Глава 9. Елена

С утра еще больше задумалась. Если выпивохи отмазываются, что пьют для снятия стресса, то по мне — с утра этот процесс только хуже. К стрессу прибавились и тошнота, и головная боль. Любое движение давалось тяжело и болезненно.

Но едва до меня дошло, что я, абсолютно голая, спала с Витюшей в одной постели, сразу взбодрилась! И судя по тому, как болит все тело, мы с ним того… не просто спали!

Встать и уйти тихо не вышло, Витя проснулся, тоже недовольный чем-то, и, несмотря на странные мелкие капельки крови на простыне, он сказал, что я его кинула. Значит, не было ничего, я действительно просто уснула, кровь, видимо, с моих разбитых коленей. Что опять встало на моем пути?

Только Витя вышел за дверь, я кинулась к зеркалу и от отчаяния едва не разревелась.

Такого пугала достойно самое большое бахчевое поле, ни одна ворона за километр не подлетит. Судорожно нарыв в моем дорожном несессере зубную пасту, щетку и расческу, выскочила к умывальнику.

Класс! Водичка прохладная, чистая. Хоть стой и лакай ее, как наш кот из-под крана пьет и фыркает. Вот только по мере того, как я начала приходить в себя, до меня дошло, что несессер-то оставался в чемодане, в машине. А как он попал в дом? А очень просто! Леночка со школы приучена, что надо на утро одежду и прочее готовить с вечера! Значит, я вчера либо сама притащила, либо Витюшу просила.

— Елена, судя по всему, не Премудрая, а Прекрасная, а где ты это богатство взяла? — вкрадчивый голос Витюши за спиной не предвещал ничего хорошего, и оборачиваться на него было страшно, но и не пришлось.

Витенька обхватил меня за талию и сам развернул, одновременно вытаскивая у меня щетку изо рта, и без тени брезгливости засунул в свой. Глазищи злые, и я не спрашиваю почему, потому что вспомнила, что не смогла вчера подпихнуть свой чемодан обратно в багажник и, не закрыв машину, вернулась в дом. Моей целью было попросить Витю помочь с этим, но кажется, цель просуществовала в моей голове всего несколько шагов. А потом я вообще не помню, что было.

— Ты меня бил? Почему у меня бровь… и колени… и вообще все болит? — воинственно набросилась я на Витю, потому что лучшая защита это нападение. Все это знают.

Витя как раз закончил чистить свои бивни моей щеткой и пастой и снова от моих слов поперхнулся, потом чертыхнулся и нырнул в стоящую рядом бочку. В прямом смысле, уперся в бортики руками и, вниз головой перевернувшись, кажется, хотел утопиться. Но не влез весь. Я решила, что надо его накормить, потом подобреет и, может, даже не убьет.

Совершить благородный подвиг и приготовить завтрак Витюше мне не дала бабушка Галя, она пришла откуда-то уже со шкворчащей сковородой с картошкой вперемешку с яйцами. Чудное блюдо, но с огурчиками малосольными и живительным кофе было вкусно.

— Леночка, а скажи мне, ты из машины только самое ценное ночью приволокла? Свой минимаркет косметики? — рыкнул Витя, едва баба Галя ушла других свинюшек кормить. Обыкновенных поросят, а не как мы: напились и всю кухню тут запачкали.

— А я ключ на место положила, — вспомнила я единственное, что сделала верно, но Витя хвалить меня не спешил, грозно хмурясь.

— Мне только одно интересно, ты когда на работу устраивалась, в резюме указала свою главную компетенцию — виртуозно влипать в неприятности трижды в день? Машина открытая осталась, все вещи вынесли!

Витя подробнее рассказал, что ни наших вещей, ни всякой мелочи в бардачке уже нет. И его новую зарядку подрезали.

— Витя, я… я… — после этой содержательной речи я разревелась и принялась жаловаться. — Я неудачница, понимаешь? Мне ни в чем не везет! И я все время влипаю в какие-то дурацкие ситуации! И тебя вот подвела, все вещи украли! Ты меня на станцию отвези, а я там сама. Со мной всем плохо, я никчемная!

Не скажу точно, чего в этот момент было во мне больше: стыда, отчаяния или женской хитрости. Но плакала я старательно, чтобы Витя пожалел и обнял там, например. Ласково.

Плакала я минут двадцать, не меньше, закрыв лицо ладонями, все бормотала в свое оправдание, что я не специально, просто у меня все так. И чем больше стараюсь сделать правильно, тем хуже выходит. А еще я боюсь переспрашивать, чтобы не показаться глупой. Да что там переспрашивать, я и спрашивать боюсь. Например, когда пришла в первый день на работу, мне все казались такими умными и опытными, а я даже с офисной техникой никогда сама не работала. Так вот, вместо того чтобы спросить, как пользоваться, я все методом тыка изучала.

Да и здесь бы я не оказалась, если бы на Таню рявкнула и заставила все мне как есть рассказать. Тогда бы точно поймала ее на вранье, а она что — она мою особенность тихо невнятно мявкнуть давно изучила. И воспользовалась.

Голова от слез еще больше разболелась, пришлось выходить из убежища ладошек. Как оказалось, жаловалась я огурцам в банке. Вити в комнате, да и в доме, не было. Наверное, сразу ушел, не захотел нытье мое слушать.

Ни капли сострадания! Черствый сухарь!

С вселенской печалью навела порядок в доме. И, раз уж меня оставили одну, решила маску налепить, чтобы кожа перестала быть такой серой.

— Киса, пойдем по деревне гулять, а то нам твоего минимаркета косметики для существования явно недостаточно… твою мать! — рявкнул Витя. — Ты в курсе, что похожа на убийцу из фильма «Крик»? — явно переигрывая испуг, Витюша обмахивался панамкой бабы Гали, схватив ее с крючка прихожей.

— Невоспитанный хам! — в сердцах крикнула на него и убежала снова к зеркалу в спальне.

— А что, воспитанные хамы тоже бывают? — заржал Витя, но больше ко мне не лез, дождавшись, когда я приведу себя в порядок для променада по улочкам поселка.

— Пройдемся по всем домам, если вдруг у кого свои вещи заметишь, сразу не верещи, тихо мне скажи, — напутствовал меня Витя и неожиданно весело добавил: — Будет с тебя толк, Ленка, и обезьяну под водой курить можно научить! Считай, что ты моя стажерка!

— И стрелять научишь? — обрадовалась я, не знаю, как другим девчонкам, а мне всегда хотелось попробовать!

— Давай в полдень, когда самая жара будет, в лес подальше отойдем, — легко согласился Витя. — Лена, всем говори, что ты моя жена! — строго предупредил Витя.

— Это чтобы меня никто не обидел? — догадалась я и почему-то очень обрадовалась такому вранью.

— Нет. Хочу, чтобы тебе весь день было стыдно, что муж в грязной майке ходит! — развеял мои подозрения, что он обо мне беспокоится, Витюша.

Жители поселка радовали своим колоритом. Особенно дядя Вова-«Нах». Кличку он заслуженно получил, потому что к конце каждой своей фразы добавляет «нах». Вот прям во все. «Здорово, Степаныч, нах! Бабку мою не видел, нах?» И так во всем, но у него это настолько органично звучало, что спустя несколько минут разговора слух уже не резало.

Еще там была то ли ведунья, то ли знахарка какая. Витка ржал и просил ей дать мне настойку от неприятностей. Но женщина оказалась не робкого десятка и, увидев, как я поникла, насмешливо спросила у Вити:

— А тебе что, браток? Пьянки, удачи и лохов побогаче?

— Особенно тех, что этой ночью разбогатели! — разозлился Витька и меня от гадалки уволок.

Мы прошли часть поселка, но вещей не нашли. Не знаю, как определял Слон, что это не встретившиеся нам люди наши тряпки тиснули, я так каждого подозревала. Даже увидев в одном доме набор ножей как у нас, сразу Вите об этом доложила.

— Ты с собой кухонные ножи прихватила? — подозрительно округлил глаза на меня Витя, утащив меня под тень клена, и, нарушая мое личное пространство, допрашивал.

— Ой… нет. Просто такие же, — осознала я свой промах на радость Витеньке. — Я не киллер же! Они же все психи! А у меня справка есть!

Витька мое лицо ладонями обхватил и рассматривал, вроде как размышляя, сразу меня грохнуть или как жара спадет?

— Ленка, ты опять порядок забыла. Сначала думаешь, потом говоришь, — напомнил мне Витя медленно, чтобы дошло, и как будто не поверил про справку.

Но все равно гулять с ним было ужасно приятно. Особенно когда он улыбался или брал меня за руку, обходя домашний скот, пасущийся на улицах.

В местном магазине, купив нам перекус и себе всякие необходимые предметы гигиены, Витя потащил меня в лес, учить стрелять.

— Посмотрю на твои способности, а то вдруг ты зря в своем офисе людей нервируешь. Может, у тебя призвание!

Никакого призвания мне не выдавали, я вообще подозреваю, что когда я родилась, меня сильно недоукомплектовали. Но спорить не стала, наслаждаясь прохладой леса и слонячей фигурой, маячившей шагах в десяти и готовившей мне мишени.

— Ленка, патроны боевые, постарайся не застрелиться, я лопату не брал, — на полном серьезе попросил меня Витюша, добрая душа, и, встав за моей спиной, обхватил мои руки, вкладывая в них пистолет и поднимая.

Вот это прям райское блаженство, когда тебя обнимают крепкие мужские руки.

— Прицелиться нужно быстро, Киса, в твоем случае. На весу долго не сможешь держать ровно. Руки начнут дрожать. — Слон тихо говорил мне на ушко, и из-за этого мои руки начали дрожать заранее.

Время останавливается, а сердце наоборот начинает ускоренный бег. Он наклоняется еще ближе ко мне, и его дыхание щекочет щеку.

— Видишь цель? Киса, ты меня слышишь? М-м-м?

Слышу. Плохо, но слышу. А вот сказать ничего не могу! Во рту пересохло и голову от его близости кружит. Хорошо ему! Он уверенный в себе, дерзкий, и пусть от него веет опасностью, но он так ласково разговаривает со мной, что я расслабляюсь. Хотя понимаю, что это просто его уловка, чтобы соблазнить меня.

— Лена, давай, девочка. Тебе понравится. Немного адреналина нам не помешает.

Для чего не помешает? Я послушно поднимаю руки и навожу на мишень, как он говорит. Адреналина у меня и от него уже полно. Как только он фиксирует мои руки, сам тут же прижимается к моей спине, одной рукой притягивая меня за талию, а вторую оставляет на моем запястье.

— Стреляй, Киса, — снова тихо командует Витя, но его голос становится совсем хриплым, боже, у меня от него все тело в мурашках! Даже ноги! — Если промажешь, я тебя целую!

— А если попаду?

— То ты меня! — весело хмыкает хитрый Витенька и утыкается в мою шею, кажется, теряя интерес к уроку стрельбы совсем.

Я нажимаю на спусковой крючок, и тут же оружие пропадает из моих рук. Я не знаю, попала я или нет. Единственная мысль в этот момент, что в лес Витенька шел не для стрельбы. Слышу, как пистолет падает на землю, и тут же свободной рукой он разворачивает меня к себе, запуская вторую в волосы. Значит, я промазала, раз спешит тут же получить свою награду.

Витя задерживается в паре сантиметров от моего лица, заглядывая в глаза, и сразу опускает взгляд на губы. Мне моментально хочется их облизать, прикусить, не знаю, что за реакция такая, когда он на них смотрит, но я не успеваю. Губы Вити уже на моих, у меня небольшой опыт поцелуев, и все, с кем я целовалась, были мои ровесники, слюнявые и такие же неопытные, как я, ботаны. Поцелуй Вити совсем другой. Уверенный, умелый, и мне нравится все, что он делает своим напористым языком, нравится легкая шершавость его губ. И мне от него становится жарко, словно прохлада леса больше не спасает от солнца, от его тела и дыхания. От того, что это так волшебно — целоваться с ним в лесу, а вокруг только щебет птиц. Как в сказке.

— Ленка, ну чего ты? Расслабься, мы далеко ушли, — шепчет Витя и обе ладони опускает мне на задницу, притягивая к себе.

И до меня доходит, что это такой язык тела, он вжимается в мой живот своей ширинкой, и я догадываюсь, что у него там происходит и что он так мне говорит, что хочет со мной заняться этим прямо здесь. И пусть меня ругают все на свете, но я боюсь. Боюсь, что если сейчас откажу ему, он больше не захочет. А я ведь уже его выбрала для этой важной миссии и один раз уже его кинула. Возможно, это самый необдуманный мой поступок, но я тихо и уверенно говорю:

— Да, хорошо… хорошо.

Витя стискивает меня сильнее и снова целует, но уже не сдерживаясь, захватывает одной рукой мой затылок, впивается в губы. Поцелуй становится жарким, головокружительным, и у меня подкашиваются ноги от переполняющих чувств, и волнения там не больше, чем желания, так остро пронизывающего тело. Томление внизу живота мне, конечно, уже знакомо, думаю, все одинокие девушки в моем возрасте пробовали хоть какие-то ласки в ванной, и я не исключение. Вот только такого мощного и вытесняющего из головы посторонние мысли еще ни разу не возникало. Так сильно не слабели ноги, но до этого ко мне так откровенно не прижимался ни один мужчина. И, может быть, я ошибаюсь, но мне хотелось думать, что он так нетерпелив, потому что я ему очень нравлюсь как женщина. По крайней мере, его глаза стали другими, темными, манящими, и в них нет привычной насмешки.

Чувствую жесткие ладони на талии, на обнаженной коже, и моя футболка ползет вверх, Витя отстраняется, раздевая меня и рассматривая, бюстгальтер улетает вслед за футболкой, прятать грудь, наверное, глупо, но он мне и не дает, перехватывая мои запястья, его взгляд скользит по ключицам и останавливается на груди. Под его взглядом кожу словно озноб охватывает, соски некрасиво торчат, но ему это нравится, так что он тут же перемещает руки, сжимая в пальцах соски. Че-е-ерт! Это как рубильник запускает электричество по телу! С ума сойти!

Я уже сомневаюсь в своем решении не предупреждать его, но поздно. Витя разворачивает меня спиной к себе и снимает с меня шорты вместе с трусиками одним рывком. Страх, конечно, не отступает, дыхание сбивается постоянно, пульс колотится все быстрее. Я разглядываю кору дерева перед носом, пытаясь поймать путаные мысли. Так не должно быть? Как сказать?

Но я не говорю. Ничего не говорю, только превращаюсь в слух. Слышу тихое звяканье пряжки ремня, звук молнии, шорох одежды и рвущейся фольги. И в этот момент до меня доходит, что вот сейчас это произойдет. В лесу, с человеком, которого я знаю один день, и с ним у нас точно невозможно совместное будущее. Это неразумный поступок, но когда они у меня были иными?

— Ноги шире поставь, Киса, — говорит Витя, обхватывая меня за живот одной рукой, дергает на себя так, что мне приходится схватиться за дерево, чтобы удержать равновесие. Но я послушно делаю так, как он говорит, убеждая себя, что остановиться сейчас будет трусостью и меня точно прославят лет через пятьдесят на весь мир.

Я боюсь обернуться, столкнуться с ним взглядом, и все, что остается, это только, закрыв глаза, отдаться во власть его рук, исследующих мое тело, и впивать ногти в кору дерева. Он так быстро опустил ладонь, протолкнув в меня пальцы, что я только охнуть и успела, они быстро и неглубоко входят и тут же выходят, и я вздрагиваю, чувствуя, как вместо пальцев в меня упирается твердый орган, горячий и скользкий. Глубже вздохнув, замираю, уговариваю себя перестать трястись как чихуахуа у вентилятора. Никто от этого не умирает и, говорят, только первый раз больно.

— Держись крепче, детка, — хрипит Витя, но ответить я не успеваю, чувствуя короткое скольжение мокрых пальцев между ног. Он что, плюнул на них?

Давление в промежности увеличивается, словно в меня резиновую дубинку пытаются всунуть, и сразу же от низа живота до самых висков пронзает режущая боль. Я не сдерживаю крик, сердце готово выпрыгнуть из груди, и я впиваюсь в дерево, цепляясь, потому что ноги не держат, я их просто не чувствую. Витя замирает во мне, не двигается.

— Киса… Ленка… Надо было предупредить! — не сразу произносит Витя, видимо, тоже в первое мгновение удивился.

Я не могу ответить, кусая губы, по щекам льются слезы, и они горячие то ли от кожи, то ли сами по себе. Витя гладит меня, целуя плечи, не двигаясь во мне, но недолго, вскоре мне приходится снова закусить губу, ощущая новый толчок.

Уже не так больно, как первый, но все равно в животе неприятно растекается колючая проволока. По вымученно-шипящему стону я догадываюсь, что Вите не слишком нравится двигаться так медленно, и готовлюсь выдержать самоотверженно это испытание, не проронив ни звука. Но не получается, от его участившихся глубоких толчков снова больно, и все внутри распирает так непривычно, что я то и дело вскрикиваю.

Слон не подумал меня отпустить, похоже, он не привык себе отказывать, тем более уже начав, не собирался лишать себя удовольствия, а может, и правда так сильно перевозбудился.

Проходит, кажется, целая вечность, Витя, скорее всего, уже не сдерживается, сжав мои бедра, врезается так сильно и быстро, что внутри начинает все жечь, боль перерастает в ноющую и тупую. У меня заканчиваются силы и терпение, и я уже готова вырваться и бежать от него голышом, когда он вдруг покидает мое тело, стягивает презерватив, и я чувствую, как по бедрам течет что-то горячее.

Витя одним рывком руки разворачивает меня к себе, и я теряюсь от черного взгляда расширенных зрачков. Его кожа влажная, капельки пота выступают на лбу. Он одновременно и злится, и, кажется, еще наслаждается, продолжая поглаживать мою спину.

— Дурочка, — рычит на меня Витя, и я понимаю, что в носу снова противно щиплет, хочу оттолкнуть его, но он крепко держит меня за талию. Обнимает, позволяя просто полностью повиснуть на нем. И так мне нравится гораздо больше. Без острой боли, но в его руках, окутанная его запахом, я слушаю, как бьется его сердце за стальными мышцами, успокаивая меня своим ритмом.

Возможно, мои глаза, наполненные слезами, или невозможность стоять самостоятельно освобождают от его вопросов и прочей ереси, которая мне сейчас совсем не нужна. Пусть эти его вопросы и умозаключения так и остануться висеть в воздухе. Я не могу и не хочу сейчас ничего обсуждать.

В такой прострации я остаюсь, когда Витя кидает на землю свою майку «грязного мужа» и усаживает меня на нее. Я не нахожу сил шевелиться и сидеть тоже. Ложусь прямо на траву и смотрю на плывущие облака по голубому небу. Вот и все. Я больше не девственница. Витя молчит, и я не знаю, что он об этом думает, но уж вряд ли «только моя, никому не отдам». Ну и пусть, не сегодня, так завтра он отправит меня домой и забудет, как звали очередную кису. А я снова вернусь в свою унылую серую жизнь и буду засматриваться на каждого мужика, определяя, женат или нет, и как с ним познакомиться, чтобы не выглядеть навязчивой. И снова буду проходить мимо всех. Потому что я — мышь серогорбая, невзрачная.

Наверное, время сейчас такое. Большое количество самых смелых, отчаянных и настоящих мужчин слегли в период смутных лет. Вот такие, как Витя, ушли в бандиты, и большинство уже в земле. Так что те девчонки, что посмелее да поувереннее в себе, конечно, легко найдут себе спутника, а такие как я, синие чулки и неудачницы, и вот такой секс в лесу за счастье должны считать.

Витя стер с нас следы крови и спермы салфетками и достал из пакетов сок и хлеб с колбасой, наломал бутербродов. Прямо большими ломтями, потому что ножа у него с собой не было, даже в «барсике», как он называет свою борсетку.

— Ты промазала, Киса, а я, кажись, попал! — загадочно произнес Витя.

Но у меня не нашлось сейчас сил сделать вид непринужденный и уточнить, что он имеет в виду, говоря «попал».

Загрузка...