Выход из мрака

Глава 1

Удар грома заглушил слова священника. Лилли Мэй глянула на мисс Лейн, горделиво стоявшую рядом с Уиллом, и заметила, как мальчик держит громадный зонт над головой матери. Бережно. Заботливо. В свои четырнадцать лет он, казалось, весь состоял из длинных рук и ног. Да еще проницательных черных глаз, очень похожих на отцовские.

— Пепел к пеплу. Прах к праху. — Преподобный Колби, не обращая внимания на этот комментарий природы к происходящему, продолжал твердить пустые слова, служившие слабым утешением для тех, кто искренне любил покойного.

Изломанная молния где-то поблизости ударила в землю. Несколько дам громко ахнули. Бледная, дрожащая всем телом Мэри Марта Грэхем вскрикнула и двинулась к открытой могиле, словно намереваясь еще раз броситься на гроб.

Боже всемогущий! Лилли Мэй беззвучно застонала. Не хватало только, чтобы помешанная Мэри Марта устроила очередное представление для горожан. Разве мало они натерпелись, выслушивая ее истерические тирады?

— О, Кент, я люблю тебя. — Мэри Марта встала над серым стальным гробом. — Ты это знаешь. Пожалуйста, брат, пожалуйста, вернись. Не покидай меня.

Джеймс Уэйр шагнул вперед, обвил рукой талию падчерицы и потянул ее назад, снова на место между собой и ее матерью. Она быстро повернулась и уткнулась лицом ему в грудь, неудержимо плача.

Лилли Мэй увидела на лице Лейн выражение жалости и поняла, как ей хочется утешить бывшую золовку. Но подозреваемой в убийстве женщине не подобало любовно обнимать скорбящую сестру покойного. Бедная мисс Лейн. Просто несправедливо, что ее могут арестовать, она добрая, в жизни ничего дурного не совершила.

Ливень продолжался, усиливаясь по ходу заупокойной службы. Теплый влажный ветер забрасывал дождевые капли под темно-красный тент, где стояли члены семьи. Лилли Мэй стояла с мисс Лейн и Уиллом возле самого навеса. Когда Уилла пригласили присоединиться к семье Грэхемов, он отклонил предложение и преданно остался рядом с матерью.

Лилли Мэй знала, что люди скажут, что это подходящий день для похорон. Кое-кто мог даже намекнуть, что небеса оплакивали Кента Грэхема. Вряд ли это так. Она считала отвратительную погоду отображением его жизни — мрачной, безотрадной, холодной, пагубной. Этот жалкий сукин сын недостоин был лечь в могилу в ясный, солнечный день. Право же, Кент заслуживал того, чтобы дьявол выскочил из ада, прихватив с собой огонь и серу для опаления освященной земли. А потом самолично сопроводил бы гнусную душу Кента прямо в преисподнюю.

Когда служба закончилась и собравшиеся стали тихо расходиться, их остановил пронзительный вопль Мэри Марты. Лилли Мэй оглянулась и увидела, как Джеймс Уэйр и начальник полиции Бадди Лоулер силой удерживают сестренку Кента. Она вырывалась как безумная, озираясь по сторонам широко раскрытыми глазами.

Эдит Грэхем Уэйр наклонила царственную голову, ни единая прядь ее превосходно причесанных рыжих волос не повлажнела. Небрежно глянула на убивающуюся дочь, потом метнула свирепый взгляд на Лейн. Обвиняющее выражение ее зеленых глаз послужило предостережением бывшей снохе. Лилли Мэй подумала, что мало кто заметил этот взгляд. Люди смотрели, как оттаскивают от могилы лягающуюся и вопящую Мэри Марту. Все худощавое тело Лилли Мэй содрогнулось от дурного предчувствия. Она знала, каким могуществом обладает эта гранд-дама Ноблз-Кроссинга — вполне достаточным, чтобы противостоять тому, которым обладало семейство Лейн.

Лейн взяла Лилли Мэй под руку и умоляюще глянула ей в глаза. Тем самым напомнила вновь, что как бы скверно ни обернулись дела, ничто не имеет значения, кроме защиты Уилла.

— Поехали домой, — сказала Лейн, потом обратилась к сыну: — Не хочешь попрощаться с бабушкой?

— Не хочу ничего ей говорить, пока она обращается с тобой таким образом.

Лилли Мэй подумала, что никогда еще не гордилась Уиллом так, как сегодня. Мальчик только на пороге юности, еще почти ребенок, однако его любовное, заботливое отношение к мисс Лейн говорило о том, что он станет деликатным и благородным мужчиной, таким, как его воспитывала мать.

Лилли Мэй закрыла зонт и села на заднее сиденье белого «мерседеса» Лейн. Дома она приготовила кофе и легкий ленч. После смерти Кента Лейн почти ничего не ест. И неудивительно, учитывая, как быстро она стала главной подозреваемой в убийстве. Даже обычно зверский аппетит Уилла ухудшился за те пять дней с тех пор, как их привычная жизнь ушла в прошлое. Чем больше она старалась изгнать воспоминания о том ужасном дне, тем ярче они становились — подобно возвращающемуся кошмару, над которым она не властна.

Они молча ехали от Оквудского кладбища через Бэптист-Боттомс, мимо старого трейлерного парка и по мосту через реку Чикасо прямо на Шестую улицу. Взгляд Лилли Мэй задержался на ржавых распахнутых воротах бывшего трейлерного парка. Она много лет прожила там, в маленьком двухкомнатном трейлере с дочерью Шарон, кроме которой детей у нее не было. Каждое утро в половине шестого она ехала в своем старом «рэмблере» из трейлерного парка Майера на западный берег Чикасо и через весь город на Магнолия-авеню, к поместью Ноблов. И каждый вечер в половине восьмого возвращалась на другой берег реки, разделяющей город на имущих и неимущих.

Они с Шарон принадлежали к неимущим, и Лилли Мэй до сих пор винила себя в неистовом, неудержимом стремлении Шарон любым способом вырваться из бедности.

Джонни Мак Кэхилл был самым известным из неимущих. Представители местного светского общества не просто презирали этого парня; они ненавидели его. Он не выказывал ни малейшего почтения к их чванливой иерархии и не раз утирал им нос. Но когда Джонни Мак вошел в их мир, стал соблазнять их женщин и смеяться им в лицо, они сурово его наказали.

Он поклялся, что никогда не вернется в Ноблз-Кроссинг, однако Лилли Мэй молила Бога, чтобы ее неподписанное письмо заставило его вернуться. Если он вернется, поднимется черт знает что, поскольку многие считают его мертвым. Но Уиллу если когда и нужен его настоящий отец, то именно сейчас. И если Джонни Маку нужно отблагодарить мисс Лейн за спасение жизни, то сейчас самое время.

Лейн стояла на пороге комнаты Уилла. Свет в коридоре отбрасывал мягкие тени на кровать и длинную, стройную фигуру ее спящего ребенка. Джон Уильям Грэхем, несмотря на шестифутовый рост, все еще был ребенком. Приближающимся к зрелости, к взрослости, переполненным энергией будущих гормонов.

Он во многом походил на отца. Был слишком уж красивым. Черноволосым и черноглазым. Рослым и худощавым. И обладал неотразимой улыбкой, привлекавшей внимание всех юных девушек в Ноблз-Кроссинге. Но Уилл был также и ее сыном, и она воспитывала мальчика в любви, беззаботности и богатстве, неведомых ее отцу. Она привила своему любимому Уиллу чувство чести, достоинства и уважения к другим, которого Джонни Маку недоставало.

И душой, и разумом она была неспособна отделять отца от сына, и теперь, когда Уилл стал копией юного Джонни Мака, Лейн поняла, как нелепо было думать, что она сможет навсегда сохранить в тайне, кто его отец. Не будь Кент тоже рослым и темноволосым, кто-нибудь давно бы догадался об истине. Может, если бы это произошло, им всем было бы лучше.

Конечно, задним числом виднее. Начнись все заново, разве она стала бы лгать Кенту, позволила б ему считать Уилла своим ребенком? Хотя с тех пор, как они перестали быть детьми, Кент был в некотором роде ее обожателем, она никогда не испытывала влюбленности в него. Подчас даже сомневалась, что он ей нравится. Родители их были друзьями — занимали в обществе одинаковое положение и состояли в дальнем родстве. Обе семьи упивались мыслью, что когда-нибудь единственный сын Грэхемов и единственная дочь Ноблов объединят два самых богатых и дольше всех проживающих в округе семейства.

И, несмотря на все заверения Кента, она сомневалась, что он когда-нибудь ее любил. Да, он желал ее, неотступно преследовал, отпугивая большинство молодых людей, проявлявших к ней интерес. Хотел жениться на ней, обладать ею, властвовать над ней, но никогда не любил. А когда понял, что, даже будучи его женой, она так и не станет полностью принадлежать ему, вожделение к ней постепенно перешло в ненависть.

Лейн стояла над кроватью Уилла и наблюдала, как он дышит, почти так же она стояла над его колыбелькой и пристально смотрела, как его маленькая грудь вздымается и опускается в успокоительном ритме. С первой секунды, как взяла на руки, она любила его и знала, что сделает все возможное — заплатит любую цену, — чтобы он всегда был безмятежным, благополучным, счастливым, Ни разу за четырнадцать лет она не смотрела на Уилла, не вспоминая при этом о Джонни Маке.

«О, вы были искусны, леди, — сказал ей Кент. — Убедили меня, что Уилл — мой ребенок. Но мне следовало б понять. Догадаться. Я видел, как ты обходилась с ним, как обожала его. Ты никогда не питала бы таких чувств к моему ребенку. Господи, всякий раз, глядя на Уилла, ты думала о Джонни Маке, разве не так?»

Лейн убрала черный как смоль локон со лба Уилла.

— Господи, не дай ему вспомнить, что произошло в тот день, когда погиб Кент, — прошептала она.

— Пусть эти воспоминания останутся навсегда погребенными. Даже если мне придется всю жизнь провести в тюрьме, пусть будет так. Только позаботься об Уилле. Все, кроме его судьбы, не важно.

Кладбище было темным и тихим. Лунный свет лился на большой, искусно высеченный памятник и свежую заваленную цветами могилу. Джон Кент Грэхем. Единственный сын у матери. Но не единственный у отца.

Умный. Красивый. Обаятельный. Человек, которого любили, лелеяли, желали. Мир лежал у его ног, словно дар богов. И он разбазарил этот дар, словно бессмысленный пустяк. Он брал все и ничего не давал.

Темная фигура опустилась на колени, рука в перчатке погладила надгробный камень. Красивый, но холодный.

В точности такой, каким был Кент.

Кент, умевший очаровывать и соблазнять, умевший использовать людей и не позволявший использовать себя. Кент, обладавший всем, чего может пожелать человек, и слишком глупый, чтобы это ценить.

— Ты был жалким сукиным сыном! И прекрасно, что ты мертв. Слышишь? Прекрасно, что ты мертв!

Фигура поднялась с земли и огляделась, не наносит ли еще кто ночной визит любимому покойнику.

Все будет хорошо, пока Уилл не вспомнит, что произошло в тот день. Если память вернется к нему, придется заняться им тем или иным образом. Может, к всеобщему благу, мальчику повезет, и он никогда не сможет припомнить обстоятельств убийства своего отца.

Отца Уилла. Ха! Никто, прежде всего Кент, не подозревал, что Уилл — сын другого человека. И не просто другого, а незаконнорожденный отпрыск Джонни Мака Кэхилла.

Что испытывал Кент, осознав, что ребенок, которого он воспитывал, как собственного, мальчик, носящий его фамилию и обращающийся к нему «папа», в действительности сын самого ненавистного ему человека?

Ирония судьбы. Поэтическая справедливость. Что посеешь, то и пожнешь.

Интересно, Джонни Мак, черная душа которого наверняка горит в аду, приветствовал Кента, когда тот появился? Улыбнулся своей треклятой обаятельной улыбкой и посмеялся последним над Кентом?

В ночной тишине раздался негромкий, приглушенный смешок. Одинокая фигура плюнула на могилу Кента Грэхема, повернулась и зашагала к кованым воротам.