившему его, при том что он плевал в него при каждом удобном случае?
Он хотел вернуть долг и остаться честным перед собой, когда летел прочь от отсека Космодрейфа. Признаться самому себе, что кем бы он себя не считал и как бы не обманывал, он все же отчаянно хотел верить и надеяться, что мир не так уж плох.
Разве фризиец не доказывал это сотни раз, честно сражаясь за свое существование, когда окружающие швыряли камни, когда он выжил на Доругане, и не был съеден аборигенами, и даже помогал этой голубоглазой дуре — жениться решил! Наверняка она его втянула в какую-то глупость, а у этого наивного идиота не хватило мозгов понять, в чем дело. Его поведение было глупым, неоправданным и… благородным.
Азул не встречал никого и вполовину настолько честного и смелого как Кир, и не за то ли он его презирал, что появившись из глухой черной дыры Империи, он был лучше многих. Лучше всех. Лучше него.
И он рискнул заглянуть в глаза надежде, когда дверь Мостика открылась во второй раз.
Он хотел верить, что и он имеет право быть лучше, сражаться за то что он считает стоящим, идти в том направлении, куда ведут его разум и сердце.
И вот теперь эта самая надежда облетала тонкими сухими лепестками на пол, собираясь раствориться в тишине неизвестного мира, не оставив о фризийце даже воспоминания, грозя превратиться в галлюцинацию и утопить сознание в белом шуме.
— Мостик, ответьте! Настойчивый голос капитана Грова доносился из коммуникатора. Азул сумел разблокировать заслон между двумя кораблями, когда Кир связался с докучливым «Посыльным» впервые, но разумно решил не сообщать о своем присутствии, поняв, что Кир ведет какую-то игру, говоря, что послан Главным Инженером.
— Мостик, ответьте!
Не двигаясь с места и не глядя на панель, он протянул руку к тумблеру, собираясь остаться в одиночестве, хотя это уже и так случилось.
— «Капитан, неизвестный объект в… каком-то шаре, по виду это… человек…» — тихо прохрипело в наушнике на заднем фоне связи.
— Прием!!! — закричал в микрофон Азул.