ГЛАВА ДЕСАТАЯ

Эллисон разбудил запах свежесваренного кофе. Ей показалось, что в комнате холодно, но кофейный аромат ассоциировался с теплом. Она открыла глаза, каким-то образом уже зная, что Якоба нет ни в постели, ни в апартаментах.

К серебряному кофейнику, стоявшему на ночном столике рядом с красивой чашкой веджвудского фарфора, молочником и сахарницей, был прислонен небольшой квадратик голубой бумаги.

«Дорогая, хочется верить, что тебе снились приятные сны. Завтрак подан в столовой. Этот кофе, надеюсь, поможет тебе окончательно проснуться. О Крее не беспокойся, я уже покормил его завтраком. Вернее, он был Ван Гогом, а я куском холста. В основном его каша попала на меня, а не ему в животик. Мне начинает нравиться быть отцом! Я попросил Гретхен присмотреть за ним, пока ты не будешь готова. Желаю тебе хорошо провести день. Увидимся вечером. Возможно, за ужином. Определенно буду к нашему с тобой времени.

Твой Якоб».

Эллисон глубоко вздохнула и снова откинулась на гору атласных подушек. До чего хорошо! Она посмотрела на часы над камином. Почти десять. Так поздно она не вставала с тех пор, как родился Крей. Вот роскошь-то!

Опершись на локоть, она налила себе дымящегося кофе. Напиток был густой, ароматный, гораздо крепче американского. Он ей сразу понравился еще в день приезда. Теперь даже трудно представить, как она снова будет пить ту бурду из бакалейного магазина, которую пила на завтрак в Нантикоке.

Вот и с Якобом так же, размышляла она. После такого мужчины, как он, — сильного, сложного, неотразимого — разве ей когда-нибудь понравится кто-то другой?

Только после второй чашки кофе Эллисон вылезла из теплой постели. Третью она взяла с собой в ванную комнату. Быстро приняв душ и высушив феном волосы, надела шоколадного цвета свитер, бежевые брюки.

Крей сидел в детской около своего тренажера. Рядом — Гретхен, скрестив по-турецки ноги.

Guten Morgen, — вскочив, весело поздоровалась девушка. — Его королевское высочество сказал, что вы очень устали и чтобы я посидела с малышом, пока вы спите.

— Спасибо, — поблагодарила Эллисон улыбнувшись. — Большое спасибо.

— Не стоит благодарности, принцесса! — Гретхен с обожанием обняла Крея. — Наш маленький Крей самый красивый малыш в Эльбии. И очень умный. Он уже знает о книжках, как осторожно надо их держать и переворачивать страницы.

— Я читала ему с самого рождения. Он любит книжки.

— Я буду читать ему по-английски и по-немецки. Так он научится сразу обоим языкам.

— Это было бы чудесно! — Эллисон нерешительно помолчала. — Я хочу до ленча поработать в библиотеке. Ты сможешь побыть с ним?

Гретхен с готовностью закивала головой.

— Вам бы не работать идти, а за покупками, ваше королевское высочество, — осмелилась посоветовать она. — В городе много Kleidergeschdften; как вы это называете — бутик? Магазин одежды? — Она многозначительно посмотрела на брюки и свитер Эллисон.

Эллисон засмеялась.

— Значит, в замке не одобряют, как одеваются дома американцы? — Что ж, придется пойти на кое-какие уступки. — Но время от времени мне просто необходимо побыть в спортивном костюме.

— В спортивном?! — Лицо Гретхен выразило ужас, словно Эллисон только что сказала ей, что собирается вываляться в грязи и в таком виде разгуливать по замку.

— Да, у нас считается, что ты не жила по-настоящему, если не провела целый день в этой домашней униформе. — Она рассмеялась, увидев тень сомнения на лице девушки. — Я куплю тебе комплект для твоего выходного дня.

Улыбаясь про себя, Эллисон вышла. Будет интересно узнать побольше о дворцовой жизни. Она легко сбежала вниз по мраморной лестнице на первый этаж. Из вестибюля до нее донеслись голоса и шарканье ног. Множества ног. Она забыла, что сегодня суббота.

Ей говорили, что в субботу и воскресенье некоторые помещения дворца открыты для публики. Туристов и горожан не допускали в спальни и в личные кабинеты Якоба и короля, но водили по многим другим комнатам, где можно было видеть старинные предметы, многие из которых относились к XV веку.

Подождав, пока пройдет группа, Эллисон пересекла парадный вестибюль с его вычурными канделябрами и огромной хрустальной люстрой и отправилась в библиотеку. Дверь была закрыта. Она открыла ее и вошла, все еще погруженная в мысли о романтической записке Якоба, неся в себе, словно горячий огонек, его обещание еще одной ночи любви. Только уже закрывая за собой дверь, она услышала мужские голоса и увидела, что в библиотеке двое мужчин.

Худощавую фигуру в темно-сером деловом костюме она узнала сразу.

— Ох, извините. Я не знала, что вы здесь, Фредерик.

Старый советник Якоба смотрел на нее без улыбки, стоя у огромного камина, в котором пылал огонь.

Guten Tag... мисс.

Она уже заметила, что он никогда не говорил ей принцесса или ваше королевское высочество, как называл ее остальной персонал.

— И вам доброе утро. Я собиралась опять поработать над составлением каталога, но, если у вас совещание, могу прийти позже.

Только сейчас собеседник Фредерика повернулся к ней лицом. Это был довольно крупный мужчина с совсем седыми, редкими волосами. Костюм, как и у Фредерика, сидел на нем безукоризненно. Глаза его сузились и как-то по-змеиному внимательно стали рассматривать вошедшую. Он не произнес ни слова.

Фредерик выступил вперед.

— Да, вам лучше прийти потом:

Neinf — прорычал другой, резким жестом подчеркнув свое неудовольствие. — Более подходящего времени не будет!

И Эллисон сообразила — перед ней сам Карл фон Остеранд, отец Якоба... свекор... дед Крея. Король Эльбии.

Во рту пересохло, руки задрожали. Она сплела пальцы перед собой. Но когда инстинкт стал побуждать ее покорно отступить, заставила себя шагнуть вперед.

— Ваше королевское величество, — дрожащими губами выговорила она, — я очень рада наконец познакомиться с вами. — Она протянула ему руку для рукопожатия, но король лишь уставился на нее. Тогда Эллисон быстро присела в книксене, подумав, что так, может быть, больше подходит к случаю.

Но и тогда Карл не пошевелился. Его губы остались плотно сжатыми в суровую линию.

Фредерик откашлялся.

— Король просил меня обратиться к вам от его имени. Вы, должно быть, уже поняли, что любовная связь с вами была большой глупостью со стороны Якоба, обернувшейся для него политической катастрофой.

— Глупостью? — переспросила она, внезапно поняв, что разговор приобретает враждебный оттенок.

— Да. Он должен был взойти на трон в первый день Нового года, после свадьбы на Рождество. Теперь этого не может произойти, пока он женат на простолюдинке.

— Я все это знаю, — медленно проговорила она. — Якоб рассказал мне про ваши традиции. Не понимаю только, почему факт его женитьбы на мне делает его неспособным править?

Король уставился на нее с таким видом, словно перед ним стояла самая глупая в мире женщина. Лицо его покраснело еще больше.

Фредерик заговорил нетерпеливым тоном:

— Таков das Gesetz... наш закон. Если старший сын короля женится на простолюдинке, трон переходит к следующему сыну. Но Якоб — единственный сын. Он должен править, иначе начнется хаос. Якоб умный человек, хотя, может быть, слишком часто идет на поводу у страсти. Он сознает, что не может жертвовать страной ради интрижки с женщиной без роду и племени. Тем более — с иностранкой! — Фредерик уверенно выпрямился и посмотрел на нее сверху вниз. — Моя дорогая, знаю, что вам очень больно это слышать. Но не обманывайте себя: Якоб под конец примет правильное решение. Он дал согласие встретиться в день рождественского бала с женщиной благородного происхождения, из Венеции. Он предложит ей стать его королевой и...

Из горла Эллисон вырвался сдавленный крик:

— Но он женат на мне!

— Это не имеет значения, — возразил Фредерик. — Он разведется с вами по прошествии приличествующего времени и женится на графине. Конечно, объявить об этом можно будет не сразу. Но детали нового брака уже разработаны. Якоб — умный мальчик. Он сделает то, что необходимо.

— И ваш умный мальчик согласился со всем этим? — прошептала Эллисон. В голове гудело, глаза щипало от слез, которые она не желала проливать перед этими высокомерными людьми.

Ответил ей уже король, причем на удивительно чистом английском:

— Разумеется, согласился! Он с детства знал, что от него требуется. Вы полагаете, он отвернется от своего народа ради какой-то американской девчонки, которая имела глупость забеременеть?

Злость выжгла всю боль и горькое разочарование.

— Значит, я забеременела сама собой? А мне кажется, что ваш сын имел к этому самое непосредственное отношение!

Карл смотрел на нее до ужаса знакомыми глазами — точно такого же цвета и формы, как у сына. Его голос смягчился:

— Скажите, мой сын говорил вам, что любит вас?

Она сжала губы. Нет, не говорил... Ни разу! Но признаться в этом двум властным людям, державшим их с Якобом судьбы в своих руках, она не могла.

— Я так и думал! — Карл вздохнул. — Я знаю Якоба. Он женился на вас, потому что чувствует ответственность за ребенка. Это единственная причина. До вас у него были женщины... много женщин. Будут и после вас, моя дорогая! Вам лучше понять это сейчас. Год — это слишком долго. Чем скорее вы покинете Эльбию, тем скорее сможете начать новую жизнь.

Больше сдерживать слезы она не могла. Словно в тумане, перед ней проплыли король и его главный советник, выходившие из библиотеки. Она осталась наедине с жестокой правдой.

* * *

— Ушла в город? Одна? Пешком? Она же здесь ничего не знает!

Рассерженный Якоб стоял в детской, а Гретхен, сидя на ковре с Креем, пыталась оправдаться:

— Я предлагала пойти с ней, но принцесса не захотела. — (Малыш был в озорном настроении — брыкался и извивался, норовя схватить няню за волосы.) — Принцесса сказала, что у нее есть кое-какие дела и она хочет уладить их сама.

Якоб сдвинул брови. Дела? Что же такое могло ей понадобиться, чего не нашлось в замке? И совсем не в привычках Эллисон оставлять Крея просто так, а не на время работы.

— Это я предложила ей походить по магазинам, — призналась Гретхен, словно почувствовав неладное. — Может, она пошла присмотреть себе платье для бала?

Закрыв глаза, Якоб обругал себя. Конечно же! Бал. За неделю до Рождества, то есть ровно через неделю, во дворце состоится большой бал, на который приглашаются все эльбийские подданные и вообще все, кто считает себя другом маленькой страны. Богатые и бедные, благородного и простого происхождения — каждый год на балу бывает несколько тысяч гостей. А он даже не сказал ей! Совсем забыл об этом бале.

— Надо было пригласить к ней портниху, — пробормотал он. — Послушай, Гретхен, если она вернется, скажи ей, чтобы никуда не уходила и ждала меня. Я пойду в город и постараюсь найти ее, но через два часа вернусь сюда, если мы не встретимся.

Гретхен кивнула, но была слишком занята игрой с Креем и, как ему показалось, слушала не очень внимательно. Однако повторять поручение у него не было времени.

Якоб пошел пешком, уверенный, что они не разминутся. Город небольшой, и найти ее будет нетрудно.

Он спускался по узким, извилистым улицам, шагая прямо через снежные сугробы, не замечая ничего вокруг и вспоминая недавний разговор с Томасом.

Сегодня он опять застал телохранителя в библиотеке. Его друг был, казалось, смущен неожиданным появлением Якоба. Перед ним на столике для чтения лежала раскрытая рукопись, такая старинная, что ее кожаный переплет местами отслаивался. Убедившись, что Эллисон здесь нет, Якоб хотел сразу же уйти, но Томас заставил его прочитать то, что обнаружил в древнем томе. До Якоба не сразу дошло значение этих написанных от руки на латыни строк. Когда он поднял голову и улыбнулся другу, тот ответил ему довольной улыбкой.

— Так вот чем ты тут занимался, старина! Я и сам в последнее время много читал. Храни это как собственную жизнь. Тут наше спасение.

— Еще одно, — сказал Томас. Якоб нетерпеливо приподнял бровь. Томас откашлялся и нервно поскреб в бороде. — Я должен кое в чем повиниться перед вами. Это я сообщил в «Таймс» информацию об Эллисон и ребенке.

— Ты?!

— Да, сэр. Видите ли, эта женщина не такая, как все. Я видел, что вы любите ее, но вас нужно было подтолкнуть.

— Подтолкнуть! — повторил Якоб, не веря своим ушам. — Жестковатый получился толчок!

— Да, сэр, похоже на то.

— И ты сожалеешь об этом?

С минуту Томас смотрел на него, словно взвешивая последствия неверного ответа.

— Нет, сэр, не сожалею. Вы любите ее. И она того стоит.

Люблю ее, повторял про себя Якоб, энергично шагая по улочкам. Люди здоровались с ним, приветливо махали руками, желали frohliche Weihnachten. Счастливого Рождества! Здесь, у себя в стране, ему не нужен был телохранитель. Его подданные видели, как мальчишкой он носился по улицам их города, и никому не казалось странным, если принцу иногда хотелось прогуляться.

И тут он заметил Эллисон. Окликнув, бросился навстречу. Но что такое? Необычная отчужденность в ее поведении изумила его. Эллисон отвела глаза и без особой радости ответила на легкий поцелуй.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего.

Он оглянулся через плечо на дверь, из которой она вышла. Reiseburo. Бюро путешествий!

— Ты собираешься куда-то поехать? Если тебе не нравится в Эльбии, мы можем несколько месяцев в году жить в Италии... во Франции... или в Соединенных Штатах. — Он нервно засмеялся. — Я легок на подъем, дорогая!

— Это бесполезно, Якоб, — сдавленным голосом произнесла Эллисон. — Ничего не получится.

— Что ты хочешь этим сказать? Что не получится? Разве тебе не нравится во дворце? Там все уже тебя обожают!

Кровь отлила от лица Эллисон.

— Не все!

Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

— О чем ты говоришь? Кто-нибудь сказал тебе что-то обидное?

— Фредерик меня ненавидит.

— Он старомодный напыщенный дурак! — резко бросил Якоб.

— Я виделась и с твоим отцом...

— Когда?

— Часа два назад. Я вошла в библиотеку, чтобы поработать, а они уже были там — он и Фредерик.

Руки Якоба, конвульсивно сжавшись, вцепились в толстую шерстяную ткань ее пальто.

— Что он тебе сказал?

Эллисон на секунду закрыла глаза, глубоко вздохнула и посмотрела на него с неестественно спокойным выражением.

— Сами слова не имеют значения. Важно то, что он прав, Якоб.

— Прав в чем? — крикнул он, не думая о прохожих, которые явно узнавали и... обходили стороной разгневанного будущего монарха.

— Я... я мешаю, — проговорила она.

— Отец так сказал? Сказал, что ты мешаешь?!

— Да, только более конкретными словами. И он прав, я действительно мешаю! — Эллисон смахнула слезы. — Мы делаем вид, что все образуется, но ничего не выйдет! На самом деле тебе нужно, чтобы я была твоей любовницей, а ты бы мог заменить на троне отца, как ожидается, но я не буду... не могу... — Она покачала головой, не в силах продолжать.

— Я женился на тебе! — прорычал он. — Или ты забыла?!

— А бал, Якоб? А графиня? Ты согласился на помолвку в ожидании нашего развода?

Он просто не верил своим ушам. Какую же кучу вранья наговорили ей эти двое старых чудаков!

— Нет! Я согласился встретиться с графиней только потому, что брачное предложение заочно брать назад не подобает.

— Но ты же просил ее выйти за тебя замуж?

— Нет! Фредерик сделал это предложение от моего имени... без моего разрешения. Очевидно, ему приказал отец. — Якоб вздохнул. — Я занимался поисками какой-нибудь зацепки, которая давала бы мне право жить так, как я сам хочу. Ее нашел Томас... — Он привлек ее к себе. — Все будет зависеть от того, что произойдет во время рождественского бала. Только обещай мне, что не сбежишь вместе с Креем, пока ситуация не прояснится.

— Но, Якоб... — начала было она.

— Молчи, — прошептал он и легко коснулся губами ее губ. — Оставь политику мне. Это то, что удается мне лучше всего. — Он посмотрел на нее с дьявольской усмешкой: — Впрочем, у меня есть еще один талант...

Загрузка...