Взаперти

Глава 7

Я едва успеваю на первую пару. Кажется, опаздывать становится традицией. И совсем недоброй. Ноги сами несут меня по коридорам, а мысли где-то далеко. В голове крутится одно: вчерашний мужчина в кафе. Его силуэт, знакомый поворот головы, пальто с высоким воротником. Нет, я не ошиблась. Это был он. Должен быть, он.

Лекция по магической теории начинается с опозданием. Преподаватель, мирс Эдвард, — высокий, сутулый мужчина с седыми волосами и вечно недовольным выражением лица. Он расхаживает перед доской, испещрённой сложными рунами, и монотонно бубнит что-то о взаимодействии магических энергий. Скучно. Тупо. Неинтересно и никогда не пригодиться в жизни.

Я сижу у окна, стараясь не привлекать внимания ничего неделанием. За мной — Рика, рыжеволосая девчонка с веснушками, которая, кажется, вообще не слушает. Она что-то рисует в тетради, изредка хихикая. Рядом Лайки — парень с тёмными глазами, который всегда выглядит так, будто только что вышел из тени. Он перекидывает записки через меня к Рике, и я ловлю себя на мысли, что они, кажется, встречаются. Впрочем, какое мне до них дело? Не хочу ни с кем заводить знакомства, да и со мной, скорее всего, общаться никто не будет. Наплевать на всех.

— Даниэлла, — раздаётся резкий голос мирс Эдварда. Я вздрагиваю. — Может, вы нам расскажете, что именно вас так заинтересовало за окном?

Да, я-то здесь при чем? Хочу возмутиться, но сдерживаюсь под пристальными взглядами десятков глаз.

— Простите, мирс, — бормочу я, не желая раздувать скандал. Когда же уже закончится эта дурацкая пара!

— Простите? — Он подходит ближе, и тень падает на парту. Чувствую себя неуютно, так как не люблю, когда надо мной нависают. — Вы, новенькая, думаете, что можете просто сидеть и мечтать? В Дарклэнде так не работает.

Упрямо молчу, а он уже поворачивается к доске и продолжает лекцию.

Рика пихает мне в спину записку. Я разворачиваю её:

«Не парься, он всегда такой. Просто старый ворчун».

Наверное, сказать, что я и не парюсь несколько невежливо, поэтому я улыбаюсь и киваю ей в знак благодарности. Лайки, сидящий рядом, бросает на меня оценивающий взгляд.

— Это ты с Джаспером что-то не поделила? — тихо спрашивает он, не отрываясь от своей тетради, а я пытаюсь понять, к чему этот вопрос.

— Можно сказать и так, — отвечаю уклончиво, не желая вдаваться в подробности.

— Держись подальше от него. И от его друзей, — советует он, и в его голосе звучит что-то вроде предупреждения.

— Рада бы, — бурчу я. — Но у него другое мнение. Между нами давняя история, которую непросто игнорировать. Джаспер совершенно точно не станет этого делать. Мирс Эдвард снова поворачивается в нашу сторону, и разговор затихает.

С трудом досиживаю до последней пары и выхожу в коридор одна из первых. Студенты толпятся у стен, обсуждая что-то на ходу. Кто-то смеётся, кто-то спорит. Я пробираюсь сквозь толпу, стараясь не задевать никого.

— В столовую идешь? — Ко мне подлетает Рика, с чего-то возомнившая, что мы подружки. Я не то чтобы против, но не сегодня.

— Нет, — отвечаю я. — Прости, но сегодня у меня дела в городе.

На ее хорошеньком лице мелькает обида. Я понимаю, какие могут быть дела у новенькой в городе? А ведь я даже не соврала.

Стараясь не тянуть время, выскакиваю на улицу. Сегодня холодно. С моря дует неприятный ветер, и идти куда бы то ни было, совершенно не хочется.

На выходе из академии меня останавливает Киран. В желудке сворачивается неприятный комок, я слишком хорошо помню вчерашнюю сцену в библиотеке. Он парень появляется из тени совершенно неожиданно. Его пальцы впиваются мне в запястье, останавливая резким движением. Я вскрикиваю и возмущенно смотрю на него.

— Ты совсем страх потерял? — шиплю я раздраженно.

— Тебе не стоит никуда ходить. — Его голос звучит как сталь. И лишь если прислушаться, где-то в глубине мелькают бархатные нотки. Только вот прислушиваться не хочется.

Я резко дёргаю руку, но он не отпускает.

— Отпусти. Или о твоих ночных подвигах в библиотеке узнает вся академия. Я слышала, тебе наплевать. А ей? Как ты думаешь? Ей наплевать? — шиплю я, глядя ему прямо в глаза.

Пальцы сжимаются сильнее, боль пронзает руку. Взгляд Кирана становится ледяным, но я не моргаю.

— Ты играешь с огнём. — Он наклоняется ближе, дыхание обжигает мои губы. — И мне действительно наплевать.

— Думаешь, она будет спать с тобой и дальше, если ее начнет полоскать вся академия? Какой повод для сплетен! Сынок директора спит со своей почти мачехой.

Он замирает. Напряжение между нами натягивается, как струна. Наконец, он резко отпускает мою руку.

— Осуждаешь или завидуешь? — ядовито спрашивает он, а я, пожав плечами, честно отвечаю. — Ни то ни другое. Понимаю. Слишком красивая. Слишком молодая и совсем не та, кого хочется называть мамой… История стара, как мир. И конец у таких историй всегда плачевен.

— Не суди о том, чего не знаешь.

— Да мне вообще все равно, что происходит в этой проклятой академии. Кто с кем спит, кто против кого дружит. Главное, отвалите все от меня. Ну так мы еще поговорим или мне можно все же идти.

— Иди, — бросает он сквозь зубы. — Но если с тобой что-то случится, я даже не моргну.

— Успокойся! — фыркаю я. — Никто не моргнет. Кстати, это касается любого запертого в этом долбаном месте. Счастливое исключение у нас тут только ты. У тебя есть папочка и общая на двоих Паула.

Киран грязно ругается мне вслед, но я ухожу даже не оборачиваясь. Он не будет меня задерживать. В этом я уверена.

Ноги несут меня по берегу сами, будто песок под ботинками тянет вперёд невидимой нитью. Волны швыряют на камни пену, солёные брызги впиваются в лицо как иголки. Ветер свистит в ушах, перекрывая даже рёв прибоя. Я иду, не останавливаясь, хотя давно уже дрожу от холода. Куртка промокла от тумана, но мне всё равно. Мысли путаются, и даже планирующего над головой ворона я замечаю не сразу. Решаю не обращать на наглую птицу внимания. Есть дела поважнее.

Мне кажется, Давид здесь, а значит, он снова появится возле той кафешки. В этом месте просто некуда больше ходить. И единственная причина, по которой Давид мог приехать сюда — я.

Вспоминаю его слова: «Я найду тебя везде». Тогда я посмеялась, приняв за шутку. Теперь же каждую ночь ловлю себя на том, что прислушиваюсь к шагам за дверью. Но когда Давид был очень мне нужен, он не пришел… не смог или не захотел, я не знаю до сих пор.

Резко останавливаюсь, поднимая облако чаек. Они взмывают с криками, будто смеются надо мной. Вдали маячит силуэт знакомой кафешки. Фонари возле входа разгоняют серый туман, и я устремляюсь к входу. Хочется уже попасть в тепло, выпить кофе

Туман цепляется за одежду, пробирается под воротник. Не отпускает ощущение чужого взгляда за спиной. Оборачиваюсь — никого. Только тени от фонарей колышутся, как призраки, и ворон парит над головой. В кафешку захожу под его осуждающее карканье.

— Чёрт, — шиплю себе под нос, ускоряя шаг.

Дверь хлопает за спиной. Тепло и запах корицы бьют в лицо, заставляя замереть на пороге, привыкая к теплу. Скидываю верхнюю одежду и двигаюсь к столику, за которым сидела вчера. Бармен, узнав меня, кивает и спрашивает.

— Латте с карамелью?

Киваю. Сажусь у окна и смотрю на застилающую набережную туман. Сегодня народу совсем мало, погода выдалась удивительно гадкой.

Кофе приносят быстро. Пена со вкусом карамели на миг меня возвращает в то время, когда я пила латте на набережной Горскейра. С ним.

Обхватываю чашку ладонями, пытаясь согреть пальцы. За окном темнеет. Фонари на набережной зажигаются один за другим, их отражения в воде дробятся волнами. Смотрю на дверь. Колокольчик звякает каждый раз, когда входят, но это местные, парочка туристов с картами, студенты. Никаких чёрных пальто. Нападает отчаяние. Неужели все бессмысленно? Хоть и пытаюсь убедить себя, что не все потеряно, я приду сюда завтра, и послезавтра, но справиться с упадническими мыслями все равно не выходит.

— Добавить ещё? — Бармен указывает на пустую чашку. Четвёртый латте. Голова уже гудит от кофеина, но киваю. Подожду еще немного

Окончательно темнеет. Вода становится чёрной, лишь пенящиеся гребни волн отсвечивают в лунном свете. Длинные тени от предметов делают атмосферу в кафе более мрачной. Почти все посетители уже разбрелись.

Он не придёт. Мысль вползает тихо, но от неё сжимается горло. Давит чашку так, что пальцы белеют. Всё это время я цеплялась за надежду, как утопающий за соломинку. А теперь соломинка ломается.

— Закрываемся, — с вежливой грустью говорит бармен. Видно, он наблюдал за мной весь вечер и теперь жалеет. Наверное, считает, что у меня сорвалось свидание. Хочу пояснить ему, что это не то, о чем он думает, а потом решаю: «К демону! Я даже его не знаю!», поэтому вежливо прощаюсь.

Поднимаюсь, ноги ватные. На прощание оставляю на столе чаевые и выхожу на улицу, под начинающийся дождь.

Ветер на набережной стал еще сильнее. Поднимаю воротник, но холод пробирает до костей. Иду вдоль воды, не разбирая дороги. Волны шипят, выплёвывая на камни водоросли и обломки ракушек. Где-то вдалеке кричит чайка — звук похож на детский плач.

— Мирс!

Голосок тонкий, словно звон хрустального колокольчика. Оборачиваюсь — девочка. Лет семи, русые косички, платье в синий горошек, слишком лёгкое для такой погоды. Да и сама девочка очень странно смотрелась на ночной набережной. Но прежде, чем я успеваю спросить ее, кто она и чего хочет, дна тянет мне конверт, перевязанный чёрной лентой.

— Вам просили передать!

Беру конверт и тянусь к ленте, но девочка очень серьезно говорит, прикрыв мою руку маленькой, холодной ладошкой.

— Он сказал, открыть позже…

Пока я моргаю, пытаясь разобраться со всей гаммой эмоций, девчонка убегает и я решаю ее не останавливать. На губах появляется улыбка. Он все же тут. Я не ошиблась.

Стою, сжимая конверт так, что пальцы белеют. Туман плывёт по набережной, как дым от костра, скрывая маяк и силуэты рыбацких лодок. Где-то за спиной слышу шуршание — оборачиваюсь, но лишь чайка взмывает с криком.

Он нашёл способ связаться со мной. Но почему не пришёл сам?

Поворачиваю свёрток. Печать — инициалы на расплавленном сургуче, точь-в-точь как на его перстне. Рука дрожит, едва касаясь угла. Что, внутри? Очередное разочарование или… надежда?

— Карго-о-о!

Карканье разрывает тишину. Чёрная тень пикирует с крыши кафе, крылья бьют по лицу ледяным ветром. Ворон вцепляется когтями в рукав, глаза-бусины горят яростью.

— Отвяжись! — вскрикиваю я, прижимая конверт к груди, не понимая, чего нужно приспешнику Джаспера.

— Кр-р-рыс-са! — скрипит он, клюв щёлкает в сантиметре от глаза. — Должна кр-р-рыс-су! Или глас-с… Залог!

— Не отдам! — Я бросаюсь в сторону, спотыкаясь о мокрые камни.

Карго взмывает вверх, конверт хлопает в его клюве. Сургучная печать цела, но уголок бумаги мелькает, дразня обрывком буквы «Д».

Давид…

— Верни! — Я нелепо прыгаю, пытаясь схватить птицу, но пальцы скользят по перьям. Ворон каркает, кружа над головой, будто смеётся.

— Конверр-р-рт за кр-р-рыс-су!

Он резко взмывает вверх, конверт невредим в клюве. Бегу вдоль пирса, камни скользят под ногами, волны хлещут по щиколоткам.

— Джаспер тебя подослал⁈ — кричу в пустоту. — Скажи ему, я не боюсь!

Ответа нет. Только эхо карканья, растворяющееся в тумане.

Останавливаюсь задыхаясь. Руки пусты. На камнях — чёрная лента, сорванная с конверта. Поднимаю её, сжимаю в кулаке. Шёлк холодный, как кожа змеи.

Сегодня я узнала главное. Давид здесь, и он обязательно меня вытащит из этого ада, но надо вернуть письмо. Я уверена, там что-то важное. Но узнаю я это, только когда найду пернатому вымогателю крысу! Да что б его!

Карго каркает вдали, будто бросая вызов. Поворачиваю к академии. Впереди ждет долгая ночь, ну, а завтра… завтра я верну конверт и узнаю, что мне хотел сказать Давид.

Солнце садится, окрашивая белёсые домики в персиковые тона. Узкие улочки вымощены брусчаткой, в окнах кафе теплятся огоньки. Даже порт выглядит опрятно — синие лодки качаются на волнах, сети аккуратно свернуты на деревянных помостах. Но под этой картинкой скрывается иное.

Я сворачиваю за угол, в ушах все еще звучит противное карканье Карго. И вместо того, чтобы, как все нормальные люди отправиться спать, я отправляюсь на поиски крысы. Очень надеюсь, то здесь есть где-то магазины для животных. В Горскейре везде продавали мышей на корм питонам и прочей экзотической живности. Не очень гуманно, но все лучше, чем ловить эту дрянь самой. А иного способа обменять записку у Карго я не вижу. Вот ведь противный ворон. Надо было ему появиться рядом со мной именно сейчас!

Зоомагазин я нахожу довольно быстро. Крошечная лавка с витриной, заставленной пустыми аквариумами. Вывеска покосилась, на дверях замок, покрытый морской солью.

— Закрыто, — зачем-то говорю я вслух и какое-то время печально изучаю заколоченные досками окна. Пойти простым путем, увы, не получилось.

Медленно поворачиваю назад, пытаясь понять, где можно найти крысу. И здесь меня осеняет! Там, где много пищевых отходов! Мне нужна помойка. Это последнее место, где бы хотела очутиться. Мой путь из элиты Горскейра на помойку провинциального города оказался каким-то уже очень быстрым.

Найти помойку несложно, нужно просто идти на запах, повинуясь крикам чаек. Помойку я нахожу в темноте за доками и понимаю, что это не то место, где мне хотелось бы провести вечер.

— Прелестно… — бормочу я, брезгливо и придвигаюсь ближе, чтобы убедиться. Крысы здесь есть.

Горы мусора, пропитанные дождём, шевелятся. Сначала думаю, что это ветер, но потом вижу: крысы. Десятки. Серые комки шерсти копошатся среди объедков, пищат, дерутся за кости.

— Фу… — выдыхаю, но шагаю ближе, содрогнувшись от омерзения. Как я должна поймать хоть одну? И очевидно, мне не нужна живая крыса! Я ее не донесу! А если она меня укусит? Мерзость! Мерзость! Мерзость!

Оглядываюсь по сторонам, в поисках орудия убийства. Противно.

Первая крыса бросается прочь, едва я поднимаю с дороги камень. Вторая, жирная и медлительная, замирает у банки из-под тунца. Прицеливаюсь, но рука дрожит. Все же живое существо, которое не могу хладнокровно убить. Противное, мерзкое, но живое.

«Тварь. Просто тварь», — убеждаю себя и, зажмуриваясь, все же швыряю свой снаряд.

Камень падает мимо, с грохотом скатываясь в воду сточной канавы. Крысы разбегаются, кроме одной — раненой, с перебитой лапой. Она забивается под прогнившую доску, глазки-бусинки сверкают в темноте.

— Давай… — шепчу, подползая на корточках. — Всё равно сдохнешь.

Меня трясет. Мне жалко этот мокрый, отвратительный комочек шерсти. Снова поднимаю камень, но когда готовлюсь бросить, крыса взвизгивает так, что я шарахаюсь в сторону, ударяясь затылком о ржавую бочку.

— Тварь! — Смахиваю с волос какую-то слизь, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Я не могу! Просто не могу!

Сдаюсь, я не готова поймать Карго крысу. Надо идти в академию, возможно, завтра придумаю что-то. Например, найду кого-то из местных мальчишек или рыбаков. Кого-то, кому можно заплатить, но сама… нет. К такому меня жизнь не готовила. Я слишком мягкосердечна.

Отступаю от этого пугающего, гадкого места и слышу, как рядом что-то шуршит. Оборачиваюсь — чёрный кот с белым пятном на морде. В зубах у него болтается ещё тёплая крыса. Наши взгляды встречаются. Он выгибает спину, шипит, и добыча падает в лужу. Удача!

— Эй… — делаю осторожный шаг, но кот уже исчезает в тени, оставив свою добычу более крупному хищнику. Это же просто великолепно. Неужели сегодня мне улыбнулась удача? Боги, во что превратилась моя жизнь, если я считаю удачей оставленную мне дохлую крысу.

Смотрю на оставленный мне подарочек и чувствую, как к горлу подкрадывается тошнота. Копаюсь в сумке и все же нахожу там пакет и салфетки.

Заворачиваю крысу в пакет из-под бутербродов, сунув в самую глубину сумки, и не могу отделать, что меня полностью пропитал запах смерти, крови и помойки.

— Придётся выкинуть сумку, — бормочу, оставляя помойку за спиной. — И ее содержимое. И всё, что на мне надето. Если проклятый ворон не отдаст записку, я клянусь, что найду и придушу этого мерзкого шантажиста.

Сумка тяжелеет с каждым шагом, будто крыса внутри превращается в свинец. Бумажный пакет шелестит, и я ловлю себя на том, что прижимаю его к боку, словно краденое. Улочки города пустынны — лишь фонари, одетые в кружево тумана, провожают меня мерцанием. Из открытого окна пекарни доносится запах ванили. Жизнь здесь течёт так, будто Дарклэнда и его склепов не существует.

Прохожу мимо гавани. Синие лодки покачиваются в такт волнам, словно спят. На мгновение останавливаюсь — в воде отражается луна, разбитая на тысячу осколков.

— Неужели ты здесь? — шепчу в пустоту, забыв, что в моей сумке лежит крысиный труп, ветер уносит слова в море, а я продолжаю свой путь.