Я ухожу, любимый

Глава 24

Слова бьют наотмашь. Еще и еще.

— Беременна? — зачем-то повторяю я глухим голосом.

— У нее даже живот уже заметен. Ты давно ее видел?

Обвинение в голосе сестры звучит тихо-тихо, а эффект оказывает незабываемый.

— Когда это было в последний раз, заметно еще не было.

Слепым взором дырявлю стену, пытаясь осознать.

Мой темный мир, каким-то чудом державшийся на волоске от разрушения, начинает сыпаться и крошиться. Тьма, живущая во мне, вырывается на свободу, гася внутренний свет. Огонек, что догорал среди остатков моей души, теперь гаснет окончательно. Становится темно и мрачно. Зябко, как в дождливый день. Над головой лишь хмурое небо. Просвета уже нет.

Хотя… как это нет? Есть. Вот же он! Зорина. Она оставалась рядом, и небо было светлее. И я скоро стану отцом. Нашего с ней ребенка.

С ответом я не успеваю: Гелена приближается и хватает меня за запястье обеими руками, обжигая неожиданно-цепким прикосновением. Тащит за собой. Я, как огромная тень, послушно переставляю ноги, зеркаля движения сестры. Садимся на диван, лицом к лицу. Гела забирается с ногами и смотрит на меня. Во взгляде ее смешалось все: слезы, растерянность, ярость, беспомощность. Отчаяние.

Отчаяние…

Внутри меня борются два желания: прямо сейчас подняться на ноги и убежать от этого разговора, на всех порах мчаться к Зорине, но необходимо все же остаться. Дослушать Гелу. На ее губах горит невысказанный вердикт. Как дамоклов меч, готовый обрушиться в любое мгновение.

Обоюдное молчание полосует острым лезвием.

Ребенок.

Ребенок…

У нас с Зорей будет ребенок.

Что-то слабое, трепетное и лучистое начинает шевелиться в моей прогнившей душе, когда я мысленно прикасаюсь губами к ее священному имени.

Я испоганил все, что только смог, осквернил то хорошее, что еще оставалось в моей жизни. Замарал самое ценное. Втоптал в грязь возможность прикоснуться к чистоте и свету. В моей жизни уже нет ни заката, ни рассвета. Лишь вечная мгла, лютый мороз и холод. И даже изморозь не наступает: и все покрыто инеем. Везде стужа. Я научился с этим жить.

Зорина просила не приближаться к ней, не пачкать ее собою…

А теперь она носит мое маленькое продолжение. Я никогда не хотел детей. Принимал меры всегда. А сейчас…

— Ты слышишь, братишка? — мягко зовёт Гела. Она тоже выпита, сил в ней не осталось. По ее щекам струятся горькие слезы.

Поднимаю руку и стираю их пальцами: безрезультатно.

— Да. Слышу. Я буду отцом.

— А уже не факт, Акрам, что ты успеешь.

Взгляд мой фокусируется на ее глазах. В них подавленность и безысходность.

— Давай по порядку, — предлагаю я сэкономить время.

Гела кратко и сбивчиво объясняет мне, как работает сердце, артерии. Я не силен в медицине, имею лишь общее понятие о строении организма человека.

— Ей нужно срочно пройти дополнительную диагностику.

— Пройдем. Дальше?

— Дальше только с консультации опытных врачей. Но то, что я тебе могу сказать, исходя из своих знаний: это нужно либо очень тщательно держать под контролем, если еще есть чего ждать. Либо требуется скорейшая операция. И по тому, что я видела, вероятнее второе.

— Ну а почему нельзя оперировать? Сейчас же есть лекарства для беременных, специальные препараты…

— Потому что это не легкая операция. Разрыв может произойти в любую минуту, понимаешь? Любой скачок давления, да что угодно. И… все. Акрам… кровью зальет грудную полость. Спасти Зорю просто не успеют. Понимаешь?

У меня начинают трястись руки, и страх охватывает нутро.

— Да. Но почему оперировать нельзя, если существует прямая угроза здоровью матери?

— Это очень серьезный риск для ребенка. Слишком большой, Акрам. Такие операции проводятся на открытом сердце. Когда требуется его остановка и охлаждение тела человека. Если расслоение происходит в области, как у Зори, необходимо временно обеспечить искусственное кровоснабжение головного мозга и как раз реконструировать требуемый участок аорты за короткое время. И поверь, никто тебе не даст гарантию, что с ребенком в этот момент ничего не случится. Ни один врач! Да и сама операция может закончиться не очень хорошо, и что тогда делать?!

— Ну как-то же решают это все?! — не сдерживаюсь я.

— Да. Абортом. А после — операцией с кучей рисков. Но у Зорины срок уже приличный. И все обнаружилось только сейчас. Она сама вот-вот узнала и я, как могла, попыталась ее успокоить. Но… — Гела вновь плачет, не успокаиваясь. Навзрыд. — Акрам, если тебе они не нужны, ты хотя бы денег ей дай на обследования, операцию и протез для пересадки! Иначе мы можем их потерять очень скоро!

Не выходит сдержать ругательства, и сестра даже отшатывается от меня.

— Все, я не могу больше.

Подскакиваю, как ошпаренный, несусь в спальню, торопливо переодеваюсь. Сую телефон в карман спортивных брюк, вбиваю ноги в кроссовки.

Из ванной выходит Гела с зареванным лицом.

— Ты куда? — оглядывает она меня ошарашенным взором.

А я швыряю запасные ключи на комод.

— К Зорине поехал. Будешь уходить — дверь закроешь.

— Акрам, она просила тебе не рассказывать! Давай как-то…

— Все, уехал!