— Я не позволю тебе меня нести! — решительно заявила Темпест. Глаза ее вновь сверкали гневом и энергией; суточный отдых явно пошел ей на пользу. Жар еще не спал, и голова кружилась, но Темпест не собиралась взваливать на Страйкера дополнительную ношу.
Ночь опустилась на землю и окутала их защитным плащом. Однако оба они прекрасно понимали: чем дольше оставаться на одном месте, тем больше риск, что их обнаружат. Но в глубине души Темпест боялась, что не сможет уйти далеко. Ее подташнивало от слабости, а ноги дрожали.
В первый миг Страйкеру хотелось заорать на нее во всю глотку, но, вспомнив о своих благих намерениях, он выбрал иную линию обороны.
— Хорошо. — Он отвернулся и начал укладывать их скудные пожитки в общий рюкзак.
— Что значит «хорошо»? — подозрительно спросила Темпест.
Страйкер пожал плечами и мысленно поздравил себя с верно выбранной тактикой. Впервые за много лет он не стал ввязываться в изнурительный и бесполезный спор. Он победил. Темпест не сможет пройти больше ста шагов. Она, конечно, упряма, но не глупа. И, когда силы ее иссякнут, Страйкер возьмет ее на руки и понесет, как и собирался с самого начала. Пожалуй, она еще извиняться будет! И сокрушенно обзывать себя «дубиной» — ее любимое ругательство по собственному адресу.
— Ну? — добивалась ответа Темпест, изумленная его необычной уступчивостью. Никогда в жизни Страйкер не соглашался с ней с первого слова! Он всегда знал, как лучше. Положим, в девяти случаях из десяти он оказывался прав, но Темпест раздражало и обижало такое недоверие к ней.
Страйкер забросил на плечи рюкзак. Он был тяжел, но ненамного тяжелее, чем два дня назад.
— Если хочешь, иди сама. Честно говоря, я и не собирался тащить тебя на руках всю дорогу. У меня, знаешь ли, рюкзак нелегкий. Да и тебя, хоть ты и похудела, перышком не назовешь. — Темпест метнула в него убийственный взгляд, который Страйкер предпочел не заметить. — Я ответил на твой вопрос?
Темпест вгляделась ему в лицо:
— Слушай, ты не перегрелся?
— Нет, а что? — слегка улыбнувшись, ответил Страйкер.
— Ты никогда раньше не сдавался без боя.
Страйкер нацепил инфракрасные очки и зашагал прочь. Темпест машинально поднялась и последовала за ним.
— Я и не сдался. Просто выбрал новую тактику. — Он говорил тихо, почти шепотом, словно боялся потревожить обитателей ночных джунглей.
— То есть? — таким же полушепотом спросила Темпест.
— Не волнуйся так. Я просто устал с тобой бороться. У нас с тобой не так уж много сил, чтобы растрачивать их по пустякам. Все, чего я сейчас хочу, — добраться до города, принять горячий душ и завалиться спать!
— Я тоже, — пробормотала Темпест, утирая пот со лба.
Они не прошли еще и четверти мили, но ей казалось, что путь длится уже несколько часов. Руки дрожали, пот лил градом. По счастью, Страйкер шел впереди и ничего не замечал. Или сделал вид, что не замечает.
Страйкер слышал, как тяжело дышит Темпест, и проклинал ее дурацкую гордость. Можно было бы заставить ее покориться… но стоит ли? Он замедлил шаг. Так они прошли около мили; последние несколько ярдов Темпест едва плелась, и Страйкер не раз пожалел о своем решении.
— Давай-ка передохнем. — Страйкер резко остановился и Темпест ткнулась ему в спину.
Страйкер, обернувшись, успел подхватить ее в падении, поднял на руки и усадил возле скалы футах в десяти от тропы. Сам он сел рядом.
— Держи, — произнес он, доставая флягу и поднося к ее губам.
— Извини, — слабо пробормотала Темпест. — Ты был прав. А я просто дубина.
От Страйкера пахло джунглями, мужской силой… и Страйкером. Никогда в жизни Темпест не вдыхала такого прекрасного запаха.
— И на редкость хорошенькая.
Темпест подняла голову:
— Не надо мне льстить. Я этого не заслужила. И потом сейчас назвать меня хорошенькой может только слепой.
Страйкер поцеловал ее в кончик носа:
— Значит, я ослеп. Ты такая теплая и мягкая… И глазки у тебя сонные и мечтательные, совсем как наутро после ночи любви…
Темпест знала, что не должна поддаваться очарованию этих слов. Их любовь давно стала частью прошлого.
— А общий вид — как будто меня волокли через джунгли ногами вперед!
Страйкер расхохотался и притянул ее к себе:
— Есть немного. Но тебе это даже идет. — Он снова поцеловал ее — медленно и властно, словно желал вознаградить себя за годы, проведенные без нее.
Темпест обвила его шею руками и ответила на поцелуй. Всем телом она чувствовала его растущую страсть и вместе с этим — удивительную нежность. Ей хотелось свернуться клубочком в его надежных объятиях и забыть, забыть обо всем на свете… Губы Страйкера были неожиданно мягкими и сладкими, как старое вино. Только безумец мог бы поверить, что все это не сон, — но сейчас Темпест была безумна. Она ждала этого всю жизнь — и наконец дождалась. Страйкер поверил в нее, позволил ей поступать, как она считает нужным. Он мог бы заставить ее подчиниться — но не стал. Не заставлял, не указывал, не требовал, не давал добрых советов… Просто был с ней рядом.
Вечность спустя Страйкер поднял голову и заглянул ей в глаза.
— Ты хочешь меня, — произнес он, надеясь, что она не услышит в его голосе радостного изумления.
— Да.
— И давно это с тобой?
— Мгновение. И вечность. — Темнеет неуверенно улыбнулась. Она не ожидала, что признание будет таким легким и естественным.
— Почему же ты никогда мне этого не показывала? Мне казалось, ты не страдаешь от ложной скромности и всегда просишь того, чего тебе хочется.
Темпест прикрыла глаза, чувствуя, как нарастает в ней гнев.
— Прошу? Запомни, Страйкер, я никогда и ничего не прошу! Мне слишком хорошо известно, что значит потерять гордость. — Она открыла глаза и взглянула ему в лицо, моля бога, чтобы на этот раз он наконец ее понял. — Я не хочу отнимать у тебя свободу, Страйкер. Не хочу привязывать тебя к себе. Это все равно что посадить тебя в клетку. Мы не сможем так жить. Ни я, ни ты.
Страйкер молча смотрел ей в глаза. Словно свет вспыхнул перед ним и озарил непроглядную тьму: он впервые понял, что происходило в душе у Темпест. При этом свете хитрый план его казался жалким и подлым. Первый раз в жизни Страйкер стыдился себя. Слава богу, он только начал претворять свои хитрости в жизнь! Страйкер протянул руку и провел пальцем по ее губам — так осторожно, словно боялся, что она сейчас исчезнет.
— Нам пора идти.
— Знаю.
Страйкер поднялся, прижимая к себе драгоценный груз:
— Постарайся задремать и не вертись.
Темпест положила голову ему на плечо:
— Хотела бы я стать хоть чуточку легче!
Страйкер поцеловал ее — и в ласке его Темпест почувствовала новую, неизведанную нежность.
— Ты легка, как пушинка, — едва слышно прошептал он, глядя поверх ее головы.
Темнота и удушающая жара делали свое дело: каждый шаг давался с трудом. Однако Страйкер шел быстро, делая привалы через каждые сорок пять минут. Темпест дремала, она ворочалась у него на руках, но не просыпалась. Когда небо побледнело и на востоке занялась заря, Страйкер отошел в сторону от дороги и стал готовить место для лагеря.
Темпест потянулась и открыла глаза, сбросив с себя одеяло. Она чувствовала себя почти здоровой.
— Видно, тебе здорово досталось, — заметила она, поднимаясь и наблюдая, как он достает из рюкзака еду. — Выглядишь хуже некуда. Отдыхай, а я приготовлю завтрак, — сказала она, коснувшись его руки.
Взглянув на нее, Страйкер отметил, что глаза ее блестят и на щеках появился румянец. Потрогал лоб — горячий. Температура держится. Не показывая своего беспокойства, он спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Темпест улыбнулась, стремясь прогнать его тревогу.
— Отлично. Только есть очень хочется.
Страйкер улыбнулся в ответ. Похоже, Темпест и вправду выздоравливает: в нормальном состоянии аппетит у этой хрупкой девушки был поистине волчий.
— Значит, ты проголодалась? Это обнадеживает!
— Еще как! — Она взяла у него рюкзак и начала рыться по карманам в поисках съестного. Особого выбора не было, но все-таки консервов, захваченных Страйкером, хватит, чтобы утолить голод. — Будешь тушенку?
Страйкер откинулся назад, рассматривая Темпест. Впервые до него дошло то, что все эти годы он принимал как должное: никогда еще Страйкер не встречал другой женщины, способной без жалоб и нытья принимать все, что подбросит жизнь; более того — получать от этого удовольствие! Что бы ни происходило вокруг, Темпест не хныкала и не бежала от реальности. Она принимала все, что происходило в жизни, как должное и жила настоящим, не прячась ни в прошлое, ни в будущее.
Темпест подняла голову; глаза ее удивленно блеснули.
— Ты еще здесь? — упрекнула она, доставая и откладывая в сторону банки с мясом и консервированными овощами.
— Я принесу воды.
Она помотала головой;
— Ну уж нет! Ты свое отработал! Теперь на должность шеф-повара и прислуги заступает Темпест Уитни-Кинг. Я слышу шум воды; значит, река недалеко. — Она шутливо ткнула пальцем в его мускулистую грудь; — Иди отдыхай. А работать буду я.
Она замолчала, ожидая неизбежных возражений, готовая во что бы то ни стало настоять на своем.
Страйкер видел, что Темпест готова к битве. Глаза ее воинственно сверкают — значит, близится гроза… И вдруг он широко ухмыльнулся;
— Слушаюсь, командир!
Темпест заморгала и уставилась на него так, словно у него вдруг выросли три головы и хвост. Уже второй раз за день Страйкер сдавался без борьбы!
— Слушай, с тобой точно все в порядке? — На этот раз она пощупала ему лоб, проверяя, нет ли жара.
Страйкер улыбнулся:
— Абсолютно.
— Температуры нет… Не тошнит?
— Нет.
— Головой не ударялся?
— Нет.
— Не болит голова? Или, может быть, кружится?
— Не-а. — Голова и вправду кружилась — только не от нездоровья. Вот уже два дня он, можно сказать, не выпускал Темпест из объятий. Чувствовал тепло ее тела, вслушивался в ее сонное бормотание, видел за непреклонным фасадом беззащитную детскую уязвимость…
— Да что с тобой такое, черт возьми! — пробормотала Темпест, разглядывая его во все глаза.
— А что?
— Ты уже второй раз соглашаешься со мной не споря!
Страйкер твердо решил больше не лгать. Пусть между ними все будет честно. Он готов сражаться рядом с ней — но не против нее.
— Может быть, я учусь.
— Учишься? Чему?
Страйкер пожал плечами, недоумевая, почему никогда раньше не пробовал решать дело миром. Почему он постоянно старался взять над ней верх?
— Да так, кое-чему.
Темпест сгорала от любопытства — это очевидно. И Страйкер был доволен. Пусть она задумается, пусть взглянет на него и на себя — может быть, тогда им вместе удастся найти ответы на мучающие его вопросы.
— Слушай, о чем ты вообще говоришь?
— О королях и капусте.
— Ненавижу, когда ты изъясняешься загадками!
Страйкер кивнул в сторону консервных банок:
— Ты, кажется, собиралась готовить завтрак. Я умираю от голода. — Он мягко перекатился назад и сел, прислонившись спиной к стволу дерева. — Вперед, женщина! Накорми своего повелителя! Теперь твоя очередь потрудиться.
Темпест поднялась на ноги. Он делает вид, что ничего особенного не происходит, хорошо, она поддержит игру.
— Как прикажешь, о великий и ужасный!
Страйкер рассмеялся ей вслед. Маленький лагерь скрылся за кустами, и Темпест замедлила шаг. Ей нужно было подумать.
Темпест казалось, что мир вдруг начал вращаться в противоположном направлении. До сих пор жизнь ее делилась надвое — «до» Страйкера и «после». Он был для нее другом, спасителем, недолгим возлюбленным и вечно любимым. Но он ее не любил. Темпест знала это, но без сожаления отдала ему свою невинность. Она понимала, что Страйкер не одобряет ее взглядов, мыслей, образа жизни, они — чужие люди. Но он желает ее. И тогда Темпест казалось, что этого достаточно. Каким же наивным ребенком была она в двадцать лет!
Она приняла его страсть как должное и позволила научить себя древнему как мир любовному таинству. И заплатила за урок слишком высокую цену. Крылья страсти подняли ее над землей и понесли в полет, из которого ей не суждено было вернуться прежней. Страйкер привязал Темпест к себе навечно: теперь она не могла даже вообразить себя в объятиях другого мужчины. И снова она неслась по миру в бешеной гонке за приключениями… но не могла убежать от Страйкера. Он стал для нее солнцем, путеводной звездой, ветром, дующим в паруса ее свободы. Она знала: пока жив Страйкер, с ней ничего не случится.
Но теперь, похоже, правила игры изменились. Страйкер стал другим. Он по-прежнему суров и грубоват, но в каждом слове его, обращенном к ней, чувствуется какая-то… нежность. Темпест нахмурилась, наполняя самодельный котелок водой. Страйкер никогда не был нежным — по крайней мере с ней. И никогда не отказывался от драки, а тем более от побед над ней.
— По какому случаю такой мрачный вид? Не беспокойся. Завтра утром мы уже будем в городе.
Темпест удивленно подняла глаза. Сама того не заметив, она дошла до лагеря.
— Я не об этом думала, — тихо ответила она.
— А о чем же? — так же тихо спросил Страйкер.
Темпест повесила котелок над бездымным костерком, который разжег Страйкер, пока она ходила за водой.
— О нас. О тебе и обо мне.
Скрестив руки на груди, Страйкер ждал продолжения.
Темпест подняла на него глаза, но тут же снова отвела их в сторону. Впервые за все время знакомства со Страйкером она робела перед ним.
— Ты изменился.
— Ты тоже.
Теперь Темпест смотрела на него во все глаза.
— Как?
— Я бы сказал, ты несколько утихомирилась.
Темпест широко раскрыла глаза:
— Я?
Страйкер ласково улыбнулся ей:
— А ты и не заметила? — Ему до боли в пальцах хотелось к ней прикоснуться, но он стоял, упрямо скрестив руки на груди.
— Нет, — задумчиво покачала головой Темпест.
«Что бы это значило?» — думала она. Страйкер знает ее как облупленную. Может быть, не понимает ее глубинных мотивов, но в том, что касается ее поведения, ему можно верить.
— Почему ты так думаешь?
— Посмотри на себя. Ты не жалуешься на бездействие, не суетишься, не рвешься вперед, не мчишься сломя голову… Совсем нехарактерно для тебя.
— Ну, я вообще-то болею… — с достоинством начала Темпест. Она сама не понимала, почему ее так обижают бесстрастные наблюдения Страйкера.
— Еще год назад это тебя не останавливало. Помнишь, как ты сломала ногу и врачи предписали тебе полный покой? И что ты сделала на следующий же день после выписки?
Темпест поморщилась. Еще бы не помнить! Ругань Страйкера и ошарашенные физиономии родных до сих пор снятся ей в кошмарных снах.
— Конечно, это было глупо… но я умирала от скуки.
— Ты пользовалась креслом на колесиках всего первый день, — сухо заметил Страйкер. — Еще не умела им как следует управлять, но должна была понимать, что для гонок по пересеченной местности этот транспорт не годится!
Темпест пожала плечами. Как ни странно, ей сейчас было и вправду стыдно за свое ребячество.
— Прости меня. — Эти неожиданно вырвавшиеся слова удивили их обоих.
Страйкер прищурился, вглядываясь в ее лицо. Темпест потупилась, щеки порозовели — вид у нее был жалкий и виноватый.
— Я поступила глупо. Представляю, как вы все перепутались!
— Еще бы! Представь: выглядываю я из окна кабинета твоего отца и вижу, как ты мчишься вперед на полной скорости! Ну просто самоубийца!
Темпест подалась вперед и легонько поцеловала его в губы. В глазах у нее блестели слезы, чистые и прозрачные, словно солнечные брызги в морской воде.
— Я не хотела тебя пугать. Я не подумала…
Страйкер пошатнулся, вдохнув ее свежий запах — запах земли, буйной зелени, нетронутой дикой природы… и Темпест. Никогда еще он не видел у нее на глазах слез. Эти сияющие капли драгоценной влаги в мгновение ока разрушили всю его оборону. Страйкер привык бороться с Темпест, но сегодня она сдалась без боя, и он оказался бессилен. Молча он прижал Темпест к себе и, приподняв ее голову за подбородок, заглянул ей в глаза.
— Ты знаешь, как часто в последние годы я просыпался, протягивал руки к тебе — и обнимал лишь пустоту?
— Как часто? — прошептала Темпест, глядя на него затуманенными глазами.
— Тысячу. Нет, миллион раз.
— Но у тебя были другие женщины!
Эта мысль отравляла Темпест годы разлуки. Другие женщины делят с ним постель, узнают его страсть и желание, а она не в силах забыться в объятиях другого. Порой Темпест готова была возненавидеть Страйкера за это.
Страйкер не мог отрицать правду.
— Но тебя же не было!
— Были другие, — закрыв глаза, глухо произнесла Темпест.
Страйкер молча смотрел на нее; тяжелая, давящая боль сжимала ему сердце. За эти четыре года он не раз пускался во все тяжкие — только для того, чтобы ее забыть. В конце концов, она, как и он, имела полное право разделить постель и жизнь с кем захочет. Да, он был для нее первым — и что из этого? Это не дает ему никаких особых прав и не возлагает особых обязательств.
— Почему? — Он провел пальцем по ее четко очерченным губам. — Ты — прекрасная женщина, созданная для любви. Ты щедро отдаешь возлюбленному всю себя. За эти несколько дней ты дала мне больше, чем все прочие женщины за всю жизнь. — Темпест молчала и не поднимала глаз, и в душу Страйкеру начали закрадываться подозрения. — Может быть, я обидел тебя, сам того не зная? Поверь, милая, я этого не хотел. Или ты не знаешь, что я скорее умру под пытками, чем обижу тебя?
Темпест открыла глаза — и прочла во взгляде Страйкера боль. Да, он обидел ее, сам того не подозревая. Но осмелится ли она объяснить ему, чем именно?
— Секс с тобой был потрясающим… я такого и вообразить не могла. — Да, в этом признаться можно. — Рядом с тобой я почувствовала себя совсем особенной — прекрасной и желанной. Мне было очень хорошо с тобой. — Она прикоснулась к его губам, когда-то столькому ее научившим, — и вспомнила, как эти губы скользили по ее телу, как шептал ей Страйкер слова любви и восхищения, с каким благоговением любовался ее наготой, как наконец овладел ею — столь мягко и нежно, что вместо ожидаемой боли Темпест ощутила невиданный взрыв наслаждения… От одних этих воспоминаний у нее кружилась голова и перехватывало дыхание.
— И у тебя никого больше не было? — В глубине души Страйкер знал это всегда, но только сейчас осмелился признать.
Синие глаза Темпест, всегда столь живые и озорные, превратились в зеркала, отражающие его собственное смятение.
— Нет.
Страйкеру казалось, что Темпест наконец протянула ему долгожданный ключ к своей душе. Только Страйкер не понимает, в какую скважину его вставить. А от Темпест, если бы она и знала, помощи не дождешься! «Думай, Страйкер, думай. Ты всегда умел находить выход из безвыходных ситуаций». Страйкер протянул руку и коснулся губ Темпест. Глаза ее тут же потемнели от желания, и его тело напряглось в ответ. Перед глазами вспыхнули образы тех волшебных ночей, когда она содрогалась от страсти в его объятиях…
— Когда… когда все кончится, ты вернешься ко мне?
Сколько боли может причинить одно короткое слово!
— Нет.
— Ты же хочешь меня!
Темпест не могла лгать:
— Да.
— И не позволишь любить тебя?
— Ты не любишь меня, Страйкер. Ты желаешь меня — как желал уже многих в прошлом и будешь желать многих в будущем. — Она обвела пальцем контур его губ, вспоминая их незабываемый вкус. — А я никогда не стану наложницей в гареме. Даже в твоем.